Текст книги "Желанное рабство"
Автор книги: Патриция Хорст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– Нет, они будут играть, я попрошу их, – сказал Данте, не давая освободиться от своих рук, и повел ее к оркестрантам.
Боже, когда его руки обнимают меня, я на седьмом небе от счастья. Я хочу отдаться очарованию танца! Пусть играет музыка, я так этого хочу!
Бог отнесся доброжелательно к ее просьбе, и ночь пронзили первые такты чувственной мелодии. Танцующие пары быстро заполнили террасу, но Лейле казалось, что в мире остался только один мужчина – Данте, и только одна женщина – та, что была в его объятиях.
Данте прижал ее еще плотнее и, легко касаясь бедер, неуловимо пожимая руку и удлиняя шаг, повел свою партнершу прочь из круга любопытных глаз, в тропическую ночь. Когда их скрыла глубокая тень на краю террасы и он сомкнул руки, приблизив лицо к ее лицу, земля поплыла под ногами Лейлы.
– Как долго я ждал...
Ей не было нужды спрашивать, о чем он. Она все знала сама. Лейлу даже пугал этот резонанс, возникший между нею и Данте с первого мгновения встречи.
Мать рассказывала ей когда-то, что подобное чувство она испытала, впервые увидев отца.
– Я подумала, вот моя судьба. Это любовь на всю жизнь. Посмотрела ему в глаза и сразу поняла, что знала его еще до рождения.
Мать Лейлы ждала своего мужчину до сорока двух лет. Ее подруги давно повыходили замуж, у них родились дети. Сначала они подшучивали над гордячкой, потом перестали, а через некоторое время забыли ее за делами и заботами счастливой семейной жизни. Мать Лейлы уехала в Сингапур: она работала гувернанткой и, когда подвернулось выгодное предложение, не испугалась перемен. Как потом ее не испугало то, что возлюбленный был на восемь лет моложе ее и несопоставимо выше по социальному положению. Через два месяца после свадьбы она забеременела.
– Ты, наверное, страшно смущалась? – спросила ее Лейла.
– Ну что ты. – Мать рассмеялась в ответ. – Сорок лет прекрасный возраст для материнства, как всякий другой. Материнство – это чудо, радость, бесценный дар. Когда-нибудь и ты встретишь своего мужчину, я бы хотела для тебя такого же счастья. – И добавила, отвечая на незаданный вопрос дочери: – Ты сразу поймешь, что это он. Здесь почувствуешь. – Мать дотронулась до груди Лейлы. – Будешь уверена в этом так же, как в том, что солнце встает на востоке. Он будет твоим солнцем днем. И луной ночью. – Эти слова Лейла потом вспоминала не раз.
Лейлу, правда, смущал один момент: почему, когда она сказала Данте, что любит его, он промолчал? Она еще не знала, что действия могут говорить яснее слов, а нежность и страстность в сексе быть проявлением глубоких чувств.
– Наверное, я зря не спросил тебя раньше... – нерешительно заговорил Данте. – Лейла, тебя никто не ждет в Ванкувере?
– Нет, – ответила она и обрадовалась, что отношения с Энтони Флетчером, выйдя из тупика, дошли до логического конца. Лейла порвала с ним еще два месяца назад. Для него это было тяжким ударом, почти невыносимым. Только за несколько дней до ее отлета на Карибы он смог наконец написать в письме, что пережил отказ, ничего не сделав с собой, и что уехал в Европу.
– Ни один мужчина не примчится в аэропорт встречать тебя с цветами?
Лейла отрицательно покачала головой.
– Милая! – И прежде чем она опомнилась, Данте прильнул к ее губам.
Сколько длился их поцелуй: мгновение или вечность? Все сомнения Лейлы исчезли без следа или остались в том мире, которому она сейчас не принадлежала.
Но спустя мгновение (или все-таки вечность?) словно тихий вздох прибоя до них докатилась нежная мелодия оркестра. Звуки вернули Лейлу на террасу и напомнили о том, что на острове кроме них есть еще люди и лишь немногие одобряют ее связь с боссом. И воспоминание о подслушанном разговоре отравило очарование ночи.
