Текст книги "Мстительное сердце"
Автор книги: Патриция Мэтьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Глава 22
Эймос Стрич прекрасно устроился в Бостоне. Через два года после своего внезапного отъезда из Уильямсберга он уже процветал, кошелек его вновь стал тугим. Конечно, одновременно с ним потолстел и он сам, и приступы подагры снова терзали его. От проклятых новоанглийских зим состояние его только ухудшилось. Однако Стрич полагал, что эти неудобства – приемлемая плата за процветание.
Приехав в Бостон, он случайно кое-что узнал. Пиратские корабли бежали от берегов Каролины и Виргинии, испуганные неожиданной расправой с Черной Бородой и его шайкой, однако дальше, к северу, по-прежнему можно было сбывать спиртное, награбленное на торговых судах.
Через пару недель Стрич завязал полезные связи с владельцами пиратских кораблей на предмет торговли спиртным. Они очень обрадовались возможности заиметь торгового посредника, ибо опасались в открытую появляться на берегу, потому что и до них уже дошли вести о судьбе Черной Бороды.
Никаких трудностей при заключении сделок с хозяевами постоялых дворов в Бостоне у Стрича не было. Врожденные инстинкты жителей Новой Англии подсказывали им, что подобные сделки выгодны, только у немногих заговорила совесть, и они отказались косвенно поддерживать пиратов.
Через год с небольшим Стрич преуспел настолько, что накопил сумму, достаточную для покупки собственного заведения. Оно находилось на окраине Бостона, на почтовом тракте, ведущем на Юг. После чего он отказался от посредничества между пиратами и хозяевами постоялых дворов и зажил как джентльмен-хозяйчик…
Он сразу переименовал заведение, назвав его «Чаша и рог». В Новой Англии нельзя было купить рабов, а те немногие слуги, которых можно было нанять, стоили очень дорого. Это его сильно раздражало, но делать было нечего. Слуги у него не задерживались. Когда Стрича охватывал очередной приступ ярости и он угрожал им палкой, они, как правило, тут же убегали. А поскольку Стрич был уверен, что эти люди постоянно что-то крадут у него, то вечно пребывал в дурном расположении духа. К счастью, кухни здесь из-за холодного климата помещались в самом здании, и, поскольку Стрич старался быть одновременно повсюду, следя, чтобы слуги не слонялись без дела, это было удобно. Нечего и говорить, что у своих работников он не пользовался симпатией. Однако он хорошо знал, как содержать постоялый двор, – лучше, чем какой-либо хозяйчик в Бостоне, – и был уверен, что его ждет удача.
Он слышал, что к югу от Бостона открылся новый трактир, «Четверо за всех», но не обратил на рассказы о нем никакого внимания. В конце концов, это заведение находится в нескольких милях от него, а значит, и повредить ему не может. Он равным образом не обращал внимания и на рассказы о том, что там дают представления и поет какая-то девчонка. Он считал, что это глупо. По его мнению, люди приходят в кабачок, чтобы выпить, может быть, перекусить и посплетничать с собутыльниками, ну, еще перекинуться в картишки. А если посетители будут слушать, как кто-то устраивает кошачий концерт, это отвлечет их от того, зачем они пришли. И Стрич выкинул из головы мысли о новом трактире, убедив себя, что ему не о чем беспокоиться.
Однако он вскоре заметил, что дела его пошатнулись. С каждым вечером посетителей становилось все меньше и меньше.
Как-то холодным майским вечером Стрич стоял у камина, грея спину, когда в трактир вошел один из его постоянных посетителей, некто Фрай. Ему было за сорок, он был почти так же толст, как и Стрич. Фрай подошел к хозяйчику и ухмыльнулся:
– Добрый вечер вам, сквайр Стрич!
– Я что-то не видел вас в зале два последних вечера. Заболели, что ли? – хрюкнул Стрич.
– Нет, эти вечера я провел в том новом трактире на почтовом тракте, «Четверо за всех».
– Какого это черта вы решили проделать такой путь ради глотка рома?
– Услышал о леди, которая дает там представления.
– Как можно называть леди какую-то девку из трактира?
