Текст книги "Хитиновый мир (СИ)"

Автор книги: Павел Брыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

6. Неизбежное

В гости… Снова всплыли вспоминания о странном госте и его словах: «Я – праведник. А вы – проводник».

Механик взял кружку – было видно, как от чая прозрачными змейками поднимается пар. Он внимательно смотрел на отражающееся в воде своё морщинистое длинноносое лицо. Нереальность всего происходящего в этой каморе подчеркивала тяжелая гнетущая тишина, давно уже прописавшаяся в пустом дворце культуры, куда теперь редко заходил даже директор, только уборщицы, полгода не получавшие никакого жалования, регулярно утром приходили на службу. Их смена закончилась ещё в обед. Сейчас же, после трех, здание было совершенно безлюдным: на всю высоченную серую громаду дворца с мраморными колоннам, светлыми залами, лепными потолками, чугунными люстрами только он и этот сумасшедший старик. «Не хватало стать героем какой-нибудь истории в духе Эдгара По», – усмехнулся про себя Артём. Впрочем, чтобы сорокалетнему да не справиться с немощным доходягой?

– Вы – проводник, – продолжал гость. Его голос был торжественен, словно он произносил клятву. – Вы умеете слушать, но больше всего на свете вам удается рассказывать самому, и ваши рассказы… Вернее, не ваши – к вам они приходят вполне готовыми, от начала до конца. Поэтому вам авторство нельзя приписать…

Вот в этот момент Артём удивился. Даже на какое-то время исчез непонятно откуда взявшийся страх. Конечно, этот старик мог слышать его байки, но откуда ему известно, как истории появляются? О таком он никому не мог разболтать. Хотя… когда его несло, краев не видел. Скорее всего, старик был на посиделках с друзьями, где его просили рассказать что-нибудь интересное и, как часто бывает, кроме самой истории он мог ввернуть кое-что от себя и про себя, о вдохновении, о чудесной любви муз.

Артём не был писателем – процесс переноса приходящих к нему видений на бумагу у него вызывал почти физические мучения. Но в душе он всегда предполагал, что если бы был изобретен способ воплощения навеянных образов без многочасового печатания на машинке или за компьютером, то из него получился бы неплохой автор. Можно нанять стенографистку? Но зачем? Ему что, некуда девать деньги? И к тому же все его истории сложно было бы кому-нибудь продать. Он не общался с литературоведами или редакторами журналов – он даже не был уверен, что они до сих пор где-нибудь издаются. Артём обладал даром, но не знал, как им пользоваться. Слушателями его историй были соседи по купе или больничной палате, случайные попутчики в автобусах и электричках, ребята, загорающие рядом на пляже, вот и всё. Но старик откуда-то узнал, что все его рассказы – это не просто чистый вымысел фантазера. Эти рассказы были такими ясными и четкими, что на некоторое время даже казались его личными переживаниями. Артём пришел к выводу, что обладал даром получать чужой жизненный опыт. Потом сюжеты забывались, и наступала очередь других историй, других чужих воспоминаний…

– Откуда вам известно, как появляются мои рассказы? Вы лежали со мной в больнице? – спросил Артём.

Старик ответил:

– Нет, мы раньше не встречались, но… Мне многое известно о вас. К вам сначала приходит имя, потом образ, прошлое и настоящее героя. На вас обрушивается такой ворох, что сложно разобраться, что важное, а где мусор. Я все о вас знаю. Были женаты, две дочки. Жили бедно. Супруга вас бросила и забрала детей. Проблемы с алкоголем. Не вы пили водку, а она вас. Однажды вас избили и с тех пор вы в вынужденной завязке. Вы… Не живете, а мучаетесь. Болеете, вкус пропал, обоняние. Врачи сказали, что эти ощущения со временем вернуться, но годы идут, а прогресса нет. Где-то в вашей голове гнездиться догадка, что на самом деле вы, можно сказать, почти ясновидящий. Не как провидец будущего, а как писатель, способный познать судьбы некоторых людей. Может реальных, а может и нет – я этого тоже не знаю. Но мой пример показывает, что наши с вами знания очень даже реальные. Я о вас узнал семь лет назад. Даже каким-то чудесным образом мне был известен день, когда вас будут бить.

