Текст книги "Викинги"

Автор книги: Патрик Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Книга девятая

Пота всю ночь мучилась бессонницей. Тяжкие вопросы приходили ей в голову, но ответов она не знала. Она решила поговорить с ним, как только взошло солнце. Страж перед палаткой имел смущенный вид – Пота догадалась, что ее посещение нежеланно. Тем не менее не могло быть и речи, чтобы она отказалась от принятого решения. Страж неловко пытался преградить ей путь в палатку, и она властно сказала:

– Пропусти меня! Или ты забыл, кто я? Я супруга твоего вождя!

Воин, явно непривычный к таким ситуациям, пролепетал в ответ:

– Так ведь мне велено никого не пускать в шатер… ни под каким видом…

В этот самый миг завеса шатра поднялась и вышла Фрейя. Она и не подумала опустить глаза, проходя мимо Поты, но сперва почтительно поклонилась, а потом уже на нее посмотрела. Во взгляде ее не было ни искорки вызова, ни малейшего следа высокомерия. Фрейя знала место, которое занимала в жизни Рольфа с его бурлящей кровью; ей было известно и все хорошее, и все дурное в этой жизни. Ночь, которую она провела с любимым, была прекрасной и жаркой, но женой вождя она не была. Пота к сопернице не обратила ни слова, но никак нельзя решить, почему: из ненависти или просто потому, что ей было нечего сказать.

Когда Рольф увидел вошедшую супругу, он был занят чтением какого-то документа. Он поднял голову и привычно улыбнулся, как всегда, видя Поту наедине. Та поправила прическу, но этот женский жест был вовсе не к тому, чтобы соблазнить Рольфа. Наоборот: когда она заговорила с мужем, в ее голосе было много суровости.

– Рольф, – начала она многозначительно. – Вокруг тебя есть люди, которые тебе желают зла. Несколько мужичин, а главное… главное, одна женщина.

Рольф свернул свиток, который держал в руках, и пристально поглядел жене прямо в глаза. Он подумал: несмотря на все протекшие годы, она нисколько не утратила обаяния. И эта женщина дала ему лучшего из его сыновей – того, кто когда-то станет его наследником под именем Вильгельм. Как раз сегодня вождь викингов решил именно ему завещать ту прекрасную франкскую землю, которую он вот-вот окончательно завоюет.

– Одна женщина, сказала ты? – ответил он. – Подумай прежде, чем продолжать: бывают слова, о которых потом сильно жалеют, но сказанного уже не воротишь.

Пота почувствовала, что силы ее покидают. Мучительный холод пробежал по ней, и она, упав на колени, разрыдалась. Рольф ласково поднял ее и прижал к себе. В отчаянье Пота впитывала каждое мгновенье этих объятий; она желала бы, чтобы они никогда не разжались. Дыхание мужа нежно согревало ей плечи и шею.

– Не плачь, – прошептал Рольф. – Только не ошибись с союзниками. Жена вождя должна их выбирать, как на поле битвы. Малейшая ошибка может стать роковой.

Последние слова викинга можно было понять как почти неприкрытую угрозу, но Пота ее не почувствовала. Она еще теснее прижалась к нему, чтобы каждая частица ее тела точь-в-точь совпала с каждой малой точкой тела супруга. Она все решила – она его не предаст.

– Берегись, Рольф, – решилась она выговорить наконец. – Много их – желающих тебе зла. Они не простят тебе, что ты откажешься от норманнских богов за несколько арпанов земли.

Рольф облегченно вздохнул. Он тотчас отступил от Поты, и она вновь почуяла прежний холод. Викинг посмотрел на нее, как отец, радующийся, что сын его решил идти по правому пути.

– Я ценю твой поступок, – сказал Рольф. – Я очень боялся, что ты скажешь: ведь я же знаю, что обо мне говорят. Я знаю, чего сумасбродный Скирнир хотел от тебя, и знаю, чего тебе стоит не обвинить Фрейю. Через несколько дней мы подпишем договор с королем Карлом. Это будет большая победа для людей нашей крови. Но прежде я хочу собрать всех виднейших людей от народа, чтобы объявить им о моем решении.

Как Рольф Пешеход сказал, так он и сделал. Под вечер он собрал два десятка самых влиятельных из числа своих воинов. На верность некоторых из них он мог положиться, но про других знал, что им доверять не приходится. Прежде всего надо было считаться со Скирниром Рыжим, который, само собой, тоже был приглашен на собрание. Чтобы дать понять родичу, что его происки не остались втайне, Рольф, когда он вошел в шатер, отвел его в сторонку и прошептал на ухо слова, от которых рыжий великан лишился дара речи.

