Текст книги "Черный ворон: Приключения Шерлока Холмса в России т.2"

Автор книги: П. Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Нет, каково! Ворон, простой ворон с птичьей головой, и вдруг такой ум! Ведь это поразительно! – не переставал удивляться следователь.

– Да, – согласился и Холмс. – Случай не из обыкновенных и нам завтра надо постараться во что бы то ни стало захватить птицу в первую же минуту.

– Ну, уж это-то мы сумеем сделать! – воскликнул Шестов. – Надо будет во время прогулки хорошенько прикрепить шнурки и петли, чтобы Карцев не заметил их. Они должны проходить снаружи…

– И сходиться в руках человека, которого мы посадим в соседнюю камеру, – подсказал Холмс.

– А почем он будет знать, когда надо дернуть шнуры?

– Пусть следит за мною. Я скажу ему, где буду сидеть, и, как только я махну рукой, он должен будет дернуть шнуры.

– Прекрасно! – согласился начальник сыскного отделения. – Мы же, вместе с господином Ватсоном, будем незаметно следить за камерой, не заглядывая в глазок и лишь прислушиваясь. Как только мы услышим шум захлопнувшейся рамы, мы тотчас же вскочим в камеру и не дадим преступнику возможности взять что-либо от птицы.

– Совершенно верно, – кивнул головой Холмс. – Это именно то, чего я хотел.

Поговорив еще о разных подробностях, мы простились и, вместе с Холмсом, пошли домой.

Мы шли не спеша, желая подольше подышать свежим воздухом.

По дороге, проходя мимо одного из столбов, на которых обыкновенно наклеиваются афиши, наше внимание привлекла одна из них.

В ней костромская публика извещалась крупными красными буквами с массой восклицательных знаков о прибытии в Кострому великого воздухоплавателя, известного всей Европе смелостью своих полетов, итальянца Паоло Люччини.

Знаменитый аэронавт извещал, что через два дня состоится его полет. Он взлетит на необыкновенную высоту и затем бросится с парашютом вниз. После этого полета, шар будет несколько дней подыматься на привязи, причем публика, за известную плату, может подыматься на шаре, чтобы осматривать, под наблюдением самого Паоло Люччини, город с высоты птичьего полета.

– Должно быть, какой-нибудь шарлатан! – равнодушно произнес Холмс, отходя от столба. – По крайней мере, я никогда не слыхал о воздухоплавателе Паоло Люччини. Впрочем, теперь этих акробатов, корчащих из себя воздухоплавателей, развелось много.

– А знаете, дорогой Холмс, хоть вы и называете это шарлатанством, но я не совсем согласен с вами. По-моему, это – демонстрирование известного изобретения с профессиональной целью, – возразил я. – Почти все знают, что на свете существуют воздушные шары и парашюты, но лишь очень ограниченному количеству людей довелось их видеть. Меня, например, лично очень интересует это зрелище, и я с удовольствием пойду посмотреть на полет с парашютом.

– Конечно, это дело личного вкуса, – ответил Холмс, пожимая плечами.

Но, подумав немного, он добавил:

– Впрочем, полет с парашютом доставляет сильное ощущение, а так как я их люблю, то, конечно, не откажусь пойти с вами.

Этими немногими фразами и закончился наш разговор.

IX.

Следующий день, как сейчас помню, была суббота и в этот день арестантов водили обыкновенно в баню.

Вспомнив про это вечером, мы рано легли спать и в субботу, чуть свет, были на ногах.

Холмс приготовил шнуры и металлические петли с винтами и, вооружившись этим, мы направились в тюрьму к смотрителю. Шестов и следователь, которых мы предварительно известили по телефону, уже были там и ждали нас.

Через полчаса арестантов увели в баню, и мы, никем не замеченные, прошли в камеру Карцева, где в несколько минут устроили все, что нам было нужно.

Затем, распределив между собой роли, мы разошлись по своим местам.

Холмс ушел для наблюдения за забор, следователь поместился в соседней камере, откуда он мог видеть Холмса, и взял в руки концы шнуров, я же с Шестовым и смотрителем удалились до того времени, пока арестантов не приведут снова из бани.

