Текст книги "Те, что уходят"

Автор книги: Патриция Хайсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

На следующее утро, в четверть одиннадцатого, Рэй отправился на улицу Святого Моисея, где находился отель «Бауэр-Грюнвальд». В такое время люди вроде Коулмэна и Инес выбираются по своим делам – кто за покупками, кто на экскурсию, кто просто прогуляться. Рэй шел пригнув голову, словно ожидая в любую секунду получить пулю в затылок. Остановившись на противоположной от отеля стороне улицы, он встал у дверей какого-то магазина. В воскресный день большинство магазинов было закрыто. Минут двадцать он простоял впустую, за это время из отеля вышло человек десять-пятнадцать, включая снующих туда-сюда посыльных. Рэй действовал безотчетно и не думал о том, что собирается предпринять, но одно знал точно – он хочет увидеть Коулмэна или Инес и посмотреть, как они себя поведут. Но они все не появлялись, и Рэй почему-то представил себе, как они препираются в своем номере по поводу того, жив он или нет, хотя понимал, что они могут просто завтракать или болтать о чем-нибудь, пока Коулмэн бреется в ванной.

Рэй прошелся по улице и нашел бар с телефоном. Разыскав в справочнике номер «Бауэр-Грюнвальда», он позвонил:

– Синьора Коулмэна, пожалуйста.

– Алло? – послышался в трубке голос Инес. – Алло?!

Рэй молчал.

– Кто это? Рэй? Это вы? Эдвард, иди скорее сюда!…

Рэй повесил трубку.

Да, Инес, конечно, потрясена. Ну что ж, Коулмэн расстроится. Если ему известно, что Рэй не возвращался в «Сегузо», – а в этом Рэй теперь не сомневался, – значит, он думает, что Рэй утонул. А раз так, Коулмэн сочтет этот телефонный звонок случайностью, подумает, что неправильно соединили на станции или разговор неожиданно оборвался. И все же Коулмэна будут терзать смутные сомнения. Что бы он ни говорил Инес, этот телефонный звонок наверняка добавит сомнений и ей. Конечно, она будет недоумевать. Кто звонил? Рэй? Интересно, мог Коулмэн сказать ей правду? Рэй медленно брел мимо «Бауэр-Грюнвальд» и вдруг буквально подпрыгнул на месте, увидев за стеклянными дверями отеля Инес в черной меховой шубке, направлявшуюся к выходу. Инес торопливо прошла мимо, всего в каких-нибудь двадцати шагах. Рэй наблюдал за ней на расстоянии. Она свернула направо на улицу Калле Валларессо, которая вела мимо бара «Гарри» к причалу вапоретто. Рэй последовал за ней. На причале в ожидании транспорта собралось несколько человек. Рэй встал в дальнем углу причала, повернувшись спиной к толпе, но так, чтобы видеть подходившие катера. Инес прохаживалась вдоль причала, и Рэю ужасно хотелось заглянуть ей в лицо, но он боялся привлечь к себе внимание. Подошел катер, и Инес, как и большинство ожидавших пассажиров, прошла по трапу. Рэй взошел на борт в числе последних и остался на корме. На следующей остановке у Санта-Мария делла Салюте Инес не сошла. Рэй издалека наблюдал за ней. Инес сидела на скамье спиной к нему в уже знакомой ему шляпке из желтых перьев. Катер снова остановился.

– Джильо! – выкрикнул кондуктор.

Инес снова не двинулась с места.

– Следующая остановка – «Академия»! – объявил кондуктор.

Катер плавно приближался к деревянному, в виде арки мосту «Академии». Инес встала и подошла к двери. Сохраняя безопасное расстояние – их разделяло десять или двенадцать человек, – Рэй тоже сошел. Инес остановилась, осмотревшись по сторонам, словно не зная, куда идти, потом обратилась к прохожему. Тот указал в сторону широкой улицы, пересекавшей остров.

Рэй медленно шел следом. Теперь ему ни к чему было торопиться – он точно знал, куда она идет. У «Пенсионе Сегузо» Рэй свернул налево, обогнув пенсионе со стороны канала, где, как он знал, был тупик. Инес скрылась в арке, ведущей к дому Рескина. Рэй замедлил шаг и перешел на другую сторону улицы к маленькому каналу. По мостику он перешел на другой берег и свернул вправо. Теперь «Сегузо» был справа от него, на другом берегу.

