Текст книги "Секс и ветер (СИ)"

Автор книги: Павел Гаммал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Бутылку шампанского, – опередила она.

– С собой, – красиво вывернулся он. – И счет, пожалуйста.

В такси пахло бензином и дешевым освежителем.

В ее спальне пахло свежестью и утренним морским бризом.

Утром что-то кольнуло ее в щеку.

– Привет, дорогая, – у края постели стоял муж в пальто и с большими пакетами в руках. Скосив глаза, она увидела букет желтых роз.

– Уезжаешь? – она попыталась свести глаза в осмысленный взгляд, но удавалось с трудом.

– Почему? – он поставил пакеты на постель и сбросил пальто туда же. – Я же только приехал.

– Ну, – протянула она, закрыв глаза. – Желтые розы – к разлуке.

– Это тебе мама сказала? – он быстро разделся до трусов. – Я в ванную. Жуткий был полет плюс нелетная погода. Должен был прилететь еще вчера вечером.

– Бабушка, – она попыталась подняться.

– Что, бабушка, – он обернулся на пороге.

– Бабушка сказала про желтые розы, – лежа, она подтянула пакеты к себе. – Что привез?

– Что можно привезти из Италии? – закрывая дверь в ванную, ответил он. – Пармской ветчины.

– Не сезон, – прошептала она закрытой двери. – Ой!

Сорвавшись с кровати, она судорожно пыталась найти следы пребывания вчерашнего гостя, но в спальне не было ничего компрометирующего. Беглый осмотр коридора тоже ничего не дал, кроме мужнего мобильника на комоде. Мобильник был невесел – весь дрожал и тихонько всхлипывал. Любопытствуя, она пробежалась по его гладким клавишам. Экран отозвался текстом – «Было здорово, котик». Коротко вздохнув, она положила телефон на место и пошла на кухню варить кофе.

СУКИН СЫН

– Бам-бам, бам-бам, – часы в соседней комнате просто сорвались с катушек, не позволяя спать в предрассветный час. – Баааа-ааааааам!

Гулкий звон сменился глухим скрипом, как будто маленький горбатый часовщик внутри зашелся в старческом кашле.

– Люся! – Потомакин приподнялся на локте, вглядываясь в серость прямоугольника открытой двери. – Спишь?

– Поспишь тут, – приглушенный длинным коридором, голос Люси прорвал пелену тумана. – Ё-о! Чтоб ты так жил!

Потомакин подскочил на взвизгнувшей протестно всеми своими пружинами бывшей бабкиной кровати, и босыми ногами попытался нашарить тапки.

– Люсь! Что случилось? – прислушался, наклонив лысую голову к коридору. – Что с тобой, Люся?

За тапками пришлось лезть под кровать. Первый нашелся быстро, а со вторым пришлось повозиться.  Зато, был обнаружен пропавший где-то в апреле портфель.  Громко шаркая подошвами кожаных тапок, пытаясь заглушить непонятно откуда взявшийся страх, Потомакин шел наощупь по длинному коридору.

– Ах, чтоб тебя! – Люся повторяла снова и снова. – Вот, сукин сын!

– Люся, я уже здесь, – неуверенно подал голос Потомакин. – Ты в порядке?

Он сначала заглянул в сумрак ее комнаты, а затем протиснулся боком в узкий дверной проем.

– Су-у-укин сын! – монотонила Люся, покачиваясь, как китайский болванчик. – Ах, чтоб тебя!

Нашарив на старых обоях выключатель, Потомакин уверенно ткнул в него пальцем.

Удар переменного тока, быстро пробравшись от указательного пальца до мозга, помимо искр, брызнувших из глаз в темноту, вызвал короткий паралич ног. Потомакин рухнул на пол с глухим стоном: «Ё-о! Ах, чтоб тебя! Су-у-укин сы-ы-ын!»

ДЖЕНТЛЬМЕНЫ У ДАЧИ

                                                       Вот кот – бегемот,

                                                       Вот тот, кто не пьет,

                                                       Вот мот, а вот – жмот,

                                                       Такой вот компот.