Через час арестанты возвратились и, когда все они были рассажены и заперты по камерам, мы заняли места в коридоре, рядом с дверью карцевской камеры. Мы ждали долго…

Уж чересчур как-то томительны казались нам минуты.

Каждую секунду готовы мы были ринуться в камеру, замок которой был нарочно не замкнут, но минуты проходили за минутами, а звука захлопываемого замка не было слышно. Наше терпение таяло. И вдруг…

Как вы думаете, кто подошел к нам?

Шерлок Холмс!..

Взглянув на наши растерянные физиономии, он невольно улыбнулся, хотя за секунду до этого он был угрюм и, видимо, сильно раздосадован.

Не ожидая наших вопросов, он сделал нам знак, чтобы мы следовали за ним, и, когда мы спустились в нижний этаж, он сказал со злостью:

– Так выдрессировать глупую птицу может только гениальный дрессировщик!

– В чем дело?!

– Опять неудача?!

Мы засыпали его вопросами.

Холмс пожал плечами.

– Я сел в засаду, – начал он нервным голосом. – Через десять минут я увидел черного ворона. Он дал широкий круг над тюрьмой, все время глядя вниз и громко каркая на лету. Затем, вместо того, чтобы опуститься на железную решетку окна, он внезапно сел на крышу противоположного дома. В ту же минуту Карцев выглянул из окна. Увидав его, ворон каркнул два раза, потом, выждав немного, каркнул пять раз и… улетел…

– Это черт знает что такое! – воскликнул Шестов. – Завтра же я подстрелю эту проклятую птицу!

– Если только она прилетит еще раз, – насмешливо ответил Холмс.

– Как? Вы думаете…

– Я думаю, что если сегодня ворон не прилетел на окно, то те, которые пускали его, видели это и сообразят, что дальнейшие путешествия птицы опасны.

Мы поникли головами.

– Что же теперь делать? – с отчаянием спросил Шестов. – Признаюсь, на ворона я возлагал огромные надежды, думая, что благодаря какой-нибудь перехваченной записке, нам удастся переловить всю шайку.

– Признаюсь, и я думал то же самое! – ответил Холмс. – Но… теперь надо переменить тактику.

Мы насторожились.

– Нам надо дать ему возможность бежать, – пояснил Холмс.

– Святая истина! – воскликнул Шестов. – Пусть бежит! Я поставлю на ноги всех своих агентов! Мы сами займемся ими и вряд ли проклятой шайке удастся уйти от нас.

– Жаль, что мы потеряли даром столько времени, – задумчиво произнес Холмс. – Впрочем, нет худа без добра! Он думает, что провел нас, и теперь, вероятно, смеется над нами! Ну, пусть… Тот посмеется хорошо, кто засмеется последним! Побудьте, господа, пока здесь, а мы с Ватсоном пойдем к нему.

X.

Когда мы вошли в камеру Карцева, тот по обыкновению лежал.

– Надеюсь, мы не потревожили вас? – спросил Холмс, подходя к его кровати.

Он быстро сбросил ноги и протянул Холмсу и мне руку.

– О, нет, мне ужасно скучно! – проговорил он. – Вы хоть делом заняты, а мне ведь ровно нечего делать.

В его голосе мне послышалась насмешка.

Холмс тоже заметил ее.

– Вы ошибаетесь, мы в настоящее время находимся совершенно без дела, – произнес он добродушно.

– Если не считать выслеживания меня и простой вороны, – насмешливо проговорил Карцев.

Этот неожиданный оборот, видимо, поставил в тупик даже Холмса.

– Разве это было так заметно? – спросил он наконец весело, совершенно овладев собою.

Карцев нахально расхохотался.

– Я думаю, что только слепой не заметил бы этого! – воскликнул он, окидывая Холмса насмешливым взглядом. – Бедный ворон! Он должен гордиться тем, что привлек на свою глупую голову внимание такой знаменитости! Но, серьезно, мистер Холмс, неужели вы думаете, что это вам поможет?

– Предотвратить до суда ваше бегство? – в свою очередь спросил Холмс.

– Да.

– Гм… Говоря по правде, я ошибся в расчетах, но… все– таки вам вряд ли удастся бежать.

– И если я убегу?

– Я назову вас гениальным человеком!..

Карцев пристально взглянул в глаза Холмса.