– А почему не спасли? – спросил Артём и невольно усмехнулся.

Старик тяжело вздохнул, медленно присел на стул и, посмотрев снизу вверх на Артёма, ответил:

– Если бы мы встретились раньше, то пришлось бы все рассказать. Но я тогда был не готов. Да и вы тоже. Вы хотели жить, и ни за что не сделали бы того, что вам всё равно придется сделать.

Сказки-хохмы закончились – дело приобретало серьезный оборот. Артём вдруг понял, куда пойдет их дальнейший разговор и стал догадываться, чем все закончится. Он знал, что рано или поздно, но придется заплатить за обладание столь необычным даром. Когда наступал очередной несчастный день или шла черная полоса, он себе говорил: «Вот, началось. Это мне за то, что я до сих пор так и не понял, каково настоящее применение этих историй». Оказывается, все несчастья – беспробудная бедность, уход жены, унизительная разлука с дочками, расшатанное здоровье – это только разминка? И вот, наверное, этот час пришел? Старик прискакал, словно всадник Апокалипсиса, туман наводит, клацает шпорами, а ты гадай…

Страх холодом растекся по груди, спустился в живот, свернулся морским узлом вокруг пупка. Артём, громко отхлебнув чаю, поставил горячую кружку на стол. Сев в кресло, укрылся пледом. Он ничего не сказал, только постарался унять охватившую его дрожь и стал слушать, что дальше скажет старик.

– …Моя жизнь закончена. Я и так скоро умру. Что до вас… У вас просто нет выбора. Таких, как вы, очень мало. Если другого попросить это сделать, он просто сойдет с ума, и всё будет впустую. А ваш разум эластичен. Это… это… Я вас имел в виду. Это как если бы писателя попросили поселиться внутри выдуманного им мира. Он бы принял новые необычные правила – ведь это его собственная игра. Понимаю, сложно в это поверить… Помните одну из своих первых фантастических историй? Об аукционе в далекой галактике?

Артём задумался, хотел спросить, что старик имел в виду? – и вдруг вспомнил! Когда-то давно его «посетил» рассказ. Там некая, помещенная в цистерну, огромная разумная желеобразная масса захотела получить в собственность редкое произведение искусства. Был устроен аукцион. Не так как на Земле, а по их законам. Существовала планета, куда бросали «фишки» – ставки участников аукциона. Выигрывал тот, чья фишка дольше всех жила на этой планете. Масса в цистерне выбрала парня с Земли. Герой – обычный наш парнишка, конечно же, победил. Этот рассказ к Артёму пришел давно, в классе девятом, и потом, когда он видел фильмы, снятые по похожему сюжету, то каждый раз про себя усмехался – значит не только к нему одному приходят подобные идеи. Наверное, где-то есть некий сосуд, откуда люди, наделенные таким же даром, как у Артёма, черпают образы и сюжеты. Пробивается тот, кто первым их использовал. Но у Артёма не было никакого желания что-то «использовать», тем более для обогащения. Он всегда верил, что его талант – это очень личное. Развлекать случайных слушателей ещё можно, но наживаться на том, что ему не принадлежит и что не имеет рационального объяснения? Это – харам. Конечно, иногда его охватывал страх: а что если наступит миг и некие силы потребуют с него плату? Ведь ему эти способности для чего-то дали! А для чего? И вот перед ним сидит старик и говорит, что настал час для каких-то действий. Всё идет к тому, что с него потребуют эту плату. Так?

Всадник… Нет… Как он сказал?

– А что значит «праведник»?

Старик с видимым усилием разомкнул пальцы, потер кисти рук, словно их мыл. Артём подумал, что гостю, наверное, зябко.