– Мы неосторожны, Данте, – прошептала она.
– Давай пошлем осторожность ко всем чертям!
Ей бы хотелось последовать его совету, но Лейла не сомневалась, что безрассудство аукнется ей уже через неделю после возвращения в офис. Данте улетит по делам фирмы на какую-нибудь Тасманию или в Барселону, оставив ее на растерзание добропорядочным коллегам. Кстати, на репутации деловой женщины тоже можно ставить крест. Приехала на Пойнсиану, мечтая выказать профессиональную хватку, а сама завела роман с боссом. Хорошенькое же впечатление произвела она на сотрудников! Но изменить теперь ничего нельзя, она знала это так же твердо, как то, что дождь мокрый, а кровь красная. Собрав последние остатки воли, Лейла как можно тверже сказала:
– Нас уже наверняка кто-нибудь увидел. Нужно вернуться в зал, а то пойдут сплетни.
– Пусть болтают. – Данте ласково провел рукой по волосам Лейлы, успокаивая ее как капризную девочку. – Пусть болтают, если им это нравится. И пусть завидуют...
Он нежно гладил шею, плечи и последние слова произнес почти шепотом. Завладев ее пальцами, он медленно перецеловал каждый, после чего повернул ладонь и коснулся губами запястья. Она уже не сопротивлялась, когда он увлек ее на пляж, дальше от шума террасы.
Аллея, по которой они сейчас шли, днем поражала роскошными деревьями пойнсиана с яркими багряными кронами. По имени этих деревьев назывался остров. Ночью они напоминали гигантские черные зонты, раскрытые над дорогой.
– Подожди, Данте, – прошептала Лейла, когда они вступили на темный пляж.
Высокие тонкие каблуки ее нарядных босоножек увязли в песке, и она не поспевала за стремительным шагом любимого.
Он остановился и встал перед ней на колени. Как истинный джентльмен Данте почтительно помог ей снять босоножки. Как преданный любовник он осторожно сжал ее пятку ладонью и поцеловал ступню. И тут же, приподняв подол платья, обхватил руками ее икры и принялся неистово покрывать поцелуями колени, бедра, еле сдерживаясь, чтоб не пойти дальше. Головокружительная оторопь сменилась в Лейле возбуждением, смешанным со страхом. Она прикусила себе ладонь, а другую руку запустила в шевелюру Данте. Шепча что-то неразборчивое и оттого особенно нежное, Данте прижал лицо к прохладной ноге Лейлы, а она, пальцами лаская ему затылок, прижала его разгоряченное лицо к тому месту, где пульсирующая боль причиняла ей сладостные муки.
Несколько долгих секунд потребовалось Данте, чтобы восстановить над собой контроль. Когда он поднялся на ноги, его дыхание почти выровнялось, сердцебиение успокоилось.
– Почему я должен скрывать свои чувства к тебе? Почему мы прячемся по темным углам, словно совершаем нечто противозаконное? – Он произнес слова, которые уже готовы были сорваться с языка Лейлы, что придало ей решимости противостоять ханжеству Ньюбери.
– Мне нечего стыдиться, – сказала она. – Я никогда в жизни не чувствовала себя более правой, чем сейчас.
Он улыбнулся и обнял ее. Это был опрометчивый поступок: сверкнула искра и они оба вновь воспламенились. В объятиях Данте Лейла подумала, что мир прекрасен, на него невозможно сердиться, потому что здесь и сейчас есть любовь, Данте Росси и Лейла Коннорс-Ли.
Но когда на пляж хлынули лучи из комнаты на верхнем этаже и осветили их с Данте, Лейла съежилась. Инстинктивно Данте загородил ее собой от света и взглядов. Кое-кто уже отправился спать, но все же на террасе было еще многолюдно. Белый пиджак Данте, неожиданно проявившийся из темноты, привлек всеобщее внимание. Легкий вздох огорчения вырвался у Лейлы.
– Что ты? – спросил Данте.
– Они видели нас. И уж конечно узнали тебя!
Белозубая улыбка сверкнула в темноте.
– Очень на это надеюсь!
– Но они начнут шептаться...
– Начнут. Но почему это тебя так беспокоит?
Он пожала плечами.
