Текст книги "Подобно солнцу"

Автор книги: Пауль Вернер Ланге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

А теперь перейдем непосредственно к событиям того плавания. Как сообщается, оно протекает без особых недоразумений, в соответствии с полученными приказами не заходить в пути ни в одну гавань, следовать вдоль северного побережья Явы, далее через моря Флорес и Банда – в Амбон. Здесь Абреу велит водрузить колонну с гербом, какие португальцы оставляли тогда повсюду на вновь открытых землях. Он везет с собой много таких колонн и теперь узнаёт, что совсем рядом находится архипелаг, достойный в значительно большей степени подобного украшения, – острова Банда, единственное в те времена место, где разводили мускатный орех и мацис. Острова эти находятся на расстоянии всего одного дня пути в юго-восточном направлении. Абреу решает незамедлительно двинуться туда, и, таким образом, начинается для Франсишку Сиррана и его команды цепь почти невероятных злоключений, В их корабле боевом трофее со времен второй битвы при Гоа образуется течь, да такая, что команда вынуждена покинуть судно и пересесть на другую каравеллу. Еще никто из них не подозревает, что это только начало всех бед. Позже, уже на островах Банда, Абреу до отказа заполняет трюмы кораблей мускатом и гвоздикой, ему также удается заполучить джонку для Сиррана и его товарищей. Затем принимается решение предоставить разведку Молуккских островов, которые будто бы посетил Вартема, другой эскадре, а самим вернуться в Малакку.

Насколько нам известно, это удалось только кораблю Абреу. сообщения о судьбе команды, руководимой Магальяйншем или Бизагуду, противоречивы и неопределенны. Напротив, значительно более точно описаны приключения, выпавшие на долю Франсишку Сиррана. Новый корабль ему также не приносит удачи – он садится на рифы у пустынных островов Лусипара (Пенью) в море Банда. Сирран и его соратники уже смирились со своей печальной участью, когда остов потерпевшего крушение корабля привлек внимание пиратов, проплывавших мимо. Португальцы сумели вызвать у пиратов сочувствие, и те стали их невольными спасителями.

Потерпевшим крушение португальцам, очутившимся опять на Амбоне, оказывают не только радушный прием, но и делают весьма заманчивые предложения. Враждующие между собой правители островов Тернате и Тидоре, тех самых, где растет гвоздичное дерево, иными словами, «Земли обетованной», приглашают европейцев к себе на службу. Без сомнения, до этих островных владык дошла весть о ратныых победах португальцев, поэтому они сулят чужестранцам полное благополучие и выгоду. Франсишку Сирран решает обосноваться на Тернате. Он поступает на службу к радже острова и благополучно проживает там, пока в 1521 году не становится жертвой отравителя. За восемь лет до своей смерти он передает капитану Миранде ди Азиведу, прибывшему на выручку Сиррана и его товарищей, пачку писем, о которых мы еще услышим.

Остается неясным, как протекает жизнь Фернана ди Магальяйнша после захвата Малакки. Его след появляется снова только 12 июля 1512 года в Лиссабоне. В этот день его имя упомянуто в платежном листе королевского двора. Теперь ему выплачивается ежемесячно 1000 португальских реалов, а также выдается ежедневная норма ячменя. Тогда было принято назначать почетное содержание солдатам и морякам, возвращавшимся со службы в колониях, причем размер такого вознаграждения давал четкое представление о том, как расценивали в придворных кругах того или иного получателя. Уже через четыре недели пенсия Магальяйнша была повышена до 1850 португальских

Путь к свершениям

Характер великих людей заключается в совокупности могучей индивидуальности. возвышаю щей их над своими современниками, с общим духом их времени, который словно воплощен в них самих и на который они оказывают влияние.

Александр Гумбольдт

Целых семь лет Фернан ди Магальяйнш вел образ жизни моряка, солдата, искателя приключений. Ураганы в Индийском океане, морское сражение у диу, кровавые схватки в Момбасе, Гоа и Малакке, лихорадка, лишения, обманутые надежды – все это оставило незаживающие раны. Он убивал и в раннем возрасте познал, что и сам может быть убит; испытал чувства, охватывающие человека во время шторма; узнал, как жестоки бывают люди и что такое одиночество.

