Текст книги "Подобно солнцу"

Автор книги: Пауль Вернер Ланге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Через день после прибытия к кораблям приближается лодка прау. Она позолочена и украшена искусной резьбой. На носу развевается знамя султана в голубую и красную полоску, увенчанное павлиньими перьями. В ней сидят, по всей вероятности, высокопоставленные чиновники. Они передают подарки, в частности сахарный тростник, две клетки с курами, двух коз и два сосуда с араком 29, содержание алкоголя в котором многие матросы недооценили. Расстаются после того, как обменялись принятыми здесь знаками взаимного уважения, но мы так и не узнаем, вручили ли европейцы, приличествующие случаю подарки. Похоже, что нет. Наверное, поэтому им пришлось прождать шесть дней, прежде чем султан прислал разрешение запастись в гавани дровами и пресной водой, а также начать торговлю с его подданными. Вот тут-то Карвальу и Эспиноса проявляют щедрость: в обмен идут одежда из зеленого бархата, роскошное кресло, позолоченные и серебряные предметы обихода, много ткани. Потом дело доходит до согласования времени аудиенции у султана, которая должна состояться на следующий день. Но посольство из семи человек, возглавляемое Эспиносой, пробилось поначалу только в дом одного из министров.

Утром, после ночи, проведенной у него на удобных кроватях с шелковыми и хлопчатобумажными постельными принадлежностями, испанцы, наконец, познакомились с великолепием двора правителя восточного государства. На двух слонах, украшенных разноцветной сбруей, их доставляют к дворцу султана. двенадцать слуг несут впереди в больших фарфоровых чашах их подарки. Вдоль улицы, ведущей к дворцу, выстроились солдаты, вооруженные мечами, копьями и щитами, потому что так приказал король». Очевидно, Сирипада, султан Брунея, придавал большое значение этому, чтобы демонстрировать чужестранцам не только свои богатства, но и их хорошо вооруженных хранителей. Пигафетта весьма тронут:

«Мы вступили в громадный зал, где толпились вельможи и знатные люди, и должны были сесть на ковер, в то время как подарки и чаши были поставлены перед нами, К этому залу примыкал еще один поменьше, потолок там был выше, но сам зал был не такой вместительный, как предыдущий. Стены его были задрапированы шелком. Ярко-красные занавески на двух окнах были подняты, и свет заливал помещение. Триста солдат с обнаженными клинками охраняли короля. В конце того зала находилось еще одно окно, и, когда отдернули на нем багряную занавеску, мы разглядели за ним короля. Он сидел за столом с маленьким сыном, оба жевали бетель, и только несколько придворных дам располагались вместе с ними. Потом один из вельмож дал нам понять, что мы не имеем права сами разговаривать с ним».

Вместо этого соблюдался сложный ритуал. Новость передавалась от одного вельможи к другому, пока она, наконец, не достигала султана через переговорную трубу в стене. Выглядит глуповато, но это всего лишь способ обескуражить назойливых просителей, чем позже соответственно стали заниматься канцелярии. И конечно, так было дешевле.

Посланцы Испании вынуждены были снести ничуть не менее обстоятельную церемонию приветствия султаном, прежде чем они снова сумели передать просьбу о мире и испросить разрешения о приобретении провизии и свободе торговли. На то дается согласие, вручаются подарки. Потом следует угощение, приправленное гвоздикой и корицей, затем окно опять занавешивают. Пигафетта даже не смог как следует разглядеть придворных дам – их разделяло тучное тело султана. Он был действительно очень толстый и грузный. Как рассказывают, Сирипада только изредка, когда собирался поохотиться, покидал дворец. Поэтому мы узнаём лишь некоторые подробности о знатных людях. Например, о расшитой золотом ткани, в которую они оборачиваются, о их кольцах с драгоценными камнями, о рукоятях мечей, усыпанных самоцветами. Хронисту, несмотря на его убедительные просьбы, так и не показали две жемчужины из сокровищницы султана. Говорят, они величиной с куриные яйца и такие круглые, что, на какую бы поверхность стола их ни положили, они непременно скатятся.