– Эту можно. А потом, как ее еще называть? Никто не знает ее имени. А если кто и знает, так не говорит. И хорошенькая же она! Поет, как птичка, ей-богу. А какая у нее грудь! Хочется тут же взять и схватить за нее! Право слово!
Стрич нахмурился.
– Вы говорите, у нее нет имени? Как-то странно.
– Может, это вам и кажется странным, но не тем, кто приходит ее послушать, – весело сказал Фрай. – А валят туда толпами. Я был дважды и всякий раз не мог найти местечка, где бы пристроить свой зад. Пришлось стоять.
– Не могу взять в толк, зачем это нужно ходить в трактир, чтобы слушать песенки какой-то девки, – проворчал Стрич. – Они только мешают человеку пить.
– Это потому, что вы ее не видели. – Ухмылка Фрая стала шире. – Кроме того, там подают другие блюда. Они называют это южной кухней.
По телу Стрича пробежал холодок.
– Южная кухня? Здесь, в Бостоне?
– Точно. Неплохо, кстати, – для разнообразия. Очень вкусно. А клиенты набрасываются на эту еду, как медведи на мед. И потом, очень может быть, что из-за всех этих разговоров насчет оспы люди рады хоть на время выбраться из города.
Стрич выждал еще две недели, со страхом замечая, что его заведение все больше и больше приходит в упадок. Частенько он, стоя в дверях, смотрел, как его бывшие завсегдатаи проезжают мимо «Чаши и рога», торопясь в южном направлении.
Конечно, слова Фрая насчет эпидемии черной оспы в Бостоне могли иметь под собой какое-то основание. Слухи о бедствии росли с каждым днем. Стрич почти не обращал на них внимания – мало ли что приходится слышать в трактире.
Наконец он решил, что должен сам побывать в этом новом заведении. Он все еще был уверен, что это временная прихоть, что охотникам выпить скоро надоест слушать пение какой-то девки. Но что-то засело у него в голове, что-то, чего он не мог определить.
Ему не хотелось оставлять «Чашу и рог» без надзора даже на один вечер. Но ничего не поделаешь, не съездить тоже нельзя.
Верховой лошади у Стрича не было; он был столь тучен, что не смог бы сесть в седло. Стало быть, ко всему прочему ему пришлось еще потратиться и нанять на весь вечер экипаж. Он подумал было попросить кого-то из знакомых подвезти его, но ему не хотелось, чтобы стало известно – Стрич, мол, заявился в новый трактир поглядеть, что и как.
Приехав к «Четверым за всех», он был удивлен и огорчен при виде большого числа лошадей, колясок и других экипажей. Он посидел немного в экипаже, читая замысловатую вывеску и слегка посмеиваясь. Вывески на трактирах Бостона и его окрестностей казались Стричу чересчур причудливыми и поэтому не нравились. Но кое-что он все-таки у них перенял – все буквы в названии «Чаша и рог» были теперь огромными и яркими.
Было начало июня, и стало немного теплее. Однако Стрич, не желая, чтобы его узнали и осмеяли, надел парик с длинными локонами, треугольную шляпу, опущенную низко на глаза, и просторный плащ. Выбравшись из экипажа, он прикрыл плащом лицо до подбородка и вошел, хромая, в трактир.
Он увидел довольно большой зал, переполненный посетителями, и его подагрические суставы пронзила острая боль.
В противоположном конце помещения находилось нечто, доселе не виданное Стричем. Там соорудили что-то вроде помоста, возвышающегося фута на два над полом. Пока помост был пуст, если не считать стоящего на нем клавесина. По обеим сторонам помоста с потолка до пола свешивались две муслиновые занавески шириной примерно в шесть футов.
«Какая трата места», – подумал Стрич, усмехаясь.
Сколько там можно было бы поставить столов, стульев, скамеек! И все-таки он не мог отрицать, что толпа посетителей произвела на него угнетающее впечатление.
Он протолкался к стойке, тыча в посетителей своей палкой. Молодой человек за стойкой смутно напомнил ему кого-то. Юноша был очень занят, он наливал посетителям напитки и постоянно наклонялся к стойке. Две служанки, находившиеся в зале, едва успевали справляться с заказами.