Да, трудно представить себе Магальяйнша – человека, и не только потому, что жизнеощущения того времени для нас сокрыты. Нередко он предстает перед нами человеком тщеславным, замкнутым, беспощадным, даже жестоким, особенно по отношению к тем, кто создает какие-нибудь препятствия на его пути. Поскольку он происходит из среды, в которой традиционно воспитывалось представление, что цена человека такова, каковы его дела, он, конечно, относится к тем, кого называют непокорными. Таких людей сторонятся, но у Магальяйнша есть друг, и скоро любимая женщина вверит ему свою жизнь. А его счастливая звезда поставит перед ним такую задачу, для решения которой потребуется в первую очередь характер, а уж затем его способности и возможности.

По-видимому, вернувшись на родину, Магальяйнш не остановился в родовом гнезде в Саброзе, а обосновался в столице, ища общества единомышленников и возможностей проявить себя. Проходит год. Нам неизвестно, как он был проведен. Биографы Магальяйнша предполагают, что он принимал участие в оснащении эскадр, отплывавших в Индию, или совершенствовал свои знания в области навигации, картографии и космографии. Тому нет никаких доказательств. Наверное, он делал и то и другое, всего 0иемногу; возможно, гостил некоторое время у сестры.

Но вот мавры Азамора (сегодня Аземмур в Марокко) восстали и отказались выплачивать дань, которой их обложил еще король Жуан II. Мануэл снаряжает такие военные силы, будто готовится к покорению всей Африки. В Белен стягиваются восемнадцать тысяч солдат, кавалерия из многих сотен всадников. Все они разместятся на четырехстах кораблях. Капитан Магальяйнш не командует ни одной из каравелл, а руководит каким-то менее крупным военным подразделением. После того как 28 августа 1513 года флот подошел к Азамору, дело дошло только до небольшой стычки. А затем защитники города при виде превосходящей силы противника сдались на милость победителя. Значительная часть португальской армии возвращается в ноябре на родину, в городе же остается крепкий, хорошо вооруженный гарнизон. Фернан ди Магальяйнш – среди его членов.

Конные формирования гарнизона были разделены их командиром на небольшие подвижные отряды, которые должны следить, чтобы в округе не скапливались вооруженные группы противников. Похоже, Магальяйнш командует одним из таких кавалерийских отрядов, причем достаточно долго и успешно. В одном из боев он был ранен ударом копья в подколенную впадину, так что остался на всю жизнь хромым. В апреле 1514 года он отражал штурм огромных вооруженных сил мавров, осадивших город. Португальцы смогли тогда одержать победу только ценой громадных потерь и благодаря своей предусмотрительности: они разорили и засыпали все водоемы и колодцы вокруг Азамора.

И снова Магальяйнша повышают в должности. Теперь его назначают командиром куадрильи. Отныне в его полном распоряжении находятся пленные и все захваченные трофеи. Эта должность достаточно выгодна и престижна, таких только два поста в войске. Магальяйнш весьма польщен, но для исправного несения службы ему нужны честные, порядочные ЛЮДИ. Ведь уже после битвы при Азаморе в плен попало более тысячи арабов. за которых надо получить денежный выкуп; приблизительно две тысячи лошадей, верблюдов, скот, а также прочие военные трофеи. Конечно, такой пост предоставляет постоянную возможность к личному обогащению, и тот, кто находится на этом посту, часто вызывает всяческие подозрения.

Не избежал этой участи и Фернан ди Магальяйнш – обвинение в нечестности, видимо, доставило гордому человеку значительно больше мук, чем недавно полученное ранение. Его и второго командира куадрильи обвинили в том, что они для отвода глаз организовали нападение мавров на стадо и позволили угнать четыреста голов скота, а на самом деле получили за скот деньги. В довершение несчастья умирает непосредственный начальник Магальяйнша генерал Минезиш, который ему покровительствовал. Преемник Минезиша не проявляет той благосклонности, и ложно обвиненный Магальяйнш не видит иного выхода из своего бедственного положения, как обратиться в поисках справедливости прямо к королю. Из каких-то тайных соображений или уже до такой степени выведенный из себя, что не думает о последствиях, Магальяйнш отправляется в Португалию, не добившись разрешения своего командира освободить его от службы. И когда Мануэл наконец предоставил ему аудиенцию, он уже знал о своеволии своего подданного. Кстати, монарха не могло расположить в пользу неуклюжего капитана и то, что он излагает не только свою жалобу. но и довольно наивно пользуется случаем, чтобы испросить повышения в чине и увеличения почетной пенсии. Ответ подобающий: Магальяйнш должен вернуться в свои войска только там могут быть сделаны выводы о досадном происшествии.