                                                      (Из взрослой считалочки)

Порнуха уже не радовала. Может позвонить Ксюхе? И что? Приедет, будет долго пыхтеть в коридоре, стягивая узкие в голенищах сапоги. Потом в ванную – припудрить вспотевшее лицо. Из ванной она выйдет уже в шелковом халате, запахнутом на выпуклых премудростях ее богатого тела. Странно, халат и зубная щетка давно прописались в его квартире, а разговоров о замужестве не было, и нет. А, ведь, уже два года встречаемся. Молодец Ксюха, кремень. И делает в постели все, что скажешь. А готовит? Это отдельная песня. Всегда приносит с собой пластиковые контейнеры с разной «вкусняшкой». Кстати, не мешало бы поесть. Внутри холодильника было как-то тускло и уныло. На нижней стеклянной полке задумчиво шевелил длинными усами таракан.

– Чего надо? – голос показался знакомым.

Я захлопнул дверь, воровато оглянувшись вокруг. Зачем-то открыл ящик серванта с посудой, оставшейся после смерти бабушки. Внутри ящика лежал выцветший журнал «Огонек» №3 за март 1970-го года. На обложке синими чернилами кто-то криво написал: «Джентльмены у Дачи».

– Сашка, – прошелестело за спиной.

– Бабуля? – я присел на табуретку, журнал выпал из рук. – Ты где? Ты же умерла.

– Да умерла я, умерла, – голос звучал внутри моей головы. – Внучек, Сашка, слушай меня.

Я встряхнул головой, еще раз обвел кухню глазами. Таракан выбрался наружу, торжествующе глядя в мою сторону.

– Бабуль, я сошел с ума? – согнувшись, я поднял с пола журнал и начал медленно сворачивать его в тугую трубку. – Или ты явилась оттуда что-то мне сказать? Может, наследство какое где спрятала, а?

 Бабка хихикнула. Так, как хихикала только она еще при жизни.

– Ага, наследство. Слушай меня внимательно…

Кивнув, я «черной молнией» метнулся к холодильнику, зажав в правой, ударной руке карающий меч правосудия. Короткий замах – и враг повержен.

– Ой, Сашка, – бабкин голос в голове печально выдохнул. – Как был дебилом, так им и остался.

То, что осталось от таракана, судорожно дернуло лапкой и затихло. Я заинтересованно рассматривал обложку журнала. Вытянутой лапкой насекомое указывало на слово «Дача» в корявой надписи.

– Бабушка, бабуль, – кухня ответила обычной тишиной. – Ты где? Что ж ты хотела сказать-то?

Оглянувшись для самоуспокоения, я аккуратно положил журнал с прилипшими останками в мусорное ведро и накрыл его крышкой. Все-таки, надо позвонить Ксюхе.

МЕНТ

– Аааааааа, – кричал волосатый мужик, обхватив руками голову. Начинал кричать звонко. Потом глухо подвывал, судорожно всхлипывая после каждого удара.

Половницкий вошел в раж, ухая, как при рубке дров. Фуражка откатилась в сторону, вены опасно вздулись на красном лице. Мешал галстук.

– Сука, сука, – пришептывал он размеренно сквозь сжатые зубы.

– Скажите, подсудимый, – прокурор поблескивал круглыми очками в сторону решетки. – А вы видели, что потерпевший не вооружен?

– Нет, – Половницкий неловко стоял, сложив руки за спиной. – Когда я вошел в комнату, он полез за чем-то в карман.

– И вы подумали…

– Что это пистолет, – закончил он за прокурора. Посмотрел в сторону жены, спрятавшей лицо в ладонях. – Ну, или нож.

– А почему вы использовали бейсбольную биту вместо табельного оружия? – прокурор собрал бумаги на столе в аккуратную стопку. – Ведь у вас же есть инструкции, как нужно поступать в такой ситуации. Или нет?

«Кормушка» открылась с привычным стуком. Алюминиевая миска, глухо стукнув об обитый железом край, вылила часть своего содержимого. Половницкий подошел к окошку, протянув руку к еде.

– Готовься, мусор, к ночи, – глухой голос снаружи проник внутрь камеры. Оттолкнувшись от стен, сполз по ногам легкой дрожью страха.

– Ты кто? – нарочито смело крикнул Половницкий. Голос предательски дрогнул. Каркающий смех слился с ударом захлопнувшейся «кормушки».

