Текст книги "Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас"
Автор книги: Патрик Квентин
Соавторы: Джордж Кокс,Мишель Лебрюн
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
9
Следом за ней я вошел в неуютный гостиничный номер. На комоде стоял радиоприемник, который включался, если опустить в него четвертак. Потертый чемодан Анжелики лежал на складном столике. Во всей атмосфере было что-то жалкое. И сама Анжелика, с ее тяжелыми волнами черных волос, с ее красотой, из-за которой я так часто предавал самого себя, чье существование действовало на меня так угнетающе и мучительно, выглядела как конец всему. Но я ее не жалел. Ничего к ней не испытывал. Она была только помехой на моем пути, препятствием, которое нужно было устранить.
Выглядела она совершенно разбитой, словно вообще не спала. Закурила. Кисло глядя на меня, ждала, что я скажу. Я вспомнил вдруг, что еще прошлой ночью я в каком-то ослеплении видел в ней свое истинное счастье, а жизнь с Бетси и Рикки воспринимал как сплошные обман и ложь. При мысли об этом все во мне сжалось и вспыхнул гнев. Черт возьми, это она втянула в нашу жизнь Джимми, а все ее безумное, тянущееся уже два года увлечение, ее женская слабость, с которой она покорно льнула к нему, несмотря на все унижения, которым он ее подвергал, и почти так же покорно позволила выгнать ее вон. Однажды связалась с ним – так почему не следила за ним? Почему позволила ему войти в жизнь Дафны? Почему покорно собрала чемодан и притащила его ко мне?
В ярости я заорал:
– Ну, надеюсь, теперь ты довольна?
Я знал, что обвинение это незаслуженное. И понимал, что она может ответить мне тем же. Но ничего подобного. Она просто стояла у окна, волосы тяжелой волной падали на плечи, и казалась грустной и спокойной.
– Расскажи мне о Джимми, – попросила она.
– Что еще можно сказать? Кто-то застрелил его. Прошлой ночью. У него дома.
– Но кто?
– Откуда я знаю? Что я знаю о Джимми Лэмбе? Скорее уж это должна знать ты.
Очень-очень тихо она спросила:
– Думаешь, это сделала я?
Мне хотелось швырнуть ей в лицо:
«Почему бы и нет? Ты была от него без ума, а он ни в грош тебя не ставил. Перед тем как он был убит, вычеркнул тебя из своей жизни».
Но она его не убивала. Время смерти подтвердило это. И я был достаточно в своем уме, чтобы понять, что не время устраивать допрос. Убийцей она не была, была только досадной помехой. Нужно было ее обезвредить – ради Бетси, ради Дафны, ради Старика и, прежде всего, ради меня.
– Я знаю, что ты его не убивала, – сказал я. – Полиция утверждает, что он был убит между половиной второго и половиной третьего. В половине второго ты уже час была у меня.
Так ты уже говорил с полицией?
– Разумеется.
– А та женщина, гувернантка, – тоже?
– Да.
– Значит, тебе пришлось сказать им обо мне. Теперь это раздуют газеты и, разумеется, все узнает Бетси. Господи, какую кашу я заварила! Ах, Билл, если бы ты знал, как мне жаль!
Я видел на ее лице только заботу обо мне и отвращение к себе самой. Господи, что за благородство! И вдруг мне опротивела вся та игра, в которую я собирался ее втянуть, та ложь, которая казалась мне такой ловкой, безопасной и даже остроумной.
– Ты должна знать, – начал я, – что я им о тебе не сказал. И Элен тоже.
И я рассказал ей, что сделал. И, рассказывая это, уже не видел себя – шикарного организатора, триумфально занявшего пост вице-президента, но жалкого чиновничка, летящего куда ветер дует, поступившегося всеми принципами в трусливом желании спасти свою шкуру и угодить хозяину. Было бы много легче, не наблюдай она все это время за мной. Но огромные синие глаза, неотрывно глядевшие на меня, хоть и не видел я в них ни малейшего укора, их сосредоточенный, чуть удивленный взгляд словно оценивал меня, словно говорил: – И это человек, которого я когда-то любила!
