Текст книги "Новости о господине Белло"
Автор книги: Пауль Маар
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Госпожа Лиссенкова знает почти всё на свете
Весь следующий день до обеда мы с господином Белло слушались папу. Это значит, что мы не говорили ни про дядю Астора, ни про господина Провервиля, ни про записную книжку прадедушки Эдмунда. Но это было и не трудно, потому что я находился в школе, а господин Белло – дома.
А в обед первый начал господин Белло. Мы разогрели макароны, которые сварил папа, набухали туда томатного соуса, а потом перешли к десерту – ванильному мороженому с малиновым сиропом, и тут господин Белло наклонил ложку и задумчиво сказал, глядя, как красный сироп капает на мороженое:
– Собакам нельзя малиновый сироп. Собакам нельзя мороженое. Собакам нельзя сладкое.
– Да, точно, – подтвердил я, – в папиной книге «Как я воспитываю собаку» тоже так написано.
– А господин Белло не хочет, чтобы было нельзя мороженое, когда он опять превратится в собаку, – объяснил он.
– Ах вот ты о чём, – сказал я. – Ладно, тебе можно будет мороженое, когда ты опять станешь Белло.
– Хорошо. Только, может быть, Макс ещё найдёт записки прудедушки, и господин Белло останется чевекком.
– Ты же помнишь, что мы пообещали папе, – укорил я.
– Господин Белло пообещал, что он будет молчать тихо, как рыба, – сказал он. – Но господин Белло не обещал, что не станет искать записки. Этого и Макс не обещал.
– Да, если подумать, то так и есть, – согласился я. – Значит, думаешь, стоит всё-таки сходить к этому Астору?
– Да! – просиял господин Белло. – И тогда господин Белло спросит дядюшку, можно ли господину Белло и Максу пойти на чердак и забрать записки прудедушки.
– Не думаю, что он разрешит, – сказал я. – А главное, я даже не знаю, в каком доме он живёт. Кленовая аллея очень длинная. И папу, кажется, лучше не спрашивать.
– Да, не спрашивать, – грустно согласился господин Белло.
– Но можно спросить кое-кого другого, – сказал я. – Госпожу Лиссенкову! Она в нашем городе знает всё и обо всех. Ну или почти всё. Пошли, сходим к ней сейчас и спросим, знает ли она, где жила семья Штернхайм, пока не переехала в Львиный переулок.
Госпожа Лиссенкова жила на третьем этаже довольно большого дома. Когда мы поднимались по лестнице, я сказал господину Белло:
– Тебе лучше вообще не разговаривать. А то ты всё разболтаешь. Понял?
– Понял, – ответил он.
Я позвонил в дверь. Госпожа Лиссенкова открыла и страшно удивилась, увидев нас с господином Белло.
– Здравствуй, Макс. Приятно, что ты решил меня навестить, – просияла она. – А кого это ты привёл? – она посмотрела на господина Белло и спросила: – Мы с вами знакомы?
Господин Белло кивнул. Я не успел его остановить, и он со счастливым видом выпалил:
– Да, господин Белло с тобой знаком. Ты ещё сказала – надо бы почистить мне уши.
– Простите? – она совершенно растерялась и посмотрела на меня. – Макс, ну-ка зайди в дом! – а господину Белло она улыбнулась немного натянуто: – Мы на минуточку, не возражаете?
В квартире она зашептала:
– Макс, кого это ты привёл? Совершенно незнакомый мужчина, говорит со мной на ты, да ещё болтает, что я чистила ему уши. Это кто?
Я, конечно, не мог ей сказать: «Это наша бывшая собака, и про уши вы ей говорили, когда она ещё была просто Белло». Так что пришлось мне повторить то, что папа однажды наврал в полиции:
– Просто один дальний родственник, из Италии. Он немножко со странностями, но вполне безобидный.
– Да? Думаешь, он безобидный? – переспросила она, приоткрыв занавеску на двери и разглядывая господина Белло в щёлку. – Ну ладно. Пускай заходит.
– Господин Белло, заходи! – позвал я, и мы проследовали по квартире за госпожой Лиссенковой. Прошли коридор, в котором пахло сосисками с кислой капустой (господин Белло остановился, подвигал носом и потянул воздух), а потом зашли к ней в гостиную.
