Текст книги "Любовь и ярость"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Подхватив валявшееся на полу смятое платье, она второпях натянула его и, выбежав из спальни, кинулась вниз по лестнице, испуганно зовя Колта. Заметив на стене часы, она бросила на них взгляд и чуть не упала в обморок, увидев, что они показывают два часа.
Колт с трудом оторвал от стола голову и потер опухшие после сна глаза, стараясь понять, что случилось, когда до него донеслись испуганные крики Шарлин. Он потряс головой, пытаясь прийти в себя и разобраться в происходящем.
Шарлин ворвалась в комнату, как ураган. На мгновение Колту показалось, что она потеряла рассудок, волосы ее разметались по плечам, на побледневшем лице огромные голубые глаза казались безумными.
– Колт! Тебе известно, который час?! – закричала она, заливаясь слезами. – Почему, черт возьми, ты не разбудил меня? О Боже, Боже, что же мне делать?!
Вздрогнув, Колт вскочил на ноги. Бросив взгляд на стол, он все понял: там стояла пустая бутылка бренди. Колт почувствовал, как у него подкосились ноги.
– Боже милосердный! – Он без сил рухнул в кресло, схватившись руками за голову.
Колт был в таком отчаянии, что не сразу вспомнил о Шарлин, которая металась из угла в угол, ломая руки.
– Что же делать?! Они наверняка уже дома. Отец пошлет за шерифом, и они обшарят всю округу, разыскивая меня. Теперь уже никак не скроешь, что я провела у тебя всю ночь.
Отец убьет меня! Он и тебя убьет, и весь город будет знать о нас с тобой. Я пропала! Я больше никогда не смогу смотреть людям в лицо!
Колт угрюмо молчал. Да, похоже, будет большой скандал, а это как раз то, чего он всеми силами стремился избежать.
Каждый в их городе знал, что Чарлтон Боуден души не чает в единственной дочери и уж, конечно, не будет особенно церемониться с соблазнителем, обесчестившим невинную девушку. Шарлин ничуть не преувеличивала, когда заявила, что ее отец способен пристрелить Колта. Во всяком случае, подумал угрюмо Колт, скорее всего именно с этого он и начнет.
Шум внизу подсказал Колту, что появились слуги. Он вышел из комнаты и крикнул, что занят и не желает, чтобы его беспокоили, а затем с шумом хлопнул дверью. Подойдя к Шарлин, которая по-прежнему заливалась слезами, он крепко стиснул ей руки, впившись в нее горящим взглядом:
– Ну успокойся, пожалуйста, тише, тише. Давай подумаем, как нам быть. Твои слезы нам не помогут.
Она провела по лицу дрожащими, мокрыми от слез пальцами и прошептала:
– Колт, поверь мне, я не хотела, чтобы это случилось. Я собиралась уехать на рассвете, чтобы успеть домой до того, как вернутся родители. Клянусь, я не виновата в этом!
Трясущимися руками он пригладил взлохмаченные волосы и с досадой отвернулся от нее.
– Знаю, знаю, – пробормотал он.
Даже если учесть, что накануне вечером она хитростью заманила его в постель, то сейчас, похоже, говорила правду, слепой бы увидел, что девушка безумно напугана.
Подойдя к окну, он невидящим взглядом уставился на зеленую лужайку внизу, на сонную речушку, медленно и лениво струившуюся в ослепительных лучах жаркого полуденного солнца. Затем резко обернулся:
– Мы должны сказать, что я пригласил тебя поужинать.
Мы с тобой слишком много выпили и заснули тут же, за столом. Я упрошу повариху подтвердить это и сказать, что она ночевала в доме и видела, что мы провели всю ночь в столовой. Мы скажем, что были мертвецки пьяны.
Шарлин отрицательно покачала головой:
– Это не сработает. Даже если отец и мать поверят нам, все равно по городу поползут сплетни и скандала не избежать.
– Черт с ними, пусть думают, что хотят.
Она снова затрясла головой. Колт подозрительно вгляделся в лицо Шарлин: ему показалось на мгновение, что ужас и отчаяние исчезли из ее глаз. Их место заняло что-то другое.
Удовлетворение? Торжество?
– Мы не должны ни в чем сознаваться, – резко повторил он.
