Текст книги "Искусство Ленинграда январь 1991"

Автор книги: Осип Мандельштам

Соавторы: Николай Рубцов,Нестор Кукольник,Вадим Вацуро,Ирина Афанасьева,Эдуард Шнейдерман,Борис Кац,Галина Скотникова,Валерий Суров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Если город не выделит в достаточных размерах дополнительных субсидий театрам, уже в 1991 году угроза закрытия части из них станет реальностью. Не может же быть, чтобы новый, демократический Ленсовет выступил могильщиком театральных коллективов и сценического искусства!

В городе на волне раскрепощения творческой жизни открыто много театров-студий. Они разные, но в искусстве и нужно много всего, хорошего и разного. Им требуются помещения, материальная помощь.

Недавно Верховный Совет СССР принял Закон о налогах с предприятий, объединений и организаций. Деятели культуры очень этого закона ждали, ибо надеялись, что при помощи налоговых льгот произойдет стимулирование спонсорства. Если для предприятий средства, перечисляемые ими на культурное строительство, не будут облагаться налогом, им будет выгодно поддерживать культурную жизнь. Тогда выгодно всем: и предприятию, и учреждению культуры, и государству, получающему соратников в развитии социальной сферы, и обществу, потребляющему блага культуры. Сколько об этом писали, куда только не стучались деятели искусства!

Закон вышел. В нем сказано: «...облагаемая прибыль... уменьшается на: ...суммы, перечисленные предприятиям, учреждениям и организациям культуры, народного образования, здравоохранения и социального обеспечения, физкультуры и спорта», а также разным общественным фондам и благотворительным организациям, «но не более 1 % облагаемой прибыли». Проще говоря, дань общественным требованиям отдали, запись о льготах в законе есть. А реально – 1 % прибыли на всю благотворительность. Если предприятия захотят дать больше, то пожалуйста, но уже без всякой для них выгоды.

Получается, что народные избранники из высшего законодательного органа страны не торопятся помогать культуре. А государство, по-прежнему не раскошеливаясь особенно само, не приваживает помощь, а стопорит ее.

Правда, в том же законе сказано, что «местные Советы народных депутатов могут предоставлять дополнительные льготы по налогу на прибыль в пределах сумм налога, зачисляемых в местные бюджеты».

Уважаемые депутаты Ленсовета! Надеюсь, вы не будете столь жестко сдерживать благородные порывы тех, кто радеет за культуру, и в рамках своей компетенции позволите расцвести спонсорству в нашем городе. Повторим, это выгодно всем.

Наверное, вместе со всем обществом театральная среда свои внутренние болезни обучения жить в условиях свободы и демократии преодолеет. Но без помощи извне не только не выздоровеет, но и не выживет.

С каким волнением и особым подтекстом вспоминаются сегодня знаменитые строки: «Что день грядущий мне готовит...»

ДНИ НАШЕЙ ЖИЗНИ

ИЮЛЬ

АВГУСТ

СЕНТЯБРЬ

На фоне многочисленных межнациональных и социальных конфликтов, алкогольных, никотиновых и прочих беспорядков, сотрясавших страну жарким летом 90 года, эта акция могла показаться незначительной. Однако в городе ее заметили. На Исаакиевскую площадь для пикетирования Ленсовета вышли сотрудники Управления государственной охраны памятников. Их протест был направлен против диктата Главного управления охраны, реставрации и использования памятников, в состав которого ГИОП была включена три года назад. Пикетчики требовали одного: ГИОП должна быть независимой организацией. Только в этом случае можно рассчитывать на ее объективность, принципиальность, способность отстаивать интересы сохранности памятников архитектуры. Ленсоветовская комиссия по культуре поддержала это требование. В результате ГИОП получила долгожданную самостоятельность, а Главное управление охраны, реставрации и использования памятников, как и другие главки и службы исполкома, ждет серьезная реорганизация, которая, по слухам, должна привести к полной ликвидации всех излишних аппаратно-бюрократических надстроек.