– Тебе нужны сплетни?
– Я – босс. Сплетни мне не нужны, но я хочу делать, что мне нравится. А мне нравится быть с тобой.
Однако радость, которую Лейла испытала, услышав признание Данте, омрачило воспоминание о нетрезвой фразе, брошенной Ньюбери: «Джонни, старик, на то и друзья, чтоб объяснить, во что он вляпался. Данте надо спасать, вот что я тебе скажу».
– Данте, не все твои сотрудники одобряют наш роман...
– Не думай о них. Единственное, что имеет значение, – это твои чувства. Меня больше беспокоит, что ты скажешь, если я признаюсь публично, что я окончательно... – Данте набрал в легкие побольше воздуха, преодолевая волнение. Лейла застыла, не мешая ему подыскивать нужные слова. – Я окончательно... очарован тобой.
Лейла едва сдержала вздох. Ну почему он просто не сказал, что влюблен в нее. Или что любит, что жить без нее не может, не знает, что с ним будет без нее?! Ведь она-то чувствует именно это! Все прежние страхи и сомнения закружились в ее прекрасной головке, и было их столько же, сколько звезд на небе.
– О чем ты задумалась, Лейла?
Лейла отвела взгляд, чтоб не выдать разочарования.
– Не люблю оказываться в центре внимания. Такого внимания, – поправилась она. – Может быть, мы... пока... скроем наши отношения?
Данте с сомнением посмотрел на нее.
– Лейла, я тебя не понимаю.
– Конечно, я не очень-то хорошая актриса, но все же давай попытаемся... – Лейла как бы не слышала его слов.
Они быстро взбежали по ступенькам и вновь попали в полосу тени. Данте порывисто обнял Лейлу, прежде чем чинно ввести в танцевальный зал. Отчетливо, так, чтобы услышали все, он обратился к спутнице:
– Вы не против того, чтобы закончить танец, мисс Коннорс-Ли?
Звучала одна из карибских мелодий, обостряющих чувственность даже убежденных феминисток и членов Армии Спасения. Супруги с многолетним стажем, казалось, тоже флиртуют. Или это тропическая ночь так подействовала на сотрудников «Классик коллекшн»?
Данте, продолжая игру в отчужденность, старался вести партнершу на расстоянии, предписанном этикетом. Но, сам того не осознавая, все сильнее смыкал объятия.
– Расслабься, дорогая, мы всего лишь танцуем, – шепнул он Лейле, почувствовав, что та напряжена.
– Мы не танцуем, а собираемся заняться любовью у всех на глазах, – жалобно упрекнула его Лейла.
– У меня перехватывает дыхание от одной мысли об этом... Или ты думаешь, что я буду танцевать с тобой, как с другими женщинами?
– Надеюсь, что нет.
Лейле польстила его откровенность. Она даже на минуту забыла о Карле Ньюбери и прочих злопыхателях. Но то была минутная слабость. Вечер близился к концу, скоро Данте проводит ее до двери номера... Сможет ли она войти в комнату одна и закрыть за собой дверь?
Лейлу поселили в конце левого крыла дома, Данте занимал апартаменты в противоположном. Лейле нравился дом постройки восемнадцатого века в колониальном стиле. Ей нравилась широкая лестница и изящно обставленный холл, вид на плантации и джунгли, шум моря, врывающийся в окна. Но больше всего ей нравилось то, что каждое крыло дома имело свою веранду, что исключало возможность ночного свидания с Данте, уменьшая соблазн.
– Уходи, – сказал Данте, и на лице его отразилась неподдельная боль. – Еще немного, и я затащу тебя к себе...
Убедившись, что в холле никого нет, он страстно поцеловал Лейлу.
– Ты хотя бы позавтракаешь со мной утром? Возьми бумаги, сделаем вид, что обсуждаем твою поездку на Юго-Восток... – Данте сжал ее руку и вопросительно посмотрел в глаза.
– У тебя же деловое свидание. Правда, Данте, не нарушай своих планов из-за меня...
Закончить фразы она не смогла. Данте помешал ей поцелуем.
