Текст книги "Скарлетт Рэд (ЛП)"
Автор книги: П. Т. Мичел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Глава 15
Талия
– Что ты делаешь?
Я подскакиваю от звука глубокого голоса Себастьяна, перекрывающего шум утренних новостей, которые он только что включил в соседней комнате, и чуть не роняю жемчужное ожерелье. Я поднимаю нитку и указываю на раковину, полную холодной воды.
– Очищаю его. Надеюсь, оно не испорчено.
Он прислоняется к дверному косяку, одетый только в черные домашние штаны, затем вздыхает и раскрывает руки, что заставляет мышцы его пресса сокращаться, пока он заходит в ванную комнату, чтобы выключить воду.
– Оставь это.
Когда я поднимаю на него взгляд и пытаюсь спросить почему, он заправляет прядь моих мокрых волос за ухо.
– Эта нитка жемчуга – наше отражение, Талия. Естественно грубая и прекрасно грязная. Не хочу стирать это.
Пока он разворачивает меня, я кладу нитку жемчуга на бортик раковины и хихикаю, чтобы скрыть, насколько глубоко он поражает меня своим комментарием.
– Я бы хотела снова ее надеть.
– Тогда я куплю тебе другую, – грубовато говорит он, а потом хватает меня за талию и усаживает на стойку. Пристроившись меж моих ног, он руками скользит по моим бедрам, следуя за этими движениями взглядом.
– Следующий душ ты вся моя. Поняла?
Когда его великолепные голубые глаза, полные тлеющего желания, смотрят на мое лицо, я веду своими ладошками по его мускулистым рукам и плечам. Обернув руками его шею, я дразню:
– В следующий раз спи поменьше, и ничего не пропустишь.
Он тянет за воротник голубой рубашки, в которую я одета, и темная, собственническая улыбка трогает его сексуальный рот.
– Видеть тебя в своей рубашке стоит того. – Он приближает свои губы к моим, его голос хриплый от чистой сексуальности. – Думаю, с этого момента моя одежда должна стать требуемой униформой.
Я улыбаюсь напротив его рта.
– А я думала, ты предпочитаешь, когда я без одежды.
Он сжимает основание моих бедер, большими пальцами медленно поглаживая треугольник волос между моих ног.
– Я всегда предпочту, чтобы ты носила меня, Талия.
Он улыбается, притягивая меня своей магнетической харизмой. Я запутываюсь пальцами в его темных волосах, пока он придвигается еще ближе, и его рот едва не касается моего.
– На тебе. В тебе. Клеймя тебя. Ничего не сравнится с этим.
Себастьян скользит языком глубоко в мой рот, и в то же время стонет и подходит вплотную ко мне, прижимая эрекцию к моему телу. Я целую его в ответ, его собственничество заставляет меня чувствовать себя сексуальной и желанной.
Нас прерывает стук в дверь, он вздыхает и целует мой лоб.
– Это обслуживание номеров. Запомни, на чем мы остановились.
Я удивлена, услышав, что он закрывает за собой входную дверь. Любопытствуя, я вхожу в пустую комнату и замечаю, что звук телевизора как будто стал громче. Расследователь, живущий во мне, подталкивает меня к входной двери.
– …подумала, что принесу это сама, – женский голос доносится из-за тонкой древесины.
– Ты не должна была, – говорит он.
– Пригласишь меня войти, Себастьян?
– Сейчас не подходящее время, Реган.
Слышится быстрый женский смешок, полный самодовольства.
– Серьезно? Я думала, для тебя нет неподходящих моментов. Если бы твоя так называемая кузина, или лучше сказать, сводная сестра, – мда, сейчас слухи сочатся из всех местных новостей – знала, насколько ты на самом деле извращенец, мне интересно, поставила бы она тебя тогда на такой высокий пьедестал?
– Тебе нравилась каждая секунда этого, – отрывисто говорит он, его тон холодеет.
– Да, после того, как привыкла к тебе. Неделю не могла сидеть после твоего ухода.
