Текст книги "Рассказы о старшем лесничем"
Автор книги: Павел Далецкий
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
У ревизора
Старший ревизор лесной инспекции пригласил к себе Анатолия Анатольевича.
– Все хорошо, Анатолий Анатольевич, что кончается хорошо. Для вас все окончилось хорошо. Коршунец имел заднюю мысль, это несомненно. Но ведь по существу у вас много недостатков. Например, вы козыряете приростом. А у вас на этом участке как раз неуспех.
– Каким образом?
– Вы козыряете мелиорацией и рубками ухода, которые помогают вам дать замечательный прирост, а ведь это чистое очковтирательство.
И смотрел на Книзе торжествующим, разоблачающим взглядом.
Старший лесничий глаз не опустил. Что они выражали в этот момент? Ревизор, уверенный в своей победе, считал, что они выражают чувства человека, пойманного с поличным.
– Что-то не понимаю, – проговорил Книзе.
– В 1928 году общий ваш запас древесины был два миллиона триста кубометров – два и три десятых кубометра прироста в год на гектар.
– Правильно.
– В сорок девятом году общий запас равнялся двум миллионам семистам пятидесяти кубометрам; средний прирост на гектар два и четыре десятых кубометра, или пять процентов. В пятьдесят девятом году общий запас – три миллиона пятьсот тысяч кубометров, средний прирост два и девять десятых кубометра, или двадцать один процент; но ведь, Анатолий Анатольевич, общий запас ваш в пятьдесят девятом году должен был составить пять миллионов кубометров, а не три с половиною.
Анатолий Анатольевич редко терялся, но тут растерялся.
– Знаете, – проговорил он, – я плохо воспринимаю выкладки на слух, дайте взглянуть глазами. Покажите, откуда у вас взялись эти пять миллионов.
Не сразу дал ему свои выкладки ревизор. Долго недовольно разыскивал бумажки… Наконец положил на стол перед старшим лесничим.
Через десять минут тот развел руками, глаза его блеснули:
– Помилуйте, кто же так считает?
– А что?
– Вы взяли наши самые высокие показатели, которых мы добились в прошлом году, и повернули их вспять, на тридцать лет назад. Повернули и сделали вывод: если б все тридцать лет лесхоз имел такой прирост, как в пятьдесят девятом году, то у него должно было бы быть сейчас пять миллионов кубометров древесины. Да разве в ходе вашей мысли есть хоть доля логики? Подумайте сами: путем огромного и умного – да, умного – труда мы в прошлом году добились прироста на двадцать один процент, научились его давать, и вместо того чтоб рассчитать от него вперед, вы рассчитали назад.
Теперь растерялся ревизор.
– Да разве так?
– Ну как же не так?.. Берите карандаш и повторите расчеты.
Инспекторы, которые, оставив работу, слушали разговор, переглянулись.
Старший ревизор склонился над листком. Не прошло и пяти минут, как он воскликнул:
– Черт возьми, в самом деле чепуха… кто-то считал да просчитался.
– А я вам скажу кто! – сказал Книзе. – Подсунули?
Инспекторы захохотали.
– Ладно, – примирительно сказал ревизор, – а вот насчет столбов вам записано правильно. Ведь не везде стоят?
– Уже стоят везде. И даже допущена такая роскошь: выкрашены масляной краской.
– Хорошо. А вот вам записано серьезное: вы постоянно нарушаете инструкции!
– Дорогой товарищ! Мы же опытный лесхоз! Если б мы всегда придерживались инструкций, каким же мы были бы опытным лесхозом? Ведь там, где мы нарушаем инструкцию, мы как раз опыт и ставим.
– Упрямый вы человек! – вздохнул старший ревизор.
– Какое же это упрямство?
