Текст книги "В стране каменных курганов и наскальных рисунков"
Автор книги: Павел Мариковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Теперь изволь, нарушив золотое правило поездок, устраивать бивак в сумерках, возиться с ужином, установкой пологов и постелями. Темнота же совсем сгустилась, в небе зажглись звезды, исчезли очертания ближайших холмов, окружающих нашу стоянку, лишь одинокий курган еще маячил на ближайшей горке на фоне потухавшей зорьки. Наконец, закончив долгий день пробега по асфальту, растянуты над брезентом марлевые пологи, и, поужинав, можно растянуться на постели, предвкушая сладкий отдых. Но что-то больно укололо в тыльную поверхность стопы правой ноги, потом еще раз рядом с тем же местом. Подумалось: откуда могла в постели оказаться колючка? Пощупал рукою, ничего не нашел. Снял носок, тщательно промял его, провел рукою по постели – нигде ничего не обнаружил. Боль усилилась. Какая чепуха! Ведь не мог же меня кто-нибудь ужалить. Наверное, все-таки показалось.
– Что случилось? – сонным голосом спросил Алексей.
– Ничего особенного. Спите спокойно!
Улегся, стараясь отвлечься от боли. Но ногу пекло, будто обожженную. Ощупал рукой: опухоли не было. Из саквояжа, его по обыкновению кладу рядом с собой, вынул бутылочку со спиртом. Сейчас протру, поможет, перестанет болеть. Просто самовнушение. Надо заснуть, отвлечься, но спирт не помог, и заснуть не удалось. Колючка была явно ни при чем. Меня пожаловал своим вниманием кто-то явно неприятный. Но кто? Змея? Ее, такую большую легко было бы найти в постели под пологом с аккуратно подвернутыми под матрас краями. Каракурт? Отравление от укуса этого ядовитого и опасного паука было мне отлично знакомо. Вначале боль ничтожна, как от легкого укола иглою. Но вскоре боль растет, распространяется по телу, начинаются симптомы общего отравления, страх смерти, удушье, боль в животе, сильное слюнотечение. Скорпион? Очень похоже! Когда я изучал каракурта, мне так говорили местные жители: «Каракурт кусает совсем не больно, но болезнь очень тяжелая. Скорпион кусает очень больно, по болезнь легкая». Откуда ему взяться здесь, в этой угрюмой каменистой пустыне с редкими кустиками боялыша! Конечно, следовало бы засветить от аккумулятора машины лампу-переноску, тщательно пересмотреть постель. Но не хотелось будить своих спутников, по-прежнему думалось, будто все это так, какая-то случайная боль, может быть, от каких-то процессов, протекающих в мозгу, утомленном долгим путешествием. Но боль не исчезала. Важно не заострять внимания, постараться забыться.
А время шло. На небе вокруг полярной звезды медленно поворачивалась Большая медведица, по легенде степных жителей «семь волков крутились вокруг привязанной к колу кобылицы». Пролетело несколько спутников. Упал метеорит. Над пологом медленно и бесшумно пролетел козодой… Наверное, все же меня укусил какой-нибудь особенный и небольшой паучок. Теперь он придавлен мною, не опасен. Но какой? Все же странная боль! Будто кто-то все время прижигает горячим железом да еще им слегка потряхивает. Почему она только в одном месте на тыльной поверхности стопы? Если виною произошедшего яд, то он, видимо, особенный, не рассасывается. Надо его разогнать по телу, тогда он, разойдясь, перестанет терзать ногу. И я принялся изо всех сил тереть очаг боли. Как будто сразу полегчало. Боль стала стихать, начало клонить ко сну. Как много времени отняла у меня эта непонятная история? «Семь волков» Большой медведицы повернулись вокруг «кобылы» и стали почти с другой стороны.
Утром я проснулся позже всех. Предложил спутникам посмотреть всем вместе мою постель. Края полога, как полагается, были хорошо подвернуты под надувной матрас, и никто не мог уйти из-под него. Поиски продолжались недолго. Под подушкой, положив сбоку свой длинный хвост, мирно спал большой коричневый скорпион…
– Вот это здорово! – вскрикнул Алексей с восхищением. И занес над виновником происшествия палку, собираясь казнить виновника ночного беспокойства.