Она медленно приблизилась к нему и ласково погладила. по щеке.
– Нет, Колт, – мягко прошептала она. – Ничего не получится. Я думаю, будет гораздо лучше, если мы просто исчезнем на какое-то время. Ну, хотя бы на несколько дней. А родителям пошлем записку, где все объясним, чтобы они не тревожились…
– Ну нет! – Он так стиснул Шарлин, что она негодующе вскрикнула. – Даже не думай об этом, – произнес он ледяным тоном. – Ничто не заставит меня жениться на тебе. Я уже не раз говорил тебе об этом, но ты, видно, не слушала или не хотела слушать меня. Я не собираюсь жениться на тебе. Я вообще не хочу жениться. И я не позволю загнать себя в угол таким образом. Я не виноват в том, что случилось этой ночью, я не приглашал тебя к себе и не собираюсь нести ответственность за то, что произошло. Поэтому будет гораздо лучше, если ты просто забудешь об этом!
Колт с силой оттолкнул от себя Шарлин. До него постепенно стало доходить, что, возможно, все это было не случайно.
Глаза Шарлин злобно сузились, тонкие ноздри затрепетали от бешенства. С силой сжав кулаки, она шагнула вперед, и Колт подумал, что никогда еще не видел ее такой, как в эту минуту. Как он мог когда-то считать ее красавицей?! Она сто, яла перед ним с разметавшимися по плечам, спутанными волосами и искаженным яростью лицом.
– Нет, ты женишься на мне, Джон Тревис Колтрейн! Раз ты попользовался мной как женщиной, то теперь изволь сделать меня женой! Я не позволю, чтобы моя репутация была погублена. И я не намерена ходить, пряча от стыда глаза, по улицам родного города из-за такого ублюдка, как ты. Ты должен на мне жениться! И ты женишься или. Богом клянусь, проклянешь день, когда так поступил со мной!
Колт покачал головой – он вспомнил, как она сбросила перед ним одежду, предлагая ему свое тело, а затем бесстыдно умоляла вонзиться глубже. Она желала его так же сильно, как и он ее, но, видит Бог, он никогда не предлагал ей стать его женой, даже ни разу не сказал, что любит ее. Он не пытался обманом заманить Шарлин в постель и не считал поэтому, что обманул ее.
– Нет! – медленно и отчетливо произнес Колт, все так же твердо глядя ей в глаза. – Можешь как угодно защищать свою репутацию, раз ты уж вспомнила о ней, но сейчас убирайся!
Он тут же пожалел о своей грубости, но было уже слишком поздно. Пронзительный крик потрясенной Шарлин эхом разнесся по всему дому.
– Шарлин, подожди!..
Он попытался было удержать ее, но девушка вырвалась и выбежала из комнаты. Колт прекрасно знал, что рыдания и стоны, которые доносились до него, были вызваны не стыдом или страхом. Это яростно бушевала оскорбленная гордость отвергнутой женщины.
От досады и злости Колт со всей силы впечатал кулак в стену спальни, даже не почувствовав боли. Черт возьми, что же теперь будет?! В этом состоянии Шарлин могла решиться на что угодно. Проклятие, он не должен был быть с ней так груб, но она сама вынудила его к этому.
Услышав топот копыт, Колт высунулся в окно и увидел Шарлин верхом на лошади. Безжалостно вонзив шпоры в бока невинного животного, она пустила лошадь галопом по направлению к, городу.
Колт тяжело вздохнул. Он знал, что должен поехать в город и сам поговорить с Чарлтоном Боуденом. Он еще не решил, что скажет отцу девушки, но понимал, что не имеет права оставаться на ранчо, скрываясь от всех. Он должен рассказать Боудену, как было дело, а там будь, что будет!
«Будь мужчиной, – так всегда говорил ему отец. – Прав ты или нет, будь мужчиной. Только тогда ты сможешь открыто смотреть людям в глаза».
Колт был уверен, что его отец за всю свою жизнь не совершил ни одного поступка, о котором впоследствии ему было бы стыдно вспомнить.
Но сейчас Колту было нелегко походить на отца.
