Текст книги "Любовь и ярость"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Патрисия Хэган
Любовь и ярость
Глава 1
Нью-Йорк
Апрель 1889 года
Здание «Метрополитен-опера» сияло и переливалось разноцветными огнями, а у главного входа шумели толпы желающих попасть на торжества, посвященные празднованию Дня независимости.
В стороне от шумной суеты, погрузившись в свои мечты, великолепная, одинокая и независимая, стояла Китти Райт Колтрейн. Она, казалось, не замечала ни восхищенных взглядов, которые бросали на нее элегантные мужчины, ни завистливых взоров их разряженных спутниц.
Время щадило Китти. Сейчас, в пору зрелой женственности, она цвела пышной красотой и казалась еще ослепительнее, чем в годы молодости. Роскошные вьющиеся рыжие волосы, переливавшиеся всеми красками осени, струились по плечам. Даже самая придирчивая недоброжелательница не смогла бы обнаружить ни единого серебряного волоска в этой роскошной шевелюре. Нежная кожа цвета густых сливок, прелестные фиалковые глаза, таинственно мерцающие из-под темных, длинных ресниц, да, эта женщина была поистине прекрасна!
Ее красоту выгодно оттеняло изящное атласное платье необыкновенного изумрудного цвета. В роскошную ткань были вплетены тончайшие серебряные нити, отчего платье сверкало и переливалось в ослепительном свете люстр, подобно драгоценному камню. Маленькие изящные уши были украшены крупными бриллиантами, а роскошное ожерелье, в котором чередовались изумруды и бриллианты чистейшей воды, обвивало красиво изогнутую нежную шею. Пышные густые локоны сбегали по спине, тут и там изящно подхваченные серебряными гребнями с крупными изумрудами. Нежные упругие округлости высокой груди дерзко поднимались из-за низкого выреза платья, всем своим видом доказывая невозможность увядания этого роскошного тела.
В огромной толпе, которая шумела и волновалась вокруг этой необыкновенной женщины, никто и вообразить бы не смог, что такому дивному созданию когда-то пришлось испытать страдания и нищету. В конце концов, ведь она была женой Тревиса Колтрейна, одного из наиболее уважаемых и богатых людей в Неваде. Лицо ее было прекрасно и безмятежно, как у древней богини.
Уже почти двадцать лет прошло с тех пор, когда Тревис унаследовал богатейшие серебряные рудники после смерти человека, которому он спас жизнь, и теперь Колтрейны купались в уже привычной роскоши.
Однако так было не всегда. Как и у многих тысяч других уроженцев Юга, в сердце Китти до сих пор не заживали раны, полученные в той ужасной, кровавой бойне, которая вошла в историю под названием Гражданской войны. Много раз она пыталась стереть из памяти те безумные годы. Со временем ей удалось научиться ценить радость, которую приносил с собой каждый новый день, но ужасные воспоминания тех лет остались с ней навсегда.
Бросив еще один быстрый взгляд на оживленную толпу, бурлящую у входа в великолепное здание, она с трудом подавила нетерпеливый вздох. Гости все прибывали, но куда же запропастился Тревис? Еще утром в роскошный номер отеля, который она снимала, доставили записку от президента Гаррисона. Президент спешил порадовать Китти сообщением, что корабль, на котором возвращался ее муж, прибудет в порт вечером, и советовал обязательно быть на концерте. Больше в записке не было ни слова.
Нежная улыбка тронула ее губы, и она почувствовала, как знакомая теплая волна захлестнула ее. Так бывало всегда, стоило ей только представить лицо человека, которого она любила так глубоко и так неистово.
Их любовь появилась на свет при довольно странных обстоятельствах. С лукавой улыбкой вспомнила она ту неприязнь, которая охватила их обоих при первом знакомстве. Он, северянин, кавалерийский офицер, заставил ее, южанку, окончившую курсы сестер милосердия, остаться в армии федералов. Так она стала его пленницей.
И все четыре года, пока бушевало пламя Гражданской войны, двое влюбленных вели свою тайную битву, пока наконец не восторжествовала любовь – но это случилось уже гораздо позже, когда родился их первенец, сын. Она назвала его Джон Тревис, дав имена двух горячо любимых людей: отца и мужа.