– Я хотел благодарить тебя, Скирнир, – сказал вождь совершенно серьезно. – Благодаря тебе я убедился, что моя жена мне верна. Поверь, я еще смогу тебя отблагодарить.

Скирнир понял иронию своего родича и затем во весь вечер уже не раскрывал рта.

– Товарищи мои! – начал Рольф. – Я собрал вас, чтобы объявить вам о моем решении. Я подпишу с королем Карлом священный договор, по которому Франция уступит нам епископства Руана, Эврё и Лизьё. Эта земля, что простирается от Эпты до моря, будет носить имя Норманнии – земли людей Севера.

Рольф немного переждал. На большинстве лиц засияли широкие улыбки. Но вождь знал, что дальнейшее, пожалуй, встретят не так хорошо.

– Взамен, – продолжал он, – мы обязуемся не нападать на французские войска и защищать наши земли от вторжений других народов Севера. Кроме того, мы получим землю, чтобы брать себе добычу, – Бретань.

Рольф опять сделал паузу как раз тогда, когда все ждали, что он сейчас заговорит о том, чего все боялись. Он опять оглядел членов собрания и продолжил речь:

– Мы обязуемся также принять веру этой земли – веру в Христа. Это наше обещание – непременное условие, чтобы нам уступили землю Норманнии.

На сей раз среди знатных норманнов послышался шум. Это движение было ничуть не похоже на поддержку слов вождя. Рольф хорошо знал своих воинов. Он закончил речь, чуть приметно понизив голос:

– Однако никто не может требовать от человека отречься от своей веры. Мы почитаем многих богов. Может быть, они мирно уживутся и с тем, кому теперь нам велят поклониться. Каждый сам рассудит, как он сможет остаться верен богам наших предков и приспособиться к обычаям своей новой земли.

Лис… Чудовищно хитрый лис – вот какой образ тотчас возник в уме Скирнира, когда он выслушал своего родича. Он кинул кость французам, не требуя невозможного от своего народа. Как говорит норманнская пословица, этот черт в человеческом облике оставил довольными и рыбу, и рыбака. Перед его хитростью оставалось только склонить голову. До поры до времени.

Книга десятая

Никогда еще городок Сен-Клер-на-Эпте не видал такого блеска. Несколько дней назад двор французского короля прибыл сюда и занял все поместья, фермы и жилые дома в округе. Флигель маленького местного замка убрали для приема государя. Королевские войска зорко следили за тем, чтобы в округе не оставалось бродяг и разбойников, которыми кишели эти места.

Кое-кто из деревенских жителей, услышав, что придут люди Севера, перепугался и решил бежать, бросив дома и щедрые, залитые в эту пору водой, луга. Городок наполнился недовольными дурным ночлегом вельможами, угрюмыми солдатами и церковниками из других епархий. Его стало не узнать.

Викинги появились перед Сен-Клером накануне подписания договора. Роллон постарался, чтобы его войско выглядело такой же свитой важного франкского сеньора, как и у всех прочих. Те, кто боялся увидеть страшную орду людей с топорами в рогатых касках, перевели дух. Сразу было видно, что норманны облачились в одежды для новой жизни.

Настал долгожданный день, и люди Севера увидели предзнаменование в стае воронов, с карканьем летавшей вокруг крыш домов и церковной колокольни. Но зачем явились птицы Одина: благословить или осудить предстоящий договор? Каждый толковал знак богов по-своему.

Церемония вассальной присяги должна была поразить воображение. Карл III уселся на деревянном помосте под бархатным навесом с королевскими гербами. Вокруг него стояли первые лица двора и духовенства. Роберт Нейстрийский, стоявший у истока переговоров, с трудом скрывал радость, а Эрве, архиепископ Реймсский, стоял с бесстрастным лицом. Королю Карлу было, кажется, не по себе. Как обычно, он не был уверен в своих решениях и боялся, как бы враги не нашли в них нового повода поднять на него оружие.

Служитель возвестил о прибытии Рольфа. Викинг подошел к помосту один. На нем была одежда знатного человека: длинный красный суконный плащ, перетянутый кожаным поясом, на котором висел кинжал с рукояткой в виде дракона.

