Текст книги "Повелитель аномалий (СИ)"

Автор книги: Павел Селеверстов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Ник улыбнулся и неопределённо пожал плечами.

– Если не хочешь говорить, дай ему бакс, и он тебя благословит.

Поляков засунул руку в карман, достал двадцатку и протянул индейцу.

– Пусть что-нибудь себе купит!

Индеец невозмутимо забрал деньги и снова заговорил. Хорхе внимательно слушал, затем почтительно поклонился.

– Он сказал, что в душе ты хороший человек и, не смотря на то зло, которое когда-то сделал, боги тебя не забывают.

Индеец засунул руку за пазуху, вытащил ожерелье из зелёных камушков. Развязав узелок, снял один и протянул Нику.

– Возьми. Не обижай деда, – тихо произнёс Хорхе. – Этому ожерелью пятьсот лет. Каждый камушек намолен и обладает силой его предков. Камушков осталось немного.

Ник взял. Посмотрел на свет. Зелёный, с синими и белыми прожилками – камень напоминал обыкновенную речную гальку.

– Спасибо! – произнёс он. – Неплохой сувенир за двадцать баксов.

Старик схватил Ника за руку и снова заговорил.

– Богов много. Но у каждого человека свой, – перевёл Хорхе. – Каждый человек должен разговаривать со своим Богом. Твой всё ещё ждёт.

Вечерело. Красное солнце дрожало маревом, в сухой траве шелестел песком ветер. Где-то завывал одинокий койот.

– Del pueblo carnicero², – произнёс Хорхе. – Худшее место на свете.

Они оставили машину у подножие холма, а сами взобрались на вершину. Здесь Хорхе решил установить палатку для ночлега. Поляков взял у мексиканца бинокль, прильнул к окулярам. Заброшенный городок посреди безжизненной равнины удручал. Ветхие серые домики, разбитые стёкла окон, брошенные повозки, какой-то хлам.

– Отсюда недалеко до границы, но мало кто попрётся через пустыню. Слишком опасно! – Хорхе жадно потянул носом, помолчал. – Люди оставили это место лет сто назад. Серебряная жила истощилась, чтобы нащупать свежую надо было вгрызаться в породу. Никто не захотел.

– Почему? – Поляков вернул бинокль, посмотрел на Диего, который уже разжигал костёр.

– Народ здесь никогда подолгу не задерживался. Дурное место. Не проходило и недели, чтобы на руднике кто-нибудь не загнулся. Некоторые сходили с ума. Другие бросали всё и бежали из города как чёрт от ладана. Старики говорили: «depredadores sombra en busca de presas»³, это означает: «хищные тени всегда ищут добычу». И тот станет добычей кто не успеет оглянуться. Но чтобы оглянуться требуется мужество. Не каждому это дано.

– Суеверия! – улыбнулся Ник. – Но ведь Байрон не за фольклором сюда прислал?

– Пошли к костру. – Задумчиво отозвался Хорхе. – Слишком быстро темнеет.

Они уселись на раскладные стульчики и некоторое время молча наблюдали как Диего готовит ужин.

– Эти земли принадлежали Бартоломью Ортеге. Он сколотил состояние в Перу, – произнёс мексиканец. – Знаешь, что такое энкомендеро?

Ник неопределённо пожал плечами.

– Энкомендеро это сборщик податей. Отцом Ортеги был испанец, мать индианка. Отец не оставил ему ничего кроме имени, но благодаря природной изворотливости Ортега выбил себе жалованье и должность. Ортега-палач – так прозвали его индейцы. К старости он разбогател. Начал скупать землю. Тростниковые плантации. И всё было хорошо, пока с ним не случилась неприятность. От какого-то индейца он услышал, что есть золотой рудник и, чтобы его заполучить, он потратил большую часть своего состояния, но золота там не оказалось. Конечно, Ортега не поверил, он решил, что индеец его обманул. Заявился в его деревушку вместе со своими головорезами и устроил побоище. Но из карательной экспедиции, он вернулся другим человеком. Он не стал лучше, просто замкнулся и перестал обращать внимание на других людей. А ещё Ортега привёз какой-то сундучок. Он никому не позволял прикасаться к нему, даже близким. Сундук стал тайной этого семейства. Из поколения в поколение его передавали по наследству, но ни один потомок Бартоломью, так и не решился его открыть. Последним владельцем этого сундучка стал Гарсиласо Родригес, единственный потомок Ортеги. Всё что досталось ему от предков: этот жалкий клочок мексиканской пустыни, сундук и отсутствие совести.

