Текст книги "Хитиновый мир (СИ)"

Автор книги: Павел Брыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

19. Встреча с неизбежным

Артём тянул два дня – субботу и воскресенье. Уговорить свою совесть оказалось легко, спросив ей: «Куда спешить?». На выходные надо отдыхать, а не ломиться в страну кошмаров. Но он вспоминал рассказ старика, как тот тянул и не шел к нему знакомиться. Неужели Артём больший трус, чем тот сумасшедший? Он-то, бедолага, пересилил себя и пришел к кинотеатру, так почему же Артём трусит? Элементарный страх? Но, когда ты узнаешь о такой трагедии, неужели в душе может остаться место для столь низкого чувства?

В понедельник Артём на работу не пошёл.

Достав конверт, он ещё раз сверил адрес. Привел себя в порядок, легко позавтракал, оделся потеплее, и поехал искать дом. В том поселке за городом он когда-то гостевал и несколько дней подрабатывал в растущем на окраине черешневом саду. Добрался за час с пересадкой, потом пешком идти полчаса по грязным улочкам, среди старых перекошенных, неуютных, словно снятых с чужого плеча, одноэтажных маленьких хат. Гнилые заборчики с ржавыми воротами, не дороги, а глубокие колеи с грязью на полколеса. Странно, но в этот утренний час над поселком не раздавались звуки, которыми обычно наполняется частный сектор. Где кудахтанье кур, бубнение радиоточек, лай собак, скрип калиток? В окнах не горит свет. Во дворах не видно людей. Никто не попался навстречу, не обогнал – все улицы в обе стороны были пусты. Только от трамвайной остановки его сопровождали две дворняги, но отстали, когда поняли, что еды у Артёма нет.

Наконец, он вышел на указанную улицу и нашел нужный дом. Грязный, с древними стенами и битой черепицей – в таких, обычно, жили старые шахтеры, которым по молодости хватало денег на постройку своего дома, а в старости они уже не имели возможности поддерживать нарядный вид. Посмотришь со стороны – разваливается хата, но войдешь внутрь – вроде ничего, чистенько, уютно.

Калитка была не заперта.

Во дворе собаки не видно. Артём с опаской огляделся – вдруг где-то спряталась? Вроде нет – тихо. Фруктовые деревья голые, без листьев, из земли торчат сухие палки – остатки былых зарослей кустарников. Вдали чернел вскопанный на зиму огород. Дом стоял по левую руку от утоптанной дорожки. Справа стоял с покосившимися стенами сарай, который когда-то служил гаражом, но сейчас в нем было почти пусто. Окна без стекол, поэтому Артёму хорошо был виден весь наваленный внутри хлам: старые велосипеды, доски, какие-то коробки с тряпьем, металлические пруты.

Воздух наполнен запахом печной золы и шлака, какой-то химии, удушливого дыма от тлеющих костров с ближайшей свалки. Артём, ни секунды не задерживаясь на улице, вбежал на крыльцо и дернул на себя дверь.

Вошел, осмотрелся.

Темный узкий коридорчик, вешалка в углу, шкаф, дощатый пол с давно облупившейся краской. Внутри натоплено. Тихо – окошко маленькое и звуки с улицы почти не попадают внутрь. Слева ещё дверь. Она приоткрыта. Свернул. Вторая комнатка, скорее всего кладовая – дальний угол был отведен под полки с банками, ящиками и бутылками. В полу люк ведущий, наверное, в погреб. Три шага и вот он уже в жилой части дома. Гостиная, она же кухня, с большим столом, стульями, печкой. Закрытые шторами дверные проемы в зал и одну из комнат. Серые занавески с вырезанными по краям узорами собраны в петли и обрамляют небольшое окно. Двери, похоже, никто не красил лет десять. Все старенькое, пожившее и повидавшее многое на этом веку. Нарядно только смотрится угол, где стоит печка – стены там отделаны белым кафелем и бросаются в глаза своей стерильной чистотой.

В печи горит огонь, он виден сквозь щель чуть приоткрытой заслонки. Слышны равномерный гул в трубе и потрескивание дров. Из железного ящика для хранения угля торчит кочерга. В гостиной тепло, чисто и уютно. Артём, успевший замерзнуть на улице, сразу почувствовал себя лучше. Он постоял, прислушиваясь, но дом был тих.

– Есть кто?