Наконец Стрич получил кружку пива, расплатился; молодой человек в баре так ни разу и не взглянул на него.
Держа кружку высоко над головой и снова прокладывая себе путь с помощью палки, Стрич направился к скамье у входной двери. Найдя там свободное местечко, он уселся и принялся понемногу отхлебывать пиво, чтобы хватило подольше.
Вскоре бар закрылся, обе служанки и молодой человек, стоявший за стойкой, обошли помещение, задув почти все свечи. Зал погрузился в полумрак. Потом юноша исчез за занавесками, но тут же появился снова, неся в руках хрустальный канделябр с горящими свечами, и поставил его на клавесин.
Юноша поднял руки, и публика смолкла.
– Месье Андре Леклэр! – объявил он.
На помост взошел элегантно одетый человек в снежно-белом парике; раздались хлопки, человек поклонился и сел за клавесин. Он заиграл легкую, воздушную мелодию. Стрич презрительно фыркнул в свою кружку, – он ничего не понимал в музыке, которая, на его взгляд, была пустой тратой времени.
Музыка еще не закончилась, когда на свободное место рядом со Стричем скользнула какая-то фигура. Скосив глаза, Стрич увидел крупного человека с большой черной бородой, одетого как моряк.
Музыка замерла, и Стрич снова посмотрел на помост. Мужчина в пышном парике отступил вправо, исчез за занавесью. По залу прошелестел вздох ожидания. Потом человек снова вышел на помост, ведя высокую женщину с волосами цвета меди и пышными формами. Ее появление посетители приветствовали шумными аплодисментами.
Стрич задохнулся, издав какое-то шипение; он подался вперед и быстро заморгал, не веря своим глазам. Если бы он как следует выпил, то решил бы, что пьян и ему мерещится. Но всего полкружки пива…
И тут женщина запела, и Стрич понял, что ему ничего не померещилось. Девка на помосте – Ханна. Ханна Маккембридж! Он сидел ошеломленный, потрясенный, не веря самому себе. Мало-помалу его охватывала ярость. Сердце заболело, и Стричу показалось, что его сейчас хватит удар.
И все это из-за того, что он не мог броситься туда, на помост, чтобы схватить ее за горло и сжимать, сжимать эту белую шею, пока девка не испустит дух.
Неужели эта проклятая баба из его прошлого будет идти за ним по следу до конца его дней?
Кровь стучала у него в ушах, в глазах все расплывалось. Ее голос доносился словно из дальней дали:
Любовь моя мила, скромна,
С фиалкой я сравню ее —
Один я знаю, где она
Цветет, сокровище мое.
Пусть роза дерзкая в саду
Доступна всем – моя любовь
Лишь мне верна, я к ней иду
Один, любуюсь ею вновь.
Когда песенка кончилась и раздались аплодисменты и хвалебные возгласы, человек, сидевший рядом со Стричем, ткнул его локтем в бок.
– …девчонка великолепна, вы согласны, сэр?
– Что? – Стрич оглянулся на него, прищурившись. Бородач ухмылялся. Кивнув в сторону помоста, он повторил:
– Я говорю, девочка великолепна, разве не так?
– Да-да, – промямлил Стрич. Потом с усилием преодолел оцепенение и спросил: – А не Ханной ли ее зовут?
Бородач пристально взглянул на Стрича.
– Ага, Ханной. Откуда вы знаете? – Тут он раскатисто рассмеялся. – Я говорил девочке, что ее тайна сохранится недолго.
Избежав необходимости отвечать, Стрич вновь обратил пылающий взор на свою бывшую служанку, запевшую новую песенку. Стрич не слышал ни слова. Его взгляд впился в это ненавистное лицо, обрамленное рыжими волосами. Весь мир, казалось, перестал существовать для Стрича. Никогда в жизни в его жилах не бушевала такая ненависть!
Ханна спела третью песенку, потом мило поклонилась в ответ на бурю оваций. Не обращая внимания на требования продолжить, она убежала за занавес. Стрич смутно отметил, что бородач моряк, встав со своего места, с небрежным видом пробрался вдоль правой стены к помосту. Там он задержался, огляделся, – а потом быстро скользнул за занавес и исчез из виду.
