Текст книги "Мальчик из Гоби"

Автор книги: П. Хорлоо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

III

Солнце поднялось уже высоко, и его лучи, проникая через дымовое отверстие юрты, освещали верхнюю часть решетчатой стены. Молом только что – встал. Он не спеша накинул дэл, кое-как умылся, вытер свое морщинистое лицо, протер концом полотенца гноящиеся глаза. Теперь он сидел на стеганом матраце в северной части юрты.

У деревянной кровати, на которой лежали войлочные матрацы, обшитые по краям коричневой тканью, сидел Шарав в подбитом мехом желтом чесучовом дэле и пил чай.

– Налей учителю чаю! – крикнул он жене, раздувавшей огонь в очаге.

Норжма́ живо вскочила и подошла к гостю.

– Позвольте вашу чашку, учитель, – тихо обратилась она к ламе.

Шептавший молитвы Молом взял стоявшую возле него деревянную чашку и с важным видом подал ее Норжме.

Она налила чаю и, держа чашку обеими руками, поднесла ламе. Руки у нее дрожали.

– Не можешь даже как следует чаю подать человеку! Эх ты, трясучка!.. – криво усмехнулся Шарав и заискивающе обратился к ламе: – Вы сегодня собираетесь ехать, учитель?

Молом кивнул, продолжая прихлебывать чай и издавая звуки, очень напоминающие чавканье пьющего верблюда.

Выбивая трубку о каменный цоколь железной печки, Шарав покосился на Норжму.

– Где Зориг? Пусть приведет коня учителю!

Норжма молча вышла из юрты.

В ясном, голубом небе ярко светило осеннее желтое солнце. Было тепло и тихо. Норжма огляделась. Невдалеке пасся скот, но Зорига на пастбище не было. «Где он может быть? И как найти коня этого ламы?.. Опять Шарав изобьет сына… Бедный мальчик. Ему так хочется учиться… Что бы такое придумать? Как же все-таки отправить его в школу?» Норжма вздохнула и, поставив на плечо поломанную корзинку, нехотя побрела в степь.

Шарав остался наедине со своим гостем. Поставив перед ламой чашку с чаем, Шарав вернулся к прерванному разговору.

– Мальчишка хочет поступить в школу, не поддается никаким уговорам. Я ездил вчера в сомон и просил директора школы освободить его от ученья. Но тот и слушать не хочет. Что бы вы посоветовали? – Наморщив лоб, прищурив свои хитрые, налитые кровью глаза, Шарав выжидающе смотрел на ламу.

Молом достал расписную табакерку, набил ноздри табаком и, чихнув несколько раз подряд, сказал:

– Непутевый мальчишка ваш Зориг, и отец его был мерзавец. Смотри, Шарав, он может тебе навредить…

Лама вдруг замолчал, подозрительно осмотрелся и спросил шепотом:

– Твоя Норжма не подслушивает где-нибудь около юрты?

Шарав встал, приоткрыв дверь, огляделся по сторонам.

– Она ушла за аргалом, – успокоил он ламу и подсел поближе к гостю.

– Помнишь тот год, когда мы разрушили и забросали камнями новый колодец у подножия сопки Цаган-Толгой? – протерев глаза, заговорил лама. – В ту ночь ты ведь, кажется, был с нами?

Шарав кивнул.

– Так вот. Люди говорили, что Ульзийт заподозрил тогда нас двоих. Наше счастье, что по воле хозяина ада этого безбожника отправили в преисподнюю. А то бы несдобровать нам с тобой. А Зориг – его семя. Выучить его, так он станет опаснее своего папаши.

Лама почесал лысеющую голову и сощурил свои крысиные глазки.

– Так что же делать, учитель? – снова спросил Шарав, наливая Молому чаю.

– Приблизься, я дам тебе один совет, – понизив голос, сказал Молом.

– Слушаю, учитель, слушаю, – зашептал Шарав, вставая. Трубка, лежавшая у него на коленях, с грохотом упала на пол, Шарав вздрогнул.