Но их свадьба не стала началом счастливой безмятежной жизни, как надеялась Китти. После нескольких неудачных попыток вести жизнь простого фермера на ранчо, которое Китти унаследовала в Северной Каролине, Тревис бросил все и уехал на остров Гаити. В его отсутствие Китти похитил ее заклятый враг, человек, затаивший на нее злобу еще в годы войны. Он заставил Китти пережить такое, что ее разум не выдержал, она погрузилась в спасительное забвение и на несколько горьких и одиноких лет была выброшена из жизни.
Память вернулась к ней наконец, но тем ужаснее оказалось известие о том, что Тревис, поверив в ее гибель и не в силах справиться с тоской и одиночеством, снова женился. Его вторая жена, хрупкая и болезненная женщина, умерла, дав жизнь его дочери Дани.
Китти молча страдала, чувствуя, как в ее душе кровоточат старые раны, и понимая, что не время сейчас думать об этом.
Никогда не надо воскрешать прошлое. Они с Тревисом слишком любили друг друга, чтобы позволить безумию вновь вырваться наружу.
Еще один нетерпеливый взгляд на дверь – и сердце Китти подпрыгнуло от радости. Но это была не радость женщины при виде возлюбленного, нет, ее сердце сейчас переполняла материнская гордость.
Колт, как с детства прозвали в семье Джона Тревиса Колтрейна, пробирался через толпу у входа, ища глазами мать. Высокий, хорошо сложенный, Колт унаследовал от отца темные густые волосы и смуглую кожу его предков-креолов. Грива иссиня-черных волос красиво оттеняла глаза цвета светлого серебра.
Наконец его нетерпеливый взгляд упал на Китти, и Колт стал торопливо двигаться в ее сторону. Она не отрывала от него любящих глаз и на минуту ей даже показалось, что перед ней Тревис.
Колт склонился к ней, ласково поцеловал в щеку и, взяв ее за руку, виновато заглянул в глаза:
– Прости, мама, от него по-прежнему ни слова.
Повернув голову в сторону президента Гаррисона, стоявшего неподалеку в компании друзей, Китти недовольно пробормотала:
– Значит, мы опять должны переживать, гадая, куда же президент отправит его в этот раз. Бьюсь об заклад, уж он не даст Тревису отдохнуть. – И она подавила невольный вздох сожаления.
– Вот так отцу и приходится расплачиваться за ту громкую славу, которую он заслужил во время войны, – усмехнулся Колт. – С его репутацией, мама, он просто обречен всякий раз приходить на помощь правительству, стоит только тому попасть в затруднительное положение.
Пряча беспокойство за легкой насмешкой, Китти добродушно заметила:
– Дело в том, Джон Тревис Колтрейн, что я давным-давно поняла, что представляет собой твой отец. Да доживи он до глубоких седин, и тогда будет мечтать об опасностях и приключениях. Никогда не встречала человека с таким неукротимым, бешеным темпераментом!
– А будь он другим, ты на него и внимания бы не обратила! – добродушно попенял матери Колт.
В ее глазах внезапно отразилось глубокое чувство.
– Не думаю, что такое возможно, Джон Тревис, но все равно, я была бы рада, поживи он дома хоть немного. Он отсутствовал почти три месяца, и ты не можешь даже вообразить, каким кошмаром было для меня это время, я ведь даже не знала, жив он или нет!
Колт мрачно кивнул. Он знал, что пришлось пережить матери, ведь в этот раз Тревис Колтрейн оказался на Самоа, в восточной части Тихого океана. Вот уже почти десять лет, как на островах полыхало пламя гражданской войны. Когда неожиданно вмешалась Германия, заинтересованная в свержении с престола короля Малиетоа, Америка и Великобритания выступили в его поддержку. Военные корабли бороздили воды залива Апиа.
На борту одного из них был Тревис Колтрейн, спешивший по поручению своего правительства как можно быстрее договориться с немцами на островах. И вдруг, словно мало было других бед, на многострадальную землю обрушился ужасный циклон.