В общем и целом аудиенция прошла весьма удачно. Тут же начался оживленный товарный обмен с местными купцами. Из испанских товаров наибольшим спросом у них пользовались ртуть, железо, киноварь, полотно и изделия из стекла. За два фунта ртути получали шесть фарфоровых чашек, за два фунта латуни или за два ножа – фарфоровую вазу. Такую посуду из фарфора европейцы в свою очередь также очень ценили, так как считалось, что она тотчас же разбивается, стоит в поданное в ней кушанье или напиток добавить яд. Кроме воды, соли, домашних животных, овощей и фруктов и другой провизии, на борт взяли смолу. Ею хотели законопатить корабли, так как вара здесь не было. По-видимому, эта смола оказалась недостаточно стойкой, поскольку уже в конце месяца на берег посылают Хуана Себастьяна де Элькано с четырьмя сопровождающими, чтобы раздобыть более подходящий материал. Проходит три дня, а посланцы не возвращаются, и моряки пришли к выводу, что их опять предали. На сей раз они, кажется, ошибаются. Но когда 29 июля у их якорной стоянки появляются сто военных лодок-прау, любое сомнение уже чревато опасностью. Позже они узнают, что то был флот под командованием сына короля Лусона, возвращавшийся с острова Лаут, где было подавлено восстание.

Однако недоразумение уже влечет за собой непоправимые последствия. Карвальу и Эспиноса в срочном порядке ставят паруса и собираются выйти в открытое море. Но тут кое-кому показалось, что на лодках, бросивших поблизости якоря, происходят подозрительные приготовления. Как мы уже убедились, предпринимать что-либо для выручки людей, оставшихся на берегу, не входит в сферу интересов Карвальу. Вместо того чтобы вызволить товарищей, он приказал открыть по лодкам огонь. Три из них удалось захватить, командиры остальных трех-четырех судов предпочли посадить их на мель. В руки победителей попало много ценных товаров и высокопоставленные заложники, в том числе сын правителя Лусона. Но злосчастный Карвальу упускает и этот шанс: несмотря на то что оставшихся на берегу матросов можно обменять на принца, он, получив за него высокий денежный выкуп, отпустил того восвояси. Как сообщает с возмущением Пигафетта, о состоявшейся сделке не знал ни он лично, ни кто-либо другой. Когда все уже свершилось, появились двое из пропавших. Один из них де Элькано. Они рассказали, что султан послал их выяснять недоразумение, им даже показывали головы поверженных врагов, чтобы подкрепить рассказ о военном походе на Лаут весомыми доказательствами. Вот когда кое-кто, конечно, раскаивался в поспешных действиях. Поскольку принц с Лусона на свободе, просьбы и угрозы в адрес султана по поводу оставшихся на берегу испанцев напрасны – писарь Баррутиа, солдат Эрнандес и сын Карвальу назад больше не возвращаются. «Тогда мы взяли с собой шестнадцать самых выдающихся и знатных мужчин, которых хотели доставить в Испанию, и трех благородных женщин, предназначенных для испанской королевы, но Карвальу сам завладел ими».

Уже говорилось, что экспедиция со смертью Магеллана потеряла нечто значительно большее, чем одаренного капитана. Через три месяца после его смерти в этом уже не было никаких сомнений. Когда два корабля снова двинулись вдоль северо-западного побережья Калимантана, «Тринидад» по недосмотру кормчего натолкнулся на риф и в течение суток вынужден был оставаться во власти прибоя. Корабль выдержал испытание. Но значительно более опасным оказывается равнодушие, с каким команды на кораблях выполняют обычные дневные работы. Так, например, случилось, что бочки с порохом стояли на палубе где попало, а рядом матрос чистил непотушенные лампы, пока горящий фитиль не упал возле него на бочку с порохом. Однако и этот инцидент заканчивается благополучно. В том нет заслуги капитанов. Эспиноса не слишком хорошо разбирается в мореплавании, а Карвальу, видимо, весьма увлечен тремя женщинами, заслуживающими всяческого сожаления. Теперь это не исследовательское плавание, а Охота за купеческими судами. Все бывают очень рады, Когда удается захватить три тысячи кокосовых орехов. И все-таки там, где Барбоза и Карвальу приносили экспедиции вред, другие, напротив, пользу. Например, Хуан де Кампос, доставший товарищам в трудную минуту провизию, или Хуан Себастьян де Элькано, принявший участие в экспедиции, спасаясь от испанского суда, и бунтовавший в Сан-Хулиане. Теперь именно он завершит грандиозное начинание.

