Текст книги "Земля у нас такая"

Автор книги: Павел Мисько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Поликаров собирался ехать в детский дом к той тетке, – сказал Гриша. – Обождем, потерпим. Может, там узнает что-нибудь...

Да, ничего лучше не придумаешь. Но как невыносимо трудно нам будет пережить это время!

Ах, Володя-Владимир... Танцует себе где-то, поет, а того не знает, что его судьба, можно сказать, в наших руках... Не знает, как страдаем мы от этой тайны, как нам невмоготу...

Надо молчать, надо пока что молчать!..

Сидим, слушаем ночь...

Нам хотелось дождаться, когда Володя будет идти назад, хотелось посмотреть на него. Но вышла моя мать.

– Это что еще за кавалеры сопливые! И сна на вас нет! Полночь уже, а они...

И давай хлестать всех подряд фартуком.

...Поликаров словно испытывал наше терпение. Четыре дня он жил у Чаратуна и все четыре дня с утра до вечера пропадал на сушилке – пока она не зашумела, не загудела на всю мощь.

Мы видели, как Фома Изотович тряс ему руку, будто хотел оторвать, и все сожалел:

– Вот бы мне такого спеца в колхоз! Мастак, ой мастак!..

Поликаров краснел от похвалы, как мальчишка. А когда председатель сказал, что ему начислили деньги, совсем растерялся:

– Да я... Я же не... Что я – на заработки к вам...

– Мы все отлично понимаем, – как бы соглашался с ним председатель. – Но порядок есть порядок. Работал – получи... А придешь в контору, мы еще и договор с тобой оформим на некоторую сумму.

Поехал Поликаров в свой детский дом назавтра же, в воскресенье. Наверное, не захотел, чтоб председатель приставал к нему с этим договором.

После отъезда Володи мы ходили в амбар еще три дня. За это время произошло только одно более или менее важное событие: пришел ответ из архива Министерства Обороны и мне.

Вскрывал конверт я спокойно. Ну, что там может быть интересного? Не иначе как копия того ответа, что получил музей. Мы ведь запрашивали об одном и том же!

А написано было в бумажке совсем иное. Самолета с двигателем две восьмерки и три тройки не было в Белоруссии, а был он... На Севере, около Мурманска! Фамилия летчика Никитенко, звать Савелий Трифонович.

И как я перепутал номер? Кажется, так старательно цифру за цифрой выписывал...

А может, и хорошо, что так получилось? В конце концов, количество вариантов уменьшилось еще на один...

Гриша нас не ругал за ошибку.

– Неделя! Одна-единственная неделя осталась до сентября! Понимаете, что это значит? – он преподнес нам этот факт как величайшую сенсацию. – И мы будем просто так болтаться по деревне?

Понятное дело, болтаться не стоит. Пошли в лес.

Удивительно: хоть бы один белый гриб! Лисички, сыроежки... Хрустит под ногами валежник, воздух горячий, как в сушилке... Пахнет завядшим березовым листом и терпко, густо – смолой.

У самой Соловьиной долины набрели на джунгли малинника. Ветки-стебли арками нависали над головами, переплелись с крапивой. Малина уже кончалась. Перезревшие ягоды, чуть дотронешься, сыпались градом. Большущие, набрякшие соком... И неизвестно, чем больше пахло – малиной или крапивой.

Хмурец то мурлыкал от удовольствия, то ахал-вскрикивал, ожегшись, то снова стонал от избытка чувств...

Я перестал поглощать ягоды, отгреб в сторонку в кошелке грибы, отгородил их папоротником и собрал пригоршни две малины.

За малиной, уже специально, отправились мы и назавтра: матерям вдруг захотелось сварить хоть немного малинового варенья – "на лекарство". На этот раз был вместе с нами и Поликаров. Мы нарочно позвали его с собой, чтоб немного развеялся: приехал он грустный, расстроенный и ничего нам о своей поездке не рассказывал.

Ну и пусть... Придет время – расскажет.

Поликаров рвал малину, лез в самую большую крапиву, куда даже Гриша не осмеливался. Сыпал в ту посуду, чья была поближе.

Когда сыпал в мой бидончик, я всмотрелся в его лицо. Щеки разрумянились, глаза блестят... Увлекся, как тогда, монтируя сушилку.

Хорошо, что вытащили его в лес... Хорошо, что согласился он приехать на отдых именно в нашу деревню! По нашему лесу целый день будешь бродить и не устанешь. Наоборот, чем больше ходишь и дышишь, тем больше сил прибавляется.

Когда, наконец, наша посуда переполнилась, решили мы показать Володе Партизанский остров.

