Текст книги "Рассказы о старшем лесничем"
Автор книги: Павел Далецкий
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Мулла – дай!
Есть такой восточный анекдот: мулла упал в воду и стал тонуть. К пруду бросился прихожанин, лег на живот, протянул руку: «Мулла, дай свою!»
Мулла в ужасе отпрянул и тут же захлебнулся. Второй прихожанин сказал первому:
– Ну не дурак ли ты! Ты крикнул мулле: «Мулла, дай!» Разве можно мулле говорить «дай»?!
Он поспешил к пруду, протянул руку и закричал:
– На, мулла, бери!
Мулла сейчас же ухватился за руку и был спасен.
Раньше обычное отношение к лесхозам у всех учреждений и организаций было подобно отношению муллы к своим прихожанам: «Лесхоз, дай!.. Дай и только дай!»
Древесину дай, сенокос дай, рабочих во время уборочной дай.
Никто никогда не говорил: «Лесхоз, тебе надо? На, бери».
Так было до февраля пятьдесят пятого года, когда мы пересмотрели свои взгляды на лес. Брать древесину – да, нужно, но тут же нужно и восполнять убыль, восстанавливать лес, наше замечательное народное достояние.
И давно пора промышленности по-настоящему обратить внимание на лесные нужды.
Вот, к примеру, химикалии… Ведь достать их лесному хозяйству, если б оно захотело воспользоваться опытом Сиверского лесхоза, невозможно. Нет их.
Для сельского хозяйства есть химикалии, для лесного нет.
Без механизации не добиться перелома в лесном хозяйстве, но механизмов, нужных лесу, почти нет.
Общепринятые марки экскаваторов непригодны для работы в лесу. Ковш их не дает канавы нужного профиля. К каждому ковшу приходится прикреплять рабочих с лопатами. Механизация весьма и весьма относительная.
Лесничий Онцовского лесничества М. В. Пятин изобрел новый ковш; ковш прошел все испытания, демонстрировался на Выставке достижений народного хозяйства, а серийного выпуска его до сих пор нет.
Лесхозы давно требуют новый канавокопатель. И он создан. Но (и это достойно удивления!) на все лесхозы отпустили его только двадцать пять штук, остальные переданы в дорожные организации. Нет слов, дороги важны, но и лесами пренебрегать далее невозможно.
А корчевальная машина, изобретенная сотрудником НИИ Албяковым? Она вытягивает пень любых размеров. Очень остроумная машина, вызывающая одобрение всех, кто с ней знакомится. Она уже работает на Цейлоне, завтра ее отправляют в Непал. Но к сожалению, в родных лесах ее еще недостаточно.
Трудные разговоры
Разговор принял не тот характер, который был бы естествен в данном случае.
Лесхоз добился прироста древесины на двадцать—двадцать пять процентов против указанных в решении правительства пятнадцати процентов, и в срок в два раза быстрейший.
Значит, открыты пути для всего лесного хозяйства страны – приезжайте, смотрите, перенимайте…
Дорог собственными силами проведено немало километров… Казалось бы, представителю Комиссии советского контроля нельзя было пройти мимо всех этих реальных достижений, но он в лице товарища Шубина, доброго знакомого Коршунца, отнесся к ним равнодушно и прошел мимо.
Шубина интересовали только недостатки, и, когда нащупать сколько-нибудь значительных ему не удалось, он сказал недовольно:
– Смотрю внимательно, а больших промахов, больших неполадок у вас не вижу… а ведь они есть… Хитро прикрылись, товарищ Книзе.
– Разве мы прикрываемся? – удивился старший лесничий.
– А будто нет?.. А я вот раскопал. Зачем даете непроверенные рекомендации?
– То есть?
– Вы рекомендуете подсушивать осину. В Тихвинском лесхозе по вашей рекомендации подсушили триста га, а теперь не знают, что с ней делать. Виноваты вы или нет?
– В том, что они подсушили, или в том, что не знают, что с ней делать?
– Я с вами, Анатолий Анатольевич, говорю серьезно.
– А я вопрос задаю еще серьезнее. Если в Тихвине осину подсушили, а подсушив, не знают, что с ней делать, значит, что-то недодумали они в процессе подсушки. Шаблон виноват!
– При чем тут шаблон?