Глава 4
Элейн Барбоу де Бонне сидела, уютно устроившись, в своем любимом кресле с изящно закругленными ножками и овальной спинкой в стиле Людовика XVI. На первый взгляд она казалась абсолютно безмятежной. Но на самом деле Элейн пребывала в самом подавленном настроении.
Нежно лаская длинными пальцами изящно простеганное сиденье, богато украшенное вышивкой и тесьмой, она невольно подумала, что ни одно вечернее платье, какого бы цвета оно ни было, не могло выгоднее оттенить ее красоту, чем эта прелестная парчовая обивка теплого оттенка слоновой кости.
Клода безумно раздражало это кресло, впрочем, Элейн никогда не была в восторге от его вкуса. Вся комната в соответствии с его желанием была обставлена в стиле Бидермейера и, казалось, невольно переносила вас в начало века. Но Элейн была уверена, что и тогда подобный стиль был принадлежностью исключительно средних слоев общества. Ей было не по себе от его будничной простоты, а стол розового дерева с металлической инкрустацией приводил Элейн в содрогание, поскольку рядом с ее любимым креслом выглядел неуместной дешевкой.
Больше всего ей хотелось бы полностью сменить мебель в замке, а затем заново отделать его в стиле обожаемого ею рококо, которым она так восторгалась. Особенно умиляли ее прелестные витые ножки мебели и прихотливые изгибы деталей, как бы позаимствованные во Франции эпохи Людовика XVI.
Всю обстановку можно было бы заказать из красного или розового дерева или из ореха, но чем богаче и оригинальнее была отделка, тем выше цена. Но все это были одни пустые мечты.
После неожиданной смерти Клода ей пришлось продать все мало-мальски ценное – картины, серебро, драгоценности. А теперь, когда ее письменный стол был буквально завален неоплаченными счетами, похоже, очередь дошла и до замка.
– О, Клод, как я надеюсь, что ты горишь в геенне огненной! – Этот страстный возглас прозвучал неожиданно громко в пустой, гулкой комнате.
Элейн все бы сейчас отдала, чтобы этого брака никогда не было, но в то время замужество для нее оказалось единственным достойным выходом из того положения, в котором она оказалась.
И все это благодаря Тревису Колтрейну. Она была бы счастлива увидеть и его корчащимся в адских муках на раскаленных углях.
Прикрыв глаза, Элейн мысленно перенеслась на крыльях памяти в то блаженное время, когда жизнь ее поистине была раем на земле. Не стертые временем, воскресли воспоминания о роскошном доме в родном Кентукки. Это был настоящий дворец, построенный на века из огромных глыб серого гранита. Высоко и горделиво возносил он к небу все четыре угловые башни. А участок земли вокруг! Элейн даже всхлипнула от острой тоски по навеки ушедшему прошлому – вокруг четырехэтажного особняка были разбиты прелестные цветники и лужайки в соответствии с прихотливым замыслом архитектора. А сколько там было деревьев: высоких стройных кленов, орешника, могучих дубов с раскидистыми ветвями.
«Боже, как это было великолепно!» – подумала с тоской Элейн, и глаза ее наполнились слезами.
Да, в те времена жизнь ее была прекрасна, и казалось, что конца не будет этому блаженству. К несчастью, отец связался с ку-клукс-кланом, а потом стал их тайным ночным предводителем. Но правительство послало в Кентукки окружного шерифа, чтобы покончить с кланом. Шерифом в то время был Тревис Колтрейн, и к тому времени, когда он выполнил данный ему приказ, империя Барбоу была разрушена до основания, а их жизнь разбита.
До боли стиснув кулаки, так что побелели костяшки пальцев, Элейн с гневом и отчаянием снова вспомнила тот ужасный день, когда Тревис Колтрейн подло убил единственного человека, которого она действительно любила. В слепой ярости она пыталась застрелить Колтрейна, но негодяю сопутствовала удача – она промахнулась.
Отец ненамного пережил своих друзей из клана, он тихо угас вскоре после того, как организация перестала существовать. Пришлось тогда трудиться не покладая рук, чтобы спасти остатки семейного богатства, чудом уцелевшие после того, как стало известно, что всеми уважаемый Джордан Барбоу – тайный вождь печально знаменитого ку-клукс-клана. Как будто в насмешку над тем адом, в который с тех пор превратилась ее жизнь, Тревис Колтрейн лишил ее единственной сестры. Женившись на Мэрили, он увез ее в свою Богом проклятую Неваду, где бедняжка умерла вскоре после родов.