– Ладно. А вот вам записано, что на делянке сплошной рубки вы посадили дуб…
– И правильно сделали. Смена пород для сохранения плодородия почвы обязательна. Или смешанный лес, или смена пород. Мы посадили дуб на богатой почве. Дуб будет хороший. На средней почве лучше было бы посадить березу, на средней дуб был бы хилым…
Вышка
С весной у работников леса наступает пора беспокойства: уходят в тайгу экспедиции, туристы, охотники, и все зажигают костры. А курение, а брошенная спичка, непотушенный окурок?.. И вот лесовики идут, слушают, нюхают: не потянет ли дымком… С тревогой ждут сигнала: на таком-то участке, в таком-то квадрате – пожар.
Вышка наблюдения должна быть легка в постройке и удобна для подъема.
В лесхозе две вышки. Принцип действия у них один, но конструкции несколько разные.
Мачты высотою в тридцать семь метров… Общее у них то, что срощены они из трех могучих стволов и намертво на фундаментах держат их могучие растяжки. По мачте перекладины. Внизу на одной из мачт два блока, на первом – велосипедное седло, на втором – груз, уравнивающий вес человека. Наблюдатель садится на седло и поднимает себя, перебирая руками по перекладинам.
Не всем приятно взбираться на такую высоту, а вот леснику Иванову нравится, он поднимается за сорок секунд, спускается за двадцать пять…
– Скоростной подъем, – улыбается он.
– Скоростной-то скоростной, – говорит Анатолий Анатольевич, – а ногами при спуске все-таки придерживайся… ведь сорвешься.
Упрямый человек Иванов, любит высоту и быстроту. В ветреную погоду, когда вышка, как мачта корабля, раскачивается над лесными просторами, над зеленым необозримым морем, которое, точно настоящее море, ходит и шумит зелеными волнами, накатывая волну за волной, Иванов любит стоять на площадке. А у других кружится голова.
Но чтобы любители сильных ощущений не довели себя до беды, остановились на конструкции с кабинкой. Наблюдатель входит в железную кабинку с перилами ему по пояс и замыкает дверь. Если он при подъеме пожелает нарушить установленную скорость и взлететь, сработает стопор, кабина остановится, и, чтобы продолжить движение, ему придется несколько спуститься. Тот же стопор сработает и при лихаческом спуске.
Наверху беседка. На бортах нанесены деления азимута, лежит десятикратный бинокль, висит телефон.
За границей таких вышек нет, и зарубежные экскурсанты всегда дотошно ее разглядывают.
Лесничий Богоявленский, приезжавший с Урала в лесхоз на семинар, критически отнесся к наблюдательным вышкам.
– Можно проще, – сказал он Анатолию Анатольевичу. – Технику надо применить. У меня есть идея…
– Давайте, давайте вашу идею, – загорелся Анатолий Анатольевич.
Идея у Богоявленского возникла не очень давно. Как-то поднялся он на пожарную каланчу: широко и далеко видно… крыши и улицы поселка, шоссе, по которому бегут машины… В руках у лесничего было зеркальце, он навел зеркальце на шоссе, и шоссе отразилось в стекле… вон грузовики у моста… а до моста восемь километров. Отлично виден грузовик.
– Зачем же лазать на вышки? Во-первых, один любит, другой не любит… Во-вторых, потеря времени: то взбираться, то спускаться… Зеркала нужны, система зеркал, подойдешь к вышке – и все увидишь.
– Идея интересная, – сказал Анатолий Анатольевич, – попробуем.
Пацюркевич заметил:
– Эта идея от барства, честное слово. Ну к чему в тайге и в лесах зеркала? А кто их там наверху будет протирать?
– Сомнения пока оставьте, – посоветовал Анатолий Анатольевич. – Всякая мысль, всякая идея, упрощающая и облегчающая труд, заслуживает внимания…
– Так уж и всякая? – прищурился лесничий.
Зеркала заказали. Привезли. Роскошные, огромные. Поставили около вышек. Засияли, как озера в лесной глуши. Все любовались ими, а Богоявленский ходил торжественно, – он был убежден в победе своего замысла.
Сначала зеркала проверяли на земле. Вблизи отображения отличные, а отойдешь метров на тридцать – уже не то.
Анатолий Анатольевич и Богоявленский отходили – и отображения точно размывались.
Богоявленский пожимал плечами, возвращался к зеркалам, присматривался, даже прикладывал палец… безукоризненная полировка! В чем же дело?