Пугливо озираясь, словно он находился в дремучем лесу, Шарав подошел к Молому и склонился над ним.

IV

«Где же ночевал мой бедный сын? – думала Норжма. – Был бы жив отец, мальчик не знал бы никакой беды. Ульзийт так любил его!» На глаза женщины навернулись слезы. Она задумчиво посмотрела вдаль – туда, где чуть виднелась сопка Цаган-Толгой. Ей припомнился день, когда Зоригу исполнилось три года, и они праздновали день его рождения.

Отец посадил сына на колени и стал петь ему свою любимую песню «Серый ястреб». И вдруг Зориг тоже запел тоненьким слабым голоском, подражая отцу. «Ульзийт был хороший. У него была открытая душа, его все любили и почитали…» Из глаз Норжмы бежали слезы, она всхлипывала и утирала их рукавом.

Вдруг Норжма услышала конский топот и детские крики. Со стороны южной долины скакали на конях два мальчугана. В одном из них она узнала Зорига. Он ловко сидел на неоседланном скакуне, и полы его дэла развевались на ветру.

– Зориг, Зориг! – крикнула Норжма.

Зориг и Тугэлдэр, подъехав одновременно, спрыгнули с коней.

– Что вы так носитесь? Не ровен час, свалитесь! Надо поосторожнее, детки, – пожурила их Норжма, а потом спросила: – Вы не видели по дороге коня Молома?

– Нет, – улыбнулся в ответ Зориг. Как он становился похож на своего покойного отца, когда улыбался! – А зачем он вам?

– Конь сивой масти? – вступил в разговор Тугэлдэр.

– Да, да. Ты его видел, сынок? Где он? – обрадовалась Норжма.

– Он пасется в долине, к югу от нашей юрты, – ответил Тугэлдэр.

Норжма хотела сказать еще что-то, но Зориг опередил ее:

– Мама! Как отец? Отправит он меня в школу или нет?

– Ох, не знаю, сынок, – вздохнула Норжма.

Привязав к коновязи лошадь Молома, Зориг вошел в юрту. Там, в глубине ее, скрестив ноги, сидел Молом. Моргая слезящимися глазами, он перебирал желтые четки.

Сидевший у кровати Шарав неожиданно спокойно, почти ласково обратился к Зоригу:

– Ну как, нашел коня учителя?

Зориг, привыкший слышать от отчима лишь грубые окрики и брань, удивился. В эту минуту ему даже показалось, что отчим вдруг подобрел. «Он, наверное, не будет меня бить», – подумал мальчик и поспешно ответил:

– Конь здесь, я привел его.

– А где он был, далеко?

– Нет, недалеко.

– Ну хорошо. Садись, сынок, попей чаю с молоком, – приветливо предложил Шарав.

Зориг просиял от радости: ни разу еще не слышал он от отчима таких ласковых слов. Взяв со столика чашку с молочными пенками, он подлил туда кипятку и стал с удовольствием пить. Норжма тоже была обрадована внезапной перемене в поведении мужа. «Что это с ним сегодня?» – подумала она, глядя на Шарава. Ни ей, ни Зоригу не могло, конечно, прийти в голову, что за всем этим кроется коварный замысел, подсказанный Шараву ламой. Недаром говорится: «Змея пестра снаружи, а человек изнутри».

Молом стал собираться в путь. Шарав пошел проводить гостя.

– Так-то, Шарав. Будь поласковее с этим паршивцем. Делай вид, что любишь его. Отправь в школу! А потом действуй так, как я тебе сказал. Тогда и комар носа не подточит. Понял? – наставлял лама.

– Понял, учитель. Сделаю все, как вы велели. Вы так хорошо мне посоветовали! – рассыпался в любезностях Шарав, помогая Молому сесть на коня. – Счастливого пути, учитель!

Нагнувшись к Шараву, Молом прошептал:

– Только будь осторожен. Делай все с умом.

Шарав с готовностью закивал и долго еще стоял на одном месте, провожая взглядом удалявшегося Молома.

V

– Коня оседлал, сынок? – спросила Норжма, глядя с любовью на вбежавшего в юрту сына.