– Обозначает – верующий, ведущий праведный образ жизни. Все мы грешны, а я… Богобоязненный, наверное. Такой уродился, а может таким воспитали родители. Но в любом случае, я шел, вернее, меня вели по судьбе… Был честен сам с собой, мирно жил с собственной совестью. Праведник. Вот только есть странность… Я не крещен. Но эту загадку, почему выбрали меня, решить уже не смогу.

Гость замолчал. Артём понимал, что всё происходит как-то очень быстро. Пять минут назад он, исполняя регулярные ежедневные па, из которых и состоит человеческое бытие, просто жил. Вставал рано, утренний туалет, завтрак на скорую руку, а чаще всего просто натощак стакан воды – когда-то вычитал, что полезно для желудка. Дорога на работу, работа – упорное ничегонеделанье, убивание времени; дорога домой, где его ждал телевизор, интернет, ужин и сон. Не курил – дорого, не пил – очень дорого, в еде обходился малым. Впрочем, как и всегда… Жена далеко, семья далеко, вокруг – никого. Скудная идет жизнь, бедная на эмоции, радость и счастье… И с деньгами плохо. Когда ты без высшего образования, без обладания какими-нибудь талантами или связями, знакомыми, где сейчас прилично заработаешь на жизнь? Остается только ремесло, к которому когда-то случайно прибился. Но киномеханикам платят сущие гроши – на проезд и тот не хватает. Пока война, фильмов новых нет, и не будет. Власти подкидывают жалование, чтобы с голода не умерли. Но он все равно, как те уборщицы, упорно ходил на работу. Детские утренние сеансы, по выходным фильмы для пенсионеров – вот и все. Иногда подменял художника. Жизнь шла своим чередом. День за днем Артём тащил свою шкуру к могиле, пока ему не задали этот дурацкий вопрос о Фаусте. Теперь же он чувствовал себя так, словно только-только совершил преступление и понял, что не отвертеться, придется отвечать. Наказание неотвратимо. Рано или поздно, но оно его настигнет… И вот! А что дальше? Какова будет кара?

Артём, наконец, спросил старика:

– Что вы должны совершить?

– Я, – праведник, – произнес гость тихо. – Моя жизнь, оказывается, дорого стоит и тот, кто меня убьет, сделает первый шаг. Я должен умереть.

Артём оторопел. Ожидал услышать любую глупость, но такое? Перед Артёмом стояла дилемма: посмеяться или просто вышвырнуть этого безумца вон. Нет, так дальше продолжаться не может – старик определенно сумасшедший и выслушивать этот бред? Начал здраво, говорил любопытные вещи, вплетал какие-то забавные байки, но всё обернулось чистейшим безумием!

– Что-то я не понял.

Старик опустил голову, расправил складки на брюках и, не поднимая глаз, ответил:

– Это потому, что вы ещё держитесь за прошлое. Оно зацепило вас клещами и не дает оглядеться по сторонам. Но будущее вас позовет, и когда это свершится, вы поймете что надо делать. Переступите через порог и найдете меня.

Гость засунул руку в карман и вытащил сложенный вдвое обычный бумажный конверт.

– Я оставлю здесь. Там мой адрес. Вы просто… Просто знайте – назад не переиграть. То, что должно случиться, обязательно произойдет. Как только вы увидите её… Во сне или на улице… Это будет знаком, сигналом. Я вижу, что вы не готовы, просто не ведаете… Пока…. Это будет ваша новая история. Самая важная в жизни.

Старик охватил чашку ладонями, поднес к губам и начал пить. Руки у него дрожали. Пока они вели разговоры, вода почти успела остыть. Гость, не отрываясь, допил чай и встал. Положив поверх старых газет конверт, он сказал:

– Главное я сделал. Теперь надо ждать момента, когда вы все поймете.

Вот тут-то Артём не выдержал. Ему нестерпимо, до дрожи в коленях, захотелось накричать на этого сумасшедшего, а потом влепить со всей силы ему по зубам.

– Что я должен понять? Какое я имею… Какое я могу иметь отношение к вашему безумию? Я-то тут причем?

