Текст книги "Новости о господине Белло"
Автор книги: Пауль Маар
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
И всё-таки, несмотря на общую подавленность, мне было интересно ещё кое-что узнать.
– А что стало с Бьянкой? – спросил я.
– Она первое время оставалась у нас в семье. Я хорошо помню эту девушку. В некотором смысле её воспитывали вместе с моим братом. Ведь ей надо было сперва научиться вести себя как человек. Но потом действие сока ослабло и она превратилась обратно в собаку.
– Прямо как Белло, – сказал я. – А потом?
– Моя мама считала, что Бьянка должна оставаться собакой, как и было до эксперимента. Но папе она успела понравиться как человек. Бутыль с голубым соком так и стояла у него в лаборатории. Он снова дал Бьянке этой микстуры, и она опять стала человеком. Потом она ещё пожила у нас, но мама продолжала противиться, она настаивала, чтобы Бьянка жила отдельно. Думаю, ревновала отца к миловидной девушке. У нас был садовый домик, на реке, знаешь, где шлюз. Папа стал ежемесячно выдавать Бьянке небольшую сумму и поселил её в этом доме. И отдал ей остатки голубого сока. Так что она могла пить его понемногу, когда чувствовала, что близится превращение.
– А когда она почувствовала, что жить осталось недолго, то подарила остатки сока моему папе. Потому что думала, что это его дедушка сделал из неё человека, – закончил я. – Не могла же она знать, что на самом деле сок изобрёл Мельхиор. Теперь я всё понял.
– Господин Белло тоже теперь всё понял, – сказал господин Белло.
Дядя Астор встал с кресла.
– Что ты мне давеча предлагал? – спросил он.
– Когда? – переспросил я. Я не понимал, куда он клонит.
– Разве ты не говорил, что твой папа страшно обрадуется?
– Ах вот ты о чём! Конечно, обрадуется, ещё как! Ты правда хочешь пойти с нами в Львиный переулок?
– Ну рано или поздно всё равно пришлось бы пересилить свои страхи. Думаю, сейчас самое время! – сказал он.
Он снова надел парик, потом пальто, и мы втроём отправились в аптеку.
У нашего дома я попросил дядю Астора:
– Подожди меня здесь, ладно? Совсем недолго! Вот папа удивится…
Он кивнул, но, видно, чувствовал себя не очень уверенно, потому что достал из кармана тёмные очки и надел их.
Я вошёл в аптеку. Тут-то папа и удивился.
– У вас что, отменили какой-нибудь урок? Как это ты уже пришёл из школы?
– Я пришёл не из школы, и я пришёл не один, – ответил я. – Со мной ещё кое-кто.
– Господин Белло, – сказал он.
– Он поджидает на улице, но я имею в виду не его. Со мной пришёл кое-кто, кого ты точно не ждал.
Папа так загорелся, что даже не спросил, почему я не был в школе.
– Кто же это? – недоумевал он. – Ну говори! Приведи его!
Дядя Астор вошёл в сопровождении господина Белло, и прошло несколько секунд, пока папа сообразил, кто же это перед ним. Он узнал дядю Астора, только когда тот снял тёмные очки.
– Дядя Астор? Неужели? – воскликнул он, выбежал из-за прилавка, и они обнялись. – Наконец-то видимся в нормальных обстоятельствах. Как хорошо, что ты зашёл!
– Да, хорошо, – ответил дядя Астор. Он шумно высморкался. Мне показалось, он хотел скрыть, что прослезился от радости. – Правда, как хорошо. Давно пора было!
Потом он прошёл по залу, нежно всматриваясь в обстановку.
– Моя старая аптека! – приговаривал он. – Сколько же лет я её не видел? Двадцать четыре года? Или двадцать шесть? Я уж и не помню. А выглядит всё точно так же, как раньше: ящики с эмалированными табличками, фарфоровые банки, надписи старинным шрифтом… Красота! Хорошо, что вы ничего не поменяли.