– Интересная сказка! – помолчав, заметил Ник. – Но не пойму, для чего ты её рассказал?

– Да так! – Хорхе пожал плечами и швырнул в костёр сухую ветку. – Чтобы тебя позабавить.

– Здесь всё что может потребоваться! – Хорхе вытащил из багажника армейский мешок, положил его на капот. – Мы будем ждать тебя три дня, а дальше...

Мексиканец посмотрел Нику в глаза.

– Извини! В этой жизни не всё так просто и есть вещи...

– Успокойся! – отмахнулся Поляков. – Можешь убираться хоть сейчас.

Ник растянул губы в улыбке, переложил из своего рюкзака в мешок часть вещей.

– Уговор, есть уговор! – отозвался Хорхе. – Мы ждём тебя три дня. Если что поможем! Я своих не бросаю.

– Ладно, приятель. Не обижайся! – Поляков хлопнул мексиканца по плечу, закинул мешок на плечо. – Как по твоему, что я должен найти?

– Ещё не догадался? – усмехнулся Хорхе. – Наследство старины Гарсиласо. Забытый всеми Recuadro enkomendero.

Невыносимая жара. Едкая удушливая пыль и одиночество. Ноги гудели от напряжения, лямка мешка натёрла плечо.

– «Километра два, – подумал Ник. – Староват, я стал для марш-бросков».

Он остановился, швырнул мешок на землю, достал флягу с водой. Вода взбодрила, обмыла иссушенное нёбо и язык. Оглядевшись по сторонам, он заметил несколько покосившихся телеграфных столбов, которые почти полностью засыпал песок.

– «Значит, искать придётся сундучок, – подумал Ник. – Всё что у меня есть – это старая тетрадь какого-то француза. Но Байрону следует отдать должное, старик умеет собирать информацию».

Поляков завинтил колпачок. Снова взвалил мешок на плечо. Почему-то вспомнился старый индеец и его слова. Он засунул руку в карман, достал жреческий камушек и посмотрел на него.

– Чепуха! – прошептал Ник и, размахнувшись, швырнул его в траву. – Боги меня не любят.

Судя по всему городок знавал и лучшие времена. Две улицы. Церковь. Кирпичное здание управы. И даже ресторан. Цветная деревянная вывеска висела на фасаде до сих пор.

– «Болеро», – протянул вслух Поляков. – Странно, что в этой глухомани, кому-то потребовалось такое заведение.

В тени соседнего дома стоял армейский «Виллис». Ветер и песок отшлифовали его борта до стального блеска. Пробитые шины, пулевое отверстие в левом крыле, разбитое лобовое стекло. Ник подошёл ближе, осмотрелся.

На водительском сиденье лежала пустая бутылка. Рядом растрёпанный блокнот и кучка соломы с остатками яичной скорлупы.

– «Наверное местная шпана пригнала», – подумал Ник.

Он вяло пнул колесо и зашагал дальше. Горячий суховей погнал колючку, закружился в вихре песок.

Ник перешёл дорогу, постоял немного на крыльце ресторана и ударом ноги распахнул дверь.

Рассохшиеся столики, барная стойка, чугунная лестница на второй этаж. Под потолком тяжеленная хрустальная люстра. На столах сохранились даже скатерти и столовые приборы.

– «Странно что сюда до сих пор не наведались любители антиквариата, – подумал он. – Впрочем, кто знает. Кому-то этот лакомый кусок мог оказаться не по зубам».

Прислушиваясь к завыванию ветра, он попытался понять причину, по которой мифический сундучок Ортеги стал для клиента таким притягательным. Не было никакой уверенности, что эта уникальная вещь, вообще существовала, но Байрон не затевал игру, если не видел в итоге крупный выигрыш.

– Придётся посоветоваться с Франсуа, – прошептал Ник. – Чёрт! Даже Кранц отказался от этого дела.

На душе скреблись кошки. Ему не хотелось в Мексику и с Вовкой он так и не повидался. Ник засунул руку в карман, достал старую тетрадь и уселся на стул.