Нет, король никогда не проявлял снисходительности по отношению к Магальяйншу, ни разу не вынес на его счет справедливого решения.

Когда поборник справедливости возвратился в Африку, начатое против него следствие было прекращено. Совершенно очевидно, что его оклеветали. Однако судебное разбирательство его до такой степени оскорбило, что он подает в отставку и навсегда покидает Африку. На какие средства он будет теперь существовать? Конечно, Магальяйнш задумывается о том, чтобы опять направиться в Индию, возможно, он все еще надеется на великодушие короля. Ведь в результате он оказался невиновен теперь-то уж ему назначат почетную пенсию, достойную ветерана индийских военных походов. И просит-то он самую малость – повысить содержание на двести португальских реалов. Но Мануэл не переносит людей твердого характера. «Король всегда питал к нему отвращение», – сообшает хронист Барруш. Мануэл наотрез отказал просителю, хотя он, безусловно, должен знать, что для капитана Магальяйнша речь идет о большем, нежели об этой смехотворной прибавке. Этот отказ дорого обойдется ему, его преемникам, да и стране вообще.

Повторилась ошибка, которую допустил предшественник Мануэла Жуан II, когда не придал значения словам Колумба. Конечно, можно возразить, что Колумб изложил конкретные предложения, Магальяйнш же, напротив, предстал в роли просителя, какие сотнями осаждают дворец. И действительно, нет ни одного четкого указания на то, что план, осуществления которого позже добился Магальяйнш, уже будучи на испанской службе, был оглашен еще в Португалии. Нет, ошибка Мануэла заключалась совсем в другом. Он не распознал в настойчивом просителе незаурядного, выдающегося человека, которого он легко мог бы сделать своим приверженцем. Фернан ди Магальяйнш совершенно определенно стал бы тогда многообещающим последователем да Ганы, ди Алмейды и ди Албукерки и исправно служил бы до тех пор, пока недоверчивый король в один прекрасный день ве решил бы возiать ему должное. Но обернулось совсем по-другому: очень скоро Мануэл Счастливый отправит вслед изгнаннику наемных убийц, так как его послы ни золотом, ни другими посулами не сумеют склонить Магальяйнша к возвращению на родину.

Опять-таки нет абсолютно однозначных данных о том, как Магальяйнш провел два последующих года названная аудиенция у короля Мануэла, видимо, состоялась в 1515 году. Жуан ди Барруш сообщает, что Магальяйнш искал знакомства с опытными мореходами, изучал морские карты и много занимался проблемой определения географической долготы. Это кое-что проясняет.

Видимо, сложилось так, что как раз после возвращения Магальяйнша из Африки он получает вести от своего друга Франсишку Сиррана, который все еще живет на Тернате, одном из Молуккских островов. Сирран преувеличивает в своих описаниях не только красоту ландшафтов и богатства той области мира, но и ее удаленность от Малакки. И если Магальяйнш не принимал участия в плавании Антониу ди Абреу, теперь он приходит к выводу, что добраться до Молукк можно быстрее, следуя путем на запад, а не на восток, как было принято до сих пор. По современным понятиям это выглядит так: Магальяйнш решил, что острова Пряностей находятся не очень далеко от Южноамериканского континента в Южном море (Тихом океане), открытом в 1513 году испанцем Васко Нуньесом де Бальбоа. Такие размышления могли натолкнуть его еще на одно заключение. На полушарие где, по мнению Сиррана, находятся Молуккские острова, должна претендовать, согласно Тордесильясскому договору, Испания. Португалия эксплуатирует области, которые, собственно, должны быть переданы ее партнерам по договору – Кастилии и Леону! Так вот чем вызван интерес Магальяйнша к знаниям других капитанов, вот почему он изучает и постоянно сравнивает карты, какие только ему удается раздобыть, ломая голову над вопросом, существует ли достаточно надежный способ определения географической долготы. Ведь до сих пор морякам удавалось определять лишь широту. Географическая долгота, которую они прводят, – это не что иное, как пройденная дистанция до мест, долгота которых была заранее вычислена астрономами. Таким образом, тогда было почти невозможно перенести на полушарие, противоположное Европе, демаркационную линию, установленную в Тордесильясе.