– Хорошо-то хорошо, но есть и минусы, – сказал папа. – Не все покупатели могут это оценить. Многие предпочитают современные аптеки, модные. Может, они думают, что лекарства тут такие же старые, как мебель и посуда. Дела идут не очень. Я даже помощника нанять не могу, целыми днями сам стою за прилавком. Но всё равно, на сегодня хватит. В честь такого гостя. Давайте поднимемся к нам и отметим встречу!
Папа повесил на стеклянную дверь табличку «Временно закрыто», запер аптеку, и мы вчетвером отправились домой.
Потайной ящик
Вечером пришла с работы Верена, а папа и дядя Астор к этому времени пришли в самое благодушное настроение.
– Врени, иди к нам, поздоровайся с нашим гостем! – прокричал ей папа из гостиной.
Верена нерешительно протянула руку дяде Астору и спросила:
– Мы с вами знакомы?
– Пока нет, – ответил дядя Астор, – но я рад познакомиться с подругой моего племянника. Очень приятно, Астор Штернхайм, более известный как Гастон Провервиль.
– A-a-a… Так, значит, вы и есть дядя Астор, – протянула Верена.
– Так как я старше вас, то имею право предложить: давай перейдём на ты, – предложил дядя Астор. – Привет, Верена!
– Привет, Астор, – согласилась она.
Господин Белло дотронулся до Верениного плеча и начал такой разговор:
– Знаешь, дядя Астор и правда скользкий, но не весь, а на голове, если снимет…
Больше он ничего не успел сказать, потому что я схватил его за рукав и незаметно увёл в сторону. Просто повезло, что дядюшка и Верена так увлеклись знакомством, что не обратили внимания на господина Белло. А то бы он точно заложил Верену, пересказав дяде Астору её намёки про «скользкого типа», с которым она не хотела бы встретиться.
Верена потом выходила ещё раз – покупать продукты нам всем на ужин. А когда вернулась, начался прямо конкурс поваров.
Трое взрослых толклись в нашей маленькой кухне. Папа готовил тыквенный суп с поджаренными тыквенными семечками, Верена – второе (ризотто с овощами и тунцом), а дядя Астор взял на себя салат и десерт (крем-брюле).
Потом мы ужинали. Господин Белло старался есть как можно аккуратнее – как человек, честно зачерпывал суп ложкой и не делал попыток лакать прямо из тарелки. Но, кажется, еда доставляла ему гораздо меньше радости, чем обычно. Это заметил даже папа.
– У господина Белло сегодня нет аппетита? – спросил он. Господин Белло молча пожал плечами и помешал ложкой в супе.
– Ему грустно, – объяснил я папе. – Да и мне, в общем, тоже. Но раз у нас в гостях дядя Астор, лучше я пока не буду об этом думать.
– А почему вам грустно? – поинтересовался папа.
– Ты ещё даже не спросил меня, зачем мы ходили к дяде Астору, – начал я и рассказал ему всё – о дневнике и о том, что узнали мы с господином Белло: микстуру для превращений изобрёл не папин дедушка, а некий Мельхиор. А ещё о том, что рецепта голубой микстуры в дневнике не было, а значит, пропала надежда оттянуть обратное превращение господина Белло.
Папа с Вереной внимательно слушали.
– Жаль, очень жаль, – сказал папа.
По его голосу я понял, что он говорит искренне.
– А про Мельхиора совсем ничего не известно? – спросила Верена.
– Абсолютно, – ответил дядя Астор. – Мы не знаем даже его фамилию.
– Как ты думаешь, он ещё жив? – спросил я.
– А почему тебя это интересует? Ты что, хочешь к нему съездить, что ли, спросить рецепт? – сказал папа.
– Да, конечно! – воскликнул я.
– Совершенно взбалмошная идея, – сказал папа.
– Взбалмошная идея – это значит хорошая? – поинтересовался господин Белло, который не знал этого слова.
– Нет, как раз наоборот, – пояснила Верена, – он имеет в виду – безумная идея.
– А почему Максу нельзя спросить господина Мельхиора про рецепт? Папа Штернхайм не хочет, чтобы господин Белло оставался чевекком? – не унимался господин Белло.