– Оседлал, мама! А куда вы положили мою тетрадь?

– Вот она. – Норжма открыла старый некрашеный сундучок, стоявший в ногах у кровати, и достала замусоленную, смятую тетрадку. – Бедный мой сын, как же ты будешь учиться? Ни тетрадей у тебя нет, ни карандаша.

– Ничего, мама, не беспокойтесь! Говорят, в школе выдают и тетради и карандаши.

– Волосы-то у тебя как отросли, – продолжала Норжма, гладя сына по голове. – Надо бы перед школой постричься. Был бы жив отец, ты бы таким не ходил, да и все было бы иначе, – вздохнула Норжма и смахнула рукой слезу. – Ну ничего, сынок! Говорят, войлок растягивается – мальчик вырастает в мужчину. Постарайся хорошо учиться – человеком станешь. Трудно нам с тобой сейчас, да, может, все переменится.

Услышав шаги, Норжма умолкла. Приподняв войлочный полог, в юрту вошел Шарав. Он прошел на северную половину, сел на пол, скрестив ноги, и обратился к Зоригу:

– Ну как? Не передумал насчет школы? Хочешь ехать – поезжай. Боюсь только, как бы ты сам потом не пожалел. Остался бы лучше дома, ходил бы за скотом. Уж тут всегда был бы сыт, одет и обут. Но раз уж тебе так хочется, поезжай. То, что хочется человеку, всегда ему кажется лучшим. Делай как знаешь, – с трудом скрывая свое недовольство, закончил Шарав.

– Ты не смотри, что я немного строг, – помолчав немного, продолжал он. – На самом-то деле я тебя люблю. И скучать по тебе буду. А ты будешь скучать по дому?

Не зная, что ответить, Зориг молчал.

– Ты не думай, что учиться легко, – наставлял его Шарав. – Это, брат, дело несладкое. Там тебе придется и померзнуть и поголодать – не то что дома. И от мальчишек не раз поплачешь. Знаешь, какие драчуны бывают? Да и от учителей не одну затрещину получишь. Есть такие учителя!

Возле юрты залаяла собака, послышался конский топот.

Это приехали Сандаг с Тугэлдэром. Спешившись, они привязали лошадей к коновязи и вошли в юрту.

На Тугэлдэре был новенький голубой чесучовый тэрлик, подпоясанный зеленым шелковым поясом.

– Здравствуй, Шарав! – приветствовал хозяина Сандаг. – А ведь приятно отправлять детей в школу, правда? Я очень рад, что и ты решил послать сына учиться.

– Я думал его хозяином сделать, но ему хочется учиться, – пожал плечами Шарав. – Ну, я и сказал: «Решай сам. Хочешь в школу – езжай!»

– И правильно сделал, – взглянув на мальчиков, улыбнулся Сандаг. – Как же иначе! Детей надо учить. Самим не суждено было учиться, так пусть хоть дети станут учеными людьми.

– Пусть, пусть. Я разве против? Всякому своя судьба, – усмехнулся Шарав, покосившись на пасынка. Он заморгал глазами и стал вытирать пот с лица.

– Ну, а теперь – в путь, не то, как говорится, пока болтаешь, стадо уйдет далеко, – вставая, сказал Сандаг.

Все вышли из юрты. На Зориге был старенький тэрлик из синей далембы. Голова была повязана рваным платком.

– Ну, сынок, учись хорошенько, не скучай, – сказала Норжма и, поцеловав Зорига в левую щеку, добавила: – А когда приедешь, поцелую в правую.

Сердце Зорига забилось сильнее.

Сандаг, Тугэлдэр и Зориг повернули коней на большак, ведущий к сопке Цаган-Толгой. Каждый год по этой дороге отправлялось в школу много детей. По старому обычаю, родители в эти дни окропляли дорогу молоком. Норжма тоже вынесла кружку молока и со словами: «Да будет светлым путь моего сына» – плеснула молоко вслед удалявшимся всадникам.