Вождь подошел к Карлу и вложил свои руки в его ладони в знак дружбы и покорности. Через этот символический жест Рольф Пешеход фактически становился вассалом монарха. В обмен на обет верности от норманна Карл объявил, что отдает ему все земли между Эптой и морем. К этому он прибавил, что в Бретани Рольф может брать пропитание для своего народа. Притом он дал ему имя Роллон, под которым вождь вошел в большую семью франков и христиан.

Когда обоюдные обязательства были официально подтверждены, слово взял Роберт Нейстрийский. Обычай велел, чтобы новый вассал французского короля целовал ногу своего государя. В лагере викингов никто не ожидал такого требования, и смятение вышло немалым. Как вождь народа Севера может так унизиться перед неприятелем? Это невозможно! Рольф Пешеход ничем не выдал своего недовольства. Он обернулся к своим людям и произнес:

– Скирнир Рыжий! Даю тебе честь вместо меня совершить это деяние.

Великан побледнел. Ему и так нестерпимо было присутствовать на такой церемонии, а теперь родич требует от него поцеловать ногу врага! Гордый викинг сделал вид, что ничего не слышал. Рольф посмотрел на него так властно, как позволяло его положение, но тот, видимо, все не мог решиться уступить.

– Чего ты ждешь, Скирнир? – крикнул Роллон. – Повинуйся! Не забывай: тебе приказывает твой господин – герцог Нормандский!

Скирнир побагровел от ярости и плюнул на землю. Он подошел к королевскому помосту и поднялся к королевскому месту. Как ни пытался держаться Карл, он чувствовал себя еще хуже, чем викинг. Тот не пожелал склониться, чтобы исполнить ритуальный жест, а схватил короля за ногу и поднес ее к своим губам. Не ожидавший такого, Карл потерял равновесие и грохнулся навзничь. Король Франции, лежащий на спине, выглядел дико; никто не знал, как тут быть. Лишь Роберт Нейстрийский тотчас же поднял государя и перед всем смущенным собранием с юмором похвалил новых союзников за пылкость. Неловкость разрешилась в шутку, и все расхохотались. Карл, плохо понимавший, как ему быть, последовал примеру прочих, стараясь показать, что вовсе не разгневан случившимся, а веселится вместе со всеми.

Было условлено, что епископ Франкон окрестит Рольфа, а Роберт Нейстрийский станет его восприемником. Новый герцог Нормандский, которого король уже прозвал Рол-лоном, получил христианское имя Роберт, и вместе с ним был крещен весь его народ. Тогда вождь викингов, ставший франкским сеньором, спросил, каковы главные церкви на его земле. Епископ назвал ему прежде всего соборы в Руане, Байё и Эврё, а затем также аббатства Мон-Сен-Мишель, Жюмьеж, Сент-Уан в Руане и Сен-Дени. Рольф обещал одарить их все, уступив часть полученных им только что земель. Викинги подивились такому обету, а Роберт Нейстрийский не смог сдержать улыбки. Решительно этот дьявол был очень одаренным политиком для такого сурового воина! Фрейя, затерявшаяся в толпе, тоже улыбалась, но по другой причине. Она чувствовала, что теперь ей наконец удалось соединить в одно два сердца, бившихся в ее груди: она могла оставаться верной Франции и преданной норманнам, не изменяя ни тому, ни другому лагерю. Наконец, Пота горделиво выступала рядом с супругом. В этот день она также хотела собрать плоды понесенных ею жертв. Она сделала выбор, осталась верна мужу, и когда-нибудь ее сын станет новым хозяином этих земель.

Наконец король встал и протянул руку в сторону архиепископа Реймсского. Тот подал ему тяжелый золотой крест, усеянный драгоценными камнями. Карл III торжественно подал его Роллону:

– Да последует за сим крестом твое сердце, и весь народ норманнский да идет путем Христовым! Понеси его в норманнскую землю и почитай превыше всего. Забудь своих прежних кумиров, ибо един есть Бог, пославший Сына Своего на землю во искупление грехов.

Рольф взял в руки крест, обернулся к народу и поднял крест к небу точно так же, как несколько недель назад воздымал к небу свой меч у костра. Викинги, до тех пор державшиеся крайне сдержанно, выплеснули свою радость:

– Рааа! Рааа! Рааа!