Инес не показывалась. Интересно, она все еще разговаривает с дежурной пенсионе или уже вышла? На набережной ее не было видно. Рэй облокотился на парапет моста, через плечо наблюдая за входом в «Сегузо». Он поднял глаза на окна четвертого этажа, узнав среди них свое, и тут же увидел и узнал фигурку Инес в ее перьевой шляпке и темной шубке. Рэй быстро отвернулся.

Значит, Инес попросила, чтобы ей показали его комнату. Выходит, его вещи еще не упаковали. Жаль, конечно, что счет остался неоплаченным, зато у них по крайней мере есть его чемодан. Интересно, что говорит им Инес? Уж конечно, не о том, что он может быть мертв. Тогда о чем она спрашивает? Этих вопросов может быть бесконечное множество: сказал ли он что-нибудь перед уходом, и если сказал, то что, не звонил ли?… На эти вопросы ей ответят сразу, но загадка останется неразгаданной – Рэй исчез. Ему на мгновение стало стыдно за свое поведение, за этот молчаливый телефонный звонок, но стыд мгновенно перерос в злость, в злость против Коулмэна.

«Не пойду я к нему в отель! Что мне там делать?!» Рэй словно наяву представил себе возмущенную тираду Коулмэна: «С чего ты взяла, что с ним что-то произошло? Может, он просто сбежал! Бросил свои шмотки и сбежал. Сама же знаешь, что у него совесть нечиста из-за Пэгги!»

Поверит ли Инес этому? Скорее всего, нет. Будет ли она допытываться у Коулмэна, пока он не скажет ей правды? Рэй сомневался, что Коулмэн может рассказать кому-нибудь правду о той ночи. Сам-то он наверняка ждет, когда найдется тело. Думает, что его все-таки выудят.

Из пенсионе вышла Инес. Рэй занервничал, опасаясь, как бы она не пошла в его сторону. Но она медленно брела в направлении набережной Дзаттере, еще более задумчивая, чем прежде. Рэй шел на расстоянии и мог наблюдать не столько за ней, сколько за темным пятном ее меховой шубки. Она вышла на набережную и, миновав причал, свернула направо. У «Академии» она перешла по мосту на другую сторону. Она шла не торопясь, хотя воздух был морозный и люди на улице спешили, чтобы не замерзнуть, потом вдруг остановилась у одной из витрин, перешла к другой, полностью развеяв возникшую у Рэя мысль о том, что она подозревает о его слежке. Ему стало немного неловко. В самом деле, кто он такой для Инес? Человек, которого она знает всего несколько дней, зять ее нынешнего любовника.

Казалось, Инес хотела скоротать время, словно у нее где-то было назначено свидание чуть позже. Часы показывали четверть двенадцатого. Рэй видел, как она зашла в бар, возле которого под открытым небом на улице словно примерзли к земле столики и выстроенные в ряд стулья. У Рэя самого зуб на зуб на попадал от холода, и он пожалел, что не купил себе свитер. Рэй прошел мимо бара, заметив через стекло, как Инес расплачивается в кассе. Поблизости, к несчастью, не было ни одного магазина, где бы он мог укрыться. Он завернул за угол, опустив подбородок в высоко поднятый воротник пальто. Выглядывая из своего укрытия, он наблюдал за баром. Застывшая зимняя улица была погружена в безмолвие. Рэй почувствовал, как после вчерашнего улучшения на него снова надвигается нездоровье. Наконец он увидел табачную лавку и вошел, чтобы купить пачку сигарет. Прикурив, он принялся изучать выставленные на подставке открытки, поглядывая время от времени на улицу – не пройдет ли мимо Инес. Он боялся столкнуться с ней неожиданно, при выходе из лавки.

Подождав, пока группа молодых людей поравняется с дверью лавки, он вышел. Проходя мимо бара, он через окно увидел Инес – заказав кофе, она что-то писала за столиком. Ее неясный расплывчатый силуэт в глубине интерьера, обрамленный ромбовидным окном, напоминал ему полотна Сезанна. Он переменил точку наблюдения и отошел к небольшому соседнему магазинчику, витрина которого была заполнена швейными и вязальными принадлежностями. Прошло минут пять. Когда Инес, выйдя из бара, направилась в его сторону, Рэй, застигнутый врасплох, торопливо шмыгнул в открытую дверь бакалейного магазинчика и смешался там с посетителями.