После смерти Мэрили Элейн твердо решила, что заставит Тревиса заплатить за все то зло, что он принес их семье. Она начала с того, что завоевала привязанность, а затем и любовь своей маленькой племянницы. Ах, как же сладка была ее месть!
Никогда она не забудет искаженное горем и мукой лицо Тревиса в тот день, когда с торжеством забрала у него Дани.
А вскоре в ее жизни появился Клод и взял на себя все финансовые проблемы осиротевшей семьи. Бесхарактерный, слабый и непривлекательный, он вряд ли мог устоять против чар Элейн. И очень скоро, околдованный и не помня себя от счастья, предложил ей руку и сердце. Они немедленно уехали к нему на родину, во Францию, где она надеялась до конца своих дней прожить в роскоши, покое и изобилии.
А сейчас она опять оказалась в том же положении, что и много лет назад. Но только теперь у нее уже нет надежды, что откуда-то вдруг придет спасение. Для Элейн это было бы слишком большой удачей. Кто из богатых или хотя бы состоятельных мужчин захочет жениться на немолодой женщине, когда кругом полным-полно очаровательных юных девушек?!
Да, сейчас положение ее было гораздо хуже. Прижав к груди руки, чтобы унять беспомощно трепыхавшееся в груди сердце, она в отчаянии ломала голову в поисках выхода. Боже милостивый, что же делать?! Если даже продать замок, то крохи, оставшиеся после оплаты счетов, наверняка попадут в лапы безжалостных кредиторов, требующих оплатить долги Клода.
Вряд ли ей что-нибудь останется. Как же жить дальше? Стать прислугой? И у кого? Может быть, у людей, которые несколько лет назад считали честью для себя попасть на один из ее роскошных приемов? Нет, уж лучше умереть! Продавать себя?
Она слишком стара уже, чтобы кто-то заплатил приличную сумму за ее увядающее тело. И потом, с кислым видом недовольно подумала Элейн, ведь это так унизительно для женщины – ломать голову над тем, как прокормить себя.
Оставалась одна последняя надежда – письмо от Тревиса с обещанием передать Дани половину серебряного рудника.
Но эта взбалмошная девчонка со своей наивной верой в Бога способна разрушить все надежды Элейн. Где только она набралась этой глупости? Уж конечно, не от Элейн. Для нее религия никогда не стоила и ломаного гроша.
– Будь ты трижды проклят, Тревис Колтрейн! – с бешенством воскликнула она. – Ты снова хочешь разрушить мою жизнь – на этот раз руками своей дочери!
Закрыв лицо дрожащими пальцами, она горестно и безнадежно зарыдала, громко всхлипывая, так что даже не услышала, как кто-то тихо вошел в комнату и встал у нее за спиной. Знакомый мягкий голос заставил ее вздрогнуть от неожиданности.
– Пожалуйста, не плачь, тетя Элейн, прошу тебя.
Элейн вздрогнула от неожиданности, когда она увидела перед собой безмятежное личико Дани. «Как она сейчас похожа на Мадонну, – горько подумала Элейн, – даже светится от сознания своей святости». Заметив маленький чемоданчик в руках девушки, она удивленно приподняла брови и язвительно заметила:
– Неужели ты что-то берешь с собой? Мне казалось, что ты решила оставить здесь все предметы мирской жизни и собираешься уйти от соблазнов светской жизни налегке!
– Это туалетные принадлежности в дорогу, тетя, – мягко ответила Дани, – думаю, потом их заберут у меня, чтобы заменить теми, какими обычно пользуются сестры-монахини.
Элейн молча отвернулась к окну, ее холодное лицо превратилось в маску презрительного негодования. Со вздохом отложив в сторону чемоданчик, Дани тихо опустилась на колени перед теткой и попыталась взять ее руки в свои, но та оттолкнула девушку.