Стрич сидел, держа в руках пустую кружку, мысли его ползли и извивались, словно ядовитые гады в гнезде.
Наверху Ханна у туалетного столика расчесывала волосы и поджидала, когда раздастся знакомый стук в дверь.
И он раздался – громоподобный грохот.
Она вскочила и побежала открывать. Вошел Джошуа. Ханна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
– Здравствуй, Джош, дорогой. Рада тебя видеть.
– Я тоже рад, девочка, в самом деле рад! Теперь плавание кажется мне под конец все длинней и длинней, потому что мне не терпится повидать тебя.
– Всегда можно оставить море, – серьезно сказала она, – и найти работу на суше.
– Ага, тебе это было бы по душе, а? Взять и принайтовить человека к берегу, а человек-то ничего, кроме моря, не знал, с тех пор как был еще мальцом.
– Да нет, Джош! Что ты! Я просто пошутила!
– Знаю, девочка, знаю.
Огромные ручищи схватили Ханну под мышки; Джошуа поднял ее и закружил в воздухе, при этом он ударом ноги захлопнул дверь.
– А знаешь, твоя тайна уже раскрыта. – Джошуа поставил Ханну на ноги и направился к буфету, где стояло бренди.
– О какой из моих тайн идет речь?
Джошуа налил бренди в стакан и сделал добрый глоток.
– Твое имя. Когда я слушал твое пение там, внизу, какой-то человек спросил, не Ханной ли тебя зовут.
– Ну что же, я предполагала, что навсегда это сохранить в тайне не удастся. – Ханна пожала плечами. Сообщение Джошуа ее не очень обеспокоило. Время шло, ничего нехорошего не происходило, и ей начало казаться, что стена таинственности, которую она с таким трудом возвела вокруг себя, действительно ни к чему, как и говорил Андре.
Покончив с бренди, Джошуа подошел к ней, ласково улыбаясь.
– Сегодня у меня мало времени. Я смогу побыть у тебя недолго.
– Ты всегда торопишься, – насмешливо заметила молодая женщина. – В жизни не видела, чтобы человек так торопился.
– Ну, не всегда же, девочка. Ты ведь не можешь с этим не согласиться, а?
И словно в доказательство этих слов он ласкал ее нежно и мучительно медленно. При этом Ханну смутило, что в эту ночь в его движениях появилась новая, небывалая страстность.
Достигнув высот наслаждения, они лежали, крепко обнявшись; Ханна положила голову на плечо Джоша; все ее смущение развеялось.
– Должен сообщить тебе плохую новость, девочка. – Джошуа тихо засмеялся. – А может, она окажется для тебя и хорошей – кто знает?
Ханна подняла голову.
– Что это за новость, Джош?
– Скоро я не смогу радовать тебя своим появлением. Меня не будет месяцев шесть, может быть, и больше.
– Шесть месяцев! – огорченно воскликнула молодая женщина. – Почему, Джош? Что случилось?
– Ничего особенного. Я мечтал об этом довольно давно. – Он привлек ее к себе. – Я нанялся в капитаны корабля, идущего в Ливерпуль. Вот почему я уйду пораньше – мне нужно встретиться с владельцем корабля и подписать необходимые документы еще сегодня. Мы отчаливаем, как только загрузимся провизией.
– Но почему, Джош? Ливерпуль! Мне кажется, это где-то на краю света!
– Ага, далековато. Но вовсе не так далеко. – Он задумался, потом продолжил: – Мне надоело ходить взад-вперед вдоль берега. Что я, рыбак, что ли? Меня тянет в настоящее море. Там можно опять помериться силами со стариком Нептуном.
– Но ты сказал однажды, что тебе надоело плавать по океану. Что ты занимался этим большую часть жизни.
– Да, помню, что я так сказал. Я врал – и себе, и тебе, девочка. Если человек один раз пересек океан, ему всегда будет хотеться сделать это снова. Понимаешь, мой дом – там.
– Шесть месяцев! – Ханна вздохнула. – Как долго.
