Текст книги "История медицины"

Автор книги: П. Заблудовский

Соавторы: М. Левит,М. Кузьмин,Г. Крючок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Ятрофизики (ятромеханики) все процессы в организме стремились объяснить с точки зрения механики.

Тогда это имело прогрессивное значение – выражало стремление заменить произвол божества познанием законов природы. В борьбе с богословием концепция эта играла исторически-прогрессивную роль. По имевшему хождение определению, «механика превращает человека из раба божьего в гражданина вселенной». К ятрофизикам примыкал анатом Везалий (см. ниже). В своем классическом труде он уподоблял суставы, кости и мышцы шарнирам, блокам и рычагам, сердце – насосу, железы – ситам и т. п. То же характеризовало физиолога Санторио, врача Борелли и др.

Положительное значение физики (механики) в медицине убедительнее всего сказалось в применении увеличительных приборов – телескопов и микроскопов, в открытии строения мельчайших частей организма (например, исследования М. Мальпиги; см. ниже). Механик и астроном Галилей вместе с врачом-физиологом Санторио конструировал термоскопы, послужившие основой будущего термометра, гигроскопы, пульсометры, приборы для улучшения слуха и другие приборы. В дальнейшем, в XVII в. при помощи самодельного примитивного сочетания линз голландский оптик, самоучка Антоний Левенгук изучал строение костей, мышц, форменные элементы крови, сперматозоиды и др., дав их прекрасные зарисовки.

Изучение строения организма и жизненных процессов.

Культура эпохи Возрождения в центре внимания ставила человека. В области медицины началось изучение строения его тела. Положение античной философии «познай самого себя» (gnothi se auton) истолковывалось анатомически как познание физической природы человека. Анатомией занимались не только врачи, но и многие лица, по своей деятельности далекие от медицины. Так, в области анатомии много работал художник Леонардо да Винчи, выдающийся представитель культуры Возрождения. Многочисленные анатомические зарисовки Леонардо с собственных анатомических препаратов имеются в ряде художественных хранилищ мира, в том числе в Ленинградском Эрмитаже.

В Падуанском университете находился анатомический театр – один из лучших в тогдашней Европе. Здесь в XVI в. сложилась анатомо-физиологическая школа, известным представителем которой был Андрей Везалий (1514-1564).

А Везалий (1514-1564).

Уроженец Брюсселя (ныне Бельгия) Везалий (подлинная фамилия Виттингс) учился в Парижском университете, одном из главных очагов средневековой схоластики. Лишенный возможности изучать анатомию путем препарирования трупов, он начал добывать трупы тайно, похищая их с виселиц, скрываясь от стражи, сражаясь с голодными собаками, о чем можно судить по оставленным им зарисовкам. В литературе сохранились описания того, как студенты-медики иногда, чтобы изучать трупы, коллективно разрывали могилы недавно захороненных людей. Прибыв в Падую, Везалий получил возможность свободного анатомирования и в возрасте 25-лет стал профессором. В Падуанском университете он преподавал несколько лет. Убедившись при многочисленных вскрытиях в ряде ошибок, допущенных Галеном – непререкаемым авторитетом средневековой медицины, он выступил с критикой их, сначала осторожно, в форме почтительных «комментариев», а затем более смело, в виде прямых опровержений (например, в отношении строения тазового пояса, грудной клетки, руки; сердца). Везалий создал основные предпосылки для последующего открытия легочного кровообращения. В 1543 г. Везалий опубликовал в Базеле (Швейцария) свой капитальный труд «О строении человеческого тела» (De humani corporis fabrica) в 7 частях («Книгах»), представлявший собой открытое выступление против анатомии Галена (рис. 11).

Рис. 11. Мышцы человека (из книги А Везалия).