– Пожалуйста, – умоляюще произнесла Дани, по щекам ее катились крупные слезы, – я не хочу расставаться с тобой подобным образом. Ты должна радоваться за меня, тетя. Я ведь наконец нашла свою судьбу. Господь открыл мне, что моя жизнь нужна святой церкви. Никогда еще я не была так счастлива. Как жаль, что ты не понимаешь меня, а я была уверена, что мы вместе порадуемся моему решению. – И она робко заглянула в лицо Элейн.
Та по-прежнему смотрела в окно, словно ничего не слыша.
– Иди своей дорогой, – наконец холодно процедила она. – Ты приняла решение, значит, так тому и быть, и нет смысла обсуждать это. Я посвятила тебе всю свою жизнь, окружила любовью и заботой, дала тебе все, а чем ты отплатила мне за это?
Повернулась ко мне спиной и уходишь?! По-видимому, ты так счастлива, что не замечаешь, как разрываешь мне сердце!
– Я никогда не забуду, что ты для меня сделала, тетя Элейн!
Я так люблю тебя. Пожалуйста, поверь мне.
– Так, значит, такова твоя любовь! Становишься одной из тех эгоистичных полусумасшедших фанатичек-монахинь, которые бросают дом и семью ради своей религиозной мании! – Она окатила Дани с ног до головы презрительным взглядом. – Твое место не в монастыре, а в сумасшедшем доме.
Дани тяжело вздохнула и поднялась. Эти сцены повторялись по несколько раз на дню и уже успели изрядно ей наскучить.
Тысячу раз она пыталась объяснить тете, что давно не ощущала такого мира и покоя в душе, но все было бесполезно – Элейн не желала ее слушать. Как же Дани не хотелось, чтобы они расстались именно так! Но видно, ничего не поделаешь! С тяжелым вздохом Дани взяла свой чемоданчик и повернулась к Элейн:
– Я каждый день буду молиться за тебя, тетя.
– Мы тоже будем молиться, чтобы к тебе поскорее вернулся рассудок, – саркастически усмехнулась та в ответ.
Вдруг обе увидели Гевина, стоявшего в дверях со стаканом виски в руке. По-видимому, он уже давно наблюдал за ними. Заметив, что обе женщины выжидательно смотрят на него, Гевин неторопливо отпил из стакана и направился к ним.
Подойдя вплотную, он обвиняюще ткнул пальцем в Дани:
– Ты, неблагодарная тварь! Ни о ком не думаешь, кроме себя. Тебя не волнует, что твоей тете и мне скоро придется остаться без крова над головой и Бог знает, что сулит нам будущее.
Ты не задумываясь отворачиваешься от собственного счастья, отбросив мое предложение, словно грязную тряпку! Нет, тебя ничто не трогает! Хорошо же, иди и живи беззаботно. Да не забудь молиться о своей душе, – он сделал паузу, – которая, я уверен, будет гореть в аду!
Терпение Дани наконец лопнуло.
– Та удача, о которой ты говоришь, ничего не значит для меня. Мне не нужны эти деньги. Перед смертью я оставлю все, что у меня есть, святой церкви. – Она презрительно взглянула ему в глаза:
– А что касается твоего смехотворного предложения, то мы оба знаем, почему тебе пришло это в голову. – Покончив наконец с Гевином, она снова обернулась к Элейн:
– Пожалуйста, постарайся понять меня, тетя. И благослови меня на прощание.
Но сердце Элейн не дрогнуло.
– Будь ты проклята! – воскликнула она гневно.
Прижав ладонь к дрожащим губам. Дани бросилась на улицу, навстречу ярким лучам солнца, прочь из родного дома.
Элейн снова тихо заплакала. Вытащив из кармана серебряную фляжку, Гевин отставил в сторону стакан и принялся, тянуть виски прямо из горлышка. Допив, он расположился удобном кресле напротив Элейн и закурил сигару.
Они долго сидели в угрюмом молчании, время от времени прерывавшемся всхлипываниями и вздохами Элейн.
– Может, хватит наконец?! – не выдержал Гевин. – Мне уже надоело твое бесконечное нытье! Я же не рыдаю и не обливаюсь горючими слезами.
Глаза Элейн негодующе вспыхнули.
– Не смей так со мной разговаривать! Знай свое место!