– Ну садитесь, – сказала она, и мы с господином Белло уселись на огромный диван с яркими крапинками. Он оказался таким мягким, что мы провалились сантиметров на двадцать, если не больше, и теперь смотрели на госпожу Лиссенкову снизу вверх.
Она восседала на стуле.
– Макс, ты же пришёл по делу, правда? – спросила она. – Не будешь же ты просто так навещать пожилую женщину.
– Да вы не такая уж пожилая, – сказал я. – Даже не скажешь, что вам шестьдесят шесть лет.
– Мне пятьдесят шесть, – поправила она. – Спасибо за комплимент.
Что на это отвечать, я не знал и поэтому молчал, так что пришлось ей самой говорить:
– Так в чём там дело? С отцом поссорился? Из-за его новой женщины?
Значит, она и про Верену уже узнала. Осталось ли у нас в городе хоть что-нибудь, чего не знала бы госпожа Лиссенкова?!
– Нет-нет, – успокоил её я. – Нам нужно… в общем, просто нужно у вас кое-что узнать.
– Так-так, – она смотрела теперь выжидающе.
– Вы знаете, где раньше жила семья моего папы? – спросил я.
– Конечно, знаю, – сказала она, – на Кленовой аллее.
– Да, но где именно? Какой у них был номер дома? – продолжал я.
– Номер я и сама не знаю. Светло-серый дом, крыльцо с колоннами. Там ещё в саду растёт огромный бук, а под ним каменная статуя. Если не ошибаюсь, сидящая собака.
– Понял, – сказал я. – Кажется, я уже видел эту каменную собаку.
– А почему ты спрашиваешь про дом? – заинтересовалась она. – Его снял какой-то француз, насколько я знаю.
– Всё сходится! – вылетело у меня. Вообще-то нельзя было этого говорить.
– Ты что, хочешь к нему зайти? – спросила она. – Говорят, он большой оригинал. Нелюдим. Что тебе от него надо?
– Ну мы же изучаем в школе французский, и я хотел спросить, может, он со мной позанимается, – в последнюю секунду пришло мне в голову.
Господин Белло вытаращился на меня, а потом обратился к госпоже Лиссенковой, объясняя:
– Чевекки врать умеют, а собаки – нет.
Я толкнул его локтем в бок.
– Собаки и смеяться не умеют, – сказал я госпоже Лиссенковой, чтобы отвлечь её.
Она смотрела и недоумевала.
– Как это вы с француза перескочили на смеющихся собак?
– На не смеющихся, – поправил её господин Белло. – Собаки по правде не умеют смеяться, Макс же тебе сказал.
– Смеются собаки или нет, меня в данный момент не интересует. Я спросила, с чего это вы вдруг заговорили о собаках, – сказала она.
– Из-за статуи в саду, – сообразил я. – Вы же сказали, там стоит собака из камня.
– Нет, фрау сказала, там сидит собака, – зашептал мне господин Белло.
– О чём вы там шепчетесь? – спросила госпожа Лиссенкова.
– Она сидит, – объяснил я.
– Кто?
– Собака!
– Теперь я уже вообще ничего не понимаю! – воскликнула она.
– Ну почему? Вы сами сказали, что там сидит собака, – сказал я.
– Да, ты сказала, – подтвердил Белло.
Она озадаченно глядела то на меня, то на господина Белло.
– Ну мы теперь, пожалуй, пойдём, – решил я и поднялся с дивана. – Пошли, господин Белло. Большое вам спасибо за информацию, госпожа Лиссенкова. До свидания!
– До встречи! – на ходу бросил господин Белло.
В коридоре он немного отстал от меня, потому что снова остановился подышать запахом жареных сосисок.
– Что ж, краткий получился визит, – сказала госпожа Лиссенкова.
– Да, очень короткий, – подтвердил господин Белло.
– Пошли, господин Белло, – я схватил его за рукав, и мы вышли из квартиры.
– Папе передавай привет! – крикнула госпожа Лиссенкова на лестничной клетке нам вслед, а мы уже сбегали вниз, перепрыгивая через ступеньку.
– Передам! – крикнул я в ответ.
– Скажи ему, пусть наконец найдёт себе помощника в аптеку, – добавила она.
– Скажу! – пообещал я.