– Считайте это приказом, мисс Коннорс-Ли, мы завтракаем вместе, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
– Может быть, – отозвалась Лейла, но про себя подумала, что завтрак с боссом – профессиональное самоубийство.
Он, конечно, прочитал все ее мысли, но, не дав ей опомниться, целомудренно чмокнул в щеку и покинул холл.
Данте плохо спал ночью. Три дня напряженной работы с семинаром наложились на усталость, накопившуюся за последние полгода разъездов по делам фирмы, и дали о себе знать: утром он с трудом вырвался из черной дыры сна со страшнейшей головной болью. Было около семи. Со времен учебы в колледже у него сохранилась привычка просыпаться рано. Тогда же он взял себе за правило еще в постели анализировать прошедший день. Данте считал, что деловой успех – важнейшее условие для самоуважения мужчины. Компания превыше всего, а женщины... Ну, их место было где-то между хоккеем и ежемесячным походом в кино. Но три дня назад все изменилось. В его жизнь вошла она...
Только однажды Данте переживал нечто подобное. Выпускной курс высшей школы прошел под знаком Джейн Перри. Девчонка доводила его до исступления, по сотне раз на день он говорил ей, что любит, любит безумно, беззаветно. Впрочем, как он теперь понимал, это гормоны говорили за него... После недели осады Джейн стала вдруг изумительно уступчивой, и он повел себя, как любой другой парень в том возрасте, когда приходит время ставить первые эксперименты в сексе. Все шло прекрасно, но однажды, подловив ее у выхода из класса, он признался, что не может провести с ней вечер. Джейн обиженно надула губки. Данте принялся изучать штукатурку на стене. Тогда Джейн прижалась к нему так, чтоб он почувствовал твердые соски ее грудей.
– У меня тренировка, Джейн, – с трудом выдохнул он, старательно игнорируя некоторое движение у себя в штанах.
– Баскетбол... – протянула Джейн.
– Джейн, ради Бога. Скоро большие игры, тренер хочет, чтобы были все...
– Заруби себе на носу, Данте Росси. Я никогда не соглашусь на вторые роли. Выходит, баскетбол у тебя на первом месте!
– Джейн, только на одну ночь... Это важно для меня...
– А я – не важно?!
– Я так не сказал...
Кукольно-голубые глаза повлажнели.
– Докажи, – тихонько попросила она.
– Что доказать?
– Что любишь. – И она провела ладонью по бедру Данте. – Выбирай: я или баскетбол.
– О'кей, детка. – Данте почувствовал приближение приступа смеха. – Я выбираю баскетбол!
В конце концов, прекрасные соски Джейн Перри не самое главное в жизни, рассудил Данте. С той поры девушки, казалось, навсегда отошли на второй план.
Кстати, история с Джейн Перри закончилась уж вовсе некрасиво. Вечером подъезд их дома огласили громкий плач и крепкая ругань. Миссис Перри, таща за собой рыдающую дочь, быстро поднималась по ступенькам, успевая рассказывать каждому желающему, как скверно поступили с малышкой Джейн.
– Ты разбил сердце моей девочке, – информировала миссис Перри то ли Данте Росси, то ли половину дома. – Я самолично задушу тебя, если будут трепать ее доброе имя. Ты хорошо меня понял?
Данте воздержался от объяснений с мамашей Перри, хотя невинности Джейн лишил точно не он – под «разбитым сердцем» подразумевалось именно это, – и твердо пообещал защитить при случае честь дамы.
С тех пор ни одна женщина не слышала от Данте Росси признаний в любви. Он научился отличать страстное желание от настоящего чувства. Когда же гормоны брали свое, женщинам приходилось играть по правилам, которые диктовал Данте.
В последнее же время в его жизни не находилось места длительным связям. Отец и дед Росси зарабатывали на жизнь, делая лучшие в городе спагетти для компании, принадлежащей другому человеку. Данте приложил немало усилий, чтоб выйти в люди. От молодого итальянца потребовались упорство, решительность, способность рисковать, чтобы пройти путь от простого служащего до президента «Классик коллекшн», каким он стал пять лет назад.