К последним относятся многие, чьи Имена нам даже неизвестны. Имеются в виду моряки, которые в августе-сентябре 1521 года в поте лица трудятся на маленьком острове – может быть, это был Банги или Баламбанган, – Лежащем к северу от Калимантана.

«Поскольку для оснастки кораблей не хватало многого, мы провели там сорок два дня. В течение этого времени каждый из нас работал напряженно, в полную силу, не щадя себя. Но наибольшие муки нам доставляли поиски и доставка из леса дров, так как у нас не было больше обуви, а земля там вся сплошь была покрыта колючими растениями».

Тот, кто пишет эти строки, – герой совсем особого рода. Он разделяет все невзгоды своих спутников, но когда они, обессиленные, заканчивают работу, он продолжает исследовательские прогулки и изучает особенности тропической природы. Он описывает бабируссу, местную разновидность диких свиней. Клыки у нее пронизывают кожу морды и полукругом загибаются назад. Рассказывает о крокодилах, устрицах, черепахах и рыбе, у которой на голове «растут рога», а тело состоит «всего из одной кости». Особенно диковинным ему показалось одно дерево: его листья, стоит им только опасть, начинают передвигаться. Девять дней он держал такой лист в ящике, а тот все продолжал «гулять», как только ящик открывали. «Я думаю, они живут одним только воздухом», – приходит он под конец к выводу, так как для дальнейших наблюдений времени у него не остается. То, что итальянец хранит в заперто ящике, всего-навсего кузнечик, о котором сегодня в энциклопедии под латинским названием Р1iуiiiаае можно узнать больше, чем был в состоянии обнаружить Пигафетта. Для него это тварь господня, чудо Создателя. И к счастью для потомков, Пигафетта выражал желание, чтобы они его не забыли, и не уставал 4 восторгаться подобными чудесами.

Пребывание в Пуэрто-Санта-Мария, так назвали путешественники бухту, что расположена на север от Калимантана, завершается 27 сентября 1521 года. Канонир Фелиберто де Торрес с» Виктории» и юнга Перучо де Бермио остаются в земле этого пристанища навеки. Один недавно скончался от ран, полученных во время схватки под предводительством Магеллана на острове Мактан, другой был недостаточно силен, чтобы вынести тяготы путешествия. В документах плавания обнаруживаются и другие изменения. Жуана Лопиша Карвальу по единодушному решению всех мореплавателе низлагают. В дальнейшем он будет опять нести службу кормчего. Генерал-капитаном становится Гонсало Гомес Эспиноса, Хуан Себастьян де Элькано выбран командиром «Виктории». Это решение явилось поворотным пунктом в бесцельных блужданиях последнего времени, хотя и не сразу был взят курс на Молуккские острова. Дорогу туда уже знают, ее европейцам подробно описали в Брунее. Но среди них нет того, кто побудил бы их смело идти к цели и запретил бы пиратство, к которому испанцы так охотно прибегли. Голод тоже постоянно задерживает продвижение вперед, к Молуккским островам.