– И подумай как следует, брать ли тебе уроки у этого француза, – снова прокричала она.
– Подумаю! – ответил я в третий раз.
А потом мы вышли на улицу и быстрей побежали домой.
Дом на Кленовой аллее
На следующее утро (это была пятница) я, как обычно, собрался в школу, закинул за спину сумку, сказал папе «Пока!» и ушёл.
Но в школу я не пошёл, а остановился на углу подождать.
Минут через десять из дома вышел господин Белло, огляделся и подошёл ко мне, как мы и договорились. Если бы мы с господином Белло вышли из дому вместе, получилось бы слишком заметно. Папа обязательно спросил бы, давно ли господин Белло заинтересовался школой, уроками и тому подобным. А собаки ведь не умеют врать! Бывшие собаки тоже, как выяснилось. Во всяком случае, я ещё ни разу не ловил господина Белло на вранье.
Мы не двинулись прямым ходом на Кленовую.
– Ещё очень рано, так рано к людям в гости не ходят, – объяснил я господину Белло. – Сначала немножко прогуляемся.
– Прогуляемся? – переспросил господин Белло и состроил недовольную физиономию. У него не хватало терпения. Он хотел как можно скорее бежать к дому на Кленовой аллее.
Мне надо было следить, чтобы не встретить никого из моего класса. А то бы они обязательно захотели дойти до школы вместе со мной. Так что мы с господином Белло углубились в узкие переулочки старого города, подальше от школы.
Но как мы ни ходили кругами, в конце концов всё равно вышли к началу аллеи.
– Не беги ты так! – сказал я господину Белло. Он обогнал меня на несколько метров и шагал впереди. – У нас полно времени. Дядя Астор наверняка встаёт не раньше десяти часов. У нас в учебнике французского есть текст про мсье Дюпона, он просыпается как раз в десять часов. Там у него, правда, воскресенье. Но, может быть, французы и по будням так встают.
– А твой дядюшка вовсе не француз, – заметил господин Белло.
С этим, конечно, не поспоришь.
– Всё равно невежливо звонить в дверь в такую рань, – сказал я.
– Тогда Макс может постучать, – предложил господин Белло.
– Будет точно так же невежливо, – ответил я. – Пошли лучше на речку, погуляем ещё немного.
Кленовая аллея переходила в кленовую рощу, а вдоль рощи текла маленькая речка – такой неторопливый ручеёк.
Мы стали бросать в воду ветки и смотреть, как их подхватывает и уносит течением.
– Дяде Астору я скажу правду, – сказал я господину Белло. – На этот раз не буду рассказывать, что, мол, ты наш дальний родственник. Придётся честно признаться, что ты собака.
– Господин Белло – чевекк! – поправил меня господин Белло.
– Да, конечно. Я имею в виду – бывшая собака. Как бы это сказать?.. В сущности, в тебе кроется собака, и она скоро проявится, если мы не найдём записки прадедушки Эдмунда.
Последние слова прозвучали для господина Белло как сигнал: он уже не мог удержаться и почти бегом направился на аллею, к дому с колоннами.
Я пошёл за ним.
– Макс может это прочесть? – спросил господин Белло и показал на табличку у звонка.
Я наклонился к самой калитке, потому что написано было мелко и неразборчиво.
– Гастон Про-вер-виль, – разобрал я.
Я не успел договорить, а господин Белло уже позвонил в звонок и долго не отпускал кнопку. Из дома слышался пронзительный дребезжащий звук.
Мы ждали. Ничего не происходило. Теперь кнопку нажал я, опять раздался звонок. И опять в доме ничто не шевельнулось. Ни звука, ни шороха, и дверь не открывали. Мы попытали счастья в третий раз – с тем же успехом. Точнее сказать, с тем же провалом.
– Похоже, его нет дома, – сказал я господину Белло. Но господин Белло не слушал, он уже куда-то смылся – наверное, решил обойти вокруг дома.
Я тоже завернул за угол и там увидел его: он уже открывал железную дверь в задней стене дома.
– Открыто! – сообщил он и скрылся за дверью.
– Эй, господин Белло, нельзя же везде входить просто так! – крикнул я.
Но господин Белло уже вошёл и останавливаться не собирался. За дверью оказались ступеньки, круто уходящие вниз.