– «Франсуа Бланшар: искатель приключений и археолог, – прочитал он. – Десятое апреля 1920 года. Друг подкинул идею, хочу проверить, прав он или нет».

Поляков пренебрежительно хмыкнул, пролистал несколько страниц.

– «Двадцать пятое апреля 1920 года. Отыскал несколько писем старого Родригеса. Теперь убеждён, вещь ради которой Рональд перелопатил Национальный архив, существует. Знать бы»...

До слуха донеслись какие-то звуки. Тихий едва различимый шорох, который возникает при ходьбе по грязному полу. Ник задумчиво посмотрел на запылённый витраж, встал со стула и подошёл к лестнице на второй этаж.

– Эй! – гаркнул Поляков. – Предупреждаю! Со мной шутки плохи!

Звуки прекратились. Только на ветру поскрипывали не смазанные петли входной двери.

– «Наверное енот или ещё какая-нибудь живность».

Он вернулся к своему столику, рассматривая даты, перевернул несколько страниц.

– «Двадцать седьмое мая 1920 года. Прибыл к месту назначения. Городишко угнетает. Сопровождать меня никто не захотел. Пришлось пообещать пятьдесят песо одному типу, чтобы он помог дотащить пожитки, но он уже не рад, что со мной связался. Трясётся от ужаса и шепчет какие-то заклинания. Мерзавец. Бросил моё барахло на полпути и сбежал. Даже про деньги забыл.

Первое июня 1920 года. От дома Родригеса осталось только пепелище. Всё это время, меня не покидает ощущение постороннего присутствия. Кажется, что за мной кто-то наблюдает. Ночью я проснулся от чувства тревоги. Она нарастала с такой скоростью, что я вскочил с кровати и забился в угол. Но уходить из своего номера не собираюсь. Только в нём, на входной двери, я нашёл щеколду. Не знаю какому болвану потребовались засовы.

Второе июня 1920 года. Я близок к цели, но страх больше меня не оставляет».

Ник поёжился. Почерк француза изменился до неузнаваемости, стал размашистым и едва читался.

– «Не могу уйти. Не хватает сил. Лучше бы я сюда не совался. Решил кое-что оставить в своём номере».

Это были последние слова. В тетради оставались ещё десять страниц, и в надежде найти хоть какую-нибудь информацию, Поляков внимательно осмотрел каждую.

– Больше ничего, – протянул он. – Придётся и мне в гостинице поселиться.

В мистику, он конечно не верил, и скорее всего в этой истории были замешаны люди, чьи интересы затронул своим вмешательством Бланшар, но история пахла дурно.

– Почему же Кранц отказался от таких денег? – Ник повернулся, чтобы поднять мешок и от неожиданности вскрикнул.

Ему показалось, что рядом с лестницей стоит человек. Высокий, худой, тёмный и обезличенный. Видение длилось секунду, но этого хватило, чтобы выбить его из колеи. Неистово колотилось сердце, стучало в висках. Ник облизал губы, выдавив улыбку, покачал головой.

– Чёрт! – прошептал он. – Это же моё отражение.

На стене висело старое, покрытое пылью и паутиной, зеркало.

В гостинице царил разгром. Двери в номера распахнуты, постельное бельё изодрано в клочья. Посреди гостевого зала куча обгоревшей мебели. Следы костра, он нашёл ещё в нескольких местах. Кто-то намеренно пытался поджечь дом, но по какой-то причине у него ничего не получилось.

– Попахивает помешательством, – усмехнулся Ник. – Или саботажем.

Он отыскал комнату с засовом, вошёл. Одноместный номер с койкой, шкафчиком и небольшим столиком. Подошёл к окну, ладонью свёз со стекла толстый слой пыли. Затем опустился на колени и заглянул под кровать. У стены, в паутине и грязи лежал револьвер.

– Понятно! – прошептал Ник. – Как предусмотрительно, господин Бланшар, что вы позаботились о своей безопасности.

Он дотянулся до пистолета, зацепил его пальцами и подтянул к себе.

– Пусто, – Ник задумчиво посмотрел на пистолет, швырнул его на кровать. – Одни гильзы.

Он покосился на шкаф и сразу же заметил два пулевых отверстия на дверце. Они располагались внизу, почти у самого пола.