До встречи с Лейлой Данте высмеивал всякое проявление романтических чувств. Не то чтобы он не хотел завести семью, иметь детей, он просто откладывал это на отдаленный срок, но срок отодвигался и отодвигался. Для всех, и прежде всего для себя, он был Данте Росси, Король Канадского Импорта. А королю не пристало идти на поводу у чувств. Чувства говорят на языке, непригодном для бизнесмена.
И что же теперь? Куда девались его убеждения? Три дня он напряженно борется с собой, пытаясь вернуться в круг привычных дел. Но разум не подчиняется, а приводит тысячу причин, почему Данте сейчас же должен поговорить с Лейлой, побыть рядом с ней. А их разговоры? Он никогда не думал, что слова почти не имеют значения, потому что подтекст неузнаваемо их меняет, придавая любой фразе силу сексуального намека. Вчера в полуденной интермедии, которую разыграли их тела и чувства, они вместе пришли к повороту в сознании. Необратимые изменения, что почувствовала в себе Лейла, не миновали и Данте.
Он мысленно вернулся на тропинку, которой они шли вчера к дому после того, как немного утолили в джунглях любовную жажду. Он сказал ей:
– Я хочу, чтоб ты увидела мою семью.
Он никогда не приводил женщин в дом матери. Такие визиты они склонны считать предисловием к возможному замужеству. Он редко встречался с женщинами даже в своей квартире.
– Посмотрим, – ответила Лейла, и он почувствовал облегчение. Она не ухватилась за предложение обеими руками.
Размышляя таким образом, Данте не подумал только об одном: его случай являл собой классический пример любви с первого взгляда, хотел он того или не хотел.
Интересно, что бы он сказал, приди к нему кто-нибудь из сотрудников и скажи, что ему невмоготу работать и хочется поваляться на солнышке с любимой женщиной? Он бы сразу отправил Ромео в Канаду.
Данте отбросил в сторону москитную сетку, прошел через комнату, открыл дверь и вышел на веранду. От свежего морского ветра тотчас прояснилось в голове. Солнце уже пригревало, четко видны были рифы, защищавшие Пойнсиану от разрушительного прибоя и отделявшие светло-зеленую воду лагуны от изогнутого бумерангом темно-индигового океана. На гребнях волн вспыхивали искорки. Данте сощурил глаза. Последнее время его мучили головные боли. В первый раз он почувствовал недомогание после холостяцкой вечеринки два года назад. Если бы он выпил лишнего, как в тот раз, тогда все было бы ясно и просто, но... Подумав, Данте взвалил вину на вечерний пунш с ромом.
Больше, чем боль в затылке, его мучили мысли о том, что за ним наблюдают. Данте считал себя человеком, умеющим правильно оценивать любую ситуацию. Лейла уже прошла через первую волну сплетен, теперь сплетники могут приняться за него. Поводов он дал более чем достаточно. Данте вспомнил, как пробирался сквозь толпу навстречу Лейле, чтобы самому убедиться, что таких женщин не бывает. Он надеялся, что при знакомстве откроются какие-нибудь пороки и он будет спасен. Может быть, голос будет слишком высок или груб. Может, она окажется глупой, самодовольной карьеристкой. Или прекрасное лицо вблизи разочарует его обманом макияжа. А лучше всего для него – чтобы она была замужем.
Лейла же оказалась исполненным собственного достоинства, деликатным и утонченным человеком. Ее так же страстно тянуло к нему, как и его к ней. И, по всем признакам, она была свободна. Он хотел упасть на колени и поблагодарить Бога за такое чудо. Прежде чем он подошел к ней, он уже знал, что их души – одно, что ему ни силой, ни по собственной воле не освободиться от плена ее миндалевидных глаз.
Данте провел рукой по небритому подбородку. Да, хорошо, что она ничего не позволила прошлой ночью. Они бы занимались любовью до утра. Пора выкинуть это из головы. Сегодня предстоит решить массу дел, и не стоит смешивать бизнес с удовольствиями. В конце концов, пора взять себя в руки.