Сначала ничего не происходило, но вдруг в глубине послушался скрип железной сетки на кровати. В гостиную, растирая ладонями заспанное лицо, вошел тот самый старик. Посмотрел на гостя, нахмурился. Розовые губы сжались в нитку. Он был одет в спортивные брюки и клетчатую рубашку. Скорее всего, так и спал в одежде.

– Пришел.

– Пришел, – ответил Артём.

– А я рань встаю, печь, то, сё… Чаю попьешь, а потом снова в сон клонит. Это самый для меня сладкий час. Одно плохо – потом просыпаться. Голова болит. Это если переспать. Вовремя поднял…

Старик подошел к умывальнику, открыл кран, сложил ладони лодочкой, набрал воды и, зажмурившись, несколько раз плеснул на лицо. Выпрямился. Капли стекали по бровям, щекам, собирались на кончике носа, пока не срывались вниз, а он так и стоял, с закрытыми глазами.

– Хорошо-то как… – прошептал старик.

Наконец он повернулся к гостю и указал на стул:

– Садись, у нас ещё время есть. Поговорим.

– Да я не спешу, – ответил Артём.

– Я тоже… – хозяин сел за стол рядом с окном.

Устроившись напротив, Артём стал внимательно рассматривать старика. Он так и не вытерся – невысохшие капли ещё висели на ресницах, стекали по небритым щекам к подбородку. Глаза со сна мутные в красных прожилках. Упрямый разрез рта, нездоровый цвет кожи лица, глубокие морщины на лбу. Трехдневная белая щетина и торчащие космы седых коротко стриженых волос прибавляли старику ещё несколько лет к его настоящим.

– Чаю будешь? Или позавтракаешь? У меня гречка есть с сосисками, – предложил старик.

– Я только поел. Может позже? Не думаю, что мы быстро управимся, – ответил Артём.

– Да, быстро не получится.

Помолчали. Наконец, хозяин повернулся, снял висящий на спинке стула рушник и вытерся.

– Представляю, как тебе сейчас тяжело, – старик бросил полотенце назад и продолжил, не поднимая глаз на гостя. – Старое отпустило? Кто позвал, старуха или сами дети?

Артём замешкался, не зная, что ответить. Когда начал говорить, то тщательно подбирал слова.

– Что-то о старухе было… У неё такие… бугры по всему телу. Но она меня не звала. Просто в голову пришло и все. А дети… это которых мучили?

– Да, – кивнул старик.

– Это… пришло. Ярко. Такого ещё никогда у меня не было. Чтобы так ясно было видно. Словно я там сам побывал.

– А может и побывал?

Артём не знал, смеяться ли ему сейчас или плакать?

– Если бы я там был, то первым бы полез в петлю.

Старик ничего не ответил. Они долго смотрели друг на друга. Наконец хозяин прервал молчание:

– Это не бугры. Это клещи. Их присаживают на нужные места, дают прижиться. Образовывается ранка, и клещ постепенно погружается под кожу. Над ним начинает расти жировик и чем больше человеку лет, тем выше шишка.

– Зачем?

– В слюне клеща есть вещества, которые помогают… Я даже слова не могу подобрать. Знахарю, наверное… Помогают знахарю подчинять себе стихии или животных. Это зависит от того, куда его приживить и какой силы клещ. Чем старше, тем лучше.

– Это фантастика?

– Это – жизнь.

– Но ведь они могут убить, – сказал Артём, усмехнувшись.

– Каждый пятый шаман или знахарь, будь они неладны, умирает в муках. Значит, высшие силы не хотят помогать этому шаману. Или его помыслы нечисты, грехов много – кто знает?

– Но у старухи, я видел, больше десятка шишек.

– Девять. Она одна из самых сильных, – сказал старик и поднял глаза на Артёма.

Странные ощущения бывают, когда ты разговариваешь с человеком, который видит все твои сны и фантазии. Он копается в твоей голове, а ты с этим ничего поделать не можешь. Скажи неделю назад, что такое возможно, не поверил бы. Но, а если хорошо подумать, то он ведь сам такой, просто… Ранее не встречал героев своих историй.

– А если я найду какого-нибудь персонажа моих видений, что случится? Я буду знать, каким он был в детстве, что думал, как рос и каковы были мотивы его поступков, так?

– Не знаю, – пожал плечами старик. – Но одно известно, мы с тобой едины не только кровно и эмоционально. Наши судьбы связаны. Одна зависит от другой.