– Какой ужас! – воскликнула Зоя.
– Попался, субчик! – спасая скорпиона от Алексея, обрадовался я тому, что все встало на свои места. Нога еще слегка болела, чувство жжения совсем не прошло. На коже виднелись едва заметные две красноватые точки – места укола жалом.
– И чего вы радуетесь? – удивилась Зоя.
– Ну как же не радоваться! Во-первых, боль почти прошла, и все же я под конец хорошо выспался. Да и боль, в общем, не была сильной, и «черт оказался не таким страшным, как его малюют». Впрочем, в моей жизни это второе ужаление скорпионом. Во-вторых, как не радоваться: придумал способ лечения. Яд скорпиона не оставляет иммунитета. Действие его местное и довольно слабое, вызывает боль, и чтобы она была чувствительной, подольше держалась и запоминалась пострадавшему, яд не рассасывается. Ведь скорпиону приходится в пустыне бороться за жилище, за укрытие, за место зимовки и самое лучшее – залезть в норку грызуна, представителя млекопитающих, к которым относимся и мы с вами. Если хозяин норы не гостеприимен, полагается проучить его болезненным уколом. Да таким, к которому не привыкают при повторном наказании. Главное, оказывается, можно простым приемом уменьшить боль. Для этого надо разогнать по телу яд, растирать больное место. Наверное, помогла бы еще и грелка.
Мое объяснение было выслушано моими помощниками с большим вниманием.
– Да, действительно! – задумалась Зоя. – Я об этом сразу не догадалась. Жаль, что не разбудили меня. Я бы и грелку приготовила.
– А я бы с удовольствием расправился с этим гадом! – добавил Алексей.
– Кто бы мог подумать, что меня тяпнул милый скорпион! – продолжаю я обсуждение ночного происшествия. – Во всем же виновны вы, мои дорогие друзья. Уговорили ехать до темноты, поздно устраивать бивак. Когда мы расстелили постели, скорпионы уже вышли на ночную прогулку. Вот один случайно и забрался незаметно ко мне в гости. Надо было бы, чтобы он проучил вас, а не меня за нарушение экспедиционных правил. Впрочем, и я виновен. Не следовало с вами соглашаться. Обычно впервые участвующие в экспедиции трудно приучаются к исполнению непременных правил и легче воспринимают свой собственный опыт.
История со скорпионом была усвоена на этот раз моими помощниками очень твердо, и мне более не приходилось беспокоиться о заблаговременном устройстве бивака.
Поспешное бегство
И вновь бег на машине по асфальтовому шоссе.
В стороне от дороги показалась джурга – миловидная дрофа-красотка. Увидав машину, она стремительно помчалась в сторону и вскоре скрылась за холмами. Пролетели чернобрюхие рябки-бульдуруки.
Вдруг вдали – темная зеленая полоска саксаула, тамариска, потом небольшие холмы. Лессовая пустыня исчезла, и теперь на земле вокруг лежит мелкий красноватый щебень и кустики боялыша. Мы вступили в типичную каменистую пустыню, окраину великой голодной пустыни Бетпак-Дала.
Один за другим тянутся одинаковые холмы. И горизонт уже не тот, как прежде, синий и слегка волнистый, будто волны океана. Иногда на пути распадок, скалы, густая поросль тамариска, чингиля, саксаула. Холмы все круче и больше. Вот за ним сверкнули ослепительно голубые воды Балхаша. Они так неожиданны и завораживающи после сухой полуголой и жаркой пустыни! Теперь наш путь вблизи него. Он долог и утомителен. Озеро то скроется ненадолго за каменистыми холмами, то выглянет из-за них манящей к себе голубизной.
