Текст книги "Аристо без смерти (СИ)"

Автор книги: Павел Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава восемнадцатая. Сожженная ведьма

Я залёг на самой границе рассада, устроился возле ствола дерева потолще, в нескольких шагах от узкой тропинки. Молодая поросль надёжно скрывала от вражеских глаз. Под ухом жужжали мошки, едва проснувшиеся после зимней спячки, и это жужжание даже раздражало, да и солнце припекает, настоящий рай.

Если бы не стена рассада в нескольких метрах. Там не росла мягкая трава, и даже мухи туда не летали, в искажённом, извращённом лесу царила мёртвая тишина, которую лишь изредка прерывало мерзкое хлюпанье. И пролежав пару часов, я понял, отчего мне так не по себе рядом с этими мясными пародиями на деревья. Они и правда двигались. По миллиметру в час, преодолевая отчаянное сопротивление древесных корней, отравляя землю сочащейся слизью. Медленно, но неумолимо. Миллиметр в час… За год они продвинутся на восемьдесят семь метров. Все эти маги, аристо, бояре… Грызутся за власть и деньги, и делают вид что это главное. А теме временем какая-то дрянь уничтожает мир миллиметр за миллиметром. И, что самое обидное, сейчас эта дрянь на моей стороне.

Я аккуратно поставил колбу со своеобразным биологическим оружием, расслабил мышцы и слегка вздремнул, но одним глазком, так что едва раздался тихий треск сломанной ветки, сразу очнулся, встряхнул головой приходя в сознание и сосредоточился на звуке.

День уже закончился, закатное небо ещё оставалось красным, но на небо уже поднималась здоровенная багровая Луна, так что света хватало, но рассад выглядел ещё хтоничней чем днём.

Ветки продолжали хрустеть одна за другой, к этим звукам примешивалось тяжёлое дыхание и, наконец, ругань женским голосом. Горелова не умела ходить тихо, или просто отвыкла бродить по лесам, как никак со времён ковена прошли годы. Если он конечно был, этот шабаш ведьм. Хренов мутный тип, и явно многое скрывает, но пока что наши интересы совпадают.

Горелова остановилась прямо на границе, разделяющей лес от рассада. Мясные деревья учуяли её и начали двигаться с удесятерённой скоростью так, что их перемещения были заметны уже и беглым взглядом.

И тут вечерний сумрак превратился в дневной свет. Яркая вспышка серпом прошла в стороны разрезая их стволы, да так, что пеньки будто оплавились. Воздух заполнился запахом палёного. Не аппетитного жареного мяса, а скорее пригоревшей яичницы.

Горелова смело шагнула на несколько метров вперёд и остановилась. Задумалась. Это плохо. Ещё немного, и она поймёт, что Хренова здесь нет. План с секретным оружием перестал казаться хорошим. А может, ну его? Пока она отвлеклась, можно просто прикончить одним ударом, и ведьма даже пыхнуть не успеет своим встроенным огнемётом.

Я аккуратно встал и по кошачьи начал подкрадываться, примеряясь, куда лучше бить – сразу в сердце или всё-таки сначала перебить шейные позвонки, Снегов успел научить меня, что маги намного крепче обычных людей и одной смертельной раны может не хватить.

Не повезло… Горелова внезапно решила оглядеться, и естественно заметила меня. Я замер. Ели сейчас будет ещё одна вспышка – мне конец. Но я не могу умереть.

Горелова придирчиво осмотрела меня сверху донизу наморщив лоб и наконец вспомнила.

– Голем? Ты то что здесь делаешь? Ты должен умирать в Академии. Или тебя выгнали?

Она ждёт ответа, значит голем способен к диалогу.

– Да. Мне сказали не возвращаться пока не найду наставника. Он должен быть там. – максимально равнодушным жестом я указал в сторону самой густой чащи рассада.

Горелова неожиданно обрадовалась:

– Да? Надеюсь рассад придавил этого мужлана. Но надо проверить. Иди вперёд. Живо!

Я мысленно пожал плечами, внешне разумеется никак не выдавая своих эмоций. Вперёд так вперёд, чем дальше тем лучше, благо что колбу я перед неудавшимся стелсом успел прихватить и спрятать за пазухой.