– Как Макс будет спрашивать про рецепт, если он не знает, во-первых, какая у Мельхиора фамилия, во-вторых, где он живёт и, наконец, вообще жив ли он! – ответил папа.
– А, кстати, сколько лет ему сейчас может быть?
Дядя Астор задумался.
– Когда он уезжал, я был ещё мальчиком. Мне было, пожалуй, лет десять. В папином дневнике написано, что Мельхиору было восемнадцать, когда он приехал. Значит, сейчас ему уже, скорее всего, под восемьдесят.
– Если он вообще жив, – ввернул папа.
– Да-да, – отозвался дядя Астор и протянул Верене тарелку, чтобы она положила ему ризотто.
Но я не сдавался.
– Многие доживают и до восьмидесяти, и даже до девяноста лет.
– А некоторые и до ста, – сказал папа. – Но это совершенно не проясняет, какая фамилия у Мельхиора.
Дядя Астор замер с вилкой на весу.
– А нельзя посмотреть фамилию в старом аптечном журнале дежурств? – спросил он папу. – Отец с Мельхиором всегда записывали, когда кто дежурит. Вдруг Мельхиор писал свою фамилию?
– В журнале дежурств? – удивился папа. – В каком ещё журнале дежурств? У себя в аптеке я такого не видел. Мне-то записываться не надо, кроме меня всё равно никто не работает.
– Кажется, я догадываюсь, где он может быть, – сказал дядя Астор. – Брезжит кое-что в памяти.
– Брызжет? – переспросил господин Белло.
– Да, и довольно неприятно. Журнал дежурств надо было как следует спрятать, а то он попал бы в лапы полиции. Значит, когда я уезжал, я или прихватил его с собой…
– Или? – с нетерпением спросил я.
– Или он так и лежит в аптеке, в моём тайнике, – закончил дядя Астор.
– А мы не можем его поискать? – спросил я.
Господин Белло выскочил из-за стола и сказал:
– Господин Белло хорррошо умеет искать. Господин Белло умеет нюхать. У господина Белло хороший нюх.
– Сядь, пожалуйста, – остановил его папа. – Ты же не знаешь, как пахнет журнал дежурств. Сначала мы поедим. А потом посмотрим.
– Ладно, давайте продолжим ужин, – сказал дядя Астор. – Но потом я ещё раз спущусь в аптеку. Надо это выяснить.
– Да, выясни! – не унимался господин Белло и с большим аппетитом в несколько глотков прикончил свой суп.
Позже, после десерта, дядя Астор спустился по чёрной лестнице в аптеку – и не один. Мы все присоединились к нему. Всем не терпелось узнать, что он сможет выяснить.
В аптеке дядя Астор зашёл за прилавок и постоял там, уставившись на огромный аптечный шкаф во всю стену – он наполовину состоял из полированных выдвижных ящиков вишнёвого дерева. Этот шкаф я видел чуть ли не каждый день, но теперь смотрел на него, так сказать, глазами дяди Астора и пытался понять, что он выискивает. В основании – четыре ряда ящиков, один над другим. В каждом ряду по семь ящиков. Всего получалось двадцать восемь, тут я впервые их сосчитал. А над ними – открытые полки, заставленные фарфоровыми банками.
Все ящики были подписаны на латыни. Наверное, дядя Астор читал надписи, потому что он смотрел на ящики уже очень долго.
– Какое у меня было число? – спросил он, говоря сам с собой. – Не могу же я вынимать все подряд. Это работа на два часа…
– Ты хочешь выдвинуть все ящики? – спросил я. – Да на это уйдёт от силы минут десять. Хочешь, я тебе помогу?
– Тсс! – сказал он. – Дай подумать. Какое же у меня было число? Сорок три? Да, вполне возможно, что сорок три!
– Чего сорок три? – не понял папа.
– Это я так запоминаю, – объяснил дядя Астор. – Сорок три, то есть четыре и три. На четыре ящика вправо, на три вниз.
Он начал отсчитывать ящики слева направо.
– Раз, два, три, четыре. И отсюда три ящика вниз. Это и будет нужный.
Он не просто выдвинул его, а целиком вытащил из шкафа и поставил на пол. Потом сунул руку в проём от ящика и стал там шарить.