В следующий раз ему пришлось затаиться, когда Инес остановилась у витрины кондитерского магазина. Она дважды оглянулась через плечо – направо и налево, – возможно чувствуя его взгляд, затем отправилась дальше, в сторону Сан-Марко. Похоже, она собиралась вернуться в отель, но на Калле Валларессо вдруг повернула налево, потом направо, перешла через улицу и вошла в отель «Монако». Может, Смит-Питерсы остановились там? А может, у нее там назначена встреча с Коулмэном? Рэй подумал, что ему следует быть осторожнее, и внимательно огляделся по сторонам. Единственным местом, куда можно было ретироваться, оставался бар «Гарри» или причал на канале. Его часы показывали двенадцать тридцать пять. Рэй прошел мимо входа в отель, внимательно вглядываясь внутрь, однако Инес в вестибюле не заметил, правда, вестибюль имел загнутую форму, и Инес могла находиться в его дальнем конце. Тогда Рэй решил войти. Неторопливо пройдя по вестибюлю в направлении бара, он неожиданно увидел Инес. Она смотрела прямо в его сторону, но в это время распахнулась боковая дверь, заслонив от него Инес. Рэй остановился, выжидая, посреди пустынного коридора.

В вестибюле появились Смит-Питерсы, Рэй повернулся как раз в тот момент, когда мимо, по коридору, всего в каких-нибудь пятидесяти шагах от него, прошел Коулмэн. «Они могут все вместе зайти в бар», – подумал Рэй и, чтобы не привлечь внимания, решил поскорее уйти. Все той же неторопливой походкой он прошел Мимо дверей вестибюля, где они сидели вчетвером, и вышел из отеля на улицу. Если он будет продолжать в том же духе, рано или поздно кто-нибудь из них все же заметит его. Правда, сейчас они слишком заняты разговором – Инес, оживленно жестикулируя, что-то рассказывает, мистер Смит-Питерс, наклонившись вперед, смеется. Если Инес и собирается сообщить им о своем посещении «Сегузо», то наверняка приберегла это на потом.

В магазине на Калле Валларессо Рэй купил себе темно-синий свитер и сразу же надел его под пиджак. Покупая его, он все же следил краем глаза за улицей и знал точно, что Коулмэн с компанией здесь пока не проходили. Может, решили остаться на ленч в «Монако»?

Рэй медленно побрел обратно к «Монако», на этот раз остерегаясь встретиться с Антонио, который мог присоединиться к ним.

Однако четверки в вестибюле уже не было, не было их и в ресторане. Может, зашли в «Гарри» или, пока он покупал свитер, сели на вапоретто? А может, сидят в баре отеля? Рэй понимал, что глупо совать сейчас туда свой нос, но что-то словно толкало его. Он осторожно подошел к бару и заглянул внутрь – там было человек пять посетителей, но Коулмэна и его компании среди них не было. Рэй заказал себе виски.

Минут через пятнадцать Коулмэн, Инес и Смит-Питерсы снова показались в дверях отеля и прошли в вестибюль. Наверное, были в баре «Гарри». Рэй выждал еще пять минут и, не в силах больше сдерживаться, пошел заглянуть в вестибюль. Там их не было. Он прошел в ресторан, где были заняты только половина столиков. В дверях его встретил старший официант. Рэй заметил Коулмэна сразу и заказал себе столик в самом дальнем углу. Он не поднимал глаз в сторону Коулмэна в течение нескольких минут, пока не выбрал, что будет есть, и не заказал себе полбутылки вина.

О чем бы они ни говорили, но им явно было весело. Не то чтобы они дружно покатывались со смеху, но на всех лицах сияли улыбки. Может, Инес уже успела рассказать им о своем визите в «Сегузо» еще в «Гарри» и они уже закончили обсуждать исчезновение Гаррета? А может, Инес не намерена рассказывать об этом в присутствии посторонних.