Как-то ВО время своих изысканий Магальяйнш встретился с астрологом и космографом Руем Фалейру. Эти двое дополняют друг друга. Одаренный Фалейру, с тяжелым характером и немного не от мира сего, думал, что его недооценили, и тоже попал в немилость. Он обладает обширными математическими знаниями, которых недостает его партнеру, и даже считает, что нашел новый Способ определения географической долготы. А то, что этот Способ ничуть не лучше других, существовавших в то время, Магальяйнш не в состоянии установить. Кажется, он, наконец, обрел уверенность в осуществимости своего плана; правда, он еще не знает, будет ли претворять свои намерения в жизнь под португальским или под испанским флагом. Магальяйнш пишет Сиррану, что скоро навестит его, «если не из Португалии, то через Испанию.

Итак, если расчеты его и Фалейру верны, португальские корабли смогут, следуя на запад, быстрее добраться до Молукк, чем по принятому маршруту через Восточную Индию. Возможно, именно поэтому он еще надеется на покровителей в собственной стране. Португальцы же, рассмотрев план Магальяйиша, нашли его весьма спорным. Как можно, например, воспрепятствовать тому, что испанцы вздумают однажды проследовать путем, проложенным португальцами, и затем обнаружат, что они и есть правомерные хозяева Молуккских островов? Возможно, идея этого хромого капитана, в самом деле, грандиозна, но для поделенного мира она не годится.

Есть еще одно препятствие: Америка. Где тот пролив, через который можно проникнуть в Южное море? В 1501–1502 годах Америго Веспуччи, находясь на португальской службе, плавал к Южноамериканскому побережью и достиг приблизительно 52 южной широты, но так и не заметил прохода на запад. Затем в 1503 году флот под командованием Гонсалу Коэльу и его первого кормчего Кристована Жакиша направился на исследование ЮЖНОЙ части континента, которую продолжали считать восточной оконечностью Азии. Тем же курсом, что и Коэльу, проследовали в 1506 году Вашку Галлегу ди Карвальу и Жуан ди Лишбоа. два корабля из этой экспедиции они, видимо, были оснащены на собственный страх и риск торговым домом де Аро, имевшим влияние и в Испании, и в Португалии, – вернулись назад с примечательными сведениями. Их плавание в «страну Бразилия> так описано в печатном листке, вышедшем в свет в 1507 году в Аугсбурге:

«И когда они попали в климат и местность, лежащую на 40°южной широты, то нашли Бразилию на некоем мысе, то есть на выступе или оконечности суши, врезающемся в море. Они поплыли вдоль этого выступа и обогнули его. И, обогнув его, как сообщается, они уже стали плыть или следовать в северо-западном направлении. Но непогода так разбушевалась, а ветер был так силен, что они не могли больше ни плыть, ни продвигаться вперед… Пилот (это кормчий или лоцман), который правил тем кораблем, – мой хороший знакомый, даже друг. Он самый умелый и знаменитый из всех, какие только есть у португальского короля. Он бывал уже во многих плаваниях в Индию, и он мне теперь рассказал, что думает, что этот мыс Бразилия – начало земли Бразилия и что оттуда не более шестисот миль до Малакки. И он считает, что этот путь или дорога из Лиссабона в Малакку и обратно принесет королю Португалии в торговле пряностями большую пользу. Они пришли также к выводу, что земли страны Бразилия простираются очень далеко, до самой Малакки…»

Текст – кстати, в целом он очень подходит для того, чтобы начать строить всякие домыслы по поводу плаваний, предшествовавших открытию пролива Магелланом, – процитирован здесь почти полностью, чтобы показать, каковы были побудительные мотивы исследовательских морских путешествий, – мотивы, определившие ход Великих географических открытий. Пусть остается нерешенным вопрос, обнаружил ли «лоцман и хороший друг» автора того листка залив Сан-Матиас, который находится приблизительно на приведенной широте, или что-нибудь еще. Бросается в глаза другое – какое большое значение придавалось короткому морскому пути на полуостров Малакка. Без сомнения, королю Португалии была бы «большая польза», если бы был найден такой маршрут. Неимоверное преуменьшение расстояния от южноамериканской бухты или пролива до Малакки (600 миль) характерно для представлений того времени, так же как и убеждение, которое скоро будет развеяно, что Бразилия и соседние с ней земельные пространства простираются до самой Малакки, а значит, являются частью Восточной Азии.