При этом известии Китти охватил ужас, а те немногие подробности, которые ей удалось выяснить, повергли ее в отчаяние: все корабли затонули, разбившись о рифы, уцелел лишь один. И мрачной чередой потянулись дни, когда, охваченная страхом за судьбу любимого, Китти одновременно и боялась, и жаждала вестей.
Потом, слава Богу, она узнала, что Тревис был на борту корабля, которому посчастливилось уцелеть благодаря капитану, успевшему вывести судно в открытое море.
Президент Гаррисон был очень внимателен к Китти. Он даже прислал своего человека к ней в Силвер-Бьют, в Невадуги заверил, что слишком ценит ее мужа, чтобы позволить ему еще раз так рисковать жизнью. Президент торжественно пообещал заменить Тревиса другим человеком во время переговоров с немцами и порадовал Китти известием, что муж ее уже на пути домой. А вскоре пригласил их с Колтом в Нью-Йорк, намекнув, что они увидятся с Тревисом в «Метрополитен-опера» во время празднования Дня независимости. Китти догадалась, что Тревис должен по приезде отправиться на концерт и их встреча станет для него приятным и неожиданным сюрпризом.
Китти с радостью откликнулась на приглашение. Правда, ей на минуту показалось, что все знаки, внимания – это лишь способ подсластить горькую пилюлю, которую готовит Гаррисон, собираясь сразу же послать Тревиса еще куда-нибудь с очередным заданием. Конечно, она давно уже смирилась с тем, что страсть к приключениям носит ее мужа по всему свету, словно перекати-поле, но президент должен понимать, что Тревис когда-то бывает нужен и ей.
Она вздрогнула, очнувшись от своих мыслей, и заметила, что сын уже некоторое время что-то говорит ей.
– Прости, дорогой!
– Я сказал, что собираюсь домой, – нетерпеливо повторил Колт, – ты же знаешь, я терпеть не могу званых вечеров и, если честно, мне безумно надоело это… – он с отвращением обвел взглядом бурлящую вокруг толпу, – ..это шоу.
Китти сочувственно кивнула, понимающе взглянув на сына.
Она тоже посмотрела вокруг. Посреди главного зала бил огромный фонтан – искрящиеся струи шампанского, взметнувшись почти под потолок, сверкающими бриллиантами рассыпались в воздухе и с мелодичным звоном падали в небольшой мраморный бассейн, в котором плавали розовые и пурпурные орхидеи. Толпившиеся кругом гости с веселым смехом подставляли хрустальные бокалы под пенящиеся струи и наполняли их светлым вином.
В ослепительном свете люстр особенно яркими казались роскошные платья всех цветов, которые только существуют на свете. Драгоценности необыкновенной красоты и баснословной стоимости сверкали и переливались разноцветными огоньками, По углам зала размещались небольшие оркестры, и волшебные звуки вальса переплетались с негромким шумом голосов и беззаботным смехом.
Пол был усыпан лепестками роз, их нежное благоухание наполняло огромный зал и смешивалось с тончайшим ароматом духов и запахом дорогих сигар.
– Ведь сегодня День независимости, – напомнила Китти, не заметив, что сын уже погрузился в другие мысли. – Скажи, милый, – она осторожно тронула его руку, – ты случайно ничего не имеешь против присутствия здесь Шарлин Боуден?
Колт с трудом удержался от недовольной гримасы, в который раз подивившись материнской проницательности. Как всегда, она угадала его мысли. Ну так, значит, нет смысла и лукавить.
– Ты права, мама! Вряд ли кто смог бы удивиться больше, чем я, в ту минуту, когда Шарлин, как чертик из коробочки, вдруг появилась на вокзале с кучей чемоданов и тетей Джессикой и объявила, что едет с нами.
У Китти от изумления даже дыхание перехватило, и лишь неимоверным усилием воли ей удалось удержаться от вопросов, которые так и вертелись на кончике языка. Ей пришлось напомнить себе, что Колт уже взрослый человек и давным-давно живет своей жизнью. Она редко давала волю материнскому любопытству, а если и делала это, то очень осторожно, чтобы сыну, не дай Бог, не пришло в голову, что она сует нос в, его дела.
