Текст книги "И зовите меня Гудвин (СИ)"

Автор книги: Павел Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Он-ни к-как полезут! – слегка заикаясь, пытался тот что-то втолковать сотрудникам в штатском. – К-как полезут! Я их р-рвать. А как ин-наче?

Человек в зеркальных солнцезащитных очках угрожающе подался к нему и рявкнул:

– Жрал их? Жрал гоблинов?

– Н-нет!

– А чего рожа вся в требухе?

– Он-ни к-как полезут!

– И прям в пасть тебе?

Но почтальон уже отошёл от шока и заорал:

– Да я вообще веган! Я мяса не ем! – Он взглянул на свои руки, потянул носом воздух и согнулся, его с шумом вырвало.

Опер в солнцезащитных очках с матом отступил и заорал:

– Пакет для улик сюда! Быстрее!

Вырубленного мной орка погрузили в отсек для задержанных одного из прикативших к парку автомобилей и сразу куда-то увезли – едва ли в больницу, потому как руки ему оставили скованными.

Я не утерпел и спросил:

– А чего с ним так сурово? Если он под выброс попал?

– Отвали! – отмахнулся орк в опалённой форме.

Но я и не подумал заткнуться.

– Скажу, что не знаю, почему твой кореш эльфийку порешил, вот тогда попляшете!

– Ля, ты деревянный! – тяжко вздохнул чёрно-зелёный верзила, но всё же снизошёл до объяснений: – Если тот стиляга обэльфившийся под яростью на своего накинулся – значит, с ним что-то сильно не так. Значит, свистит фляга. Вот и пусть мозгоправы разбираются, пока ещё чего не отчебучил.

– Так, да? – озадачился я.

– Ну ладно бы он ещё гнома придушил или гоблина порвал – дело житейское, такое завсегда на временное помутнение рассудка списывают. Но на своего напасть… Нет, с ним точно что-то не так, – продолжил рассуждать милиционер, скорее общаясь сам с собой, нежели со мной. – С другой стороны, что со стиляги взять? Нормальный орк эльфам подражать не станет!

Я припомнил приталенный пиджак накинувшегося на меня орка, его аккуратную стрижку и полное отсутствие клыков, затем поглядел на свои ногти и решил, что тот задохлик не пренебрегал и маникюром. А вот Гу за своими ногтями не следил, что меня откровенно печалило.

Дальше на место происшествия прикатило милицейское начальство, а с ним прибыл десяток оперов. Меня быстренько опросили, дали подписать на коленке составленный протокол и отправили на одной из «канареек» в горотдел – в отсеке для задержанных, но не став ни обыскивать, ни надевать наручники. И всё бы ничего, но подсадили ко мне ещё и парнишку-почтальона, а шибало от того мертвечиной так, что пятиминутная поездка показалась вечностью.

Чёрт бы побрал мой новый тонкий нюх!

Выгрузили нас во дворе, обнесённом высоченным забором с колючей проволокой поверху. Там среди служебных автомобилей сновали сотрудники горотдела, а у соседней машины со скованными за спиной руками стоял бритый наголо орк в спортивном костюме. Футболка, чёрные штаны с красными лампасами, кроссовки. Довершали картину шишковатый череп и банки бицепсов. Обычный такой браток, даром что кожа странного серовато-зелёного оттенка.

Меня и зловонного попутчика тоже сразу внутрь горотдела заводить не стали, подошедший к машине человек в чине прапорщика с красной повязкой помощника дежурного спросил:

– Этих досматривали уже?

Орки-постовые замялись, но врать не стали, указали на меня.

– Этого – нет. Он свидетелем проходит.

– Да мне побоку! Сколько раз говорено было: без досмотра в машину никого не сажать! Убивают вас, убивают, а ничему жизнь не учит!

Меня тут же поставили в положение «руки на капот, ноги шире, ещё шире», и наскоро обыскали, помимо паспорта и денег выудив из кармана и латунный барашек.

– Это что? – с угрозой спросил прапорщик.

– Вентиль, – коротко ответил я.

– С собой зачем носишь?

– Воду открывать.

Прапорщик усмехнулся.

– На кранах вентилей нет?

– Нет, – подтвердил я, гадая на каком по счёту ответе мне прилетит по почкам.