За поселком Сары-Шаган мы решили остановиться на берегу озера. Вдали виднелся длинный узкий и каменистый полуостров, окаймленный с берегов полоской зеленых растений. Там, думалось, мы пообедаем, а ветерок и вода облегчат жару. Подъехали к самому мыску и пошли искать удобное место у самого берега.
Едва я, выйдя из машины, ступил на землю, как кто-то больно укусил за шею, потом за плечо. Виновниками укусов оказались два небольших жука – божьи коровки. Такая вольность этих, в общем, очень миловидных созданий бывает, когда они голодны. Коровки – неуемные пожиратели растительных вшей-тлей. Но здесь они оказались слишком бесцеремонными, укусы последовали один за другим, и мои спутники дружно и громко завопили. Да, действительно, странное поведение. Если так будет продолжаться дальше, то какой окажется наша стоянка на этом голом гранитном полуострове? Когда же мы возвратились к машине, я поразился. За короткое время весь тент украсился величайшим множеством красных коровок. Многие из них уже забрались в машину, очевидно, приняв ее за большой и скважистый камень, такое отличное укрытие. Больше всех оказалось одиннадцатиточечной коровки, немного меньше коровки изменчивой. Изредка встречались коровки крупные – семиточечные. Жуки были повсюду: ползали по камням, реяли в воздухе, немало их устроилось и под камнями. Благополучие коровок всецело зависит от тлей, которыми они питаются. Появится много тлей – моментально размножатся коровки. Тли исчезнут – и коровкам приходится нелегко, они голодают, гибнут, многие улетают высоко в горы и там, спрятавшись в укромные местечки, обычно собравшись большой компанией, засыпают на остаток лета, осень и зиму. По-видимому, такое же скопление коровок возникло и здесь, среди голых камней. Но откуда жучки могли сюда прилететь? В пустыне в этом году не было дождей, не было и тлей. Впрочем, кое-где местами пролились дожди, и там, где вода смочила землю, пышно зазеленела трава. Быть может, с таких мест коровки и взяли курс на север, к спасительной прохладе.
Но что делать? Никогда и никто из нас не испытывал такого количества болезненных укусов. Наспех стряхнув с машины несносных насекомых и отказавшись от обеда, помчались с возможной скоростью подальше от каменистого полуострова, послужившего прибежищем для этих созданий, неожиданно проявивших извращенный вкус. Потом весь остаток дня выгоняли на ходу из машины жучков, хватаясь за тех, кто по своему неразумению, вонзал свои челюсти в наши истерзанные тела. К счастью, боль от укусов коровки быстро проходила, не оставляя следа.
Мушиная приманка
Позавчера, когда мы остановились на обед в сухом русле небольшого потока и пока готовили пищу, к машине прилетели докучливые мухи и, конечно, как всегда, с величайшей назойливостью уселись на все съестное. На этот случай мы возим большой кусок марли, прикрываем ею снедь. Но изголодавшиеся мухи находят лазейки, забираются в посуду с едой, садятся на лицо, руки. Когда же собрались в путь, все мухи забрались в машину. Надо было, как полагается, на ходу всех выгнать, да забыли это непременное экспедиционное правило и привезли непрошеных пассажиров на вечерний бивак.
Утром к мухам-путешественницам тотчас же присоединились местные мухи, и возле нас собралась порядочная их компания. Картина обыденная для пустыни.
В картонной коробке из-под сахара еще с прошлой поездки прочно прилепилось несколько кусочков халвы. Она очень понравилась мухам. Наши мучительницы собрались густой кучкой, облепили лакомство, ссорятся из-за тесноты, суетятся. Хорошим угощением оказалась халва: и сладкая, и жирная, и пахучая! Большую часть мух отвлекли остатки халвы, и нам сразу стало легче. Будь ее больше, всех бы мух к ней собрали. Сейчас же желающим насытиться не хватает места возле нее.
