Текст книги "Рассказы о старшем лесничем"
Автор книги: Павел Далецкий
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Павел Далецкий
Рассказы о старшем лесничем
Советский писатель
Ленинград
1961
А. А. Книзе
Немного о прошлом
С древнейших времен этот край был лесным. Растут здесь леса по холмам и песчаным взгорьям, по болотам и вдоль берегов глубоких нешироких рек. Через болота на сотни километров тянутся гривки. От Карташевки через Сиверскую ведут они на Новгород и Псков. Еще на заре Руси хаживали по ним купеческие караваны. Частенько подстерегали их на этих гривках лихие люди, а податься купцам некуда: справа болото, слева болото… Принимали бой. Иногда костьми ложились, иногда отбивались. До наших дней носят такие тропы название разбойничьих. Леса тогда были непроходимы…
В сущности, такими они остались и до наших дней. Разве только в площади поубавились. Но тяжелые раны нанесла им война. Первыми пострадали Сиверские леса.
На десятый день войны отступала от Луги механизированная группа наших войск. Много в те дни было неожиданностей и неувязок; например, на картах значилась через Сиверские леса шоссейная дорога.
Проселки подвели передовую часть к стене леса. Никаких признаков шоссе! Даже проселок, как это часто бывает в лесах, точно растаял.
Полковник вышел из машины. Лес! Великаны по тридцать – сорок метров в высоту. Любоваться бы, но не время сейчас любоваться природой.
– Где дорога? – спросил он у лесника.
– Дорогие товарищи, нет здесь дороги.
Полковник верил карте и не поверил леснику.
– Ну, брат, извини… ты нас за нос водишь… вот же она на карте яснее ясного.
– Если соврал, расстреляйте. Здесь не то что шоссейной, гужевой никогда не бывало.
Не поверили, искали. Лесник оказался прав: дороги не было. Лесная непроходимая чаща.
Что делать? Не возвращаться же! Пошли напролом со всей техникой, танками, самоходками… Вгрызлась техника в лесную чащу и остановилась.
Немцы, зная, что в лесу наши войска, бомбили его с воздуха, громили артиллерией. Бесчисленные раны нанесли они Сиверскому лесу. Еще и сейчас эти места нельзя считать очищенными от мин и снарядов. В прошлом году лесник, обмеряя дерево, встал на холмик, а земля под ним вдруг поползла, холмик оказался складом снарядов. И долго всю деловую древесину брали из поваленных и разбитых деревьев. Да и теперь при распиловке бревна́ вдруг полетят у пилы зубья; это наткнулась пила на осколок снаряда.
В первый год войны немцы верили в победу и в свою власть над захваченной русской землей.
Геринг издал приказ: к лесам Сиверской, Карташевки, Дружной Горки и Дивенской не прикасаться. Они должны были стать украшением гитлеровской империи.
Но когда гитлеровцы поняли, что на русской земле им не усидеть, тот же Геринг приказал уничтожить все. И пошли гулять топор да пила.
В 1944 году работники Сиверского лесхоза вернулись на свои места. После порубок оказались заболоченными огромные пространства. Чтобы восстановить лес, нужно было прежде всего осушить почву. Нужна была мелиорация.
Филькина грамота
Анатолий Анатольевич Книзе, старший лесничий лесхоза, – седой, в форменной фуражке, в очках.
Много лесных путей и дорог прошел он в своей жизни. Был плановиком, изыскателем, работником леспромхоза, преподавал организацию лесного хозяйства в Институте народов Севера. Прошел, как говорится, все пути лесного ве́дения.
В резиновых сапогах, в куртке, с палкой в руке, Анатолий Анатольевич уходил в леса утром и возвращался ночью.
Как проводить осушение в лесу? Опыта подобной работы не было. Была сельскохозяйственная мелиорация, мелиорация открытых мест. А тут заболоченные леса, торфяные болота…
Известно, что заболоченность бывает двух родов: от подъема уровня грунтовых вод и от задержки поверхностного стока, когда захламлена территория.