Не добившись добрых результатов на земле, все же подняли зеркала на вышку. Точно небесной синевы стало больше, все засияло внизу.
Небо ясно, видимость исключительная… леса… но над лесами волнистая линия гор.
Пацюркевич усмехнулся:
– Анатолий Анатольевич, вот силища, пожалуй зеркала добирают до Кавказа… Не Эльбрус ли это маячит?
– Перестаньте, – нахмурился старший лесничий, кивая на Богоявленского, растерянно смотревшего в зеркало.
– Ничего не понимаю, – бормотал Богоявленский. – Ведь тут нет высоток?
– Почему?.. Есть. Но ведь в зеркале горы!
Богоявленский и старший лесничий поднялись на площадку. Великолепное чувство там, наверху. Чувство полета, плавного, неторопливого, точно парение в воздухе. Легкие зеленые волны катятся к горизонту. Но гор-то все-таки нет, даже намека нет.
Опыты кончились печально. Маленькое зеркало отражало прилично, большое скверно.
Снеслись с заводом, с оптиками.
Ответ получили неутешительный.
Надо ставить хрустальные зеркала, искусственная масса стекла в таких размерах не может быть однородной и, следовательно, не может дать точного отображения.
– Значит, идея останется идеей? – спросил Анатолий Анатольевич.
– Пока – да.
– Ну, вот видите, – заметил Пацюркевич, – игра не стоила свеч.
– А по-моему, стоила. Теперь мы по крайней мере знаем, что при нынешнем состоянии производства зеркала нам непригодны.
Огорченный Богоявленский заявил:
– Но идея останется все же моей… я на нее сделаю заявку.
– А вы придумайте что-нибудь другое, – посоветовал лесничий.
– Пожалуйста, сколько угодно, у меня голова варит.
И он придумал: перископ!
Поднять перископ над вершинами леса – и малейший дымок увидишь.
Однако и перископ постигла неудача. С такой большой высотой он не мог совладать.
– Ваши идеи выше уровня нашей техники, – поучительно сказал Пацюркевич, – вы что-нибудь попроще…
– Это вы зря, – сделал ему замечание Анатолий Анатольевич, – конечно, зуд изобретательства еще не гарантирует изобретения. Но ведь редкое изобретение рождалось сразу, а может быть, и ни одно не рождалось. Благословим же беспокойную человеческую мысль.
Пацюркевич обиделся зря
Анатолий Анатольевич приехал в лесничество.
– Где наш лесничий?
– Анатолий Анатольевич, он ушел с экскурсией.
– С какой? Что-то про экскурсию я ничего не знаю. И далеко ушли?
– Только что отправились.
– Тогда покличьте ко мне Пацюркевича.
Через некоторое время:
– Здравствуйте, Анатолий Анатольевич… вы меня звали?
– Звал, звал… Что это у вас за экскурсия?
– Из Лисина приехали… тема – противопожарная безопасность.
– Почему же вы не поставили меня в известность? А тему будете проводить по прошлогодней программе?
– По прошлогодней.
– Сожалею. Ведь у нас много нового.
– Анатолий Анатольевич, и по прошлогодней программе хлопотно. Вопросы самые неожиданные, и без конца… Честное слово, последний раз провожу, больше не буду.
Старший лесничий раздумчиво вынул коробку с папиросами, раздумчиво закурил.
– Уж и не будете! А я думаю, что будете. В нынешнем году предстоят семинары, и все серьезные. Вы знаете, что было на семинаре в Смоленской области, где принимал участие начальник главка? Шел, шел семинар, закончили тему, потом начальник сказал: на следующий день приготовьте доску и мел. Ну, все подумали: лектор будет подводить итоги. Только расселись по местам, начальник сказал: вы здесь все руководители, разъедетесь по домам и будете командовать работами… так вот, пожалуйста, к доске. Посмотрим, как вы все усвоили. Задал задачу: механизированная разгрузка базы. И что ж, никто не смог ни механизмов в нужном порядке расставить, ни порядка работ определить… все приблизительно. Скандал! Начальник предупредил: будет в Сиверском лесхозе по строительству дорог важнейший семинар… Смотрите, чуть что неясно, задавайте вопросы, потому что как только вернетесь, получите практические задания… Вот так и сказал начальник главка. Так что, товарищ Пацюркевич, вопросы на ближайшем семинаре будут самые неожиданные и, уверен, дотошные. Я намерен включить вас в работу… Будете проводить семинар. Готовьтесь.
