Текст книги "Тайник"

Автор книги: Павел Гейцман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Если я не приглашу вас к себе, вы не обидитесь? – сказала она, погладив его по щеке. – За то, что довезли меня до дому, – и побрела к невидимому в темноте бунгало. – Как-нибудь в следующий раз.

– Да, в следующий раз-

Минуту он еще стоял смотрел, как ее фигура исчезает среди стволов пальм. Потом включил скорость, зажег фары и поехал обратно в Бир-Резене.

Глава IV

В среду после обеда инженер Вейбел вызвал по радио шахту, находящуюся у подножия Джебел Тебаго.

– Дайте мне Винтера! Есть там доктор Винтер? Вы слышите меня, доктор? Тут приехала передвижная буровая установка «Торам» с бригадой из пяти человек. Вы что-нибудь знаете об этом? Что мы с ними будем делать? Вы не могли бы сегодня вернуться пораньше?

Раздумывая, он вытер вспотевшее лицо пыльным рукавом рубашки. Новая передвижная установка? Он не помнил, когда затребовал ее. Может, это сделал еще Тиссо и забыл сказать ему? Скорее всего, он – но для чего?

– Вы слышите меня, доктор? Вы еще там? Ну так ответьте же, черт побери! – настаивал далекий голос.

– Я обдумываю… Накормите их пока, а я вернусь, как только будет возможно.

На глубине двадцати пяти метров начали проходить первый разведочный горизонт. Бур работал на полные обороты, гора пустой породы все росла и росла. Несмотря на профессиональный скептицизм, Винтер не исключал возможность того, что жилы свинца и меди, встречающиеся на севере, могут появиться в известняках на старой платформе, как раз здесь, в полосе большого сброса. Но думать об этом было еще рано. Теория и практика – две разные вещи, особенно в геологии.

В последние дни он с головой ушел в работу. Единственное средство избавиться от неуверенности и депрессии, которые охватили его после похищения Тиссо. Все шло заведенным порядком, никто не напоминал ему о начальнике проекта.

Временами он ловил себя на том, что вспоминает о случившемся как о чем-то нереальном. Будто он об этом слышал или читал. Однако каждое утро просыпался с одним и тем же вопросом. Что будет дальше? Когда те люди сообщат свои условия? Страх. Да, это был страх. Он сознавал, он чувствовал его. От него невозможно было избавиться.

Он подождал, когда ему пришлют с разведочного горизонта отобранные образцы, уложил их в ящик и с помощью горного мастера погрузил в машину. Все это время он ломал голову, что делать с новой буровой установкой. Потом подумал, что теперь может выполнить обещание, данное Генрике, и обеспечить базу археологов водой. Да, для начала он пошлет установку туда.

– На будущей неделе заскочу к вам, – сказал он мастеру и отправился на базу. Жгучее полуденное солнце над головой, за спиной клубы красноватой пыли. Проклятая машина на проклятой дороге. Он очутился вне времени. В этих краях архейская эра до сих пор не кончилась. Он провалился в глубины прошлого. В один из далеких дней детства, когда карабкался от конечной остановки «пятерки» на Баррандов в поисках трилобитов. В таинственный, очаровательный уголок под скальным изломом – отложением давно исчезнувшего моря, – хранящий аромат плаунов, хвощей и папоротников. Здесь впервые он со страхом нащупал окаменевший пульс времени, коснулся ладонью отпечатавшихся на камне миллионов лет. Внизу оживленная дорога ведет к киностудии, а здесь – край палеозоя, бухта доисторического моря. Море заполнило его душу, овладело ею. Собственно, с того дня он и начал осуществлять свое призвание. Это была дверь в будущее, подземный ход, протянувшийся до сегодняшнего дня.

Из-за бархана вынырнула база. Скопление пестрых палаток на фоне бледно-голубого неба и светлой охры песков.

Неподалеку от стартовой площадки вертолета стоял новый грузовик «мерседес» с буровой установкой «Торам». Пятеро мужчин дремали в тени. На базе и в лагере рабочих – пусто. Все еще в поле.

– Садам алейкум!

Верзила, в выгоревшем комбинезоне, с черной ленточкой усов, подошел к «лендроверу».