Вел отряд Гриша. Но забирал почему-то все правее и правее, по взлобкам, а не по Соловьиной долине.

– Сусанин, ты забыл, где мы хворост собирали? – пытался взбунтоваться Хмурец.

– Ну, давай, давай, покорми комаров... – бросил Гриша через плечо и зашагал еще быстрее.

Нет, Гриша все-таки молодчина. Сообразил, как лучше преподнести наш остров. Мы вышли на высокий, обрывистый берег. Величественно катил внизу свои волны Неман. Темнела непролазная чащоба Принеманской пущи за рекой. Далеко слева, за островом, пуща переходила в зубчатую синюю полоску. За нее как раз сворачивал длинный караван плотов. На последнем с шестом в руках стоял человек.

Остров, такой дорогой нам клочок суши, показался значительно короче, чем тогда, когда хозяйничали на нем мы. А может, он не уменьшился, просто смотрели мы под другим углом?

Шалаш стоял на том же месте. На него набросаны свежие ветки. Кто-то пользуется нашим убежищем: на песке лежит резиновая лодка. На желто-зеленом острове она краснеет, как божья коровка на листке ивы. Ага, вот и ее хозяин. Сидит в складном креслице, сдвинув на затылок соломенную шляпу. Удит он как раз на том месте, где когда-то рыбачил Гриша.

Мы сидели на самом краешке кручи, спустив вниз ноги. Только Володя лежал на животе, кулаки под подбородком. Все молчали, как будто прощались с чем-то дорогим. В груди тревожно щемило: так бывает, когда слушаешь журавлиный крик.

– Смотрите!.. – рванулся вдруг Витя, показав рукой. Чуть с обрыва не слетел.

На том берегу ложбиной пробирался к воде сохатый. На голове он величаво нес ветвистые рога. А сам не то рыжий, не то серый, ноги и брюхо казались белыми. Постоял, понюхал воздух, приподняв горбоносую морду, посмотрел на остров. И начал спускаться к воде – осторожно, припадая на задние ноги, принюхиваясь. Вошел в воду по колено, закрылся от нас рогами – пил... Потом медленно двинулся вперед – глубже, глубже... Над водой распластались лопатистые рога. Лось поплыл...

– Ух ты, мать родная! – шептал восхищенно Поликаров. Он уже не лежал, а стоял на коленках и смотрел на сохатого, как зачарованный. – Как у него все красиво, с достоинством получается... Лесной бог!

Течение понемногу сносило сохатого вниз. Начинал напротив нас, а проплывет где-то у самого острова... Нет, все-таки прибьется к острову!.. Неужели животное может так хорошо все рассчитать? Не впервые, видно, для него... Но почему да острове мы не нашли никаких следов пребывания лося?

Интересно, будет потом на наш берег перебираться или ему только на остров и надо?

Мы повскакивали, идем берегом, не сводя глаз с сохатого, и совершенно забыли, что на острове с нашей стороны сидит рыбак, что не ждет он к себе такого гостя!

Берег понижался резко, уступами... Вот уже и долина, журчит Заячья криница. Остров – как на ладони...

Мы остановились – лось исчез за кустами острова. Неужели не рассчитал лесной великан и его пронесет мимо?

Вдруг над кустарником выросли черные лосиные рога! И вся голова показалась, и спина... Схватил длинными губами, рванул несколько веток лозы – и раз, и второй...

Рыбак забеспокоился, наверное, услышал шум, да не знает, в чем дело. С тревогой посмотрел на нас – может, мы виноваты?

– Эй, лось сзади! – крикнул Володя.

Зверь дернулся, а рыбак вскочил на ноги – обернулся. Лось аж взвился в воздух – ш-шух грудью на кусты, влево. А рыбак – прыг в другую сторону, к лодке. Столкнул ее в воду, бросился ничком. Шляпа слетела с головы, закачалась на волнах...

– Ха-ха-ха! – не выдержал Хмурец.

Но дядьке было не до смеха: весел в лодке не было. Ее сразу закружило, понесло течением. Володя быстро пошел вровень с лодкой.

– Лось ударом ноги может человека насквозь пробить – ты понял? говорил он Вите.

Рыбак суматошно наклонялся то к одному борту, то к другому, пробовал грести руками. А резиновую лодку несло и кружило, как осенний лист. Расстояние между островом и лодкой все увеличивалось...

Рыбак встал на ноги, зашатался...

– Осторожно, а то искупаетесь! – кричит ему с берега Поликаров. – Мы попробуем вам помочь!