Всю ночь он не спал, забывшись лишь под утро. Вздрогнув, открыл глаза, пытаясь пошевелить затекшей рукой. Обе руки были пристегнуты наручниками к нарам, ноги – тоже. Осторожно повернув голову, Половницкий увидел женскую фигуру на фоне грязной стены.

– Очнулся, мент? – женщина присела на корточки. – Знаешь, кто я?

– Нет, – Половницкий почему-то задрожал, мельком глянув в ее черные глаза.

– Помнишь, как ты убивал моего мужа? – выдержав паузу, она плюнула ему в лицо.

– Это был приказ, – Половницкий отвернулся к стене.

– Приказ убивать? – она взяла его за лицо, повернув к себе. Холодная сталь ножа мягко скользнула по щетине у кадыка. – Или ты просто маньяк?

– Твой муж продавал наркотики детям, – прохрипел Половницкий, боясь дернуться лишний раз.

– Твоим что ли? – скривилась она.

– И моим тоже, – он попытался откинуть назад голову, чтобы ослабить нажим. – Мой сын  изнасиловал свою мать.

– Твою жену? – нож дрогнул. – Почему?

– Потому, что вместо мозгов у него был один героин, проданный ему твоим мужем.

– Это он тебе сказал?

– Сказал, – Половницкий криво усмехнулся. – Попробовал бы не сказать. Я его утопил в собственной ванне.

Договаривал он уже в пустой камере. Слезы катились по впалым щекам, оставляя мокрые бороздки на небритой коже.

ЛЮСЬКА 911

Тишина была гнетущей. Кровь равномерно стучала в ушах. Лёха попытался повернуться на правый бок. Непослушное тело ответило болью в пояснице. «Надо беречь силы», – мысли ворочались в голове медленно и лениво, как огромные валуны. – «Что делают обычно в таких случаях? Лежат себе тихонечко и дожидаются помощи извне? Или пытаются что-то сделать, чтобы выбраться самим? А, может, просто молятся, сдавшись на волю судьбы?»

 Дышать становилось все труднее.  «Дернул же меня черт поехать сюда. Мало было подмосковных спусков? Нет, хотелось острых ощущений. Да, и перед пацанами было стыдно. Откажешься, подумают – сдрейфил Лёха», – он попытался открыть глаза. Замерзшие веки, с трудом, но подчинились усилию. Взгляд уперся в темноту. – «Накрыло. Странно, последнее что помнилось, это лицо мамы, укоризненно глядевшее на него перед отъездом. Как ни пыталась она отговорить Лёху от поездки на Кавказ, так ничего и не вышло. А ведь здорово было лететь вниз по крутому склону на разрисованной собственноручно доске, являющейся особой Лёхиной гордостью, крича во все горло от избытка адреналина в крови». Потом был чей-то крик: «Лавина!» – и ужасный грохот.

Все сильнее хотелось пить. Холод медленно заползал вверх по телу, начиная с ног, которых он уже не чувствовал. Попытался крикнуть. Изнутри вырвалось что-то похожее на клёкот. Сон накатывался волнами, как морской прибой. Успокаивал, уводил прочь. Закрыв глаза, Лёха медленно поплыл, покачиваясь на волнах…

Люська, вынесенная из глубин метрополитена толпой озабоченных делами москвичей и гостей столицы, сняв варежку, тыкала сразу озябшими на ледяном ветру пальцами в кнопки мобильного. Поднеся трубку к уху, долго вслушивалась в безнадежно длинные гудки. Сбросив, упорно набирала еще и еще раз. Наконец, телефон, смешно хрюкнув, ответил.

– Здравствуйте, – затараторила Люська. – Я насчет работы. Вы давали объявление?

– Девушка, вы куда звоните? – поинтересовался мужской голос.

– В ООО «Сдачи не надо», – она отняла трубку от уха, посмотрев на экран. – Это 566-17-17?

– Не знаю, – ответил мужик. – Но все равно, спасибо за звонок.

Обернувшись к одетым в такие же, как у него комбинезоны с надписью «МЧС РОССИИ» крикнул: «Последний! Сворачиваем поиски!»

Наклонившись к Лёхиному лицу, добавил: «Повезло тебе, парень. Если б не звонок, так и не нашли бы тебя».

СКРИПКИ, КАЗАЛОСЬ, ПЛАКАЛИ

                                                           Скрипки, казалось, плакали,

                                                           Выли и голосили.