Ее голос становится ближе, опустившись до сексуального мурлыканья.
– Я никогда тебя не забывала. До сих пор храню хлыст и ошейник, которые ты подарил. Только взглянув на них, я становлюсь влажной.
– Я не завожу отношений, Реган.
– Тогда чем был тот месяц, ммм?
– Просто ты возвращалась за большим.
Она испускает раздраженное фырканье.
– А я вот думала, ты просто играл роль самоуверенного сукиного сына. В свете последних событий меня это устраивает.
– Так вот, на самом деле, почему ты здесь. Я скажу тебе кое-что, о чем не в курсе таблоиды. В тот момент, когда я взял фамилию своей семьи, я потерял какие-либо притязания к миллионам Блэйков.
– Какой позор… – дуется она, в ее голосе отчетливо слышится разочарование. – Но твое финансовое состояние не меняет того, что я чувствую к тебе. Это говорит мне, что у нас двоих было что-то.
– У меня было два года воздержания, Реган. Не придумывай то, чего нет.
– Отлично, – цокает она, ее голос смягчается. – Для тебя я сделаю вид, что все так и было.
– Я не заинтересован в возобновлении нашей договоренности, – говорит он непререкаемым тоном.
Договоренности? Я прослушиваю ответ Реган. Его фразы звучат так отрывисто, я ничего не могу поделать с узлом, завязавшимся у меня в животе. Буду ли я на ее месте, умоляя его владеть мною? Тошнота поднимается из моего живота.
Когда дверная ручка начинает поворачиваться, я несусь обратно в ванную комнату. Тихо захлопнув за собой дверь, я смаргиваю непролитые слезы и пытаюсь унять удушающую боль в груди. Мой взгляд останавливается на ожерелье, и я скидываю жемчужины с бортика раковины прямо в холодную воду. Наше отражение, мать твою!
Даже осознавая, что с моей стороны несправедливо ожидать от него отсутствие отношений в течение этих трех лет, я ничего не могу с собой поделать, и чувствую слабость в животе от того, что так много находила меж этих долбаных строк о нас. Считать ли мне себя счастливицей, что мне досталось жемчужное ожерелье, а не хлыст и ошейник? Когда Себастьян зовет меня по имени по ту сторону двери, я полощу ожерелье в воде и говорю непринужденным голосом:
– Выйду через минуту! – в этот же момент наклоняюсь и спускаю воду в унитазе.
Вытащив затычку, чтобы спустить воду в раковине, я высушиваю ожерелье полотенцем, прежде чем выйти из ванной комнаты.
– Это было не обслуживание номеров? – Я оглядываюсь по сторонам, подняв брови, мое лицо абсолютно невозмутимо.
Он поднимает посылку, величиной с обувную коробку:
– Просто посылка от моей сестры. Обслуживание номеров должно быть с минуты на минуту.
– На самом деле, думаю, мне пора вернуться в свой номер.
Себастьян хмурится и начинает приближаться ко мне, когда телефон на столе звонит. Положив коробку, он хватает трубку, вмиг став деловым.
– Бас.
Его темные брови на секунду сходятся.
– Да, я получу свой новый мобильник сегодня. Спасибо за информацию, Саймон. Я передам. Не нужно. Мисс Лоун в порядке.
– Что? – говорю я одними губами, но он поднимает руку.
– Она здесь, со мной, – продолжает он, взгляд его голубых глаз удерживает мой. – Да, всю ночь. Я позвоню тебе позже.
К тому моменту, как он вешает трубку, мое лицо пылает.
– Что за черт, Себастьян? Зачем ты сказал главе безопасности, где я провела прошлую ночь?
Он хмурится, пока приближается, чтобы нависнуть надо мной.
– Почему провести ночь со мной так постыдно для тебя?
Я напрягаюсь.
– Просто не хочу, чтобы моя сексуальная жизнь стала достоянием всего мира.
Себастьян хватает заднюю часть моей шеи, его выражение лица чуть расслабляется.