– Вы доктор Винтер? Нам велено явиться к доктору Винтеру, – сказал он по-французски. – Я буровой мастер Селим Боукелика, тут у меня для вас бумаги… – Он шарил по карманам, а глаза его цепко ощупывали местность. Наконец он вытащил помятый конверт. Винтер в нетерпении вскрыл его. Кто же им прислал этот дурацкий «Торам»? Обычная почтовая бумага без штампа учреждения, а на ней одна только чешская фраза: «Селим Боукелика, капитан особых частей полиции, передаст вам дальнейшие указания». И подпись: «Иржи Беранек». Он проглотил слюну. Снова посмотрел на бурового мастера в выгоревшем комбинезоне. События развиваются. Вашек Шольц выполнил свою миссию. Беранек был человеком из посольства – это все, что знал о нем Винтер.

– Что ж, пойдемте, не будем торчать на солнцепеке, – сказал он равнодушно.

– Палатку поставьте в лагере рабочих, – приказал через плечо буровой мастер бригаде и, отстав на два шага, двинулся вслед за Винтером к палатке. Все как положено. Белый господин и его верный слуга.

Они окунулись в душный тяжелый полумрак. Стол, заваленный бумагами, на полотняных стенах геологические карты района с красным пятном в центре – зона, где ведется бурение скважин. Куда ни глянь – везде слой мягкой, цвета охры, пыли. Дул ли ветер, стояло ли полное безветрие, пыль все равно проникала в палатку, оседала всюду.

Мгновение они стояли друг против друга, присматриваясь и изучая. Потом обменялись рукопожатием.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу: это все? Винтер вынул из кармана смятое письмо.

Капитан чуть заметно улыбнулся. Не улыбнулся даже, а так, чуть шевельнул усами и вынул удостоверение.

Селим Боукелика, буровой мастер, фирма «Трапса компани», место жительства – Гафса, рю Крис.

Он молча вернул удостоверение. Рю Крис названа именем чешского врача, который здесь работал, он знал это. Благодарность за дружескую помощь.

– Я понимаю, вы ждете чего-то другого, – сказал Боукелика с улыбкой. Он засучил рукав комбинезона и снял ручные часы, – Узнаете?

Это был хронометр доктора Шольца.

– Да, – вздохнул он с облегчением, – конечно, они у нас одинаковые, вместе покупали.

– На рынке в Меденине, Швейцария, контрабандный товар, – рассмеялся Боукелика. – Мы предполагали, что вы потребуете доказательства. А теперь попрошу вас дать подробную информацию. То, что вы переслали сообщение Шольцу через эту женщину, было совершенно правильно. Конспирация – основа успеха.

Винтер молча показал на единственный стул.

Автофургон резко свернул с полосы встречного движения и встал поперек дороги. Он надавил на тормоз. Вспыхнули огни стоп-сигналов, завоняло горелой резиной. А они уже так близко! Сердце оборвалось. Он до упора выжал педаль. Черт побери! Доктор Тиссо скорчился на сиденье. Визг тормозов – и тишина…

Они встали в шаге от борта фургона. Откинув брезент, трое мужчин соскочили на землю. В пепельном предрассветном сумраке лица их были неразличимы.

– Вон! Выходите! – заорал тот, с автоматом, и рывком распахнул дверцу со стороны Тиссо.

И снова он стоял один на опустевшей дороге в ожидании рассвета. Снова доктор Териаки приглашал его на чай…

Он вытер взмокший лоб.

– Тогда я не знал, что мне делать, – сказал он устало. – И до сих пор не знаю. Безнадежное положение.

– Да, из этих сведений много не выжмешь, – серьезно сказал Боукелика. – Для оптимизма оснований нет. Но до сих пор вы поступали так, как нужно, теперь можете заниматься своими делами. Остальное предоставьте нам. Полагаю, что похитители до сих пор не дали о себе знать…

– Нет, пока нет.

– Скорее всего, они хотят долгим ожиданием измотать ваши нервы, а заодно посмотреть, как вы себя поведете. Что ж, это Дает нам некоторое преимущество. Первый контакт пройдет под нашим контролем. Вы имеете какое-нибудь представление о мотивах похищения доктора Тиссо?