Несколько десятков лет странствуя по пустыне, я всегда маюсь от этих назойливых спутников человека, нередко вожу с собою и халву, но только сейчас случайно обнаружил притягательную силу этого продукта. Теперь буду отвлекать от себя ею мушиные атаки. Но коробку из-под сахара, когда она опустела, по рассеянности не оценив ее замечательных качеств, мы сожгли на костре, и сегодня днем на Балхаше во время обеда на нас набросилась свора, кроме обычных и так называемых синантропных мух, больших и вместе с ними еще зеленых, как их называют, «падальных» и поэтому особенно неприятных.
Предубеждение человека имеет громадное значение. Падальные мухи, вообще говоря, очень красивы. Ярко-зеленые, с металлическим отблеском и зеркально-блестящей поверхностью, они все же не вызывали восхищения. Одно слово «падальные» рисовало в воображении неприглядную картину пристрастия этих красавиц к тому, что тронуло дыхание смерти и тление. Балхаш богат зелеными мухами, видимо, неслучайно, чему способствуют отбросы при обработке рыбы, да и сами дохлые рыбы, выбрасываемые волнами на берег. Когда же отбросов нет, достается от мух человеку. Между прочим, мухи не пренебрегают и божественной добычей пчелок и бабочек и охотно, когда нет ничего другого, питаются нектаром цветов.
Сегодня вечером мы решили пренебречь озером и остановились в холмах каменистой пустыни, покрытой редкими кустиками боялыша. Солнце клонилось к западу, дул свежий и прохладный ветер. Думалось: уж здесь-то мы отдохнем от мух! Но наша радость была преждевременной. Вскоре к нам пожаловала большая стая мелких сереньких мушек. Откуда они взялись в этой безлюдной пустыне, сухой и молчаливой, густо покрытой мелким щебнем! Серые мушки оказались необыкновенными. Им было совершенно неведомо чувство страха и инстинкт простейшей осторожности. Они бесцеремонно забирались во все съестное и, видимо, страдая от жажды, полчищами лезли в чашки с чаем, тотчас же погибая в горячей воде. Панику на нас навела мушиная рать необыкновенную. Сколько же их набьется завтра утром в машину?
Утром, собрав вещи в машину и отмахиваясь от мух, Алексей принес мне полураздавленную фалангу.
– Что это такое? – Спросил он меня.
– Ну и что? Самая обыкновенная фаланга. Только почему раздавленная?
– Как почему? – удивился он. – Увидал, убил, чтобы посмотреть.
Когда мы снялись с бивака, ни одна серенькая мушка не стала нас сопровождать, все остались в своей родной и голодной пустыне. И за это мы были им благодарны.
Хозяин пустыни
На биваке, где на нас напали серенькие мушки, горы, покрытые темным гребнем, пестрели от множества светлых кучек земли, выброшенной наверх замечательным жителем пустыни и гор – слепушонкой. Как она, такая небольшая и тщедушная, находит в себе столько сил и энергии проделывать длинные и бесконечные лабиринты в почве, сплошь напичканной камнями. Кое-где в этих кучках земли видна желтая шелуха от оболочек луковичек тюльпанов. Но сейчас, как обычно, их засохших желтых столбиков с коробочками семян здесь уже нет. Видимо, всех уничтожила слепушонка и теперь перекочевала в другие места. Этот грызун с едва заметными точечными глазками – энергичный рыхлитель плотной почвы пустыни. Обработанная неутомимым землекопом, она легче впитывает влагу тающего снега и весенних дождей, и на ней лучше растут травы, в том числе и тюльпаны. Так, одновременно и друг, и враг цветов, слепушонка создает свои плантации, «в поте лица добывая свой хлеб».
Несмотря на то, что слепушонка – обыденнейший и распространенный обитатель пустыни, изучена она плохо и образ ее жизни известен в самых общих чертах. Где она сейчас обитает летом, почему не видно нигде ее свежих кучек земли, выброшенных наверх? И тогда приходит в голову неожиданная мысль о том, что зверек этот выбрасывает свои кучки главным образом весной, в пору размножения. Выбрасывает не зря, а ради того, чтобы построить под землей сложнейшие лабиринты ходов, запутанные коммуникации, предназначенные для встречи и общения с себе подобными. Все остальное время – зачем ему катакомбы! Передвигаясь под землей, он не особенно утруждает себя выбросом терриконов породы, а попросту пробирается в кромешной темноте в поисках пищи, забивая за собою путь вырытым грунтом. Конечно, это только догадки. Весною легче рыть, почва влажная. Весна – время наибольшей активности жизни. Ну а дальше? Не может же он все остальное время предаваться спячке.
