Текст книги "Цвет ночи (Любовь навеки)"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
6
Лайла Коули сладко потянулась и прильнула к Клинту. Он лежал на боку, повернувшись к ней спиной. Руки ее тихонько скользнули у него под мышками, пальцы пробежали по густым темным волосам, покрывавшим его широкую грудь. Блаженно улыбаясь, она подумала: наверное, так себя чувствует кошка, когда, свернувшись в клубочек, мурлычет от удовольствия. Клинт Мак-Кейб просто огонь, а не мужчина, и дивные часы бешеной страсти в его объятиях всегда оставляли в ней чувство счастливой полноты и радость сознания, что она женщина.
Лайла знала многих мужчин, но Клинт был первым, кем она позволила себе увлечься. С другими у нее были ничего не значащие встречи – только ради денег; это был заработок, позволявший выжить в круговерти войны. С Клинтом все было иначе. Он был добр, он был нежен, а главное – он обращался с ней, как с человеком, а не вещью, которой можно попользоваться, а затем вышвырнуть вон, не оглянувшись. Им было хорошо вместе – и не только в постели, – поэтому они подружились. Оба не пользовались симпатией среди местного населения. Лайла была проституткой, а Клинта считали предателем… То, что в этой войне победили северяне, не имело значения. Клинт Мак-Кейб пошел воевать на стороне конфедератов, а потом перешел на сторону северян, и Пайнтопс ему этого не простил.
Для Лайлы это все не имело значения. Единственное, что было важно, – это то, что она позволила себе привязаться к нему больше, чем имела право. Она не питала никаких иллюзий, не ждала от него постоянства. Он никогда не говорил с ней о любви, никогда ничего не обещал, и она принимала все, как есть: не надо ждать от жизни многого – тогда, по крайней мере, не придется испытать разочарование.
Клинт пошевелился во сне и стряхнул обнимающие его руки.
Лайла рассмеялась дразнящим, хрипловатым смехом и, приподнявшись над ним, опустилась в его сонные объятия.
– До чего же ты ненасытная, – улыбнулся он лениво, – тебе, я вижу, все мало.
– С тобой – да.
Рука ее дерзко скользнула вниз.
Клинт понимал, что должен бы оттолкнуть ее и уйти. Он уже начал вырубку деревьев, чтобы увеличить пастбище, и ему нужно было закончить работу. Чтобы до наступления осени обзавестись небольшим стадом рогатого скота, надо было либо починить, либо заменить старые заборы. Но накануне он праздновал вступление в законное владение землей Дули О'Нила и изрядно выпил внизу, в салуне Бака Суини, так что Лайле не стоило большого труда уговорить его остаться до утра.
– Мне правда пора уходить.
Судя по ярким лучам солнца, заливавшим комнату через открытое окно, было уже больше десяти. До фермы целых полчаса езды, да надо еще пополнить запасы продуктов, так что хорошо еще, если он доберется до места к полудню.
– Ты бы мог побыть еще немного, – уговаривала Лайла, лаская его. – И не говори мне, что ты этого не хочешь. Доказательство у меня в руке. А потом я смогла бы даже поехать с тобой в твою грязную лачугу и помочь тебе прибрать ее как следует. По дороге прихватим какой-нибудь еды, и я берусь соорудить отменный обед. Мы отлично проведем время.
Она опустила голову, и ее горячий язык оставил влажную дорожку на его груди. Клинт застонал от нахлынувшего желания, – в конце концов, этот окаянный забор может подождать!
Однако жаркие ласки продолжались недолго. Буквально через несколько секунд кто-то яростно заколотил в дверь, заставив их разомкнуть объятия.
– Какого черта…
Клинт соскочил с постели, одной рукой схватив пистолет, другой – брюки.
– Клинтон Мак-Кейб, я знаю, что ты здесь. И, наверное, в чем мать родила, тешишься с этой шлюхой, как кобель на собачьей свадьбе. Прикрой срам и открой мне дверь, а не то, клянусь, я найду кого-нибудь, кто ее выломает.
– От нее таки дождешься, – пробормотал Клинт, отложив пистолет, чтобы натянуть одежду.
Опершись о спинку железной кровати, Лайла натянула покрывало до самого носа.
– Господи, кого там еще принесло? Кто это?