– Ни малейшего. Его частная жизнь мне неизвестна, но, полагаю, к преступлению она отношения не имеет. В конце концов, исполнять их требования придется мне, а Тиссо только заложник. Но какая у них цель, чего они добиваются – об этом я гадать не берусь.

– Похитители были арабы?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я думал об этом, но не могу сказать ни да, нет. Безусловно, это были не французы, хотя и говорили по-французски. Но все-таки, кажется, европейцы, хотя… Прежде чем они застрелили таксиста… «Время утренней молитвы кланяйся кибле!» – крикнул один из них.

– Если только это было сказано не в насмешку, – задумчиво проговорил Боукелика. – Вы забыли бога, оттого и мир стал таким, каков он есть.

– Это могло быть сказано всерьез. Дар последней молитвы. Убийца не хотел дать ему умереть без подготовки.

– И он молился?

Винтер отрицательно покачал головой.

– Ему не дали времени.

– Мертвое тело в окрестностях Габеса пока не обнаружено, но это не значит, что мы его никогда не найдем. Поскольку речь идет о похищении крупного французского ученого, мы сразу сообщили во французское посольство и попросили помощи «Интерпола». Это дело может испортить наши отношения с Францией, а они и без того оставляют желать лучшего… Со дня на день приедет специалист из французской бригады по борьбе с терроризмом. Я ведь всего-навсего солдат, воевал на стороне Фронта национального освобождения в Алжире. Потом работал бурильщиком, искал нефть в Сахаре, а теперь вот командую специальным полицейским подразделением. Мы разместимся в лагере рабочих, встречаться будем как можно реже. Вы меня не ищите, если что, явлюсь сам. Вам остается ждать и заниматься геологией.

– Прежде всего я должен зачислить вас в штат, придумать для вашей установки задание…

– Если можно, не слишком далеко от базы.

Он кивнул.

– Сможете работать посменно?

– Это будет удобно.

– В первую очередь мне надо обеспечить водой базу археологов. Это не входит в круг наших обязанностей, но я обещал им помочь. Передвижная установка отлично подходит для этого. К тому же, пока вы будете работать там, коллеги немного привыкнут к тому, что у нас появилась буровая установка, которую никто не просил присылать. А потом я укажу вам, где нужно углубить скважины, но тут придется хорошенько подумать, чтобы ни у кого не возникли подозрения. Притворяться вы должны в совершенстве.

– Правительство чрезвычайно обеспокоено этим случаем, – сказал Боукелика. – До сих пор у нас терроризма не было, и мы не намерены его терпеть. Пока что о преступлении никто официально не заявил.

– И не заявит, думаю, тут политика ни при чем.

– Новая форма конкурентной борьбы?

– Тоже нет. Какая тут может быть конкуренция? Исследования проводит ООН, причем заранее известно почти наверняка, что никаких чрезвычайных открытий в данном районе ждать не приходится. Ни радиоактивного сырья, ни нефти. Любые сведения о нашей работе могут быть опубликованы. Если бы кто угодно например американцы или западные немцы, обратились к нам, мы с радостью показали бы им всю документацию.

– Следовательно, остается ждать, пока похитители откроют свои карты. Если вам нужно будет со мной связаться, засуньте у входа под палатку, чтобы не унес ветер, какую-нибудь газету или журнал. Этого будет достаточно. Вам не кажется, что они могут иметь своего человека на базе?

– Я почти уверен в этом, – серьезно сказал Винтер. – Они должны были знать, когда шеф уходит в отпуск и когда поедет в аэропорт.

– Да, это они должны были знать, – кивнул Боукелика и встал. – Зайду к вам еще попозже, вечером. Теперь мне надо все осмотреть и познакомиться с людьми.

Оставшись один, Войтех вытянулся на походной кровати и закрыл глаза. События развиваются. Организации противопоставлена организация. Этот капитан произвел на него самое лучшее впечатление. Старый боец из Алжира. Конечно, у него опыт, в спецподразделение его назначили не случайно. Винтер попытался представить, что будет дальше, но не мог. Не имел понятия. Он должен ждать. Ждать, ждать, ждать!