– А вот при чем. Совет действительно был дан, а свой ум к совету не был приложен. Мы советуем подсушивать осину, у которой на стволах грибок, которая не имеет народнохозяйственного значения, у которой раскидистая крона, а под ней ельничек… В этом случае речь идет о замене лесных пород: вместо осины – ель. Конечно, можно осину не подсушивать, а вырубать, но дело в том – и это вам отлично известно, – что даже от сгнившего корня осина дает отпрыски, выбросит стволик, потом листву, перегонит в росте елочки и затенит их. А химическое подсушивание губит дерево вместе с корнями. Подсушенное дерево можно годика через три спилить. Можно, конечно, спилить осину и не подсушивая, но тогда нужно химически обработать пни. А тихвинцы что? Подсушить подсушили, а о дальнейшем совета не спросили, сами умом не раскинули и теперь не знают, что делать. Дрова из подсушенной, простоявшей три года на корню осины первейшие. Потребители будут в ноги кланяться, если им разъяснить, какое перед ними топливо.
Могу вам рассказать эпизодик из времен моего детства на берегах Вятки. Ну, кто тогда не знал, как худо топить печи осиновыми дровами! Почему же, думаю, по берегам реки штабеля только осиновых дров? К штабелям подходят пароходы, забирают и уходят в свое дальнейшее плавание, легонько дымя из труб, а в топках сгорают дрянные осиновые дрова.
– Дядя, почему пароходы берут не березовые, не сосновые дрова, а осину? – приставал я к леснику. Лесник не мог мне ответить. Ответил пароходный кочегар.
– Осина – великое дерево, – сказал он мне. – Если топить сухой осиной, трубу не надо чистить, сажи не будет, а если сажа была раньше от твоих березовых дров, осиновый огонь сожжет ее. Что же касается жара… хорошо высушенные осиновые дрова жару дадут не меньше березы.
– Вот вы всегда так, – проговорил недовольно Шубин, – вам сделаешь замечание, а вы в наступление.
Они разговаривали, идя по лесной дороге, и Анатолий Анатольевич даже остановился:
– Да ведь ваше замечание гроша ломаного не стоит!
– Вы уже и ругаться начали?
– И не думал. Ругательства мне вообще несвойственны, о чем я подчас даже сожалею. Просто я надеялся, что вы хоть немножко да порадуетесь нашим успехам, ведь все-таки они есть. А вам во что бы то ни стало подай недостатки! Не без того, чтоб их не было. Есть, но не вопиющие, и не следует делать того, что делаете вы: подозревать, что мы великие хитрецы и подлюги и преискусно все наши недостатки замаскировали. Ничего мы не маскировали. Ищите! Найдете, кроме тех, что мы сами знаем, – в ноги поклонимся… А я, между прочим, думал, что вы, как представитель советского контроля, – ведь это великое дело – советский контроль! – могли бы нам посодействовать в одном деле: лесхоз считает, что на своей территории он должен быть полным хозяином, включая сюда и охоту.
Шубин пожал плечами:
– Лесхоз – хозяин охоты? Барские у вас замашки. Вотчинник вы, дорогой товарищ Книзе! Тогда в лесу и поохотиться будет нельзя – не допустите, будете царствовать… Экие у вас, в самом деле, феодальные замашки… К собственничеству не тем, так другим боком хотите прикоснуться?!
Брови старшего лесничего приподнялись, морщины поползли по лбу.
– Вотчинник! Феодальные замашки! Прикоснуться к собственности? – Голос его задрожал от сдерживаемого волнения… – Да, я собственник, оголтелый, стопроцентный, непримиримый! Я собственник всего. Все мое!.. Понятно вам, товарищ Шубин? Лес мой, зверь в лесу мой, дорога, по которой мы идем, и Сиверская, и Ленинград, и сама Москва – все мое… И я никому этого не отдам, и до последней капли крови буду драться за это мое достояние и за то, чтоб оно цвело, а не хирело!..
Два человека стояли на лесной дороге, среди возносящихся в голубую бездну сосен, молодых елей и высоких белых берез, среди необыкновенной торжественности могучего леса, и лицо старшего, морщинистое, кирпичное от солнца и ветра, стало еще более кирпичным, а лицо молодого порозовело.
– Понятно? – спросил Книзе. – В разъяснение нашей, то есть всех лесхозов, позиции – я беру на себя смелость говорить от имени всех лесхозов, – должен сказать, что лес – это не только деревья и кустики, это вся почва и вся фауна… причем в строжайшем и сложнейшем взаимодействии. Да будет вам известно, если вам это до сего дня не известно, что лесовод – это прежде всего биолог, а не феодал или вотчинник. Сорок лет в Советском Союзе мы восстанавливали лосиное племя. Сейчас лосей много… Я их частенько встречаю… Вот выехал вчера ранним утром на Киевское шоссе, еду в Ленинград, а из лесной чащи у деревни Старое Поддубье вышел лось. Да какой лось, – лосище! Вышел, остановился, рога закинул на спину, смотрит, наблюдает, не боится… Вот это зрелище. И, смею утверждать, даже – счастье!