Сняв с пояса карманный фонарик, он снова опустился на колени и заполз под кровать. Смахнул со стены пыль, удовлетворённо хмыкнул. На облезлых досках была выцарапана надпись.

– «Mefiez-vous des tenebres», – прочитал он. – Остерегайся тьмы.

– «Итак, что мы имеем? – подумал Поляков. – В наличии предмет, который Байрон назвал – «Recuadro enkomendero sangrienta». Француз пропал без вести, но был уверен, что сундук находится в городе. Впрочем, я не знаю как далеко зашёл Бланшар, и скорее всего мне придётся не только ещё раз перелопатить его дневник, но и пройти весь путь, с начала и до конца».

Ник с тоской вздохнул, подошёл к окну. С трудом отодрал рассохшуюся створку от рамы. Высунувшись, осмотрел ветхий карниз, но ничего кроме песка и пучка травы не нашёл.

– Странный городишко, – прошептал он. – И должно быть полон сюрпризов.

Стемнело быстро. За окном завывал ветер, потрескивали иссушенные временем доски. Несколько раз он слышал злобный лай койотов, которые пришли по его следам.

– Время потрачено впустую, – проговорил Ник. – Типичная лирика.

Он пренебрежительно швырнул тетрадь на стол, поднялся с кровати. Большая часть дня прошла в раздумьях. Ник несколько раз перечитал дневник, пока не запомнил его наизусть, но это ровным счётом ничего не дало. Либо француз всё держал в голове, либо скрыл важную информацию за туманными аллегориями.

– «Чёрт бы побрал этого лягушатника! – от злости захотелось выругаться. – Почему Кранц всё-таки отказался?»

Он знал немца лет пять. Белобрысый, расчётливый и жадный, Кранц постоянно отбивал у него заказы, он всегда оказывался в нужном месте раньше Ника. Однажды, они сцепились прямо на улице и здорово друг друга отметелили. Но Кранцу этот урок пошёл на пользу и отбивать заказы, он стал у других.

Ник положил рюкзак на кровать, достал два фонаря и сухой паёк. Под тонким одеялом, он нашёл бутылку рома и старенький ПМ с запасной обоймой.

– «Хорхе, друг! – улыбнулся Ник. – Всё предусмотрел мерзавец».

Он с лязгом загнал магазин, взвёл курок и положил ПМ на столик. Оружие внушало уверенность, давало то чувство безопасности, которое необходимо человеку на чужой территории. Ник никого не боялся, а полное отсутствие воображения и материалистический склад ума, всегда спасали ему жизнь, но рассчитывать только на физическую силу было бы глупо.

Поляков глотнул из бутылки, поставил на столик фонарь. На пыльную кровать постелил шерстяное одеяло и улёгся. Ему доводилось ночевать под открытым небом, в старых заброшенных хижинах, даже в пещерах, но никогда он не испытывал такого отвращения. Он не мог понять, что именно вызывало чувство брезгливости, и чем больше над этим думал, тем сильнее это чувство становилось.

– Ладно приятель, успокойся! – проговорил он. – Завтра раздобудешь этот чёртов сундук и свалишь отсюда на все четыре стороны.

Он положил пистолет под подушку, перевернулся на спину и закрыл глаза.

Ник очнулся от нехватки воздуха. Жадно потянул носом, закашлял и вскочил с постели. Он рефлекторно схватился за горло, словно сдирая липкую грязь, провёл ладонью по коже.

– Какого чёрта! – прохрипел он. – Так и коньки не долго отбросить.

В комнате темень, свет луны освещал только подоконник. Ник поёжился медленно потянулся за пистолетом. Он шкурой ощущал постороннее присутствие, но никак не мог прийти в себя. Потрескивание сухих досок, шуршание грызунов, завывание ветра под черепичной крышей. Сдерживая кашель, Поляков осторожно сполз с кровати и подкрался к двери. Он не стал запирать её щеколдой и впервые пожалел о своей неосмотрительности.

Чуть приоткрыв её, Ник замер и прислушался. Ему показалось, что в коридоре кто-то ходит. Он медленно отворил дверь и выскользнул из комнаты. Теперь он уже не сомневался, что в доме находился посторонний. Приблизившись к лестнице, Ник посмотрел вниз. Стиснув кулаки, улыбнулся. На пыльном полу маячили призрачные тени.

– Цирк какой-то, – злобно процедил он. – Если кто-то задумал напугать...