– Коллега Тарчинска! – позвал он громко, чтобы перекричать звук дождя. Он стоял в дверях легкого бунгало и прислушивался к этому райскому звуку. За спиной отдувался перегретым мотором его «лендровер». Определенно пора отрегулировать зажигание. В убранстве комнаты чувствовалась женская рука, несмотря на то, что большую часть времени комната служила в качестве рабочего кабинета. Уютный уголок отдыха, украшенный пунической керамикой и римским стеклом. Маленький филиал музея.

Впрочем, археологи вообще позаботились об уюте и комфорте. На их базе не стояли где попало машины, не громоздились штабеля бочек с горючим. Расположенная в пальмовой роще, с маленьким озерком посредине, с бережно сохраняемыми клумбами и газонами, она напоминала скорее зону отдыха. Если однажды археологи оставят ее, сюда, конечно, нагрянут туристы, путешествующие от оазиса к оазису.

Пальмы дышали прохладой и особенным ароматом свежих фиников. Он и не пытался их сосчитать – роща была необозрима.

– Коллега Тарчинска, – позвал он снова, – я приехал принимать работу…

Дверь душевой приоткрылась, но дождь не стихал. Выглянуло только мокрое лицо.

– Боже мой, это вы! Что ж вы не проходите в дом?

– Я приехал посмотреть, забил ли из песка фонтан.

– Забил, и это чудесно! В холодильнике найдете пиво, поухаживайте за собой сами, я скоро.

Он вошел в этот маленький музей и сел за письменный стол, заваленный бумагами. Дождь утих.

– Что за чудесные ребята! – кричала она из-за двери. – Провели трубы прямо к нашему водопроводу. Мы им поставим памятник. И вам тоже, конечно, – добавила она, войдя в комнату. Легкий воздушный халатик – и под ним ничего. Он отвел взгляд.

Она заметила его невольное движение.

– Извините, сейчас надену лыжный костюм, если вам это мешает, – сказала она ехидно. – Из-за этой жары весь день хожу разбитая, высохла вся, как мумия. Если б могла, ходила бы голой, – и упала в плетеное кресло. – Эта вечная жара меня из себя выводит. Вы приехали посмотреть на наши мозаики?

– И на них тоже, – сказал он с неуверенной улыбкой. – Но главное – хотел видеть вас, одолело меня одиночество.

– Так смотрите и потерпите еще, я немного передохну.

Она откинулась в кресле и вытянула ноги перед собой. Стройные, крепкие, покрытые коричневым загаром. Закрыла глаза, лицо ее обмякло. Он отчетливо видел, как пульсирует жилка на смуглой шее.

– Мне это знакомо. Пустота внутри, и все лишается смысла. Не для кого и не для чего жить, так?

– Я не хотел вас беспокоить, простите. Заеду в другой раз, а вы отдыхайте, – сказал он, вставая.

Она шевельнула веками.

– Да сидите вы, ничуть вы меня не побеспокоили. Я просто вымоталась, и не говорите мне, что вы – нет. Мы оба накушались пустыни по горло. Я рада, что вы приехали. Устраивайтесь поудобнее и на минуту закройте глаза. Потом пойдем. Сколько на улице градусов – сорок?

Он снова сел. Она права. Закрыть глаза и на минуту расслабиться. Но как раз этого он не мог себе позволить, этого он больше всего боялся. Он глубоко вздохнул.

– Заботы? – спросила она тихо. Он молчал. – Выбросьте их из головы, всё выбросьте из головы, – слабым голосом сказала она. – Посмотрите на все эти осколки. Суета сует. Нет ничего более хрупкого и более чудесного. Это не ваши кайнозой и мезозой, складкообразования и сбросы, это человеческое дыхание, биение сердца и улыбка. Каждый маленький осколок стекла что-то значил, видел, пережил. Вы вообще-то можете себе представить, что вместо этой вот пустыни здесь когда-то существовала великая цивилизация? Что все эти вещи, которые вы видите здесь, создавали реальные люди? Как вы или я… А теперь объясните, уважаемый коллега, что осталось от их жизней и что останется от наших? Если только осколки – не прискорбно ли это? Счастье еще, что мы не способны до конца постичь мимолетность собственной жизни. У нас есть защитный барьер, который не позволяет нам слишком часто рассуждать об этом. Барьер оберегает наш разум от безумия. Поверхностность, беззаботность, вера в то, что нас это, конечно, не коснется, мы будем жить вечно… Или вы и в этом сомневаетесь? – Она открыла глаза и улыбнулась. – Пойдемте, я покажу вам другой мир – тот, куда я убегаю от настоящего. Только наброшу на себя что-нибудь.