                                                           Гром громыхал раскатами,

                                                           В небе прозрачно-синем.

                                                           Лето, встречаясь с осенью,

                                                           Плавало солнцем в лужах.

                                                           И паутинной проседью,

                                                           Осень осела в душах.

 Дождь становился все напористей, заливая косыми волнами лобовое стекло. «Дворники» уже не справлялись со своей задачей, и Марина, вздохнув, почти вслепую, направила джип к правой обочине. Сзади возмущенно сигналили обиженные внезапным маневром представители сильного пола, одной рукой ожесточенно давя на клаксоны, другой – выделывая всевозможные пируэты – от простого покручивания пальцем у виска, до оттопыривания среднего пальца. Губы их беззвучно шевелились за мокрыми стеклами, выплевывая ругательства по отношению к Марине и другим женщинам-водителям, коих в последние годы развелось в Москве несчетное количество. Все это, вкупе с обнаглевшими гаишниками, дорогим бензином, большими налогами, плохими дорогами и все увеличивающимся количеством «приезжантов» из республик когда-то братского Закавказья порождало поток ненависти такой силы и насыщенности, что асфальт не выдерживал, лопаясь в самых неподходящих местах. А что было говорить о людях? И еще свалившаяся на город небывалая жара. Испепеляющая душу. Заставляющая моторы перегреваться в бесконечных пробках. Сменяющаяся вечерами небывалыми по силе грозами.

«Вот такое … лето», – пришла на ум Марине старая шутка. Она откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Вивальди мягко убаюкивал, смешиваясь с гулким шелестом дождя о крышу автомобиля. В кармане джинсов надоедливо завибрировал мобильник, требуя немедленного ответа. Марина приглушила музыку и нажала на зеленую кнопку.

– Мариш, ты где? – Вовкин бархатно-мужественный голос вползал в ее ухо, как змея, гипнотизируя и лишая ее воли.

– Где-где? – она тихонько захихикала, потянувшись к кнопке громкости. – На МКАДе, – с ударением на последнюю букву.

Огромный «MACK» своим длиннющим носом вошел в заднюю часть ее машины, как горячий нож в масло. Его хромированный бампер от удара раскололся надвое, острыми краями вспарывая металл джипа.

Маленькая черная трубка мобильника, зажатая в кулаке Марины, недоуменно хрипела Вовкиным голосом. Рука была неестественно вывернута. Кровь стекала по руке, смешиваясь с дождем, меняя по дороге свой цвет с насыщенно-алого до акварельного, пастельных тонов.

– А-а-ич! Что-о-о? – Вовка внимательно смотрел на свою ладонь. В ладони тихо лежал навороченный телефон, которым он хвастался, как ребенок. Вовке в телефоне нравилось все, а особенно мелодии звонков. Но, сейчас трубка молчала. Было тихо. Очень. Звуки вокруг медленно пробивали тугую тишину. С трудом оторвав взгляд от ладони, он огляделся. Секретарша Аллочка, склонившись над столом, кричала, смешно кривя рот. – Владимир Николаич! Что случилось?

Марина проснулась от боли. Боль тупо и лениво плавала по всему телу. «Где я? – она попыталась открыть глаза, но веки уперлись во что-то твердое, противясь. – Что это?» Мысли скакали галопом. Боль уступила место страху, затаившись на какое-то время внутри. «Надо позвать кого-нибудь, – она попробовала пошевелить руками, но не почувствовала их. Жалобно всхлипнув, позвала. – Во-о-ва-а!» Из-под бинтов, обильно покрывших ее тело, послышалось: «О-а»…

Ресторанный ансамбль наяривал, хрипя басами: «Меня прет, меня прет, потому что Новый год…» Нарядные и изрядно проголодавшиеся, сотрудники компании бродили по арендованному залу, сбиваясь время от времени в стихийные группки, ожидая прибытия высокого начальства. В одной из таких «кучек» делились последними сплетнями, которые они благозвучно называли «новостями», два дивных создания. Аллочка в короткой белой тунике многозначительно кивала, слушая монолог Розалии Львовны, затянутой в тугой корсет вечернего платья.

– Не знаю, что будет дальше? – начальница отдела кадров многозначительно огляделась вокруг, поджав полные губы. – Говорят, кризис уже закончился.