Инес была очаровательна, когда, смеясь и оживленно разговаривая, грациозно проводила рукой по волосам. Да, она могла считать его погибшим от руки Коулмэна, но это никак не отражалось на ее манере держаться за столом. А между тем она в любую минуту могла повернуть голову и заметить его, сидящего всего в каких-нибудь пятидесяти шагах от нее. И Коулмэн был доволен собой и вел себя так, словно совершил нечто похвальное или, по крайней мере, не совершал ничего, за что придется отвечать перед законом. Складывалось впечатление, будто все они относились к исчезновению Рэя и его возможному убийству как к обыкновенной примерке в магазине. Рэй находил подобное положение дел увлекательным, но постепенно в нем закипал гнев. Рэй вдруг почувствовал, что больше не может есть. Ему подали сыр и блюдо с фруктами, но он отказался. Допив вино, он оплатил счет и, стараясь быть незаметным, вышел. Никто не окликнул его, словно он был призраком-невидимкой.

Редкие снежинки падали с неба, но, касаясь земли, сразу же таяли. Магазины почти все закрылись, однако Рэй все же разыскал открытую табачную лавку, где всегда имелась в продаже карманная литература. Рэй выбрал себе одну брошюру о технике рисунка пятнадцатого-шестнадцатого веков, имевшую даже раздел иллюстраций. Его обратный путь пролегал мимо кафе-бара, где работала Элизабетта. Рэй заглянул, не особенно ожидая ее увидеть, но она оказалась на месте – стояла за стойкой, сверкая своей белозубой улыбкой, и разговаривала с низенькой коренастой женщиной – должно быть, соседкой или подругой. Рэй вспомнил, что Элизабетта собиралась работать сегодня с девяти до двух. Элизабетта и эта женщина были вполне реальны, но Рэя почему-то не покидало ощущение, что, если он войдет сейчас в бар, они его не увидят.

Рэй быстро зашагал в сторону дома. У него не оставалось никакого сомнения, что он все еще нездоров.

Дверь ему открыла синьора Кальюоли, с улыбкой проговорив:

– Холодный сегодня день. И снежок идет.

– Да, – согласился Рэй, чувствуя разносившийся по дому запах томатного соуса. – Скажите, могу я принять горячую ванну?

– Да, конечно. Через пятнадцать минут вода будет горячая.

Рэй поднялся к себе. Час назад он подумывал о том, чтобы написать своему другу Маку в Ксэньюэнкс, но теперь понял, что не напишет никому до тех пор, пока считается исчезнувшим. Он был подавлен и остро чувствовал свое одиночество. Погружаясь в ванну с горячей водой, он вспомнил Пэгги. В углу ванной комнаты оранжевым жаром пламенела электрическая плита, освещая уродливыми красновато-зелеными бликами покоробившийся линолеум. Совсем как на полотнах француза Боннара. В Сент-Луисе у Рэя была одна картина Боннара, и он со знанием дела немедленно высчитал ее современную стоимость. Он вдруг понял, что неподготовленность к восприятию живописного произведения может лишить его эстетической ценности. «Тебе никогда не казалось, что мир несовершенен?» Этот вопрос Пэгги задавала ему по меньшей мере два раза в жизни. Рэй пытался добиться от нее, почему она считает мир несовершенным, и Пэгги в конце концов ответила, что человеческому разуму (а возможно, Пэгги считала это душой) требуется нечто большее. Возможно, это был ее предсмертный крик: «Этот мир недостаточно совершенен, и поэтому я ухожу». Определенно, что-то вроде этого она испытывала и по отношению к сексу, потому что раз за разом…