– Мое место! – Гевин горько рассмеялся:
– А как долго оно будет моим, это место?! И твоим, кстати, тоже! Полгода, а может, меньше? Когда мы начнем распродавать мебель, стулья, кресла, чтобы не умереть с голоду? Или лучше оставить мебель на потом, а то нечем будет топить, когда наступит зима?
А можно прямо сейчас выйти на улицу и просить подаяние!
Нет, моя дорогая, места у нас с тобой скоро уже не станет.
– Замолчи немедленно! – истерически крикнула Элейн, и, вскочив на ноги, забегала по комнате, вполголоса что-то бормоча, как будто какая-то неотвязная мысль преследовала ее, не давая покоя. В эту минуту она казалась помешанной. – Будь ты проклят, Тревис Колтрейн! Будь ты проклят, ты опять посмеялся надо мной! Я обречена сдохнуть в нищете, а ты и твоя жена утопаете в роскоши!
Докурив сигару, Гевин небрежным щелчком отправил окурок в камин, но промахнулся. Тот упал на коврик, и, заметив это, Элейн разъяренной тигрицей набросилась на Гевина.
– Не смей никогда этого делать, ты понял меня?! – взвизгнула она. – Ты не в кабаке! Твой отец никогда бы себе не позволил ничего подобного! О чем ты думаешь в конце концов? Почему ты даже не пытаешься найти себе какое-то занятие? За всю жизнь ты не заработал ни гроша, только и сидел на моей шее и тратил мои деньги, бесстыжий альфонс!
Она осеклась на полуслове, заметив стоящую в дверях Бриану. Девушка была явно растеряна и дрожащими руками нервно теребила край фартука.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнула Элейн. – Я не выношу, когда кто-то из слуг шпионит за мной!
Перепугавшись насмерть, Бриана не решалась поднять глаз.
– Клянусь, у меня и в мыслях такого не было!
Элейн холодно оборвала девушку:
– Ну, в чем дело? Что тебе надо? Я тебя, кажется, не звала? И не хочу, чтобы нам мешали.
Бриана глубоко вздохнула, стараясь собрать все свое мужество. Целый час она готовила свою речь и сейчас выпалила, зажмурившись, чтобы не испугаться и не передумать:
– Я хотела попросить – пожалуйста, будьте поласковее к Дани, когда она придет попрощаться! У нее сердце разрывается от боли, ведь она знает, как вы переживаете из-за того, что она уходит в монастырь. Нужно расстаться по-хорошему, чтобы потом вспоминать друг о друге без обиды и горечи. Она ведь так любит вас!
У Элейн от неожиданности даже дух захватило. Что о себе воображает эта наглая девчонка, если позволяет себе вмешиваться в ее дела?! Обычная прислуга! Она со злостью подумала, что виновата в этом одна только Дани, вконец избаловавшая Бриану, а ведь сколько раз Элейн твердила, что до добра это не доведет.
– Убирайся немедленно! – указывая на дверь, крикнула Элейн дрожащим от ярости голосом. – И чтобы больше не смела вмешиваться не в свое дело, запомни это!
Бриана отчаянно замотала головой. Надо попробовать еще раз, подумала она в отчаянии, а там будь что будет.
– Ну пожалуйста, мадам! Дани так часто говорила об этом.
Поверьте, ей тоже нелегко. Будьте же поласковее с ней, когда она придет прощаться, не заставляйте бедняжку еще больше страдать!
По комнате разнесся язвительный хохот Гевина.
– Не переживай, малышка, она уже распрощалась. Ушла, обливаясь горючими слезами. Жаль, ты не видела, замечательная вышла сцена, как в театре!
Бриана вздрогнула. Как же, должно быть, переживала бедная Дани, если ушла, даже не сказав ни слова ей, Бриане.
– Ну хватит стоять здесь, открыв рот! – раздраженно одернул растерянную девушку Гевин, сунув ей в руки пустой стакан. – Тебя взяли сюда работать, так что принеси мне еще бутылку виски.
– И постарайся не попадаться мне на глаза, – крикнула разъяренная Элейн вслед убегавшей Бриане. – Один твой вид напоминает мне о Дани.
Девушка изо всех сил захлопнула за собой дверь.