– Розалия Львовна, – Аллочка обворожительно улыбнулась. – Вам же зарплату платят исправно?

Та кивнула.

– Не урезали?

Розалия Львовна покачала головой.

– Ну вот, – Аллочка обернулась к входной двери и увидела шефа, входящего в зал. В одной руке он держал большущий букет роз, а другой мягко обнимал за талию жену. – А вы говорите кризис.

– Это жена Владимира Николаевича? – зашептала Розалия Львовна прямо в ухо Аллочке. – Я ее никогда не видела.

Марина шла, прижавшись к Вовке боком. Элегантное платье ниспадало с ее плеч красивыми складками. Вовка, на правах хозяина вечера, кивал сотрудникам, успевая что-то шептать на ухо жене.

– А правду говорят, что у нее нет обеих рук? – вполголоса спросила Розалия Львовна.

– Да, – Аллочка склонилась к собеседнице. – После той ужасной аварии врачи ничего не смогли сделать.

– А ведь она была известной художницей, – Розалия Львовна прищурилась, пытаясь разглядеть, что же скрывают складки Марининого платья.

– Она ей и осталась. Я читала статью в «Космо» о том, что она научилась писать, держа кисть в зубах. Получается не хуже, чем раньше. И ее картины только поднялись в цене.

– Я люблю тебя, Мариша, – Вовкины губы щекотали ей ухо.

– Я – больше, – она отстранилась. – Сегодня утром была у гинеколога.

– Что? – он остановился. Повернулся к ней, зажав ее плечи в ладонях. – Что?

– Да.

ОМЛЕТ С ПОМИДОРАМИ

Утро выдалось душным. Влажностью, отсутствием ветра. Пот стекал по лбу, задерживаясь каплями на бровях. Вентилятор  на длинной ноге гонял горячий воздух туда-сюда.

– Маша! – лежа в кровати, Сергей пытался поймать дуновение ветерка. – Ма-а-ш!

Она пришла к нему из кухни, принеся с собой запах свежего тела. Пахло хорошо – гелем для душа и жареным луком.

– На, – Маша протянула ему большую тарелку с омлетом. Аппетитные кольца лука перемежались на ней с грибами. Кусочки поджаристого мяса выглядывали из-под красной спелости помидоров. Запах заполнил маленькую спальню, вытеснив в открытую форточку вчерашнюю ночь с ее терпким вкусом секса.  – Попробуй. Это мой фирменный рецепт.

– Ты давно встала? – он потянулся и сел в кровати.

– Давно, – она поставила тарелки на одеяло, уютно устроившись рядом. – Ты так храпел, что спать рядом с тобой мог только глухонемой.

– Надо было меня разбудить, – Сергей наколол на вилку кусок мяса, подцепив кольцо лука. Отправил все это в рот. Медленно жуя, он добавил туда же кусок омлета с ломтиком помидора. – Божештвенно!

– Прожуй, а потом говори, – Маша методично нарезала омлет на мелкие кусочки, время от времени пробуя их на вкус.

– Ты у меня – самый лучший шеф-повар в мире! – Сергей уплетал за обе щеки, как будто не ел до этого со времен сотворения мира. – Может, откроем свой ресторан?

– Я буду там греметь кастрюлями и сковородками? – полюбопытствовала Маша.

– Да, – Сергей вытер губы салфеткой. – А я буду мыть посуду, и обслуживать посетителей.

– И посетительниц? – она отложила вилку.

– Ну, это само собой, – он поставил пустую тарелку на пол. – Должен же кто-то делать и это.

Заодно, сейчас и потренируюсь, – он собрал грязную посуду и, с ловкостью завзятого официанта,  понес ее на кухню.

Включив воду, Сергей гремел тарелками, вилками и стаканами. Маша тихонько подошла сзади, прижавшись щекой к его широкой спине.

– Медведь, – прошептала она. – Скоро нас будет трое.

– Что? – из-за шума воды он не поймал конец фразы.

– Я говорю, – Маша постаралась отчетливо выговаривать слова. – Что скоро нас будет трое.

– Твоя мама приедет? – удивился он.

– Дурак, – она отстранилась, надув губы и присела за стол.

– Прости, тюлененок, – Сергей, вытирая мокрые руки полотенцем, присел на пол, обняв ее колени.  – Я шучу.