Она обхватила руками его косматую голову. Что она будет делать без Джоша? Он стал неотъемлемой частью ее жизни, такой же, как Бесс, Андре и Дикки, хотя и совсем по другой причине. Она улыбнулась.
– Ну что же, мы ведь ничего друг другу не обещали, правда?
– Верно, девочка, никаких обещаний. – Он тихонько засмеялся. – Мы поклялись в самом начале – никаких обещаний. Иди сюда, девочка. Я могу побыть с тобой еще немного.
Он опять сгреб ее в охапку и пылко поцеловал. Они катались по кровати и смеялись, как играющие дети.
Эймос Стрич знал, что вполне может полагаться на свое чутье, когда сталкивается с чем-то подозрительным. У него было сильное подозрение, что тот чернобородый моряк юркнул наверх, чтобы переспать с медноволосой сучкой. Поэтому Стрич не решился подняться наверх, пока этот человек не уйдет.
Стрич остался сидеть на скамейке, держа в руках кружку; ярость тлела в нем, во рту был вкус горечи, как при разливе желчи. Толпа постепенно редела, и час спустя в зале осталось всего несколько человек. Однако Стрич по-прежнему сидел на своем месте, не сводя глаз с занавеси на помосте. К нему подошла служанка и спросила, не налить ли еще пива. Стрич шуганул девушку, рявкнув что-то нечленораздельное.
Наконец его ожидание увенчалось успехом. Он увидел, что человек с черной бородой выскользнул из-за занавеси, быстро прошел к входной двери и вышел, важный, как петух.
Хорошо потискал свою сучку? Вот и ладно! Значит, она скорее всего будет еще в постели. А это облегчит дело.
Стрич встал и поплелся вдоль правой стены, припадая на палку, всячески преувеличивая свою хромоту. Добравшись до помоста, он мельком огляделся, убедился, что никто его не заметил, и быстро зашел за занавесь. Там, как он и ожидал, оказалась узкая лестница, ведущая наверх.
Но на первой ступеньке стоял, сложив руки, огромный чернокожий человек.
– Сюда нельзя никому входить.
– Я должен повидаться с твоей миссис Ханной. Это крайне важно.
Джон покачал головой. В этом толстяке было что-то страшно знакомое.
– Никому не позволяется подниматься наверх, пока миссис Ханна не разрешит.
– Она захочет повидаться со мной. Дело идет о доставке ликера. Скажи своей хозяйке… – Стрич отчаянно подыскивал имя, хоть какое-нибудь имя, – скажи, что Бен Фрай хочет переговорить с ней. Она меня примет. Даю слово, примет.
– Я пойду спрошу, – нехотя проговорил Джон. – Вы ждите здесь, пока я не вернусь.
Джон уже было занес ногу на ступеньку и тут вспомнил:
– Вы лжете! Ваше имя…
Не успел он повернуться, как в тот же миг Эймос Стрич нанес ему по голове удар своей дубинкой.
Джон рухнул, не издав ни звука, и лежал неподвижно. Стрич быстро огляделся. Все было спокойно. Он плюнул на бездыханное тело и, перешагнув через него, принялся с трудом карабкаться наверх, тяжело сопя.
Оказавшись наверху, Стрич увидел только закрытые двери. Осторожно приоткрыл одну из них и заглянул в щелку. Он ничего не увидел, кроме неяркого света свечи и ребенка, спящего в колыбели. Закрыл дверь и прошел по коридору дальше, к следующей комнате.
Приоткрыв дверь в эту комнату пошире, Стрич увидел, что это гостиная, тоже неярко освещенная свечой. В камине догорал огонь. В комнате никого, не было, но в нем стоял аромат женщины, а по левую руку Стрич заметил темный прямоугольник двери. Чутье подсказало ему, что это комната Ханны.
Он вошел как можно тише и прикрыл за собой дверь. Ключа, чтобы запереть ее, в замочной скважине не оказалось, но тут уж ничего не поделаешь. Стрич шагнул, споткнулся и был вынужден тяжело опереться на свою палку.
Палка стукнула об пол, и из темного дверного проема раздался сонный голос:
– Джош, милый, это ты? Ты что-нибудь забыл?
Стрич застыл на месте, стараясь не сопеть.