Здесь Рэй останавливался в своих воспоминаниях, словно боялся натолкнуться на что-то страшное. У него всегда оставалось ощущение, что как бы Пэгги ни наслаждалась сексом, она всегда оставалась неудовлетворенной и единственным выходом для нее было сказать: «Давай сделаем это снова» или «Давай уедем отсюда пораньше, поедем домой и ляжем в постель». Поначалу это было так сладко – сексуальная женщина, женщина-мечта, и все такое прочее… Но потом появилось ощущение однообразия и даже усталости, долгое время, быть может целых восемь месяцев, скрываемые под личиной физического удовольствия, когда ему казалось, что их интимная жизнь была абсолютно самостоятельна и независима от них самих. Рэй много раз думал именно так, когда ему не хотелось заниматься любовью, но при этом его тело было по-прежнему полно желания. А еще он помнил случаи, быть может раза три, когда они ложились в постель перед тем, как отправиться в гости, и долго занимались любовью и он вдруг становился несдержанным, с его губ готовы были слететь (иногда и слетали) обидные, резкие слова, за которые ему потом было стыдно. Да, именно тогда у него появилась привычка часов в пять-шесть дня уходить из дому по делам. Он был вполне откровенен с Пэгги, когда честно заявил однажды: «Если мы ляжем сейчас в постель, к ночи я буду усталым». Это было сказано мягко, но он помнил, как изменилась в лице Пэгги. И хотя с тех пор она больше никогда не предлагала ему лечь в постель днем, он чувствовал, как ей хочется этого. И тем не менее Рэй не мог обвинить себя в том, что проявлял невнимание к Пэгги в постели или, напротив, доводил ее до переутомления. Теперь Рэй пожалел, что у него нет друга, с которым он мог бы поговорить об этом. Он думал о том, чтобы поговорить с Маком, но чувствовал, что недостаточно знаком с ним и не слишком хорошо узнал его из-за своей преувеличенной щепетильности. Именно об этом он так и не сказал Коулмэну, считавшему, что он замучил Пэгги той ночью, когда они ездили на Лидо. Рэй знал, отчего страдает: от непонимания и обвинений в свой адрес, связанных с невозможностью высказаться в свою защиту или хотя бы просто найти слушателя – обстоятельство, кажущееся смехотворным и нелепым тому, кто сам не находился в таком положении. Он понимал, что подобное состояние может постепенно довести человека до паранойи.

Рэю очень хотелось ребенка, зачатого и выношенного в Ксэньюэнксе и рожденного где-нибудь в Риме или Париже. Но Пэгги всегда хотела чего-то «лучшего», она никогда не кончала в момент, подходящий для зачатия ребенка. Ее объяснения всегда звучали примерно так: «Не сейчас, а чуть позже». Поскольку основная тяжесть легла бы на ее плечи, Рэй не мог настаивать или спорить. А между тем ребенок мог бы удержать ее от самоубийства. И этот странный Коулмэн никогда не спрашивал об этом. Наверное, он не считал возможным обсуждать эту тему. Рэю сейчас припомнилось одно из писем отца, когда они были женаты уже год, и приписка к нему: «Есть ли у нас надежда на внуков? Когда появится, дай знать». Но давать знать было не о чем.

Жаль, что Пэгги была не слишком увлечена живописью. Она вовсе не стремилась к мастерству и совершенству. Рэй даже не мог представить себе Пэгги работающей по-настоящему и без устали, как, например, ее отец. Рэю могли нравиться или не нравиться его работы, но он вынужден был признать, что Коулмэн всегда с головой уходил в творчество. В то время как Пэгги занималась только набросками, работая недели по трис большими перерывами. В свое время Рэй много слышал об этих набросках и даже видел их в Риме за несколько месяцев до их свадьбы. Этот год с небольшим на Мальорке показался ему затянувшимся медовым месяцем – во всяком случае так, судя по всему, к нему относилась Пэгги. Но разве можно было жить в такой атмосфере постоянно? Рэй вышел из ванной, досадуя на себя за собственные пошлые мысли.

Глава 8

Без десяти три Коулмэн входил в свой номер в «Бауэр-Грюнвальд», оставив Инес со Смит-Питерсами на причале Сан-Марко, где те ожидали прогулочного катера. Коулмэн сказал, что у него возникла идея и он хочет поработать, что было правдой, но он также хотел побыть какое-то время без Инес. Она держалась с ним холодно и была готова снова начать расспросы о Рэе, а Коулмэну не хотелось показать, что он вовсе не обеспокоен отсутствием зятя. С другой стороны, у него не было желания и демонстрировать обратное, хотя его менее всего заботило, что думает по этому поводу Инес.