– Не самая удачная шутка, – сквозь слезы Маша пыталась улыбаться.

– Это будет девочка, – уверенно подытожил он. – Самая красивая на свете!

АНГЕЛЫ

– А чего мы здесь? – спросил молодой, ёжась от холода. – Нельзя было выбрать место поприличней?

– Можно было, – согласился старый, поёрзав на стуле, устраиваясь поудобней. – Но этому выбору есть несколько объяснений.

– Ты уж потрудись обосновать поподробней, – съязвил молодой и громко щелкнул пальцами, подзывая официанта.

– Потружусь, потружусь, – вздохнул старый. – Что, в сущности наша жизнь? Каждодневный труд в поисках каких-то неведомых нам истин.

– Воистину, пути господни неисповедимы, – продолжил молодой, открывая принесенное официантом меню. – Нам ли не знать об этом.

– А все-таки любопытно все это он устроил, – задумчиво произнес старый, вчитываясь в винную карту.

– Да уж, постарался. Что будешь есть? – спросил его молодой. – Как всегда?

– Чертовски приятно, что хоть что-то не меняется в этом мире, – философски протянул старый, положив карту на стол. – Стейк из баранины здесь готовят лучше, чем везде. И это, кстати, первая из причин, почему мы здесь.

– Причем, заметь, одна из немаловажных причин, – сказал молодой и опять громко щелкнул пальцами.

– Что будете пить? – спросил их на иврите с отчетливым арабским акцентом официант, склонившись над столиком.

– А принеси-ка нам, дружок, для начала пивка, – ответил ему молодой. – Какое у вас есть?

– Светлое и темное, – ответил тот, дежурно улыбаясь. – Какое предпочитаете?

– Да, выбор невелик, – вслух пробормотал молодой. – Я буду светлое, а ты? – спросил он старого.

– А темное нам можно? – ответил вопросом на вопрос старый, улыбаясь старой же шутке. – Я, пожалуй, выпью темного.

– Триста или половину? – уточнил официант.

– Что это значит? – спросил молодой старого, переходя на русский.

– Два раза по половине, – сказал старый официанту и продолжил, когда тот отошел от их столика. – А ведь ты давненько здесь не бывал.

– Уж и не знаю, сколько, – молодой поставил локти на стол, упершись подбородком в ладони. – Во всяком случае, от такой постановки вопроса точно отвык.

– А как тебе ближе? – поинтересовался старый.

– А так, как было в “совке”, – мечтательно закатил глаза молодой. – Помнишь эти “пивнухи” с разбавленным донельзя пивом?

– А вареные яйца? – в тон ему продолжил старый. – А бутербродики из “черняшки” со сливочным маслом и кусочками селедки сверху?

– А тетки в грязно-белых халатах, вечно снующие с вонючей тряпкой между посетителями, забыл? – усмехнулся молодой, запахивая полы черного плаща. – О чем это мы?

– О том, что тебе ближе, – старый с удовольствием отпил большой глоток холодной пенящейся жидкости из высокого стакана, принесенного официантом.

– Мне ближе постановка вопроса “большой или маленький”, – ответил молодой, отхлебнув из своего стакана.

– Вы готовы заказать? – угодливо улыбался официант.

– Я буду большой стейк из баранины, – задумчиво произнес старый. – С картофельным пюре и зеленым горошком.

– Отличный выбор, – подмигнул ему официант. – Как прожарить?

– Попроси шефа сделать “медиум”, – подмигнул ему в ответ старый. – Только без крови, я тебя умоляю.

– А мне принеси рыбу на огне, – выдержав паузу, сказал молодой. – С овощами. И скажи шефу, чтобы не передержал, а то я волнуюсь.

– Что будете пить, – спросил их официант, записывая заказы в маленькую книжку.

– Принеси-ка нам большую бутылку “Чиваса”, – не задумываясь, ответил старый.

– Ты хочешь напиться в девять утра? – удивился молодой, изогнув правую бровь. – Что за праздник?

– Не знаю, праздник это или нет, – старый откинулся на спинку стула и, чиркнув зажигалкой, закурил. – Но сегодняшний завтрак для меня здесь последний.

– Что-о? – молодой поперхнулся пивом, судорожно сглотнул и, не отрывая глаз от лица старого, поставил полупустой стакан мимо стола. – Как ты смог?