Короткие знакомства
Пустыня совсем сухая. Прыгают из-под ног во все стороны кобылки, перешагивает от кустика к кустику серый, как палочка, богомол. Недалеко от него раскачивается из стороны в сторону другой, такой же, но светло-желтый. Оба принадлежат к одному и тому же виду, но здесь окрашены в разные цвета, каждый по-своему.
Сзади кто-то громко зажужжал. Оглянулся – на кустике полыни уселась большая хищная муха – ктырь Сатанс гиганс; она зажала в своих волосатых ногах прелестную красноглазую и пушистую муху жужжало и пронзила ее острым хоботком-кинжалом. Попытался сфотографировать удачливого охотника за его занятием, но он, осторожный, улетел. С трудом, много раз спугивая, все же удалось подобраться к хищной мухе поближе.
Лежа на земле с фотоаппаратом в руках, случайно замечаю почти рядом с собою, под кустиком полыни, степную гадюку. Она давно меня заметила, не спускает с меня взгляда желтых злых с кошачьими зрачками глаз. Не попробовать ли ее сфотографировать. Палкой выгоняю гадюку из-под куста, но она, сверкнув чешуею, стремглав скрывается в небольшую, оказавшуюся поблизости, норку. Оттуда напуганное неожиданным посетителем выскакивает серое, как земля, насекомое и, повернувшись, опускает голову в свое бывшее укрытие, как бы желая получше разглядеть виновника беспокойства. Это хищный клоп редувий. Его я не узнал сразу, он не такой, как его собратья; другие виды редувиев обычно ярко окрашенные, а этот серый и сверху будто измазан землей. Таких насаживающих на свой костюм землю ради маскировки в пустыне немало среди жуков. Но клопов, да еще хищников, к тому же жителя нор, вижу впервые.
Потом заметил скопление муравьев. Они пируют над большой дохлой фалангой. На ее теле не видно никаких повреждений. Просто закончила все жизненные дела и погибла от старости. Для муравьев фаланга – отличная находка. Ничто в пустыне не должно пропадать попусту.
Возвращаюсь к машине, меня уже ждут. Но что это за звуки: резкое в течение двух секунд жужжание, потом примерно то же через две секунды перерыва и опять та же песня. И так все время. Тот, кто жужжит, мне не знаком. Надо узнать, кто он. Ищу, приглядываюсь к земле, а незнакомец, оказывается, в воздухе – большая белолобая муха летает по горизонтали вперед и назад на одном месте. В одну сторону без звука, в другую – с громким жужжанием. Все становится понятным. Муха – самец, токует, приглашает на свидание подругу.
Почти каждый вид мухи во время брачного полета издает призывные звуки по-своему. Но эта – какая-то особенная.
Красные клещики
В ложбинке между холмами увидал маленькую солянку Петросимонию сибирскую. Хорошо знаю ее по пустыням Семиречья. Обычно она растет густо, занимая небольшие полянки на открытых солнечных местах в низинах, в понижениях между холмами. У нее странные цветки. Как почти все солянки, заметными цветками она не обладает, просто на конце побега торчат на тоненьких ножках ярко красные продолговатые пыльники. Несмотря на свои крохотные размеры, они видны невооруженным глазом. Но сейчас по ней ползают такого же яркого цвета, как и пыльники, красные клещики Тромбидиды или по-русски – краснотелки.