– Лоси стали вредить лесу! – заметил Шубин.
– Они могут вредить лесу, потому что лесничий над ними не хозяин. Но если б охотничье хозяйство было в наших руках, мы смогли бы перевести лосей в другие районы, и комплекс лесной жизни сохранялся бы… Конечно, не все варианты живого должны быть предметом нашей заботы. В процессе своего великого шествия жизнь производит отбор, одно оставляет и усовершенствует, другое бросает в общий перемол, но те явления жизни, которые, принимая участие в комплексе всего сейчас существующего, достигли известной высоты, эти явления человек должен оберегать, потому что исчезновение их нарушает равновесие в природе. Вы, вероятно, слышали о бедствии, постигшем охотников в Западной Европе. Чтоб на их долю доставались все куропатки, охотнички уничтожили пернатых хищников и лисиц. И что ж? – Куропаток не стало…
Раньше хищники в первую очередь поедали тех птичек, что побольнее да послабее, а хищников не стало – больная куропатка и пошла заражать подруг… Знаю, в Подмосковье жалуются: лоси объедают питомники. А почему бы зимой не подкармливать лосей? Почему бы пару кустиков не подбросить на те участки, где они кормятся? Вот все и будет в порядке. Но ведь лоси не наши, не лесхозовские, они в распоряжении охоты, а у охоты один метод – отстрелять! И то, что мы растили сорок лет, шустрые любители ликвидируют за сезон. Дают у нас лицензию на отстрел, а думаете, кто-нибудь следит, кто будет убит? Встречает молодец самку – бьет ее, встречает лосенка – бьет его. А старый самец, который уже и к воспроизведению неспособен, тот от пули уходит, он-то поосторожнее молодого!
– Ваши соображения не лишены, как говорится, основания… Ставьте вопрос широко, для всего Советского Союза, – поддержим.
– Я полагал бы не ставить вопрос сразу для всего Советского Союза… ведь мы опытный лесхоз, поведем комплексное хозяйство, посмотрим, что и как, а потом уже и будем ставить вопрос для всего Советского Союза.
– Если только для вашего лесхоза, поддерживать не будем, – сказал Шубин.
– Но почему? Ведь опытное хозяйство как раз и существует для производства опытов. Опыт должен подтвердить нашу точку зрения…
– А вы не учите меня, товарищ Книзе!
– Почему не учить, если вы в этом вопросе не соображаете?
– Попрошу вас поосторожнее выбирать выражения.
– Я люблю называть вещи своими именами. Повторяю: животное, птица, насекомое – все участвуют в жизни леса, все имеют значение для биологического равновесия, нет случайных, необоснованных явлений в лесу, и наблюдение за ними человека, умение пользоваться законами жизни могут дать только положительные результаты. Неправильно разделять то, что в жизни неразделимо.
– Спасибо за лекцию… Однако я остаюсь при своей точке зрения.
«У вас не точка зрения, а кочка», – вспомнил Анатолий Анатольевич слова М. Горького, хотел сказать, но промолчал.
Акта обследования в лесхозе так и не получили. Совершенно случайно его увидел директор института в одно из посещений обкома. Прочел.
Ничего положительного ни в работе института, ни в работе лесхоза комиссия не обнаружила.
– Как же так, – спросил директор у товарища, на столе у которого обнаружил акт, – даже в деятельности лесхоза ничего положительного?
– По-видимому, обследователи останавливались только на отрицательном, чтобы можно было налечь на исправление и учить на ошибках…
– Но ведь в нашей стране учат не только на отрицательных примерах, но и на положительных. На Выставке достижений народного хозяйства мы представлены к премии. Ведь в таких случаях изучают предмет вдоль и поперек. Конечно, и в работе лесхоза есть недостатки. Например, не везде надлежащим образом оформлены участки, не везде прибиты пояснительные дощечки, не везде после рубки убираются остатки, но оставляют их, измельчив, и таким образом содействуют скорейшему образованию плодородного слоя… А относительно того, что лесхоз занят не научно-производственными задачами, а меркантильными делами, продажей древесины да своими мастерскими… Да, лесхоз имеет цеха ширпотреба. После войны лесхозу были прежде всего нужны рабочие, и не сезонные, а постоянные, знающие и любящие лес. Как же быть? Сметами и штатными расписаниями рабочие в лесхозах не предусмотрены. По штатному расписанию лесхозу положена охрана. Но ведь охрана должна охранять, она не может работать.