Он спустился в гостевой зал, остановился посреди комнаты. Шевелились грязные занавески, поскрипывала в порывах ветра входная дверь. Поляков осмотрелся, прислушиваясь, подошёл к окну. Конечно, это могли быть конкуренты, ведь Байрон не давал никаких гарантий, что дело не привлечёт других «стервятников».

Распахнув дверь, Ник вышел на улицу и посмотрел туда, откуда пришёл утром. Сверкал в лунном свете армейский «Виллис», громко и протяжно кричала какая-то ночная птица.

Пронизывающий до костей ветер гнал по дороге пыль и щетинистые шары перекати-поля.

– «Дубак, будь здоров, – подумал Ник. – На родине наверное потеплее».

Неожиданно до слуха донёсся тихий едва различимый перезвон. Ник спустился с крыльца, вышел на дорогу и посмотрел на часовню. На секунду ему показалось, что в узких оконцах мерцает свет.

– Во истину проклятое место, – прошептал он. – Как там сказал Хорхе?

Некоторое время он стоял и слушал, но звуки больше не повторялись. Постепенно затих ветер, перестала скрипеть дверь и воцарилась такая глубокая тишина, что зазвенело в ушах.

– Чертовщина какая-то, – зашипел Ник. – Что же тут происходит?

Он никогда ни в чём не сомневался. Рационализм и вера в собственные силы позволяли держать страх под контролем. Но не сейчас, и не здесь. Ник ощутил странное гнетущее чувство. Оно возникло в глубинах сознания и мгновенно затмило рассудок.

Сомнения, страх, нарастающая, словно снежный ком паника. Заколотилось сердце, перед глазами поплыли круги, Ник попятился, сделал несколько шагов и вдруг упал. Растянулся на земле, как беспомощный старик.

– Нет, нет, нет! – залпами вырвались слова. – Нет, не надо!

Он вскочил на ноги и побежал. Рывком распахнул дверь, ворвался в холл.

Ник затылком ощутил прожигающий взгляд и это жуткое чувство, болью и тоской, отозвалось в душе. Кто-то шёл за ним, а когда Ник ускорил шаги, этот кто-то побежал следом. Он не мог оглянуться, спотыкался, падал, но упорно продолжал карабкаться наверх. Хриплое натужное дыхание за спиной, громыхающие подошвы ботинок и злоба. Поляков словно видел эту нечеловеческую, лютую злобу.

– «Господи! Я не успею! – жаром обожгла мысль. – Я не успею!»

Он не знал чего ждать, не понимал, какое демоническое создание его преследует. В голове пульсировало единственное желание – поскорее спрятаться за дверью.

Перепрыгивая через ступени, он зацепился коленом за стойку перил и взвыл от боли. Но боль открыла второе дыхание. Ник схватился за дверную ручку, рывком втолкнул собственное тело в комнату. Сдирая с пальцев кожу, задвинул засов и шарахнулся к окну.

В ту же секунду дверь задрожала, зазвенели бронзовые петли, посыпалась штукатурка. По двери ударили несколько раз. Затем затряслась дверная ручка.

– Убирайся прочь, ублюдок! – завопил Ник. – Пошёл вон!

Буйство за дверью продолжалось несколько минут. Дверные доски трещали, ходуном ходила коробка. Но всё закончилось внезапно, словно какая-то сила отгородила комнату от свирепого существа снаружи. В последний раз по двери чем-то царапнули и наступила тишина.

– Чёрт! – выдохнул Ник. – Как же эта сволочь меня напугала!

Он слизал с пальца кровь, уселся на кровать. Колено горело огнём. Включив фонарь, Ник задрал штанину и, сморщившись, уставился на огромный кровоточащий рубец.

– «Хреново! – подумал он. – Если повредил кость, прыгать в ближайшее время не смогу!»

Ник порылся в рюкзаке, достал аптечку. Сделал антисептический укол и перебинтовал ногу. Глотнув из бутылки, немного успокоился.

– Однако подобное послевкусие мне не нравится, – злобно процедил он. – Пойду-ка я разберусь с этой гнидой!

То ли подействовала боль, то ли желание отыграться. Но внутри всё клокотало и бурлило. Ник схватил со стола пистолет, рывком взвёл курок.

– Всю обойму всажу, – зашипел Поляков. – Только попадись...