И хотя знал, что я только приписываю ей эту роль, не мог избавиться от впечатления, что за ней право морально осуждать меня, и ненавидел ее за это. Кем она себя воображает, чтобы судить меня?
Когда я умолк, она все так же продолжала не отрываясь глядеть на меня. Закурив новую сигарету, едва не равнодушно спросила:
– Значит, вот как обстоят дела?
– Да.
– Ты обязан думать о Дафне. Если полиция меня выследит и у меня не будет алиби, придется рассказать правду и тем самым уничтожить тебя в глазах Кэллингема… но если я не скажу правду, они подумают, что это сделала я.
Эта голая констатация фактов звучала для меня как обвинительный приговор. Но ее тон нисколько не изменился и глядела она на меня все с той же виноватой немой покорностью. Так как я не ответил, спросила:
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
«Умерла – подумал я. – Исчезла. Сгинула бесследно. Нет, никуда она не денется. Анжелика – мой крест, мое проклятье, женщина, созданная для того, чтобы меня погубить».
Стоя спиной ко мне, она смотрела из окна на далекую панораму крыш и труб. Теперь вдруг обернулась.
– Я никогда, знай это, не была в квартире Джимми; он бы меня туда и не пустил. В Нью-Йорке мы были всего несколько недель и еще не завели знакомств. Пожалуй, полиция меня не найдет.
– Не беспокойся – найдет. Джимми был убит из твоего пистолета.
– Из моего пистолета?
– Того, что в ту ночь ты прятала под подушкой. Трэнт нашел его возле трупа и показал мне. Разумеется, я его сразу узнал. Ты знала, что он у Джимми?
Она кивнула.
– Знала. Он его отобрал. Три дня назад.
– Почему?
– Это произошло, когда он пришел сообщить, что женится на Дафне. Видимо, ждал, что я устрою ему скандал. Но ничего подобного я не сделала. Это его взбесило и… Короче, мы были в спальне. Мне удалось достать из-под подушки пистолет. Это его охладило. Позднее, уходя, попросил его у меня. Мол, у него нет денег, хотел его заложить. Ну, я и отдала.
Все это говорила она так спокойно, как о совершенно заурядном эпизоде, который может произойти в самых обычных человеческих отношениях. Я представил их двоих, как они упиваются своей душераздирающей драмой, как ругаются, угрожают друг другу оружием и вдруг, совершенно внезапно мирятся и решают заложить пистолет, чтобы Джимми в каком-нибудь шикарном баре мог угостить Дафну парой коктейлей. Я снова полностью осознал все безумие и беспорядок их жизни, и чувство вины, возникшее у меня до того, совершенно исчезло. Что бы она ни значила для меня когда-то, теперь это была моральная развалина – невротичка, погубленная безумной связью, которую я никогда не смогу понять, но за которую я без малейших угрызений совести могу ее презирать. И от этого нового уверенного ощущения во мне снова проснулось желание чем-нибудь ее обидеть.
– Видно, ты дала ему и мой перстень, чтобы заложить заодно? Полиция нашла его у Джимми в квартире.
Медленно начала краснеть. Вначале красное пятно проступило на шее, потом краска стыда постепенно залила лицо.
– Да, я дала ему этот перстень.
– Чтобы он его сдал в залог?
– А почему бы и нет? – Ее покрасневшее лицо казалось моложе и ранимее, но глаза метали молнии. – Ты же не воображаешь, что я берегла его как сувенир любви?
– В ту первую ночь он был у тебя на руке.
– Ну и что из того, что был?
– Ты!.. – Но я овладел собой. Не имело смысла продолжать в том же духе. Спросил наугад:
– Где ты купила тот пистолет?
– В одном ломбарде на Третьей авеню.
– Сообщила им свое имя?
– Конечно.
– Анжелика Хардинг?
– Анжелика Робертс.
Это я сам должен был сообразить. Когда Поль звонил в отель, уже вышло недоразумение с фамилиями. Но я всегда Бог весь почему воспринимал Анжелику только под нашей общей фамилией и привык к этому. Теперь мой разум снова поспешно заработал: может быть, нас спасет хотя бы эта мелочь.