– Ничего нет, – разочарованно произнёс он.
– Астор, а что ты там ищешь? – спросила Верена.
Но дядя Астор её не слушал.
– А может быть, и семьдесят три, – сказал он, отсчитал семь ящиков в верхнем ряду, потом три вниз и дошёл до ящика с эмалированной табличкой «Rhiz. calami».
Он вытащил из шкафа и его. Теперь, когда ящики стояли рядом на полу, мы увидели, что второй ящик заметно короче. Папа наверняка не замечал этого, потому что обычно ящики выдвигают не полностью: выдвинул, взял содержимое и задвинул.
Дядя Астор встал на колени и заглянул в проём.
– Тот самый! – воскликнул он, сунул руку и вынул по очереди голубую книжечку, маленькую открытую коробочку с ампулами и шприц. Такой старинный стеклянный шприц с двумя железными ручками в торце.
– Что это? Откуда это старьё? – спросил папа.
Дядя Астор смутился.
– Это мой тайник. Ещё с тех пор как я работал в аптеке, – и он протянул папе ампулы и шприц. – Буду тебе признателен, если ты это выбросишь. Я даже прикасаться к этому больше не хочу.
Папа поднёс одну ампулу к глазам, медленно прочёл мелкую надпись и сказал:
– Вообще-то дорогая вещь, жалко выбрасывать, но, увы, срок годности истёк примерно девять тысяч дней назад.
– А что это? – спросила Верена.
– Да так, кое-что медицинское, – уклончиво ответил папа, достал из кармана брюк маленький ключик, отпер стенной шкафчик, убрал в него шприц и ампулы и снова запер, даже на два оборота, а ключ положил в карман.
Гораздо больше, чем ампулы, меня интересовала книга, которую дядя Астор продолжал держать в руке.
– Это и есть журнал дежурств? – спросил я. – Что там написано?
Дядя Астор положил книгу на прилавок и полистал её. Я попробовал смотреть ему через плечо. Господин Белло тоже втиснулся между нами и стал заглядывать в книгу, хотя он даже не умел читать.
– Хм, – только и сказал дядя Астор, переворачивая страницы. – Тут написано то «Штрнх.», то «Млх.», по очереди, и наверняка это значит «Штернхайм» и «Мельхиор», я даже не сомневаюсь.
Он полистал книжку с конца.
– Может, нам повезёт: вдруг вначале, когда Мельхиор был ещё новичком и не таким близким помощником папы, он записывал и фамилию?
– Будем надеяться, – сказал я.
– Вот! Что я говорил? – закричал он, долистав почти до первой страницы.
– Что ты говорил? – спросил господин Белло.
– Прочти, пожалуйста, вслух, – попросил я.
– Вот, смотрите, написано: «Утро с 9 ч. до 12.30 Штрнх., вечер с 14 ч. до 17.30 Лхтбл.». Это то, что надо! С утра дежурил отец, а после обеда – Мельхиор Лхтбл. Что бы это могло значить… Какую фамилию можно так сократить? Лхтбл. Может, Лихтблау?
– Лихтблау? – удивился папа. – Верена-то тут при чём?
Дядя Астор смотрел на папу и ничего не понимал.
– А почему ты подумал про Верену? – в свою очередь удивился он.
– Ну да… Ты же не знаешь её фамилии. Потому что её зовут Верена Лихтблау!
Семья Лихтблау
– Если сокращение в журнале и правда означает «Лихтблау» (хотя как мы это узнаем?), то пора и тебе рассказать наконец о своей семье, – обратился папа к Верене, когда мы опять расселись в гостиной. – Я так мало знаю о твоих родственниках. Фамилия Лихтблау встречается довольно редко. У вас в семье есть какой-нибудь Мельхиор?
Верена задумалась. А потом сказала:
– Да. У нас в самом деле есть Мельхиор. Помню, мы виделись в детстве, ещё когда был жив мой отец.
– Мельхиор?! – воскликнул я. – Мельхиор Лихтблау?