Не успели корабли выйти из Пуэрто-Санта-Мария в открытое море, как им повстречалась джонка, направлявшаяся из Брунея в Палаван. Испанцы пытаются заставить ее экипаж положить судно в дрейф, но никого не удивит, что он не знаком с европейскими правилами морских сражений и ищет спасения бегством. Опять пускаются в ход пушки и абордажные крючья – они не заржавеют. Среди попавших в плен находится Туан Маламуд, раджа острова Палаван, того самого острова, на котором испанцев в июле столь радушно принимали жители, всегда готовые прийти на помощь. Потребованный выкуп наглядно демонстрирует, чем руководствовались в своих действиях грабители. Им не надо ни золота, ни фарфора, а необходимы четыреста мер риса, двадцать свиней, двадцать коз и сто пятьдесят кур. Показательно, что этот акт насилия обставляют так, как будто бы он вызван соображениями высшего порядка. Эспиноса предлагает радже объявить себя подданным Испании. Туан Маамуд соглашается, целует в знак приверженности союзу святое распятие и получает охранную грамоту, которая будто бы защитит его от дальнейших посягательств любых испанских кораблей. Это документ сомнительной ценности, но вездесущая сила его новых господ настолько потрясла раджу, что он велел доставить на корабли, помимо требуемой дани, пальмовое вино, кокосовые орехи, сахарный тростник и бананы. Посрамленные таким великодушием испанцы возвращают часть награбленного выкупа, дарят ему и приближенным полотно и роскошные одеяния.

Теперь следуют через море Сулу на юго-восток, до островов Холо и Басилан. О них хронист сообщает, что именно там были найдены те крупные жемчужины из сокровищницы султана Брунея, которые он желал увидеть. Конечно, его спутники хотят попробовать и сами чем-нибудь поживиться. Они потратили много времени, но нашли только ракушки, в которых были не жемчужины, а лишь значительное количество мяса. Содержимое только одной ракушки весило двадцать пять фунтов. Само собой разумеется что здесь речь идет не о настоящих жемчужницах, а о «раковинах-убийцах» – гигантских тридакнах (Тгi’iаспа Эти моллюски достигают длины до полутора метров, их общий вес может превышать двадцать килограммов. Значит, установленный испанцами вес не столь уж удивителен, равно как и сами жемчужины брунейского султана: в тридцатых годах нашего столетия у побережья Филиппинских островов была найдена жемчужина, весившая семь килограммов! История той уникальной и неимоверно ценной находки, за которую была отдана человеческая жизнь и которую вскоре купил один американский ученый, взбудоражила тогда весь мир. Испанцам такое счастье не улыбнулось. В течение последующих дней они пересекают пролив Басилан и плывут на восток через залив Моро вдоль западного побережья Минданао. Опять представляется возможность напасть на корабль. На этот раз столкнулись с весьма обороноспособными противниками. Нападавшие потеряли двух своих товарищей, а на обороняющемся судне были убиты семь из восемнадцати человек. Когда пленников стали допрашивать и выяснять необходимые сведения о Молукках, один клятвенно заверил, что он знает и острова Пряностей, и Франсишку Сиррана, он даже бывал у него в гостях. Для многих этот рассказ стал достаточным основанием вознести благодарственные молитвы. Наконец после двух лет плавания получены достоверные сведения о притягательных островах, о друге Магеллана, письма которого когда-то побудили его разработать план плавания в Азию западным путем. Создается впечатление, что потерянные наконец нашли себя и свою цель – возгорается пламень алчности, он пробивает себе дорогу и поглотит многих, кто окажется слишком близко.

Следуя указаниям лоцманов поневоле, моряки двинулись на юго-восток. От пленников они слышат много удивительного об обитателях островов, мимо которых проплывают. Одни якобы с головы до ног покрыты волосами, очень воинственны, особенно ловко владеют луком и стрелами, «их любимое лакомство – сырые человеческие сердца, которые они, прежде чем съесть, поливают апельсиновым или лимонным соком>. Действительно, на востоке Минданао когда-то был обычай съедать печень или сердце побежденного врага. Точно так же звучит почти невероятно, что на другом острове будто бы живут люди, которые ушами могут закрыть голову и таким образом защищаются от солнца. Но и это не голая выдумка, так как у южного побережья Минданао есть остров, где можно увидеть людей, так растянувших себе мочки ушей, что они свисали до самых плеч. На кораблях тоже творятся не менее диковинные и чудесные вещи. Так, 26 октября, когда корабли беспомощно гнало штормом мимо группы островов, снова после длительного перерыва возникли перед взором команд три святых угодника: «Святой Эльм, похожий на факел, появился на грот-мачте, святой Николай на бизани, святая Клара – на фок-мачте. Тогда мы пообещали каждому из них по рабу и совершили жертвоприношение».