– Пресенью пахнет, – отметил господин Белло и двинулся по лестнице.
– Стой, господин Белло! – закричал я.
Но господин Белло и не думал слушаться. Он сказал, что хочет просто посмотреть, что там внизу, и продолжал спускаться. Что тут оставалось делать? Я пошёл за ним.
Я спустился, наверно, уже до середины лестницы, как вдруг стало темно. Железная дверь тихонько щёлкнув, захлопнулась – скорее всего, от ветра. Я побежал её открывать, но, как я ни толкал и ни тряс, дверь не поддавалась. Я медленно спустился обратно. Теперь, когда глаза немного привыкли к темноте, я увидел, что в верхней части стены имелось маленькое окошко с решёткой, пропускавшее в наше подземелье немного серого света.
Здесь было сыро и холодно. Пахло тоже неприятно: давно не проветривали. На потолке собирались крупные капли воды и шлёпались на каменный пол.
– А всё из-за твоего любопытства, – сказал я господину Белло. – Теперь будем тут сидеть неизвестно сколько.
– Господин Белло тут не сидит, а стоит, – поправил он меня. Наверное, ему понравилось, что и он иногда может меня поправить – для разнообразия.
Я посмотрел вверх, на потолок. Полукруглый свод, каменная кладка – из крупных камней. Рядом с нами из стены торчало несколько ржавых железных крюков. На такие крюки раньше вешали фонари. Но сейчас-то фонарей не было, тем более горящих. Тут по-прежнему царила почти полная темнота.
– Всё выглядит прямо как в фильме ужасов, – сказал я.
– В фильме ужасов, правда? – переспросил господин Белло.
Кажется, он решил, что это специальное выражение, которым называют душные, сырые подвалы с паутиной, свисающей с потолка. Конечно, откуда он мог знать это слово, он же ещё ни разу не был в кино.
Он посмотрел по сторонам, задрал нос, повертел головой и принюхался. А потом сказал:
– Тут ужасы пахнут пресенью, а там ужасы пахнут сухо, – и показал в самую тёмную часть подвала, до которой не доходил свет.
– Тогда давай перейдём в сухую половину, – предложил я. Сухая часть длинного подвала находилась чуть выше, чем зал со сводчатым потолком, и там оказалось ещё темнее. Мы поднялись по трём широким ступенькам и дальше двигались медленно, на ощупь. Пол, кажется, был гладкий. В зале он был грубым, каменным. А здесь я не чувствовал под ногами ни одной неровности. Я вытянул руки вперёд и так и шёл, пока не наткнулся на препятствие – противоположную стену.
Господин Белло, наверно, тоже дошёл до стены, потому что рядом послышалось громкое «ой-ой-ой!».
Я провёл по стенке пальцем: в этом месте она оказалась не такая шершавая и была сделана как будто из целой доски, а не сложена из камней.
– Как глупо, что мы не прихватили фонарь, – посетовал я, продвигаясь вдоль стены.
– Да, глу-у-упо, – подтвердил в темноте совсем рядом господин Белло.
Я услышал, как он засопел: должно быть, опять принюхивался.
– Там воздух хороший! – огласил он результат своей нюхательной работы.
– Там – это где? – спросил я.
– Вон там! – ответил он. Наверное, показывал рукой в нужную сторону и не мог понять, что в темноте мне не видно. Потом сообразил, схватил меня за руку и потянул влево.
Теперь и я почувствовал свежий воздух: он шёл из узкой вертикальной щели в гладкой стенке. Ещё через несколько секунд я понял, что, скорее всего, это приоткрытая дверь. Так вот чем была гладкая стенка! Я радостно начал ощупывать её и действительно нашёл ручку. Нажал – и дверь открылась!
– Ого! – выдохнул позади меня господин Белло.
Перед нами оказалась узкая деревянная лестница, ведущая наверх. И белые стены по бокам. А рядом с дверью я даже нашёл выключатель. Но свет включать не понадобилось, потому что хватало света с верхнего конца лестницы.
– Значит, в подвал можно попасть не только снаружи, но и изнутри, из дома. В домах обычно так и бывает, – шепнул я господину Белло. – Слушай. Сейчас мы тихо поднимемся и выйдем на улицу через входную дверь.