Пока Везалий выступал по отдельным частным вопросам строения тела, его деятельность в относительно свободомыслящей среде Падуанского университета была возможной. Но опубликование капитального труда, где критика анатомии Галена была дана в системе, являлось таким же открытым вызовом средневековой схоластике, как вышедший одновременно во Франкфурте труд польского ученого, астронома и практического врача Николая Коперника «О круговращении небесных сфер» (De revolutionibus orbium coelestium). Книга Beзалия была встречена насмешками и враждой. Его обсыпали бранью, обвиняли во вскрытиях живых людей. Его парижский учитель анатомии, видный анатом Яков Сильвий, объявил своего ученика сумасшедшим и клеветником в отношении Галена. Конец жизни Везалия был печальным. Он был вынужден оставить кафедру в Падуе и совершить путешествие в Иерусалим для «покаяния у гроба Господнего». На обратном пути он попал в кораблекрушение и очутился на малообитаемом скалистом острове у берегов Греции, где погиб от голода и болезни.

Труд Везалия до настоящего времени остается классическим. Он иллюстрирован лучшими художниками школы Тициана – Калькаром и др. Человеческое тело нигде не изображено у Везалия неподвижно, лежа, а всюду динамично, в движении. Рисунки свидетельствуют, что лекции Везалия сопровождались сравнительными демонстрациями трупа, живого натурщика, скелета, иногда животных. Везалий явился новатором не только в изучении, но и в преподавании анатомии.

Рис. 12. Экспериментальная камера С. Санторио.

Ряд преемников Везалия шаг за шагом находили все новые подтверждения и обоснования его догадки о существовании кровообращения. Реальдо Коломбо, ближайший его преемник (1516-1559), вслед за испанским ученым М. Серветом, сожженным в Швейцарии в 1553 г., проследил малый круг кровообращения – путь движения крови через легкие; Габриэль Фаллопий (1523-1562) внес в исследования Везалия уточнения и исправления. Джероламо Фабриций (1530-1619) дал описание венозных клапанов. Так постепенно была подготовлена почва для изучения всей системы кровообращения – научной работы, которую завершил Уильям Гарвей – английский врал, ученик той же Падуанской школы.

Познание строения организма привело к изучению происходящих в теле процессов. В Падуанском университете функции организма изучал Санторио (1561-1636). Он работал в тесном сотрудничестве с Галлилеем – великим математиком, механиком и астрономом. Первый термометр, названный ими «термоскопом», в форме градуированной, спиралеобразной изогнутой трубки, гигрометр (измеритель влажности), пульсометр, приборы для улучшения слуха и другие приборы являлись плодом совместной работы Галилея и Санторио. В специально сконструированной камере Санторио несколько лет терпеливо изучал на себе обмен веществ, производил взвешивание самого себя, принимаемой пищи, своих выделении, пытался выразить в весовом исчислении даже выделяемый испарением воздух. Санторио – один из ранних предшественников экспериментальной физиологии (рис. 12).

Огромным скачком в развитии физиологических знаний явилась деятельность в Падуанском университете Уильяма Гарвея (1578-1657), английского врача, изучавшего кровообращение. В этой работе у него были предшественники. В Европе не знали об открытиях арабского врача Ибн-ан-Нафиса, описавшего в XIII в. малый круг кровообращения. Не мог знать этого и Гарвей. Но он был знаком с трудами европейских ученых, в первую очередь падуанской школы, и продолжал исследования, начатые Везалием, Коломбо, Фаллопием, Фабрицием. Фабриций был в Падуе непосредственным его учителем. В 1553 г. в Швейцарии вместе со своим произведением «Восстановление христианства» («Christianismi restitutio»), направленным против официальной церкви, был сожжен Мигель Сервет, испанский ученый – «еретик». В заключительной, посвященной некоторым вопросам физиологии главе книги Сервет описывал переход крови из правого желудочка в левый «путем долгого и чудесного обхода» через легкие, отмечая при этом, что «меняется ее цвет». «Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа…» [38]38
  [38]Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 347.


[Закрыть]. О кровообращении писал выдающийся мыслитель эпохи Возрождения Джордано Бруно, осужденный инквизицией и сожженный в 1600 г. О кровообращении упоминали римский профессор Андрей Цезальпин (1519-1603) и др. Однако никто из предшественников Гарвея не дал картины кровообращения в целом и научного его объяснения.