В первом случае надо уметь перехватить грунтовые потоки, во втором – найти старые пути стока… Ведь когда-то поверхностные воды сбегали легко!
Какой же путь избрать для исследования? Аэрофотосъемку? Да, конечно, могучая вещь – аэрофотосъемка. А нельзя ли поискать чего-нибудь полезного и в народном опыте? Ведь русский народ издавна имеет дело с лесами.
Анатолий Анатольевич вспомнил: по Вятским лесам во времена его детства хаживали изыскатели. В руках они несли бураки из бересты, не до краев наполненные водой. И держал такой изыскатель свой бурак параллельно наклону руки и делал в соответствующих местах на берегу отметки.
Старший лесничий созвал подчиненных. Посовещались. Решили попробовать… впрочем, с бураками едва ли… нет сноровки… а просто так, внимательно, шаг за шагом.
Весной лесники отправились по всем тропам и тропинкам. Шли, посматривая, где после таяния снега вода стоит, а где журчит. И там, где вода бежит, лесник ставил вешку со щепкой, указывая направление весеннего стока.
Вешки проверяли позднее.
И если здесь находили травы-влаголюбы, если появлялся кукушкин лен и сфагны, если сосна была позакомелистее да помельче, значит, здесь в почве влага задерживалась и надо было дать ей выход.
Весну и часть лета заняла исследовательская работа.
Лесничий Пятин, знающий каждую былинку в своих лесах, сумел найти и проследить скрытую систему стоков, и тогда картина внутренней жизни леса представилась еще более сложной и навела на новые размышления.
К этому времени закончили и аэрофотосъемку. С нетерпением ожидали ее в лесхозе, а она все не поступала.
Анатолий Анатольевич вечером возвращался на газике из гатчинского лесничества. Машину обогнал лихой мотоциклист. Шофер газика, естественно, почувствовал себя задетым.
И вот две машины, двухколесная и четырехколесная, понеслись друг за другом по шоссе.
Лихач-мотоциклист не сдавался. Даже на крутых поворотах, где хочешь не хочешь снижаешь скорость, он не снижал ее и с опасностью для жизни, почти ложась набок, бесстрашно проделывал вираж.
– Мальчишка с ума сходит! – сказал Анатолий Анатольевич. – Оставь его!
– Анатолий Анатольевич! – жалобно воскликнул шофер и еще прибавил ходу.
От Выры на Сиверскую мотоциклист мчался по трудной, извилистой дороге с той же безудержной смелостью. Проскочил у станции через железнодорожный переезд, повернул к лесхозу и у конторы затормозил. Тут только его и нагнал газик.
Мотоциклист слез, оглянулся, и с минуту Анатолий Анатольевич и шофер стояли без слов: перед ними оказалась пожилая женщина, и, когда сняла шлем, даже седоволосая.
– Ну и ну, – проговорил Анатолий Анатольевич, – только что ругал мальчишку-лихача и сейчас ругаю… но, честное слово, и… восхищен! Вы к нам?
– Просили срочно доставить аэрофотосъемку. Сказали – в лесхозе очень ждут…
– Спасибо… еще раз спасибо, и даже за ваше… лихачество.
Сумка перешла в руки Анатолия Анатольевича. Он принял ее с волнением и принес домой. Переоделся, помылся и сел за работу.
Нелегко было расшифровать съемку.
Пепельница была полна, две непочатые пачки папирос лежали на краю стола, морщинистое лицо склонилось над листами, глаза без устали следили, мозг сопоставлял, высчитывал.
Воздушная съемка подтвердила данные лесников-тропопроходцев. Можно было приниматься за мелиоративные работы, но решили обождать, потому что начал проводить нивелировку Агролеспроект.
Нивелировщики шли параллельными линиями, с интервалами в двести пятьдесят метров.
Книзе встретился с начальником группы и выразил ему свое сомнение:
– Через двести пятьдесят метров?
– Конечно. По инструкции. А то как же?
– В лесу?
– В лесу, как и везде.
– И вы думаете, ваша съемка будет соответствовать подлинному рельефу местности?