Не может быть двух мнений о том, что идея Магальяйнша базировалась на представлениях, возникших задолго до него и уже Колумба наделивших мужеством для деяния. Снова и снова стремятся найти дальний Восток на Западе, все еще полагая, что дальний Восток находится значительно ближе, чем на самом деле. Сообщения Сиррана лишь направили это стремление на конкретный, особо притягательный объект. Никогда Магальяйнш и его доверители не имели намерения обогнуть Землю и окончательно доказать ее шарообразную форму, равно как никогда Колумб не ставил перед собой цель открыть неизвестный континент. Оба по заданию Испании искали лишь доступ к азиатским богатствам, находящимся вне сферы, на которую распространялась прерогатива Португалии.

Остается все-таки невыясненным вопрос, как должен быть пре одолен гигантский барьер, стоящий на пути осуществления эти планов, каким является Южноамериканский континент. То был испанская проблема. Как утверждал Веспуччи, португальцы еще во время экспедиции Коэльу (1503) предприняли попытку отыскать западный путь в Азию. Но потом они, кажется, утратили к этому интерес. У них были их Индия и их проверенный маршрут Испания же, напротив, вынуждена была с течением времени признать, что Колумб преподнес ей вовсе не Восточную Азию, н. поиски которой был послан. И не только Веспуччи (с 1505 год опять на службе у Испании, спустя три года главный кормчий империи) пытался убедить в этом испанских монархов. Ведь уже в 1507 году эта идея получила широкое распространение среди специалистов, по крайней мере, настолько, что немецкий географ Мартин Вальдзеемюллер (около 1480–1521) предлагает назвать Америкой часть суши, считавшейся восточной оконечностью Азии. Поэтому Испания старается продвинуться в западном направлении, ищет проход в «Золотой Херсонес» богатый золотом полуостров Малакка, о котором сообщал когда-то Марко Поло14. В 1505 году намерение найти пролив, сопровождаемое яростными протестами из Португалии, было официально подтверждено, когда в Севилье стал снаряжаться флот для «открытия земель, где растут пряности». Но в конце концов этому флоту было найдено другое применение. Спустя три года Висенте Яньес Пинсон, первооткрыватель Бразилии, и Хуан Диас де Солис получили задание отыскать вожделенный пролив. Оба мореплавателя добрались в 1509 году до окрестностей Ла-Платы; пролив они так и не нашли.

После того как Нуньес де Бальбоа в 1513 году открыл Тихий океан, ожили надежды, что южная часть Нового Света походит своими очертаниями на Африку, значит, ее можно обогнуть. В 1515 году Солис был послан еще раз на поиски пролива или оконечности суши, затем он должен был проследовать вдоль западных берегов Нового Света до Панамского перешейка, после чего продолжить плавание в направлении островов Пряностей на расстояние в 1700 лиг (5100 морских миль), что соответствовало границе сфер интересов, установленной в Тордесильясе.

Надежда на то, что Америка не простирается непрерывно до полюса, а имеет проходы, подогревалась в равной степени и мореплавателями, и картографами. Например, соратники Солиса – их главнокомандующий был убит воинственными индейцами вместе с полусотней сопровождавших его на берег людей – вернулись на родину с вестью, что заходили в искомый пролив. Сегодня мы знаем, что это было могучее устье реки Ла-Платы, которое они ошибочно приняли за проход, ведущий на Запад. достаточно обольщающее впечатление должна была произвести только ЧТО здесь процитированная «Копия последних известий из страны Бразилия>, опубликованная за восемь-девять лет до того. По-видимому, все карты того времени, которые показывали судоходный проход на юге Америки, в целом были сделаны под большим или меньшим впечатлением от этой «Копии». Такие волнующие изображения, увидевшие свет до плавания Магальяйнша, мы найдем на картах Глареана (1510), Людовика Буланже (1514), Леонардо да Винчи (1515) и на первом глобусе Иоганна Шёнера (1515).

Особенно отчетливо прослеживается влияние «Копии> на Иоганна Шёнера (1477–1547). Математик из Нюрнберга употреблял, например, в трактате по географии, появившемся в свет тоже в 1515 году, выражения и факты, заимствованные из этого печатного листка. Правда, он изобразил пролив по необъяснимым причинам не на сороковом, как сообщает «Копия», а на сорок пятом градусе южной широты.