– Только Саймон знает, почему на самом деле я здесь. Я сказал ему держать меня в курсе всего, что выбивается из рамок в отношении тебя. Тот факт, что кто-то проник в твой номер, как раз укладывается в это понятие.
Мои глаза широко распахиваются:
– Кто-то влез в мой номер прошлой ночью? И подожди, почему же ты на самом деле здесь?
Он качает головой.
– Нет, за день до этого. Горничная подтвердила, что застелила твою кровать вчера, Талия.
Я моргаю.
– Но ничего больше не тронули в моей комнате. Мой ноутбук на столе. Возможно ли, что она защищает собственную шкуру, чтобы избежать увольнения?
Его рот превращается в тонкую линию, когда он сжимает мою руку.
– Может быть, тут ничего и не кроется, но за ответ, что я на самом деле тут делаю, я попрошу тебя помочь мне кое в чем.
Подведя меня к столу, он выдвигает стул.
– Присаживайся.
Понятия не имею, куда нас это приведет, но делаю все, как он сказал, пока он открывает свой портфель и раскладывает кипу маркированных бежевых папок передо мной.
– Пару месяцев назад я был нанят в помощь Полицейскому управлению Нью-Йорка в их расследовании вереницы серийных убийств. Пять рыжеволосых женщин были убиты в Нью-Йорке и его окрестностях за последние три года. Убийства остановились на два года, потом снова начались десять месяцев назад, когда еще две женщины были убиты с разницей в пять месяцев.
Мое сердце колотится в два раза чаще в ответ на тревожные новости, но я стараюсь хранить спокойствие.
– Помимо того факта, что я рыжая, как это связано со мной? Мы в Массачусетс, не в Нью-Йорке.
Он указывает на папки передо мной.
– Когда след серийного убийцы охладел, я провел собственное расследование. Еще одной общей вещью между жертвами двух последних убийств было то, что они проводили время здесь, в «Хоторне». Поэтому я попросил Тревора сделать кое-какую работу для моего бизнеса, пока я занял его место здесь, чтобы изучить всех сотрудников, которые подходили бы под профиль убийцы. Ничего не указывало на то, что убийца работает здесь. Это просто интуиция. Ниточка, за которую я решил потянуть.
– Два месяца? – спрашиваю я, быстро раскидывая папки, чтобы увидеть на каждой из девяти имя сотрудника-мужчины «Хоторна»: двух инструкторов по теннису, трех барменов, лакея, официанта, массажиста и персонального тренера. Фотография каждого подозреваемого прикреплена к обширной, на трех листах, информации. Дополнительная страница с рукописным текстом, похоже, дело рук Себастьяна.
– Это длинное расследование.
– Оно тщательное. Я планировал продолжать, пока не найду ублюдка, либо произойдет еще одно убийство где-нибудь в другом месте, что поможет отвести подозрения от здешних работников.
– Вот почему ты не хотел, чтоб я ходила куда-либо без тебя, – бормочу я, поглаживая папки.
Пальцем он проводит по моей щеке, затем приподнимает мой подбородок, поворачивая мое лицо в его сторону.
– Не только поэтому, Талия.
Я говорю себе, что теплота в его глазах ничего не значит, но не могу помешать трепету в моем животе.
– Почему ты раньше не рассказал мне об этом?
– Я не говорил, потому что начал сомневаться в своем предположении, что убийца работает здесь.
Отпустив меня, он бросает взгляд на папки.
– Даже несмотря на то, что каждый из этих мужчин подходит под профиль одинокого белого мужчины, проживавшего в Нью-Йорке в прошлом, живущего в одиночку в настоящее время и находящегося в возрасте от двадцати двух до тридцати пяти лет, ни один из работников не обнаружил в себе качеств, с которыми я сталкивался во время работы с серийными убийцами. С момента моего приезда, пара рыженьких проживали здесь без каких-либо опасных для жизни ситуаций. И, кроме случая, когда кто-то отравил твой напиток на приличном расстоянии от «Хоторна», в месте, где подобное может случиться, никаких угроз для тебя не было. Так что остались только мы с тобой, Талия. Я не хочу, чтобы хоть что-нибудь это испортило. Не сейчас.