Побыть одному в идеально прибранном двухкомнатном номере было для Коулмэна блаженством. Сняв пиджак и галстук и переобувшись в шлепанцы, он прошел в свою комнату. Здесь он обычно рисовал и писал письма, в основном ответы на соболезнования по поводу смерти Пэгги (хотя делал это далеко не всегда, так как считал себя выше, а быть может, ниже этой условности). Здесь он никогда не спал, несмотря на то что Инес каждый вечер приводила в беспорядок его постель, не давая горничной изнывать от безделья. Он достал из ящика письменного стола карандаш и блокнот и принялся за набросок воображаемого кафедрального собора, представив его как вид сверху. Перед собором он нарисовал семь человеческих фигур, точнее, их макушки и торчащие носы, несколько выступающих коленок, ног и поднятых рук.

Это было его новшество – изображать человеческие фигуры строго сверху. Он отдавал себе отчет в том, что такая манера может показаться несколько вычурной, зато будет неординарной. Она как нельзя лучше передает злобность и двуличность персонажей-заговорщиков, ибо название для будущей картины у него уже имелось – «Заговор». Ботинок одного из стоявших перед храмом людей принадлежал деловому человеку, другой, с заостренным поднятым мысом, – шуту. Один из персонажей был лыс, другой носил котелок, на плечах третьего были погоны морского офицера, причем американского. Коулмэн работал над наброском около часа, потом оторвал его от блокнота, приставил к стоявшей на столе коробке с красками и ретировался в ванную, чтобы посмотреть на него издали.

Решив, что композиция недостаточно продумана, он снова засел за работу, начав на другом листе следующий набросок. Он как раз работал над ним, когда вернулась Инес. Коулмэн поздоровался с ней, не поворачивая головы. Один шлепанец уже соскочил с него, а рубашка торчала поверх брюк.

– Ну как прошел день? – спросил Коулмэн, не отрываясь от рисунка.

– В музей не пошла – слишком холодно. Мы просто выпили еще по чашке кофе и расстались. – Она пошла повесить пальто.

Слыша, как закрывается дверь, Коулмэн подумал, что она в ванной, но, оглянувшись через плечо, увидел, что Инес ушла к себе. Продолжая работать, он слышал, как она что-то говорит по телефону. Может, снова названивает в

«Сегузо» узнать о Рэе? Кто ей там ответил? Может, сам Рэй?

Через пару минут Инес снова вошла в комнату, предварительно постучав по открытой двери ванной:

– Послушай, Эдвард, оторвись на минутку. Я понимаю, что мешаю тебе, но это очень важно.

Коулмэн, сидя на постели, повернулся и выпрямился:

– Что такое, дорогая?

– Сегодня утром я ходила в «Сегузо» узнать, нет ли у них новостей о Рэе. Им ничего о нем не известно. Никаких сообщений…

– Ну… Ты это и так знала, – перебил ее Коулмэн.

– Да, знала. Но они тоже несколько обеспокоены, ведь его вещи все еще там. Утром их еще не упаковывали, а теперь уж наверное. И паспорт остался у него в номере. – Инес, маленькая, аккуратная, стройная, стояла в дверном проеме, словно на картине в раме.

– Ну и что? – пожал плечами Коулмэн. – Мне-то откуда знать, куда он делся? Я же говорил тебе, он, скорее всего, сбежал. Бросил все и сбежал.

– Я только что звонила в американское консульство, – продолжала Инес. – Там о нем ничего не знают, зато им звонили сегодня из «Сегузо», сообщили о паспорте. Не только о паспорте, но и о чековой книжке туриста и личных вещах. – Она огорченно развела руками.

– Это не мое дело, – сказал Коулмэн. – Думаю, и не твое тоже.

Инес вздохнула:

– Ты сказал, что высадил его на набережной Дзаттере.

– Да, прямо около отеля. В каких-нибудь пятидесяти шагах. – Коулмэн энергично жестикулировал. – Значит, он просто не собирался ложиться и решил не идти домой. Может, его потянуло на приключения.

– Да, но ведь он не был пьян.

– Не был. Но я же говорил тебе, в каком состоянии он находился. Он чувствует свою вину. Еще как чувствует! – Коулмэн мгновение смотрел задумчиво перед собой, страстно желая вернуться к рисунку. – Не сомневаюсь, что при нем были деньги. Они у него всегда при себе. Он мог купить на вокзале билет и уехать на поезде. Переночевал в другом отеле, а на следующий день сбежал.