– А чему другому она будет соответствовать?
Форменная фуражка сидела глубоко на лбу старшего лесничего, из-под козырька через очки внимательно смотрели небольшие глаза.
– По-моему, ничему, – сказал он. – Но дай вам бог успеха.
Настал час, когда старший лесничий получил данные трассировочных работ и положил рядом со своими схемами. Семьдесят процентов несовпадения! Там, где на местности низина, у них холм. Где холм, у них распадок. И так чуть ли не везде.
Был вечер. Анатолий Анатольевич работал в своем домашнем кабинете в полной тишине. Вышел в сад. Закурил. «Если считать что они правы… Да нет, не может этого быть». Зримо представил себе участок, только что прослеженный на листе бумаги. В натуре на нем было много холмов и холмиков, они создавали живописнейший рельеф, а на съемке Агролеса не было и четвертой части этих возвышенностей.
Но ведь это тоже наука. Что же делать с ее данными?
Отправился в город, в Лесотехническую академию, на кафедру геодезии. Принял Анатолия Анатольевича профессор.
Положил перед ним на стол старший лесничий все три материала – свой «бурачный», воздушной съемки и агролесовский.
Профессор достал лупу и стал рассматривать листы…
– Ну‑с, – проговорил он через некоторое время, – что вы по поводу всего этого думаете и как вы ко всему этому относитесь?
– А по-разному… в зависимости от настроения, – отозвался Анатолий Анатольевич.
Профессор отложил лупу:
– То есть?
– Когда я в плохом настроении, я считаю, что данные Агролеспроекта – это филькина грамота, а когда в хорошем, я говорю себе: вон какую картинку изобразили!
Профессор захохотал.
– Представьте себе, а ведь я с вами согласен. Они шли по лесу через двести пятьдесят метров!.. Вы представляете себе, это в лесу, когда видимость может быть на пять метров! Надо было идти не через двести пятьдесят по-полевому, а через десять, да и не одними параллельными, а и поперечными – надо было сетку создать! – Он откинулся в кресле. – Можете на них в суд подать.
– Зачем же в суд?! Они же не виноваты. Они действовали по инструкции. Вот на того, кто им дал для работы в лесу эту инструкцию, надо подать в суд.
Мелиоративную сеть решили создавать по водостокам.
Эта работа стала основой для проведения дорог, для оздоровления режима леса, для замены менее ценных пород леса более ценными.
О том, как удивился замминистра
Как-то сын написал Анатолию Анатольевичу: «Папа, скоро ли ты выйдешь на пенсию? Думаю, здорово надоели тебе твои леса!»
Анатолий Анатольевич рассказывает мне про письмо и посмеивается. Его, любящего свое большое дело, которое созидает силу и красоту родной земли, подозревают в том, что оно ему надоело!
Осенью в Ленинграде проводилась конференция организаций и учреждений, связанных с лесом.
Книзе сидел в уголку, внимательно слушал и делал пометки в блокноте. Он выступил в конце конференции, и довольно неожиданно – о лесных дорогах: лесные дороги не были предметом обсуждения. Он сказал, что без дорог нельзя сейчас наладить работу в лесу так, как того требуют партия и правительство, то есть жизнь. Раньше у нас были лесовозные дороги. Теперь самый этот термин надо выкинуть.
В зале зашевелились. Кто-то крикнул:
– Не слишком ли смело?
– А вы против смелости? – спросил Анатолий Анатольевич и продолжал: – Товарищи, лес мы снимаем механизмами, а восстанавливаем почти вручную. Работа же по восстановлению более трудоемкая, чем по валке. Что свалишь в час, растишь десятилетиями. Только механизация труда разрешит вопрос лесовосстановления. Машины нужны! А для машин дороги. Скажете: из-за чего шумишь, Книзе?! За дороги уже принялись. Да, принялись, строим! И обходятся такие дороги в сто и двести тысяч километр. Не дешево! Но еще не вся беда в цене, главная в том, что по этой дороге можно пустить грузовик, и грузовик пойдет, а вот трактор, да еще с прицепом, уже не пустишь. Трактор такую дорогостоящую дорогу размолотит… А нам нужны дороги такие, по которым могли бы пройти и машина, и трактор, да и лошадка, потому что и лошадку нет смысла скидывать со счетов. Нам нужны дороги особого профиля. И должен вам сообщить – такие дороги в нашем Сиверском лесхозе уже имеются. И немало. Приезжайте, полюбопытствуйте.