Старик часто-часто заморгал и ответил тихо, почти ласково:

– Вы – проводник. Вы должны меня убить…

…После визита сумасшедшего старика, Артём два дня не мог прийти в себя.

Этот безумец вполз в его жизнь словно гадюка и отравил её. Был бы Артём простым человеком, каким-нибудь инженером, кондуктором, врачом или слесарем – просто не обратил бы внимания на пришибленного гостя и всё, но когда ты постоянно находишься в состоянии готовности принять чужую тайну? Когда тебя озаряет и в то самое божественное мгновение вдруг кажется, что в душу входит вся небесная милость? Когда ты сопричастен с чем-то величественным, необъяснимо прекрасным? Вот ты сидишь или лежишь, едешь в автобусе или ждешь очереди в магазине, и тут наступает доля секунды, и ты становишься свидетелем чуда. Это как поцелуй ангела. Перед тобой открывается неизвестная доселе чужая судьба, человеческая жизнь – целая Вселенная! Какой-то незнакомец за мгновение, по неведомой причине, превращается в родственника, брата, сына.

Ты принимаешь его полностью; ты знаешь, когда он родился, как провел детство, юность, как были тяжелы его первые годы взрослой жизни. Как ранее совершенно чужой тебе человек, а теперь герой твоей фантазии, твоего воображения, воспитывал своих детей, работал, отдыхал. Ты вдруг понимаешь, какая у него самая страшная тайна, и что он собирается делать, чтобы никто из окружающих её не узнал. Или какой самый счастливый день в его жизни. Все это – чудо. Чудо вдохновения, озарения, таланта фантазера. Часто, получив одну картину, эпизод из чужой жизни, Артём начинал плести цепочку. Как раньше работали на прялке? Брали мешок шерсти, скручивали её, и, нажимая на педаль, вращали колесо, равномерно наматывая на катушку готовую нить. Подобное происходило и с Артёмом. Из неведомого эфира он выхватывал идею, образ, и скатывал, сжимал до почти осязаемого объекта, который можно было вытащить на белый свет. К нему однажды пришел образ плотника, который должен был победить болотную тварь – оживший огромный пень. Являлась теряющая память старуха, любящая своего пса. Многое ещё чего сейчас можно было бы вспомнить. В подобные минуты Артём думал, что, наверное, так работают писатели. К ним тоже приходят миры, персонажи, жизненные ситуации. Но люди пера, в отличие от него, умеют свои образы переносить на бумагу. Артём же был беспомощным в этом ремесле. Рассказать? Где угодно и когда угодно, но написать… Увольте. Не обучен!

Так и жил…

До встречи с этим проклятым бомжем…

После слов о смерти, Артём впал в какой-то ступор. Он, словно завороженный, смотрел, как старик раскланивается и уходит. Молча, не прощаясь. Только его глаза… Он смотрел на Артёма так жалостно. Вот если бы он был врачом и показал результаты анализов, по которым выходило, что у Артёма обнаружен рак на последней стадии, наверное, он бы так смотрел на своего пациента. И вот это несоответствие ситуации и эмоций, отразившихся на лице старика, просто вгнездилось в память Артёма. Почему гостю было его жалко? Если верить его рассказам, то умереть должен старик. А может, тот что-то недоговаривал? Такое может быть? В этой жизни все может быть – железные птицы летают по небу и крыльями не машут, люди с южного полюса крепенько стоят на земле и не падают на небо, человечество научилось передавать фото и видео изображения на миллионы километров. А тут какой-то старик решил умереть и просит помощи. Наверное, слышал про доброту киномеханика Артёма, безотказного глупого конченого человечишки, наделенного единственным даром – даром сопричастности к бытию. Быть губкой, впитывающей непонятно откуда берущиеся образы приятно, а теперь попробуй, поживи в несовершенной, жалкой действительности, в которой старики мечтают умереть и втягивают окружающих в свои безумные идеи.

Даже если это розыгрыш, то, как надо низко пасть, чтобы шутить на подобные темы!

7. Дела скорбные

Артём вернулся в реальность.