– А ты знал, что она собирается с тобой?
– Нет, конечно! – Он даже вспыхнул:
– Просто я, как последний дурак, рассказал ей о том, что президент пригласил нас сюда, и она тут же заявила, что непременно поедет вместе с нами. Я возмутился и был вынужден сказать, что ее-то как раз никто сюда не приглашал. И вот что из этого вышло! – Он с досадой передернул плечами, а изящно вырезанные ноздри затрепетали, как всегда в те минуты, когда он был чем-то взволнован или возмущен. Эту привычку, унаследованную им от отца, давно уже подметил любящий взгляд Китти.
Она протянула руку и слегка погладила сына по щеке.
– Я все понимаю, милый, тебе пришлось привезти ее с собой. Конечно, у тебя не было другого выхода. Скандал был бы неприятен для всех нас, а не только для нее. Успокойся, ты все сделал правильно.
– Никогда не встречал раньше подобной девицы – у нее нервы, как стальные канаты. – И он сокрушенно покачал головой.
Китти задумалась, взвешивая каждое слово. Она была совершенно уверена, что сын пока еще не собирался жениться, но, насколько ей было известно, Шарлин – единственная девушка, с которой Колт постоянно встречался. И если уж Шарлин суждено было в один прекрасный день стать ее невесткой, то Китти следовало хорошенько подумать, прежде чем сказать что-нибудь, о чем она впоследствии может горько пожалеть.
– Она довольно хорошенькая, – задумчиво протянула Китти, – боюсь только, что Чарлтон и Джульетт безбожно избаловали ее. Она ведь единственный ребенок и привыкла всегда получать все, что только пожелает. А теперь, похоже, она больше всего на свете хочет тебя. – Подумав немного, она продолжила. – По-моему, ты ее первое серьезное увлечение, поэтому постарайся не обижать ее, сынок. Наверняка она по уши влюблена в тебя. А в этом случае женщина поступает безрассудно.
Колт благодарно взглянул на мать.
– Благослови тебя Бог, мама, ты всегда понимала меня. Я же заметил, что ты разозлилась на Шарлин еще больше, чем я, когда увидела ее на вокзале, и спасибо тебе, что сдержалась и не показала, насколько все это неприятно для нас. А ведь мне-то известно, что она далеко не всегда бывает так же справедлива к тебе.
– Только я стараюсь не замечать этого, – улыбнулась Китти. – Ты знаешь, мне иногда кажется, что мы сами дозволяем неприятностям осложнять нам жизнь. Было бы разумнее на многое закрывать глаза.
Колт привык уважать мать, и она знала, что он всегда прислушивался к любому ее совету или замечанию. Они с отцом часто беседовали по душам, и он хорошо знал о том горе, которое выпало на долю его матери. Всего один раз в разговоре с сыном Тревис упомянул, что до сих пор влюблен в жену, но зато не раз восхищался ее мужеством и терпением, с которыми она перенесла несчастья и беды, посланные ей судьбой, и не дала им сломить себя.
И в глазах Колта мать была божеством, ни одна женщина не могла сравниться с ней.
– Знаешь, – задумчиво сказал он, – вот если бы мне повезло и я встретил женщину, похожую на тебя, тогда бы я женился, не раздумывая ни минуты.
Китти весело расхохоталась и покачала головой:
– Так я тебе и поверила, Джон Тревис Колтрейн! Разве я не знаю, что ты плоть от плоти своего отца и страсть к путешествиям у тебя в крови. Помоги, Господи, той несчастной девушке, которая отважится выйти за тебя, прежде чем ты хоть немного не остепенишься!
Колт засмеялся вместе с ней, но его веселое настроение моментально улетучилось, как только он заметил Шарлин Боуден, которая решительно направлялась в их сторону.