Лестница выходила в большой квадратный холл. В нём были двери с трёх сторон: две внутренние вели в комнаты, а третья – прямо напротив нас – на улицу. С четвёртой стороны холла широкая лестница поднималась на второй этаж.
Мы как можно быстрее прокрались к входной двери. К моему ужасу, она не открывалась. Заперта. Ключ торчал в замке, и я попробовал его повернуть. Но замок, наверное, был старый, не смазанный. Ключ поворачивался с трудом, пришлось крутить двумя руками и со всей силы. И только я повернул его, как сзади раздался голос:
– Стоять! Ни с места! Вы кто такие и как сюда вошли?
Я обернулся. Сзади из комнаты вышел человек и грозно замахнулся на нас тросточкой. Говорил он с лёгким французским акцентом. Например, его «вы кто такие» больше походило на «викто такий». Сомнений не оставалось: это мой двоюродный дед. За огромными тёмными очками я не видел его глаз. А волосы у него оказались длинные, прямые и совершенно чёрные, ни следа седины, и они как-то не подходили к морщинистому лицу.
– Мы просто хотели тебя н-навестить… ну то есть вас, – заикаясь, пробормотал я. – Меня зовут Макс.
– Как вы вообще попали в дом? – Опросил он.
– Через фильм ужасов, – объяснил господин Белло, показывая на лестницу в подвал.
– Кто вы? – спросил он господина Белло. – Из полиции?
– Нет, – ответил я.
– Да, – одновременно со мной ответил господин Белло.
– Так всё-таки да или нет? – не унимался дядя Астор.
– Да, потому что господин Белло ходил в полицию, – признался господин Белло. От смущения у него горели уши. – Потому что господин Белло немножко прихватил чужую курицу.
– Ах вот что ты имеешь в виду, – сказал я. И объяснил дяде Астору: – Однажды он украл курицу, и пришлось нам с папой выручать его из полиции.
– Украл курицу? – дядя Астор подмигнул господину Белло. – Уважаю! – он больше не грозил нам тросточкой и уже выглядел не так страшно. Потом он обратился ко мне: – А кто твой отец?
Я задумался. Папа мне сто раз повторил, что нельзя говорить, кто я такой. Но теперь, когда напротив меня стоял двоюродный дед, мне показалось, что это как-то неправильно. И я сказал:
– Моего папу зовут Пипин Штернхайм, он провизор и владелец «Аптеки Штернхайма» в Львином переулке.
– Штернхайм? – переспросил он. – Твой отец Пипин Штернхайм?! Значит, мне ты приходишься… ты мой…
Конечно, я мог бы ему помочь и подсказать «внучатый племянник», но эти слова больше похожи на какой-то научный термин. Так что я сказал:
– Ну просто ты мой дядя. Дядя Астор!
– Твой дядя, – повторил он. – Невероятно! Ну тогда проходи, и пойдём в большую комнату. Твой похититель кур пусть тоже заходит.
Дневник прадедушки
В гостиной мы устроились друг напротив друга в старинных уютных креслах, и дядя Астор сказал:
– Твой отец говорил мне, что у него есть сын Макс. Так что я давно собирался с тобой познакомиться. Да всё не получалось. Я же не выхожу из дому. Но теперь вот ты сам пожаловал, хотя и необычным путём. И в сопровождении господина, про которого я так и не понял, кто он и зачем полез с тобой в мой подвал.
Я не бросился сразу же объяснять, кто такой господин Белло, – хотел немного обождать. Вместо этого сам спросил:
– А почему ты не выходишь из дому?
Дядя Астор одним движением обрил чёрную шевелюру – во всяком случае, так мне показалось в первый момент. Потом я понял, что он просто снял парик. Чёрную причёску он отложил в сторону и задумчиво почесал гладкий лысый череп. Я повторил вопрос:
– Дядя Астор, почему ты не выходишь из дому?
– Ну-у… было дело, поступил легкомысленно, повздорил с законом. Грехи молодости, так сказать, – ответил он. – Пришлось скрываться, жить под чужим именем… Папа тебе, наверное, рассказывал. В общем, в полиции не должны знать, что господин Гастон Провервиль на самом деле Астор Штернхайм.
– Да ничего подобного, дядя! – воскликнул я. – Это всё было двадцать лет назад, даже больше, уже прошёл срок давности.