– Это ещё почему?

– Не положено.

– А тебе больше всех надо – краны открывать? – с угрозой спросил прапорщик. – Жажда мучает?

– Я санитар, мне положено.

Ответ заставил помощника дежурного хмыкнуть.

– Где работаешь?

– В отделении скорой помощи третьей городской. В паспорте повестка, там написано.

Прапорщик проверил и сказал:

– Вентиль в опись имущества внесём. – После распорядился: – Этого в обезьянник. Второго в душ.

Нас повели к высокому крыльцу горотдела, и я перехватил изучающий взгляд братка. Клыки у него изо рта не торчали, но стоило только губам расползтись в широкой улыбке, и те сразу показались наружу. Были они не только короче моих собственных, но и острее, будто над ними поработал толковый стоматолог.

Дальше всё пошло своим чередом: зарегистрировали и велели вытянуть из кроссовок шнурки.

– Вы чего? – возмутился я. – Я свидетель! У меня повестка!

– И ничего! И посидишь!

Многозначительное похлопывание о ладонь резиновой дубинкой ясно дало понять, что шутить тут никто не собирается, пришлось выполнить распоряжение, и уже пару минут спустя меня заперли в камеру с решёткой вместо одной из стен и со здоровенным плакатом прямо напротив входа: «Кто не работает, тот не ест!»

– Мне бы газетку! – попросил я, ни на что особо не рассчитывая, но прапорщик велел выдать.

Правда, сунули через прутья не купленные в киоске «Вечерние известия», а вчерашний выпуск «Нелюдинского рабочего». На последней его странице шахматного этюда не обнаружилось, один только кроссворд, но зато из передовицы я узнал, что отличившихся работников обогатительного комбината наградили путёвками в дома отдыха столичного Китеж-града, санатории Лукоморья и курорты острова Буян, а Нелюдинский строительно-монтажный трест нарастил темпы сдачи кооперативного жилья. Из международных событий упоминался приграничный конфликт между Офиром и Фарсисом, а ещё целая полоса оказалась посвящена материалу спецкора о том, как население Лемурии стонет под пятой авалонских колониалистов и атлантидских капиталистов. Дальше шли статьи о событиях на Большой земле, но только начал выискивать крупицы полезной информации в описаниях трудовых свершений, спортивных достижений и культурных прорывов, как привели хлюпавшего мокрыми ботинками и оставлявшего за собой мокрые следы почтальона.

– Сюда зачем его? – возмутился помощник дежурного. – Сразу в ОБЛК ведите!

– Сказали, пусть сначала обсохнет, – пояснил один из караульных, и почтальона заперли в обезьяннике, благо мертвечиной теперь от него почти не разило.

Товарищ по несчастью расположился на предельном от меня удалении и чуть ли не в стену вжался, стоило только развернуться и спросить:

– Зовут как?

– Тони, – после недолгой паузы отозвался почтальон и сразу поправился: – Тоха, в смысле.

Пусть он и не был хлюпиком, но на фоне моего нынешнего тела не терялись разве что громилы-постовые да встреченный в общежитии тролль. Я решил больше необходимого соседа не нервировать и тоже представился:

– Я – Гудвин.

Глаза Тони полезли на лоб.

– Гудвин? – озадачился почтальон. – Так ты из наших? – Но он тут же покачал головой. – Что-то непохоже!

О каких таких «наших» речь, я спрашивать не стал и усмехнулся.

– А чего ты хотел? Третий день в городе! Ни прибарахлиться не успел, ни в порядок себя привести. – И полюбопытствовал: – Маникюр где делал? Тоже надо.

Почтальон машинально взглянул на свои ногти и сказал:

– Загляни в парикмахерскую «Красота» на площади Энергетиков – первоклассное заведение! Все наши туда ходят.

– Педикюр там тоже делают?

– Конечно! Первоклассное заведение!

Я кивнул и продолжил расспросы:

– А клыки кто правил?

Но с этим вопросом излишне поторопился, потому как мой собеседник откровенничать не пожелал.

– В частном порядке, – неопределённо сказал он и махнул рукой. – Да всё уже, накрылась лавочка. Мастер под статью о нетрудовых доходах угодил.

– Да какие ж это нетрудовые⁈ – возмутился я.