Ханна изо всех сил боролась со сном. Она была уверена, что слышала какой-то шум. Это показалось ей странным. Она еще раз спросила:
– Джош?
Поскольку ответа не последовало, молодая женщина встала и направилась к двери в одной ночной рубашке, протирая сонные глаза кончиками пальцев.
Войдя в гостиную, она испуганно остановилась, увидев в комнате незнакомого человека.
– Кто вы такой, сэр? Что делаете в моих комнатах?
– Не узнаешь старого Стрича, девочка? Не так уж много времени прошло. Или, может, твой любовник оставил тебя совсем без ума?
Ханна отшатнулась и ахнула:
– Эймос Стрич! Господи! Как вы меня нашли?
– Я приехал посмотреть, кто это сманивает моих клиентов! Мне сказали, что виной тому твои песенки. Положим, это не совсем так. – Он фыркнул, но взгляд его не отрывался от очертаний ее тела, прикрытого лишь тонкой рубашкой. – Ты еще и обслуживаешь гостей здесь, наверху. Я видел, как какой-то моряк проскользнул сюда, а потом вышел обратно. Нашла-таки свое истинное призвание, чертова сука! Как была шлюхой, так ею и осталась!
Ханна не стала затруднять себя и отвечать на оскорбления. Увидев Стрича, она была поначалу потрясена, теперь же оправилась от страха, и к ней в полной мере вернулась вся ее прежняя ненависть.
– Человек, приходивший сюда, мой старый друг, и не более. А теперь уходите, Эймос Стрич, не то я велю Джону испробовать на вас вашу же палку!
– Друг, вот как? И ты думаешь, я в это поверю! – Ярость закипела в нем. – И подумать только, со мной ты корчила из себя скромницу! – Стрич вспомнил, как она сопротивлялась, как причинила ему боль, и понял, что он сейчас сделает. Пока он крался по лестнице, цель его визита была неизвестна ему самому. Но теперь стало понятно: он изобьет ее палкой до полусмерти! Она уже никогда не покажется привлекательной ни одному мужчине!
Ханна бросила ему:
– Немедленно вон из моей комнаты, Эймос Стрич! Если вы не уйдете тотчас же, я позову Джона!
Стрич дал волю презрительному смеху.
– Да кто придет на твой зов? Твой черномазый валяется мертвым внизу у лестницы. Я пустил в ход вот это! – Стрич поднял свою толстую палку обеими руками и, пошатываясь, шагнул к молодой женщине.
Ханна отпрянула. По безумному блеску его глаз она с запозданием поняла, что ей грозит смертельная опасность.
Стрич сделал еще шаг, и палка со свистом опустилась. Ханна попыталась уклониться, но опоздала. Стрич нанес ей жестокий удар по плечу, и рука у нее сразу онемела. По-настоящему испугавшись, она бросилась, обогнув его, к двери. Едва она взялась за ручку, как Стрич схватил ее за волосы и швырнул назад через всю комнату. Ханна поскользнулась и упала на четвереньки. Она попыталась встать, но палка опустилась ей на спину. Боль обожгла ее, как огненный хлыст, и она закричала.
– Кричи, шлюха, кричи! Тебе никто не поможет!
Бац! Палка снова резко ударила по ее обнаженным плечам.
– Ты уже разорила меня один раз, теперь опять хочешь разорить! Когда я разделаюсь с тобой сегодня, ты уже никогда больше не сможешь разорить меня!
Палка опустилась с такой силой, что на плече у молодой женщины остался кровавый след. Ханна опять закричала.
В этот миг дверь распахнулась, и в комнате появился Андре. Он увидел, что происходит, и в глазах его вспыхнул огонь.
– Это Эймос Стрич, Андре! – воскликнула Ханна. – Будьте осторожны – он, кажется, сошел с ума!
– Ах, так это злодей Стрич?
Стрич обернулся и взмахнул палкой. Андре ловко отпрыгнул в сторону. Стрич взревел:
– Не суйтесь куда не надо! Это наши с ней дела! Они нас не касаются!
– О нет, негодяй, очень даже касаются!
Андре схватил кочергу, стоявшую у камина, и двинулся на Стрича, держа ее, как шпагу.