Китти постаралась взять себя в руки. Не то чтобы она уж очень сильно не любила Шарлин, но ее безумно раздражали невероятный снобизм и тщеславие, удивительные для такой молодой девушки. Шарлин была точной копией своей матери в молодости, и Китти вдруг вспомнила, как она всегда старалась избегать Джульетт Боуден. Раньше это было проще, но теперь, когда они разбогатели и Тревис стал играть важную роль в политической жизни страны, выполняя ответственнейшие поручения правительства, им с мужем пришлось вести светскую жизнь. А Джульетт Боуден была, безусловно, светской женщиной и благодаря своему богатству занимала весьма заметное положение в аристократическом обществе Силвер-Бьют.
И Китти не могла больше игнорировать ее.
Наблюдая за Шарлин, пока та торопливо направлялась к ним, Китти не могла не отметить, что, если бы не недовольное выражение лица, то девушка, безусловно, могла бы считаться настоящей красавицей. Слава Богу, хоть внешне она ничем не напоминала мать. Ее окружала аура какой-то удивительной свежести. Блестящие локоны густых, пышных волос цвета свежего меда изящно обрамляли нежное, юное личико с чуть заостренным подбородком и высокими скулами. Китти невольно залюбовалась ею: огромные синие глаза, опушенные шелковистыми густыми ресницами, изящный, немного вздернутый носик придавал лицу выражение наивного лукавства, немного неожиданное для тех, кто знал, какая черствая, тщеславная натура скрывалась за этой ангельской внешностью. Но стоило ей только открыть рот, как очарование исчезало и прелестная красавица превращалась в дерзкую и избалованную девицу.
Шарлин была крошечного роста, хрупкая и изящная, а ее вечернее платье из блестящей пурпурной тафты с короткими пышными рукавчиками, отделанное кружевными фестонами и белыми бантиками, тут и там разбросанными по шуршащей юбке, делало ее еще больше похожей на дорогую красивую куклу.
Натянуто улыбнувшись Китти, Шарлин немедленно отвернулась от нее и завладела Колтом. Голосом, в котором звенел металл, она недовольно произнесла:
– Ну, знаешь, Колт, я целый вечер ищу тебя, чтобы Высказать все, что я о тебе думаю. Сначала ты привозишь меня в Нью-Йорк, а на вокзале вдруг поворачиваешься ко мне спиной и уходишь как ни в чем не бывало. По-моему, это не очень-то красиво с твоей стороны!
Колт только холодно поздоровался, но больше не сказал ни слова, и Китти снова узнала в нем черты мужа. Тревис так же повел бы себя в подобной ситуации, он никогда и ни в чем не оправдывался. И сейчас Колт мог легко избавиться от любых упреков, если бы объяснил, что сразу же по приезде по просьбе матери отправился в порт узнать, появился ли наконец корабль отца. Но нет, он предпочел промолчать, и Китти в который раз поразилась, как же он похож на своего отца.
Шарлин раздраженно топнула маленькой ножкой, обутой в шелковую туфельку на высоком каблучке, и, сложив на груди руки, с досадой посмотрела на Колта. Ей впервые пришло в голову, что его будет не так-то просто водить на коротком поводке.
– Ну, что же ты молчишь?! Может быть, ты хотя бы извинишься?
Слегка приподняв одну бровь, Колт перевел дыхание и очень медленно произнес, глядя прямо ей в глаза:
– Дорогая моя, если ты помнишь, это была именно твоя идея – поехать в Нью-Йорк вместе Со мной. И твои развлечения не моя забота!
Слегка кивнув ей на прощание, он улыбнулся матери и, круто повернувшись на каблуках, исчез в толпе.
Разъяренная Шарлин набросилась на Китти:
– Это вы настроили сына против меня, миссис Колтрейн!
Вы стояли здесь и слышали, как он был груб со мной, но даже не сочли нужным остановить его!
– Шарлин, – мягко прервала ее Китти, – разве ты не заметила, что Джону Тревису и так еле-еле удалось промолчать? Ты, конечно, можешь упрекать его в грубости и несдержанности, но тем не менее он оказался достаточно воспитан, чтобы не напомнить о том, что ты и сама прекрасно знаешь, – ты приехала сюда без приглашения, по собственному желанию. И я считаю, что ты и так уже достаточно испытывала его терпение. А оно, уж ты поверь мне, не беспредельно!