Анатолий Анатольевич стоял на трибуне и говорил неторопливо. Он всегда говорит неторопливо, – пусть каждое слово дойдет до слуха тех, кому оно предназначено. Нужно в корне изменить самый принцип лесного хозяйства… Приезжайте в опытный лесхоз на Сиверскую.
Через некоторое время в лесхоз приехал замминистра. Правда, не потому, что он узнал про это выступление, а по своим делам и обязанностям.
Приехал и прошел в контору. Сразу же беседа коснулась насущных вопросов лесного хозяйства.
– Да, – говорил замминистра, – времена изменились; вас спросят: заготовили вы столько – ну, а сколько вырастили?
Старший лесничий утвердительно кивал головой. И то, как он кивал, как светлело при этом его лицо, с каким удовлетворением обминал он в пальцах папиросу, говорило, как радует его то, что времена теперь изменились.
Когда настала пора ехать на лесные дачи, замминистра спросил:
– А на какой машине мы поедем?
– А вы на какой приехали? – поинтересовался Анатолий Анатольевич.
– К сожалению, на машине, малоподходящей для нашей цели, на «Зиле».
– Почему же «к сожалению»? На «Зиле», если вас устраивает, мы и поедем
– В лес?
– В лес.
Замминистра с любопытством посмотрел на старшего лесничего. А тот стоял и не улыбался, но улыбались его глаза.
– До массива по общей дороге, не знаю, пройдет ли «Зил» – тут дороги всякие, – а вот за массив ручаюсь.
И поехали. Действительно, до массива дорога была «всякая», шли пятнадцать—двадцать километров в час, а как добрались до лесного массива, стрелка спидометра побежала к семидесяти.
Необыкновенно украшает лес хорошая дорога… Она раскрывает глазу великолепие, которое прячет теснота… Вы видите сосны и березы, взметающие в высокие просторы свои прямые стволы, ели, пышно убранные от корня до макушки; вдруг промелькнет, раскинув тонкие темные руки, рябина, а там веселый ярус – лесная молодежь, обретающая силу под защитой старшего поколения.
На лесной дороге в солнечный день на сердце даже самого занятого, самого углубленного в свои дела человека появляется радость, которую иначе не назовешь, как радостью бытия.
Дорога, по которой несся «Зил» замминистра, была достаточно широка, до восьми метров, глубокие кюветы сопровождали ее с обеих сторон, плотное, ровное покрытие из гравия позволяло машине идти легко и, если можно так сказать, с удовольствием. Свернули на боковую дорогу. И здесь не было ни ям, ни выбоин, ни заболочин, хотя недавно прошли сильные дожди.
Замминистра то покачивал головой, то пожимал плечами. Наконец он сказал водителю: «Стой!»
И когда машина остановилась, вышел. Прошелся, притопнул каблуками. Дорога была хороша, удобна и украшала лес.
– Что же это такое, товарищ старший лесничий?.. Откуда у вас эти дороги? Кто вам их строил?
Тон замминистра был строг. Гость был скорее недоволен, чем доволен. И, может быть, поэтому, отвечая, Анатолий Анатольевич немного застеснялся.
– Да мы же и строили… лесхоз.
– Как лесхоз? Я не помню, чтоб мы разрешали лесхозу строить дороги.
– Так точно, разрешения вы не давали, потому что разрешения мы и не спрашивали.
– То есть как это? – с настоящим недоумением спросил замминистра.
– Разрешите пока на этот вопрос не отвечать.
– Хорошо, не отвечайте. А на какие средства вы строили?
– Разрешите и на этот щекотливый вопрос пока умолчать.