Он схватил фонарь, выставив ПМ, подошёл к двери. Немного помедлив, отодвинул засов. Дверь заскрипела. Под собственной тяжестью, приоткрылась. Чтобы привлечь внимание Ник поиграл лучом и подождал ещё немного.

О присутствии чужака ничего не говорило, и Ник вышел в коридор.

– Куда же ты спрятался? – прошептал он. – Думаешь, не достану?

Колено ломило, от напряжения звенело в ушах. Поляков вышел на площадку, направил фонарь на ступени. Повсюду следы. Чёткие отпечатки его собственных ботинок. И больше ничего.

– Не по воздуху же ты прилетел!? – Ник вымученно улыбнулся и, напрягая слух, начал спускаться вниз.

Понемногу злость ушла, остались вопросы и странная пустота в душе. Ему вдруг стало безразлично каким будет итог. Своего решения он не поменял, ему по-прежнему хотелось знать, кто стоял за этим безумным представлением, но...

– Я не стану тебя убивать! – рявкнул Ник. – Выходи, придурок!

Он подошёл к барной стойке, вскарабкался на столешницу. Неплохая позиция давала преимущество, но, похоже, его вызов принимать никто не собирался. Ник пренебрежительно фыркнул, посветил вокруг себя и вдруг заметил, как среди бутылок, на полке, что-то сверкнуло.

Он спрыгнул вниз, сморщился от боли.

– Не может быть! – прошептал он. – Золото!?

Поляков протянул руку и, отодвинув бутылки, достал запылившийся золотой брегет. Смахнув паутину, открыл крышку.

– «Франсуа Бланшар, – прочитал он вслух. – Считай мгновения – копи вечность».

Ник судорожно сглотнул, отошёл от полок. Секундная стрелка всё ещё отчитывала мгновения и, это открытие потрясло.

Он вернулся в комнату, задвинул засов, заблокировал дверь столом. Хотел придвинуть шкаф, но передумал.

– С ума можно сойти! – Ник уселся на кровать, сделал несколько глотков из бутылки. – Сдох бы наверное без пойла!

Остаток ночи он пытался заснуть, но сон пришёл только с рассветом. Глубокий, тягучий. Его не мучили кошмары, но тревога, ощущалась даже во сне. И всё же это был отдых. Отдых, которого не хватало.

Ник застонал, приподнял голову и посмотрел на дверь.

– «Понятно почему Байрон такой щедрый. Гадёныш! Втянул меня в эту авантюру и теперь спокойно ждёт результатов».

Он сполз с кровати, подошёл к окну и посмотрел на дорогу. Ничего не изменилось. Всё тот же «Виллис» вдали, неизменный столетний мусор у домов.

– «Я не глупее Бланшара, – подумал Ник. – Француз знал, что ищет и наверняка подобрался очень близко. Если Гарсиласо так дорожил сундучком, значит, держал всегда при себе. Гарсиласо владелец города. У него был дом и контора, из которой старик руководил рудником. От дома остались одни головешки. Остаётся контора. В дневнике француза об этом ничего не сказано. Либо он не успел написать, либо пропал, раньше, чем»...

Ник взял в руки брегет, посмотрел на стрелки. Часы остановились.

– «Может вчера показалось?! – Ник покрутил ручку завода, щёлкнул крышкой. – Этот дьявольский городок начинает действовать на нервы».

Прежде чем выйти из гостиницы, Ник сделал свежую перевязку. Проверил пистолет, прихватил флягу с водой.

Контора Родригеса располагалась в конце улицы.

Приземистый кирпичный дом с плоской крышей, сгнивший дощатый забор и скалистый холм на заднем плане. Догадаться было не сложно. Городок построили прямо на руднике и повсюду, куда хватало взгляда, виднелись пирамиды жёлто-серых отвалов.

Ник вошёл в дом, осмотрелся. Разломанная перевёрнутая мебель, стреляные гильзы и остатки холщовых мешков для серебра. В крошечной комнатке он нашёл открытый сейф и ворох истлевших документов. На полу чей-то портрет.

– Так-так! Похоже шмон был грандиозный, – Поляков разгрёб носком пожелтевшую бумагу, вспугнул пустынную ящерицу. – Люди не просто ушли, они бежали сломя голову.