Правда ведьма за спиной немного нервировала время от времени она прижигала самые настырные ветки и, что хуже всего, постоянно бормотала:

– Хрен на ножках… Бешеный пёс… Безмозглый людоед… Монстролюб…

Ненависть так и кипела в ней. Такими темпами она перегорит даже без драки. Вот только если Снегов просто испортил воздух, эта и взорваться может. Думаю мы зашли достаточно глубоко в вотчину тентаклевых деревьев.

Я остановился и развернулся к ведьме лицом:

– Чего встал? Не знаешь куда идти?

– Хренова здесь нет.

– Вижу что нет, тупой голем! Узнаю кто это придумал – заживо поджарю!

Горелова развернулась явно намереваясь уйти. Ну нет, мы ещё не закончили.

– Тот кто это придумал прямо перед тобой!

Строго говоря, в момент произнесения пафосной фразы я был не перед, а за спиной Гореловой, но на уточнения не оставалось времени, потому что я уже швырнул колбу прямо под ноги ведьмы. Разумеется, метил я не в неё, в удачно лежащую корягу, при ударе о которую стекло звонко разбилось.

Горелова резко развернулась, вот теперь её лицо стало по настоящему бешеным, а в меня полетел поток пламени.

Который ушёл куда-то влево, выжигая в тентаклевом лесу прогалину, ведь в плечо ведьмы уже вцепилась возбуждённая ветка. Следующая вспышка огня спалила шустрика под корень, но в ведьму вцепилось ещё несколько древесных отростков.

Зрелище конечно было презанятное, но я не стал дожидаться пока Горелову надёжно зафиксируют, всё-таки выжигала рассад она эффективно. Так что просто выхватил подаренный Бериевой нож, одним прыжком сократил расстояние и вонзил лезвие в грудь магички, но стоило вырвать нож из свежей раны, как из неё хлынул поток пламени, словно из пылающей нефтяной скважины. Хоть струя и прошла мимо, я чувствовал, как тлеют одежда и волосы, так что пришлось отпрыгнуть на пару метров и наплевав на боль сбивать пламя руками. Нужно было купить кожаные перчатки…

Вслед уже летели всё новые потоки пламени. Но наступающие всей кучей мясные деревья наконец нащупали верную тактику и лезли ведьме в глаза, так что меткость её огненных шаров упала до нуля. Теперь попасть под удар можно разве что случайно, рука взяла нож на изготовку, нужно постараться добить её этим ударом. Один рывок…

И тут меня ослепила особо яркая вспышка, и лишь благодаря инстинкту я успел зажмуриться и рвануть подальше от невыносимого жара. Как же горячо. Трудно дышать раскалённым воздухом, а боль от ожогов уже стала фоном.

Хотя бы глаза мне ещё не выжгло, и я мог видеть что происходит. Горелову окружила сплошная стена пламени, через которую не то что прорваться, даже подойти к ней невозможно. Рассад по прежнему рвался к цели, хотя вряд ли в раскалённом воздухе ещё оставался запах девичьих феромонов, но похоже для тентаклевых деревьев эта атака стала делом чести. Повредить ведьме эти щупальца не могли, деревья доползая до огненной стены просто падали, словно поленья, в разрастающийся костёр. Огненная стена расширялась, поглощая всё больше деревьев, и мне пришлось отходить назад. Я даже швырнул в огонь пару подвернувшихся камней, но они лишь пшикнули в костре, не причинив ведьме ни малейшего вреда.

А фигура ведьмы возвышалась, словно её тело росло вместе с лесным пожаром. Хотя было ли там ещё тело? Сквозь языки пламени можно было разглядеть потрескавшуюся кожу, больше похожую на драконью чешую.

Произошло то, о чём меня предупреждал убийца магов. Я облажался. Не смог убить ведьму достаточно быстро и теперь, даже если она обречена, её силу уже ничего не сдерживает. Рассад кончается, новые тентакли уже не тянутся в огонь. Это огонь ищет их и жадно проглатывает, утоляя ненасытную страсть. Скоро огненное кольцо дойдёт до до обычных деревьев. А затем и до академии.