Данте хотел было вернуться в комнату, как внимание его привлекла фигурка, отдалявшаяся от дома в сторону моря. Это была Лейла. Она пересекла веранду и спускалась на пляж. Черный закрытый купальник обрисовывал все линии ее совершенного тела, дразняще облегая высокую грудь. Волосы струились почти до талии. В утренних лучах кожа отливала спелым абрикосом. Лейла повесила полотенце на высокий шест, показывающий высоту прилива, и вошла в воду. Зайдя по бедра, она замерла на мгновение, вырисовываясь четким силуэтом в солнечном свете, и нырнула в набежавшую волну. Вынырнув футов через двадцать, Лейла легко поплыла все дальше от берега с явным намерением достичь утеса, возвышавшегося к востоку от рифа.
Данте восхищенно наблюдал за играми прекрасной наяды, и в нем росло желание оказаться сейчас рядом с ней. К черту бизнес! – подумал он. Ему вдруг стало невозможно весело, он надел плавки и, перекинув через плечо полотенце, громко сказал пустой комнате:
– Аргентина может подождать!
3
Отец научил Лейлу плавать, когда ей было всего лишь три года. В воде она чувствовала себя так же естественно, как рыба. В детстве Лейла многие часы проводила в море, с маской и ластами исследуя укромные бухточки на островах юго-западнее Сингапура. Хотя Пойнсиана лежала гораздо севернее от экватора, теплая тропическая лагуна напомнила ей те времена. Даже без маски она могла видеть косяки разноцветных рыб, резвящихся меж коралловых рифов: огненно-красных полосатых рыб-ангелов, мрачноватых черноголовых рыб-собак, похожих на радугу голубоперых рыб-попугаев.
Такой свободы Лейла не чувствовала с самого приезда на остров и теперь наслаждалась общением со спокойным живым миром. Рыбы, пугливые маленькие создания, не представляли никакой опасности, поэтому она чуть не вскрикнула, когда кто-то решительно схватил ее за лодыжку. Пытаясь высвободиться, Лейла обернулась и увидела рядом смеющееся лицо Данте. Будь это кто-то другой, он немедленно расплатился бы за неслыханную дерзость. Но какая женщина разозлится на человека с аквамариновыми глазами, ставшими еще прекраснее от моря и неба, отражающихся в них?
– Не хотел пугать тебя, прости, – сказал Данте, притягивая к себе Лейлу. – Я увидел тебя на пляже, такую прекрасную, что у меня не хватило терпения дождаться завтрака.
Он тряхнул головой, и капли попали ему на ресницы. Его бедро под водой коснулось бедра Лейлы, и чувственная дрожь короткой волной прокатилась по всему ее телу.
– Лейла, ты неотвязное наваждение... С первой минуты, как я увидел тебя, я ни о чем другом не думаю.
Лейла не могла больше бороться с собой. Она обвила шею Данте руками.
– Я знаю, – сказала она. – Я чувствую то же самое. Мысли о тебе не давали уснуть мне этой ночью. А когда я окончательно уснула...
Она не закончила фразы, он и так понял, что ей хотелось сказать. Данте, прижав Лейлу к себе плотнее, принялся целовать тело, свободное от купальника. У нее перехватило дыхание. Она почувствовала внутри разрастающуюся пустоту, в которую ей необходимо было затянуть Данте. И если бы Данте пожелал выжечь ее дотла, она бы и пальцем не шевельнула, чтобы спастись. Забыв обо всем на свете, Лейла и Данте отдались воле течения, все теснее смыкая объятия, переплетая ноги. Лейлу захлестнуло небывалое желание, оно подавляло ее волю, тревожа и волнуя.
Неужели это та же самая женщина, которая еще неделю назад не то чтобы позволила мужчине дотрагиваться до своего обнаженного тела, а даже мысли бы не допустила о таком бесстыдстве? Но теперь Лейла получала наслаждение, видя, как возбужден Данте и как не скрывает возбуждения. Его вожделение охватывало ее таким мощным потоком, что она уже готова была отдаться ему прямо здесь и сейчас.
Раньше, чем Лейла смогла воплотить это желание в жизнь, Данте оттолкнулся от нее и отплыл на несколько футов. Глаза его гневно сверкали.
– Черт побери! Лейла, кто-то наблюдает за нами в бинокль.
– О Боже, как это отвратительно, как унизительно! – Кровь прилила к ее лицу.