Он вышел в дверь чёрного выхода, остановился на крыльце. Впереди, тёмной зловещей глоткой, зиял широкий проход в шахту. В пустоту уходила ржавая узкоколейка. Несколько перевёрнутых вагонеток валялись в сточной канаве.

– «Туда уж точно соваться не стоит, – подумал Ник. – От этой адской дыры, дрожь по коже!»

Эту комнату, он оставил напоследок. Решётчатая дверь, сломанный навесной замок, который всё ещё висел на петле. Вероятно, здесь располагалось хранилище руды – остатки породы валялись по всему полу. Ник распахнул дверь, вошёл. Длинная комната, кирпичные стены и единственное окошко у самого потолка.

Поляков снял с пояса фонарь, включил. Деревянные стеллажи вдоль стен, всё те же холщовые мешки и толстый слой пыли. Он перешагнул через порог и только тогда заметил провал посреди комнаты.

– Чёрт! – выпалил Ник. – Они что, слона тут держали?

Он осторожно приблизился к дыре, направил луч света в зловещую темень.

– Похоже на штрек. Но зачем?

Из шахты тянуло затхлостью, какой-то гнилью. Шуршали и приглушённо пищали крысы. С тихим свистом вырывался сквозняк.

Поляков поёжился, пытаясь рассмотреть что внизу, сделал шаг и...

Изъеденные термитами доски затрещали. Ник почувствовал как они разваливаются под его тяжестью, попытался отпрыгнуть в сторону, но было уже поздно.

– «Будто в стену с разбегу, – подумал Ник. – Какой же идиот».

Он упал на что-то острое и хрупкое. В глазах двоилось, от боли ломило во всём теле. Падая, он зацепился за какой-то выступ рёбрами, и в ушах всё ещё слышался отвратительный приглушённый хруст.

– «Наверное сломал парочку!»

Неприятная боль медленно расползлась по грудной клетке, но быстро утихла. Карманный фонарик валялся в отдалении, его луч рассеивался лежавшим на пути предметом. Ник пошевелился, застонал. Под правой лопаткой больно кольнуло.

– Зараза, – Ник медленно приподнялся, пошарил за спиной.

Рука нащупала, что-то холодное скользкое и липкое. Он сжал пальцы, вытащил находку на свет.

– Кость! – морщась, прошептал Ник. – Кажется, человеческая!

На почерневшей поверхности сохранились остатки одежды и высохшие лохмотья кожи. Поляков поднялся на ноги, отшвырнул кость в сторону и подобрал фонарь. Поводил лучом вокруг.

От увиденного по спине пробежала дрожь. Он находился в широком вертикальном штреке, каменистый пол которого был усеян человеческими костями. Остатки одежды, ременные застёжки, позеленевшая от сырости обувь и черепа. Десятки, может быть сотни черепов.

В горле пересохло, и Ник потянулся к фляге. Мертвецы никогда его не пугали. На войне он привык видеть гибель людей и хладнокровно воспринимал усеянное трупами поле, но здесь всё было по-другому. Почему в этой шахте покоились останки такого количества людей? Почему эти люди погибли и, наконец, кем они были при жизни? Вопросы будоражили воображение и ставили в тупик.

– Проклятье! – проговорил Ник. – Байрон. Подонок! Во что ты меня втянул?

Он медленно подошёл к месту своего падения, задрал голову и посмотрел на обрамлённую сломанными досками дыру.

– «Похоже, я повторил чей-то путь. И не трудно догадаться, что моим предшественником был»...

Он посмотрел себе под ноги, заметил останки, замотанные в сгнившее армейское сукно.

– Значит, бедняге повезло меньше, – Ник наклонился, дотронулся до почерневшего черепа. – Бланшар. Чёртов француз, если бы не твой паршивый дневник меня бы здесь не было.

Поляков пошарил рукой в остатках одежды, достал ржавый швейцарский нож и записную книжку. На обложке сохранились следы крысиных зубов. Сырость и грибок изъели бумагу.

Ник хлебнул из фляги, уселся на трухлявый ящик.

– Неважное место я выбрал для чтения. И всё же...

На первой странице он нашёл знакомую подпись и закреплённую в кармашке фотографию улыбчивого парня.

– Весельчак! – прошептал Ник. – И чего тебе не сиделось дома?