– Какой ты назвала адрес?
– На Западной десятой стрит. Там, где я жила.
И снова мне показалось что в комнате – лейтенант Трэнт, словно стоит он у меня над душой. Но на этот раз он не представлял для меня угрозы. И Анжелика тоже. Я знал, что справлюсь с обоими.
Трэнт по следам дойдет до ломбарда на Третьей авеню. Несомненно, дойдет. И выяснит имя покупателя пистолета. Но что он, собственно говоря, выяснит? Не имя Анжелики Хардинг, фатально указывающее на меня, а только имя какой-то Анжелики Робертс, жившей на Десятой западной стрит. Отправится туда. Выяснит, что некая женщина под этим именем, которую никто толком не знал, несколько недель снимала там квартиру и потом уехала. Видимо, будет ее подозревать. Наверняка заподозрит, хотя бы уже потому, что купила пистолет и к тому же исчезла в ночь убийства. Но и пусть себе подозревает – как он ее найдет?
Там ее не будет. И в Нью-Йорке тоже. Трэнт напрасно будет искать по всем Соединенным Штатам женщину по фамилии Робертс – самой заурядной фамилии в стране. И лейтенант со всей его дьявольской проницательностью никогда не найдет женщину с совсем другой фамилией, скрывающуюся в захудалом университетском городке где-то в Айове.
Ощущение облегчения и возбуждения вызвали у меня излишний оптимизм. Наконец-то я нашел, за что ухватиться – план простой и надежный. И от Анжелики не нужно было требовать ничего сверх того, что она и так собиралась сделать. И ничто серьезное ей не грозит, ибо Трэнт наверняка отыщет какого-нибудь бандита, собутыльника, просто бродягу, который убил Джимми, и об Анжелике Робертс уже никто никогда не вспомнит.
Снова я казался себе таким же мудрым, как Старик.
Анжелика села на постель. С лица ее исчез румянец, а с ним и все следы внезапной вспышки гнева. Теперь на нем виделась только покорность судьбе, словно говорившее: «Зачем я вообще появилась на свет?»
– На Десятой западной тебя, надеюсь, никто не знает?
– Только женщина, что живет напротив.
– Но она не знает, что ты из Клакстона?
– Конечно, нет.
– Тогда слушай.
Охваченный эйфорией, я не сомневался, что она примет мое предложение, и не ошибся. Ни разу не перебив меня, дослушав до конца, она только тихо произнесла севшим голосом:
– Мой поезд уходит в пять тридцать пять. Сегодня утром я звонила на Пенсильванский вокзал.
Я взглянул на часы. Только пять минут пятого.
– Ты там что-нибудь оставила?
– Да. Большинство своих вещей.
– Чемоданы там?
– Да.
– Тогда дай мне ключи. Я заеду за ними. С Трэнтом рисковать нельзя. Пошлю туда Поля. А ты пока начинай укладываться. Успеем на поезд.
Ни слова не говоря, она шагнула к комоду, взяла сумочку и достала оттуда ключи. Тут я вспомнил о деньгах. Ночью отдал ей все, что было в бумажнике, и ехать в банк было уже поздно.
– У тебя хватит денег расплатиться по счету?
– Все, что ты дал, – цело. Заплатить надо только за номер и сэндвич, который я съела на обед.
– Значит, еще останется. Ладно. На билет я одолжу у Поля.
Полю я позвонил, чтобы выяснить, вернулся ли он с обеда. Был на месте. Я положил трубку. Анжелика, открыв чемодан, начала укладывать платья.
– Когда закончишь, – сказал я, – возьми такси до Пенсильванского вокзала. Жди нас у справочного бюро.
Не отвечая, она молча продолжала укладываться. Спустившись вниз, я взял такси. Приехав в фонд, бегло обрисовал Полю ситуацию, но не успел спросить, что он узнал от Поли о встрече с Трэнтом. Одолжив мне из сейфа казенных двести долларов, он поспешил с ключами на Десятую западную.