Главная историческая заслуга Гарвея – применение нового метода в изучении жизненных явлений. Кровообращение описывали и до него, Гарвей же первым экспериментально доказал его существование.

У. Гарвей (1578-1657).

Книга «О движении сердца и крови у животных» (De motu cordis et sanguinis in animalibus) после многолетней работы над ней вышла в свет в 1628 г. Гарвей впервые применил, помимо экспериментирования, метод расчета в изучении процессов жизни организма. Он доказал, что масса крови, заключающаяся в организме, возвращается обратно в сердце, а не поглощается без остатка тканями организма, как предполагалось раньше, что пульсация артерий связана с сокращением сердца, а не является результатом действия особой «силы» – vis pulsitiva. Он объяснил истинное значение систолы и диастолы, до того понимаемых превратно, в частности Галеном. Так, Гален рассматривал систолу не как активное сокращение сердца, а как пассивное его спадение. Диастола, наоборот, считалась активным расширением сердца для втягивания воздуха в ток крови и т. п. Разделяя взгляды Френсиса Бэкона на значение опыта в изучении природы, Гарвей писал в предисловии: «Анатомы должны учиться и учить не по книгам, а препаровной, не по догматам учености, но в мастерской природы» [39]39
  [39]Гарвей В. Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных. – Л. Изд-во АН СССР, 1948, с. 10.


[Закрыть].

Открытие кровообращения было встречено официальной наукой недоверчиво и враждебно. Длительная борьба вокруг этого открытия – один из примеров того, как тернист был путь развития передовой науки. Передовые французские писатели Буало и Мольер на примере Парижского университета высмеивали попытки схоластов тормозить и игнорировать открытия науки. В России с самого начала систематической подготовки врачей выступления против открытия кровообращения не имели места.

В системе кровообращения, представленной Гарвеем, не хватало важного этапа – капилляров, ибо Гарвей не пользовался микроскопом. После микроскопических исследований, пропеденных Марчелло Мальпиги (1628-1694), и сделанных им описаний капилляров и капиллярного кровообращения полное представление о круговом движении крови в организме было научно признано. Кроме капилляров, Мальпиги описано строение желез, кожи, легких, почек и др.

Изучая кровообращение, Гарвей производил также вскрытие животных в разных стадиях утробного развития, чтобы проследить образование сосудистой системы и сердца. Вместе с Фаллопио, Мальпиги и др. он явился одним из основоположников новой науки – эмбриологии. В труде «О рождении животных» (De generatione animalium) Гарвей опроверг сохранившиеся с глубокой древности представления о самопроизвольном зарождении животных из ила, грязи, песка и др.: «Все живое происходит из яйца» (Ошае vivum ex ovo).

В связи с расширением анатомических и физиологических знаний, в соответствии с общим направлением мировоззрения и культуры эпохи Возрождения преобразился и облик лечебной медицины. На смену выучиванию наизусть медицинских текстов и словесным диспутам по поводу них пришли тщательное наблюдение за больными, собирание и систематизация проявлений болезни, установление последовательности их развития. Эти черты, напоминавшие учение античного Гиппократа, но на основе большего владения знаниями о строении и жизни организма, характеризовали клиническое направление в медицине. Выразителем его в Падуе явился Джованни Батиста Монтано (да Монте) (1489-1552). Он вел преподавание в больнице. Ученики Монтано продолжали применять клинический метод в Падуе и других центрах. В дальнейшем основным центром клинической медицины, продолжавшим традиции Падуи, стал Лейденский университет в Голландии (рис. 13).

Особенно большое место в лечебной медицине занимало описание широко распространенных эпидемических заразных болезней. В Средние века наблюдались многочисленные губительные эпидемии, опустошавшие большие населенные пункты и., целые страны («черная смерть» и др.). Естественно поэтому преобладание «эпидемиографической» литературы – описания эпидемий. Науки об их этиологии, путях распространения, обоснованных мероприятиях по борьбе с ними – эпидемиологии – еще не существовало.