Итак, становится очевидным: когда Фернан ди Магальяйнш задумывается над наиболее удобной морской дорогой к островам Пряностей, идея эта уже определенное время витает в воздухе. Имеются карты, подтверждающие правильность его замысла, другие мореплаватели уже прошли часть предстоящего пути, пускай и безрезультатно. Теперь нужен только человек, непоколебимый и сведущий, который сумеет держать свои команды в стальных тисках полного повиновения и целеустремленно проследует вдоль южноамериканского побережья. Если пролив существует, он найдет его.

Определенно уже в 1515, самое позднее в 1516 году Магальяйнш узнает об экспедиции Хуана Диаса де Солиса и понимает, что надо воспользоваться благоприятным моментом. Он еще раз предстает перед королем и испрашивает позволения направиться туда, где его службу оценят. Мануэл отвечает, что он может делать все, что ему заблагорассудится, и не удостаивает просителя своей руки. И вот однажды, в период между описанной аудиенцией и октябрем 1517 года, Фернан ди Магальяйнш, согласно заведенному тогда укладу, публично отказывается от подданства португальскому королю. 20 октября 1517 года он прибывает в Севилью и отныне именует себя Фернан де Магальянес, или Магеллан. Конечно, он приехал в Испанию не с теми намерениями, какие приписывают ему с тех пор португальские националисты: будто бы он, горя жаждой отмщения, перебрался в Испанию, чтобы, будучи вооруженным тайными знаниями, которые почерпнул в архиве карт Мануэла, открыть для испанцев заднюю дверь в азиатскую империю Португалии. Переход на службу к другому государю не считался зазорным. Поэтому Магеллан покидает Португалию не один, а в сопровождении некоторых моряков, желающих впредь плавать под испанским флагом. И встречают его не чужие люди, а соотечественники.

Его новая родина тоже притягательная страна, в которой гражданскую активность определяло биение пульса городов. Особенно это можно отнести к Севилье. В первой половине ХУI века местная текстильная индустрия дает там работу не менее чем 130 тысячам человек. Этот город – излюбленное место для контор северо-итальянских банков и торговых домов, пожинающих здесь, как и в Португалии, прибыли от своих дукатов; Севилья, таким образом, была экономическим центром Испании. Наряду с мануфактурами, где ткут шелковые ткани и платки, большую часть продукции производят мыловары и гончары. Естественно, что город имеет право на чеканку монет. Процветающее ремесленное производство в Севилье, так же как оружейное дело в Толедо и кораблестроение в Астурии и Стране Басков, постоянно стимулируются потребностями колоний. С 1492 года Испания активно основывает их в Новом Свете. Это, прежде всего, относится к родам деятельности, связанным с мореплаванием. С тех пор как Фердинанд III (1119–1252) завоевал бывшую мавританскую крепость Севилью, призвал в страну иностранных купцов и всячески поощрял морскую торговлю. город стал перекрестком дорог для тех, кто с денежной сумой или компасом, с конторской книгой или градштоком 5 был готов прокладывать новые пути. Пути. выбор которых определялся деньгами – этим утренним светилом на небосводе меркнущего, уходящего общественного строя.

Нечто похожее мы встретили в кратком экскурсе по истории Португалии. Действительно, история Испании и Португалии имеет много общих черт. Области, сегодня объединяющие современную Испанию, тоже были YIII веке завоеваны арабскими полчищами. Свободными от захватчиков оставались только Астурия, Страна Басков и часть Галисии. И в Испании завоеванные земли с течением времени распались на эмираты и халифаты, где буйно развивались средневековая экономика и культура. Каждый знает сказочную Альгамбру, многим известно, что в мавританских университетах на испанской земле уже в XII веке сообщались знания о шарообразной форме нашей планеты. Столетия ощущалось влияние, которое оказали на экономику страны мавританская культура орошаемого земледелия, а также разведение мериносных овец и гусениц шелкопряда. Торговая деятельность той эпохи достаточно образно может быть проиллюстрирована хотя бы тем, ЧТО в Х веке купцы из Кордовы путешествовали в Саксонию и Мекленбург. (Легко заметить, как проблематично понятие «эпоха Великих географических открытий», употребляемое и в нашем повествовании. Его надо рассматривать в широком смысле всемирно-исторического развития. Например, наши знания о восточных славянах и их влиянии на германскую историю были бы куда бед– нее, если бы некий Ибн Якуб из Кордовы не разыскивал на побережье Балтийского моря янтарь и не похищал светловолосых людей, чтобы продать их в рабство.)