– Твой отец тоже так говорил, – сказал дядя Астор. – Но мне не верится.
– Ты зря так боишься, – продолжил я. – В полиции уже нет никого, кто расследовал твоё дело. Они все на пенсии и всё такое. Полицейским до тебя дела нет.
– Если подумать, может быть, ты и прав, – сказал он. – В моём воображении все полицейские такие же молодые и шустрые, как и тогда. Но ведь состарился не я один.
Он снял тёмные очки и положил на стол рядом с париком. Теперь я увидел, что у него такие же серо-зелёные глаза, как у папы.
– Живу один, окопался как крот. Может, все эти годы я нарочно зарывался глубже и глубже… Когда совесть нечиста, понимаешь? Я не открываю, когда звонят в дверь. Из дома выхожу только в темноте – подышать. Забыл уже, как солнце выглядит, вижу только луну.
– Самое время изменить это, дядя Астор, – сказал я. – Пошли прямо сейчас к папе с нами, вот будет здорово! Он страшно обрадуется.
Господин Белло, до сих пор спокойно слушавший разговор, занервничал, наклонился ко мне и зашептал:
– Не прямо сейчас к папе Штернхайму! Ведь Макс и Белло собирались на чердак – поискать бумаги прудедушки Эдмунда!
– Чего он хочет? – спросил дядя Астор.
Видимо, наступила пора рассказать, зачем мы пришли.
– Дядя, я пришёл не только познакомиться. Мы собирались поискать кое-что в твоём доме, кое-что очень важное для господина Белло, – сказал я.
– Для господина Белло? В моём доме? – переспросил дядя Астор. А потом обратился к господину Белло: – Разрешите поинтересоваться, вы вообще кто?
– Давай я расскажу, – попросил я господина Белло. – В двух словах: господин Белло – моя бывшая собака. Мне его папа подарил. А теперь он мой друг.
Господин Белло кивнул и подтвердил:
– Господин Белло – друг Макса.
Дядя Астор непонимающе смотрел то на меня, то на господина Белло.
– Что-что? – переспросил он. – Это такая шутка?
– Нет, честное слово нет, – сказал я и рассказал всё с начала: про голубой эликсир, превращение Белло, про вредную выходку Адриенны и про голубое мясо (индейку с печёнкой), которое слопал господин Белло. – И вот теперь господин Белло скоро опять превратится в собаку, если мы не найдём прадедушкин рецепт голубого эликсира. Можно мы пороемся у тебя на чердаке?
Дядя Астор слушал молча, мой рассказ захватывал его всё больше и больше.
– Значит, Бьянка забрала остатки сока и с Белло приключилось то же самое, что и с ней, – пробормотал дядя Астор. – Хотя прошло столько лет. Трудно поверить!
– Бьянка? Мы прочли это имя у неё на дверной табличке! Откуда ты знаешь, как звали старушку? – спросил я.
Дядя Астор вскочил, подошёл к расписному лакированному шкафчику и вернулся, держа какую-то книжку. Она была похожа на ежедневник – в толстой картонной обложке, серой в мелкий рисунок и с изящной овальной наклейкой спереди.
– Вам даже не придётся лезть на чердак, – сказал дядюшка. – Вот дневник моего отца. Я его нашёл у него в столе несколько лет назад. Конечно, тут же всё прочитал.
– Там написано что-нибудь про голубой сок? – с надеждой и волнением спросил я. – Там есть рецепт?
– Ты прочитал рррецепт? – не отставал от меня господин Белло, волнуясь не меньше моего.
– Да, там что-то сказано про голубой эликсир для превращений, – сказал дядя Астор. Потом он протянул мне дневник: – Если хочешь, можешь всё прочесть. Но, к сожалению, господину Белло это ничем не поможет. И мне очень жаль, правда.
Я жадно открыл книжку: она была плотно исписана. Я попробовал разобрать почерк и уставился в синие, немного выцветшие чернильные строчки. Но не сумел прочитать ничего, кроме нескольких цифр.
И разочарованно вернул книгу дяде Астору.
– Ты имеешь в виду, нам она не поможет, потому что невозможно разобрать прадедушкин почерк? – не сдавался я.