– Отгадай, – вяло откликнулся он. – У кого еще хватит духу подняться сюда и барабанить в дверь?
– Неужели твоя мать? – ахнула Лайла.
– Мачеха, – уточнил он устало.
– Но что она тут делает? И откуда она знает, что ты тут?
– Ну, ни для кого не секрет, что я тут бываю, Лайла. И потом, моя лошадь привязана перед домом. Мадам, наверное, пригрозила Суини, что будет колотить в каждую дверь, пока не найдет меня.
– Но почему? Что ей надо?
– Откуда я знаю?
Клинт уклонился от ответа. В действительности он знал, почему Эдди его разыскивает и почему она раскудахталась, как мокрая курица. Она узнала о том, что ему удалось провернуть накануне в суде. Лучше бы он сразу поехал домой, – по крайней мере, не было бы свидетелей этого скандала.
Колотя в дверь ручкой зонтика, Эдди вопила:
– Я даю тебе одну минуту, Клинтон. Открой сейчас же, а не то…
Клинт распахнул дверь так резко, что Эдди потеряла равновесие и упала бы, если бы он ее не подхватил.
Выпрямившись и одернув жакет, Эдди поправила большую шляпу, украшенную перьями, сделала глубокий вдох и дала волю ярости, которая душила ее с той самой минуты, когда она вышла из здания суда.
– Мало того, что ты предал свой народ, – ты еще и подлый, лживый трус. Ты прекрасно знал, что я была намерена заплатить налоги за участок Дули. Ты знал, что у меня свои планы на этот лес, и ты…
– Минуточку, – прервал ее Клинт, – у тебя были такие же шансы, как у меня, Эдди. Ты знала, что вчерашний день был первым днем работы суда, что все документы, все записи нашли и водворили на место, однако я не видел, чтобы ты стояла там в очереди. Ты также знала, что с тех самых пор, как ты захлопнула передо мной дверь отцовского дома, я все время живу в доме Дули.
– Как ты смеешь произносить имя своего отца? Да над ним земля, наверное, пошла рябью, столько раз он перевернулся в гробу с тех пор, как ты сменил свой серый мундир на синий. Будь он жив, он бы тебя тоже вышвырнул из дому.
– Наверное, ты права, – не удержался от сарказма Клинт. – Отец, как всегда, не посмел бы с тобой не согласиться.
Эдди обожгла его взглядом.
– Я пришла не для того, чтобы спорить. Я пришла сказать тебе, что, если ты трезво взвесишь, что тебе выгодно, а что нет, ты сегодня же пойдешь в суд и скажешь им, что это была ошибка. Ты скажешь, что не хотел платить налоги за Дули О'Нила. Я сделаю это сама: деньги у меня с собой. Я пойду с тобой, и мы сразу же все уладим. Я даже заплачу тебе изрядную сумму – я, если захочешь, фактически выкуплю у тебя эту землю, и ты будешь иметь достаточный капитал, чтобы начать дело где-нибудь в другом месте.
Клинт покачал головой.
– Нет, мэм. Ничего подобного я делать не собираюсь. Дули предпочел бы, чтобы его земля досталась мне, а не тебе.
– А где у тебя доказательства? Он что – оставил какой-то документ?
– А в этом и не было нужды. Любой, кто заплатит налоги, вправе претендовать на эту землю. Таков закон. И я бы это сделал давным-давно, но мы оба знаем, что, когда перед самым концом войны конфедератам удалось захватить эти места, в окружных судах южнее Нэшвилла была полная сумятица, их снова закрыли. И, когда Нэшвилл взяли, все судьи и клерки разбежались, и вся система судопроизводства распалась. Налоги собирать было невозможно; все архивы, все документы пропали. Только сейчас их нашли, и работа судов возобновилась. Я ждал этого.
Эдди ткнула в воздух сложенным зонтиком.
– Но я не знала, что ты хотел заполучить землю Дули.
– А я и не собирался тебя ставить в известность.
Они стояли друг против друга, как дуэлянты.
И, как на грех, в эту самую минуту Лайла фыркнула. Надо было видеть Эдди Мак-Кейб, разряженную в пух и прах и вооруженную зонтиком: вся трясется от злости, лицо красное – умора, да и только! Но Эдди не могла допустить, чтобы кто-то взял верх над ней, она к этому не привыкла, а тут Клинт сбил с нее спесь, вытряхнул, что называется, весь крахмал из ее юбок, да еще в присутствии Лайлы!