Я хмурю лоб:
– Тогда почему ты показываешь мне эти папки сейчас?
– Потому что я не верю в совпадения. Тот факт, что рыжая купила ваучер для мужчины, который скончался в автомобильной аварии…
– Мистер Шихан мертв? – спрашиваю я, пока мой желудок ухает вниз.
Он кивает.
– Контакт Саймона в полиции подтвердил. Я попросил Саймона связаться с ним, после того как выяснил, что арендованная машина Шихана упала с моста в паре миль отсюда. Даже несмотря на отсутствие следов торможения, полиция не стала возиться с этим делом. Они не смогли связать курорт с его смертью, так как в истории его кредитной карты не отражен его визит сюда. Но вместе со смертью Шихана и смертью твоей поклонницы в начале года, на «Хоторне» висит уже четыре смерти: два предполагаемых несчастных случая и два убийства рыжих.
– Не забывай про неизвестную рыжую, которая купила ваучер отеля, – напоминаю я.
Он кивает:
– Совершенно верно. Два наших случая могут быть и не связаны, но мы не можем игнорировать тот факт, что они пересекаются. У тебя есть следственные способности, Талия. Может, свежий взгляд поможет найти что-то в этих папках, что я мог упустить. Мои навыки более тактические и сиюминутные. Пока все находится в хаосе, либо абсолютно неподвижно, я замечаю то, чего не видят другие, – он кивает на бумаги, – спустя время глаз замыливается. Могла бы ты просмотреть их, пока я буду в душе?
Просмотр этих документов будет прекрасным отвлечением от мучительных раздумий о том, какие извращенные вещи он проделывал с подругой Мины.
– Не знаю, смогу ли помочь, но я постараюсь.
Благодарно кивнув, Себастьян направляется в ванную. Спустя несколько секунд он выходит, держа мокрую нитку жемчуга, и говорит резким голосом:
– Зачем ты вымыла ее?
– Иногда чистый лист лучше, – отвечаю я, выдерживая его интенсивный взгляд.
Понимание отражается на его лице, и он сжимает пальцы вокруг ожерелья.
– Ты все слышала, не так ли?
Я пожимаю плечами и опускаю взгляд на документы.
– Я не единственный, кто не спешит раскрывать свои карты, – мягко говорит он.
Подходящий момент, чтобы рассказать ему о часах, Талия. Расскажи ему, почему ты берегла их, и почему вернула. Я поднимаю голову, собираясь говорить, но он уже закрылся в ванной комнате. Я вздыхаю и шепчу:
– Расскажу, когда ты выйдешь.
Я быстро просматриваю каждую из бежевых папок. На втором круге я раскладываю их в том порядке, в какой степени они зацепили меня, прежде чем начать читать подноготную каждого более внимательно. Когда я заполняю липкие стикеры для заметок, по крайней мере, двумя вопросами к каждому из подозреваемых, в сухом остатке у меня три работника, вызвавшие мои подозрения. Сверля глазами свои заметки, я прихожу к выводу, что разлинованный лист лучше подойдет для систематизации моих мыслей.
Поднявшись, я роюсь в портфеле Себастьяна в поисках блокнота нужного размера. Не найдя требуемого, я сдвигаю отделение с папками в сторону, чтобы вытащить все, надеясь найти блокнотные листы. У него должно быть нечто подобное, чтобы вести заметки. Вместо бумаги, я нахожу еще две папки.
Первая – голубого цвета с маркировкой «Джоселин Куин». Это мама Себастьяна? Ты не можешь читать это, Талия. Он не давал тебе это. После того как я отвечаю на стук обслуживания номеров, любопытство берет верх. Я открываю голубую папку, надеясь увидеть фотографию и понять, на кого больше похож Себастьян, на маму или на папу. Но мое сердце оказывается в горле, и я сползаю на стул, не готовая к виду фотографий с кровавыми подробностями. Я быстро сканирую заметки полиции и газетные вырезки. Офицер полиции посчитал это неудавшийся попыткой ограбления, однако семнадцатилетний сын, Себастьян Куин, настаивает, что его мать была убита. Подозреваемые были опрошены, но никто не был арестован. Его маму убили? Почему?