Нежные голубые глаза мгновенно заволокла пелена слез, которые, похоже, были искренними, так же как и дрожь в голосе девушки.
– Ради Бога, простите меня, миссис Колтрейн, я так виновата перед вами! Но сейчас мне действительно нужно с вами поговорить.
Китти почувствовала что-то необычное в настойчивости Шарлин и уже собралась было предложить ей отойти в сторону, чтобы спокойно выслушать девушку, как вдруг до нее донесся чей-то громкий голос:
– Неужели это полковник Колтрейн, просто глазам не верю! Вы ведь знакомы, не так ли? Он один из ближайших друзей президента и пользуется его полным доверием!
Дальше Китти уже не слушала. С бешено колотящимся сердцем она обернулась и увидела мужа; Безумная любовь к Тревису пронзила ее, как удар тока, и она бросилась к нему, нетерпеливо протискиваясь сквозь плотную толпу и окликая его.
Тревис услышал знакомый голос и оглянулся, отыскивая глазами жену. Его сердце дрогнуло, когда он увидел любимое лицо, и в который раз Колтрейн подумал, что никогда в жизни не встречал женщины красивее и желаннее. Тревис бросился к ней и, обхватив сильными руками, крепко прижал к груди.
«Это какое-то безумие, – промелькнуло у него в голове, – с каждым днем я люблю ее все сильнее!»
Казалось, прошла вечность, а двое влюбленных продолжали сжимать друг друга в объятиях, не замечая устремленных на них любопытных взглядов. Время для них остановилось.
Первым пришел в себя Тревис. Лаская горячими губами ухо жены и крепко прижимая ее к себе, он прошептал:
– Бог свидетель, Китти, как мне не хватало тебя!
Она чуть отодвинулась и откинула голову, заглядывая ему в глаза, и затрепетала от счастья, увидев в них беспредельную любовь и нежность. Губы ее приоткрылись, но тут за ее спиной послышалось вежливое покашливание. Обернувшись, Китти увидела человека, всем своим видом олицетворявшего власть.
Вежливо поклонившись Китти, он повернулся к Тревису:
– Полковник Колтрейн, позвольте представиться. Мое имя – Малколм Предди, я советник президента. Он сейчас здесь и хотел бы срочно переговорить с вами, лучше всего до обеда. Разговор будет личный. Пройдемте со мной. Пожалуйста.
Ответом чиновнику была лукавая и довольно дерзкая усмешка, так хорошо знакомая Китти. По-прежнему не отрывая взгляда от лица жены, Тревис буркнул:
– Сожалею, мистер Предди, но президенту придется подождать. Сначала у меня будет личный разговор с моей женой.
Он уже взял Китти за руку, чтобы отойти с ней в сторону, но чиновник проговорил тихим твердым голосом:
– Президент ждет, сэр.
Ничуть не смутившись, Тревис ответил:
– Так же, как и я! К вашему сведению, я ждал встречи с женой почти три месяца.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но Китти сжала его пальцы.
– Может быть, тебе лучше узнать, что хочет от тебя президент? – поколебавшись, сказала она, – а я дождусь тебя здесь.
– Ну уж нет, – оборвал ее Тревис, – я согласен выслушать президента, но при условии, что ты ни на минуту не исчезнешь из поля моего зрения, так что будь любезна, пойдем со мной. – Он снова притянул к себе жену и ласково коснулся губами ее щеки, а затем небрежно оглянулся на чиновника.
Малколм Предди, мысли которого были заняты протоколом, вначале и не понял, что Тревис не шутит, пока не взглянул ему в глаза.
– Ну что ж, – вздохнул он наконец, – тогда следуйте за мной.
Китти невольно поежилась, подумав, насколько нежелательно может оказаться ее присутствие при беседе президента с ее мужем. Она вдруг представила, как неловко будет чувствовать себя, зная, что разговор не предназначен для ее ушей. Осторожно коснувшись локтя мужа, Китти тихонько прошептала:
– Позволь мне подождать тебя здесь, Тревис. Право, так будет лучше.