Миссис Мак-Кейб одарила непрошеную свидетельницу таким испепеляющим взглядом, что той сразу расхотелось смеяться.
– Шлюха! Потаскушка! Ты смеешь еще смеяться надо мной, дрянь ты эдакая! – Зонтик описал угрожающую кривую. – А ты… – Она обернулась к Клинту. Застигнутый врасплох, он не успел перехватить ее руку, и зонтик звонко щелкнул его по голове. – Даже если ты больше не считаешь себя членом моей семьи, мог бы по крайней мере уважать память покойного отца, а не позорить его имя, путаясь со всякими шлюхами!
Клинт вскипел. Схватив ее нелепое «оружие», он вышвырнул его в открытое окно.
– Знаешь что, Эдди, уматывай отсюда. Сейчас же. Нам не о чем говорить.
– Мы еще посмотрим, погоди!
Она попятилась к двери, грозя ему кулачками в перчатках.
– Если бы только бедняга Джордан не был калекой, он бы тебя отмолотил до полусмерти за то, что ты посмел так со мной говорить. А то, что ты украл у нас эту землю, тебе тоже даром не пройдет.
– Ты ведь уговорила свою кузину Оливию продать тебе землю Карлина, когда его убили при Булл-Ран в самом начале войны. Мало тебе этого?
– Не твое дело. И то, что я хочу владеть всеми землями О'Нилов, тебя тоже не касается.
– Ну, про землю Дули можешь забыть. Она теперь моя.
– Мы еще посмотрим. Дело еще не кончено. Эта земля должна была принадлежать мне, и если ты, Клинтон…
Он захлопнул дверь перед ее носом.
– О Господи, прямо глазам не верю! – воскликнула Лайла, вскинув руки. – Ну и характер у этой старой курицы! Что, по-твоему, она теперь устроит?
– Помчится с визгом к моему сводному братцу, надо полагать.
– Ну знаешь, мне тебя жаль, ей-Богу! Восстановить против себя все семейство…
– Забудь об этом.
Улыбаясь ей с высоты своего роста, Клинт стал расстегивать рубашку.
– По-моему, нас с тобой перебили.
Лайла раскрыла навстречу ему нетерпеливые объятия.
Эдди вихрем пронеслась вниз по лестнице и вылетела из салуна; все, кто попадался ей на пути, шарахались в стороны. Подобрав выкинутый из окна зонтик, она вскочила в коляску и, не медля ни минуты, помчалась обратно в Пайнтопс.
Когда она вошла в банк, Матильда Уоррен, его единственная служащая, не посмела даже рта раскрыть. Она достаточно хорошо знала Эдди Мак-Кейб и понимала: самое лучшее – это слиться с деревянной обшивкой стен, чтобы тебя и видно не было.
Эдди, не стучась, распахнула дверь в кабинет Джордана и провозгласила:
– Надо что-то делать с Клинтоном!
Джордан откинулся на спинку стула с глубоким вздохом, символизировавшим полное смирение. Он знал: то, что он сейчас услышит, ему не понравится. Она уже приходила в банк сразу после того, как в бешенстве покинула здание суда, полная решимости сию же минуту найти Клинта и расправиться с ним по заслугам. Джордан пытался отговорить ее, но она и слушать не захотела и тут же ринулась на поиски.
Теперь она бросилась в кресло со словами:
– Я нашла его в бардаке за городом, на втором этаже, с девчонкой Нэда Коули, той самой, что стала проституткой. Позор – ну просто позор!
– А как насчет земли, мама? – попытался прощупать почву Джордан.
– Он клянется, что не отдаст ее. Я предлагала ему больше, чем он заплатил, но он отказался.
Лицо Джордана исказилось досадой.
– Я же говорил тебе: предоставь мне заниматься этим делом.
Эдди отмахнулась.
– Не понимаю, зачем ему эта земля. Почему он хочет тут поселиться – ведь он знает, что все его ненавидят, как предателя.