– Так о чем это я?…А! Зайдя в дом, Файза увидела следующее: Мартин сидел в центре кухни на табурете рассматривая паспорта, удостоверения, какие-то бумаги. Рядом с ним стоял бочонок, который использовался в качестве столика. Там лежало всё, что хозяин дома достал из карманов мертвецов: ключи, мобильные телефоны, обрывки мятых бумаг, цепочки, монеты, зажигалки, несколько обойм для пистолетов – что ещё мужчины носят в брюках? Файза встала возле тел, не обращая на них никакого внимания, словно там были навалены мешки с горохом. Мартин поднял голову, посмотрел, как она снимает пальто и трет озябшие руки. Девушка подошла к Мартину, ожидая дальнейших указаний. Хозяин кивнул на стоявший возле газовой плиты стул. Файза взяла его, поставила перед табуретом – недалеко, но и не близко. Села напротив Мартина. «Дела плохи, девонька», – сказал хозяин.

Артём понизил голос, когда пытался передать речь Мартина.

– Можно я его буду так называть? Ведь он и есть… хозяин.

Тут одна из близняшек, которая до этой минуты молчала, спросила:

– А вы долго будете рассказывать? А то я спать хочу.

Артём посмотрел на собравшихся.

– Это не от меня зависит. Я даже не думал, что сегодня буду кому-то…

– Продолжай, – попросил Убитый. – А ты, Лер, ложись – быстрее заснешь. Леш, выключи свет. Оставь только лампу.

Когда парень в тельняшке сделал, о чем его просили, в комнате воцарился полумрак. Светились только повернутая к стене настольная лампа и монитор ноута, за которым сидел Олег. Лера укрылась покрывалом и свернулась калачиком. Рядом с ней поверх одеяла прилегла сестра.

– Я ещё чуть-чуть послушаю, но если начну храпеть… – сказала Лера, зевая. – Намаялась за день. А завтра вставать ни свет, ни заря, тащиться в эту Жованку. Блин, только перебила…

– Ничего, – ответил Артём, – обычно свои истории я рассказываю ещё большему количеству слушателей, и меня часто отвлекают. Люди встают, уходят, приходят, я уже привык. Иногда даже помогает. Вовремя заданный правильный вопрос часто открывает передо мной новые… как бы сказать поточнее… подробности. Но продолжу.

Артём вернулся к своему креслу. Продолжил историю, стараясь не повышать голоса.

– Мартин смотрел на девушку. Слова «дела плохи, девонька» в эту минуту, как это ни цинично звучит, Файзе показались какими-то забавными. Девять трупов лежит перед ними, куда уж тут до хорошего? – конечно, плохо! Но Мартин решил объяснить, что он имел в виду. Он сказал: «К нам в гости пожаловали славные парни из легендарного городка Гусь-Хрустальный. Охранное агентство „Гарда“. Это те, которые помоложе, в форме… А с ними, я бы сказал…», – Мартин криво усмехнулся: «Фрилансеры. Наколки, зубы плохие, рожи… Эти постарше будут. Я вот одного не пойму. В чем подвох, а, девонька? Это что такое? Насмешка? Хотели бы завалить, послали одного, ну… максимум двух. Пробраться от реки, залечь на бугорке и снять из хорошего слонобоя. Что, проблема? Или три-четыре группы с разных сторон. Да быстро, на снегоходах, а не на этих тарантасах. Вышли стадом, стадом и полегли. Это не профессионально. Глупо. Только кровью замарали с ног до головы, суки. Что за „решала“ тупой? Или он специально? Не пойму. Что скажешь?».

Файза подняла глаза на Мартина. Вообще за те несколько месяцев, пока она у него жила, хозяин редко к ней обращался. Односложные предложения, в основном приказы «подай-принеси» и всё… Словно Файза была приведением и почти не интересовала Мартина, а тут такой вопрос. Девушка ответила: «Мне кажется, отдавший приказ, не имеет представления, кто живет в этом доме. Вернее, он думает, что знает, но… Ошибается на ваш счет. Лучше было бы одного оставить в живых и спросить у него, кто послал сюда любителей».