– Ну он ещё золото скупал… – чуть смутившись, признал почтальон и спросил: – А чем тебя привлекла великая эльфийская культура?

– Эльфийками, – брякнул я, сразу сообразил, что с ответом дал маху, и пояснил: – Только какие могут быть эльфийки, когда весь из себя такой, – провёл руками от головы до ног, – ещё и в культуре ни в зуб ногой? Соответствовать надо!

– В разумном существе всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли! – выдал в ответ почтальон.

Я пересел к нему и, доверительно понизив голос, спросил:

– Будь другом, растолкуй, что тут вообще творится! Выбросы пси-энергии какие-то, гоблины дохлые! Это как вообще? Я на такое не подписывался!

Мой сокамерник снисходительно улыбнулся.

– Да нам-то что беспокоиться? Самое большее в боевой раж впадём… – Но он тут же помрачнел и вздохнул. – Вот эльфы! Эльфы с пси-энергией полноценно работать могут. Среди них больше всего экстрасенсов!

Припомнилась белокурая красотка, напавшая на постовых, и я решил прояснить этот момент.

– Они разве с катушек не слетают?

– Иногда случается. Им под выброс опасно попадать. – Почтальон тут же встрепенулся. – А люди вообще дохнут как мухи от дихлофоса! И хорошо, если сразу и насовсем, а упырём или умертвием стать… Брр…

– Такое и врагу не пожелаешь, – поддакнул я, хоть упырь из конторы и показался мне вполне довольным своей не-жизнью. – Вот бы ещё ярость контролировать научиться…

– Не, – мотнул головой почтальон и принялся приглаживать обесцвеченные волосы. – Этому только таёжные и горные научиться могут. Нам – никак. Но зато кочевые вообще в боевой раж не впадают, у них просто сопротивляемость пси-излучению повышена, поэтому на обогатительных производствах ишачат, будто гномы какие…

Я хотел спросить о гоблинах, но тут в коридоре послышались шаги, и справился о другом:

– А что за ОБЛК?

– Облико морале? – вроде как даже удивился моей неосведомлённости сокамерник и расшифровал аббревиатуру: – Отдел по борьбе с людоедством и каннибализмом. Не слышал разве? У нас им детей пугают!

И тут в сопровождении пары конвоиров появился давешний прапорщик.

– Гудвин, на выход! – объявил он, отпирая замок.

Дальше всё как водится: постоял чуток лицом к стене, затем в сопровождении двух караульных потопал по коридору. Дело обычное и отчасти даже привычное. Разве что одним из сопровождающих был здоровенный тёмно-зелёный орк, а в остальном будто в прошлое вернулся. Стены понизу синей краской выкрашены, сверху побелены, из-за закрытых дверей перестук печатных машинок доносится, куревом пахнет, и названия отделов на табличках тоже ситуации соответствуют.

Отдел по борьбе с бандитизмом.

Отдел по борьбе с нетрудовыми доходами и тунеядством.

Отдел по контролю за оборотом алкоголя и наркотиков.

Отдел по борьбе с хищением общественной собственности.

Но тут вывернула из кабинета и зашагала перед нами высокая фигуристая орчанка в синей форменной рубашке и серой юбке до колен, и мне стало не до табличек – взгляд сам собой прикипел к покачиванию широких бёдер. Так увлёкся, что чуть мимо лестницы не прошёл, проигнорировав команду конвоира.

Поднимаясь на четвёртый этаж, пришёл к выводу, что для интимных сношений мои нынешние соплеменницы вполне себе годятся и переступать через свои моральные принципы не возникнет нужды. Ну а в самом крайнем случае я столько выпью. Взять хотя бы эту сотрудницу горотдела – женщина и женщина, только зелёная и с островерхими ушами. А что ноги скорее мускулистые, нежели стройные, и черты лица специфические, так кому-то как раз такой типаж нравится. Кто-то и от чёрненьких без ума.

Привели меня в итоге в отдел по контролю экстрасенсорных проявлений. Когда сержант-человек постучал в дверь и, заглянув в кабинет, доложил о том, что подконвойный доставлен, кто-то из находившихся внутри сотрудников аж матернулся от избытка чувств.