– Вот это совпадение! – в свою очередь воскликнул дядя Астор. – Она знает Мельхиора! Как он там поживает? Вернее, как поживал, когда ты его видела? Всё такой же, с длинными кудрявыми волосами и в круглых очках?
Папа смотрел на Верену в полном недоумении.
– Невероятное совпадение, – согласился он. – Значит, семьи Лихтблау и Штернхайм знакомы, так сказать, не один десяток лет. Задолго до того, как познакомились мы с тобой, один твой родственник уже работал в нашей аптеке, проводил с моим дедом Эдмундом эти странные опыты и в конце концов изобрёл чудесное средство.
– Нет, средство изобрёл не он, – ответила Верена.
– Не он? Но в дневнике прадедушки Эдмунда написано, что это Мельхиор получил голубую жидкость и что только он знает рецепт! – сказал я.
Господин Белло подтвердил кивая.
– Да, так там написано.
– И всё-таки это не он изобрёл голубую микстуру, – настаивала Верена.
– Но почему? Откуда ты знаешь? – спросил папа.
– Потому что Мельхиор Лихтблау, которого видела я, совсем молодой человек, ему сейчас лет двадцать восемь, не больше, – объяснила Верена. – Не мог же он превратить собаку в симпатичную женщину шестьдесят лет назад?
– Да-а, тогда не мог, – разочарованно протянул я.
– Тогда не мо-ог, – протянул господин Белло. Это прозвучало как эхо.
– Имя Мельхиор, прямо скажем, нечасто встретишь. Может быть, в твоей семье оно почему-то было в ходу? Может быть, этого молодого человека назвали в честь деда или дядюшки? – обратился к Верене дядя Астор.
– Не знаю, – ответила Верена, – он родственник со стороны отца, а ту семью я почти не знаю, мы не общаемся.
– И ты мне о них никогда не рассказывала, – сказал папа.
– Могу рассказать, почему так получилось, – ответила Верена. – Мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне было восемь лет. А моему брату Георгу – десять. Не прошло и года, как мама, опять вышла замуж, за моего отчима, Шмиттке. Так что у мамы фамилия не Лихтблау, а Шмиттке.
– Вот как. Он что, владелец автосалона Шмиттке на улице герцога Максимилиана? – спросил папа.
– Да, это его фирма, – подтвердила Верена.
– Папа, не приставай с автосалоном, – нетерпеливо влез я. – Верена, что было дальше?
– Мы с Георгом обиделись на маму за то, что она так быстро забыла папу и вышла замуж, – продолжила Верена. – Она велела нам называть её мужа папой, но я не могла этого произнести. Георг тоже. Мы называли его «дядя Шмиттке».
– Вполне тебя понимаю, – сказал папа.
Тогда Верена обратилась прямо к нему:
– Так что, представь себе, в новой семье Шмиттке старались вообще не упоминать о папиных родственниках. Штерни, я практически ничего не знаю о семье Лихтблау.
– А твой старший брат? Может, он знает больше? – спросил дядя Астор. – Нельзя у него разузнать?
– Не так-то это просто, – сказала Верена. – Он эмигрировал в Австралию и работает в Аделаиде в медицинской лаборатории – он же химик.
– В лаборатории? Прямо как Мельхиор! – воскликнул я.
– Но телефон-то у него, наверно, есть, – сказал папа. – Можно ведь позвонить и спросить, слышал ли он что-нибудь о Мельхиоре Лихтблау, которому сейчас должно быть под восемьдесят. Давай я принесу тебе телефон. Ты помнишь номер наизусть?
Теперь сыщик проснулся и в папе. Он, как и мы с господином Белло, захотел поскорее выяснить, жив ли тот Мельхиор. Я обрадовался. Ещё полчаса назад папа говорил, что разыскивать Мельхиора – взбалмошная идея.
Тем временем Верена вышла из комнаты, а потом вернулась с записной книжкой.
– Код Австралии – ноль-ноль-шесть-один, – сообщила она, набирая длиннющий номер и прижимая к уху трубку.
Мы все замерли и ждали.
– Георг, привет, это я, Верена! – Потом она слушала, что ей говорил брат. – Нет-нет, ничего важного. Ничего не случилось!.. Ах да, извини! Я не подумала. Прости! Да-да, само собой, – сказала она. – Пока! – и положила трубку.