Воодушевленные хорошими новостями, моряки движутся навстречу цели. На островах Сарангани силой захватывают двух сведущих в мореплавании людей, так как про них говорят, что они уже побывали на Молукках. Третий лоцман сам вызывается помочь, он запрашивает непомерное вознаграждение – никто не торгуется, он получает все, что требует. Скоро выясняется, что он всего лишь родственник одного из пленников. После неудачной попытки организовать для родственника побег, он сам пытается бежать, но преследователи оказываются проворнее. Они волокут его за волосы на корму, где находятся другие лоцманы, закованные в цепи. Возмущенные соотечественники спешат на помощь, пытаются со своих маленьких прау взять на абордаж каравеллы, пока залпы орудий не рассеивают их. Корабли испанцев уплывают прочь. Так как похищенных нельзя вечно держать в цепях, двух мужчин освобождают. Следующей же ночью оба прыгают за борт и плывут к берегу, один из них с маленьким сыном на спине. «Но сын утонул, потому что у него недостало сил держаться за плечи отца».

Тот ребенок – пока последняя жертва на пути к островам Пряностей. Мимо островов Талауд и Сангихе путь ведет к северо-восточной оконечности Сулавеси, оттуда проплывают между островами Тифоре и Маю.

«После того как эти острова остались позади, мы увидели на востоке в среду, 6 ноября, четыре высоко вздымающихся острова. Лоцман, еще остававшийся с нами, сказал, что это и есть Молукки. Тогда мы воздали хвалу богу и, ликуя, выстрелили из нескольких бортовых пушек. Наше чрезмерное проявление чувств понятно, ведь в поисках островов Пряностей мы двадцать семь месяцев без двух дней претерпевали муки и опасности и проходили через бедствия. Между всеми островами вплоть до Молукк мы измеряли глубину, которая достигала от ста до двухсот саженей. Значит, все здесь совсем не так, как утверждали португальцы; бесконечных мелей, препятствующих любому судоходству, и непроницаемых туманов – ничего этого нет».

Острова пряностей

У вас царят спокойствие и мир. Эти величайшие ценности оставили нашу землю и процветают на вашей, ибо у нас настали безбожные времена. Нами владеют алчность и страсть к захвату драгоценных пряностей а гонят в тот неведомый, спокойный мир.

Из письма Максимилиана Трансильвана архиепископу Зальцбургскому. 1522 год

Да, их не существует, этих выдуманных ужасов, которыми португальцы пытались отвадить отсюда своих испанских противников. Когда обе каравеллы 8 ноября 1521 года бросили якоря в гавани Тидоре, перед ними предстали цветущие тропические острова. Тидоре, как и соседний Тернате, на котором возвышается вулкан, упирающийся вершиной в облака, венчает высокая конусообразная гора. У ее подножия и на южных склонах также произрастают пышные леса. Воздух влажный, мох облепил деревья, окаймляет зеленым бордюром родники и водоемы; пестрые, переливающиеся всеми цветами радуги попугаи таятся в густом переплетении ветвей и предупреждают оленя-мунтжака об охотнике. Здесь по соседству с такими ценными породами деревьев, как железное и тиковое, растут гвоздичные деревья, ради которых европейцы предприняли столь тяжелое путешествие. Именно из-за невзрачной цветочной почки этого дерева, похожего на гигантский мирт, разгорятся более ожесточенные бои, чем за обладание многими золотоносными месторождениями земли. Недалеко от берега, на котором расположились бамбуковые свайные постройки жителей Тидоре, начинаются заложенные на террасах рисовые поля, посадки саго и кокосовых пальм; на краю поселков пасутся буйволы.