– Ля! – выдал появившийся в дверях подтянутый блондин в штатском. – Да вы совсем охренели! – возмутился он. – Теперь и у свидетелей ремни и шнурки изымать будете⁈

Орк напряжённо засопел, а вот сержант за словом в карман не полез.

– Это он по вашему делу свидетель, а по другому происшествию – задержанный!

– По какому ещё – другому? – удивился опер.

– Час назад выброс случился, там отметился.

– Так это он тухлятину жрал? – уточнил блондин.

– Тухлятину вроде другой жрал, – ответил сержант, но как-то не слишком уверенно.

– Со вчерашнего дня и маковой росинки во рту не было! – буркнул я, продолжая сверлить взглядом стену, лицом к которой меня и поставили. – А тухлятину другой жрал. И вообще я потерпевший.

– Во заливает! – хохотнул орк-конвоир.

– Ладно! – махнул рукой опер. – Сам установочные данные на него запрошу. – И уже мне: – Заходи!

Я медлить не стал и шагнул в дверь тесноватого кабинета с двумя письменными столами. Практически всё остававшееся свободным от них пространство занимала непонятного предназначения аппаратура, не пустовали и сами столы. Печатная машинка соседствовала на одном из них с высоченной стопкой папок с завязками и телефоном, на другом теснились катушечный магнитофон и работающий радиоприёмник. У стоявшего в углу кресла и вовсе громоздилось что-то вроде самописца с заправленным в него бумажным рулоном. Там же помаргивало огоньками окошек со стрелками устройство, внешне здорово напоминавшее допотопный полиграф. А ещё в глаза бросился плакат с лозунгом «Сегодня слушаешь вражеские голоса, а завтра сам переродишься во врага!», и почему-то показалось, что речь идёт отнюдь не о зарубежном радиовещании.

– Валер, ну чего опять? – спросил от сейфа крепко сбитый мужчина – тоже в штатском, только в отличие от блондина без пиджака. Пояс его оттягивала кобура с пистолетом. – Не того привели?

– Того, – коротко ответил опер и указал мне на кресло в углу: – Присядь пока.

Кресло хоть и было опутано проводами, но вроде бы под напряжением не находилось, так что после недолгих колебаний я опустился в него, тогда блондин снял с телефонного аппарата трубку и трижды крутанул диск. Он только представился, как радиоприёмник выдал сигналы точного времени и начался выпуск новостей.

– Резко обострилась напряжённость в отношениях между Альвхеймом и Свартальхеймом… – хорошо поставленным голосом произнёс диктор, и опер махнул рукой коллеге.

– Выключи!

Крепыш щёлкнул клавишей, достал из сейфа электрочайник и воткнул его вилку в розетку, а когда блондин вернул трубку на рычажки, то уточнил:

– Ну и?

– Сейчас документы принесут, но вообще он и впрямь проходит потерпевшим и свидетелем. Там эльфийка под выброс попала, нашим её ликвидировать пришлось.

– Бывает, – пожал плечами крепыш и кивнул на радиоприёмник. – Новости слышал? Опять, поди, в «Интурист» дежурить отправят, иначе альвы и цверги весь ресторан тамошний разнесут.

– Альвы у нас откуда?

– Делегация какая-то научная для обмена опытом в институт приехала.

Увлёкшись разговором, опера обо мне попросту забыли, а потом и вовсе сели пить чай, делом они занялись, лишь когда принесли составленный на месте сегодняшнего выброса протокол.

– Ладно! – вздохнул блондин, ознакомившись с бумагами. – Тут ему предъявить нечего.

– Ты гляди! – указал в протокол его напарник. – Он сам из боевого ража вышел! Это аномалия!

– Ну, Семён! После вчерашнего оно и понятно!

– Это аномалия, Валера! – отрезал крепыш. – Проверять будем по полной программе!

– Как скажешь.

Семён поднялся из-за стола, подошёл ко мне и сказал:

– Не вставай! – После прищёлкнул пальцами и поводил рукой из стороны в сторону. – Ну?

– Что – ну? – не понял я.

Крепыш сказал:

– Валер, запиши: реакция нормальная, признаки недавнего сотрясения мозга не наблюдаются.

– Погоди! – отозвался блондин, заправил в печатную машинку пустой лист и принялся быстро-быстро стучать пальцами по клавиатуре. Заглянул в мой паспорт и усмехнулся: – Ну надо же: Гудвин! Вот же!