27 августа традиционным праздником в ЦПКиО был отмечен День советского кино. Можно считать, что 1990 год стал для советского кино годом «Ленфильма». Об этом свидетельствует триумф ленинградцев на Международном фестивале в Каннах. Приз за лучшую режиссуру получила ленфильмовская (правда, совместно с французами) картина «Такси-блюз» режиссера П. Лунгина. А приз «Золотая камера» за лучший дебют получил фильм «Замри-умри-воскресни» режиссера В. Каневского. Ленинградские кинематографисты действительно многого добились в последнее время. Их лидирующее положение в отечественном и мировом кино признается всеми, кроме кинопрокатчиков. Тот же фильм В. Каневского одновременно с наградой в Каннах получил другой приз – на фестивале в Подольске, где были собраны картины, отвергнутые кинопрокатом. Ориентируясь на вкусы массового зрителя, прокатчики диктуют свою политику. В результате тот же «Ленфильм», несмотря на очевидные творческие достижения, постоянно испытывает финансовые затруднения. Реальным выходом из этой тупиковой ситуации может быть создание собственных прокатных организаций. Об этом много говорилось на всевозможных совещаниях, конференциях и съездах кинематографистов. Но дальше разговоров дело пока не пошло.

Перед закрытием сезона ряд интересных премьер выпустили ленинградские театры. Постановку пьесы Ф. Шиллера «Коварство и любовь» осуществил на сцене АБДТ художественный руководитель Тбилисского театра им. К. Марджанишвили Темур Чхеидзе. В Театре им. Леи-совета состоялась премьера пьесы В. Арро «Трагики и комедианты», режиссер-постановщик А. Морозов.

8 сентября была продолжена начатая в 1989 году традиция. Торжественно и скорбно город отметил очередную годовщину начала вражеской блокады. В храмах города состоялись заупокойные богослужения. Комитет по делам жителей блокадного Ленинграда, ветеранов войны и жертв необоснованных репрессий провел в этот день встречу всех, кто награжден медалью «За оборону Ленинграда» и знаком «Жителю блокадного Ленинграда».

Большой интерес у жителей центра города вызвал впервые проведенный в июле день архитектуры Куйбышевского района. Во встрече с его жителями приняли участие сотрудники Главленархитектуры, проектных организаций, ответственные работники райисполкома. Отрадно, что местом встречи стал дворец князей Белосельских-Белозерских, где много лет размещался Куйбышевский райком КПСС. Великолепный памятник архитектуры все чаще начинает использоваться не для партийных, а для культурных целей.

В Доме композиторов прошел XIX конгресс Международного общества по музыкальному воспитанию при ЮНЕСКО. Специалисты музыкальной педагогики со всего света – из Австралии, Англии, Аргентины, Голландии, Италии, Норвегии, Намибии, Канады, США, СССР и других стран – обменивались опытом в решении проблем дошкольного и школьного воспитания, рассматривали вопросы совершенствования профессиональной подготовки преподавателей. Участники конгресса познакомились с работой детского музыкального клуба при Ленинградской композиторской организации «В нотном стане».

Недавно возглавивший Молодежный театр на Фонтанке Семен Спивак обратился к своему давнему творческому замыслу воплотить на сцене мольеровского «Мещанина во дворянстве». В спектакле заняты как артисты прежней труппы, так и те, которых привел с собой новый главный режиссер.

В Центральном выставочном зале прошла выставка «Современная скульптура ФРГ» из музея Вильгельма Лембрука в городе Дуйсбурге. В экспозиции были представлены новейшие направления поисков мастеров пластического искусства. Поражало прежде всего обильное использование нетрадиционных для скульптуры материалов: здесь было все – от кусков прокатного железа и ржавых водопроводных труб до пожарных шлангов и проволоки.

Широкой популярностью у зрителей выставка не пользовалась, но знатоки современного искусства, любители разгадывать эстетические кроссворды оценили ее в полной мере.

Вышел в свет первый номер альманаха «Петрополь». Его составитель Николай Якимчук сумел объединить под одной обложкой стихи Иосифа Бродского и звукосемантику Константина Кедрова, эссе Саши Соколова и «Фонограмму» Александра Сокурова, афоризмы Владимира Микушевика и новеллы Виктора Сосноры, «Вольные мысли» Валерия Попова и «Дневной кофе» Виталия Кабакова. Издательство «Васильевский остров» намерено сделать выпуск альманаха регулярным. Хотя это будет зависеть, конечно, от того, насколько быстро разойдется тираж «Петрополя-1».