Рольф поцеловал крест. Он стал первым владетелем в крещеной земле Норманнии. По условиям договора, он становился верным вассалом французского короля, но Роллон решил править своим герцогством по-своему, чтобы она стала независимой и процветающей. Во имя того Бога, которого он принял, и тех богов, от которых не отрекся в сердце своем.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 11

Было очевидно, что с концом рукописи еще не оканчивалась вся эта история. Что же стало с Роллоном, когда он венчался герцогской короной Нормандии?

Поглощенный чтением, Шторман абсолютно не представлял себе, который час. Железная дисциплина, которой подчинялась вся жизнь Вевельсбурга, каждый вечер погружала замок в полнейшую тишину. Здесь, среди этих стен, ночь, как нигде, казалась лакуной, изъятой из времени. Офицер переворачивал страницы рукописи так жадно, словно читал детективный роман, и торопился как можно скорее решить загадку расследования, узнать имя убийцы. Куда клонил Харальдсен? Какие тайны Роллона удалось ему разгадать? А главное – ще конец этой саги, если, конечно, он уже написан?

Непривычный шорох в коридоре вдруг оторвал его от чтения. Шторман вскочил и схватил револьвер. Он тихо направился к двери комнаты, которая, согласно уставу, не была заперта на ключ, уставился взглядом на ручку двери, как на врага перед схваткой. Он уже собрался взяться за нее, как вдруг ручка стала тихонько поворачиваться. Шторман одной рукой крепко сжал револьвер, а другой резко отворил дверь. Он направил ствол в лицо ночному гостю, но так же стремительно и опустил оружие.

– Герр Зиверс! – воскликнул он смущенно. – Я… никак не мог подумать…

– Оставим это. Говорите тихо, – ответил начальник Аненербе и оттолкнул Штормана. – Вы что, решили разбудить весь Вевельсбург?

Оберштурмбаннфюрер, страшно недовольный тем, что подчиненный держал его на мушке, вошел в комнату, подошел к столику, за которым имел обыкновение работать Шторман, и сел на один из двух стульев. Он устало провел рукой по лицу и на несколько секунд застыл в неподвижности.

– Чем могу служить, господин генеральный секретарь? – спросил Шторман, явно все больше приходя в замешательство.

– Прежде всего, сядьте, – проговорил старший офицер. – А потом слушайте меня.

Шторман повиновался, довольный, что получил наконец приказ. Он принадлежал к тем людям, которые, согласно с законами природы, полагают, что главное в жизни – послушание. Как истинный эсэсовец, он знал, что роль подчиненного – исполнять приказы начальства, никогда не стараясь их понять или объяснить, а тем более прекословить.

– Шторман, – начал Зиверс, – время торопит. Скоро все, что у нас есть, может рухнуть.

С этими словами генеральный секретарь опрокинул медное пресс-папье с ручкой в виде свастики, украшавшее стол Штормана. Оно ничего не стоило, но было довольно тяжелым и, упав со стопки бумаг на деревянный стол, глухо стукнуло. Штормана удивил такой странный поступок: он вовсе не привык, чтобы офицер СС так непочтительно обходился с символом партии и рейха, – но не позволил себе никаких замечаний.

– Видите ли, – продолжал Зиверс, устанавливая предмет со свастикой обратно на бумагах, – не один я полагаю, что рейх находится в страшной опасности. Эти угрозы могут погубить нашу мечту, которой мы поклялись верно и честно служить. Объявив войну всем своим соседям, открыв два фронта, наш фюрер, быть может… как бы сказать… имел свои представления о наших силах. Но эти стратегические соображения я оставлю военным: они лучше меня в состоянии о них судить. Зато Германия страдает от других опасностей, более коварных и потаенных. К сожалению, их видят немногие. Мы непрестанно преследуем врагов, и я должен признать, что мы все эффективнее ставим на место низшие расы. Но мы забываем сражаться с самым страшным врагом, противостоящим нам, который стремится увести нас с пути нашей судьбы.

Зиверс резко оборвал себя, и Шторман ощутил то же болезненное чувство, что было у него за несколько минут до того, когда он сидел один в своей комнате. Он не мог выдержать этого молчания наедине, никак не мог его не нарушить:

– О каком враге вы говорите, герр Зиверс?

– О нас самих! – глухо произнес оберштурмбаннфю-рер. – Вот наш самый неумолимый враг. Он один способен поколебать нас на том славном пути, на который мы вступили.