Мартин сложил в стопку паспорта, корочки, которые держал в руках и бросил их на бочку, словно колоду карт. Тяжело встав и заметно прихрамывая на левую ногу, вышел из гостиной в коридор, который вел к двум спальням – сам хозяин, как я уже говорил, обитал на втором этаже.

Через минуту Файза услышала скрип колесиков офисного кресла. Она не видела, что везет Мартин, но догадалась. Интуиция не обманула – хозяин вкатил в столовую стул, к которому скотчем был прикреплен крупный мужчина. Полностью обнаженный. Нижняя половина лица – усы, курчавая борода – плотно замотаны. Над блестящим, отражающим свет электрических ламп, кляпом нависал мясистый покрасневший нос. Большие глаза связанного и от природы были на выкате, а сейчас вообще набухли, словно готовились взорваться и метались, не задерживаясь на месте и секунды. Мужчина был ранен – касательным ниже колена задета нога. Кровотечения не было – рана успела покрыться корочкой. Какое по сложности было второе ранение, Файза видеть не могла – руки были связаны за спинкой кресла. Кровь стекала по пальцам и размеренно капала на линолеум. Пленного била крупная дрожь от адреналина, ужаса происходящего и унижения. На левом плече у незваного гостя, – Артём показал на себе, проведя ладонью через всю дельтовидную мышцу, – синела яркая красивая татуировка – на фоне еловых веток волчья голова в оскале.

Убитый при этих словах кивнул, мол, он понял, что обозначает подобная наколка.

– Ну, что мы имеем? В одном месте собрались Мартин, Файза – славянка, которая одевается как восточная женщина и неизвестный… гость. Я не могу вам пересказать допрос. Всё-таки хоть это и начало истории, но её невозможно дальше вести без понимания, как наши герои докатились до жизни такой. Считайте весь расклад и трупы в придачу – затравкой, прологом. К тому же допрос закончился весьма быстро, без особой интриги – ответ вышел слишком очевидным. Если я вам сейчас слово в слово повторю допрос, вы ничего не поймете. Ну, а теперь, – Артём усмехнулся, – настала очередь той части, которую Олег слышал в больнице. Буду по возможности краток. Вы же знаете, что дальше?

– В общих чертах, – ответил Убитый. – Без подробностей.

– Хорошо, – кивнул Артём. – Будут вам подробности. Представьте малый провинциальный городок. Глухомань самая настоящая. Вокруг леса, озера, реки. Не заповедники, но всё же, почти курортная зона. У нас такое бывает, степь-степь, а потом пошло лесничество, дачи, какие-то ведомственные санатории по берегам рек. Короче, края, в которые пенсионеру мечтается уехать для спокойной жизни. Где хочется купить дом с грибами, ягодами и рыбалкой летом или для новогодних каникул – елок там, как в тайге. Постоянно жить в таких местах скучно, все про всех знают и кажется, что время там застыло и тормозит лет на десять…

Однажды на трассе областного значения остановился автомобиль. Дверь открылась, и на обочину вышел невысокий худощавый мужчина. Хоть в это июльское утро было жарко, одежда его была не по сезону. Рубашка с длинными рукавами и плотные брюки ткани бутылочного цвета. За спиной располагался плотно подогнанный туристический рюкзак. Коротко остриженную голову прикрывала выгоревшая, потрепанная, когда-то песочная, но сейчас почти белая панама. Раньше я рассказывал, как Денис медленно шел через лес по грунтовой дороге к своему дому. Главное для меня было не описание ностальгии человека, не его любование родными березками, дубками и елями. Наоборот, я хотел донести до слушателей безразличие и опустошение. Денис не шел, а брел, прихрамывая, механически переставляя ноги. Его глаза были пусты, сердце не билось чаще при виде знакомого поворота. Даже подойдя к калитке и взявшись за ручку, у него не екнуло внутри, улыбка не озарила лицо. Оно у него застыло, словно театральная маска отражающая крайнюю степень безразличия. Так домой возвращаются после похорон или тяжелой изматывающей работы.