– И я вас должен убить.

– Не только.

Артём попытался улыбнуться.

– В прошлый раз вы об этом ничего не говорили.

– Зачем же сразу пугать? Ты ведь все равно тогда не знал всей правды.

– А какова вся правда?

Хозяин снова опустил глаза.

– Как ты думаешь, во время нашей первой встречи я случайно рассказал сказку о писателе, попавшем в мир прототипов его персонажей? Я хотел, чтобы ты привык к мысли, что вся твоя прошлая жизнь подошла к концу. Пора идти дальше. Я не знаю, что ожидает меня, но на твой счет могу поручиться. Старуха ждет тебя, а я – твой входной билет.

Артём помолчал, обдумывая услышанное. Что-то подобное он и предполагал. Та история с писателем запомнилась, но он не рассматривал её серьезно – слишком нереальным казался сюжет. Выходит реальность ещё необычней, чем самая смелая фантазия?

– Значит, есть способ попасть к старухе? И что я должен делать?

Старик откинулся на спинку стула, смежил веки и начал рассказывать неторопливо, тихо, словно самому себе:

– Думаю, тебе не надо объяснять, что наш мир намного сложнее, чем мы думаем. Вот к тебе приходят истории, некоторые из которых фантастичные и не могут происходить в нашем измерении, ведь так?

– Да.

– Только вот тебе кажется, что это не вымысел. Очень уж много подробностей, которые выдумать невозможно. В твоем воображении всё реально. Хочешь этого или нет, но иногда ты признаешься себе, что тот, увиденный тобой мир, существует. Даже если он только в твоей голове. Это так?

– Да, – ответил Артём. – Это так.

20. Приговор

Старик продолжил:

– Миров много, хороших и плохих, а мы – наши души – постоянно странствуем между ними. Все многообразие создано только для одного – постоянного нашего совершенствования. Раз за разом высшие силы проверяют нас, грешных. Каждая секунда жизни – мысли, слова, поступки – являются бесконечным экзаменом. Представь, что всё, абсолютно всё – трава, небо, асфальт, окружающие тебя на протяжении всей жизни люди, ветер, море, правительства, библиотеки, армии, машины, заводы – всё это только для тебя. Любое услышанное слово, музыка, прочитанные книги, увиденные фильмы и телепрограммы, всё это – текст задачи. Дано: родился в таком-то году, в такой-то семье, в такой-то стране. Вот родственники, друзья, одноклассники, потом сослуживцы, одногруппники, коллеги по работе. Снова семья, но уже своя, дети. Фоном идет эпоха, история, география. Есть катаклизмы, голод, война или нет? Простая жизнь или с трудностями? Болен-здоров? Богат-беден? Это дано изначально. Но от тебя зависит, как ты будешь существовать в данном мире. Мысли, слова, поступки. Родители, жена, дети, работа – твое отношение ко всему этому многообразию. Это – экзамен. Ежесекундный выбор. Лень, трудолюбие, пьянство, предательство, терпение. Как ты живешь? Жизнь наполнена правилами. Ты их выполняешь или нет. К чему сильнее тебя тянет: к удовольствиям или обязанностям? По совести живешь или на усладу мамоне? Сознание – подсознание – всё это нескончаемый диалог с Богом. Об этом сказано неоднократно, написаны тонны книг, но это есть сущая правда. Он создал этот мир для тебя. Он любит тебя…

Артём закатил глаза и поднял руки к небу.

– Аллилуйя!

Старик повысил голос:

– Ирония неуместна. Он любит тебя, но при этом не устает проверять. У него есть замысел на твой счет, но он не может напрямую указать, вот ты должен делать так и так. Я тоже с полным основанием могу сказать, что мир родился только для меня, моей бессмертной души. Нет больше подобного человека – я такой единственный. Мое восприятие жизни уникально. Как и твое. Замысел у каждого разный. Одному предстоит перебороть слабости, а второму суметь воспользоваться переданными ему добродетелями. Кому суждено жить во благо, а кому наперекор. Потом, когда наступит конец, будет подведен итог жизни. Правильно ли все исполнено, хватило ли ума, чтобы расшифровать ниспосланные свыше знаки?

Рано или поздно, но для всех нас настает момент наивысшей проверки. Такой день сегодня настал для тебя. Ты готовился к нему на протяжении многих лет и сейчас пригодится весь твой опыт, принципы и табу, твое индивидуальное понятие добра и зла, твоя вера. Готов ли ты к экзамену? В любом случае финал уже наступил.