Клещиков много, они собираются плотными кучками на верхушках растений. Иногда их так много, что кажется, будто вся полянка, поросшая солянкой, разукрашена красными цветами. Клещики вяло копошатся, но достаточно к ним притронуться и потревожить, как все многочисленное общество этих странных созданий, непонятно почему облаченных в такую яркую одежду, приходит в величайшее беспокойство. Часть их падает на землю, другие разбегаются по растению. Случилось так, когда я впервые встретился с клещиками (это было очень давно), то решил, что они собираются брачными скоплениями. Теперь же убедился в другом: клещики просто-напросто лакомились пыльниками. Они раскрывали их по продольной бороздке и, добравшись до пыльцы, принимались дружно и сообща их поедать. Пыльца, падая, задерживалась на их шикарном костюме, будто сшитом из красного бархата. Оказывается, клещики тесно связали свою жизнь с этой маленькой солянкой и, потребляя ее пыльцу, одновременно переносили ее на другое растение, то есть служили верой и правдой как опылители.
Растения опыляют разнообразнейшие насекомые, и между ними миллионами лет выработались сложные, взаимно полезные отношения. Опыляют растения и некоторые, обладающие крупными цветами, крохотные птички колибри, лакомящиеся нектаром. Но чтобы этим делом занимались клещики – никто не знал!
Собираясь покинуть полянку, поросшую маленькой солянкой и разукрашенную красными скоплениями клещиков, случайно взглянул на землю. Она вся усеяна пыльниками, слегка побуревшими и подвяленными. Среди них всюду тоже копошились красные клещики, и бегали их шустрые детки. Пыльники, лежащие на земле, тоже их привлекали. Клещики-детки питались остатками трапезы взрослых, которые не случайно сбрасывали их на землю. Тогда подумалось, что вся эта масса красных клещиков, возможно, представляет собою одно сплошное общество, хотя и примитивное, но связанное с маленькой солянкой. К тому же обитатели этой солянки не живут одиночками, а только большими скоплениями.
В пустынях часты и многочисленны заросли солянки петросимонии, но не везде на них обитают эти загадочные красные малютки.
Музей под открытым небом
На нашем пути – город Балхаш. Здесь, пополнив запасы горючего и продуктов, прощаемся с асфальтом. Теперь перед нами проселочные дороги, часто ухабистые и пыльные. Дорога идет вдоль озера: то приближается к нему, то отдаляется. Восточная часть озера почти сразу за городом уже соленая, и поэтому особенно великолепен и бесподобен цвет его воды. Изумрудно-голубые просторы манят к себе, но мы торопимся: впереди далекий и неведомый путь по Центральному Казахстану.
Пора искать место ночлега, и мы видим то, что нам нужно: маленький тугайчик на самом берегу Балхаша. Он оказался чудесным. Здесь привлекало прежде всего большое разнообразие растений, не то что в других местах. Вокруг тенистой рощицы из туранги, лоха и тамариска росли чий, терескен, кохия, эфедра, разные полыни, кендырь, ломонос и множество других обитателей приречных зарослей пустыни. С севера к этому зеленому оазису подходила каменистая пустыня с редкими кустиками боялыша, а с юга красовался бирюзово-синий Балхаш.
Среди великолепия разных растений высился одинокий, очень высокий многоствольный тополь, обильно покрытый пышной листвою. Он красовался далеко во все стороны, и мы его приметили за десяток километров: дерево маячило большим пятном, казавшимся очень темным среди сверкающей синевы неба и озера и светлой, выгоревшей под солнцем пустыни.
Могучее по здешним масштабам дерево давало приют птицам. На нем находились три гнезда пустельги – явление очень редкое столь близкого соседства хищных птиц. К нему постоянно наведывались мелкие птички. Из кустов то и дело выскакивали зайцы и, остановившись, сверкая просвечивающими на солнце розовыми ушками, поглядывали на нас, редких посетителей этого места.
Едва мы стали биваком и постелили на землю тент, как к нам пожаловала египетская горлинка, обыденный завсегдатай сел и городов Средней Азии. Обычно эта тихая миловидная птичка не живет вне человеческих поселений и здесь оказалась случайно, какая-то самостоятельная путешественница. Она долго и настойчиво крутилась возле бивака. Соскучилась по человеку, бедняжка, отбилась от своих, предприняв необычное кочевничество. Но в меру была недоверчива и вскоре исчезла.