– Что такое? – спросил папа.
– Почему ты сразу повесила трубку? – спросил я.
– Куда повесила? – спросил господин Белло.
Дядя Астор засмеялся:
– Кажется, я понял. Мы забыли про разницу во времени, – пояснил он.
– Да, Георг толком не проснулся, он испугался и спросил, что случилось, кто умер и почему я звоню среди ночи. У них сейчас четыре часа утра. Он крепко спал, я его разбудила, – объяснила Верена. – Сказал, чтобы я позвонила утром, когда он проснётся. И повесил трубку.
– Повесил трубку! – повторил господин Белло.
– Мне теперь тоже хочется выяснить, знает ли он что-нибудь про Мельхиора Лихтблау, – призналась Верена.
Дядя Астор встал и сказал:
– А теперь пришло время поблагодарить вас за вкусный ужин и за прекрасный вечер и собираться домой. Пожалуйста, не забудьте сообщить, если что-нибудь узнаете про Мельхиора. Спокойной ночи!
Он пожал всем руки, похлопал по плечу господина Белло и добавил:
– Господин Белло, не вешайте нос! Вы же человек!
И ушёл.
На следующий день была суббота.
Верена пообещала позвонить брату сразу после завтрака, и мы сели завтракать очень рано – хотя мне и не надо было в школу. Папа хотел присутствовать при разговоре, а ему нужно спускаться в аптеку самое позднее к девяти.
На этот раз её брат не стал сразу класть трубку. Разговор получился долгий, но нам было слышно только, как Верена повторяла «Правда?», «Ну и ну!», «Да, конечно» и «Какая жалость!». Потом она сказала: «Спасибо! Ещё созвонимся. Пока!» – и на этом разговор закончился.
– Он что-нибудь знает? – спросил я.
– Знает Мельхиора? – с нетерпением вторил господин Белло.
– Ну что сказал твой брат? – отозвался папа.
Верена ответила всем:
– Да, имя Мельхиор он правда слышал. И он имел в виду не юного Мельхиора, которого знаю я…
Мы ликовали.
– Здорово! – закричал я. – Классно!
– Брат знает Мельхиора, брат знает Мельхиора, брат знает Мель-хи-ора! – распевал господин Белло.
– Отрадно слышать. Честно говоря, поначалу я в это не верил, – сказал папа.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредила Верена. – Брат, правда, вспомнил, что у папы был такой двоюродный дядя, или троюродный, или кто-то в этом роде. Я не поняла, кем он приходился отцу. Его действительно зовут – или звали – Мельхиор Лихтблау. И у него есть – или была – небольшая фабрика, производящая устройства против храпа, как сказал Георг.
– Это что ещё такое? – спросил я.
Лучше бы я не спрашивал! Потому что папа сразу начал читать доклад на медицинскую тему:
– Это небольшие устройства, подавляющие храп, так называемые капы. Их можно заказать даже через нашу аптеку. У меня их уже покупали несколько раз. Перед сном это устройство вставляется в рот, и оно препятствует храпу, потому что сильный храп может привести к недостатку кислорода в организме, и тогда…
– Ладно, папа, – перебил я его, – пусть лучше Верена расскажет. Где эта фабрика? И жив ли Мельхиор?
– Этого-то Георг и не знает. Он сказал, что Мельхиору сейчас должно быть лет семьдесят пять, если он жив…
– Семьдесят пять? Похоже на правду, – сказал папа.
– Да, на правду! – вторил папе господин Белло.
– Но Георг при всём желании не мог вспомнить, где жил Мельхиор, – продолжала Верена. – Он говорит, что смутно помнит название города – то ли Марсбад, то ли Марсбах, то ли Марсбург… А больше он ничего не знает.
– Да, не густо, – согласился папа. – Хм… Ни разу в жизни не слыхал ни об одном из трёх городов.
– Я тоже, – сказала Верена.
– И господин Белло про них не слыхал, – как всегда, вмешался господин Белло.
Не слыхал и я.