– Нет, на этот вопрос умолчать не позволю. Будьте добры ответить: на какие средства вы строили дороги?
– Мы их строили за счет нарушения дисциплины.
– Так! Обрадовали. Какой дисциплины?
– Финансовой. Частично за счет пожарных дорог, частично за счет мелиорации, ну и вложили сюда некоторую долю наших хозяйственных доходов.
– Нечего сказать, герои. И во сколько вам обошлась такая дорога?
– Вы, насколько мне известно, специалист, вы и оцените.
– Оцениваю: не меньше чем в двести тысяч километр.
– Оценили правильно, а обошелся нам километр в пятнадцать тысяч.
Замминистра несколько секунд молчал. Два человека стояли на твердом профиле лесной дороги и смотрели друг на друга. И опять Анатолий Анатольевич не улыбался, хотя улыбались его глаза, а замминистра смотрел с явным недоверием.
– Каким образом в пятнадцать тысяч?
– И даже кое-где в двенадцать. Изменили технологию строительства. Новая технология появилась… из нашего опыта и разумения. И, как видите, мы на эту дорогу без боязни пустим и лошадку, и трактор с прицепом, и многотонную машину.
Гость молчал. С одной стороны, было явно неблагополучно: нарушена финансовая дисциплина… а с другой – дорога проведена!..
Поехали дальше. Гость продолжал молчать. И Анатолий Анатольевич молчал. Нарушив дисциплину, он чувствовал себя совершенно правым.
Подъехали к мосту. Замминистра снова вышел из машины и, прищурившись, осматривал мост. Арочный. Такой пустяковый мост на такой дороге!
– Тоже по собственному разумению и новой технологии строили?
– Так точно.
– Дороги у вас крепкие, а мост карточный.
– Выдерживает тридцать тонн.
Замминистра даже рассердился:
– Ну, знаете ли, товарищ старший лесничий, вы не с дураком разговариваете!
Книзе не обиделся:
– Могу доказать.
– Чем?
– Неподалеку работают два спаренных трактора С‑80 с канавокопателями ЛК А‑2… общий вес двадцать семь тонн. Разрешите пропустить?
– Пропускайте.
Через четверть часа замминистра наблюдал прохождение по мосту тяжелых машин.
Только легкая вибрация тронула мост.
– В общем, черт знает что такое, – сказал замминистра, – но поздравляю, честное слово! Просто здорово! А теперь скажите: почему вы строили без разрешения?
– А если б мы попросили у вас разрешения, вы нам разрешили бы? Не сказали бы: довольствуйтесь пока тем, что имеете?
Замминистра засмеялся:
– Правильно, так и сказали бы.
– И тогда мы стояли бы перед необходимостью двойного нарушения дисциплины: и финансовой, и административной. Тяжеленько было бы. А нарушить пришлось бы, потому что проводить дороги и строить мосты все равно нужно: ведь без дорог, без применения в лесу самой разнообразной техники решение партии и правительства относительно восстановления леса выполнить невозможно.
– Так, так… Ну, а раскройте все-таки секрет: какой принцип вы положили в основу вашей работы?
– А мы действовали по-мужицки… или, если хотите, по законам житейской логики. Как проверяется прочность цепи? Прочностью самого слабого звена, не так ли? С дорогами мы поступаем так: строим и тут же пускаем транспорт. Немедленно выясняется слабое место: вдруг протискиваются колеи, тут выбоины, там вмятины… Эти слабые места сейчас же и укрепляем. Дорогу мы испытываем транспортом. А то закроют строители проезд, а потом хлопот и ремонтов не оберутся. Вот так… без большой науки. Ругать будете, что без науки? Но ведь практика – та же наука, ей-богу…
И смотрел пожилой человек с морщинистым лицом, с седыми усами, но молодыми глазами на своего начальника и посмеивался, и замминистра только развел руками.
На обратном пути говорили о многом: о приросте леса, о производственных цехах в лесхозе, о механизации. Говорили, и замминистра думал: все и везде решает человеческий характер. Характер должен быть творческим и в достижении цели непреклонным. И таким характером, представлялось ему, обладает старший лесничий Сиверского лесхоза.