Сразу по прибытии возле кораблей появляется посольство султана. Эспиноса велит передать, что они посланники императора Карла и уполномочены заключить с их королем договор и получить пряности в обмен на испанские товары. В ответ ему дают понять, что здесь уже наслышаны о могуществе Испании и жаждут заручиться дружбой его императорского величества. Ну, это звучит довольно-таки неправдоподобно, так как португальцы, конечно, ничего не сообщали о своих конкурентах. Но изнуренным людям, которые теперь босиком в изодранной одежде стоят перед красноречивыми послами, очень приятно такое услышать. На следующий день сам султан Тидоре Альмансор посещает прибывших. Его прау сначала обходит вокруг каравелл. Эспиноса приказывает выйти в лодках ему навстречу. И вот наконец моряки увидели его – повелителя «Земли прославленной.

«Он сидел под шелковым балдахином, отбрасывавшим тень на него и кругом; перед ним стояли один из сыновей с королевским скипетром и двое слуг, державших золотые чаши для омовения. Кроме того, два других прислужника держали золотые мисочки, наполненные бетелем>.

Властитель, одетый в золототканый шелк, производит в высшей степени внушительное впечатление. Безусловно, это не объясняет подобострастия, с каким испанцы принимают его. Когда он ступил на флагманский корабль, «мы все приложились к его руке». Не скупились ни на глубокие поклоны, ни на дорогостоящие подарки. действительно, было бы глупо собственным высокомерием причинить вред отношениям, которые только начинают налаживаться. да стоит к тому же просто сравнить жалкий вид испанцев с блистающей роскошью свитой Альмансора, и одного этого будет достаточно, чтобы кое-кто из европейцев отбросил всю свою спесь.

А султан держится одновременно и приветливо, и гордо. Он ни разу не наклоняет голову; когда его провожают к капитанской каюте на корме, он входит в нее не через предложенную дверь, а выбирает другой вход, чтобы не пришлось нагибаться. С удовлетворением смотрит он на бархатное кресло, специально для него приготовленное, в то время как те, кто его принимает у себя на корабле, опускаются прямо на пол возле его ног. Начинается обмен любезностями. Альмансор дает понять, что он не только влиятельный правитель, но и знающий астролог. Ему приснилось, что испанцы появятся на его острове, но точное время их прибытия подсказала луна. далее беседа принимает более деловой характер. Султан получает в подарок богато расшитое одеяние, которое ему набрасывают на плечи, кресло, в котором он восседает, «тюк тонкого полотна, четыре локтя бордовой ткани, штуку красного атласа, отрез желтого камчатного полотна, много индийских платков, затканных серебром и золотом, кусок белого полотна из Камбея, два головных убора, четыре хрустальных стакана, двенадцать ножей, три больших зеркала, семь пар ножниц, шесть гребней и много других вещей». Приближенных Альмансора испанцы тоже заваливают дарами, пока их’ не останавливает султан: у него нет ничего, что смогло бы стать достойным ответным подарком испанскому королю, единственно, он сам себя отдаст ему в услужение, скромно объясняет он. Он горит желанием быть по крайней мере его верным и покорным подданным, принимать испанских путешественников, как родных детей, а свой остров отныне назвать Кастилией. Звучит по-королевски и мало чего стоит. Султан пережил знаменательный день – когда он отбыл, канониры дали в его честь салют.

Затем наступает напряженное время. Испанцы тут же принялись заполнять трюмы каравелл гвоздикой и платят торговцам – наверняка обдуманно – вдвое больше той цены, какую до сих пор назначали арабы и португальцы. За один бахар (от 200 до 240 кг) гвоздики они дают соответственно:

10 локтей30 хорошей красной ткани, или

15 локтей ткани худшего качества, или

26 локтей грубого полотна, или

25 локтей тонкого полотна, или

10 локтей индийской ткани, или

14 локтей желтой ткани, которая стоит в Испании 1 крусадо за локоть, или

35 стеклянных стаканов, или

55 фунтов киновари, или

150 ножей, или

50 пар ножниц, или

15 топориков, или

40 головных уборов, или

46 килограммов меди, или

55 фунтов ртути, или

З гонга

Пигафетта справедливо считает, что это очень выгодно. Разумеется, при желании гвоздику удалось бы сторговать и дешевле, но все торопятся и готовы на уступки. Итальянец лишь сожалеет, что Альмансор присвоил себе большую часть целых зеркал, основное количество которых разбилось во время плавания, – с зеркалами здесь можно было проворачивать наивыгоднейшие сделки.