Легко сказать – помочь. А как? Лезть в воду и буксировать к берегу вплавь? Не просто при таком течении, так можно увеличить в лодке число пленников: придется самому залезать в нее.

Володя быстро шел берегом и все посматривал то на лодку, то на высокие кусты орешника. Вдруг он остановился около одного куста, выбрал высоченный и ровный стволик. Отломил у корня, на конце получилось копыто-булава. Бегом поволок к воде.

Чудеса: в лесу эта орешина казалась длиннющей, а бросили в воду – где и рост ее подевался! Надо еще два раза по столько приточить, тогда, может, и дотянулись бы до лодки.

А лось тем временем выплыл назад на свой берег, отряхнулся, исчез в лесу.

Остров остался сзади. Лодку потянуло на стрежень...

Володя сел и начал поспешно снимать ботинки. Хотел, наверное, бросаться вплавь.

– Обожди! – крикнул Чаратун. – Попробуем лески связать. Камешек на конец – и бросить!

Вмиг размотали лески Чаратуна – те самые, без крючков. Связали, прикрепили камешек...

Раза три или четыре бросал Володя. То недолет, то в сторону. Наконец хвать! Поймал дядька...

Подтаскивали лодку к берегу медленно, как загарпуненного кита. Жилка могла порваться, и тогда рыбаку пришлось бы плыть до самого города.

Володя подтаскивал, а мы рассматривали рыбака.

Невысокий, полный... Блестит бритая наголо голова, блестит раскрасневшееся потное лицо. Одет рыбак в брезентовую куртку с башлыком, на ногах – резиновые сапоги с широченными, отвернутыми вниз голенищами.

– Ах ты, елочка зеленая! – вздохнул облегченно рыбак, когда днище лодки зашуршало по песку. – Это же надо такому случиться! Буду рассказывать – не поверят, хоть справку у вас бери...

Рыбак ступил за борт, на мелкое. Ухватился за веревочку, что опоясывала лодку, проходя через специальные ушки, вытащил на берег.

Подавал мокрую руку всем по порядку:

– Добрый день! Здравствуйте! Ого, молодой человек, какая крепкая у вас рука! Приятно познакомиться! Калистрат Федорович меня звать. Дедышко фамилия!

Мы смотрели на словоохотливого дядьку: можно себе представить, какую историю он придумает о своей рыбалке, об этом случае.

– Это ж, елочка зеленая, высадили меня здесь вчера... Знакомый капитан катера-буксира попался. Партизанили вместе когда-то в этих лесах. Закурить есть?

Володя и плечами пожал, и руками развел: не курит!

– Ага... Думал, порыбачу дня три, а когда он будет идти вторым рейсом, заберет. А тут!.. – и Калистрат Федорович покачал головой, захохотал.

– Как же вы теперь на остров попадете? – улыбнулся Володя.

– Ха-ха, а бог его знает... Ах ты, елочка зеленая!.. Столько лет собирался рыбку половить на этом острове, и на тебе – лось выжил! Когда-то партизаны одного нашего отряда здесь прятались – не слыхали?

Еще бы не слыхать! Мы не только об этом слышали... Перебивая друг друга, рассказали ему, кто мы такие, спросили, не знал ли он партизан Алексея Лаврушку, Стахея Суровца. Нет, оказывается, не знал, не из одного отряда они. А может, и слыхал да забыл. Столько лет прошло!

И все равно мне было радостно: не только мы знаем историю острова! Не только нас привлекает этот клочок земли!..

Хорошо, что у Гриши был нож. Мы помогли рыбаку вырезать из той ореховой жерди шест, помогли затащить лодку повыше острова, рассказывали, как переплывали сами. Дядька учел наш опыт – причалил как раз у мыса Мокрых Штанов.

Расстались мы друзьями. Долго махали рыбаку руками, а он нам и рукой, и шляпой, нацепив ее на шест.

Веселый дядька!

Мы долго шли вдоль Немана, словно не было у нас сил расстаться с рекой. И еще раз сидели на берегу, отдыхали, смотрели на воду. Притихшие, сосредоточенные – каждый думал о чем-то своем...

– Гриша, – сказал наконец Поликаров, – ты на меня не обижайся. Пойду я от вас...

– Ко мне! – схватил я его за руку.

Витя – за другую:

– К нам!

Володя улыбнулся:

– Нет, друзья-товарищи... Не к вам. Буду у Стахея Ивановича жить. Если примет... Да и дом ему надо помочь до кондиции довести.

– Примет! – вырвалось у меня. Я сказанул бы и больше, но Гриша мгновенно зажал мне рот. Володя, кажется, этого не заметил.