Под ногами всюду окатанные камешки. Какие они все разные по форме, эти камешки. И у каждого своя судьба, обусловившая облик каждого. Есть среди них красивые и многозначащие. Но они редки, так же, как и редки гениальные люди в человеческом обществе.
Кое-где среди зелени виднелись пятна цветущего вьюнка, и на нем вертелось оживленное общество разнообразных насекомых. Я принялся охотиться за ними с фотоаппаратом, опустился на колени и отвлекся на минутку, чтобы убрать из-под ноги попавший камешек, и вдруг… (Как не сказать это слово, когда попадается неожиданная находка!)
Вижу на небольшой светло-желтой, основательно обкатанной гальке, чудесный отпечаток, очень напоминающий самый настоящий железный болт. Цилиндрическое тело избороздило когда-то ныне окаменевшую глину глубоко врезанными бороздками, а на торчке в середине видна шишечка, и от нее в стороны в строгом порядке расходятся около пятидесяти лучей-полосок. Заинтригованный находкой, оставляю охоту за насекомыми и начинаю присматриваться к камням. Находка следует за находкой, вскоре карманы и полевая сумка набиты желтой галькой с отпечатками морских животных. Невольно вспомнились лекции по зоологии беспозвоночных, которые я читал в Томском университете на биологическом факультете.
Среди отпечатков больше всего морских лилий, состоящих из многочисленных члеников, будто стопочки тарелок, положенных друг на друга. Они самого различного размера, но у всех радиально расходящиеся полоски. Морские лилии когда-то процветали в Палеозойской эре, и некоторые из них достигали размеров двух метров. Особенно ими был богат Мезозой (Фигура 30, рис. 1–6). Большинство видов лилий вымерло, но некоторые, сильно изменившись, дожили до наших дней.
Фигура 30.
Отпечатки на камнях когда-то живших в морях животных.
Морские лилии относятся к типу иглокожих, вместе с морскими ежами и морскими звездами назвали их так за внешнее сходство с лилией, чему способствовал неподвижный образ жизни.
За ними по частоте находок встречаю самые разные раковины пластинчатожаберных моллюсков. Вот крошечная раковина, испещренная мелкими ребрышками. На ее поверхности видны три радиальных полоски – три годичных кольца. Животное прожило три года и пролежало в земле около трехсот миллионов лет, сохранив отпечаток своего тела. Другая раковинка – с очень редкими, но глубокими и крупными бороздками. На третьей раковине полоски расположены концентрическими кругами. Все отпечатки непохожи друг на друга и относятся к разным видам. Каково же было разнообразие моллюсков, если беглый осмотр камней дал такой материал! (Фигура 30, рис. 7–13).
На крупной продолговатой гальке отпечаталась нежная сеточка тела другого обитателя морей – мшанки. По внешнему виду это животное похоже на мох, за что и получило такое название. Мшанки, или, как их называют по латыни, Бриозоа, настолько своеобразны, что составляют особый тип животного царства. Еще вижу на небольшом камешке четкие и глубокие черточки, образующие два ряда. Они оставлены ногами трилобитов – животных, очень распространенных в морях глубокой древности (Фигура 30, рис. 14).
Трилобитов (они тоже когда-то очень процветали) насчитывают более двух тысяч видов. Это примитивное животное состояло из однообразных члеников. Они имели какого-то общего предка, от которого развился современный тип членистоногих, включающий ныне процветающих насекомых и ракообразных. Но жизнь не вечна. Все несколько тысяч видов трилобитов полостью вымерли, очевидно, оказались неприспособленными к изменившейся обстановке жизни, хотя море не испытывало ни резких колебании климата, ни каких-либо сокрушительных катастроф. Вымерли, быть может, еще пока по каким-то нам неизвестным законам развития жизни, дойдя до конца своей эволюции, так же, как когда-то вымерли и гигантские ящеры. Не правда ли, страшная мысль о том, что каждый вид, исчерпав нам неизвестные жизненные возможности, рано или поздно, одряхлев, должен исчезнуть с лика Земли?