И тут завывания распространяющегося пожара заглушил новый звук. Пронзительный звериный рык, переходящий в волчий вой. А в следующий миг передо мной возник ещё один монстр. Гигантский оборотень, встал на коротковатые для такой туши задние лапы, задрал к полной луне клыкастую пасть и снова завыл, привлекая к себе внимание огненной ведьмы.

Мельком я успел отметить, что мышцы зверя бугрятся од свалявшейся шерстью, каждый коготь размером с мой нож. И что у вервольфа огромный хрен. Зверь сделал лапой предостерегающий жест, прозрачно посоветовав не вмешиваться, и рванул вперёд, прямо в языки пламени.

Некстати вспомнилась дурацкая шутка про то, что может быть хуже, чем увидеть в надкушенном яблоке червяка. Происходящее и правда напоминало всесожжение. Пламя стало невыносимо ярким. Всё что я мог сделать – это найти хоть какую-то ложбинку в земле, куда и рухнул закрывая голову, когда пожар превратился в настоящий взрыв.

* * *

Когда я очнулся, всё ещё горел рассад, но без очага, без всепожирающего живого костра, это пламя выглядело почти мирным и не стремилось распространяться дальше, довольствуясь тем, что уже стало добычей.

Там, где горела ведьма, теперь была воронка. В её центре валялся голый великан, вернувший человеческий облик, весь чёрный от копоти. От Гореловой остался только угольный силуэт. Ключ от дьявольской машины само собой тоже не уцелел. Боль достигла того уровня, когда игнорировать её уже не получается, в глазах туман. В ушах белый шум, во рту химический привкус адреналина. Остатки одежды свалились с меня после нескольких шагов, новенькая форма Академии со спины сгорела полностью. С кожей наверняка то же самое. Только нож до сих пор сжат в руке, вплавившись в плоть.

Из последних сил ковыляю к Хренову. Не мог убийца трёх десятков магов так просто сдаться. Его правый кулачище сжат. Из последних сил я разжимаю стальные пальцы. Вот оно! Сердце ведьмы, уцелевшее в адском пламени. Ножом разрезаю кровавый трофей на две части. Ту что меньше проглатываю не жуя, большую часть запихиваю в пасть Хренова. Выживи, монстролюб и бешеный пёс. Выживи! Ты тоже маг. Тебя не должно быть так просто убить.

Способность ясно мыслить понемногу возвращается, когда боль начинает стихать. Снегов и правда был слабаком. Другие маги намного опаснее. Нужно лучше готовиться к схватке. Огородничий… Теперь, когда ключ Гореловой навсегда потерян, он остаётся моим последним шансом. А ведь он ещё сильнее. Больше никакой самонадеянности. Оба раза я был не готов к схватке, и побеждал только потому, что не могу умереть. И в этот раз за победу пришлось заплатить. За твои просчёты платит всегда кто-то другой. Так было, так есть и так будет.

– Сталин, чтоб тебя! Ты меня вообще не слушал? Чуть весь лес не пожёг…

Хренов, родненький, очнулся и, поднатужившись, встал на ноги, с трудом удерживая равновесие.

– У тебя хрен припалило, я как мог сгладил неловкость момента.

– Ага. У тебя тоже. Но у тебя хоть волосы остались.

И правда, великан лишился своей и без того многострадальной бороды, а лысина, которую он задумчиво начал тереть, сразу начала отражать огненные блики. Впрочем, от этого великан стал выглядеть моложе, я думал что он почти старик, как архимаг, а оказалось он не старше Снегова.

Свои волосы за неимением поблизости зеркала я ощупал руками. Нет, кое-что и правда осталось, но в любом случае придётся теперь искать цирюльника. Ага, среди ночи, после пожара который видели издалека. Нет уж. Я снова поднял выпавший из обожжённой ладони нож, на котором ещё оставалась кровь из сердца ведьмы и начал брить черепушку, пока не привёл её в более-мене приличный вид.

– Закончил красоту наводить? Пошли в избушку, у меня там лекарство.

– От ожогов?

– От всего.

Пока мы, словно два контуженых бойца, добрели до избушки, ночь уже перевалила за половину. На месте с непередаваемым удовольствием я отмыл копоть холодной водой из кадки, натянул предложенные хозяином безразмерные штаны с рубахой и принял грамм двести «лекарства», настоянного на том самом мухоморе из рук загадочной лесной девицы. После увиденного преображения «Большого папочки», оставалось только догадываться, как лесные девицы выглядят на самом деле, и была ли оговорка в любимой песне Хренова действительно оговоркой.