– Я же говорил тебе. Он хочет отомстить тебе за то, что ты лишила его наследства и вышвырнула из дому, но рано или поздно ему это дело надоест, и он захочет уехать. Вот тогда мы и подхватим эту землю по божеской цене. А до тех пор не трогай его, оставь в покое. Чем больше ты будешь суетиться, тем дольше он будет упираться.
Эдди вскочила на ноги и хлопнула ладонями по столу:
– Я не хочу ждать! Мне нужна эта земля, нужна сейчас, и я хочу, чтобы он немедленно убирался.
– Я знаю, мама, – произнес Джордан с деланным спокойствием. – Я тоже не хочу ждать. На участке Дули самый лучший строевой лес, а людям сейчас позарез нужны лесоматериалы. Вообще, я никогда не думал, что нам будет трудно его заполучить, но я не думал также, что Клинт захочет его перехватить.
– Я не хочу ждать. Я не могу себе этого позволить. Понадобится много времени, чтобы наладить дела с хлопком, и все это время придется платить неграм, чтобы работали на полях, – ты представляешь, сколько нужно денег? И, кроме того, я должна дать им пищу и крышу над головой. Значит, изволь содержать их, как раньше, когда они были рабами, да еще плати им каждую неделю! Да будь оно все трижды проклято! – Она выпрямилась, чтобы уйти. – Почему эти чертовы янки не оставят нас в покое? Они всю нашу жизнь перевернули. И вот что я тебе скажу: по-старому уже никогда не будет. Мне придется работать не покладая рук, пальцы до костей стереть, чтобы сохранить то, что у меня есть, не говоря уже о том, чтобы что-то приобрести. У меня рабам хорошо жилось, я ведь не скупилась. Даже во время войны о них заботилась. А теперь, выходит, и корми, и пои, и деньги плати, это что – справедливо?
– Ну, ты могла бы поступить так, как другие плантаторы, сохранившие свои земли. Нанимай работников исполу.
– Ну уж нет. Я этого делать не стану. Никому в аренду я свою землю не дам. Никогда, ни клочка, слышишь? Но, так или иначе, не об этом речь сейчас. Все дело в Клинтоне, который жаждет мести. Я хочу, чтобы он отдал мне землю Дули, потому что тамошний лес стоит целое состояние.
– Мама, ты ведь продержалась на плаву всю войну благодаря своему терпению. У тебя и сейчас все получится.
– Черта с два – благодаря терпению! – фыркнула она. – Просто я, слава Богу, не дура. Ты что, не помнишь, как я продала весь свой урожай перед тем, как янки сняли блокаду, да еще добилась, чтобы со мной расплатились золотом, а потом припрятала его и притворилась нищей как церковная мышь? А как я притворилась сторонницей северян? А они, идиоты, мне поверили и даже разрешили открыть этот банк. Вот почему я сейчас богата, в то время как все вокруг еле-еле сводят концы с концами. Но я не буду богатой, если не заполучу этот лес. И ты это знаешь… А что, если мы дадим этой маленькой шлюшке, с которой он сейчас снюхался, денег, чтобы она убралась из города? Может, он поедет за ней? Судя по тому, что я слышала, большую часть времени он проводит с ней. Может, он вообразил, что влюблен?
– Сомневаюсь, – возразил Джордан.
– А почему бы и нет? Сам подумай: какая девушка из приличной семьи станет путаться с предателем?
– Не думаю, чтобы он в нее влюбился, мама.
Эдди Мак-Кейб раздраженно огрызнулась:
– Ты что, можешь предложить другой план? А если нет, почему бы не попробовать? Что мы теряем, в конце концов?
Джордан рассмеялся.
– А что, если она возьмет деньги, которые я ей предложу, уедет из города, а Клинт преспокойно останется здесь? Денежки наши тю-тю, а земли как не было, так и нет.
Глаза Эдди задумчиво сузились.
– Ну, есть, конечно, и другие пути. Может быть, если бы кто-нибудь с ней поговорил, например…
– Дай мне подумать, – настаивал Джордан. – Может быть, я и найду выход.
– Пока ты будешь думать, я кое-что сделаю.
– Послушай, мама, не надо…
Но Эдди Мак-Кейб уже и след простыл – только юбки прошелестели.
Дэнси прицелилась в бутылку, сидя на пеньке.
– Запомни, – поучал ее Бен, – плавно нажимай на спуск. Не тяни. Дернешься – промажешь.