Она встала, потянулась и исчезла в соседней комнате. Но двери оставила приоткрытыми. Скинула халат: белое тело, темно-коричневые руки и ноги. Потом с улыбкой повернулась. Крепкие большие груди и темный треугольник.

– Ведь вы хотели меня видеть, нет? – сказала она вполголоса и закрыла дверь.

Да он хотел ее видеть. Такой вот именно и хотел. Она, как всегда, безжалостно обнажила суть дела. И поразила его наповал.

Через минуту она вышла в своем рабочем наряде. Легкий бесформенный балахон, полностью закрывающий плечи и спину от обжигающего солнца. Только руки и ноги открыты. На голове широкая соломенная шляпа, такая же бесформенная и выцветшая на солнце, как и платье.

– Поедем на машине?

Она отрицательно покачала головой. Они прошли через примолкшую, опустевшую базу – рабочие из Кебили разошлись по домам, ученые после дневной работы устроились поудобнее в своих бунгало и отдыхали. Огромное темно-красное солнце еще обжигало, зависнув над пропастью ночи. Вот-вот порвется паутина времени, и оно рухнет вниз.

Они шли между пальмами, по широкой мощеной дороге. Глубокая колея, прорытая окованными колесами повозок. Камни отшлифованы до блеска.

– Это римская дорога, – сказала доктор Тарчинска. – Туррис Тамаллени – или как это место называлось тогда – повезло. Поселок не исчез с падением Карфагена. Тогда пустыня была намного дальше, чем сейчас, а соляное болото было настоящим озером. Все свидетельствует о том, что здесь находился центр процветающей провинции. Позднее тут разместился обычный римский гарнизон, поселок стал крепостью, защищающей провинцию от набегов нумидийцев. Здешние термы и храмы, разумеется, тоже римские, но под ними и между ними мы нашли пунические постройки и целый культурный слой. Тут, на юге, они не были уничтожены, как на севере. Римляне сосредоточили все силы на разрушении Карфагена, на окраины им просто не хватило времени. Программа восстановления Карфагена, объявленная ЮНЕСКО, потребует колоссальных затрат времени. Вы только подумайте, что прежде, чем весь город был сожжен, нем были целые кварталы трех– и четырехэтажных деревянных домов – прямо-таки современные жилые дома. Это все сгорело, образовался многометровый слой пепла, песка и мусора. Каменные строения разрушали тысячи рабов, храмы Хамона, Таунитина, Молоха и древних пунических богов были разрушены до основания.

Все эти руины и обломки вместе с мертвыми телами образовали огромный культурный слой, в котором вы можете найти все что угодно. Достаточно воткнуть лопату. Это Хиросима древности. Как только устраним этот слой, отсортируем и просеем, увидим старый Карфаген. Его фундаменты, улицы – плоскостную проекцию крупнейшего города того времени. Рим уничтожен, от старого Рима остались только обломки. Все остальное проглотило средневековье, Возрождение, а мы уничтожаем остатки. Но в Карфагене под обломками лежат еще его защитники, у которых тетива луков сплетена из женских волос, а оружие выковано из их украшений. Римляне устроили здесь колоссальное побоище. Настолько колоссальное, что даже сегодняшняя история не может его оценить…

– Вы верите, что проект осуществится? – спросил он с интересом.

Она кивнула:

– Верю. Я убеждена в этом, я в плену этой веры. Но это будет тянуться десять, двадцать, тридцать лет, может быть – половину столетия, а может, еще дольше. Помпея тоже не отрыта полностью до сих пор. Этот проект завершат будущие поколения. Поэтому я не возражала, когда меня посылали сюда. Здесь человек быстрее видит результаты своего труда, и они не так удручающи. Раскапывать Карфаген не очень веселое занятие.