Размытые буквы едва читались, но он чувствовал, что в этой полуистлевшей книжке, наконец, отыщет ответы на мучившие его вопросы. Бланшар проделал большую работу, и Поляков не мог не восхищаться французом.

Он сразу же отметил сухой канцелярский стиль. Похоже, француз записывал сюда, только то, что считал наиболее важным и ценным. Только факты, мысли и выводы.

– «Третье июня 1920 года, – прочитал он. – Хочу проверить контору. Потом вернусь и осмотрю церковь. Я нашёл очень важный документ и теперь вся история видится в совершенно ином свете. Месяц назад, я желал только одного – найти этот проклятый сундук. А теперь хочу поскорее убраться. Но я человек упрямый и буду держаться, пока не открою истину. Осталось убедиться в собственной правоте...

Провалился! Господи, упал в яму и теперь на знаю, что делать. Ударился спиной. Не могу пошевелить ногами. Похоже мне крышка».

Ник покосился на череп, сморщился.

– Ну, уж нет! – прошептал он. – Со мной всё в порядке. И твою судьбу я не повторю.

Луч фонаря начал слабеть. Ник нажал на кнопку, побыл немного в темноте, затем включил фонарь снова. Дневной свет просачивался через дыру в потолке, но его оказалось не достаточно, чтобы сохранить хладнокровие. Поляков подумал о Бланшаре и ему стало не по себе.

– «Прошло часов пять, может больше, – прочитал Ник. – Здесь много крыс, одна мерзкая тварь цапнула за палец. Нашёл большую кость. Теперь вооружён.

Общество мне составляют мертвецы. Страшно. Страшно оттого, что мне неоткуда ждать помощи. Дневник спрятал накануне, в условленном месте. Надеюсь, Рональд заберёт его. Трусливый ублюдок. Так и не удалось его уговорить составить мне компанию. Впрочем, этот гад выполнил свою часть работы и, упрекать его не в чем. Он прибудет сюда из Мехико только через неделю. К тому времени уже будет поздно. О чём я говорю? Он даже не станет меня искать».

В груде костей запищали крысы. Ник отвлёкся, чтобы подобрать камень. Швырнул им в темноту. Выждал немного и, убедившись, что твари разбежались, продолжил чтение.

– «Стемнело. Чувствую себя погано. Лучше бы сразу сдох. Неделю назад был здоров как бык, хлебал мексиканскую водку, а теперь ползаю в темноте и собираю тряпки, чтобы разжечь костерок.

Отыскал доску и нащипал лучин. Какое счастье, что у меня сохранилась немецкая зажигалка. Ещё с войны.

Четвёртое июня 1920 года. Мучает жажда. Несколько раз видел «тьму». Кровь стынет в жилах. Страх овладел мозгом. Животный, бессмысленный, бесконечный. Я не в состоянии его преодолеть.

Пятое июня 1920 года. Настало время открыть истину. И без того слишком долго тянул. А истина страшна, и поверить в это не просто. В домике священника нашёл приходскую книгу и записанную от руки исповедь Гарсиласо Родригеса. Прочитав текст, я понял, что Родригес не удержался и открыл-таки «recuadro enkomendero». Хотел поправить свои дела. По словам самого Гарсилао, он выпустил первобытное зло. Теперь я знаю, почему в этой вонючей шахте столько костей. Я так долго мечтал найти сундучок Ортеги. Но видимо не судьба. Где сундук, известно только Родригесу.

Шестое июня 1920 года. Совсем туго. Похоже на этот раз мне не выкрутиться»...

Ник задумчиво почесал затылок. Встал на ноги. Направил луч фонаря на узкий проход в стене. Судя по всему, через этот проход, штрек соединялся с основной шахтой.

– Осталось только проверить, – проговорил Ник. – Прощай, Франсуа Бланшар.

Он выбрался из шахты на закате. В голове роились мысли. Профессиональный интерес, который он испытывал к заданию, уступил место азарту.

– «Почему Родригес исповедался? – подумал Ник. – Если хотел замолить грехи, то какие?»

Поляков спустился с холма и сразу же направился в гостиницу. Он чувствовал, что упускает нить. Бланшар сказал всё, что хотел сказать и, больше подсказок не было.

Ник вошёл в номер, растянулся на постели и некоторое время бессмысленно смотрел в потолок. Потом закрыл глаза.