Он замолчал, наблюдая, как Дэнси выпустила всю обойму, методически откалывая по кусочку от бутылки, посылая пулю за пулей в цель.
– Форсишь, девчонка, – притворно хмурясь, буркнул он. – Вот не слушаешь меня…
Дэнси обернулась и ласково погладила его по щеке.
– Неправда, Бен, я слушаю, я во всем слушаю тебя, и поэтому я хороший стрелок, и ты это знаешь.
– Ладно, ладно, – пробормотал он, довольно усмехаясь. – Я научил тебя всему, что сам умею, и тебе это удается даже лучше, потому что у тебя зорче глаз. Жаль, что тебя не было с нами, когда я служил в кавалерии. Эх, сколько бы ты этих янки уложила…
Дэнси промолчала. По правде говоря, она вовсе не была уверена, что стала бы воевать на стороне южан: она не сочувствовала рабству. Господи, сколько она натерпелась от деда – больно вспомнить! То же рабство, если подумать! Так что она легко могла себе представить, каково было рабам. Но раз уж она собирается жить на Юге, самое лучшее – это помалкивать и держать свое мнение при себе.
– Я многому у тебя научилась, Бен, – сказала она наконец. – Спасибо тебе. Я этого никогда не забуду.
Бен понимал, что она, как обычно, увиливает от прямого ответа. Он подозревал, что девушка не очень симпатизирует южанам. В конце концов, для него это не имело особого значения, но для других – для многих – имело. То, что война кончилась и северяне победили, ничего не значило. Вокруг еще столько злобы и ненависти. Но он надеялся, что никто не станет допытываться, на чьей стороне она была бы, окажись она здесь тогда.
– Ты очень нам помогла. Я думаю, ты сама знаешь, как мы с Аделью тебе благодарны. Он подтянул подпругу и приготовился вскочить в седло.
Дэнси не хотелось с ним расставаться.
– А ты не поедешь со мной до Пайнтопса? Я бы хотела, чтоб ты познакомился с дядей Дули.
– В другой раз. Пора возвращаться. Доедешь сама, тут уже недалеко. Это вон за той грядой – примерно час езды. И храни Господь каждого, кто попадется тебе на пути: ты теперь настоящий кавалерист и стрелок хоть куда, – подмигнув, добавил он с усмешкой. – Хотя на вид ты настоящая леди, прямо красотка в этой одежке, в которую тебя Адель обрядила.
Дэнси разгладила ладошкой складки дорожного костюма, который Адель заставила ее принять. Он был, пожалуй, чуть жарковат – с высоким воротничком, с буфами, но цвет был чудесный – небесно-голубой; он так шел к ее волосам, заплетенным в косу, уложенную под шляпкой. При мысли о том, как она выглядит, ей стало смешно: воплощенная женственность с заряженным пистолетом, спрятанным в складках платья! Теперь уж никогда, поклялась она себе, никто никогда не увидит ее такой беспомощной и беззащитной, как в ту окаянную ночь, когда на нее напали грабители.
– Денег тебе хватит? – спросил Бен. – Хорошо бы, конечно, побольше, но…
– Хватит, спасибо, – торопливо промолвила она, закинув руки ему на шею в прощальном объятии. – Тут хватит, чтобы заплатить за обед, а если мне не удастся встретиться с дядей Дули сегодня, то и за ночлег в гостинице, если она еще цела, – добавила она с беспокойством.
– Цела, наверное. Говорят, они там очень заигрывали с янки, так что их не пожгли.
– Дядя Дули вернет тебе деньги и заплатит за лошадь.
– Об этом не беспокойся. Помни, что тебе сказала Адель. Помоги кому-нибудь. Не надо возвращать добро туда, откуда оно пришло. Передай его дальше – так оно больше распространится и научит людей относиться друг к другу добрее. Хоть чуточку.
Дэнси провожала его глазами, пока он не скрылся за холмом, потом вздохнула, вскочила в седло и тронулась в путь, домой. Наконец-то домой!