Она подняла на него глаза и улыбнулась той особенной, неопределенной улыбкой, которая могла означать и застенчивость, и грусть. Но ведь ей не свойственна застенчивость – или все-таки да?

Он изучающе смотрел в ее лицо. Рядом с ним шла совсем не та женщина, которую он знал прежде. Роща из тысяч и тысяч пальм незаметно уступила место каменной мостовой из отшлифованных квадратных плит, меж которыми пробивалась выгоревшая трава, прямоугольным ступеням, остаткам колоннады и стен, тщательно обработанным капителям. Внешне беспорядочное скопление камней в углублении, ниже уровня красноватой почвы.

– Местами встречаются наносы толщиной до метров. Песок, пыль, а внизу старый перегной. Но только благодаря этому многое сохранилось. Что осталось на поверхности, то погибло при строительстве жилья в оазисах.

Она спрыгнула в углубление и направилась по улице, которой было более двух тысяч лет, к прямоугольным плитам в центре раскопок.

– Пойдемте, мы должны поторопиться, скоро станет темно.

Он отчетливо различал остатки стен, возвышавшихся некогда над фундаментом обширного строения. Они прошли через главный вход, рухнувший портал лежал на улице; по стертым мраморным ступеням они поднялись в зал… которого больше не было.

Заходящее солнце над горизонтом, шпалеры финиковых пальм и тишина. Глубокая, неуловимая, непонятная.

Они остановились. Ящерицы в щелях, сухое дыхание раскаленного камня и тихий шелест шагов.

Он обернулся.

Пустота и свет, свободно проникающий везде, где прежд возвышались стены.

– Это шелестит защитная пленка, – сказала доктор Тарчинска и начала убирать с пола молочно-белый полиэтилен. Песок и ветер сделали пленку непрозрачной. – Помогите мне, возьмем ее каждый со своей стороны… Мы пытаемся спасти мозаики от песка, покуда руки дойдут до закрепления или переноса. Чистка – это работа без конца и без края. Неизвестно, уцелеют ли они.

Они сняли пленку и забрались на остатки стены. Две смуглые танцовщицы на нежном бледно-зеленом фоне. Весенняя трава. Но откуда здесь могла взяться весенняя трава? Развевающиеся покрывала обнажали неестественно стройные тела с приподнятой грудью. Картину обрамляли чаши со стилизованными розовыми и белыми цветами.

– То, что вы видите, – это дно фонтана, – деловито сказала Генрика. – Он имел функцию не только эстетическую, но и практическую. Это был кондиционер тех времен. Моделями для танцовщиц послужили, скорее всего, нумидийки. Изображение складок покрывал ничего общего не имеет с тогдашним чопорным римским стилем. Изображение тел тоже указывает, скорее, на древние критские влияния, критская традиция сохранилась здесь, не смешиваясь с греческой и римской. Все в движении, а картины на римских мозаиках слишком статичны.

– Это великолепно, это просто сверхъестественно! – изумленно выдохнул Войтех.

– Да, сверхъестественно. А знаете, какой город мне нравится больше всех? Помпея. По-моему, это прекраснейший город в мире. Однако здешние мозаики много тоньше и совершеннее. Тут понадобятся сравнительные исследования. Пойдемте посмотрим следующую.

Они опять расстелили пленку и в углах закрепили камнями. Из зала они прошли коридором по зеленым мраморным плиткам к некоему подобию круговой сцены с обломками колонн по окружности. Сняли защитную пленку.

Обнаженная женщина с поднятой рукой спешила за несущимися тремя леопардами, левой рукой она держала поводья, правой указывала на невидимую цель впереди.

Он стоял затаив дыхание, смотрел и молчал.

– Скорее всего, пуническая богиня Таннитина, – сказала Генрика и сняла шляпу. – Возможно, вероятно – вот и все, что мы можем сказать. Здесь мог быть храм, но это тоже только предположение, достоверных сведений нет.