– Сбежал?

– Ну да, скрылся. – Коулмэн пожал плечами. – А что удивительного? Это только подтверждает мои мысли. Разве нет? Подтверждает то, о чем я всегда говорил. Он не мог предотвратить смерти Пэгги, даже не потрудился позаботиться об этом.

Инес возвела глаза к потолку, всплеснув руками:

– Ты помешался на этой идее. С чего ты это взял?

В голосе Коулмэна послышалось раздражение.

– Я разговаривал с ним, и мне этого достаточно.

– В консульстве сказали, что они намерены известить его родителей в Америке… в…

– Сент-Луисе, это штат Миссури, – уточнил Коулмэн.

– Да, там.

– Ну и хорошо. Пусть известят.

Коулмэн отодвинулся от рисунка, почувствовав, что должен встать и уделить Инес внимание, которого она ждала. Она была расстроена, даже рассталась со Смит-Питерсами, чтобы пойти домой и поговорить с ним. Он подошел и, обняв за плечи, поцеловал ее в щеку. От волнения она сейчас выглядела старше, однако с готовностью подняла к нему навстречу лицо, ожидая от него слов утешения или даже каких-нибудь рекомендаций, поэтому Коулмэн сказал:

– Любимая, думаю, это не наше дело. Рэй прекрасно знает, на каком свете находится. И если он задумал убежать от самого себя, то разве это не его личное дело? Между прочим, тебе известно, что полиция не имеет права вмешиваться, если человек хочет исчезнуть? Я самолично прочел это в какой-то статье. Они имеют право выследить человека и вернуть обратно только в том случае, если он бросил семью или наделал долгов. – Коулмэн нежно похлопал ее по плечам и рассмеялся. – Видишь ли, даже в современном бюрократическом обществе человек имеет кое-какие права, – заключил он, собираясь вернуться к своему занятию.

– А мне кажется, я видела Рэя сегодня, – сказала вдруг Инес.

– Это где же? – через плечо спросил Коулмэн, моргая, чтобы скрыть раздражение.

– Кажется, где-то между «Академией» и Сан-Марко. На одной из улиц. Не знаю, может, я ошибаюсь. Во всяком случае, голова, плечи были очень похожи. Со спины. – Она посмотрела на Коулмэна.

Тот пожал плечами:

– Ну что ж, все может быть.

Он знал, какой вопрос не дает ей покоя и о чем она собирается снова спросить его: «У вас не было ссоры в ту ночь на Лидо? А на катере вы не подрались?» Коулмэн тогда предусмотрительно рассказал ей сам (чтобы она не узнала это от Коррадо), что они с Рэем возвращались на катере одни. И два дня назад она уже расспрашивала его, не подрались ли они тогда, и Коулмэн сказал, что нет. Расскажи он о драке, она могла бы подумать, что он столкнул Рэя за борт бесчувственного или даже мертвого. Коулмэн смотрел на Инес, и беспокойство его росло. Он пожалел, что выбросил пистолет. Он купил его в Риме, и тот пробыл у него всего двенадцать часов. Он выбросил его, завернув в газету, в мусорный бак в ту же ночь, когда подумал, что Рэй теперь мертв. Коулмэн попытался успокоиться и спросил:

– Насколько я понимаю, ты не подошла к нему, чтобы убедиться?

– Я упустила его из виду, иначе подошла бы.

– Ну что ж, дорогая, теперь остается только гадать, он это был или не он.

Коулмэн сел на постели, но теперь с другой стороны, чтобы видеть лицо Инес. «Никто не сообщал о найденном теле», – напомнил он себе. А ведь тела всегда прибивает к берегу. С другой стороны, прошло всего только три дня. И все же при таком количестве островов вокруг Венеции – Лидо, Сан-Эразмо, Сан-Франческо-дель-Дезерто – его тело уже давно прибило бы где-нибудь к берегу, если бы он утонул. Коулмэн просматривал газеты ежедневно – и утренние, и вечерние. Теперь он пожалел, что столкнул его за борт живьем – поторопился. «Ну что ж, очень хорошо, если мне придется сделать это еще раз. Я это обязательно сделаю», – подумал он с мрачной решимостью и посмотрел на Инес.