На вокзал я добрался к пяти. Анжелика в поношенном черном плаще, с наброшенной на плечи шалью, стояла у стойки. Я зашел в кассы, купил билет до Клакстона и несколько журналов. Вернувшись к Анжелике, отдал ей билет и оставшиеся деньги. Она сунула их в кошелек. Потом мы молча стояли, ожидая Поля.
Появился он минут через десять, с двумя чемоданами. Довольно нахально оскалился при виде Анжелики.
– Привет, Анжелика.
– Привет, Поль.
Поставил чемоданы на пол.
– Я собрал все, что, по моим представлениям, могло принадлежать особе женского пола. Даже пену для ванн. Никогда не знаешь… – Он усмехнулся. – Так, мои дорогие, будьте счастливы и так далее. Мне нужно спешить обратно в контору и к одной прекрасной, очень богатой даме, которую я собираюсь обобрать. Позвони мне поскорее, Билл, тебе стоит узнать, что Поли сказала Трэнту.
Помахал и исчез, прежде чем я успел его поблагодарить. Поезд уже стоял у платформы, пассажиры на перроне спешили к вагонам. Мы присоединились к ним. Я нашел место Анжелики, бросил чемоданы на полку, а журналы на кресло. До отхода поезда оставалось десять минут. Выйдя, постояли немного на перроне.
Не знаю, почему она вышла со мной; не знаю, почему я сам сразу не ушел. Часть меня отчаянно пыталась избавиться от нее, но что-то, какая-то странная ностальгия, меня удерживало. В конце концов, это одинокая, несчастная, потерпевшая поражение женщина, пытающаяся спрятаться в том единственном месте на свете, где ее еще могли приютить. Теперь, когда я от нее избавился, когда понял, что повредить мне она уже не может, почувствовал к ней некое сочувствие – да просто пожалел.
– Я должна знать еще что-нибудь? – спросила она.
– Думаю, нет. Напишу тебе, как будут развиваться события.
– Деньги я тебе верну.
– Забудь об этом.
– Нет, – возразила она. – Нет. Это долг.
У меня вдруг мелькнула мысль, как легко Элен сцапала свою взятку, и как я с извращенным удовлетворением принял место вице-президента. Сравнение было неприятным, и я перестал об этом думать. Толпа на перроне стала редеть. Нас миновал человек с тележкой газет.
– Передай привет отцу, – сказал я.
– Хорошо.
Она была так прекрасна и так одинока… Догадывался, о чем она думает, и сам испугался этой мысли. Неловко сказал:
– Надеюсь, ты там будешь счастлива.
– Счастлива? – Она подняла на меня свои огромные глаза. – Ты полагаешь, я буду счастлива?
– Пожалуй, сейчас ты это не можешь себе представить, но тебе будет гораздо лучше без Джимми.
– В самом деле?
Ее безутешное выражение меня раздражало до невозможности.
– Господи, но жизнь-то на этом не кончена?
– Для тебя – нет.
И вдруг я понял все по ее глазам. Она окаменела от отвращения и ненависти.
– Для тебя ничего не кончено, потому что ты сумеешь все шикарно устроить. Кого-то убили? Уладим. Кто-то слишком много знает? Уладим и это. Кто-то мешает? Посадим в поезд – и все. Этому ты научился. – Она вздохнула. – В самом деле, этому ты прекрасно научился. Ты и твои Кэллингемы – такое сходство натур не часто встречается, просто идеальная семейка!
Резко отвернувшись от меня, она направилась в вагон. Я шагнул следом: «Анжелика…»
Она не обернулась. Поднялась по ступенькам и исчезла в вагоне. Я уходил по перрону. Сердце колотилось от злости. «Пошла она к черту, – говорил я себе, – она не просто моральный урод, а наказание Господне». Что, черт побери, я должен был, по ее мнению, делать? Лишиться места, лишиться жены, все бросить ради какого-то абсурдного принципа, какой-то абсурдной правды?
Но злости моей надолго не хватило. Смешавшись с толпой в вокзальном вестибюле, я говорил себе: «Домой я доберусь после шести; возможно, Бетси уже там». Мысль о Бетси принесла мне блаженное чувство облегчения.
Анжелика была где-то в прошлом. Свою Немезиду я видел в последний раз – и никогда больше.