Они сели на вывороченную колонну. Небосклон покраснел, кроны пальм были красными, вдалеке высоким пламенем горела пустыня.

– Я часто думаю, – медленно сказала она, – чем эти места нас так притягивают? Почему человеку хотелось здесь жить? Откуда берется красота, которая все здесь озаряет и сегодня, в чем она заключается? Кто вдохнул волшебство во все, что нас окружает? Прошли тысячелетия, а оно не рассеялось, наоборот…

– Видимо, эта красота – отражение души тогдашнего мира, давно умерших людей, – кивнул он задумчиво. – У нашего мира такой души нет, он даже о ней не знает. Поэтому и не способен вложить душу в свои творения. Сегодня люди создают машины а машины подчиняют их, господствуют над ними. Наш мир – это мир для машин, а человек – только их придаток, дополнение к ним, иначе он не имеет цены. Тот мир был отражением внутреннего мира человека. Сегодня человек прячет то, что у него внутри, показывает миру пустоту вместо лица.

Она улыбнулась и кивнула.

Паутина порвалась, солнце рухнуло в преисподню. Лица у них посерели, белые колонны покрылись серой пылью. Богиня и леопарды убежали в темноту. Стояла тяжелая тишина. Это не была тишина солнечного дня. Тишина умирания и гибели.

– Не люблю сумерки, – сказала она резко. – Как только взойдет луна, тут снова все будет прекрасно. Хотите подождать?

– А вы хотите? – спросил он осторожно.

– Я хожу сюда каждый вечер – что мне тут еще делать? Здесь я чувствую себя счастливой. Это мое представление о счастье. Возможно, вы чувствуете то же самое, когда лезете в какие-нибудь подземные пласты.

– На животе, как червяк, да? – добавил он иронически. – Я вообще примитивный человек, коллега. Будь моя воля, я послал бы сюда экскаваторы, чтобы они содрали эту старую культурную шелуху и добыли еще один миллион тонн фосфатных удобрений.

– Прежде всего вы невозможный человек, доктор! – сказала она. – Я не хотела вас обидеть. У каждого свои представления о счастье, нечего из-за этого меня высмеивать.

– Я вас или вы меня? – спросил он серьезно. – Ради бога, может, мы не будем ссориться?

Ее лица уже не было видно. Ночь разделила их и отдалила друг от друга. Оба молчали, начало слегка холодать.

Издалека, из глубин Великого Восточного Эрга, неожиданно прошло по верхушкам пальм бледное дрожащее сияние. Оно растеклось по небосклону, поднялось вверх и обнажило бледные призраки колонн, капителей и плит, прямые линии старых улиц и бесформенную осыпь стен. Потом из сачка выскочила серебряная рыба, ее отражение заблистало на поверхности заводи. Таннитина вновь ожила и приблизилась на расстояние прыжка леопарда.

Древний мир вышел из темноты; словно вырезанное из слоновой кости, высветилось лицо вечности. Затаив дыхание следили они за этим превращением.

Вырванные из времени, плыли они по небу наперегонки с чудесной рыбой. Она меняла цвет, из серебряной стала золотистой, и теперь всюду стало уже совсем светло. Генрика бесшумно встала и сделала ему знак рукой. Он направился за ней, преследуемый взглядами леопардов. Они погрузились в переплетение улиц. Впереди раздавались ее звонкие шаги. Силуэт женщины то возникал, то расплывался перед его глазами. Потом он заметил, что они поднимаются по гигантским ступеням, все выше и выше к небу, кроны пальм были уже совсем рядом.

– Остатки римского амфитеатра, – сказала она тихо издали – Только несколько рядов, больше от него ничего не осталось. Идемте посмотрим, отсюда прекрасный вид.

Он увидел перед собой фигуру в складчатой тунике и протянул к ней руки. Еще ярче вспыхнул серебряный факел. Сверхъестественное лицо, словно отлитое из тусклого металла, повернулось к нему. Мгновение он неуверенно касался его кончиками пальцев, потом – губами. Оно было теплым и мягким, глубины глаз притягивали к себе. Кто-то прятался в этих глубинах, наблюдал за ним, касался его горячей кожи, ловил его дыхание.