Начальник Аненербе встал, словно ему нужно было набраться сил. Он уставился на портрет Гитлера в простой коричневой деревянной рамочке. Он смотрел, и в его глазах не отражалось никакого чувства к фюреру. Боялся он? благоговел? ненавидел? восхищался? Невозможно было сказать.

– Люди не вечны, Шторман, – продолжил Зиверс. – Но их идеи вечны. Сегодня мы должны действовать четко и бет промедлений. Нам в Аненербе прекрасно известно, что разум отвечает не на все вопросы. Слишком долго наша дорогая Европа страдает в тисках рационального образа мыслей нескольких французских философов-вырожденцев и мазохистского мистицизма приверженцев семитской религии. Мы знаем: корни нашего народа не там. Они глубоко в той земле, на которой мы родились. Мы должны копать все глубже и глубже, чтобы обнаружить их и суметь ими воспользоваться.

В первый раз, войдя в комнатку Штормана, Вольфрам Зиверс взглянул на него. Он заметил, что в панцире готового к повиновению члена СС прятался растерянный человек, который не понимал, чего начальник ожидает от него. Пришла пора объясниться.

– Мы в СС знаем, как выиграть эту войну и дать рейху тысячелетнее господство, – шепотом сказал старший офицер. – Не надо изобретать новых ракет, не надо придумывать хитроумные стратегии в кабинетах военного ведомства. Мы знаем, что у наших предков были другие, куда более радикальные средства для победы над врагами. Сегодня наша задача – найти Антикрест и уничтожить всех, кто нам сопротивляется. Однако в Берлине, даже в самых высших сферах, есть люди, которые думают не так, как мы. Мы с ними носим одну форму, говорим на одном языке, одинаково поднимаем руку в приветствии, но они – наши враги. Вы понимаете, Шторман? Слава богам, есть другие люди, и их все больше, которые разделяют нашу веру и полны решимости принести ей славу и торжество. Для блага нашей родины мы должны работать вместе и черпать в тайнах прошлого силу для будущего. Вы согласны, Шторман?

– Да… конечно, герр Зиверс, – ответил молодой человек, окончательно растерявшись. – Но чего вы хотите конкретно от меня?

Начальник положил ему руку на плечо. Сейчас, и только сейчас, его лицо осветила улыбка.

– Конкретно от вас? Я хочу, чтобы вы нашли абсолютное оружие – то, которое некоторые наши источники называют Антикрестом. Вы идете по следу викингов, и я верю в ваши способности: они велики, я знаю. Если СС раскроет секрет непобедимости викингов, нас ничто не сможет остановить. Откройте для нас Божий Молот, установите настоящую роль Роллона в саге о сыновьях Туле. Но вы, Шторман, должны все делать очень быстро и не давать ни секунды передышки тем, кто хочет вставлять нам палки в колеса. Я даю вам все полномочия. Не смущайтесь ничем: важен только результат. За рейхом гонится свора – мы не должны дать ей загнать себя. Но олень опасней всего, когда ранен. Мы люди лесные, Шторман, не забывайте! От наших предков мы сохранили искусство сражаться в тысячелетних дубовых чащах. Мы не имеем отношения к пустыне и смерти. Мы – воплощение жизни, но чтобы жизнь восторжествовала, сперва мы будем нести смерть.

Шторман счел себя обязанным отозваться на последнюю фразу: он приветствовал начальника, вскинув руку и слишком зычно для ночного времени выкликнув: «Хайль Гитлер!»

– Гитлер? – улыбнулся Зиверс. – Ну что ж, пожалуй. Итак, жду от вас результатов, и помните: ни малейшей слабости! В связи с этим я был вынужден посадить Харальд сена в камеру. Ненадежный человек. Сохраните его рукопись, используйте ее по вашему усмотрению – например, чтобы его допросить.

– Но он приехал сюда как друг… – нерешительно произнес Шторман.

– Я сказал вам, Шторман: никакой сентиментальности. Я на вас полагаюсь – не подведите меня. Мы, несколько человек из СС, отправились в этот бой и уже основательно ввязались в него. Мы решились, и никакой пощады не будет тем, кто не окажется на высоте доверенной ему миссии. Доброй ночи!

Зиверс вышел из комнаты Штормана, даже не взглянув на него. Молодой человек посмотрел на нелепое пресс-папье, стоящее на стопке бумаг. В первый раз он подумал, что свастика, пожалуй, не так крепка, как кажется. Потом он взглянул на рукопись Харальдсена. У него потемнело в глазах: а сам-то он будет ли на высоте своей миссии?