Выждав, Чаратун спросил у Володи как можно спокойнее:

– Скажи, а что нового ты привез из своей поездки, о чем узнал?

– Да так... Почти ничего... В документах детского дома и слова нет, кто я такой, откуда.

– А что та тетка рассказала? – не выдержал Хмурец.

– Ничего она не могла рассказать. Умерла... Опоздал я... Вторую мать потерял...

Володя опустил голову – хотел спрятать глаза.

И показался он мне таким же мальчишкой, как и мы, только еще более беззащитным. Не хотелось больше ни о чем его спрашивать...

– Соседи тетки той рассказывали... Будто нашла она меня около машины-полуторки... На шоссе... Женщины, жены военных ехали с детьми. Всех в клочья – прямое попадание... А я был в ватное одеяльце завернут, отшвырнуло от машины – ни синяка, ни царапины. Правда, от голода и крика уже чуть дышал. Показывали мне братскую могилу у дороги... Ограда, березка растет... Цветы положил туда...

Мы сидели тихо-тихо, слышен был шелест каждого листочка.

– Трудно было той женщине меня растить. Сначала ходила в соседнее село к роженице, просила молока. Потом коровьим поила... На сердце, оказывается, та тетка часто жаловалась... Соседи рассказывали... Поэтому и в детский дом меня отдала, боялась, что умрет при мне, напугает...

Мы молчим. Молчит лес, молчит река...

Володя тяжело вздыхает и встает.

– Идем, а то что-то не того... – он взялся за грудь.

Встали и мы.

– Володя, ты только не волнуйся... – решился наконец Гриша. – Может, ты даже к своему родному деду идешь жить. У его Миколы-летчика, мы тебе рассказывали, перед самой войной сын родился. Так у малыша была как раз такая примета на ноге. Ну, ты же знаешь, какая...

– Палец?!

– Ага... Только дед говорит – на правой ноге...

Володя смотрел на нас такими глазами, что казалось, будто он хотел припомнить – кто здесь с ним. И вдруг сник, устало опустил плечи:

– А почему ты об этом мне раньше не сказал? Эх, верхолаз, верхолаз...

– Мы и теперь не хотели говорить, – вступился я за Гришу. – Эта примета еще ничего не доказывает.

– Ух, какие вы стали умники... Ничего не доказывает! – и уже повторил в раздумье: – И правда, ничего не доказывает. Абсолютно ничего не доказывает... Хоть бывает и так: по крови родня, а люди чужие друг другу...

Гриша вздрогнул, будто его ударили по щеке. Повернулся, пошел от нас.

Мы с упреком посмотрели на Поликарова. Володя хлопнул себя по лбу: "Ох, и дурак!" Быстро догнал Гришу, обнял его за плечи...

Мы с Витей шли за ними, не спуская глаз, Хмурец нес и мою, и свою кошелку – уверял, что для противовеса так лучше: тяжести второй кошелки не чувствуешь.

С полдороги возьму я. Сколько того весу – это же не ведра с водой.

Вместо эпилога

Как-то у Мелянки мы видели большую стаю аистов. Паслись, набираясь сил перед отлетом в теплые страны. Где-то в этой стае были и наши аисты. Но разве теперь их узнаешь? Это у каждого человека свои приметы и особенности, своя судьба...

Мы опять ходим в школу – уже в шестой класс. А в пятый "Б" пришла Люда из Студенца, вместе с ней – еще несколько мальчишек и девчонок.

У нас теперь новая пионервожатая. Значит, работа пойдет лучше, не так, как в прошлом году.

Где-то через неделю после начала занятий переизбрали совет отряда. Присутствовали на нашем сборе новая пионервожатая и классный – Вадим Никанорович. Неожиданно для нас председателем избрали Гришу Чаратуна.

– Ну что ж – организатор он хороший, хлопец боевой, – сказал Вадим Никанорович и вроде хотел улыбнуться, да раздумал. – Правда, горяч не в меру... Ну, ничего, если будут заскоки, вместе его будем поправлять.

Да, если что – мы остудим Чаратуна. Целый класс – это не мы вдвоем с Витей. А чтобы в совете был какой-то противовес Грише, предложил я ввести туда и Хмурца. Воздержался при голосовании один бывший председатель.

– Я имею право? Я же имею право! – доказывал он неизвестно кому. Но уже назавтра спохватился и повел себя так, будто сам предложил Гришину и Витину кандидатуры.

– Послушайте, ребята! – взобрался он на парту. – Я такую песню выучил в пионерском лагере! Когда в поход ходили, пели ее, дурачились:

Каменный век...