Старик замолчал и поднял глаза на Артёма. Лик его был строг, глаза безжалостны. Артём почувствовал, как по спине прошла волна холода.

– Тебе сделали поблажку, – продолжил старик, – забрали семью. Дети далеко и ты их уже никогда не увидишь. Родители давно умерли, друзей нет. После драки у тебя даже исчезла способность ощущать вкусы и запахи. Поэтому спрашиваю, что в этом мире есть такое, за что ты мог бы зацепиться, пожелать остаться? Как хочешь, так и понимай, но может я есмь Бог? А вдруг он говорит моими словами, и с моей помощью хочет донести простую мысль: для тебя настало время поступка!

Старик замолчал, и Артём после долгой паузы ответил:

– Я вас всего второй раз вижу – мы едва знакомы. Всё, что вы обо мне узнали, можно выведать от моих приятелей, и про семью, драку, рассказы… Мой критичный ум указывает на то, что все это – розыгрыш. Слова – всего лишь слова. Вы являетесь ко мне на работу и говорите, что я должен кого-то убить. Вас, не вас… Для меня неважно. Вот что я думаю о нашей ситуации. Это как спор, можно ли человека убедить сделать то, что выходит за грань любой морали? Но вы знаете, что для того чтобы убить человека необходимо обладать даже не смелостью, а мужеством и отвагой?

Хозяин грустно усмехнулся и возразил:

– Это красивые слова, за которыми ничего нет. Пустышка. Убить кого-то – плевое дело. Когда попробуешь, то в следующий раз будет легче и, наконец, настанет момент, когда ты не сможешь понять, что для тебя тяжелее: признаться во лжи или убить. В человеческом мире святого и грешного хватает на всех. Добрые поступки люди могут совершать, но редко: в своей массе они больше склонны к мерзости. Тебе нужны факты? Вот они. Ты меня убьешь – другого варианта просто нет. Но я все это рассказываю не для того, чтобы потом ты убедился в моей правоте – мне этого не надо. А вот чего я добиваюсь на самом деле – об этом я сейчас и скажу…

Старик сплел узловатые тонкие пальцы в замок и продолжил:

– Случай, о котором тебе стало известно, не имеет примеров. Случилось горе – пострадали дети. Ты знаешь как. Когда утром погибли палачи и их жертвы, души несчастных вместе со своими мучителями попали в место, которое можно назвать преддверием… Я бы предпочел об этом мире не говорить вслух… Так вот, там почти обычные люди, внешне похожие на нас. Ключевое слово – «почти». Тот мир проклят – живущие там не имеют права на ошибку. Это испытание самоубийц. Тех, кто особо не грешил, после смерти ждет долгая дорога к лучшим мирам, а отступников… их тропа коротка как нигде. Без шансов, без спасения. Но из-за того проклятого преступления, вопреки законам вселенной и всем божественным правилам, в тот мир самоубийц вместе с палачами отправились детские невинные души. И каждый новый день пребывания там, наслаивает на них свинцовые одеяла и скоро может наступить момент невозврата. Если им не помочь, то они останутся в том мире навсегда.

Артём рассмеялся.

– Моя фантазия – это всего лишь морок! А ваша история – хорошая идея для романа ужасов. Вот только из-за сказок люди не убивают стариков. Слова, всего лишь слова! Вы вообще представляете, о чем меня просите? Убить вас? А дальше что?

Старик часто-часто заморгал, словно готов был расплакаться.

– Да. А потом убить себя.

21. Незваные гости

Артёму посмотрел на старика и не смог сдержать смеха.

– Слушайте, ну даже если вы и правы… У меня фантазия богатая, я могу это все представить. Но спасать детские души из темных вселенных – это задача для ангелов или, скажем, Орфея. Я не прав? Ваши голоса, – последнее слово Артём произнес издевательски, – просят, чтобы вы быстрее умерли. Ну и скатертью дорога! Право выбора есть у всех. Только я тут причем? Я видел их смерть, но мне никто не показывал мир, в который попали дети. Это не мой крест!