– Чего ты ждешь от меня? Зачем рассказываешь мне все это?

– Ну… Видишь ли… – Инес поставила одну ногу на другую, в самом подъеме – неудобная и удивительно нетипичная для нее поза. – Полиция наверняка станет задавать тебе вопросы. Разве нет? Возможно, не только тебе, а всем нам, но ты был единственным, кто видел его последним.

– Полиция?… Ну не знаю, дорогая… Может быть, портье в «Сегузо» видел его последним.

– Я уже задавала им этот вопрос. Во вторник он не возвращался.

– Ну так пусть задают свои вопросы, – сказал Коулмэн. До сих пор он думал, что Рэй мертв, хотя прекрасно понимал, что мысль эта необоснованна. Он не мог знать наверняка, и это буквально сводило его с ума. Рэй мог обратиться в полицию, заявить, что он, Коулмэн, дважды покушался на его жизнь. Коулмэн вдруг рассмеялся и посмотрел на Инес. Нет, у Рэя не хватит духу сделать это, он не станет обращаться в полицию.

– Ну и что же тут смешного?

– Серьезность, с которой мы говорим обо всем этом, – сказал Коулмэн. – Вот, посмотри лучше мой новый рисунок. Меня посетила новая идея.

Инес подошла и села рядом, положив ему руку на плечо. Посмотрев на рисунок, она спросила с улыбкой:

– Это что, люди?

– Да, изображенные сверху. Так я рисую впервые. – Он ткнул пальцем в рисунок, но тот слетел с коробки и упал. Коулмэн снова поставил его вертикально. – Мне нравится. А тебе? Когда люди изображены вот так, сверху.

– Очень забавно. Особенно торчащие носы.

Коулмэн довольно кивнул:

– Вот, хочу теперь, попробовать в цвете. Может, я теперь всегда буду изображать людей сверху.

– Эдвард, давай уедем отсюда, – сказала вдруг Инес.

– Уедем из Венеции? А я думал, ты хочешь остаться еще на недельку.

– Но тебе же не нужна Венеция для работы. Ты же не рисуешь Венецию. – Она указала на рисунки. – Поедем ко мне домой? Там и центральное отопление есть. Только что провели. Не то что у Смит-Питерсов – они-то своего, похоже, вовек не дождутся. – Она улыбнулась.

Она имела в виду свой дом близ Сен-Максена на юге Франции. Коулмэн вдруг понял, что не хочет уезжать из Венеции, пока не узнает, что с Рэем. Не только не хочет, но и не уедет.

– Да мы тут и недели не пробыли!

– Ну и что? Погода такая ужасная!

– Во Франции не лучше.

– Зато там мой дом. Наш дом.

– Которого я отродясь не видел, – усмехнулся Коулмэн.

– Ты мог бы устроить там себе студию. Не то что в отеле. – Инес обхватила его руками за шею. – Пожалуйста, давай уедем. Уедем прямо завтра.

– Разве мы не собирались на это празднество послезавтра?

– Ну и что? Не так уж это и интересно. Давай лучше подумаем, можно ли успеть на завтрашний самолет до Ниццы.

Коулмэн осторожно убрал с шеи ее руки.

– С чего ты взяла, что я не рисую Венецию? Посмотри сюда. – Он указал на первый рисунок. – Вот это венецианская церковь.

– Мне здесь не нравится. Я чувствую себя неуютно.

Коулмэн не хотел спрашивать почему. Он и так знал. Подойдя к своему пиджаку, он вытащил из черепашьего портсигара предпоследнюю сигару. «Надо было купить сигар на вечер», – подумал он. В комнате Инес зазвонил телефон, Коулмэн обрадовался, так как не представлял, что ей ответить.

Инес подошла к телефону поспешнее, чем обычно.

– Алло? Кто это? А, Антонио? Привет!

Коулмэн мысленно застонал, собираясь закрыть дверь, но потом подумал, что Инес может обидеться. Из слов Инес Коулмэн понял, что Антонио находится внизу.

– Пожалуйста, Антонио, не сейчас. Лучше я сама спущусь. Я буду ровно через минуту. Выпьем по чашечке кофе.