– Ну что же, давайте! – И он ткнул кочергой Стрича в живот. – Защищайтесь!
Стрич молотил своей палкой, но Андре всякий раз отбивал удары, делая выпад кочергой и тыча ее концом в выпяченный живот Стрича. Конец кочерги был острый, и на рубашке Стрича показались пятна крови, похожие на яркие алые цветы.
Ханна медленно поднялась с пола и как зачарованная наблюдала за происходящим. Андре стал в классическую дуэльную позу, одной рукой слегка упираясь в левое бедро, а в другой держа кочергу. Он двигался очень грациозно, на нем все еще был костюм, в котором он выходил на сцену, но таким Андре Ханна еще никогда не видела. Лицо его было страшно напряжено, глаза угрожающе прищурились, и Ханна поняла, что Андре отнюдь не новичок в искусстве играть со смертью.
Француз оказался не по зубам Эймосу Стричу. Пожилой человек, он быстро терял силы, дышал тяжело, с присвистом, и он все реже и реже размахивал своей палкой. Андре постепенно заставил его отступить к задней стене и то подскакивал к Стричу, то отскакивал от него, нанося удары кочергой в брюхо и грудь. Теперь Стричу негде было повернуться. За спиной у него находилось единственное в комнате окно. Хрипло вскрикнув, Стрич отбросил палку:
– Хватит! Хватит, я прощу вас! Довольно!
– Нет, не довольно, подлец! – воскликнул Андре. – Вот сейчас я проткну вас насквозь!
Он направил конец кочерги в сердце Стричу, и, будь у него в руках шпага, он проткнул бы противника насквозь. В этот момент, Ханна была уверена, Андре действительно забыл, что кочерга – это не шпага.
От этого удара Стрич потерял равновесие. Он громко завопил, заколотил руками по воздуху, пытаясь восстановить равновесие. Потом стал падать навзничь и провалился в окно. Андре бросился вперед в отчаянной попытке удержать Стрича. И ему удалось-таки ухватить того за лодыжку. Но Стрич был слишком тяжел. Андре выпустил его ногу, и Стрич с отчаянным криком исчез из виду.
– Mon Dieu! – проговорил Андре пораженно. – Опять то же самое…
– Нет, Андре. – Ханна взяла его за руку. – Не нужно обвинять себя. Это несчастный случай.
– Это не так. Я проткнул его… – Андре изумленно покачал головой, посмотрел туда, где на пол упала кочерга, потом поднял глаза на Ханну. Вздохнув, пожал плечами с видом полной покорности судьбе. – Oui, это несчастный случай. – Вдруг он заторопился. – Я должен сбегать вниз узнать, в каком он состоянии. – И так как Ханна хотела пойти с ним, он добавил: – Нет, вы останетесь здесь.
Она замедлила шаг и остановилась. Потом вспомнила – и ахнула:
– Джон! Стрич сказал, что убил Джона!
Ханна бросилась вниз вслед за Андре. Добравшись до подножия лестницы, молодая женщина вздохнула с облегчением – Джон сидел, прислонясь к стене, и осторожно ощупывал затылок. Волосы его были крови, кровь текла по шее. Мэри и Дикки, прибежавшие на шум, стояли и смотрели на него, вытаращив глаза. Андре выбежал за дверь, а Ханна решительно приказала:
– Мэри, принеси таз с водой и полотенце. Быстро!
Она осторожно смывала кровь с раны Джона, когда вернулся Андре.
В ответ на ее взгляд он поднял, а потом опустил плечи и сказал с серьезным видом:
– Эймоса Стрича больше нет на свете. При падении он сломал себе шею.
Ханна встала, расправила плечи и проговорила бодрым голосом:
– Дикки, скачи немедля в Бостон и привези сюда шерифа. Когда он приедет, я расскажу ему правду – или, вернее, ту часть правды, которую ему нужно знать. Мерзавец Эймос Стрич сбил с ног Джона, нанеся ему вероломный удар, а затем прокрался в мою комнату и напал на меня. Я сопротивлялась, и во время нашей схватки он случайно выпал из окна и разбился насмерть.