– Уважаешь великую эльфийскую культуру? – с усмешкой обратился ко мне Семён.

– Эльфиек, – буркнул я. – Уважаю.

– Ну-ну, – хмыкнул крепыш, взял проводные наушники, подключенные к катушечному магнитофону, и потребовал: – Надень!

– Чего ещё? – насторожился я.

– Надо! – не снизошёл до объяснений опер.

Устроив на голове эту бандуру, я оказался полностью отсечён от звуков, но долго в тишине не пробыл: почти сразу закрутились бобины магнитофона, и голова наполнилась странными звуками, преимущественно протяжными и успокаивающими. Сразу захотелось спать, раззевался даже.

Крепко сбитый опер взглянул на циферблат наручных часов и занялся своими делами, а минут через пять выудил из кармана прицепленную к цепочке монетку и принялся раскачивать ту перед моим лицом. Наверное, пытался загипнотизировать. Ожидаемо безуспешно. Затем он раскрутил насаженный на спицу картонный круг с нарисованной на том спиралью, но ничего не добился и этим.

– Аномальная ментальная устойчивость, – услышал я, когда с меня сняли наушники. – Хорошо бы ещё, конечно, его медикаментозно проверить…

– Ты мне это брось! – возмутился Валера, прекратив выбивать дробь на пишущей машинке. – У нас и так из-за тебя перерасход! Если уж вчера упырь ничего вытянуть не смог, и сегодня картина аналогичная, то смысла колоть его химией не вижу!

Крепыш лишь вздохнул и принялся разматывать провода.

– Руки вытяни перед собой! – потребовал он и стянул мои бицепсы манжетами, а на запястья надел что-то вроде напульсников – и те, и другие были соединены с непонятным электронным агрегатом проводами.

Дальше опер обтянул мой торс ремнём с датчиком контроля частоты и глубины дыхания, а возможно ещё и частоты сердечного ритма, после чего поменял катушки с плёнкой, перевёл магнитофон в режим записи и включил самописец.

– На вопросы отвечай только «да» или «нет»! – заявил он и заглянул в паспорт. – Тебя зовут Гудвин?

Да или нет? А вот хрена тебе лысого! Я был самую малость знаком с принципом работы полиграфа и потому буркнул:

– По-разному меня зовут. Кто-то Гудвиным называет, кто-то просто Гу.

– Я же сказал: только «да» или «нет»! – резко бросил крепыш. – Повторяю: тебя зовут Гудвин?

– И так тоже зовут.

– Да или нет?

– Что – да? – взорвался я. – Что – нет? Кто-то так зовёт, кто-то эдак! В паспорте одно написано, в жизни другое! Нужны только «да» и «нет», так задавай нормальные вопросы! Потолок сверху? Да! Есть хочешь? Снова да! Виноват в чём-нибудь? Нет!

Раскачать орочью психику оказалось до удивительного просто, и я плевался слюной в отнюдь не притворном раздражении, едва удержался от того, чтобы не закатить самую настоящую истерику. Успокоить меня в итоге успокоили, но о должной калибровке полиграфа речи уже не шло. Заявил, что ничегошеньки не помню с позавчерашнего вечера, и опера это проглотили. Скорее всего, в любом случае ничего бы не заподозрили, поскольку я особо даже не врал, но предпочёл не рисковать.

– Думаешь, экстрасенс целенаправленно ему воспоминания стёр? – спросил Валера напарника, когда тот выключил магнитофон и начал снимать с меня многочисленные датчики.

– Думаю, если б погибший санитар его не вырубил, трупов было бы два. А так мыслительная активность упала до минимума и пси-выброс не смог взвинтить интенсивность биоэлектрических импульсов мозга, вот голова и не взорвалась.

– Слушай, отличная теория!

– Да так всё и было! – фыркнул Семён. – Пусть после сегодняшнего выброса картина и смазана, но мыслительная активность сопровождается серьёзным превышением нормального уровня пси-излучения. О полноценных экстрасенсорных способностях речи ещё не идёт, но для контроля боевого ража и этого достаточно. Пики у него и вовсе почти как у людей.

Валера отвернулся от печатной машинки и присвистнул.

– Уверен?