– Это старый немецкий шрифт, зютгерлин, – пояснил дядя Астор. – Так раньше в школе учили писать. Могу прочитать вам, что тут написано. Только записки моего отца вам всё равно не помогут.
– Почему это не помогут? Там же написано про голубой сок? – спросил я.
– Сейчас узнаете. Всё неважное буду пропускать. Слушайте! Он полистал книжку.
– Вот с этого места начинается интересное, – сказал он. – До этого он пишет про одних собак. Отец был такой собачник! У нас было шесть собак, и он ими интересовался больше, чем собственными детьми.
– Дети время от времени бывают тоже интересные, не хуже собак, – встрял господин Белло.
– Значит, в этом вопросе у тебя с моим отцом мнения не совпадают, – сказал дядя Астор. – У него в дневнике почти всё только о собаках и о том, как он их дрессирует. У него был любимый пёс, Аксель. Я вам почитаю:
18 марта. Аксель – самый умный пёс из шестерых…
Господин Белло перебил дядю Астора и заявил:
– Господин Белло тоже умный!
– Да знаем мы, знаем, – сказал я. – Сиди тихо и слушай спокойно!
Дядя Астор продолжил чтение:
Бьянка – самая привязчивая из всех, не отстаёт от меня ни на шаг, иногда даже надоедает. Похоже, что новый состав, который я приготовил, превосходно повлиял на сообразительность Акселя: он стал выполнять команды быстрее и точнее. Буду работать в этом направлении, надо продолжить серию опытов. Цель – развить у Акселя способность издавать примитивные речевые звуки. Вероятно, надо привлечь ассистента, который помогал бы с работой в Львином переулке, так как мне нужно больше времени на опыты.
26 марта. Случайно познакомился с очень способным юношей по имени Мельхиор. Уверяет, что ему уже есть восемнадцать. Верится с трудом: на вид совсем мальчишка, по-видимому, лет шестнадцати или семнадцати. Согласен стать моим учеником.
– Мельхиор? Вот чудное имя, – не удержался я. – Кажется, так зовут одного из рождественских волхвов?
Дядя Астор кивнул.
– Да, так и есть. Редкое имя, но какое красивое! Припоминаю, что Мельхиор им гордился, он говорил, что его имя означает «царь света». Если бы у меня был сын, думаю, я бы тоже его так назвал.
Он пролистнул ещё несколько страниц и сказал:
– Вот здесь снова есть кое-что интересное. Слушайте:
30 апреля. Постепенно выясняется, что Мельхиор – гениальный ученик, к тому же разрабатывает собственные гипотезы (очень убедительно). Поэтому взял его в напарники в серии экспериментов с собаками. Он подал идею испробовать сочетание голубого аконита и меркуриальной воды, в результате действие моего состава, бесспорно, усилилось. Лай Акселя теперь немного напоминает лепетанье моего младшего сына Бернарда.
Дядя Астор остановился.
– Бернард – это мой брат, – пояснил он.
– Знаю, – ответил я, – тебе он брат, а мне дедушка!
– И он в Норвегии, где лоси, – добавил господин Белло. Дядя Астор кивнул и продолжил чтение:
21 мая. Запретил Мельхиору проводить эксперименты в лаборатории без меня. Но студиозус не слушается. Очень честолюбив, весьма одержим идеей (моей) об искусственном развитии интеллекта у собак. Сегодня Мельхиор составил новое средство и поил им Бьянку. Заметных результатов, впрочем, не добился. Лучше бы дал микстуру Акселю. Однако Мельхиор считает, что самки более сообразительны.
– Ха-ха! – отозвался господин Белло. – Самки куда менее сообразительные!
– Вот и мой отец тоже считал, как ты, – засмеялся дядя Астор. – Потому что дальше он пишет: «Однако ассистент ошибается».
Я попросил дядю:
– Ты не мог бы сократить это всё и сразу читать с того места, где он пишет про превращение?
– Посмотрим, – ответил дядя Астор и полистал книжку. Через несколько страниц он остановился и сказал: – Вот что важно, вот что надо знать. Слушайте:
24 июня. В аптеке дежурим с Мельхиором по очереди, так что в Львиный переулок я хожу на полдня. Ещё полдня остаётся на эксперименты – и у меня, и у него. Мельхиор работает как зверь, вчера ночевал в лаборатории, всю ночь готовил любопытную тинктуру. Исходный рецепт у него – из Изумрудной скрижали. Какие компоненты использует, не знаю. Почему жидкость лазурного оттенка? То ли от купороса, то ли от мандрагоры. Малахит? Или просто ляпис-лазурь тонкого помола? Надо спросить. В первую очередь испробуем действие на Акселе.