– Как хочешь, милая, – кивнул он, – я скоро вернусь.
Провожая мужа, Китти не могла не заметить восхищенных взглядов, которые бросали на Тревиса все женщины. Красивый, с мужественной внешностью, он выглядел необычайно привлекательно в элегантном белом смокинге и бледно-голубой рубашке с пышными складками на груди, красиво оттенявшими его смуглую кожу и иссиня-черные волосы, которые за время его последнего путешествия изрядно отросли и сейчас мягкими волнами спускались почти до плеч.
Она с трудом перевела дыхание – любовь и счастье переполняли ее. Да, поистине Тревис Колтрейн – самый красивый мужчина в мире, и он принадлежит ей!
За ее плечом неожиданно выросла высокая, худощавая фигура сына.
– Итак, отец вернулся, – усмехнулся он, – жаль, что я не успел перехватить его. Все в порядке, мама?
Китти коротко объяснила, что Тревиса срочно вызвал к себе президент.
– Может быть, он хотел поговорить по поводу нового назначения, – с беспокойством предположила она. – Я так надеялась, что они хоть ненадолго оставят его в покое! – Затем, спохватившись, она вспомнила, что у сына свои заботы, и спросила с тревогой:
– А где же Шарлин? Мне очень неловко, что я была вынуждена бросить ее, но ты понимаешь, как раз в этот момент я увидела отца…
– Ты просто сбежала, как и я в свое время, – улыбнулся Колт. – Не волнуйся, я сейчас разыщу ее и попытаюсь все уладить. – Он обвел взглядом пеструю толпу:
– Что-то я ее не вижу.
Собравшиеся постепенно переходили в столовую, где был сервирован праздничный ужин.
– Может быть, ты поищешь ее, – предложила Китти, – а я пока подожду здесь отца.
Колт кивнул.
– Должно быть, пришло время для серьезной беседы с очаровательной Шарлин, – пробормотал он, раздраженно добавив:
– Если, конечно, она расслышит что-нибудь, ведь у нее в голове, похоже, оглушительно звенят свадебные колокола!
Китти весело рассмеялась, заметив, как сын, отходя, сокрушенно покачал головой. Глупо с ее стороны винить Шарлин. Наивная, избалованная девчонка явно потеряла голову и во что бы то ни стало решила женить на себе Колта. Но ведь Колт не похож на других молодых людей, с которыми она раньше имела дело: он далеко не домашний и не ручной. И Китти была совершенно уверена, что Шарлин ждет сильное разочарование. Зная беспокойный характер сына, она была уверена, что даже если девушке и удастся его заарканить, то ненадолго.
Ведь Тревису было уже далеко за тридцать, когда они поженились, и, холостой или женатый, он так и не остепенился.
Прошло минут двадцать и, очнувшись от своих мыслей, Китти с удивлением обнаружила, что осталась одна в огромном зале. Все приглашенные уже перешли в столовую, а вокруг нее суетились усталые официанты, убирая смятые салфетки и хрустальные бокалы из-под шампанского. Несколько раз глубоко вздохнув, она постаралась взять себя в руки, подавив невольное раздражение. Разговор Тревиса с президентом, судя по всему, достаточно серьезный, явно затягивается. А ей так хотелось после всего, что пришлось пережить в последнее время, очутиться поскорее в объятиях любимого человека!
Наконец Тревис вернулся, и, заметив задумчивое и слегка растерянное выражение его лица, Китти заподозрила неладное. Не сказав ни слова, он ласково обнял ее за плечи и увлек к выходу.
– Куда ты меня ведешь? – запротестовала она. – Мы же опоздаем на ужин, . Тревис, ты меня слышишь? А нас ждет Колт и…
Глубокий, страстный поцелуй заставил ее замолчать, и затем Тревис снова повлек ее за собой в темноту.
Неподалеку от «Метрополитен-опера» был крошечный парк, заросший купами давным-давно не стриженного кустарника. У городских властей не доходили руки придумать хоть какое-то освещение в этом районе, поскольку на дорогие фонари Эдисона у правительства, как всегда, не было средств.