Вышли из положения так: поставили при лесничествах небольшие лесопильные заводы… Выпускали доски, горбыль, дровяной швырок, кровельную щепу, ящичную тару, ручки к штопору…
Зимой рабочие заняты на производстве, летом выходят в леса. Зимой получают по производственным ставкам, летом – по ставкам работников лесхоза. Организация ширпотреба не только дает рабочим нормальный годовой заработок, она дает возможность строить жилые дома, конторы, кордоны, производственные помещения и не висеть на шее у государства. Не так это уж и плохо… Это первое, что мне приходит в голову по поводу более чем странных обвинений комиссии. Что же касается всего остального, то разрешите мне хоть снять копию с этого документа…
Коршунец выпускает коготки
Министерство деятельно взялось за подготовку кадров. За год лесхоз посетило пятьсот двадцать девять специалистов, были проведены четыре отечественных и один международный семинар. Семинары были по восстановлению леса, по рубкам ухода, по замене пород менее ценных более ценными.
Все те, кто прошел через высшие лесные курсы в Пушкине под Москвой, заканчивая учебу, приезжали на экскурсию в опытный лесхоз.
Приехал и Коршунец, потому что он тоже прошел курсы в Пушкине. Приехал, хотя и возражал.
– Мне незачем ехать, – говорил он, – я этот лесхоз вдоль и поперек знаю…
Однако исключения для него не сделали.
Руководил экскурсией Анатолий Анатольевич. Приехали на делянку кедра, ели, лиственницы. На богатой почве этой делянки без материальных затрат, только с помощью меча Колесова, получали превосходные результаты.
Двое рабочих – один вонзал клин в землю, другой быстро помещал в трещину саженец и отаптывал землю. Притопчет сапогом – и все.
Сажали молоднячок, три-четыре саженца между лапами пней ели. Почему? Да потому, что корни ели выделяют много органических питательных веществ; перегнивая, они создают молодому деревцу великолепную питательную среду.
Сажали таким способом на гектар до пяти тысяч деревцов вместо десяти тысяч, рекомендуемых инструкцией.
Коршунец, хотя и хорошо знал лесхоз, этого не знал, удивился и простоте посадки, и некучности посадки. И, видя результаты, сказал: «Хорошо! В самом деле, у нас с механизацией в лесхозах неважно, меч Колесова может еще весьма и весьма пригодиться».
Экскурсия была многолюдная; зашел разговор и о сплошной рубке.
– А знаете, откуда по нашей стране пошла сплошная рубка? – спросил Анатолий Анатольевич. – От нас, отсюда, с Сиверской. Еще в двадцать девятом году мы стали делать опыты со сплошной рубкой. Мы сплошь вырубали кварталы. Но этой вырубке предшествовало внимательнейшее изучение почвы, растительности, влажности… Прежде чем подвергнуть сплошной рубке участок, где имелся избыток влаги, мы производили осушение… На одной делянке остаток мы собирали в кучи и сжигали, на другой разбрасывали, на третьей разбрасывали, раскрошив, на четвертой сразу после рубки проводили осушительную сеть… На шестидесяти гектарах мы как-то оставили тысячу четыреста семенников. Через год налетел ураган, повалил наших производителей, но те уже успели сделать свое дело; на вырубке сразу же восстановился сосновый лес. Множество вариантов, непрестанное изучение!.. При неукоснительном выполнении ряда лесотехнических требований сплошная рубка не опасна и даже полезна, но при халатности и наплевательстве, что обычно имеет место у наших заготовителей, она превращается в большое зло. Она быстро дает план выполнения, но плана восстановления дать не может. Как, например, на севере – а основные наши лесные массивы на севере, – после сплошной рубки без предварительного осушения можно восстановить лес? Ведь сплошная рубка приведет к немедленному заболачиванию почвы. Сеять на болоте? Каким хотите способом сейте, – семена в болоте не приживутся.
И вот перед нами вопрос: что же, в конце концов, выгоднее: сплошная рубка, дающая более легкий выход деловой древесины, но необыкновенно затрудняющая и удорожающая возобновление лесов, или выгоднее несколько затруднить рубку, но зато не иметь забот по возобновлению леса, которое можно приблизить к почти естественному?