Рис. 13. Урок анатомии доктора Тульпиуса (картина Рембранта).

Большую роль в изучении заразных болезней сыграл труд Дж. Фракасторо (1478-1553) «О заразе, заразных болезнях и их лечении» (De contagione, de morbis contagiosis et eorum curatione) (1546). Воспитанник и преподаватель Падуанского университета, Фракасторо был очевидцем многих эпидемий, в частности сыпного тифа, а также значительного распространения сифилиса с конца XV в. Он одним из первых описал сифилис в неопубликованном, незаконченном трактате «О сифилисе, или галльской болезни», 1525 г. (в русском переводе издан в Москве в 1954 г.) и в поэме под тем же названием (Syphilis seu de morbo gallico, 1530 г.).

Рис. 14. Памятник Дж. Фракасторо.

В книге «О заразе, заразных болезнях и их лечении» Фракасторо изложил свое учение о сущности и путях распространения заразных (контагиозных) болезней, особенностях отдельных болезней и лечении их. Фракасторо (рис. 14) различал три пути заражения: через непосредственное соприкосновение, через посредствующие предметы и на расстоянии. Во всех случаях, считал Фракасторо, заражение происходит через мельчайшие невидимые «семена», или «зародыши» болезни – seminaria morbi, причем зараза представляет собой материальное начало («источник заразы телесен»). Говоря о передаче заразы через предметы, он отмечал влияние температуры: зараза удерживается при не слишком высокой и не слишком низкой температуре; высокая и низкая температура неблагоприятны для заразы. Из числа заразных болезней Фракасторо описал оспу, корь, чахотку, проказу, сифилис, различные виды лихорадок (по терминологии того времени) и др. Интересно описание сыпного тифа. Сыпь он правильно рассматривал как мелкие кровоизлияния и поэтому считал, что «зараза этой болезни имеет особое сродство с кровью». Книга Фракасторо представляет собой обобщение знаний человечества в области заразных болезней. В то же время она сыграла значительную роль в последующем возникновении инфекционной клиники и эпидемиологии.

Развивая «контагионистские» взгляды на передачу заразных болезней, Фракасторо частично сохранял представления «миазматиков» о непосредственном возникновении заразы в воздухе при особой «конституции» последнего. Так, в частности, объяснил он вспышку и распространение в восточном полушарии сифилиса в конце XV – начале XVI в.

Развитие хирургии. Хирургия на протяжении Средних веков развивалась особыми путями, чем в значительной мере отличалась от других отраслей, в первую очередь от общей терапии – лечения внутренних болезней. Ученые-медики, доктора медицинских факультетов, как правило, не занимались хирургией, за отдельными исключениями, например в Болонье (Италия). Связанные и в быту, и в профессиональной деятельности с господствовавшей католической церковью, они руководствовались правилом «церковь страшится крови» («ecclesia abhorret sanguinem»). Следуя этому же правилу, орган церковного преследования свободомыслящих – инквизиция лицемерно предпочитала сожжение «еретиков» другим видам казни. Занимавшиеся хирургией не принимались в корпорацию ученых-врачей и на факультеты университетов; находились на положении исполнителей, почти слуг. Наиболее полного развития это разделение, являвшееся отражением сословно-цехового строя, достигло во Франции, где разные категории хирургов были обязаны носить разную одежду. Одни хирурги, длиннополые (chirurgiens de robe longue), имели право проводить камнесечение и некоторые другие операции. В отдельных случаях они достигали большого мастерства в этих операциях, прежде всего в быстроте их проведения. Их объединяло и возглавляло «братство св. Козьмы» (Fraternite Saint-Comes). Вторая, более низкая категория хирургов – короткополые (chirurgiens de robe courte) – располагала более ограниченным кругом разрешенных оперативных вмешательств. Самую многочисленную группу составляли цирюльники (barbiers). Весьма распространенный в то время метод лечения – кровопускание – являлся по преимуществу их делом. На низшей ступени этой иерархической лестница стояли мозольные операторы в банях, входившие в тот же цех хирургов.