Пара за дальним столиком обернулась на звон разбитого стакана, а из кухни показался официант с метелкой и совком в руках.

– Говори потише, – попросил старый. – Я не хочу, чтобы кто-то кроме тебя услышал то, что я расскажу.

– Так это одна из причин, почему мы именно здесь? – догадался молодой, когда официант, собрав осколки, удалился.

– Да. Не хотелось терять время, – старый допил свое пиво. – Ведь я не знаю, когда меня заберут.

– Тогда не будем терять время, – молодой нетерпеливо придвинул свой стул ближе к столу. – Начинай.

– Что ты спешишь, как голый в баню, – засмеялся старый и глубоко затянулся сигаретой. – Я не думаю, что это произойдет раньше сегодняшнего вечера. Так что можешь сидеть спокойно и жевать свою рыбу.

– Так как ты все-таки этого добился? – в нетерпении склонился к нему молодой. – Скажешь? Или это так и останется для меня тайной за семью печатями?

– Какие тайны, – усмехнулся невесело старый. – На дворе двадцать первый век. Не думаю, что сам создатель думал об этом…

– О чем? – молодой отхлебнул большой глоток из принесенного официантом нового стакана пива. – О тайне?

– Да нет, – протянул старый, затушив докуренную сигарету в большой пепельнице. – О том, что этот эксперимент затянется так надолго.

– А-а, – догадливо согласился с ним молодой. – Я, кажется, понял, о чем ты.

– Ну-ну. Мне уже интересно, – старый поглубже запахнулся в свою потертую временами рыжую кожаную куртку.

– Ты ведь знаешь, у нас хватает времени подумать о сущности бытия, – скорее спросил, чем ответил он.

– Да уж, чего-чего, а времени у нас более, чем предостаточно, – задумчиво произнес старый.

– Мне кажется, – склонившись над столиком, шепотом произнес молодой. – Что он не один раз пожалел, что заварил всю эту кашу.

– Интересный подход, – рассмеялся старый. – И на чем ты основываешься?

– Да возьми, хотя бы, неравновесие…

– Это что, новый термин в мировой философии? – иронически поинтересовался старый.

– Смейся, смейся, – обиделся молодой, откинувшись на стуле. – Ты ведь не хуже меня знаешь о грехах человеческих.

– А вот отсюда давай поподробней, – заинтересовался старый. – Что ты знаешь о грехах и грешниках.

– Хорошо, – молодой поднял ладонь по направлению к оппоненту. – Может быть, ты попытаешься ответить мне на пару наболевших вопросов?

– Ну, я хотя бы попытаюсь, – успокоил его старый.

– Горячее, господа, – произнес, улыбаясь, по-русски, подошедший к их столику с большими тарелками, официант.

– Я в шоке, брат, – вскрикнул молодой, всплеснув руками. – Ты-то откуда здесь знаешь русский?

Официант умело разбросал тарелки по столу и, непонимающе глянул на молодого.

– Ты откуда знаешь русский? – вкрадчиво поинтересовался на арабском старый.

– В Иерусалиме, с недавних пор, живет очень много русских, – охотно отозвался тот. – Да, и туристов из России тоже хватает.

– Так ты просто выучил несколько фраз на русском? – спросил, улыбаясь молодой того по-арабски.

– Ну, да, – утвердительно кивнул официант черной курчавой головой, дежурно улыбаясь.

– Интересно, а что ты еще знаешь? – спросил его старый.

– Совсем немного, господин, – улыбаясь продолжил официант. – Только еще одну фразу.

– Интересно, какую? – спросил его молодой, пододвигая к себе тарелку с ароматно пахнущей рыбой.

– Давай-давай, петух, – произнес он с обезоруживающей улыбкой на смуглом лице.

– А ты знаешь, что это означает? – снисходительно поинтересовался молодой.

– Это означает – принеси быстрей нам вкусную еду, господин, – охотно ответил ему официант.

– Молодец, – не стал расстраивать его молодой. – Хочешь еще выучить пару фраз?

– Да, господин, – ответил тот,  в надежде, что эти странные посетители оставят царские чаевые. – Я очень люблю русских, у них всегда много денег.

– Разве деньги заменят тебе счастье? – поинтересовался старый, поеживаясь.