В ходе реконкисты, так же как и в Португалии, ковалась судьба будущего испанского государства. Начавшаяся еще в УIII веке реконкиста благоприятствовала всем слоям населения. дворянство из политических соображений стремилось к непрекращающемуся захвату новых земель. Крестьянство в ходе освоения новых земель жаждало получить свободу. Городское население имело прямую выгоду, одевая и вооружая войска, а сами города приобрели огромное стратегическое значение, так как благодаря крепостным стенам превратились в хорошо защищенные цитадели. духовенство, бывшее идеологом реконкисты, обретало серьезную экономическую силу, получая в дар от королей большие земельные Наделы. Королевская же власть, то есть сильное централизованное управление, стала необходимым условием ведения победоносных освободительных войн с маврами. Корона, власть которой все поддерживали, чтобы победить и не быть обманутой другими участниками реконкисты, все-таки подвергалась со всех сторон нападкам и раздиралась противоречиями. Крестьяне взывали к помощи короны в борьбе со злоупотреблениями дворянства, города упорно добивались привилегий и самоуправления. духовенство и дворянство не отступались от уже дарованных и настаивали на новых правах, милостях и преимуществах.

И лишь в период правления Изабеллы Кастильской (1474–1504) и Фердинанда Арагонского (1479–1516), после того как благодаря их браку (1469) Испания почти приобрела современные очертания, удалось окончательно преодолеть феодальную раздробленность и вырвать власть из рук высокородной знати. Разумеется, что и в период правления Изабеллы и Фердинанда возникали социальные конфликты и критические ситуации в экономике. Точно так же как в соседней Португалии, крестьяне находились на разных стадиях феодальной зависимости. В Арагоне крестьяне были крепостными, в Каталонии в первой – второй третях ХУ столетия поднимали восстание и отвоевали себе кое-какие права, в Кастилии они были свободными поселенцами. Но все они страдали от высоких налогов, начиная с 1510 года регулярно взимаемых, так что немало крестьян становилось жертвами ростовщиков и превращалось в разбойников с большой дороги. Мёста 16– соглашение об объединении богатейших помещиков, разводивших овец, поддерживаемое королевским домом, – привела к тому, что ранее арендуемые земли были превращены в пастбища и крестьяне-арендаторы без всякого сожаления согнаны с насиженных мест. Испанское сельское хозяйство было недостаточно производительным и зависело от ввоза зерна. Исключение составляли южные районы, где крещеные потомки мавров (мориски) выращивали орошаемые культуры и получали богатые урожаи. И хотя уже полностью сложилось сильное централизованное государство, большие привилегии духовенства и дворянства препятствовали едва начавшемуся капиталистическому развитию, которое по сравнению с другими европейскими странами значительно отставало.

Огромный вред наносили представления, возникшие и упрочившиеся в ходе реконкисты: закоснелая религиозная нетерпимость и пренебрежение к культуре других народов. В результате в 1492, 1499, 1502 годах Изабелла и Фердинанд выслали из страны морисков и не перешедших в христианство евреев. Испания тогда потеряла многих лучших ученых, художников, купцов, самых умелых земледельцев и ремесленников. После того как в 1492 году было покончено с последним мавританским эмиратом на испанской земле, Гранадой, а затем страну захлестнул поток золота и серебра из американских колоний, испанские владыки ощутили себя сильными, как никогда. И не ведали они, что все то золото только протекает через страну, оседая в сундуках тех, кто во Фландрии, Франции, Англии и Германии занимался производством в массовых количествах всего того, чего не могла дать чахнущая испанская промышленность. Испанский «золотой век» при всем его блеске нес на себе печать вырождения. Оживленная деятельность в севильских банках, единодушное стремление всех сословий вести охоту за богатствами этого мира и на волнах, и на дальних берегах уже не отвечали приметам времени. Оно теперь принадлежало фламандскому мануфактурщику и владельцу немецких рудников, а не странствующему идальго. Однако нельзя умалчивать что именно идальго был тем, кто соединил экономические артерии Европы с серебряными копями Потоси и рощами 0здичного дерева на Тернате.