Пацюркевич несколько минут молчал. Потом спросил:
– За что вы меня так невзлюбили? Это не из-за зеркал ли Богоявленского?
Анатолий Анатольевич развел руками:
– Невзлюбил? Я думаю, наоборот. Я хочу, чтоб, готовясь к семинару, вы себя покрепче подковали. А вы – «невзлюбил»!
Разные заботы
Жеймо сказал старшему лесничему:
– Очень прошу вас проехать со мной…
Жеймо был взволнован, Анатолий Анатольевич внимательно посмотрел на него.
– Что ж, поедем.
За Сиверской взяли направление на Дружную Горку. Хороши здесь леса и просторные колхозные поля. Хороши серовато-красная дорога, огромные валуны по краям овражков, деревни, где еще сохранилась любовь по-старинному украшать жилье: кружево наличников, овальные разлеты над балконами, узор карнизов… Улицы в деревнях подымались на холмы, и вдруг глаз встречался с затененным прудом, следил за тропинкой, протоптанной в чащу… И опять поля и леса.
Остановились на берегу извилистой Орлинки.
– Славная речка, – проговорил Анатолий Анатольевич, – море хорошо, реки широкие хороши, но лесная речка хватает прямо за душу, честное слово!
– А вам приходит в голову, что эта речка мертвая?
Вода была темная, ход ее небыстрый, плыли легкие, сорванные ветром листья и веточки – всегдашнее украшение медленно бегущей воды; две-три солнечные рябинки расцвечивали темноту, две-три воронки у корней предупреждали о глубине…
– Говорите… мертвая?
– Ни рыбешки, ни рачка, даже паучка не найдете. Догадываетесь?
– Не совсем.
– Дружная Горка… Теперь догадываетесь?
– Стекольный завод?
– Анатолий Анатольевич, они нас ведь не спрашивали, а мы как-то внимания не обращали… Они получают моторное масло… Затем пиролиз, разложение масла на фракции. Летучий газ подают в печи для плавки стекла, а тяжелые масла… Думали, думали на заводе и стали сбрасывать их в Орлинку, то есть стали делать то, что делают сотни других заводов.
– Вода-то чистая, – заметил Анатолий Анатольевич. – Впрочем, ясно: удельный вес отходов велик, они сразу и тонут.
– В том-то и дело. И отравили не только Орлинку, но через Орлинку и Орлинское озеро.
– Запретили?
– Конечно.
– Как отнеслись к запрещению?
– Взмолились: как же нам быть? Химически нейтрализовать тяжелые фракции мы не в силах.
– Что вы им посоветовали?
– Сбрасывать отходы в карьеры, что остались после торфоразработок.
– Гм… – издал неопределенный звук Анатолий Анатольевич и полез в карман за папиросами.
– Вас что-нибудь смущает?
– Есть, есть кое-какое подозрение.
Проехали к карьерам. Целые озера синеющей воды, которая уже стала заселяться жизнью. Карьеры на открытых местах, и ветер рябил воду, и неба в них было много, и облака стояли над ними, раскинув пуховые крылья.
– По-моему, ничего лучшего не придумаешь, – сказал Жеймо.
Анатолий Анатольевич вернулся в лесничество, а оттуда отправился в город, на ученый совет института.
Опять пришлось выдержать атаку. Хорошо еще, что поддержал директор института.
Одних профессоров беспокоило то, что лесхоз много занимается дорогами, можно бы поменьше. Другие утверждали, что надо поменьше заниматься мелиорацией.
Профессор Елпатьевский, начальник отдела лесоосушительной мелиорации, патетически воскликнул:
– Вы мне весь лес осушите! Где же я буду проводить опыты?