Глава девятнадцатая. Воспоминания о большом холме

Вернувшись в Академию я не пошёл в комнату, а сразу ввалился в библиотеку. Благо именно на такой случай вместе с одеялами я заначил там запасной комплект формы, в который и начал переодеваться.

– Одежда на тебе так и горит, – съязвила кукла. – И где же ключ, ради которого мы устроили эту авантюру?

– Хотел бы я сказать, что кое-где спрятал его, чтобы тебя позлить, но как видишь, – я приосанился и развёл руками в стороны, – его нет. Придётся добывать у Огородничего.

– Я понимаю, что ругать тебя бесполезно. Но не мог бы ты для начала одеться? Или хотя бы прикрыть свой отросток. Я не привыкла к подобным зрелищам и, к величайшему моему сожалению, не могу отвернуться или прикрыть глаза руками.

Я улыбнулся, манера общения Рашимилы даже как-то добавляла этому месту уюта, и натянул штаны.

– Между прочим, многим девушкам подобные зрелища очень даже нравятся. Надо только немного привыкнуть.

– Нравятся настолько, что исполнитель главной роли прячется от поклонниц по подвалам? – ожидаемо съязвила Раша. – Хотя понимаю, должно быть это связано с человеческим телами. Возможно будь у меня такое, это зрелище доставило бы удовольствие и мне…

Натянув рубашку я замер, очень уж тоскливо прозвучала последняя фраза.

– Раша… Ты ведь не всегда была куклой? Твоя память ведь возвращается. Ты помнишь что-то до встречи с Рашимилом?

– Нет. Рашимил был всегда. Он меня создал. Я ведь его тайное оружие, его сокровище, не забывай. Но в чём-то он был лучше имперских архимагов. При нём я не сидела по подвалам. Я могла свободно передвигаться по всему поместью. Даже выходить в лес.

– А ты бы хотела… Хотела снова выйти наружу? Я мог бы взять тебя с собой, хотя бы в тот же лес. Тем более там без рассада стало безопасней.

Кукла молчала. Слишком долго для эффектной паузы.

– Ты делаешь ошибку, Сталин. Относишься к проклятому артефакту как к человеку. Это обязательно тебя погубит. Я не человек. Я не одна из вас.

– Знаешь, меня тоже не считали человеком. И я тоже был оружием… Проклятым оружием. Ты предупреждаешь меня об опасности, а это человеческий поступок, Раша. И можешь не называть меня Сталиным. В конце-концов это не моё настоящее имя…

– Хорошо, буду называть тебя Бессмертным Дураком. А теперь мне нужно работать над твоей проблемой. Спи или читай. Мне всё равно. Главное не мешай.

Несмотря на тон, который больше напоминал холодный душ, голос в голове уже не казался таким уверенным, он становился всё более… человечным? Однако давить на Рашимилу и правда не стоило, так что я просто вытянулся в уже ставшей родной нише и провалился в болезненный сон, который всегда приходит после очередного ранения.

* * *

Эта ночь светлее, чем иной день. Небо ясное, и лунный свет проникает в каждую ложбину. Предметы в серебряном сиянии выглядят иначе. Таинственно, даже чужеродно. Сейчас бы просто лечь на травку и уставиться на небо – сегодня можно разглядеть даже рукав Млечного Пути. И мечтать о том, чтобы оказаться там, среди звёзд, где нет грязи, шума, нервной тряски. Где нет людей.

Не в этот раз. Сегодня я охочусь на крупного зверя с железной шкурой. Боевая машина неуклюже переваливается по холмистой местности. Обычно эти гробы на колесах выдают приличную скорость, но ночной сумрак и неровности на пути заставляют водителя быть осторожным. Наверняка набит людьми (удобнее конечно считать их не людьми, а просто врагами). Это их ругань заставляет водителя ехать медленно и аккуратно. Они не видят меня. Точнее нас. Айван весь дрожит от предвкушения. На само деле его зовут Ваней, но все новички придумывают звучные прозвища, и некоторые к ним прилипают до самой смерти. Толку от напарника ноль, так волнуется, что и в упор промажет. Но должен же кто-то обстреливать новичков. Толкаю его в плечо чтобы не суетился, и паренёк замирает.