Вечер 24 июня. В поведении Акселя перемен не наблюдается. По-прежнему лай, свойственный собакам. Мельхиор расстроен, хочет испробовать новые компоненты.
– Извини, можно спросить кое-что? – перебил я дядю Астора. – А в какой лаборатории они проводили опыты? Не у нас же в аптеке…
– Нет. Собачьи вольеры были здесь, прямо за домом, поэтому тут же находилась и отцовская лаборатория. В сарае в саду. Да вы его, наверное, видели – небольшой каменный домик.
– Не обратил внимания, – сказал я. – Я шёл за Белло.
– Да и неважно, – ответил дядя Астор. – Послушайте, сейчас будет самое важное место во всём дневнике.
25 июня. Произошло невероятное! Надо как следует спрятать этот дневник, чтобы он не попал к кому не следует! Мельхиор провёл ещё одну ночь в лаборатории. Утром я зашёл к нему. Он был бледен, после бессонной ночи еле стоял на ногах. Зато показал мне большую бутыль голубой жидкости со словами: «Возможно, Бьянка всё-таки произнесёт хоть одно слово». Я уговаривал его начать эксперимент с Акселя, но безрезультатно: он настаивал на Бьянке. Мы поставили перед ней миску, налили немного тинктуры, собака с интересом её оглядела, а потом выпила. Вскоре случилось невероятное. Она встала на задние лапы, начала расти, рост увеличился, шерсть выпала, морда стала почти плоской, похожей на человеческое лицо.
– Точь-в-точь как у Белло! – вскрикнул я.
– Как у господина Белло, – поправил господин Белло.
– Значит, она стала человеком. А что случилось потом? – спросил я.
– Мельхиор впал в панику. Он не мог предвидеть такого результата. В доме ни с того ни с сего появилась молодая женщина, и никому невозможно было объяснить, кто она и откуда взялась, – пересказал дядя Астор. Он ведь уже читал дневник и знал, что там будет дальше. – Мельхиора мучила совесть, и он сказал моему отцу, что, мол, нельзя заигрывать с Богом и создавать новые существа. И что он, Мельхиор, этого не хотел. Отец успокаивал его, говорил, что ни одна живая душа об этом не узнает. Что Бьянка будет жить в нашей семье и он будет растить её как собственную дочь. Но следующей же ночью Мельхиор собрал вещи и наутро исчез. Оставил у себя в каморке письмо, в котором объяснял отцу, что экспериментов с него хватит, что ему нужно обрести душевный покой, и он отправляется путешествовать, чтобы забыть об этом, как он выразился, казусе. И просил отца вылить всю голубую смесь в помойку. Как ни странно, пса Акселя он забрал с собой. Возможно, боялся, что отец всё-таки оставит голубой сок у себя и станет поить им любимого пса, чтобы превратить в человека. В общем, с тех пор отец ничего не слышал ни о Мельхиоре, ни о собаке – так он пишет в дневнике.
– А рецепт голубого сока? – спросил я.
– Его знал один Мельхиор. Отец так и не понял, какие компоненты Мельхиор смешивал в ту ночь. А может, и знать не хотел.
– Рррецепта нет? – переспросил господин Белло. – Ни крошки?
– Увы, нет, – сказал дядя Астор, – хотя мне и хочется тебе помочь, честное слово.
Господин Белло тревожно переводил взгляд то на меня, то на дядю Астора. Мне бы тоже хотелось ему помочь. Но что я ещё мог сделать?
Мы испробовали все шансы. Действительно смогли найти бумаги прадедушки, хотя папа и говорил, будто дело безнадёжное. Мы узнали, что написано в дневнике. Но оказалось, что записи не имеют никакого значения. И господин Белло опять превратится в собаку.
Мы молча сидели друг напротив друга. Даже дядя Астор огорчённо смотрел на дневник у себя в руках. А ведь он почти не знал господина Белло, познакомился с ним только что.