Опять послышались всхлипывания и вздохи, но Гевин уже не обращал на Элейн ни малейшего внимания. Глядя сузившимися глазами на то место, где только что стояла Бриана, он молча хмурился, о чем-то глубоко задумавшись. Ему в голову пришла невероятная мысль, и чем больше он о ней думал, тем больше она ему нравилась. Чем черт не шутит! Не исключено, что из этого кое-что может и получиться! Во всяком случае, ему показалось, что он видит свет в конце тоннеля.
Сработает ли его план?! Трудно сказать, мысли Гевина путались, ведь он с самого утра не расставался с бутылкой. Единственное, что он хорошо знал, это как быстрее всего выйти из подобного состояния. Ему срочно нужна женщина. Пару часов в жарких объятиях какой-нибудь горячей, сговорчивой кошечки – и он опять будет как новенький!
Гевин бросил испытующий взгляд на Элейн, которая по-прежнему металась из угла в угол, ломая руки и что-то бормоча под нос.
– Мне нужны деньги, – коротко заявил он.
Элейн в изумлении посмотрела на него, словно он попросил луну с неба.
– Ты в своем уме?! Из-за чего, по-твоему, я плачу? Или ты настолько пьян, что не в состоянии понять, насколько плохи наши дела?
И тут будто злой джинн вырвался из бутылки. Позже он винил во всем пары виски, ведь он никогда не считал себя злым или жестоким. Но в ту минуту пелена ярости застилала ему глаза, и Гевину показалось, что Элейн жестоко издевается над ним. Будь все проклято, никому не позволено делать из него посмешище, а уж тем более женщине! Вскочив на ноги, он схватил ее за руки и с такой силой стиснул хрупкие запястья, что Элейн вскрикнула от нестерпимой боли. Гевин безжалостно принялся трясти ее, уже не сознавая, что он делает. Ее голова беспомощно моталась из стороны в сторону, отчаянные крики огласили комнату. Он был настолько взбешен, что не слышал этих воплей, и продолжал безжалостно трясти ее, крича, чтобы она оставила его в покое и не смела больше из-». деваться над ним.
Элейн с трудом вырвала одну руку и с силой хлестнула его по лицу, но пощечина только привела его в еще большую ярость. Не помня себя, он в бешенстве ударил ее кулаком в челюсть, так что женщина отлетела к стене и упала, задев массивный стол. Стоявшая на нем лампа сорвалась на пол, и дождь осколков осыпал разъяренного Гевина.
С досадой тряхнув головой, он нагнулся над скорчившейся на полу Элейн, и та со страхом выставила перед собой дрожащие руки, заметив бешеный блеск в его глазах.
– Проклятая сука, – яростно взревел он, – добилась своего! Хотела, чтобы я потерял голову, как когда-то отец?! Или ты думаешь, что можешь дать мне пощечину, и я так это оставлю?! Ну нет, я покажу тебе, как поступают мужчины с такими женщинами, как ты!
Вдруг он вздрогнул и тяжело рухнул на колени. Глаза его закатились, и Гевин, потеряв сознание, с грохотом распростерся на полу. За его спиной ошеломленная и дрожащая от страха Элейн увидела Бриану. Та все еще крепко сжимала в руках скамеечку для ног, которой она и ударила по голове озверевшего Мейсона.
Не помня себя от страха, Элейн мгновенно вскочила на ноги и, убедившись, что Гевин без сознания, подняла глаза на испуганную и дрожащую девушку.
– О, мадам, – пролепетала Бриана, испуганно отшатнувшись, – я просто не знала, что делать, и схватила первое, что подвернулось под руку. Я боялась, что он убьет вас!
– Это ты могла убить его! – не помня себя от страха крикнула Элейн.
– Мадам!..
Элейн и Бриана обернулись и увидели в дверях пораженного Джерарда, пожилого дворецкого. Когда он взглянул на Бриану, в его глазах отразилась бесконечная печаль.
– С вашим братом беда, – быстро проговорил он, от волнения глотая слова, – его пришлось срочно отправить в больницу. Вам лучше немедленно поехать туда.
Забыв о Гевине, все еще неподвижно распростертом на полу, Бриана выскочила из комнаты. Ничего больше не имело значения для нее, кроме беспомощного Шарля.
Повернувшись к Джерарду, Элейн скомандовала, не обращая внимания на ошеломленное выражение лица дворецкого:
– Помогите мне отнести его в спальню, а потом отправляйтесь за доктором.