Денис достал ключи и открыл замки. Первое, что он сделал после того, как обошел все два этажа и чердак, это остановился на кухне. Он достал из рюкзака бумажный пакет и в чайное блюдце вылил молока. Там же на стене у стола, за которым Денис обычно обедал, висела картина Александра Родченко. Вернее выполненный в красно-зеленых цветах рекламный плакат резиновых сосок. Так вот, рама была чуть скошена. Денис, заметив это, поправил картину и… улыбнулся. Впервые за весь день. Он пододвинул блюдце с молоком к стене, возле пустой дубовой бочки.

Нет, в доме у Дениса не было котов, крыс, ежей. Просто почти каждое утро плакат Родченко сдвигался. Поэтому хозяин, ставя рамку на место, наливал в блюдце свежего молока тому, кто так «шутил» в его доме…

Денис сидел на табурете в центре кухни. Взгляд затуманен, плечи опущены, лицо, наконец-то, потеплело. Один в пустом доме. Большие широкие комнаты – светлое прозрачное пространство. Сквозь открытые окна врывается птичий гомон, шум порывов ветра, знойный стрекот кузнечиков, жужжание пчел и шмелей… А он сидел молча и о чем-то думал. Улыбался, но вся его фигура, выражение лица, отрешенные глаза говорили об одном: он устал, и даже возвращение домой не может обрадовать, встряхнуть, словно он сейчас не находится в конце пути… Его дело, его жизнь продолжаются. Этот табурет, этот рюкзак, даже плакат на стене – это всё ещё тропа, по которой он ступает в данный момент.

Денис разделся догола, и второй раз обошел комнаты, уже не торопясь, всматриваясь – всё ли на месте, как он привык, совпадает ли реальность с тем образом, который сохранился в его памяти.

Разобрав рюкзак, хозяин вывалил все содержимое на пол гостиной. Что было чистое – некоторые вещи, техника, какие-то сувениры – это он сложил на диване, остальное оставил… Оставил на том самом месте, где через несколько месяцев будут горой лежать трупы…

Кстати, в комнатах царил полный порядок – за домом все эти годы приглядывал отец Дениса. Он знал о приезде сына, но не смог встретить – пришлось срочно ехать из города по делам. Не буду утомлять подробностями, только хочу обратить ваше внимание на одну деталь. Когда Денис пошел в душ, то раздевшись, застыл у большого на всю стену зеркала. Надо сказать, что хозяин имел густой до черноты загар. Кофейный оттенок только подчеркивал свежие ещё розовые шрамы, рассекавшие кожу по всей левой стороне тела. Порезы были короткими и длинными, словно кто-то параллельными ударами резал ножом его ногу и бок. В одном месте был пробел – без повреждений, но стоило Денису согнуть руку в локте и шрамысложились – штрихи в одинаковом направлении повторялись и на предплечье.

– Зебра, – пробурчал Денис, и в его голосе не было осуждения или какой-то печали. Просто констатация факта. Констатация факта…

Лечился он долго. На Кубе, у лучших специалистов по реабилитации после проникающих осколочных ранений. На острове не спрашивали кто ты, откуда раны. К тому же там для таких как Денис относительно безопасно… Что ещё? Думаю, этого для начала хватит.

Артём посмотрел вокруг. Лера накрылась одеялом с головой и вроде спала. Её сестра лежала рядом и внимательно слушала. Олег сидел за компом – что-то читал. «Моряк», Убитый и его девчонка молчали. Было видно, что история их заинтересовала. Артём подошел к столу, налил из чайника теплой воды в стакан и вернулся на место. Сделав пару глотков, продолжил:

– Первые три дня Денис сидел дома. Запасов хватало. Если говорить о еде и выпивке, то холодильник, морозильная камера были завалены всем необходимым на месяц вперед. Может, кто-то по возвращению с подобной командировки напивается, но не наш герой. Он к спиртному, в общем-то, был равнодушен. Единственное, что позволял – домашнее вишневое вино и всякие наливки, которые делал отец – в подвалебутылками занята целая полка. Алкоголь пил глоточками. Со льдом. Как какой-то европейский буржуа.