– Хочешь – сам показания приборов посмотри, – заявил крепыш и вдруг улыбнулся. – Слушай, зелёный! А ведь тебе несказанно повезло!

– Что башка вчера не взорвалась? – уточнил я, настораживаясь.

– И это тоже, – кивнул крепыш. – Но самое главное: ты нам подходишь!

– Нам – это кому? – забеспокоился я пуще прежнего.

– Нам – это горотделу, – пояснил блондинистый Валера. – Сопротивляемость пси-излучению у тебя не хуже средней для таёжных орков, ментальная устойчивость так и вовсе на высоте, а контролю боевого ража обучат на курсах. Сейчас зачислим в стажёры, через два месяца станешь полноценным контролёром.

Поступать на работу в милицию мне нисколько не хотелось, и уж тем более не собирался я делать это с бухты-барахты, совершенно не разбираясь в реалиях этого мира.

– Не, – мотнул я головой. – Не пойдёт.

– Ты чего? – удивился Семён. – Там и оклад на заглядение и двойные талоны на мясо!

– Не пойдёт! – повторил я ещё даже более решительно.

– Да чего ты ломаешься⁈ – вспылил Валера. – Туда очередь из ваших стоит, но мало кто отбор проходит! Лесостепному орку в контролёры за счастье пробиться!

– Ну а я не хочу.

– Через не хочу придётся! – уверил меня крепыш. – Это твой гражданский долг, понимаешь?

– Я – санитар! Я жизни спасаю – вот мой гражданский долг!

Опера переглянулись, и Валера вздохнул.

– Слушай, зелёный! – доверительно подался он ко мне. – Не хотели расстраивать, но ситуация для тебя складывается не шибко хорошая. Ну сам посуди: напарник убит, врач пропал, похищены препараты строгой отчётности.

– И ты – единственный свидетель! – ткнул меня в грудь толстым коротким пальцем второй опер. – Но говоришь, будто ничего не помнишь, а проверить твои слова нет возможности из-за ментальной устойчивости.

– У нас просто нет выбора! – вновь перехватил инициативу Валера. – Возбуждено уголовное дело, и только ты можешь рассказать, что именно стряслось! Мы это знаем, и убийца тоже! Никто не даст нам просто взять и отпустить тебя на все четыре стороны!

– А на курсах контролёров будешь под постоянным присмотром, – влез в разговор Семён. – Подумай только: хорошие деньги, спецснабжение!

– Давай, пиши заявление! – сунул мне листок и ручку блондинистый опер, но тут же их забрал. – Лучше сам напечатаю!

– Не нужно, – буркнул я. – В больнице останусь. У нас санитаров нехватка, не могу коллектив подвести.

– Ты там и дня не проработал! – напомнил крепыш.

– Тем более! Скажут, что летун!

– Никто ничего не скажет! Мы заведующему позвоним и справку напишем, что по следственной необходимости переводишься.

– Не, не пойдёт.

И снова последовал быстрый обмен взглядами, после которого поднявшийся на ноги Семён навис надо мной и с угрозой спросил:

– Ты же понимаешь, что иначе на время следствия отправишься в КПЗ?

Блондинистый Валера оставил в покое печатную машинку и подступил с другой стороны.

– Хочешь к уголовникам за решётку угодить? Ты ж у нас сейчас единственный подозреваемый!

– С работы вылетишь! – пригрозил Семён. – И новую уже не найдёшь!

– Клеймо на всю жизнь! – поддакнул напарнику Валера. – Из города за сто первый километр вышлют!

– Сам себе жизнь сломаешь!

– Чего ради хорошую работу на нары менять?

– Кто знает, сколько следствие продлится?

– А мы тебя переводом оформим, даже увольняться не придётся!

Опера выдавали фразы один за другим, будто в пинг-понг играли, но заморочить мне голову не сумели. Не на того напали! С кем другим могли бы своего и добиться, а я мало того, что их угрозы всерьёз не воспринимал, так ещё и в КПЗ очутиться нисколько не боялся.

– Как следствие закончится, меня на работе восстановят, ещё и за вынужденные прогулы заплатят. А в камере кормят три раза в день и работать не надо. Плохо разве?

– Так ты тунеядец, ля⁈ – окрысился Валера.