10
С вокзала я позвонил Полю. Тот как раз вернулся к себе.
– Поли я пока не сказал ни слова, – сообщил он. – Решил, что не стоит слишком перегружать ее бедную головку.
– Отлично.
– А твой детектив, похоже, ничего не добился. Говорили они всего несколько минут. Она даже не сказала, что знала Джимми еще по Калифорнии. Я похвалил ее за такой умный ход, но бедняжка созналась, что не рассказала только потому, что просто забыла. У тебя все прошло гладко?
– Похоже, да.
– Я рад. Позвони, когда я тебе снова понадоблюсь. Наш фонд к вашим услугам все двадцать четыре часа в сутки.
– Спасибо, Поль.
– Да, кстати, моя работодательница уже вернулась. Вернувшись, я нашел записку, что она звонила. Будь с ней поласковее, Билл.
– Конечно, буду.
– Ты прелесть, Билл. Знаешь, в тебе что-то такое есть. Какой-то шарм, что ли.
– Ну, будь здоров, Поль. Утром пришлю тебе чек.
– За это спасибо. Двести долларов? Этого хватит как раз на духи, что Поли выльет на себя за уик-энд.
Поймав такси, я в отличном настроении поехал домой. Открывая двери, услышал долетавшие из одной из гостиных голоса. Вошел. Там были Бетси и Хелен Рид. И с ними – лейтенант Трэнт. Удобно усевшийся на подлокотник кресла, с коктейлем в руке.
Неотвратимость его появления вдруг вызвала у меня впечатление, что он – только призрачный плод моей нечистой совести. К сожалению, это было не так.
– Билл, – сказала мне Бетси, – ты уже знаком с лейтенантом Трэнтом, не так ли? Он заглянул к нам, чтобы узнать, не могу ли я ему чем-то помочь по делу Джимми.
Трэнт кивнул.
– Дамы уговорили меня выпить с ними, мистер Хардинг. Но, к сожалению, мне уже пора.
– Ну надо же! – воскликнула Хелен Рид. – Убийство в кругах Кэллингемов! Случится же такое!
Я пытался убедить себя, что присутствие Трэнта вполне в порядке вещей. Ему же нужно выслушать Бетси – одну из тех немногих, кто знал Джимми. И опять, как обычно, он опередил меня. Но на этот раз меня это не пугало. Не было ничего, что бы он мог узнать от Бетси.
Жена выглядела устало, но ее счастливая, так шедшая ей улыбка согревала меня и заглушала страх перед Трэнтом. Подойдя, я поцеловал ее.
– Билл, дорогуша, – взмолилась Хелен, – прошу вас, заставьте вашу жену хоть на минутку прилечь! Я сейчас, наверно, год могла бы не вставать. Знали бы вы, как мы все провернули! Столько разговоров, столько суеты… так что вчера в десять вечера мы совсем без сил рухнули в постели. Господи, сколько минералки мы выдули! Сколько перекормленных младенцев осчастливили своими неподражаемыми улыбками! Если еще раз увижу свой черный вечерний туалет с жемчугами, меня стошнит.
– Хелен была великолепна, Билл, – сказала Бетси.
– Великолепна? – переспросила Хелен. – Куда там, божественна, вот! Но что мы делаем, разве так празднуют успех? Билл, Бетси сообщила мне потрясающую новость. Поздравляю! Понятия не имею, что значит быть вице-президентом рекламной фирмы, но не сомневаюсь, что это здорово. Так давайте выпьем!
Бетси ласково окинула меня гордым взглядом.
– Да, Билл, выпьем за это.
Все, включая Трэнта, выпили за меня.
Детектив вскоре ушел, а еще через несколько минут откланялась и Хелен. Я проводил ее вниз, а вернувшись, спросил:
– О чем расспрашивал Трэнт, Бетси?
– Да ни о чем. Только о Джимми. Я не многим смогла ему помочь.
– Надеюсь, не сказала, что Джимми избил Дафну?
– Разумеется, нет. Дафна его вообще не интересовала. Ведь вчера ночью Дафна была здесь с тобой.
Я, разумеется, тут же решил рассказать ей, что мы придумали насчет Дафны.