– Но раз Георг так запомнил… Возможно, это какой-то маленький городок на севере Германии, – рассуждала Верена.
– Да, но какой именно городок? Не может же Мельхиор Лихтблау жить одновременно и в Марсбаде, и в Марсбахе, и в Марсбурге! Если он вообще существует, – отозвался папа.
– У меня идея, – сказала Верена. – Как вам такое предложение: я позвоню в справочную и спрошу номер господина Лихтблау из Марсбада. А если там его нет, то господина Лихтблау из Марсбаха, а если и так не получится, то из Марсбурга.
– И попросишь, чтобы тебя сразу соединили, – предложил папа.
– Лучше не сразу, – ответила она. – Главное – пусть сначала дадут номер.
– Да, а потом все вместе подумаем, как лучше рассказать ему про господина Белло, – сказал я. – Потому что прадедушка написал в дневнике, что Мельхиора мучила совесть, когда он превратил Бьянку в человека, и что он больше не хочет этим заниматься. Он может не согласиться ещё раз готовить голубой сок. Тут вмешался господин Белло:
– Господин Белло ведь не собака, как Бьянка. Господин Белло – чевекк. Мельхиору не нужно превращать господина Белло.
– Ты прав, – согласился я. – Верена, ты прямо сейчас позвонишь в справочную? Пожалуйста!
Девять часов уже наступило, и папе вообще-то пора было уже спускаться в аптеку и отпирать дверь, но он сидел рядом с Вереной и смотрел, как она набирала номер. Верена набрала пять цифр, нажала на телефоне громкую связь, и мы стали ждать, потому что сначала из аппарата раздавалась только весёлая музыка. Потом ответил женский голос: дежурная поздоровалась и спросила, чем она может нам помочь.
Странная женщина, подумал я. Если человек звонит в справочную, вообще-то ясно, какая ему нужна помощь.
– Будьте так любезны, мне нужен телефонный номер в Марсбаде, – сказала Верена.
Справочная помолчала, потом женщина на том конце провода переспросила:
– Вы сказали – Марсбад?
– Да, Марсбад, – повторила Верена.
– Извините, но Марсбада я не могу найти в базе, – ответила справочная. – Вы уверены, что населённый пункт называется именно так?
– Не уверена, – ответила Верена. – Посмотрите, пожалуйста, Марсбах!
– Извините, но Марсбаха тоже нет, – ответил голос очень скоро.
– Тогда не могли бы вы посмотреть ещё раз – в Марсбурге? – попросила Верена.
Справочная опять помолчала, а потом женщине в телефоне пришлось опять повторить «Извините!». Правда, по её голосу было непохоже, что она и впрямь извиняется, – скорее, она сердилась.
– Простите, пожалуйста, – извинилась Верена и положила трубку.
– Таким образом, мы совершенно не продвинулись в поисках! – подытожил папа. – Так и не знаем, жив ли Мельхиор Лихтблау и если жив, то где его искать. Никаких перспектив! Очень жаль.
С этими словами он встал, чтобы идти в аптеку. Но господин Белло посмотрел на него такими несчастными глазами, что папа снова сел рядом с ним, утешительно похлопал его по плечу и сказал:
– Может, ты теперь навсегда останешься человеком, ты же выпил микстуру дважды!
Господин Белло покачал головой:
– Нет, господин Белло не выпил микстуру дважды.
– Ну как же не Выпил? Конечно, выпил. Помнишь, ночью, когда уже было не нужно? В верхней квартире. Вспомни! – сказал я.
– Вторую микстуру господин Белло съел, – уточнил он. – С индейкой и печёнкой. Так вку-у-усно было!
– Ну вот видишь, – сказал папа и направился в аптеку.
– А может, Штерни и прав, – произнесла Верена. – Как бы я хотела, господин Белло, чтобы так и случилось!
А потом она надела куртку и обратилась к нам:
– Уберёте со стола, ладно?
Попрощалась и тоже спустилась вниз.
Работа у неё начиналась только в десять часов.
Мы с господином Белло поставили посуду в посудомойку и пошли в мою комнату совещаться, что же нам делать дальше.