10 ноября казначей флотилии, Карвальу и Пигафетта отправились с визитом к султану. Он с интересом выспрашивает их о ходе плавания, о жалованье каждого и о довольствии на борту. Потом он посвящает чужестранцев в дальнейшие планы. Он хочет завоевать соседний Тернате и провозгласить там королем своего племянника, для того чтобы оба острова можно было назвать владениями испанского императора. Альмансор пользуется случаем и выспрашивает разрешения в будущем военном походе воспользоваться печатью и знаменами короля Карла, видимо, даже просит чего-нибудь сверх того. Опять испанцам предоставляется возможность извлечь выгоду из локальных раздоров, но они уже стреляные воробьи. Они увертываются также от другого предложения султана, который охотно бы взял на службу одного или нескольких испанских советников, так как тем временем узнали о судьбе Франсишку Сиррана. Друг Магеллана умер в муках шесть-восемь месяцев назад. Сначала он командовал в военном походе против Тидоре флотом своего повелителя, султана острова Тернате, и одерживал победы. Поэтому вполне вероятно, что он был отравлен по приказу Альмансора, по крайней мере Пигафетта информирует нас именно так, но это только передача слуха, одного из многих, В смерти Сиррана были заинтересованы несколько человек. Например, Тристан ди Минезиш, посланный вице-королем Индии на Молуккские острова, после того как стало известно о плавании Магеллана. Минезиш должен был осуществить надлежащие приготовления, чтобы помешать испанскому авангарду на Востоке, а также он, наверное, имел задание доставить Сиррана в Малакку. Так как ему не удается ни то, ни другое, он видит в соотечественнике причину всех зол. По-видимому, он тогда и отдал приказ отравить Сиррана. Во всяком случае, совершенно ясно, что и Сирран, и прочие живущие на Тернате португальцы характеризовали Минезиша самым отрицательным образом, далеко не как4 защитника местных жителей; дело даже дошло до столкновения.

Это обстоятельство в ближайшие дни сыграет на руку испанцам, ибо появляется принц с острова Тернате, которого Эспиноса и Элькано сначала не решаются принять на борту флагманского корабля, так как опасаются, что о свидании будет доложено султану. Вот и вышло, что гость вынужден был нерешительно проторчать со своими лодками у каравелл, пока не пришло сообщение от султана, что он не имеет ничего против их встречи. Только после этого они приветствуют друг друга. Но за время ожидания принц настолько рассердился, что воспринял неблагосклонно и выражения почтения, и подарки, и вскоре отбыл восвояси. Вместе с ним исчезли наследство, дети и жена Франсишку Сир– рана. По-видимому, эта женщина, родом с Явы, хотела воспользоваться ситуацией и отдать себя под покровительство европейцев, но в рискованной игре за обладание властью и пряностями для нее не нашлось места. По-иному оборачивается дело с Афонсу ди Лорозой, португальцем, который, как Сирран и пять других его соотечественников, обосновался на Тернате. На лодке вместе с принцем прибыл один из его слуг, ему-то и передали украдкой обнадеживающее послание с просьбой к Лорозе нанести визит на корабль.

Альмансор продолжает оставаться доброжелательным, благосклонным хозяином. Он велит построить хижину, где испанцы смогут хранить товары, отряжает сына, чтобы тот помог соорудить остальные складские помещения для пряностей. Правда, делает он это не бескорыстно, не ограничиваясь присвоенными зеркалами, потерю которых так переживал Пигафетта. Он просит выдать ему пленников и получает их почти всех, в том числе трех женщин. Но султан тут же настаивает еще на одном одолжении. Нужно забить свиней, привезенных на кораблях, потому что он исповедует ислам и ему противен даже вид этих животных. Путешественники по-прежнему сговорчивы, они вполне обойдутся козами и птицей.