Коршунец все это слушал. Довольное выражение лица, появившееся у него после демонстрации посадок при помощи меча Колесова, сменилось хмурым.
Почему? Да потому, что возникли новые мысли, которые показались ему более убедительными, чем прежние, тем более что они подтверждали его плохое мнение о НИИ и лесхозе.
Несколько человек рассматривали молодое деревцо, посаженное между лапами пней. Коршунец подошел к ним и сказал:
– В век техники ручкой учат работать! И это механизированный лесхоз! На кой только черт экскурсантов привезли сюда?!
Лесничий Пацюркевич заметил:
– Мы учим, как не сидеть сложа руки в том случае, если нет техники, и как с небольшими затратами…
– А мы не нищие! – прервал его Коршунец. – Что значит нет техники?! Техника будет, раз она нужна. Откуда такое неверие? Нет техники!.. В какой стране мы с вами живем? И потом, почему у вас нет раскорчевки? Вы лесничий…
Анатолий Анатольевич, который стоял с другой группой, сделал к Коршунцу несколько шагов:
– Я же объяснил: раскорчевки нет потому, что между пнями мы как раз и сажаем.
На делянке, крепенькие, хорошие, стояли годовые культуры; ни один саженец не пропал.
Но Коршунец уже не хотел удовлетвориться объяснениями.
– Вы всё нарушаете, – крикнул он Пацюркевичу, – это у вас и у вашего старшего лесничего в системе.
– А вы потрудитесь не делать подобных замечаний! – тоже крикнул Пацюркевич. – Я вам не подчинен!
– Товарищи, не спорить и, тем более, не ссориться! Сейчас едем на делянку, разработанную по способу, который люб товарищу Коршунцу.
Вторая делянка была недалеко. Поле было раскорчевано, не было оставлено ни одного пня, все было прибрано, и высажено на гектаре, согласно инструкции, десять тысяч саженцев. Прошел после посадки год. Деревца стояли хилые, едва цепляющиеся за жизнь, и уцелело из десяти тысяч всего тысячи две.
Вот вам, товарищ Коршунец, и участок сплошной корчевки. Надо применяться к условиям и обстоятельствам.
Разоблачение Коршунца
В феврале в главке было совещание. Съехались представители НИИ, высших лесных учебных заведений, представители от заинтересованных учреждений и инстанций. Обсуждали планы и оценивали деятельность институтов и лесхозов.
НИИ лесного хозяйства получил во всех выступлениях положительную оценку, особенно в практической деятельности, опирающейся на опытный лесхоз.
Совещание закончилось, и вдруг девятого февраля участники коллегии главка получили приглашение на обсуждение крупных недостатков в работе НИИ и опытного лесхоза, вскрытых комиссией советского контроля и ревизией Ленинградской лесной инспекции.
Только вчера говорили о достижениях и успехах, а сегодня о крупных недостатках?.. Но всякое бывает в жизни.
Заседание открыл начальник главка, коротко сообщивший о выводах комиссии, смысл которых был тот, что институт и его опытное хозяйство не годятся никуда.
Разъяснить выводы встал Коршунец и разъяснял долго и обстоятельно.
– Товарищ Коршунец, – спросил начальник, – а сколько человек было у вас в комиссии?
– Семнадцать!
– Материалы в комиссии обсуждались?
Коршунец замялся:
– Вы знаете, я не знаю…
– Товарищ Коршунец, вы работник нашей инспекции, и я попрошу вас, будьте точны: обсуждались материалы или не обсуждались?
– Припоминаю: да, обсуждались.
– Всеми семнадцатью членами?
– Восемью, – негромко сказал Коршунец.
Голос с места поправил:
– Семью!
– И эти семь человек единогласно утвердили документ?!
Коршунец смотрел в окошко, через которое видел стены, окна, крыши… Наконец сказал:
– Были возражения.
– А подписали все семеро?
Коршунец стал вглядываться в то же окно.
– Повторяю вопрос: подписали все семеро?
– Кажется, четверо.
Голос с места:
– Трое!
– Так! Из семнадцати – трое.
Поднялся начальник лесоустроительных экспедиций:
– Я отказался подписать, потому что документ, представленный мне, искажал, по моему мнению, действительное положение вещей.
– Кто же тогда подписал?
– Коршунец, Шубин – председатель комиссии – и доцент Лесотехнической академии Лавров.
– Товарищ Лавров, вы, значит, согласны?