– И до фига слишком умный! – хрустнул костяшками пальцев Семён, но этим всё и ограничилось.

На очередное предложение перевестись в контролёры я ответил очередным отказом, после чего блондин позвонил дежурному, и очень скоро за мной явилась парочка всё тех же конвоиров. Только на сей раз после команды встать лицом к стене, они сковали заведённые за спину руки наручниками и стальные браслеты защёлкнули так, что кисти враз онемели.

– В «кладовку» его! – напоследок скомандовал раздосадованный неуступчивостью клиента Валера, судя по всему, решив законопатить меня на какое-то время в одиночку.

В итоге спускаться пришлось аж в подвал, там у глухой железной двери избавили от наручников, а только я шагнул за порог, и едва не впечатался носом в противоположную стену. «Кладовка» оказалась тесным пеналом, где орку моих габаритов с немалым трудом получилось бы даже просто сесть на пол.

Плечами стен касаюсь, и потолок над макушкой нависает!

Сроду клаустрофобией не страдал, а тут как-то совсем уж не по себе стало. Сердце лихорадочно застучало, по лицу потёк пот, руки задрожали, колени начали подгибаться.

Что за ерунда⁈

Миг спустя погас свет, а вместе с ним из камеры разом улетучился весь воздух. Попробовал сделать вдох – и не сумел втянуть его в себя! Просто не получилось!

Я пытался, пытался и пытался вдохнуть, но нервную систему свёл спазм, а подсознание билось в ужасе и сводило на нет мои усилия взять ситуацию под контроль.

Воздух никуда не делся! В темноте не скрываются монстры! Стены не раздавят, а потолок не обрушится на голову!

Но – страшно! Страшно, страшно, страшно!

Въевшиеся в подсознание фобии были чрезвычайно сильны – Гу не продержался бы в этом пенале и пяти минут, я же кое-как подавил панику и каким-то запредельным волевым усилием заставил себя хватануть бестолково разинутым ртом столь желанный и недоступный воздух. Тогда-то и сообразил, что с того момента, как выключили свет, пусть неглубоко и еле-еле, но всё же продолжал дышать. Худо-бедно успокоившись, я закрыл глаза и представил, будто стою в вагоне метро, кругом люди, и мне просто не хочется никого из попутчиков видеть. Просто зажмурился, просто стою…

Наверное, впал в некое подобие транса, поскольку, когда распахнулась дверь, я из камеры едва ли не выпал. Лишь чудом сумел восстановить равновесие и не растянуться на бетонном полу.

– О как! – с непонятной интонацией выдал конвоир-орк, и меня вновь повели на четвёртый этаж.

Во всё том же кабинете обнаружилась уже успевшая серьёзно надоесть парочка оперов, и блондинистый Валера спросил:

– Ну что – подумал?

– Из больницы не уволюсь! – с порога отрезал я и, пребывая в отнюдь не лучшем расположении духа, начал качать права: – Просто так держать меня в отделении незаконно! Оформляйте в КПЗ, я со вчерашнего дня не ел, а там хоть покормят!

Блондин нахмурился.

– Какой-то он слишком бодрый после «кладовки»! После неё и таёжные шёлковыми становятся. Семён, как думаешь: случаем, не было у него в роду горцев?

А вот Семён невесть с чего развеселился.

– Да мы сами тебя покормим! – хохотнул он и предложил: – Бутерброд будешь?

– Не откажусь, – сказал я, усаживаясь за стол.

Передо мной выставили стакан чая, следом придвинули газетный свёрток, а развернул его и обнаружил бутерброд с колбасой – бледно-розовой и с кружками жира, что наглядно свидетельствовало о соблюдении ГОСТа и отсутствии красителей, загустителей, усилителей вкуса и невесть чего ещё. Но хоть и был голоден как волк, неожиданно решил, что колбасы я не хочу. Понял вдруг, что не полезет она, поперёк горла встанет, а то и обратно попросится.

– Ты чего? – насторожился Валера. – Брезгуешь? Колбаса, конечно, за два двадцать, но не ливерная же! Блин, да тебе и ливерная за счастье! Чего носом крутишь?

– Ешь давай! – поторопил меня крепыш.

Я нехотя взял бутерброд и даже поднёс его ко рту, но откусить помешал сильнейший рвотный позыв.