7
Джордан подкатил кресло к окну. За горами, к которым прилепился город, зловеще рокотали раскаты грома; тяжелые тучи, нависшие над головой, сулили хороший ливень. Люди торопились по своим делам, стремясь покончить с ними раньше, чем дождь превратит улицу в непролазное болото. Рядом с банком, стараниями его матери, был открыт единственный в городе магазин, торговавший одеждой и всяческой галантереей. Магазин тоже принадлежал семейству Мак-Кейбов. Тут же пристроился небольшой отель с рестораном, и Джордан усмехнулся при мысли, что, если старый Гарольд Губерт просрочит еще один платеж по векселю, это заведение также отойдет к Мак– Кейбам.
Городок был маленький, и Джордан гордился тем, что янки не сожгли его во время войны. Может быть, конечно, они просто решили, что не стоит с ним возиться. Молодые люди, такие как Джордан, ушли воевать, а люди постарше, включая банкира, кабинет которого он сейчас занимал, бежали из города. А те, кто, как его мать, остался, притворились, что сдаются на милость победителей. Только никто из них не мог потягаться в хитрости с Эдди Мак-Кейб.
Она спрятала все свое золото и фамильные драгоценности в тайных пещерах в горах, и, когда янки, захватив город, кинулись грабить, со слезами стала жаловаться, что проклятые дезертиры из армии мятежников обобрали ее начисто.
До самого конца войны она прожила затворницей на своей плантации, тихая и смиренная. Оккупанты оставили ее в покое и даже не спрашивали, почему так много рабов отказалось ее покинуть. Конечно, янки не знали, что Эдди пообещала неграм и после освобождения заботиться о них, как всегда, и, поскольку она никогда не обращалась с ними плохо, они остались. Соседи ее крепко пострадали, а она всех перехитрила и вышла сухой из воды.
А потом был неурожай. Джордан помнил: в конце войны главной заботой всех южан, белых и черных, было выжить. Военные действия затянулись до поздней весны 1865 года, поля остались незасеянными, надвигался голод. Голодали черные и белые, все бедняки, и только теперь, через год с лишним, положение начало улучшаться.
При виде щегольски одетых мужчин, стоящих на улице перед отелем, Джордан возмущенно фыркнул. Янки – ковровые сумки! Стервятники проклятые! Понаехали сюда и теперь по дешевке скупали земли – ведь достаточно было только заплатить налог, который задолжали хозяева, – или арендовали, тоже за бесценок, нанимали освобожденных рабов и становились плантаторами. Если бы не янки, негры рады были бы работать за любую плату, лишь бы не умереть с голоду, а так они заламывают сумасшедшую цену.
Он покачал головой, припомнив все эти годы кровавой бойни.
Когда начался конфликт между Севером и Югом, мать твердо решила держать его в стороне. Она наняла кого-то, чтобы пошел в армию вместо него, и впала в истерическую ярость, когда он, невзирая на все, отправился воевать. Видит Бог, он хотел защитить родной Юг от этих оккупантов-янки. А кроме того, он не мог стерпеть насмешек тех, кто считал его трусом.
Однако воевать ему пришлось недолго. После падения с лошади он вернулся домой в инвалидном кресле. Армейские врачи сказали, что он едва ли сможет когда-нибудь снова ходить.
Очнувшись от раздумий, Джордан заметил, что внимание щеголей было теперь всецело сосредоточено на молодой женщине, направлявшейся к полицейскому участку. Даже на расстоянии было видно, что она хороша собой. Интересно, кто она такая? Кажется, Джордан был знаком со всеми в городке.
Девушка скрылась в дверях участка, но Джордан знал, что она там не задержится, потому что начальник, Фрэнк Кокс, в это время уже обычно сидит в салуне у Суини и пьет виски.
Так и есть: она вышла почти сразу же. Джордан заинтересованно выпрямился в кресле: что будет дальше?
Незнакомка остановилась перекинуться несколькими словами с этими пижонами, а затем направилась к банку. Взволнованный, он подкатил кресло к дверям, распахнул их и окликнул свою секретаршу:
– Матильда, к нам идет одна молодая леди. Проводите ее сразу же ко мне.
– Разумеется, – ответила Матильда Уоррен с сочувственной улыбкой. «Бедный мистер Мак-Кейб, – подумала она, – как его интересуют женщины, даром что в инвалидной коляске! А что толку?»
В дверь позвонили.
– Доброе утро, – радостно сказала Дэнси, не в силах скрыть счастливое волнение в этот первый день дома. – Меня направили к вам, чтобы выяснить то, что меня интересует. Я сначала пошла в полицейский участок, но там никого нет.