Анатолий Анатольевич усмехнулся:
– Всех болот не осушу, даже при всем своем желании.
И опять встал вопрос о кураторстве. Каждый профессор хотел бы быть по своей специальности полным господином лесхоза, чтобы распоряжения его считались законом.
– Лесхоз – это лаборатория, а не хозяйство!
Фраза прозвучала внушительно, и говорящий не менее внушительно посмотрел на старшего лесничего.
– Что ж, – заговорил Анатолий Анатольевич, – сделаем по-вашему. Скажем, приезжает в лесничество всеми нами уважаемый профессор Елпатьевский и командует лесничему: «Все силы на мелиорацию, это у меня сейчас важнейшая тема». На следующий день приезжает Евгений Иванович: «Все силы на рубки ухода… Это для меня сейчас важнейшая тема». Что делать? Лесничий должен повиноваться куратору, снимать работников с мелиорации и бросать на рубки ухода. Не успел он еще это проделать, мчится третий и требует все силы бросить на семенные участки. А пожелай вмешаться я, пожелай навести порядок, лесничий мне скажет: «Товарищ старший лесничий, я подчинен не вам, а профессорам-кураторам». Ведь это, многоуважаемые товарищи, будет не опытный лесхоз, а бог знает что! Опытный лесхоз! Давайте оценим эти слова с точки зрения грамматики. «Лесхоз» – существительное, к нему определение «опытный». Не может же определяющее слово быть важнее того, что оно определяет. Значит, лесхоз все-таки – основное. Пусть лаборатория, но в самом высоком и очень хозяйственном смысле… – Анатолий Анатольевич говорил спокойно, но по глазам его было видно, что он взволнован. – Лесхоз должен быть целостным хозяйством, только тогда он будет служить своему назначению.
– В самом деле, – проговорил директор института, – в лесхозе мы ставим опыты, проверяем свои положения, но лесхоз – живой организм, а не собрание разнообразных опытных делянок. – Спасибо, Федор Ильич, за поддержку!
Это сказал Книзе.
Домой он вернулся успокоенный. Прошла неделя, занятая подготовкой к очередному семинару, который должен был проводиться для ряда областей. Собирались лесничие, принимали участие в разработке тем, приехал и Жеймо. Улучив минуту, он сказал Анатолию Анатольевичу:
– А с теми карьерами накладка.
– То есть?
– Тяжелые фракции оседают на дно и вытесняют воду. Вода в карьерах вышла из берегов и потекла в озеро.
– Вот об этом как раз я и думал. Помните мои сомнения?
– Помню, что вы их не высказали.
– И это тоже верно.
– Так что же делать, Анатолий Анатольевич?
– А ваш изобретательский ум что́ подсказывает?
– Пока ровным счетом ничего.
Теперь, чем бы ни занимался Анатолий Анатольевич, он все думал об этих отходах моторного масла. В месяц сливают до двухсот тонн! Говоря языком молодежи – сила! А куда эту силу направить, как ее использовать?
Анатолий Анатольевич привез бочку отходов и поставил во дворе… Вязкое вещество… весьма вязкое… А горит?
Попробовали… Нет, не горит.
Стояла группа работников и смотрела, как пламя в тех местах, куда наливали отходы, загасало.
– …А если смешать с опилками? Опилки будут давать постоянный стимул…
Тут же приготовили брикет.
Он занялся огнем, вначале слабеньким, но уже через несколько минут пламя было жаркое и устойчивое.
– Виват! – воскликнул Жеймо. – Задача решена!
Но старший лесничий отрицательно покачал головой:
– В мировом масштабе, может быть, да! А в местном – нет. Викентий Викентьевич, сколько десятков тысяч кубометров ежегодно должна давать наша оздоровительная рубка?
– Не мало.
– А главный наш потребитель, Ленинград, перестает потреблять дрова, он перешел на уголь и газ. Куда же нам еще отопительные брикеты?
Мысль продолжала работать, и однажды, когда Анатолий Анатольевич стоял на полотне строящейся дороги и смотрел, как под колесами грузовика веером разлетался гравий… вспомнил: вязкие тяжелые отходы!.. А если как уплотнители, стабилизаторы дорог?