VI

Широко раскинулась необъятная степь. Воздух напоен пьянящим запахом душистых трав. В далекой долине сквозь легкое марево, поблескивая на солнце, сверкают перламутром белые здания. Стегнув коня, Зориг, словно жаворонок, вырвавшийся из клетки и взмывающий в небесную синь, пронесся мимо Сандага. Казалось, ему не терпится быстрее всех добраться до школы, попасть туда раньше всех. Лицо его раскраснелось, волосы выбились из-под платка, а полы халата, точно крылья птицы, трепетали на ветру.

– Потише, Зориг. Там впереди ямы! – громко окликнул его Сандаг. – Теперь уже близко, успеешь!

Натянув поводья, Зориг придержал коня. Сандаг и Тугэлдэр поравнялись с ним.

– Дядя Сандаг! Школа там? – Зориг указал на белеющие дома.

– Там, – ответил Сандаг. – Это наш сомонный центр. Десять лет назад здесь почти ничего не было, а сейчас вон сколько домов понастроили. С каждым годом их становится все больше, и дома-то все какие красивые!

Ласково поглядывая на мальчиков, Сандаг рассказал им, как выглядит здание школы и общежитие.

– Мы будем жить в одной комнате, – сказал Тугэлдэр, дернув за рукав Зорига.

– Конечно. Вы должны дружить и помогать друг другу, как братья, – заметил Сандаг.

– Смотри, Зориг! Вон над зданием красный флаг. Это школа. Давай поскачем быстрей!

Они ударили коней плетьми и помчались вперед. Лошади понеслись, будто две стрелы, одновременно пущенные из луков. Не вытерпел и старый Сандаг. Хлестнув коня, он понесся вслед за ребятами.

VII

Перед зданием школы стояло много коней. Сандаг и мальчики тоже привязали своих коней и направились к большой белой юрте.

– Отряхнитесь, поправьте пояса и дэлы. Сейчас мы зайдем в учительскую, – предупредил их Сандаг.

Ребята наглухо застегнули дэлы, потуже затянули пояса. Над дверью школы висело красное полотнище: «Уважаемые родители и дорогие ученики! Поздравляем вас с новым учебным годом! Добро пожаловать!»

– Это учительская? – шепотом спросил Тугэлдэр.

– Да, – ответил Сандаг. – Прежде чем войти сюда, всегда сначала спросите разрешения. – И он постучал в дверь.

– Можно! – ответил кто-то басом.

Они вошли. Навстречу им из-за стола, покрытого красным сукном, поднялся мужчина средних лет.

– Здравствуйте, милости прошу! – приветствовал он Сандага. – Садитесь. Как добрались?

– Спасибо, хорошо, – ответил Сандаг, усаживаясь на стул и вытаскивая из-за голенища трубку. Он угостил учителя табаком, и оба закурили.

Зориг и Тугэлдэр с интересом рассматривали картины и фотографии, висевшие на стенах.

Картины были очень красивые, таких они еще никогда не видели.

– Вы привели двух мальчиков? – спросил учитель.

– Да! Один из них мой сын, а другой – сын нашего соседа Шарава.

«А я ведь не сын Шарава», – подумал Зориг. Ему вдруг стало не по себе.

– А где сейчас директор школы? – спросил Сандаг.

– Он у себя в кабинете. Скоро директор соберет родителей и покажет им школу. Вы хотите с ним повидаться?

Сандаг кивнул.

Раздался звук горна, и на площади, перед зданием школы, стали строиться школьники. Легкий ветерок развевал их красные галстуки.

– Уважаемый Сандаг, если вы хотите поговорить с директором школы, пройдите к нему, а мальчики пойдут со мной, – сказал учитель Жигми́д.

Сандаг направился к белому зданию школы, окна которой ярко сверкали на солнце, а учитель подвел Зорига и Тугэлдэра к шеренге ребят и поставил их в самом конце. Школьники были в чистых дэлах, хороших, крепких сапогах, одинаковых фуражках и с сумками за плечами. Взглянув на свой поношенный дэл и стоптанные сапоги, Зориг смутился. Ему вдруг вспомнилась мать, которая, провожая его, стояла у двери юрты, брызгала вслед молоком и шептала молитву. «О чем она молилась?» – подумал Зориг и вздохнул.