– Так знайте же, что до суда еще далеко и… нет на свете той силы, которая удержала бы меня от побега, – сказал он, подчеркивая каждое слово.

– И вы говорите это совершенно открыто? – улыбаясь, произнес Холмс.

– Да, – ответил Карцев твердо. – Я ведь такой же спортсмен, как и вы, только спорт у нас разный.

Между тем, видя, что от пытливого взгляда Карцева не ускользает ни одно наше малейшее движение, Холмс совершенно открыто стал осматривать камеру.

Карцев хладнокровно следил за ним взором и, наконец, растянулся на своей кровати.

Не найдя, по-видимому, ничего подозрительного, Холмс встал.

– Ничего? – насмешливо спросил Карцев.

– Пока, кажется, ничего, – шутливо ответил Холмс.

Мы простились и вышли.

Когда мы снова встретились с Шестовым и следователем, Холмс сразу огорошил их:

– Побег готовится, – сказал он прямо. – Преступник сам откровенно заявляет об этом. Надо смотреть в оба, чтобы по его следу не упустить его шайки.

И, обратясь к смотрителю, он спросил:

– Давно ли ремонтировалась та камера, в которой сидит Карцев?

– Как раз перед тем, как его посадили туда. А что?

– Что именно ремонтировалось в ней?

– Печь, полы и подоконник. А разве вы заметили что-нибудь?

– Мне показалось, что мел, замазывающий щели между кафлями, чересчур уж свеж, – проговорил Холмс.

– Гм… он и на самом деле свеж, – ответил смотритель. – Впрочем, я осмотрю печь. Вы к нам скоро зайдете?

– Зайду на днях. Я не думаю, чтобы побег произошел так скоро, но… если вы что-нибудь откроете, то не показывайте виду, а лишь известите меня.

Дав смотрителю еще несколько наставлений, Холмс удалился вместе со мною.

XI.

Прошел день и настал следующий.

Это был тот самый день, в который знаменитый Пасло Люччини должен был совершить свой первый полет.

В тюрьму Холмс не собирался, получив от смотрителя уведомление по телефону, что камера Карцева тщательно осмотрена и в ней не обнаружено ничего подозрительного.

Поэтому, когда, вспомнив про полет, я предложил Холмсу пройтись со мною на площадь, откуда должен был полететь шар, он с удовольствием согласился.

Полет был назначен в три часа дня и, чтобы скоротать время, мы зашли в ресторан городского сада, чтобы позавтракать.

Около двух часов мы были уже на площади.

Народ уже собирался и огромная толпа с живейшим интересом следила за наполнением шара и приготовлениями воздухоплавателя, который стоял тут же.

Это был стройный, среднего роста яркий брюнет, с красивым выразительным лицом, на которое с удовольствием заглядывались местные дамы и барышни.

Одет он был в форму морского офицера итальянского флота, которая красиво облегала его стройный стан.

Похаживая вокруг шара, который наполняли водородом, он резким голосом отдавал приказания, невозможно коверкая русский язык. Шар, мало-помалу, надувался.

– А вы знаете, дорогой Ватсон, – заметил Холмс, с интересом наблюдавший за этой сценой, – я немного ошибся в мнении относительно это итальянца.

– В чем именно? – спросил я.

– В том, что назвал его акробатом, – ответил Холмс. – Во-первых, его шар приспособлен не только для пустячных подыманий, но годится и для дальних полетов, а по некоторым указаниям его я заключаю, что он знаток воздухоплавательного дела.

– Я очень рад, что вы, наконец, нашли удовольствие хотя бы в наблюдении за ним, – проговорил я.

– И это удовольствие было бы еще цельнее, если бы не его физиономия.

– Его физиономия? – удивился я. – Но ведь он писаный красавец!

– Да. И в то же время физиономия его весьма характерна, – задумчиво произнес Холмс.

– Чем именно?

– Как вам сказать… Если бы я, не зная, что он – воздухоплаватель, встретил его на улице, я сказал бы, что он или преступник или, по меньшей мере, «кот».

– Ну что вы говорите! – воскликнул я, возмутившись.