Пальцами пробегаю по штампу «Дело закрыто» на обратной стороне папки, мое сердце болит за Себастьяна. Какой ужасный способ потерять маму. Я то всегда считала, что она умерла от болезни. Я начинаю засовывать папку обратно, когда меня осеняет одна догадка, что заставляет меня снова открыть папку и пробежаться глазами по отчетам полицейских.
Сын сообщает, что мать разбудила его чуть позже часа ночи, сказав ему воспользоваться телефоном из ее прикроватной тумбочке. Злоумышленник пытался взломать дверь. Когда он добирается до своей матери, злоумышленник взламывает дверной замок и стреляет в мисс Куин восемь раз. Мать падает на сына, своим телом заслоняя его от пуль.
Немного позже часа ночи? 1:11. Себастьян говорил, что он ставит будильник на это время в качестве напоминания быть усердным, осведомленным, готовым.
Почему у него файл его мамы? Он расследует ее смерть? В этом есть смысл, ведь сейчас у него есть необходимые навыки и связи, чтобы копнуть глубже, чем это сделали детективы.
Я открываю бежевую папку, заинтересованная в том, чтобы прочесть заметки Себастьяна по поводу замороженного дела его матери.
Последнее, что я ожидаю увидеть, это свою фотографию, сделанную чуть больше года назад, закрепленную внутри папки. Мои волосы все еще блондинистые, и я держу Натана за руку и смотрю на него, пока мы идем в ресторан пообедать.
Себастьян солгал! Почему он притворялся, что не знает моего имени, в то время как оно совершенно ясно повторяется на протяжении первых пары страниц этого отчета о наблюдении? Почему заставлял назвать ему его? Мой живот панически скручивает, пока я пролистываю несколько фотографий, сделанных в течение того же года, и детальных рукописных заметок о моей жизни. Насколько далеко зашел этот парень? С уверенностью могу сказать, что это не почерк Себастьяна. Почерк в досье на работников Хоторна жирный и четкий. Может, этим занимался кто-нибудь из фирмы Себастьяна?
Мои ладони потеют, пока я пробегаю глазами три страницы заметок о моей жизни в качестве студентки колледжа, фактов моей работы на газету колледжа, мое окончание учебы и статус выпускницы с отличием. Затем заметки переходят к моей начинающейся карьере в «Трибьюн». С облегчением понимаю, что заметки охватывают только последний год моего колледжа.
Да, я собиралась рассказать Себастьяну о том, как пересеклись наши пути, когда мы были подростками, как только он выйдет из ванной комнаты, но это конец. Эта папка – наглядное объяснение, почему я не назвала ему свое имя три года назад. Я не хотела, чтобы он докопался до правды. Если я скажу ему о нашем общем прошлом сейчас, я не уверена, оставит ли он все как есть, или начнет докапываться, что же именно произошло той ночью.
Беспокойство растет во мне, и я делаю глубокий успокаивающий вздох. Медленно выровняв дыхание, я смотрю в отчет о наблюдении, сбитая с толку: почему человек прекратил наблюдение за мной еще до того, как я покинула «Трибьюн»? За последние полтора года я ушла из «Трибьюн», стала автором и выпустила две книги, рассталась с Натаном, но ничего из этого не отражено в отчете.
Все это не имеет смысла. Почему Себастьян позволил мне обвинять его в бездействии в моих поисках, в то время как у него был человек, занимающийся этим, по крайней мере, какое-то время?
Пытаясь найти смысл в проверке последних нескольких лет моей жизни, я снова просматриваю картинки и дубликат фотографии, прикрепленный к папке. Это увеличенная копия меня, пока держу за руку Натана. Почему увеличена только эта фотография?