Именно в этот темный парк, где уже сгустились ночные тени, и устремился Тревис, но Китти внезапно заупрямилась.
– Что это ты задумал, Тревис Колтрейн? – Она упиралась на каждом шагу, пытаясь вырвать у него руку. – Сначала ты, не сказав ни слова, утащил меня с приема, а теперь еще решил прогуляться ночью по парку! Да ведь здесь нет ни единого фонаря! Я непременно зацеплюсь за что-нибудь и разорву платье и…
– Ты слишком много говоришь, – оборвал ее Тревис, Легко подхватив жену на руки, он перекинул ее через мускулистое плечо и зашагал дальше как ни в чем не бывало. – К черту твое платье! Завтра же куплю тебе сотню-другую новых.
Китти ни на минуту не умолкала – она ворчала, стонала, жаловалась, сыпала непрерывными вопросами, при этом брыкаясь и молотя кулаками по его могучей спине, но оба прекрасно понимали, что на самом-то деле все ее возмущение было притворным. Дойдя до конца темной аллеи, Тревис наконец остановился и, убедившись, что вокруг ни души, осторожно поставил жену на ноги. Когда он, с трудом скрывая нетерпение, жадно привлек ее к себе, Китти все еще продолжала отталкивать его и лицемерно протестовать.
– Тревис, ты с ума сошел? Зачем ты притащил меня сюда?
И теперь мы из-за тебя остались голодными!
– Мой голод можешь утолить только ты, милая!
Лукаво склонив на плечо голову, Китти подарила ему чарующий взгляд своих огромных сияющих глаз.
– Ты повзрослеешь когда-нибудь, Тревис? – соблазнительно проворковала она. – Ведь мы с тобой, слава Богу, не юные новобрачные!
Не обращая ни малейшего внимания на ее слова, Тревис одним быстрым движением освободил упругие белоснежные груди из выреза платья. Лаская их бархатистую кожу, он прошептал, задыхаясь от охватившего его жгучего желания:
– Мне кажется, я буду безумно хотеть тебя, даже если мы проживем вместе не меньше полувека!
При воспоминании о любовных утехах, которым они предавались с Тревисом почти каждую ночь, когда им выпадало счастье быть вместе, по спине у Китти пробежала дрожь. Ей и в голову никогда не приходило отказывать мужу, ведь желание их всегда было обоюдным и отказать ему в любви значило бы и самой не утолить страсть.
Тревис склонился к жене, осыпая торопливыми поцелуями ее груди, лаская губами затвердевшие соски. Затем, осторожно опустив ее на траву, сам вытянулся рядом. Постепенно он снимал ее платье, обнажая восхитительное тело, пока губы терзали горевшие сладкой болью соски. Она не заметила, как платье соскользнуло с нее, и нежное, молочно-белое тело засветилось в слабом свете луны подобно редкостной драгоценной жемчужине.
Дрожащими от нетерпения пальцами Тревис расстегнул ставшие вдруг непослушными пуговицы на тесных брюках и, широко раздвинув ей бедра и согнув ноги в коленях, скользнул в ее бархатистое нежное лоно. Она слабо застонала, ощутив глубоко в себе его пульсирующую упругую плоть. Китти хотелось сказать, как безумно ей не хватало его, но она сдержалась, вспомнив, что Тревис терпеть не может слов, когда утоляет свою страсть. В такие минуты он, как умирающий, не мог оторваться от ее тела и ему не нужны были слова.
Она вскрикнула и задохнулась, ей показалось, что сердце ее вот-вот разорвется, так глубоко и мощно он заполнил ее всю. Его бедра начали медленные толчки, и Китти быстро подхватила ритм, не отставая от его нарастающей страсти.
Тревис не старался продлить минуты чувственного безумия.
Он уже давно знал, как именно довести жену до ослепительного экстаза. Дождавшись минуты, когда она забилась в сладостных судорогах, он застыл на мгновение и только потом позволил себе яростно взорваться внутри ее.
В эту минуту влюбленным казалось, что они стали единым целым. Им обоим хотелось только одного – чтобы никогда не кончалось это горячее буйное блаженство.