Сгорая от любопытства, Матильда совсем забыла о просьбе мистера Мак-Кейба.
– Что вам угодно?
– Вы знаете, я ищу своего дядю. – Дэнси прямо трепетала от счастья. – Дело в том, что я когда-то здесь жила, еще совсем маленькой, и не могу его найти – я забыла дорогу к его дому.
– Как его зовут? – нетерпеливо полюбопытствовала Матильда.
Джордан откатил кресло обратно к столу и занял свое место в ожидании хорошенькой клиентки. Его раздражали звуки разговора там, за дверью. Черт бы побрал эту Матильду! Сует свой нос, куда не надо! В нетерпении он снова покатил к двери.
– Дули О'Нил, – торжественно объявила Дэнси.
Глаза Матильды округлились, и она судорожно втянула воздух.
– Так он же… Это было все, что она успела произнести. Джордан появился на пороге и прервал ее сердитым напоминанием:
– Я, кажется, просил проводить леди ко мне, Матильда…
И тоже осекся: до его сознания дошло имя, которое он только что услышал. Боже мой, неужели это она? Неужели эта красавица, стоящая перед ним…
– Дэнси, – прошептал он прерывающимся голосом, – Дэнси О'Нил?!
Дэнси в недоумении уставилась на человека в инвалидном кресле.
– Да, – подтвердила она. – Разве мы знакомы?
– Ну, конечно же, Господи! – Джордан залился радостным смехом и протянул к ней руки. – Не может быть, чтобы ты меня забыла. Я Джордан Мак-Кейб. Мы вместе играли в детстве.
Теперь настала очередь Дэнси: вне себя от радости она сжала протянутые ей руки и порывисто обняла товарища по детским играм.
– Ой, конечно, помню! Боже мой, как чудесно! Вот уж не думала, что кто-то еще может меня помнить.
Он жестом пригласил ее в свой кабинет.
– Неудивительно, что ты меня не узнала. Когда мы виделись в последний раз, я еще стоял на ногах.
Захлестнувшая Дэнси волна жалости и сочувствия заставила ее опуститься на стул.
– Джордан, прости! Мне так жаль… Он отмахнулся.
– У меня все прекрасно. Не будем обо мне. Я хочу знать, как ты. Где ты была все эти годы?
Он не мог оторвать от нее глаз, все еще не веря себе: неужели маленькая Дэнси превратилась в эту ослепительную красавицу?
Дэнси тоже была поражена. Тощий, тщедушный Джордан Мак-Кейб стал красивым молодым человеком. Элегантный, безукоризненно одетый, с ухоженными руками – истинный джентльмен! Впрочем, он всегда был вежлив и обходителен.
– Я ищу дядю Дули, – начала она, но, увидев изменившееся лицо Джордана, резко спросила: – Что-нибудь не так? В чем дело? Сначала та женщина чуть не упала в обморок, когда я о нем спросила, теперь ты…
– Боюсь, что, когда бы ты ни упомянула о нем, реакция будет одна и та же, – с сожалением ответил он. – Дело в том, что Дули переметнулся на сторону северян. Воевал вместе с янки. Люди здесь не могут ему этого простить.
Дэнси насторожилась. Ее эта война не касалась, и она не была готова обсуждать свершившееся.
– Мне нет дела до всего этого, Джордан. Я хочу знать, где его можно найти. Боюсь, что я забыла дорогу…
Ох, как трудно было сказать ей правду!
– Его больше нет, Дэнси. Он был убит в конце войны.
– Боже мой, – выдохнула она, схватившись за сердце. Она допускала, что это могло случиться, но теперь узнала точно, и это было ударом.
– Клинт привез сюда его тело, – продолжал Джордан, не сводя с нее восхищенных глаз. – Людям это не понравилось. Они не хотели, чтобы предателя хоронили на одном кладбище с солдатами армии конфедератов, но…
– Клинт, – прервала его Дэнси, – твой сводный брат? Я его помню. Он всегда меня задирал.
Джордан нахмурился.
– Не называй его моим братом. Он оборотень. Предатель. Ушел на войну в сером мундире, а вернулся в синем. Мать выгнала его и лишила наследства.