Э! Э!

Пещера среди гор,

И человек...

Э! Э!

Идет, несет топор.

Обросший весь...

Э! Э!

Как волк умеет выть,

И даже мамонт от него,

Э! Э!

Поджавши хвост бежит!

Зазвенели стекла от хохота...

– Здорово, правда? Давайте сделаем ее отрядной песней!

Петя весь сиял, взмахивал руками, чтоб устоять, не свалиться с парты.

– Слушай, ты! Доисторический человек! – оборвал его Чаратун. – Можешь распевать ее в одиночку. А песню для отряда мы сами сочиним... Правда, ребята?

– Правда!!! – закричали мы.

...Володя живет у деда Стахея – решил, к радости Фомы Изотовича, к нашей радости, остаться в колхозе. Он согласился уже прийти на наш сбор. Но не подвиги свои расписывать, а поговорить о выборе профессии...

Договорились мы об этом с Володей в красном уголке фермы. Там Поликаров как раз устанавливал телевизор, а мы вешали лозунг: "К борьбе за дело Коммунистической партии – будьте готовы!" Мы взяли шефство над телятами, над дедом Стахеем, и этот лозунг – наш первый практический шаг.

Не обошлось, конечно, без конфуза. Фома Изотович, когда прочитал этот призыв к животноводам, фыркнул в короткие усы. А потом сказал:

– Ладно, пусть висит... По существу – это очень правильный лозунг!

Деревня уже успокоилась, приутихла. А разговоров сколько было! Это же такая новость, такая новость... Нашелся внук деда Стахея!

Что ж, будем и мы так считать. И пусть никто никогда не узнает о наших сомнениях...

Конечно, было бы здорово, если б тот летчик, которого нашли на стройке, не остался неизвестным. И пусть бы оказалось, что он отец Володи Поликарова, сын деда Стахея. Но таких совпадений, наверное, даже в книжках не бывает.

Едва только настлали в доме Стахея пол, вставили окна, сложили печку, как дед справил новоселье. Пир был горой, на восемь столов! Гостями были все наши семьи, и строители, и Фома Изотович, и еще чуть ли не полдеревни. А дед говорил, что он одинок, что нет у него родни!

Не на последнем месте сидели я, Витя и Гриша. Был и дед Адам из Студенца с сыном Юрием и внучкой Людой. Адам был навеселе и все обнимался с дедом Стахеем, Володей, вспоминал партизанщину, поздравлял с новосельем, поздравлял с внуком, желал дождаться и правнуков...

Моя мать намекала Стахею Ивановичу, что не мешало бы, как говорится, за одним скрипом, справить и свадьбу Володи. "Это же такая девчина у Хмурцовых, такая девчина... Как тихое лето!"

Что пахнет свадьбой, понимали даже мы. Не было того вечера, чтоб Володя не встречался с сестрой Хмурца. Даже здесь, на новоселье, они сидели рядышком и ворковала о чем-то своем...

Давал нам председатель колхоза машину. Ездили мы всем классом с Вадимом Никаноровичем в лес, накопали молоденьких березок и отвезли на химкомбинат, высадили аллею.

Потом дали для строителей и рабочих комбината свой концерт. Витя Хмурец исполнил "Орленок, орленок, взлети выше солнца...". Никогда я не думал, что у него такой голос! Рабочие обещали приехать к нам с ответным визитом. У них самодеятельность – ого-го! Где вот только будут выступать – Дворец культуры у нас только еще начали строить...

Ехали мы назад и все оглядывались на высоченную трубу. Из нее тянулся по ветру большой "лисий хвост". Такой рыжий дым валит, когда производят азотные удобрения.

Председатель совета отряда Гриша Чаратун всю дорогу бережно держал в руках целлофановый пакет-мешочек с первой аммиачной селитрой.

Как пшено, только белое. Подарок рабочих...

...К нашей деревне начал ходить автобус из города. Такого удобства дождались! Гриша первым воспользовался автобусом – ездил в город, на химкомбинат. Зачем – никому не говорил. Может, наводил справки об отце? А потом рассказал, что случайно в материном сундуке обнаружил он грамоту. Выдана отцу в Кустанайской области. "Заслужил!" – пояснила мать. За лето с бригадой в пять человек построил два коровника.

Вот и пойми после этого дядьку Ивана... Это же как надо работать, чтобы столько сделать! Все в жизни, оказывается, не просто устроено, и что ни человек, то загадка.

...Писем из архивов и музеев пока нет. Ждем и надеемся на лучшее.