Какого хрена⁈ Я жрать хочу и колбасу люблю! Любил…

– Что и требовалось доказать! – с нескрываемым удовлетворением произнёс Семён. – По мозгам ему вдарил светлый эльф, отсюда и наведённое отвращение к мясу!

Опер забрал у меня бутерброд, откусил и начал жевать, а его блондинистый напарник фыркнул.

– Оно и понятно! Экстрасенсы чаще всего как раз среди эльфов и встречаются!

– Раньше мы о причастности к делу эльфа могли только строить предположения, а теперь знаем наверняка!

Я сглотнул слюну и спросил:

– Так чего же – я теперь остаток жизни веганом пробуду?

– Отпустит ещё, – махнул рукой Валера, выдвинул один из ящиков стола и протянул мне сушёную воблу. – Держи!

К рыбе я никакого отвращения не испытывал, а потому вмиг оторвал ей голову, вытянул хребет, избавил от чешуи и сожрал спинку, а после начал с удовольствием обсасывать рёбра.

– Но рыбу ест, – отметил Семён. – Значит, экстрасенс частично контролировал свои способности, и пси-импульс точно не был спонтанным!

Меня эта тарабарщина нисколько не заинтересовала, я вздохнул:

– Пивка бы!

– На спиртное не налегай! – предупредил Валера. – От пары кружек в неделю много вреда не будет, но если в день по литру пива выдувать начнёшь, годика через три без печени и почек останешься. А крепкий алкоголь для твоего мозга и вовсе чистый яд.

– Да где он в камере-то пиво раздобудет? – фыркнул его напарник и уточнил: – Или всё же пойдёшь в контролёры?

Отправляться на ночь в КПЗ нисколько не хотелось, но я отрезал:

– Нет, не пойду!

За этим последовала пятиминутная душеспасительная беседа, а когда я вновь не дал слабину, Валера распахнул дверь и скомандовал:

– Уводите!

На сей раз отправили меня в обезьянник. Там куковали серокожий бритый орк в спортивном костюме – тот самый, которого я видел во дворе, и гоблин с морщинистой мордой. Назвать его пропитую харю лицом у меня попросту не повернулся язык.

– За что загребли? – полюбопытствовал этот благоухавший всеми ароматами помойки коротышка.

– Под выброс попал, – пожал я плечами, решив проявить вежливость. – Ну а теперь крутят чего-то и вербуют.

– В стукачи? – удивился орк.

– В менты, – усмехнулся я. – Контролёром хотят трудоустроить.

– Ля! – ухмыльнулся гоблин. – Это не в менты тебя агитируют, а на обогатительное производство за моими сородичами присматривать. Вроде как надсмотрщиком, если по-старому.

– А чего этим менты занимаются? – удивился я. – Им это зачем?

– Так работать некому, вот постовых по разнарядке туда и направляют. А тут ты такой красивый нарисовался!

Я передёрнул плечами:

– Ни хрена у них не выгорит! Отказался!

– Зря! – осудил меня гоблин и мечтательно вздохнул: – Там вахта: месяц вкалываешь, месяц как сыр в масле катаешься. Оклад повышенный, двойной паёк, мясо каждый день…

Коротышка аж зажмурился, и орк презрительно фыркнул:

– И чего тогда там работать некому?

– Текучка большая, вот чего! Ваши ж пить не умеют, им как на руки получку выдают, так они сразу в запой и уходят. Печень махом отказывает!

В этот момент от решётки прозвучало:

– Гудвин!

Дослушивать трёп гоблина я не стал и поспешил на выход, а дальше меня отконвоировали в дежурку, где уже ошивался блондинистый Валера.

– Не передумал? – спросил он.

– Нет, – коротко отозвался я.

Опер вздохнул и протянул отпечатанную на машинке визитную карточку.

– Образумишься – звони.

Он ушёл, а мне вернули паспорт, шнурки и все деньги до последней копейки, а вместе с ними и вентиль, но только лишь этим я не удовлетворился и стребовал справку о том, что провёл весь этот день в отделении милиции и не как задержанный, а в качестве свидетеля.

После вышел на улицу, где уже начинало вечереть, взглянул на визитку и смял в кулаке бумажный прямоугольник, выкинул его в урну.