Дэнси была слишком поглощена своими собственными неприятностями, чтобы интересоваться еще проблемами семейства Мак-Кейбов. Раз Дули больше нет, она могла бы получить его землю, но вот семья… Значит, у нее никого нет, разве что…
– А мой отец? – отважилась она спросить. – Он жив?
– Мне очень жаль, – осторожно ответил Джордан, – он умер в самом начале войны. А вдова его уехала.
– Его вдова? Я не знала, что он был второй раз женат. Он нам не писал. И вообще от него не было никаких известий.
– После вашего отъезда он женился на двоюродной сестре моей матери. Когда он умер, мать купила его земли, и на эти деньги вдова открыла магазин, а когда она решила уехать, мать и магазин купила.
Заметив растерянность на лице девушки, Джордан понял, что увлекся.
– Так что же ты будешь теперь делать? Вот уж действительно несчастье: ни семьи, ни пристанища, совсем одна… Послушай, – взволнованно предложил он, – давай я тебе помогу. Поживи это время у нас, со мной и с мамой, пока не решишь, как быть.
– Ну зачем же, – возразила она недоверчиво, – мне нечего решать. Я знаю, что мне делать. Я еду домой.
Джордан почувствовал, что надежда ускользает. Теперь, когда Дэнси снова возникла в его жизни, он не хотел ее отпускать. Стараясь скрыть свое разочарование, он принялся уговаривать ее:
– Неужели ты снова вернешься в Ирландию? Так скоро? Поживи у нас, познакомимся поближе заново. Если бы ты только знала, сколько я думал о тебе все эти годы. Я же был по уши в тебя влюблен, – добавил он шутливо.
Пропустив шутку мимо ушей, Дэнси терпеливо разъяснила:
– Я не собираюсь в Ирландию, Джордан. Я говорю о доме. Моем доме. Здесь.
Джордан просиял.
– Значит, ты остаешься с нами?
– Да нет же! Я все пытаюсь тебе втолковать. У меня есть дом, и…
Джордан смутился.
– Я же сказал: вся собственность твоего отца перешла к моей матери.
– Но дядя Дули оставил мне все, что у него было.
Перед Джорданом снова забрезжила надежда. Если то, что она сказала, правда, может быть, есть шанс отобрать землю у Клинта. Уверенности, конечно, нет – надо сначала посоветоваться с юристом, – но Джордан готов был пойти на любые расходы, чтобы помочь ей выиграть это дело.
– Дядя Дули прислал маме письмо, – продолжала Дэнси, – где написал, что хочет, чтобы я унаследовала его землю, если с ним что-нибудь случится.
– Я могу взглянуть на это письмо? – стараясь унять дрожь в пальцах, Джордан протянул руку, но при виде смятения, мгновенно отразившегося на лице девушки, им внезапно овладело дурное предчувствие. – Оно ведь у тебя с собой, наверное?
– К сожалению, нет, – проронила Дэнси. Нервно сплетая и расплетая пальцы, она рассказала, как на нее напали, как ограбили, как забрали все, что при ней было: письма, деньги, вещи – все.
– Но это не важно, – тоном, не допускающим возражений, закончила она.
Глаза ее горели решимостью:
– Эта земля все равно моя. Дядя Дули хотел, чтобы она принадлежала мне. Других наследников у него нет. Суд должен присудить ее мне.
Джордан был склонен с ней согласиться, но решил промолчать о том, что предпринял Клинт. Пусть это будет местью этому предателю, его сводному брату! Пусть гнев Дэнси О'Нил обрушится на него, когда ей станет известно, что кто-то другой наложил лапу на то, что она считала своей собственностью.
– Пожалуй, ты права, – сказал он, стараясь подавить злорадство. – Но все равно, может, ты все-таки примешь мое приглашение и отдохнешь у нас пару деньков?
– Нет-нет. Я хочу отправиться туда сейчас же, – упрямо повторила она. – Я столько проехала, такой долгий путь позади… И я не смогу по-настоящему отдохнуть, пока окончательно не почувствую себя дома, на своей земле.
Джордан кивнул, будто бы соглашаясь и сочувствуя, в то время как услужливое воображение рисовало ему заманчивые картины. Как было бы славно, если бы Дэнси поселилась у них! Просто чудесно, тем более что он уже решил – да-да, решил, – что женится на ней.