– Ну хватит, хватит уже, – шептала она тихо. – Проснись, это сон, ты должен вернуться, перед тобой дальняя дорога…

Лицо ее выскользнуло из его рук, она глубоко вздохнула.

– Слишком много красоты для обычного дня,– сказала она с улыбкой и взяла его под руку. Они стали осторожно спускаться. – У меня даже сердце дрогнуло. – Она испытующе положила руку ему на запястье. – У вас тоже? Да, такие минуты прекрасны, но только здесь, в такую вот ночь. А потом их лучше не вспоминать. Они были – и нет их, растаяли, как блуждающие огоньки… – Ее голос вновь зазвучал рассудительно и деловито. – Я буду беспокоиться за вас: ехать в такую даль, ночью…

– Я хотел с вами кое о чем договориться, – сказал он нерешительно. – А теперь боюсь, надо было еще немного побыть там.

Она вопросительно посмотрела на него. Они быстро шли по древней римской дороге через пальмовые рощи к базе.

– Вы вообще робкий человек – поэтому, наверное, и не женились? Или это был просто эгоизм? – неожиданно напала она на него. – Супружество вам усложнило бы жизнь? Конечно, если у вас такая профессия, лучше не жениться, вы правильно поступили.

Видение в тунике куда-то исчезло. Рядом с ним широко шагала в своей невозможной шляпе энергичная, обремененная ученой степенью и соответствующим образом эмансипированная женщина.

– На будущей неделе мне полагается короткий отпуск, – сказал он обиженным тоном. – Вот я и хотел договориться с вами, чтобы вы… Может, вы тоже возьмете недельный отпуск?

– Чтобы мы с вами вечно ссорились? Или вам нужна удобная одалиска? Я имею соответствующую квалификацию, два раза была замужем.

– Госпожа доктор!

И вы на меня еще кричите! Нет, надо быть сумасшедшей, чтобы согласиться, просто сумасшедшей!

– Доброй ночи, – сказал он чуть слышно. Внезапно он потерял к ней всякий интерес. Он направился к своему «лендроверу». Заскрежетал стартер, мотор заработал. Он включил дальний свет.

– Подождите! – Она медленно подошла к машине. – Доброй ночи, доктор. Я подумаю о вашем предложении. У меня действительно масса работы. И кому-то пришлось бы со мной поменяться… Сегодня был прекрасный вечер, да?

Минуту он изучал ее загадочную улыбку, потом, не говоря ни слова, включил скорость. Его поглотила прозрачная ночь. Когда он проезжал через пальмовые рощи, всюду в домах зажигались огни. Он видел далекий силуэт Джебел Тебаго и волнистую линию барханов.

На минуту он остановился, чтобы надеть свитер. Ветер неустанно перетирал зерна песка, приносил горячее дыхание пустыни. Ощущение холода пропало. Он поехал дальше. Теперь он мог спокойно осмыслить весь сегодняшний вечер. Никогда еще не испытывал он чувства, так далеко уводящего от действительности. Перелет «Прага – Тунис» был просто прыжком по сравнению с этим. Теперь он чувствовал себя так, будто только что побывал на самом краю света, – и больше всего ему хотелось снова вернуться туда.

«Проснитесь, это сон», – отчетливо слышал он ее голос. Да, это был сон.

На дорогу выбежала тощая гиена. Ослепленная светом фар, она на мгновение застыла, а потом в три прыжка исчезла в темноте. Ночью пустыня начинала оживать. А к нему возвращалась прежняя неуверенность. Ни от чего он не убежал, ни от чего не избавился. На несколько минут Генрика закрыла ладонями его страх. Теперь он вернулся. Когда же они, наконец, дадут о себе знать? Их молчание его беспокоило. Напрасно он пытался сосредоточиться на работе, ему это не удавалось. По-прежнему над ним висела неведомая угроза, по-прежнему он всюду чувствовал ее присутствие. Он объезжал скважины, удирал к Генрике, пытаясь избавиться от давления страха. Убедить себя в том, что еще живет. Но спокойствие было поверхностным, как защитная пленка против наносов, а под ней – бегущие леопарды и поднятый меч.