Дойдя до конца папки, я замечаю новый клочок бумаги с одной лишь строчкой, написанной рукой Себастьяна: Отслеживание телефона активировано, код доступа – 542859. Дата активации совпадает с днем, когда Себастьян вытащил меня из того бара, тогда как раз была возможность неограниченного доступа к моему телефону.
Я прихожу в ярость, и в этот момент мой телефон пиликает, сообщая о новом эсэмэс. Смотрю на свою сумочку на столе у двери. Не могу поверить, что он прослушивает мой телефон. Поднявшись, я быстро подхожу и достаю свой телефон, пока мой мозг продолжает лихорадочно соображать. Но сейчас все обретает смысл. Прежде я недоумевала, как он нашел меня в «Пришпоренном» той ночью, или почему он, казалось, всегда знает, как найти меня на курорте. Сжав зубы, я подхожу к столу и закрываю свою папку, а затем кладу ее поверх папки его матери.
Синтия прислала эсэмэс с нашим селфи, сделанном как раз перед входом в «Пришпоренный».
Синтия: Забыла, что сделала это фото. Фотографировала великолепный рассвет этим утром и наткнулась на нее. Ты все еще согласна на прогулку по пляжу?
Я: Да! Дай мне три минуты переодеться. Мне нужно освежить голову.
Синтия: Тогда увидимся чуть позже.
Спустя семь минут я нахожу Синтию на пляже, когда она делает фотографии восходящего солнца, отражающегося в водах океана. Конечно, она выглядит так, как будто только что сошла со страниц мореходного журнала в своих коричневых водонепроницаемых мокасинах, укороченных белых штанах, затянутых мягким ремнем из темно-коричневой кожи, и топе с вырезом-лодочкой в бело-голубую полоску. Ее шик заставляет меня чувствовать себя простушкой в шортах и майке.
– Есть хорошие кадры? – спрашиваю я, скользя руками в карманы шорт и покачиваясь на пятках.
Она улыбается и убирает телефон в сумочку, затем указывает на далекие темные облака.
– Скоро здесь будет шторм. Хотела сделать несколько фоток, чтобы выложить в свой Снэп-аккаунт, прежде чем он начнется. Все мои друзья пускают слюни над теми фотографиями, которые я делала раньше. Хорошо провела вечер? – интересуется она, с намеком играя бровями, пока мы идем по песку.
Щурясь от солнца, я смотрю вперед. Даже несмотря на то, что ветер уже начинает набирать силу, я рада тишине пляжа этим ранним утром. Пляж предоставлен только нам, за исключением пары детишек, играющих с прибоем.
– Так все и было, – сейчас я в этом уже не так уверена. – Как насчет тебя? Дэн по-прежнему мужчина номер один?
– Ну да, – сияет она. – На следующих выходных собираюсь навестить его в Мэриленде.
– Ооо, тогда это серьезно. Это же хорошо, да?
Поправив сумку на руке, уже она засовывает руки в карманы и пожимает плечами:
– Наверное. Посмотрим. Так чем занималась прошлой ночью?
Я смотрю вперед, мое внимание привлек лодочный домик на конце пляжа с его ярким бирюзовым цветом двери и красными стенами. Цвета, безусловно, приковывают взгляд. Должно быть, только что окрашено.
– Я ужинала в круизе.
– Думаю, это хорошо, что твое последнее блюдо было вкусным, – легким тоном говорит она.
Ее комментарий настолько странный, что я оборачиваюсь к ней.
– Последнее блю...?
Ткань прижимается к моему носу и рту, ее приторно сладкий запах заглушает мои слова. Я пытаюсь вырваться, но Синтия хватает меня за талию и скрипит мне в ухо:
– Наконец настал чертов момент, когда ты одна. Этот дурацкий пилот заграбастал все твое время.
Я борюсь с ее рукой, мои легкие наполняются чем-то неправильным и ужасным, и, чем бы она ни пропитала тряпку, – хлороформом? – это уже начинает действовать. Мои ноги немеют, а ее рука сильнее сжимает меня, прежде чем все погружается в черноту