– Я не был согласен, но мне обещали изменить формулировки, а теперь я вижу, что они не изменены.
– Как же вы, руководитель кафедры, могли поступить так неосторожно? Итак, три подписи из семнадцати. Материал не обсуждался, общественности НИИ представлен не был; ведь эти методы вашей комиссии ничего общего не имеют с советскими методами! Такой акт мы даже и обсуждать не можем. Но так как со времени создания документа прошло полгода и так как работники института и лесхоза крайне взволнованы в результате всего этого происшествия, то, думается мне, документ следует обсудить…
Коршунец взял слово для справки.
– Не я, товарищи, автор документа. Документ одобрен обкомом партии.
– Всем обкомом или бюро обкома?
– Нет…
– Кем же?
– Инструктором.
– Товарищ Коршунец, представлять обком и действовать от его имени могут секретари обкома. С каких это пор инструкторы стали представлять обком? Вот просит слова секретарь партийной организации НИИ; пожалуйста, товарищ.
Секретарь говорит медленно, ему трудно – ведь надо высказывать подозрения в честности человека, ведь надо обвинять, а это всегда тяжело. К сожалению, ему и всем в НИИ ясно, что Коршунцем руководили корыстолюбивые желания: он хотел стать директором НИИ, сняв нынешнего директора.
Коршунец крикнул тонким голосом:
– Клевета! Грязнейшая! Как вы смеете?!
Все стихло в зале. Председатель перелистывал бумаги. Наконец он сказал:
– Я познакомился с некоторыми документами, весьма меня удивившими. Ваша специальность, товарищ Коршунец, по полученному вами образованию?
– В анкете ясно сказано: я лесной специалист.
– Где получили образование?
– В Ленинграде.
– В каком учебном заведении?
– Я окончил Институт народного хозяйства. Лесное отделение.
– В вашей анкете написано именно так… а вот копия вашего диплома. Согласно полученному вами диплому, вы окончили торговый факультет… Посмотрим, какие же дисциплины вы проходили… Из всех дисциплин только одна имеет некоторое отношение к лесу… это основы лесного товароведения… Согласитесь, этого мало для того, чтобы считать себя лесоводом. По окончании института вам присвоили звание инженера-плановика… Согласитесь, что вы не имеете никакого отношения к лесу, и достойно удивления и всяческого порицания, что вы заняли ответственное место в лесной инспекции… Делаем вывод: мы несерьезно относимся к подбору кадров. Освежить придется нам наши кадры.
Коршунец больше не смотрел в окно. Он рассматривал половицу. Все в зале смотрели на него, а он смотрел на половицу. Еще вчера, уверенный в себе, он «проводил работу» среди сотрудников главка, формируя нужное ему мнение о лесхозе и НИИ. Уже была заготовлена соответствующая резолюция. Что случилось? Почему начальник стал вникать во все?.. Диплом его, Коршунца!.. Он преодолел себя, поднял голову и сказал глухо:
– Я возражаю… Секретарь оклеветал меня… Если я и ошибался, то просто потому, что ошибался. Каждый человек может ошибиться… а побуждения у меня были самые чистые…
Председатель несколько секунд пристально разглядывал Коршунца, потом показал ему и всему залу бумагу:
– Ваша подпись?
Коршунец подошел:
– Моя.
Начальник главка прочел характеристику директора НИИ, написанную Коршунцем. Характеристика уничтожала директора.
– Итак, в этой своей точке зрения вы убеждены чистосердечно?
– Совершенно! Это моя точка зрения… У него много недостатков… Двадцать пять лет директорствует! Засиделся… Я… бескорыстно…
– Та-ак… Но вспомним: недавно вы были у меня. Вы сообщили мне, что, по мнению ленинградской общественности, директор НИИ должен быть снят. «А есть кандидат на его место?» – спросил я. «Есть», – ответили вы. «Кто?» – «Таким кандидатом ленинградская общественность называет меня». – «И как… вы согласны занять этот пост?» – «Я согласен», – ответили вы. Такой разговор был у нас с вами. Как же вы отрицаете свою заинтересованность в деле, которое вы затеяли?
– Я не так говорил.
– Ах, вы не так говорили, я неправильно вас понял?! Значит, сейчас вы будете отрицать то, что говорили мне вот у этого самого стола?
Коршунец стоял. Потом сел. Потом стал тереть ладонью затылок.
– Товарищи, – обратился к собранию председатель, – стоит ли нам тратить время на разбор и обсуждение этого документа?!