– Нет, я нисколько не ошибаюсь, – задумчиво ответил Холмс. – Узкий лоб, злые плутоватые глаза, чувственные губы… Таких типов можно встретить в Париже ночью в тех кабачках, куда собираются кокотки после ночной «работы» и где эти «коты» без церемонии обирают этих несчастных созданий. Большинство этих джентльменов – профессиональные воры и кандидаты в острог. Возьмите на себя труд, вглядитесь в него попристальнее.

Пожав плечами, я сталь всматриваться в лицо итальянца.

И странно: чем больше всматривался я в него, тем больше находил правды в словах Холмса.

Действительно, итальянец был красив на первый взгляд, но при внимательном взгляде на него дефекты его лица резко бросались в глаза.

Между тем, Паоло Люччини делал свое дело.

Шар был уже почти наполнен и он прикреплял к нему парашют и клал в корзину балласт.

Публики собралось очень много и все с любопытством смотрели на вздувшийся шар, который теперь удерживало человек сорок солдат, державших его за веревки, прикрепленные к верхнему краю корзины.

Наконец, час поднятия наступил.

Паоло Люччини, слегка рисуясь, снял фуражку и, махнув ею публике, произнес, коверкая русский язык:

– Я будь подымайся не боль два тысяч метр. Оттуд я бросай парашют.

По веревочной лестнице он взобрался в корзину и громко крикнул солдатам:

– Пускай!

Легкий крик вырвался из толпы.

Шар стремительно взвился кверху и скоро превратился в большой мяч, ярко выделявшийся на фоне безоблачного неба.

– Он выпускает водород, – произнес Холмс, следя за полетом.

Вероятно, Паоло действительно открыл клапан, так как шар начал удлиняться.

В ту же минуту сам воздухоплаватель вместе с парашютом отделился от шара и словно камень полетел вниз.

Сначала он летел с головокружительной быстротой и вместе с парашютом походил на длинную стрелу.

Но вот парашют вдруг развернулся и плавно стал спускаться к земле.

Толпа облегченно вздохнула, словно при виде человека, который только что избавился от смертельной опасности.

Между тем, парашют, относимый ветром, спускался, вероятно, за городом, и специально приготовленный извозчик понесся по тому направлению, чтобы захватить воздухоплавателя и парашют.

А шар, в котором Паоло открыл клапан, спускался все ниже и ниже.

Не ожидая прибытия Паоло, мы покинули площадь и возвратились домой.

– Непременно подымусь завтра на шаре, – весело сказал Холмс по дороге. – Любопытно посмотреть этот город и Волгу с высоты птичьего полета.

– Я подымусь тоже, – ответил я.

XII.

На следующий день Холмс встал раньше меня и пришел домой часам к двенадцати.

Он был в тюрьме, наблюдал и за окном Карцева, но ничего особенного не заметил.

Как он и ожидал, черный ворон больше не прилетал, и поэтому Холмсу не пришлось сделать ни одного выстрела из захваченного с собою монтекристо.

Однако, вид его был невеселый.

На мой вопрос, отчего он такой скучный, он задумчиво ответил:

– Право, не знаю сам, но… у меня есть какое-то странное предчувствие. Вероятно, сегодня случится что-нибудь особенное.

Заметив невольно мелькнувшую на моем лице улыбку, он произнес:

– Я знаю, вы не верите в предчувствия, но, как это ни странно, я верю в них и редко ошибаюсь. Попомните, дорогой Ватсон, мои слова, и дай Бог, чтобы вам можно было сегодня вечером упрекнуть меня в излишней мнительности.

Перед завтраком к нам зашли начальник сыскного отделения Шестов и следователь.

Мы позавтракали вместе и компанией направились на площадь, где сегодня должны были совершаться подъемы шара на привязи.

Желающих подняться, несмотря на высокую плату в три рубля с персоны, набралось порядочно и нам пришлось довольно долго ожидать очереди.

Не считая себя, Паоло брал в корзину по три человека и шар, прикрепленный металлическим канатом, намотанным на крепкий ворот, подымался по мере того, как раскручивался канат.

Ветер был южный и шар сильно относило к северу, благодаря чему он все время стоял над Волгой.

Это пугало публику.

Но Паоло, который, по-видимому, вовсе не хотел из– за ветра лишаться барышей, придумал оттяжку.

Эта оттяжка состояла в том, что от половины высоты проволочного каната вели две веревки: одна в восточную часть города, другая в западную.