Кряхтя, Джерард склонился над бесчувственным телом, но в эту минуту Гевин шевельнулся и хрипло застонал.
– Так мне идти за врачом? – спросил Джерард, с облегчением убедившись, что Гевин жив.
Подумав, Элейн решила, что не стоит выносить сор из избы и посвящать постороннего человека в семейные драмы.
И так уже хватало неприятных разговоров после внезапной смерти Клода о его выплывших наружу тайных долгах. – Нет, думаю, не стоит, – задумчиво пробормотала она. – Просто помоги мне отвести его наверх. А потом наколи льда и принеси немного бренди.
Они с трудом подняли Гевина на ноги, но, едва придя в себя, он нетерпеливо оттолкнул их.
– Где она? – рявкнул Мейсон, потирая затылок. – Я ведь знаю, что это была Бриана. Уверен, что слышал ее голос.
– Она убежала, – спокойно произнесла Элейн и в двух словах объяснила, что случилось какое-то несчастье с Шарлем. – Пойдем, я отведу тебя в постель, Гевин. Тебе надо отдохнуть.
Выслав из комнаты Джерарда с приказом забыть про лед и бренди и не беспокоить его, Гевин позволил заботливой Элейн отвести его наверх в спальню. Растянувшись на кровати, он потер рукой мучительно нывший от удара затылок, а Элейн с заботливым видом присела рядом.
– Мне очень жаль, – пробормотала она, – конечно, мне не следовало говорить с тобой подобным образом. Просто я себя не помнила от огорчения. – Смахнув слезы, она покачала головой. – Что же нам делать, милый? Надо что-то решать, ведь нет смысла мучить друг друга подобным образом!
Он поднял руку и ласково провел кончиками пальцев по ее обнаженному теплому плечу.
– Послушай-ка, Элейн, – мягко сказал он, – я тут кое-что придумал. Может быть, это будет выход для нас с тобой. А теперь сходи и постарайся разузнать все, что сможешь, о Шарле, мне очень нужны сведения о нем.
– О Шарле? – Ошеломленная Элейн растерянно заморгала. – Какое нам до него дело? Ты ведь раньше никогда им не интересовался!
– Делай, что я говорю, – коротко приказал Гевин, и, еще раз бросив на него недоуменный взгляд, Элейн пожала плечами и вышла из комнаты.
Через час, приняв ванну, которая освежила его, и выпив холодного шампанского из запотевшего бокала, Гевин почувствовал себя так, будто заново родился на свет. От Элейн он узнал подробности болезни Шарля. Мальчику срочно нужна дорогостоящая операция, которую можно сделать только в Париже у известного специалиста. Бриана просто в отчаянии.
Элейн удобно устроилась на диване подле Гевина, маленькими глоточками потягивая ледяное шампанское из хрустального бокала.
– Конечно, – задумчиво проговорила она, – Бриане никогда в жизни не достать такую сумму. Скорее всего Шарль умрет, и, если хочешь знать, это даже к лучшему. – Она перевела взгляд на Гевина и вздохнула.
– А где сейчас Бриана, в больнице? – как бы невзначай поинтересовался Гевин.
– Да, – кивнула Элейн, но вдруг глаза ее гневно сузились, и она подозрительно посмотрела на Гевина. – А с чего это ты так заинтересовался мальчишкой? Мне кажется, нам и без него есть, о чем беспокоиться. Ведь мы так и не решили, как нам быть.
Гевин положил руку на спинку дивана, ласково обняв Элейн за плечи.
– Не стоит ломать над этим голову, дорогая, – промурлыкал он, мягко, но настойчиво привлекая ее к себе. – У меня сейчас на уме совсем другое. Вот это, например.
Он жадно накрыл губами ее рот, и она, издав приглушенный стон, страстно ответила на поцелуй. Осторожно уложив ее на диван, Гевин принялся покрывать поцелуями ее все еще красивые плечи, потихоньку сдвигая вниз платье, пока полностью не обнажил пышную грудь. Задрожав от наслаждения, она выгнулась и крепко прижалась к нему, а настойчивые пальцы быстро скользнули по его телу, пока не добрались до затвердевшего доказательства его желания.