Что он ещё делал по приезду?.. Помимо прочего установил телеоборудование в кабинете – четыре панельных экрана, которыми обычно пользуются рекламщики для трансляций клипов в магазинах и холлах гостиниц. Денис подключил их к тюнеру – и вывел четыре новостных телеканала. Мелькали без звука: биржевые сводки, бегущая новостная строка, погода, говорящие что-то головы… Это помимо трех широких мониторов компьютера.

Вставал в девять. Как бы ни было больно, но каждое утро делал зарядку, выполняя упражнения, подготовленные для него тренером реабилитации с Кубы. Ел, читал новости, спал по часу после обеда, вечером гулял вокруг дома. Установил пару игр… Ложился за полночь. Мобильного телефона в доме не было – для связи Денис использовал скайп и форум какого-то сайта, посвященного ботанике, теплицам, и прочей подобной хренотени. Смотрел телевизор, вникая, что происходит вокруг, ведь там, где он жил, вернее, лечился последние месяцы, не было интернета. В общем, привыкал к домашней жизни, тихой спокойной, как простой отпускник, но… Чем бы он ни занимался: брел по дорожкам, гонял тачки в компьютере, готовил себе макароны по-флотски, сидел в теплой ванной… Если бы мы могли заглянуть в его черепушку, то узнали бы, что Денис чего-то ждет. Ждёт долго, терпеливо, как заключенный ожидает УДО. А вдруг? Вот с этим «а вдруг» он вставал и ложился. В остальное время старался занять себя, свои мозги, чтобы не думать, не ждать. Читал, смотрел фильмы, играл, изнурял себя гимнастикой, злился… Особенно, когда надо было сделать что-то такое, для чего нужна физическая сила. Воды принести, там, стремянку поставить, чтобы экраны поднять. Левая рука у него плохо гнулась, ступать не левую ногу было больно. Особенно по утрам. Это уже потом, после зарядки, прогулки, ежедневной суеты, когда связкам возвращалось эластичность и не так ныли раны, он забывал о ноющей боли.

Гулял Денис подолгу. Чтобы вы понимали, где был расположен его дом и вообще как он его купил, на этом надо остановиться подробнее. Представьте заброшенный пионерский лагерь, в котором лет пять никто уже не отдыхает. К нему пристроены четыре участка с большими деревянными двухэтажными домами, спланированными так, что в нем могут проживать четыре семьи по две на каждом этаже. Когда-то весь этот участок принадлежал местному лесничеству, но его лет семь назад выкупила голландская фирма. Став хозяевами, они избавились от всего лишнего: детсадов, дома культуры, больницы и этого лагеря. Лесничество перепродали, социальные объекты передали муниципалитету. Так получилось, что некие люди в городе были извещены о планах Дениса обосноваться в этих краях. Дело в том, что ранее в этом городке…

Артём нахмурился, и с трудом подбирая слова, продолжил:

– …он открыл семейный бизнес. А ранее работал за границей. Здесь у него было несколько временных съемных квартир, в которых он проводил время между командировками. Расположены они были в областных центрах подальше от Москвы. Когда у Дениса накопилось нормально деньжат, он решил их во что-нибудь вложить. Заказал под ключ западный тепличный комплекс, попросил своего куратора или посредника – так вернее – подыскать жилье, пока он будет в командировке. Всем – контролем за строительством, подбором кадров, бумажной волокитой, общением с местными властями – заведовал отец Дениса, а наш герой только снабжал предприятие деньгами. Так вот, когда некий человек, назовем его Консулом, узнал о таком лакомом кусочке, как заброшенный пионерский лагерь в санаторной зоне, то сделал предложение Денису – баш на баш. Он отдает землю, а в обмен просит разрешение высеивать в теплице некоторые не совсем законные культуры. Безопасность, естественно Консул гарантировал.