Таким образом, если ослаблялась западная веревка и натягивалась восточная, весь шар перемещался к востоку и слегка подавался назад.

И наоборот.

Одним словом, благодаря этим оттяжным веревкам, шар можно было по желанию перемещать с места на место и ставить его приблизительно над тем местом города, над которым хотел того Люччини, дававший солдатам сигналы посредством белого и красного флагов, лишь бы это место находилось к северу от главного ворота.

Наконец, дошла и наша очередь.

Оставив внизу следователя, мы все трое поднялись довольно высоко над землей.

– Вы, вероятно, совершаете и дальние полеты? – спросил Холмс итальянца, разглядывая свертки веревок и закрытые ящики, которыми было сплошь уложено дно корзины.

– О, да! – хвастливо ответил Паоло. – Я скоро улечу отсюда.

– Куда же? – полюбопытствовал Холмс.

– На Сибирь, если ветер позволит, – ответил Люччини.

– А вот и тюрьма! – произнес Холмс, указывая сверху на крышу большого двухэтажного здания.

Шар стоял неподвижно, в немного наклонном по отношению к корзине положении.

Тюрьма была действительно под нами и канат, соединяющий шар с воротом, проходил лишь дома на два правее здания тюрьмы.

Дав нам время налюбоваться на Волгу, Паоло дал сигнал к спуску.

Мало-помалу, мы спустились вниз и вышли, наконец, из корзины. Следующая очередь подошла к шару.

– Нон, нон, – отрицательно закачал толовой итальянец. – Погодить, погодить. Мне надо подняться один. Бал-лон не совсем карашо… надо смотреть сам.

С этими словами он влез в корзину и приказал поднимать себя одного, все время посматривая на шар.

Как только шар поднялся на высоту трех четвертей длины каната, он дал знак остановить подъем и по данному сигналу шар посредством боковой оттяжки стал передвигаться влево.

Вдруг Холмс судорожно сжал мое плечо.

Обернувшись, я взглянул на него.

Он стоял словно в столбняке, вперясь в одну точку.

– Что такое? что случилось? – в один голос спросили мы тревожно.

– Он, он! – прошептал Холмс, указывая на крышу одноэтажного дома, стоявшего на краю площади.

– Кто «он»? Что за «он»? – встревожились мы еще более.

– Черный ворон! – прошептал Холмс.

Взглянув по указанному направлению, мы действительно увидели на крыше ворона.

Из-за этой крыши выглядывал второй этаж тюрьмы, обращенной к нам той самой стеной, в которой было окно Карцева.

Как-то невольно это бросилось мне в глаза.

– Ну да, ну да… и он смотрит, – шептал между тем Холмс. – Карцев, Карцев, это он.

Взглянув в окно, мы действительно различили за решеткой физиономию Карцева. И, в ту же секунду, случилось нечто совершенно неожиданное. Из корзины воздушного шара, который, управляемый оттяжками и главным воротом, находился теперь над самым зданием тюрьмы, вдруг длинными змеями упало вниз несколько веревок. Одновременно с этим ворон на крыше отчаянно закаркал и физиономия Карцева исчезла за решеткой.

– Все пропало, все пропало! – неистово крикнул Холмс, срываясь с места и пускаясь со всех ног бежать по площади.

Не будучи в состоянии что-либо понять, мы со всех ног кинулись за ним, инстинктивно чуя что-то неладное.

XIII.

Только на бегу я сообразил, что Холмс несется к тюрьме.

– Побег, побег! – крикнул он, подскакивая к воротам.

Смотритель, бывший во дворе, побледнел.

Впятером, словно сумасшедшие, мы вбежали во второй этаж.

Тут уже шла тревога.

– Он в печке! – кричал часовой.

Камера Карцева была отворена и в ней толпились солдаты.

Довольно большое отверстие зияло в кафельной печи.

Не говоря ни слова, Холмс бросился в него, успев крикнуть:

– Караул на крышу!

В темном отверстии Холмс скоро исчез.

Зная, что караул опоздает, мы по очереди полезли за Холмсом. Кирпичи внутри печи были вынуты и образовывали хотя и узкий, но достаточный для человека проход, по которому мы взбирались вверх, цепляясь за неровно высеченные кирпичи.