Химия и ольха
Первозданные леса, куда не ступала нога человека, стоят и стоят себе тысячелетиями. Бурелом, валежник, великаны, упавшие от старости, вывороченные корни, молодые и зрелые деревья, подлесок, жесткие и нежесткие травы, животные, птицы… И только нет человека, а если и есть, то он, далекий от цивилизации, на равных правах со всем остальным живущим, берет от окружающего только то, что ему нужно для поддержания существования. И медленно идет круговорот могучей лесной жизни, и куда она направлена, на какие пути дальнейшей эволюции, кто может сказать?..
Но круговорот лесной жизни, ее медлительный точный ход человек может подчинить другому ритму: он может заставить дерево расти быстрее, может оберечь его от болезней, может одни породы заменить другими. И такое вторжение не нарушит красоты и здоровья лесной жизни, наоборот, будет содействовать и тому и другому.
Дань, которую берет разумный человек с леса, если у берущего есть знание и мера, не страшна лесу. Наука должна быть основанием всех взаимоотношений человека с природой.
Еще до войны у профессора Декатова появилась мысль о химии.
Он проводил опыты на небольших делянках. После войны Игорь Васильевич Шутов, сотрудник Научно-исследовательского института лесного хозяйства, продолжал его дело.
Когда в сорок четвертом году работники лесхоза пришли на свои участки, они застали картину почти полного истребления. Но вот на вырубках пошла ольха, под ее пологом стала прорастать ель.
Ольха хороша тем, что на ее корнях образуются клубеньки, вырабатывающие азот, а плоха тем, что ее широкий лиственный полог, вначале по-матерински опекающий ель, потом начинает затенять ее.
Можно ли найти такой химический состав, который, подсушивая ольху и березу, не повредит ели? Да, конечно.
И через некоторое время нужный состав был найден. Вот он стоит в бутылях. Как его применять? Двигаться пешком по земле, продираться сквозь чащу и опрыскивать вручную?
К этому времени в распоряжении лесхоза уже был самолет. Самолет поднялся в воздух и опрыскал опытные участки. Повяли, засохли ольха и береза. Свет широким потоком ринулся к молодым елям. И медленно растущая ель, которая обычно в год дает два-три сантиметра приросту, стала давать по шестьдесят – восемьдесят сантиметров.
Это была настоящая победа, настоящее торжество, был найден путь к разумному хозяйничанью в лесу.
Не сразу, конечно, все давалось. Сначала производили опыты на маленьких «пристрелочных» площадках, над несколькими десятками деревьев, потом на делянках, потом на больших участках, наконец передавали достигнутые результаты всему лесному хозяйству.
Что еще нужно знать тому, кто пожелает малоценные породы заменить более ценными?
После усыхания ольхи и березы не следует тотчас вырубать их, пусть постоят годика три, создавая для ели ажурную тень, потому что ель, выросшая под чужим покровом, боится яркого света; пусть понежится некоторое время в ажурном свете.
Но еще лучше опрыскивание проводить в два-три приема, применяя вначале неполную дозу химического раствора. Тогда в первый год ольха и береза, теряя крону и значительную часть листвы, пропускают к ели то количество света, которое не пугает ее. Второй и третий заходы самолета дадут уже полное усыхание дерева, и молодая ель, освоившись со светом и теперь уже требуя его, пойдет вверх семимильными шагами.
А воздушно-сухая ольха и береза – отличный материал для ширпотреба, да и дрова исключительные. А дровами русский человек, при всех современных технических облегчениях, любит отапливать свое жилье.
Осматривая опытные участки, Анатолий Анатольевич приметил: эти же химикалии убивают и сорняк. На смену широколистым травам появляются кормовые злаки. И тут уж не моцион скоту, не прогулка на воздухе, а самое доброе питание.
По этому поводу один заинтересованный экскурсант сострил:
– Вы, товарищ старший лесничий, все говорите про лесохозяйственное устройство… Какое лесохозяйственное, у вас же зоотехническое!