Старик все же заплакал. Его губы задрожали, глаза застелила влажная пелена. Слова тяжело давались, но он продолжал и продолжал говорить, и слова его были горьки, как слезы:

– Ты его не видишь, потому что тебе предстоит самому найти туда дорогу. Ангелы не могут спасти детей – их души уже не чисты! Попав в мир самоубийц, они изменились телесно и чем дольше они там будут, тем больше грехов совершат… Как тебя убедить, я не знаю. Я всего лишь праведник, и не обладаю даром красноречия. Я готов умереть, но как заставить другого человека себя убить? Ну, хоть попытался… Но только знай. После всего, что ты здесь услышал, твоя жизнь изменилась навсегда. Ты никогда не будешь знать покоя. Дни будут тянутся, словно смола, а знание того, что где-то в дальней вселенной навечно запечатаны чистые невинные души, а ты, – трусливый безвольный червяк – обрек их на вечные муки, это знание отравит твои последующие годы. Они будут долгими, ты умрешь нескоро, смерть откажется от тебя и тебе, уже почти развалине в свои сорок, придется хлебнуть полным черпачком старости, под горлышко, по самое нихачу! Ты, как и я в свои семьдесят, уже не чувствуешь вкусов и запахов. Ты одинок и с годами друзей у тебя не прибавится. Ты превратишься в пустую раковину, оболочку, которую покинут даже фантазии. И ты будешь вспоминать сегодняшний день, день, как ты мог…

Хозяин закричал, растирая слёзы по небритым щекам:

– Мог все решить! Или попытаться… Но струсил, не поверил… И будешь смеяться последним, но это не тот случай. Не твой случай. Никто не услышит твоего хихиканья. Небеса отвернутся от тебя, от твоего малодушия. Останешься один… да ты уже и так один…

Артём был потрясен этими словами. Его начало колотить – мелкая дрожь трясла все тело. Он резко встал, не чувствуя, что его пальцы сжимаются и разжимаются, словно перед дракой. Секунды шли, а он молчал, только смотрел на плачущего старика.

Нескоро, но настал момент, когда он успокоился.

Дрожь ушла.

– Я не могу, – сказал Артём тихо и решил уйти прочь из этого дома.

Он открыл дверь и попытался вступить на крыльцо, но у Артёма не получилось – проход загородила чья-то крупная фигура! Он только успел поднять глаза, как вдруг промелькнула тень, и его что-то ударило в грудь. Толчок был такой силы, что он отлетел и впечатался в шкаф, стоящий у противоположной стены прихожей. Раздался треск сломавшихся дощечек и листов фанеры. Артём, завыв, упал на пол. Грудь болела, как после удара кувалдой. Он попытался встать, но вдруг крепкие руки схватили за ворот куртки и рывком подняли вверх. Артём, встав на ноги, хотел обернуться, посмотреть, что же это за мучитель такой? – и тут произошло нечто страшное. Он много слышал про нокаут от удара в район печени, а теперь на собственной шкуре прочувствовал все прелести такого приема. Боль была адской. Если осиновый кол вогнать в бок, то наверное, и то мук было бы меньше. Артём понял, что не может пошевелиться и, наверное, в ближайшие года два не сможет дышать. Его парализовало – малейшее движение отзывалось во всем теле невыносимыми страданиями. Он невольно попытался свернуться как эмбрион, но те же крепкие руки снова его схватили. В этот раз и за ворот и пояс брюк.

Артёма подняли вверх так, что его ноги и руки беспомощно болтыхались в воздухе. Его понесли назад в дом. Боль не унималась – только нарастала. Наверное, его головой открыли одну из дверей. Впрочем, уверенности не было, Артёма сковал полный паралич и на такие мелочи он уже не обращал внимания.

Оказавшись в комнате, из которой он только что выбежал, Артём вдруг увидел, как быстро на него несется пол. Упал плашмя, со всего размаху ударившись правой стороной тела о доски. В глазах взорвались белые огоньки-искры. Зубы клацнули, по счастливой случайности не разделив язык на две части. Впрочем, рот тут же наполнился соленым раствором – смесью крови и слюны. Артём лежал, с удивлением понимая, что воздух каким-то чудом попадает в его легкие. Что ж, какое-то время он ещё поживет. Только его голова и лицо будут, скорее всего, похожи на тыкву: правая щека уже начала набухать, наливаться горячим.

Мелькнула мысль: «Меня бьют качественно, с пониманием дела».