– Не было ее тут… – начал я.
– Не было? Но лейтенант сказал…
– Так мы условились с твоим отцом.
– Но, Билл, ведь это…
Тут ее перебила кухарка, пришедшая сообщить, что ужин подан.
Когда та ушла, я продолжал:
– Послушай, мы наконец вместе, давай поедим спокойно. Потом я тебе все расскажу. Не волнуйся, бояться нечего.
Она с сомнением взглянула на меня. Я обнял ее и поцеловал, и Бетси прижалась ко мне так, словно была в отъезде много месяцев.
– Я очень скучала по тебе, Билл. Думаешь, когда-нибудь это пройдет?
– Надеюсь, нет.
Целуя ее, наслаждаясь тишиной, покоем и надежностью наших объятий, я не удержался, чтобы через ее плечо не взглянуть на кушетку, где прошлой ночью целовал Анжелику. К моему ужасу, мне это ничуть не мешало. Анжелика была чем-то совершенно нереальным.
После ужина я объяснил, какое алиби для Дафны придумал Старик. Знал, что эта ложь будет ей неприятна. Для дочери Кэллингема у нее было удивительно развито чувство порядочности. Но еще я знал, что, в отличие от Анжелики, она поймет – так было нужно. Все-таки она была дочерью своего отца. Помня, о чем я умалчивал, вся эта часть истории казалась безвредной, поэтому так удивило меня ее беспокойство.
– Но что, собственно, делала Дафна вчера ночью?
– Не знаю.
– Но ты же говоришь, она виделась с Джимми.
– Так говорит твой отец. Часть ночи была с ним, часть – одна.
– Но отец знает, что она делала?
– Пожалуй, да. Дафна говорила что-то в том смысле, что пришлось ему в известной степени выложить правду.
– Значит, открыла ему только то, что сочла нужным. Это ясно. – Бетси встала. – Как же ты и отец можете воспринимать это так спокойно? Создать алиби – это одно, но если Дафна была с Джимми, если их кто-то видел вместе… Ты же ее знаешь. Может преподнести любую неожиданность, и мы не знаем, что произошло…
Ее опасения передались и мне. Разумеется, она была права. У меня еще не было времени подумать о Дафне. Но теперь-то я понял, что такое алиби Трэнт мог играючи опровергнуть.
– Нужно заставить ее рассказать, что произошло, – сказала Бетси.
– Я тоже так думаю.
– Прошу тебя, Билл, позвони ей. Знаешь, как она реагирует на меня. Попроси ее приехать сюда – или мы заглянем к ней.
– Ладно, – кивнул я.
Набрал номер Старика. Трубку снял Генри.
– Да, сэр, мисс Дафна у себя. Сейчас соединю.
Потом я услышал голос Дафны:
– Билл? Как здорово, что ты позвонил. Я под домашним арестом. Папа разгневан – нет слов. Никогда еще я так не скучала.
– Бетси вернулась, – сказал я.
– Тоже мне новость! Небось пышет праведным гневом, да?
– Она полагает, нам стоит поговорить о прошлой ночи – и я тоже.
– А, черт, – выругалась она, – ведь это же надо! – Но потом продолжала:
– Ну что ж, почему бы и нет? Все лучше, чем так сидеть.
– Так что, мы приедем?
– Не можешь оставить ее дома, да?
– Не хотелось бы.
– Ну ладно. Привози ее. Пусть выговорится. Но Билл, дорогуша…
– Слушаю.
– Ради Бога, держитесь подальше от библиотеки. Папа там, и он… просто рассвирепел. Если кого увидит – все равно кого – разорвет его как… как… Ну, как называются эти псы?..
– Овчарки?
– Нет, Билл, не смейся, пожалуйста. Я имею в виду тех, ну, с кривыми ногами, клыками и…
– Бульдоги, – подсказал я.
– Ну конечно, бульдоги. Ты прелесть. – Она повесила трубку.
Я тоже. Бетси спросила:
– Поедем туда?
– Да. Старик запретил ей выходить из ее комнаты. Говорит, он агрессивно настроен и будет лучше не попадаться ему под руку.