– Это одна из комнат, в которой будут заниматься первоклассники. В этом году в первые классы записалось свыше семидесяти детей, – сказал директор школы.

«Может быть, и Тугэлдэр будет учиться в этой комнате, – подумал Сандаг. – Какая она большая, светлая, да и все другие не хуже. И учителя как будто добрые. Только учись!»

– Это новые парты? – спросил он, поглаживая рукой парту, которая блестела как лакированная.

– Да, – мельком взглянул на него директор и продолжал, обращаясь ко всем родителям: – В этом году мы приобрели сорок новых парт, отремонтировали десять классных комнат, заготовили много дров и продуктов для учеников. Все готово, и завтра можно начать занятия.

Чувствовалось, что директор не хвастает, говорил он спокойно, по-деловому. В своем серовато-зеленом дэле, подпоясанном голубым шелковым поясом, в светлой фетровой шляпе с черной шелковой лентой, он выглядел нарядным и подтянутым. Звали директора Самбу́.

«Хорошо, если б и Тугэлдэр вырос таким», – думал Сандаг, одобрительно поглядывая на него.

– Эти красивые цветы на окнах, наверно, не из наших мест? – спросил какой-то старик, тронув за плечо Сандага. – Что-то я у нас таких не видел.

– Конечно, у нас их нет. Это же комнатные цветы.

– Как они хорошо пахнут!

– Ну вот, я уже рассказал вам, как мы подготовились к новому учебному году, – продолжал между тем директор. – Теперь я хотел бы вас послушать. Какие вы заметили у нас недостатки? Что считаете нужным еще сделать? Мы будем рады, если вы выскажете свои пожелания и поможете нам своими советами.

– Что ж тут говорить! Везде порядок, все хорошо подготовлено. Лучше и быть не может. Мы ведь живем в степи, разве нам доводилось видеть что-нибудь подобное? Да и какие из нас советчики? Ведь верно, товарищи? – Сандаг вытер вспотевший от волнения лоб и оглядел присутствующих.

– Верно, верно. Тут худого слова не скажешь, – поддержал его сидевший рядом старик Дамди́н.

– Не думаю, товарищ Сандаг, что мы смогли все предусмотреть и что у нас нет недостатков, – снова заговорил директор. – А советчики вы как раз такие, какие нам и нужны. У вас есть знание жизни и опыт. С вашей помощью мои ноги стали доставать до стремени, а руки – до уздечки. Благодаря вам я и мои товарищи смогли получить образование. На меня возложили сейчас серьезные обязанности – управлять школой и воспитывать детей. Но у меня еще мало опыта. Я не смогу справиться с порученным мне делом без вашей помощи и ваших советов. Вот почему еще раз прошу сказать мне обо всех замеченных недостатках и высказать свои пожелания.

Сандаг был смущен: наверное, он сказал что-то не так. Он молча достал трубку.

– Нельзя курить в классе, здесь занимаются дети, – заметила женщина, сидевшая сбоку.

Сандаг совсем растерялся и принялся вертеть в руках трубку, не зная, куда деть ее. Замешательство Сандага вызвало дружный смех собравшихся.

– Директор очень хорошо, правильно сказал, – заговорила потом пожилая женщина. – Неполадки есть. В прошлом году в самые морозы в школе кончились дрова, дети мерзли. Школа тогда покупала топливо у спекулянтов по очень дорогой цене. В этом году надо бы заранее заготовить побольше дров.

– Это верно, – поддержала ее старушка в меховой шапке. – Дети не только мерзли, но для них иногда невкусно готовили.

Самбу закивал головой:

– Вы совершенно правы. В прошлом году действительно такие случаи были. Мы постараемся, чтобы это не повторилось. Любое ваше замечание – школе на пользу. Мы надеемся, что родители всегда будут помогать нам советами. Спасибо вам! – Он улыбнулся.