Артём лежал на полу, не шевелясь. Он рад был бы проверить сохранность ног, рук, шеи, но боялся, что движения могут спровоцировать неведомых злодеев на новые тычки и удары. Становиться инвалидом ему не хотелось. Он думал, надо узнать, в чем причина такого напора, и можно ли выкрутиться из столь печальной ситуации? А потом уже будет думать о сохранности… Приоткрыл глаза, но ничего не мог разглядеть – слезы выступили, и Артёму показалось, что он словно находится глубоко под водой: многотонное давление стиснуло тело и ничего не видно.

Пока Артём приходил в себя, незваные гости, а их было пятеро, вовсю хозяйничали в доме. Один, не обращая внимания на старика, встал возле стола. Второй склонился над Артёмом, рассматривая, жив ли? Третий производил непонятные, лишенные всяческой логики действия. Он достал принесенную с собой капроновую веревку, и, привязав один конец к батарее, перебросил её через дверь, отделявшую гостиную от зала. На втором конце была сделана петля со сложным узлом. Затем он, взявшись за край двери рядом с петлями, поджал ноги и повис. Дверь выдержала его вес. Спрыгнул и отошел в сторону.

Оставшаяся парочка внесла в комнату инвалидное кресло, в котором сидел… ПАСТОР!

Попав внутрь дома, пастор огляделся. По его внешнему виду было незаметно, что три дня назад он перенес приступ – только выражение лица было мрачнее, чем обычно.

Старик по-прежнему сидел за столом, молча наблюдая за действиями непрошеных гостей. Ворвавшиеся в дом были молоды, высоки, крепки, гладко выбриты. Одинаковые темные пальто, белые рубашки, черные галстуки, черные брюки, дорогие туфли. Выправка, разворот плеч, цепкий взгляд – так выглядят хорошо вышколенные военные, переодетые в гражданское.

Когда коляску поставили посредине гостиной, молодые люди замерли, ожидая приказов. Сидящий в кресле был старше Артёма. Худощавое лицо, черные, зачесанные назад волосы, карие чуть на выкате глаза, тонкий прямой нос, плотно сжатые губы, красивый подбородок. По отдельности – вполне приятные черты, но все вместе создавало ощущение гипсовой маски, выражающей брезгливость. Посадка головы, холодный блеск глаз, искривленные кончики губ – стразу понятно, кто здесь хозяин. Пастор был похож на инженера Гарина из фантастического фильма, только без бородки и усов – такой же вид фанатика.

– Что, старик, не справился? – спросил пастор с насмешкой, и когда зазвучал его низкий с хрипотцой голос, то ощущение властности только усилилось. – За вами всё время хвосты надо заносить – ни на что не способны. Даже ждать не стал, как только смог – сразу приехал.

Посмотрев на Артёма, пастор сказал:

– Приведите в чувство.

Один из парней нагнулся и ударил Артёма в бок. Новая волна боли была столь сильной, что тот взвыл и начал сучить ногами, пытаясь подальше отползти от обидчика. Но тщетно – ещё один удар. Затем Артёма схватили за куртку и заставили сесть, облокотив спиной на ящик, в котором хранился уголь для печи.

Пастор взглядом приказал отпустить Артёма. Когда он заговорил, то фразы были короткими, рубленными.

– Буду краток. Твоя жизнь на этом свете подошла к концу. Всё, что можно было, ты уже наворотил – пора и честь знать. Сейчас возьмешь нож и прирежешь этого беднягу, – пастор кивнул на старика. – Без сопливых причитаний, объяснений, как несправедлива жизнь. Потом подойдешь к двери, проденешь голову в петлю и подожмешь ноги. Ты повиснешь, и будешь висеть там до тех пор, пока петля не затянется на твоей тощей шее, и пока кислород не перестанет поступать в легкие. Твое сердце должно остановиться, а кровь застыть в твоих пустых тупых размякших мозгах. Поверь, это хороший для тебя способ. Смерть Иуды – волшебный пинок в нужном направлении… Куда ты отправишься? Я не знаю. Как скоро ты попадешь туда, где должен оказаться? Я не знаю. Есть ли жизнь после смерти? Я не знаю! Но одно мне известно. До-ско-наль-но известно – ты должен умереть. Тот бедолага родился для того, чтобы всю жизнь мучится в праведности. А твоя задача иная. Якобы ты должен кого-то спасти. А я в этом тебе о-бя-зан помочь. Это мое предназначение – бесхребетного слизняка подтолкнуть к поступку.