Вечером 13 ноября происходит знаменательное событие, еще раз замыкается круг: Афонсу ди Лороза и оставшиеся в живых члены флотилии Магеллана пожимают друг другу руки. Лороза сообщает о пребывании здесь Минезиша, о попытках короля Мануэла удержать флотилию Магеллана подальше от Молуккских островов. Так, у мыса доброй Надежды и у берегов Ла-Платы ее подстерегали португальские военные корабли. Перехватить флотилию не удалось, и Дьогу Лопишу ди Сикейре, уже генерал-капитану «Индийского моря», было приказано оказать ей в его владениях «горячий» прием. К счастью для испанцев, как раз в это время он получил сведения о том, что огромные военно-морские силы турок готовы к походу на Индию. Поэтому он послал в Аденский залив, чтобы преградить дорогу натиску османов, тот быстроходный маневренный корабль, который должен был поджидать Магеллана. К Молуккским островам был послан большой военный корабль с двумя пушечными палубами, чтобы не допустить испанцев на острова. Корабль, однако, вообще не прибыл, наверное, противные ветры вынудили команду повернуть назад. Лороза также рассказывает о группе португальских торговцев и солдат, прибывших сюда на каравелле и двух джонках буквально за несколько дней до испанцев. Джонки сразу поплыли к острову Бачан и были там загружены гвоздикой, в то время как капитан каравеллы собирал сведения о флоте Магеллана. После того как португальцы учинили на Бачане разбой и насилие, их всех перебили, каравелла же спешно уплыла прочь. Таким образом джонки, четыреста бахаров гвоздики и множество всякого товара остались на острове без надзора.

Создается впечатление, что Лороза имеет какие-то собственные виды на брошенное добро, о котором рассказывает. С другой стороны, смерть Сиррана, неопределенность собственного положения, постоянные опасения за свою жизнь и догадки о том, как могут от него избавиться его соотечественники, должны были упрочить его решение переметнуться на испанскую сторону. для испанцев же этот человек, проживший десяток лет на островах Пряностей, прекрасный знаток местных обычаев торговли, был исключительно ценен. Они докучливо уговаривают его перейти к ним на службу, обещают сказочное вознаграждение. Лороза соглашается – едва ли он может предположить, что это решение будет стоить ему головы.

Между тем султану Тидоре доставляет все большее удовольствие демонстрировать местным дружественным ему властителям военную мощь новых союзников. Все чаще просит он, чтобы в честь какого-нибудь островного князя давался салют или проводились показательные бои. Один раз это проводится для раджи острова Хальмахера, другой – для раджи острова Макиан, третий – для раджи Бачана, и при любом удобном случае – в честь Альмансора, великого повелителя и астролога, не угадавшего, однако, на какую карту надо ставить. Но султана нельзя ни в чем упрекнуть. Он лично поехал на Бачан, чтобы доставить на Тидоре брошенную португальцами гвоздику. И все-таки у его гостей на душе скребут кошки. Испанцы видят, как их бывшие пленники бродят по острову и перешептываются с островитянами, им сообщают, что на Тидоре погибли не только Франсишку Сирран, здесь были убиты также три его спутника. Они узнают, что многие советники султана считают его приверженность испанцам глупой затеей и убеждают его избавиться от чужаков. Кажется, что эта неприязнь находит наконец поддержку, когда все пряности были закуплены и готовы к доставке на корабли. По такому поводу, сообщает Альмансор, принято на острове организовывать праздник. И право, неудивительно, что приглашенные, наученные горьким опытом, не испытывают желания покидать каравеллы. Озадаченный султан спешно прибывает на корабль, клянется на Коране, что он их истинный преданный друг, и намерен уже вернуть все подарки. Эспиноса и Элькано успокаивают его, передают наконец знамена и печать императора, о которых так просил султан. По крайней мере от праздника они отвертелись.