Надо мною карабкался Холмс, обсыпая меня кирпичным мусором.

Но вот, наконец, мы выбрались на чердак.

В ту же минуту кто-то быстро пробежал над нашими головами по крыше, гремя ногами по железным листам.

Оглянувшись во все стороны, Холмс кинулся к слуховому окну, выхватив на бегу из кармана револьвер.

Мы не отставали от него.

Словно ураган, выскочили мы на крышу и вдруг остановились с открытыми ртами.

На крыше не было никого.

Но зато вверху, уже под самыми облаками, гонимый сильным ветром, несся воздушный шар.

Длинная веревка спускалась с корзины и на конце ее, болтаясь в воздухе, качался человек, привязанный за пояс.

В корзине шла лихорадочная работа и видно было, как человек, сидевший в ней, постепенно подтягивал вверх другого, висевшего на веревке.

Публика, при которой все произошло и у которой на глазах воздухоплаватель перерезал канаты, соединяющее шар с землей, как только преступник обвязал вокруг себя брошенную ему веревку, металась по площади, словно испуганное стадо.

Что же касается нас, то мы стояли, молча, беспомощно глядя на исчезавший из глаз шар.

Наконец, Холмс очнулся.

– Да… – произнес он. – На этот раз он перехитрил меня. И как я только поддался на эту удочку? Ведь говорил же я, что физиономия этого итальянца крайне подозрительна!

– Надо разослать во все концы телеграммы о задержании шара! – воскликнул Шестов.

– Конечно, это не мешает, но… но вряд ли от этого будет успех! – ответил Холмс.

И, обернувшись к стоявшему с растерянным видом смотрителю, он со злостью проговорил:

– Вы очень хорошо осматривали камеру!

– Но я… – забормотал было тот, но Холмс перебил его:

– Теперь не время для оправданий! Пойдемте взглянуть на пролом.

Уныло спустились мы вниз и, войдя в камеру Карцева, стали осматривать пролом.

– Мастерская работа! – воскликнул через несколько минут Холмс. – Негодяй сделал все, чтобы его работу нельзя было заметить из коридора. Самым трудным было, конечно, начало.

– Но каким образом сделал он этот пролом? Ведь в печку заглядывали из коридора несколько раз… В ней не обнаруживали никакого мусора, – проговорил я.

– Очень просто. Вынув четыре кафли, Карцев выломал изнутри несколько кирпичей и заложил ими дымовод, через который сор падал бы, в противном случае, в печь. Ворон доставал ему необходимый инструмент и мел, кото-рым он тщательно замазывал щели кафлей, как только вставлял их на место, переставая работать. Работая дальше, он разламывал вынимаемые кирпичи на мелкие куски, вероятно, наполнял ими карманы и выбрасывал в клозете, куда выходил слишком часто, под видом болезни желудка.

– Но ведь он все время лежал? – удивился Шестов.

– Лежало больше чучело, свернутое из халата и покрытое одеялом, – возразил Холмс. – Для этого он и принимал средство, чтобы казаться больным. Я, без сомнения, ошибся, говоря, что он хочет освободиться посредством летаргического сна.

Проговорив это, Холмс осмотрел камеру и, подойдя к столику, взял в руки лежавший на нем небольшой лоскуток бумаги, на котором что-то было написано карандашом.

– Эге, да он оставил даже письмо! – проговорил он.

«Дорогой мистер Холмс! Вы проиграли, и я от души сожалею вас. Бросьте ваше занятие; вы уже выдохлись. Встречаться со мною не советую, так как, несмотря на мое уважение к вам, мне придется в этом случае, в силу необходимости, свернуть вам шею. Ваш Карцев».

Прочитав эти слова вслух, Холмс проворчал сквозь зубы:

– Ну, это мы еще посмотрим! А теперь, господа, мы смело можем разойтись. Жаль, что я не понял последнего сигнала черного ворона!

– А именно? – спросил я.

– Он каркнул сначала два раза, а затем – пять. Это должно было обозначать: «через два дня, в пять часов». Жаль, что я не запомнил прежних двух сигналов…

– Это черт знает что! – воскликнул следователь.

Но все охи и ахи были напрасны. Карцев исчез надолго и на этот раз нам пришлось возвратиться домой, несолоно хлебавши.