Доктора, объединенные в факультетскую корпорацию при университете, являлись привилегированной группой, ревниво следившей за тем, чтобы хирурги не выходили за пределы предоставленных им ограниченных прав, в частности не прописывали рецептов и не ставили клизм, что было привилегией докторов факультета. Среди хирургов в свою очередь каждая более высокая категория оберегала свои «права», т. е. материальные интересы, от покушения на них со стороны более низкой категории. Постоянные и длительные судебные тяжбы на этой почве – характерная черта средневекового медицинского быта.

Однако несмотря на эти, далекие от научных интересов условия жизни и деятельности различных групп хирургов, на протяжении Средних веков создавались предпосылки для последующих крупных достижений в области хирургии.

Официальная университетская медицина, тесно связанная с богословием и пронизанная схоластикой, на практике ограничивалась назначением слабительных, клизм и кровопускний. Она была, как правило, бессильна оказать действенную помощь больным. Хирурги, не носившие академических званий, накапливали богатый практический опыт и могли в ряде случаев оказать больным и раненым нужную помощь. Из многочисленных войн средневековья (крестовые походы и др.) хирургия вышла значительно обогащенной. На полях сражений преимущество хирургов сказывалось особенно наглядно.

В дальнейшем на основе огромной хирургической практики хирургия развилась как наука.

В разных странах в эпоху Возрождения можно встретить хирургов-ученых, выросших из ремесленников, хирургов-практиков. Наиболее характерной фигурой среди них является Амбруаз Паре (1517-1590), в молодые годы скромный французский цирюльник, ставший затем ученым и преобразователем хирургии. В своих записках на народном французском языке Паре описал случай в походе, когда ему, совсем молодому цирюльнику, единственному медику при французской войсковой части, после кровопролитного сражения не хватило «бальзама» – смолистого состава, которым следовало в кипящем виде залить раны. Огнестрельные раны считались отравленными «пороховым ядом» (учение Виго), и их либо прижигали раскаленным железом, либо заливали кипящим раствором смолистых веществ. При отсутствии обезболивания такой способ обработки ран причинял жестокие мучения. Ввиду нехватки «бальзама» А. Паре прикрыл раны чистой тканью, предварительно залив их яичными желтками, терпентинным и розовым маслом. Обнаружив, к большому удивлению, гораздо больший эффект такого лечения, он затем отказался от заливания ран «бальзамом». В настоящее время установлено, что приблизительно в те же годы или несколько ранее сходное рациональное лечение ран предложили и другие хирурги в Швейцарии, Германии, Италии, Испании. Подобно многим другим открытиям и нововведениям, новый метод обработки ран явился заслугой не одного человека и не одной страны.

А. Паре внес много новых предложений в хирургии. Он заменил сдавление и перекручивание сосудов их перевязкой. Этот метод надежно предохранял от кровотечений (часто смертельных) при ампутации конечностей. Применявшаяся еще в III в. до н. э. в эллинистическом Египте перевязка сосудов в Средние века была забыта. А. Паре описал перелом шейки бедра и операцию при этом, которая и в настоящее время считается далеко не легкой. Он сделал детальные рисунки ряда сложных ортопедических приборов (искусственные суставы с зубчатыми колесами, искусственные конечности и др.). Лично ему осуществить эти ортопедические усовершенствования не удалось, но его предложения и рисунки способствовали дальнейшему развитию научной мысли в хирургии. В акушерстве им предложен поворот на ножку – прием, применявшийся в Древней Индии, но также забытый.

Цирюльник А. Паре, не получивший академического образования, не владел языком ученых – латынью; он писал только на разговорном французском языке. Вследствие этого возникли огромные трудности при присуждении ему к концу жизни ученой степени. К этому времени А. Паре был прославленным хирургом и придворным акушером, но использование понятного всем языка делало достижения хирургии общедоступными. Именно этого и опасались представители официальной науки.