В Дорожный научно-исследовательский институт отправили на анализ отходы моторного масла. Обратились и на кафедру сухопутного транспорта в Лесотехническую академию.
Ответы получили положительные: можно использовать для уплотнения дорог.
– В огне не горят, – говорил Анатолий Анатольевич, – значит, и в жаркое лето дороги будут устойчивы. Викентий Викентьевич, намечайте место для котлована, куда дружногорковцы будут сбрасывать наше новое сырье.
Оптимизм Анатолия Анатольевича
…– А я верю, – говорил Анатолий Анатольевич, – что, несмотря на все страхи любителей природы, леса в нашей стране не иссякнут никогда. У леса огромная восстановительная сила. Правда, не везде. Нельзя трогать горных лесов… вернее, можно, но осторожно и непременно с умом.
Лет шесть назад было повальное увлечение сплошной рубкой… После электропилы и лебедок оставалась пустыня. Обычно лесозаготовитель прежде всего уничтожал прирост, который мешал кабелю, технике и вообще всему на свете у лесозаготовителя. Тонкий гумусный слой, особенно в северных областях, начисто сдирался тракторами и волочением хлыстов. После такого обращения с лесом даже аэросев не мог дать результатов, потому что семечко, если и приживалось, погибало без пищи на следующий год. Теперь лебедка, недавняя царица лесосек, с производства снята, она техника вчерашнего дня. Ее сменяет трелевочный дизельный трактор ТД‑40 и трелевочно-навалочный ТД‑60. Эта техника дает возможность производить постепенную рубку, сохраняя подлесок и гумус.
Я убежден, что наука с каждым днем все более властно будет управлять производством. Она уничтожит торопливость, неорганизованность, бесшабашность. И тогда любители природы не будут тревожиться за силу и красоту родной земли.
Очень часто мы негодуем и называем варварством и вопиющей бесхозяйственностью тот факт, что на лесосеках остаются ветви, вершины, сучья. Ведь из этого материала после соответствующей переработки можно города построить. Совершенно верно, и конечно у нас скоро будут заводы для переработки отходов в предметы, нужные человеку. Но если даже и останется на почве какое-то количество вершин и сучьев, то, честное слово, не пугайтесь: ведь таким образом мы возвращаем земле ее плодородие.
Газета «Литература и жизнь» в номере от восьмого февраля шестьдесят первого года напечатала статью «Лес под угрозой». В статье идет речь об уничтожении лесов на водоразделах Волги, Днепра и Западной Двины. Важнейшие леса у колыбели великих рек, создающих мощь и плодородие России, Украины и Белоруссии! Я не знаю состояния Калининских лесов, но должен сказать всем, кого могут устрашить эти рубки: старые леса теряют свое водоохранное значение. Почему? Как правило, у них на гектар пятьсот—шестьсот стволов, ибо густая крона не позволяет расти подлеску, незначительное же количество деревьев не в силах задержать снеготаяние. А ведь в этом весь смысл сохранения лесов в истоках, на водоразделах и по берегам рек. Иной раз и на водоразделах нужна сплошная рубка. Это я говорю тем защитникам природы, которые могут прийти в негодование при одном известии о рубке леса на водоразделе. Но хорошо, если в основе ее лежит умное знание вещей, а не голая необходимость где угодно добыть древесину.
Я уверен, что умное знание природы восторжествует. За свою жизнь мы, люди, много набедокурили, но именно сейчас и именно у нас есть все данные для того, чтобы человек стал заботливейшим другом природы.
Настроение у меня очень хорошее. Трудились в лесу и будем трудиться. Партия и правительство нас поддерживают. Должен сообщить: двадцать девятого декабря шестидесятого года Верховный Совет утвердил звание «Заслуженный лесовод республики». Вот так!
И еще: сын снова в письме спрашивает меня: «Папа, когда ты выйдешь на пенсию?»
Смешной человек. Он думает, что лес – это моя служба. А лес давно уже не служба моя, а жизнь.