– Как мерзко! – Он со злостью откинул волосы со лба. – Какого черта этот наглец занялся непотребной слежкой?
Отплыв от него, Лейла продолжала кружить вокруг Данте. Повернувшись лицом к берегу, она спросила:
– Ты не заметил, чья это комната?
– Нет, он быстро спрятался за шторой. Но когда я найду его...
Лейла была уверена, что знает, кто этот загадочный подлец с биноклем. Такие шутки в духе Ньюбери. Конечно, он шпионит за ними из «благородных» побуждений, он ведь «спасает друга» от... как он там говорил... женщины, предлагающей себя на тарелочке...
– Ты его не найдешь, – сказала она Данте. – Если человек прибегает к подобным методам, он уж постарается ничем себя не выдать.
Данте плыл рядом с Лейлой кролем. При всем старании, он не мог скрыть раздражения.
– Если они шпионят за мной, то скоро начнут диктовать, с кем и как мне нужно проводить свободное время. Нет, это выше моего понимания.
Лейла посмотрела на Данте. Такому человеку, подумала она, лучше не переходить дорогу! Она бы могла сказать Данте, что люди вроде Ньюбери никогда не простят женщине успеха и обязательно воспользуются подходящим случаем, чтобы напакостить ей или своему боссу, раз уж тот ей симпатизирует. К тому же Лейла не удосужилась поблагодарить Ньюбери за приглашение на Пойнсиану, и он наверняка ей этого не простил.
Она бы могла рассказать Данте, как его вице-президент вел себя всего за несколько дней до ее отлета по делам фирмы на Юго-Восток. Спустя пару недель после ее зачисления на работу Ньюбери подловил Лейлу в библиотеке. Все сотрудники разошлись по домам, и Ньюбери вел себя чересчур вольно! Она ему ничего не позволила. Но неужели он так злопамятен? Что, если она расскажет об этом Данте?
– Ты делаешь большую ошибку, куколка, – сказал ей тогда Ньюбери. – У меня большая власть, хорошенькой женщине вроде тебя я могу быть полезен, если она выберет... кооперацию, скажем так... К чему эта недружелюбность?
Лейла гневно сбросила с талии руку Карла, легшую туда совсем по-хозяйски.
– Ладно, как знаешь, – усмехнулся Ньюбери. – Но запомни: основательно не устраивай свою чудесную задницу в кресле Марлоу, потому что я не позволю тебе греть его слишком долго!
– Не надо меня пугать, мистер Ньюбери, – ответила она холодно. – Если кому и будет плохо, то это вам! Законы в Канаде еще в состоянии защитить женщину от сексуальных домогательств.
– Каких домогательств? О чем ты? – засмеялся Ньюбери, всплеснув руками в притворном удивлении. Лейла подумала, что пальцы у Карла похожи на жирные розовые недоваренные сосиски, их вид заставил ее содрогнуться. – Я лишь пытаюсь помочь тебе попасть в торговую группу.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи, – ответила она. – Но если вы еще раз попробуете прикоснуться ко мне, я сделаю так, что ваше кресло очень скоро согреет кто-то другой!
Он пожал плечами, усмехнулся и протянул:
– Твое слово против моего, куколка? Обвинение в сексуальных домогательствах рискованно для обоих. Немало сотрудников удивилось, когда ты получила пост в компании. Ты не первая пытаешься пробиться наверх, а я всем скажу, какими методами ты пользуешься. Как думаешь, кому поверят? Я в силе. А ты?
Нет, Карл Ньюбери завистлив, к тому же в нем говорит уязвленное мужское самолюбие. Он не остановится ни перед чем, чтобы запятнать ее репутацию перед сотрудниками и перед любовником, который по иронии судьбы является и ее работодателем.
– Я проберусь через сад и воспользуюсь черным ходом, – предложила Лейла, когда они с Данте добрались до берега. – Не стоит привлекать внимание.
– Нет, – ответил он мрачно, спокойно снял со столбика полотенце и вытер ей волосы и спину. – Шутки в сторону! Раз уже за нами началась слежка, я не позволю им диктовать, что нам делать и как себя вести!
Ее тронула решимость Данте.