Новички, лишь вчера переступившие порог школы, еще не успели перезнакомиться друг с другом и со старыми учениками. Они держались в стороне и с интересом наблюдали за школьниками, которые, возвратившись после каникул, приветствовали друг друга веселыми криками.

Зориг и Тугэлдэр держались за руки.

Зориг с грустью поглядывал на свою единственную тетрадь и огрызок карандаша. Неужели и у него будут когда-нибудь такие же книги и тетради, как у других?

Прозвучал горн, и дети построились вокруг трибуны. На трибуну поднялся директор школы.

– Дорогие ребята! – сказал он. – Сегодня у нас счастливый день. Вы с радостью и волнением ждете начала занятий. Вместе с вами радуются и волнуются ваши родители и мы, учителя…

Зориг был на седьмом небе. Но вдруг он вспомнил, как всего несколько дней назад отчим бил его кнутом по спине и стегал арканом по голым ногам за то, что он хотел учиться. От этого воспоминания у мальчика по телу забегали мурашки.

VIII

Каким красивым и светлым показался Зоригу класс! Как здесь пахло цветами! Зориг стоял посреди класса, счастливо улыбаясь. Подошел учитель.

– Сними платок и оставь его на вешалке и всегда так делай, когда будешь приходить в класс, хорошо? – ласково сказал он мальчику.

Зориг снял платок и, выбежав из класса, повесил его на вешалку. Когда он вернулся, ребята уже сидели за партами.

– Садись! – сказал учитель, указывая на самую последнюю парту.

Зориг уселся и стал внимательно слушать, следя за каждым движением учителя. «Сразу видно, что добрый», – думал он.

– Ну, дети, давайте побеседуем. Наш класс – первый класс «А». Учить вас буду я. Зовут меня Долгорсурэ́н. Когда я был маленький, такой, как вы, я тоже учился в школе, а в прошлом году окончил Улан-Баторский учительский институт. Вы тоже сможете учиться в институтах, стать врачами, ветеринарами, учителями, инженерами, артистами, писателями. Некоторые из вас станут учеными. Каждый может стать тем, кем он хочет. Это ведь очень хорошо, правда?

– А я хочу быть шофером! Это так здорово! – прервал учителя сосед Зорига по парте, невысокий толстощекий мальчик. Вскочив с места, он задвигал перед собой руками, словно крутя баранку, и стал громко выкрикивать: – Би-бип, би-бип, би-бип!

Некоторые ребята засмеялись, другие с удивлением уставились на мальчика.

– Жанчи́в, сядь на место! Нельзя прерывать учителя.

Все разом умолкли. Смущенный Жанчив сел, но тут же толкнул Тугэлдэра, сидевшего на соседней парте:

– А ты хочешь быть шофером?

– Нет, я буду врачом.

– Ветеринаром?

– Да…

– Тише, дети!

Ребята замолчали.

– Сейчас я познакомлю вас с распорядком дня. Подъем – в семь часов утра. Потом вы будете умываться и завтракать. Уроки начинаются в девять часов.

Рассказывая, учитель передвигал стрелку на картонных часах, прикрепленных к доске. Ребятам это очень понравилось.

Долгорсурэн стал знакомиться с учениками. Подошла очередь Зорига.

– Как тебя звать?

– Зориг.

– Сколько тебе лет?

– Десять.

– Как зовут твоего отца?

Несколько мгновений Зориг молча стоял с опущенными глазами, потом, запинаясь, сказал:

– У меня нет отца.

Сочувственно покачав головой, учитель ни о чем больше не стал его спрашивать.

Тогда поднялся Тугэлдэр, сидевший справа от Зорига:

– Учитель! Отец Зорига умер. Его отчима зовут Шарав. Он бьет Зорига.

– Понятно. Садись, – кивнул учитель.

Потом он попросил ребят рассказать о том, что они делали дома, и еще о каком-нибудь интересном событии в их жизни.

Тугэлдэр рассказал, как он объезжал молодых лошадей. Зориг – как однажды, когда пас овец, началась пурга и ему пришлось провести целую ночь в степи. Ребята с интересом слушали.