– Деньги, господин, никогда не бывают лишними, – уверенно произнес официант. – Разве вы не знаете этого?

– Да ты, друг, лукавишь перед нами, – произнес молодой. – Не в деньгах счастье. Слышал такую русскую поговорку?

– Нет, не слышал, – ответил тот, улыбаясь уже неуверенно. – Что, русские не понимают, что деньги приносят уверенность в завтрашнем дне?

– Нет, дружок, – снисходительно усмехнулся молодой. – Не понимают. И именно поэтому оставляют, после выпитой водки, в вашем кафе не десять процентов чаевых, как это принято в других странах, а столько, сколько пожелает их широкая душа.

– Да, господин, – склонился над ним официант. – Русские, когда хорошо выпьют, оставляют поистине царские чаевые.

Последнюю фразу он произнес с придыханием, видимо, вспоминая недавнюю попойку в их забегаловке залетных туристов из далекой России.

– Иди, с богом, – сказал молодой по-русски и продолжил по-арабски для официанта. – Если ты будешь прилежно работать, то у тебя будет много денег.

– Да будет на то воля Аллаха, – ответил ему официант, склоняясь в поклоне. – Приятного аппетита вам, господа.

– А ведь он далеко не глуп, – заметил старый, отрезая большой кусок от дымящегося куска мяса. – Хотя и молодой.

– Ладно, мы отвлеклись от главного, – молодой с видимым удовольствием отправил в рот большой кусок жаренной рыбы с аппетитно приправленной корочкой.

– Что ты хочешь узнать, – неотчетливо, пережевывая стейк, спросил старый.

– Я хочу знать, в первую очередь, – прожевав, молодой отложил в сторону вилку. – Как тебе удалось вернуться туда.

– Туда, куда ты мечтаешь попасть? – спросил его старый, разливая виски по широким стаканам.

– Издеваешься? – молодой выплюнул косточку от рыбы на пол возле столика. – Ты всегда был таким.

– Каким? – старый усмехнулся, откинув со лба прядь седых волос, надоедливо лезшую на глаза.

– Да таким, – запальчиво продолжил молодой. – Всегда выше всех. И лучше…

– Успокойся, – миролюбиво поднял руку старый. – Мы с тобой не соперники, ни в бою, ни в корпоративных битвах. Согласен?

– Ладно-ладно, – аккуратно пережевывая хорошо прожаренную рыбу, произнес молодой. – Не лезь в бутылку.

– Насчет бутылки, ты – вовремя, – успокоил его старый, разливая виски по стаканам. – Давай еще по одной.

– Не вопр, – ответил молодой, раскрасневшись от выпитого.

– Ок, раз пошло такое такое дело, – в тон ему продолжил старый.

– Что ты имеешь в виду, – пьяно поинтересовался молодой.

– А то же, что и ты, – ответил ему старый. – Видно по шарабану дало виски сверху на пиво.

– Уважаемый, – продолжил молодой с кривой ухмылкой. – Тебе ли не знать за столько лет, что нужно пить спиртные напитки одного исхода.

– Красиво трактуешь, – улыбнулся ему старый. – Исхода…

– Не придирайся к словам, – обиженно протянул молодой. – Ты что, не пользуешься интернетом?

– Ты что, думаешь, я такой дремучий? – спросил старый. – Мы ведь тоже не лаптем щи хлебаем.

– Я уж не знаю, лаптем или чем, – продолжил молодой. – Но на хакера ты далеко не тянешь.

– Обижаешь, начальник, – голосом прожженого урки протянул старый. – Не тяни одеяло на себя, кореш, – голосом бывалого ответил молодой. – Лучше расскажи, что ты думаешь…

– Я думаю, что… – старый глотнул из стакана с растаявшим в нем льдом теплого виски. – Что он был не прав…

– В чем? – молодой заинтересованно придвинулся к нему.

– А в том, что верил в вечность всего происходящего, – старый удовлетворенно откинулся на спинку стула.

– Друг мой, – молодой сглотнул кусок рыбы вместе с овощами. – Что такое вечность?

– Ну ты и баран, – старый позволил себе усмехнуться. – Что ты так упираешься? Тебе ли не знать, что такое вечность?

– Вечность, – как прилежный ученик на уроке истории, продолжил за него молодой. – Это все, что не подчиняется земным законам времени.