– Как она тебе показалась?
– Ну как – Дафна есть Дафна.
– Тебе не показалось… – Бетси внимательно взглянула на меня, и ее беспокойство теперь уже перешло в страх. Это меня испугало.
– Что мне должно было показаться?
– Что, если это она убила его? – вдруг выкрикнула Бетси.
Эта мысль, несомненно, уже приходила мне в голову, но как-то не задержалась. Слишком много других вещей заботило меня тогда куда больше. Но теперь она была высказана и с ней нужно было как-то справиться.
Дафна могла его убить, это точно. Вряд ли нашлось бы что-то, на что она оказалась бы неспособна в припадке фамильного кэллингемовского бешенства.
Вспомнил выражение лица Старика сегодня утром, в котором любовь мешалась с отчаянием, и словно увидел, как он мечется сейчас в сумрачных стенах библиотеки. Но поскольку Бетси выглядела такой расстроенной, а для меня важнее всего была она, то попытался все как-то сгладить.
– Я ее спрашивал. Говорит, она этого не делала. – Заключив Бетси в объятия, поцеловал ее. – Такие мысли и допускать не стоит. Все будет хорошо. Обещаю. Пойди накинь плащ. Уже пора.
Она на миг задержалась в моих объятиях. Заметив, как успокаивается ее лицо, я снова почувствовал угрызения совести. Совершенно обоснованно она боялась, что Дафна могла убить Джимми, и только от того, что я отверг ее предположения, страх ее вдруг исчез. Вот насколько она мне верила.
Пока она ходила в спальню за плащом, я надел свой и ждал ее в холле. Нужно было предвидеть, что мало избавиться от Анжелики. Снова и снова будут всплывать всякие мелочи, чтобы напомнить, какой я обманщик. «Для тебя ничего не кончено, ты все прекрасно сумеешь устроить». Голос Анжелики, дрожащий от отвращения, снова звучал в моих ушах. Я вдруг представил себе ее в поезде. Что она сейчас делает? Читает журналы? Или просто сидит, проклиная в душе такое ничтожество, как я?
Заставил себя думать о другом – о Дафне. От нее тоже исходила опасность, но не для меня лично. Ничто, касающееся Дафны, не могло меня скомпрометировать.
И вот, когда я уже услышал шаги Бетси, направлявшейся ко мне через холл, меня как обухом по голове ударило. Что, если Дафна знала об Анжелике? В одиннадцать Джимми явился к Анжелике и вышвырнул ее из квартиры. Что, если Дафна еще была с ним и он сказал ей, что собирается сделать? «Ты знаешь Анжелику – бывшую жену Билла? Разве он не говорил, что она в Нью-Йорке? Они все еще встречаются».
Обернулся к Бетси. Весь ужас был в том, что хотя я любил ее и нуждался в ней как никогда прежде, она уже не была моей надежной опорой; как и Анжелика, стала теперь угрозой – стала женщиной, которую нужно обмануть, женщиной, которой малейшая реплика Дафны могла открыть всю мою ложь.
Я начал, испытывая отвращение к собственной изворотливости:
– Ты выглядишь очень усталой, дорогая. Помни, что говорила Хелен. Не хочешь ли лечь – я обо всем позабочусь сам.
– Ах нет, со мной все в порядке.
– Но… знаешь, как настроена против тебя Дафна. Может, будет лучше разобраться с ней без тебя?
Она улыбнулась мне, но чувство долга победило.
– Ни в коем случае, дорогой. Я действую ей на нервы, это верно. Но когда она разойдется, я единственный член семьи, кто может с ней справиться. – Взяла меня под руку. – Пойдем.
Машина Бетси, в которой они с Хелен вернулись из Филадельфии, еще стояла внизу. Сев в нее, мы отправились к Дафне. Бетси сидела очень прямо, о чем-то напряженно размышляя.
– Нельзя позволить ей морочить нам голову. Нужно заставить рассказать всю правду.
– Разумеется, – сказал я. Бетси положила руку мне на колено.
– Дорогой, ты молодец. Для отца это должно было быть ужасным ударом. Не знаю, что бы он без тебя делал…