Экипаж машины войны не видит меня. Луна и Ночь, верные подруги, скрывают нежным покрывалом. А тепловизоров у врагов либо нет, либо они не умеют ими пользоваться. Поднимаю трубу гранатомёта, краем глаза следя, чтобы Айван не оказался возле выхлопа, с него станется. Разум высчитывает идеальную траекторию снаряда. Идеальное место я приметил ещё давно, и железный зверь послушно движется к ловушке. Небольшой пригорок, из-за которого видно только башенку, чтобы перевалить через него машина ещё больше замедляет ход, а на подъёме на миг показывает почти беззащитное брюхо.

Гранатомётный выстрел попадает в цель. Айван с воодушевлением целится в дымящийся корпус, готовый срезать каждого, кто попытается вырваться их горящей братской могилы. Его ждёт разочарование, выбираться некому. Мы ждём почти минуту, чтобы убедиться в отсутствии движения, и наконец опускаем стволы.

– Моё почтение. Одним выстрелом всех накрыл! – Айван едва не подпрыгивает от восторга. Слышна в голосе и зависть. Должно быть мечтает сам кого-нибудь подстрелить. Глупый мальчишка. Все мы здесь дураки, были бы умнее, наблюдали бы со стороны.

– Не суетись. Отходим, пока шумно не стало.

Мы возвращаемся на базу, но недостаточно быстро. Ночную тишину нарушает свист, которым Смерть подзывает глупых смертных.

– Ложись!

Сгребаю ошалевшего парня в охапку и сбрасываю с дороги, навалившись сверху. Всё равно я не могу умереть, может и он выживет….

Обстрел накрывает на удивление точно, удар, темнота, миг блаженного покоя с робкой надеждой на вечность, и снова боль. Шум в ушах. Тошнота. Я не могу умереть.

– Айван, жив? Айван?

Мёртв. Осколок в черепушке, как ни пытался я перехватить своим телом смертельный подарок. Вопреки логике, вопреки здравому смыслу, вопреки собственному желанию, я всё ещё не могу умереть. Это давно не дар, это проклятие. Нужно вставать.

С трудом поднимаюсь и смотрю в ту сторону, откуда прилетела смерть, Рука сжимается в кулак.

– Суки! Все суки!

* * *

Я проснулся от собственного крика и сделал несколько вдохов. Так, наивно рассчитывать, что кукла ничего не услышала. Она то уж точно не спит.

Я приподнялся и сел на своей импровизированной кровати.

– И часто тебе снятся кошмары?

Голос Рашимилы равнодушный, но это уже другое равнодушие, слишком показное чтобы быть настоящим.

– Постоянно. Обычно я просто не подаю вида. Хотя в этот раз был не кошмар. Скорее воспоминание.

– Переживаешь провальную битву с этой ведьмой?

– Нет. В конце-концов я жив, а ведьма сгорела в огне. Это воспоминания из моего мира.

– Что, в том мире ты тоже был героем который побеждал только благодаря везению?

– Что-то вроде того…

Я задумался, может стоит лечь и попытаться снова уснуть или лучше вернуться в комнату, а то я подозрительно редко там бываю.

– Расскажи мне. Об этом своём мире. И о своей жизни.

Неужели ей стало интересно?

– Не хочешь рассказывать?

– Просто думаю что сказать. Так просто и не объяснишь.

– А ты попробуй. В твоём мире не было магии, но боярские кланы то существовали?

Я кивнул:

– Да. Назывались по-разному, но от местных особо не отличались.

– И чем славился твой клан?

– Мною. Потому что больше в нём никого и не было. Я всегда был один. Не было семьи, не было связей. И я не очень хорошо ладил с людьми. Чаще дрался, чем разговаривал. В драке хотя бы всё понятно. Иногда правда появлялись попутчики, но они либо уходили, либо умирали.

– Было трудно?