Загадочен и очень интересен один отпечаток. Судя по всему, это крылья насекомого. Жилкование их очень простое. Сейчас таких крыльев у современных насекомых, даже самых простых, уже нет. Владелец их был четырехкрылым. Какое же это было насекомое? Как оно жило, чем питалось, умело ли хорошо летать? Конечно, ему было далеко, допустим, до современных мух, полет которых настолько совершенен, что сконструировать подобную летательную машину человек пока что не в силах (Фигура 30, рис. 15).
Не всегда легко открываются перед глазами рисунки отпечатков животного. Взглянешь на камешек – он будто пустой, гладкий. Собираешься его выкинуть и вдруг при случайно благоприятном освещении на его поверхности выступает рельефное изображение.
Отведешь от него взгляд на секунду, камешек повернулся в руке – и не стало рисунка, исчез, будто заколдованный. И тогда снова начинаешь вертеть его в руках во все стороны. Особенно капризным оказался камешек с отпечатком крыльев насекомого. Он несколько раз почти безнадежно терялся в груде отобранных мною экспонатов. Наверное, немало вот таких камешков проскользнуло мимо, не открыв своего секрета. Очень четкие отпечатки оставили после себя кораллы (Фигура 30, рис. 16), а также какие-то обитавшие в воде черви.
Зачарованный, рассматриваю свои находки, любуюсь ими. Представляю, сколько здесь таких камней, свидетельствующих о когда-то бурлившей жизни в морской воде, – настоящий палеонтологический музей под открытым небом. Привезу в город, расскажу палеонтологам, отдам им камешки, быть может, вскоре за ними пожалуют сюда их экспедиции. Судя по всему, животные, оставившие отпечатки в глинистом и впоследствии окаменевшем иле, жили в каменноугольном периоде, около трехсот миллионов лет назад. Стара жизнь, долог и сложен ее путь от примитивных форм далекого прошлого до современного совершенства, над которым нависла угроза атомной катастрофы…
Ночью тихо плещутся волны о галечниковый берег музея под открытым небом с отпечатками морских организмов, звенят ветвистоусые комарики, а по небу медленно плывет луна, отражаясь в воде огненной полоской. Ночь тянется долго. Потом светлеет небо, и над водным горизонтом загорается красная зорька.
Полуостров Байгабыл
Жаль прощаться с чудесным тугайчиком. К тому же так интересны и заманчивы поиски отпечатков вымерших животных. Но предстоящие хлопоты тревожат и изгоняют прочь благодушие. Счастлив тот, кто способен соблюдать спокойствие и беспечен до тех пор, пока не пришла пора активных и решительных действий. Впрочем, беспечность – враг предусмотрительности. Тревожиться же было о чем: выдержит ли далекий путь моя старенькая машина ГАЗ 69, не сломаются ли по плохим дорогам рессоры, хватит ли бензина на путь по безлюдным местам вдали от поселений.
Я хорошо помню долгую очень пыльную дорогу вдоль Балхаша и проезжал ранее по ней много раз. Но сегодня ветер встречный, немного похолодало, мотору легче трудиться, и мне за рулем веселей, путь кажется короче. И все же почти весь день уходит на путь к дикому и безлюдному полуострову Байгабыл. Его основание подрезано длинным и узким концом залива Балыктыколь. В этом месте мы отойдем от Балхаша к северу по намеченному маршруту к большой горе с наскальными рисунками, но полуостров надо посетить. Здесь в одном уютном уголке, у крутых обрывистых скал, каждый вечер поют и толкутся брачные рои комариков-звонцов и обитают разные другие маленькие жители, прямо или косвенно связанные с ними. Личинки комариков развиваются в воде, а сами комарики, вылетая из них, устраивают брачные рои, после чего погибают. Они ничем не питаются и, конечно, несмотря на сходство с комарами-кровопийцами, не имеют к ним никакого отношения.