– Что бы там дальше ни было, – сказала она мягко, – я не сожалею ни об одной минуте, проведенной с тобой. Даже если нам удалось бы повернуть время вспять, я бы сделала то же самое без колебаний.
Он крепко сжал руку Лейлы.
– Уверена?
– Абсолютно.
Данте посмотрел ей в глаза. Утренний ветерок приносил с кафе на террасе аромат кофе, но все прочие запахи тонули в цветении красного жасмина, росшего вдоль стен дома. Шепот набегающих морских волн сливался с шелестом пальм, лениво колышимых легким бризом. Но подлинный рай Лейла нашла в глазах Данте цвета редчайшего, голубого топаза, в которых сейчас разгоралось желание, чтобы вновь опалить ее.
– Я хочу жениться на тебе, Лейла, – неожиданно произнес он.
Ее сердце едва не остановилось, она почувствовала одновременно панику, радость и... удивление.
– На мне?
Они знакомы только четыре дня, а женитьба очень важный шаг. Но с другой стороны, она безоглядно отдалась ему на третий день знакомства. События разворачивались с неземной скоростью. И Лейла подумала, что все так и должно быть, раз она встретила мужчину, любить которого написано ей на роду. Какие тут сомнения?
– Я не хочу иначе, – услышала она взволнованный голос Данте. – У меня есть все: процветающая компания, общественное положение. Но вдруг они перестали что-либо значить без тебя. Каким зельем ты опоила меня, Лейла Коннорс-Ли? Чем ты меня околдовала?
Лейла откинула волосы с плеч. Как ей объяснить ему необъяснимое? Никакой магии тут нет, просто они встретились, просто звезды так встали, просто любовь сама их нашла. Все и просто, и сложно... Ее мать была определенно права, когда уверяла Лейлу, что любовь управляет рациональным миром. Она приходит и переворачивает привычный уклад, не удосужившись спросить человека, вовремя пришла или не ко времени.
– Ты выйдешь за меня? – Данте почти прошептал эти слова. – Или думаешь, что я шучу?
Лейла посмотрела на его руку. Мускулистая, энергичная. Данте защитит ее от любой напасти. Он пойдет хоть на сделку с самим дьяволом, если потребуется спасти любимую женщину. Это настоящий мужчина.
– Но, Данте, – сказала она, призвав на помощь остатки благоразумия, – мы встретились в среду, а сегодня только воскресенье.
– Я ждал тебя слишком долго. Всю жизнь, – ответил Данте.
– Да! – Глаза Лейлы наполнились слезами. – Я чувствую то же самое.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Да!
Он привлек ее к себе и поцеловал на виду у всех собравшихся на террасе к утреннему кофе. Вне всякого сомнения, ни один из сотрудников не упустил ни единого движения своего шефа и его возлюбленной. Многие получали удовольствие, наблюдая прекрасную пару, другие были шокированы, а Карл Ньюбери был оскорблен, как ирландский монах проповедью арианина.
За исключением Карла Ньюбери, которого дела призвали в Нью-Йорк, все участники семинара прилетели с Карибов в Ванкувер в среду.
В офисе накопилось так много работы, что в течение двух недель после возвращения у сотрудников не оставалось времени не то что на сплетни, но даже на легкие пересуды. Кое-что о романе босса и Лейлы все же просочилось, но без новой пищи для толков сотрудники решили, что, поразвлекшись вдали от Канады, парочка разбежалась. Лейла не ошибалась, когда говорила, что в большом городе их любви будет много свободнее.
В последнюю пятницу февраля Данте пригласил Лейлу в итальянский ресторан. Его великолепный интерьер как нельзя лучше подходил случаю. Те, кто хоть раз обедал в большом викторианском зале, не забудут своего впечатления никогда. Столовое серебро и тонкий хрусталь, скатерти с ручной вышивкой и роскошные букеты роз – нет в Ванкувере более изысканного места.
– Я уже сомневаюсь, что мы правильно решили, отложив объявление о помолвке, – сказал Данте, когда они сделали заказ. – Прошло меньше месяца, как нас увидели вместе в «Классик», но, судя по обстановке, если мы не сообщим семьям о своем решении, кто-нибудь это сделает за нас.