– Вроде того. Одиночки в нашем мире либо не выживали, либо оставались на дне. Чтобы хоть как-то устроиться надо было прибиваться к чужим, и надеяться, что может быть с годами признают почти своим. А до того быть хуже, чем просто никем, пресмыкаться перед каждым куском дерьма, кому повезло родиться где надо. И мне никогда не хватало для этого терпения. Никак не мог смириться с тем местом, что мне подготовил мир, а всякие ублюдки пытались мне о нём напомнить. Поэтому я и дрался.

– Но ты сильный и хорошо дерёшься.

В голосе куклы проскальзывало сочувствие. Ха-ха, она меня жалеет. И всё же я уже не мог остановить поток жалоб на несправедливый мир.

– Да, драться получалось неплохо. Хоть мне и не досталось сильного клана за плечами, зато я был выше и сильнее обычного человека. Один на один меня никто не мог одолеть. С толпой тоже научился справляться. Сколько бы их не было, одновременно нападать могут только двое-трое. И толпу легко напугать, нужно просто выбивать первых пожёстче.

– Если ты сильный, то клан должен сам предложить тебе присоединиться. Сразу как равному.

– Это вряд ли. Побитые почему то не спешили брататься и приглашать в себе. Каждая новая стычка закрывала всё больше вариантов к кому бы прибиться. По всему выходило, что мне суждено закончить дни в тюрьме или психушке. Но и правда, появилась одна маленькая банда, которая сама захотела меня принять. Они были слабы, их было мало, им нужен был кто-то, кто умеет сильно бить. Я сразу стал городским бригадиром, потом стал старшим по провинции. И банда вдруг стала расти, наращивать силы. Из горстки хулиганов и психопатов мы выросли в целую сеть, опутали всю тогдашнюю Федерацию и большую часть отколовшихся провинций. Казалось ещё чуть-чуть, и можно побороться за реальную власть…

Вышло по другому. Федерация наконец обратила внимание на мелкие кланы. Кого-то убили на улицах, кого-то забрали в тюрьму и убили уже там. Самый умный сбежал с общей кассой, и к сожалению это был не я. Многих перевербовали. И тут началась заварушка на приграничных территориях. Под пулями многим из нас казалось безопаснее, чем на мирных территориях. Там мы хотя бы могли стрелять в ответ. Одно время казалось, что эта войнушка дана нам как шанс всё исправить. Ввязаться в бой, добиться успехов, получить признание и свою землю. Всегда мечтал о своей земле, чтобы жить по своим правилам, без царей и бояр.

Естественно, ничего не получилось. Федерация отправила регулярные войска, которые постепенно вытесняли наших. Формально нас не объявили врагами, а называли ополченцами или добровольцами. По факту нас убивали одного за другим. Насылали сарматов, этих дикарей, которых заваливали деньгами и оружием, только чтобы они нападали на нас. После стычки с ними я и оказался здесь. Такая вот история.

– И что ты собираешься дальше делать? Снова соберёшь клан и будешь захватывать для себя землю?

– В этом мире, холм огромный, мне бы сначала собственное тело захватить. Без големов и чужих воспоминаний. Мне и свои то порядком надоели. Кстати, когда ты вытащишь из меня голема, может сможешь и лишнюю память удалить? Хоть высплюсь.

– Это вряд ли. Воспоминания тесно связаны с душой, нельзя удалить одно не повредив другое. И… Эта твоя странная фраза про «огромный холм», почему ты всё время её произносишь?

Рашимила сменила тему разговора. А мне и правда полегчало. Хорошо когда есть возможность выговориться. Я снова улыбнулся.

– Это что-то вроде метафоры. Метафоры члена само собой.

– Я уже жалею что спросила…

Ничуть она не жалела, слишком для этого игривый голос. Я продолжал:

– В том мире жизнь меня никогда не баловала. Вечная несправедливость, отчаяние, сжимающее горло ледяной рукой. Но в самые тяжёлые моменты одна вещь всегда становилась для меня утешением. Я просто вспоминал, что у меня огромный…

– Хорошо, я всё поняла.

– Нет, он был реально огромный. Настоящая опора, я мог даже отжиматься без рук, а если ногу ломал, то вместо костыля использовать! Если тебе интересно, могу рассказать побольше про него.

– Не утруждайся, мне это совсем не интересно. Не надо.

– Надо! Так вот…