В Музее этнографии народов СССР прошла выставка «Царский архив», где были собраны фотографии, документы и воспоминания современников, рассказывающие о жизни последней царской семьи династии Романовых. Большой раздел был отведен чисто семейной, бытовой фотографии. Среди документов особое внимание привлек текст духовного завещания последнего российского императора, текст которого был переправлен Великой княжной Ольгой из Тобольска весной 1918 года.

Не претендуя на историческую полноту, выставка дала возможность расширить и во многом изменить наши прежние представления о жизни и смерти Николая II. Организатор выставки – духовно-просветительское общество «Радонеж», основанное в Москве при Министерстве культуры СССР и работающее в тесном контакте с Русской патриархией.

Запоминающееся зрелище было показано ленинградцам труппой английских артистов и каскадеров. Представление называлось «Средневековый рыцарский турнир», и местом его проведения стало футбольное поле стадиона имени С. М. Кирова. Поединки закованных в доспехи рыцарей, которые демонстрировали виртуозное владение всеми видами средневекового оружия, проходили с нешуточным боевым азартом. Мечи, копья, тяжелые топоры, щиты звенели и скрежетали как на настоящем турнире. И только отсутствие убитых и раненых свидетельствовало о том, что это всего лишь представление.

РЕКВИЕМ

КЛЕЩЕНКО Анатолий Дмитриевич (1921—1974)

Поэт, прозаик. Родился в деревне Поройки Ярославской области. В 1937 г. напечатал первые стихи. Последняя публикация перед арестом – в журнале «Литературный современник». 1940. № 5—6. В 1941 г., будучи студентом филологического факультета Ленинградского университета, осужден за создание в Ленинграде «молодежной антисоветской организации». Отбыл в местах заключения на Северном Урале и в Красноярском крае 16 лет. После реабилитации в 1957 г. вступил в Союз писателей. Вышли в свет книги стихов: «Гуси летят на север», «Добрая зависть», «Тибетские народные песни» (перевод с китайского), «Ожидание» – и прозы: «Избушка под лиственницами», «Дело прекратить нельзя», «Когда расходится туман», «Сила слабости», «Камень преткновения», «Это случилось в тайге», «Долг», «Без выстрела».

Последние шесть лет жизни работал на Дальнем Востоке охотинспектором. Нигде не печатался. Погиб на Камчатке при исполнении обязанностей охотинспектора. В лагере писал стихи (при жизни автора не публиковались, сохранились в личном архиве).

КОТУЛЬСКИЙ Владимир Климентьевич (1879—1951)

Геолог, автор фундаментальных исследований по геологии месторождений цветных металлов, теории рудообразования. Обладая превосходным баритоном, в молодости учился пению. Старшая сестра Надежда Климентьевна, блестящая пианистка, вышла замуж за сына Л. Н. Толстого Илью Львовича и уехала за границу. Младшая сестра Елена Климентьевна – известная солистка Большого театра, народная артистка СССР, профессор Московской консерватории. По окончании Петербургского Горного института в 1903 г. преподавал там же минералогию, работал в геологических экспедициях на Урале и в Сибири. С 1921 г.– вице-директор Геологического комитета, с 1929-го – директор Института цветных металлов, вскоре избирается заведующим кафедрой в Ленинградском Горном институте.

В 20-е годы организует вечера камерной музыки в Геологическом комитете. Выступает в концертах на сцене Актового зала Горного института и в Доме ученых.

В 1930 г. арестован «за вредительское утаивание богатств недр» и осужден на 10 лет. По отбытии более чем годового заключения в Крестах выслан на Кольский полуостров, где работал в Кировске и в Мончегорске. Один из создателей комбината «Североникель». По возвращении в Ленинград в 1945 г. работает в институте «Гипроникель», во ВСЕГЕИ, в Горном институте. По совокупности научных трудов удостаивается степени доктора геолого-минералогических наук. В 1949 г. вновь арестован, подвергнут бесчеловечным пыткам и осужден на 25 лет. Скончался после этапа летом 1951 г. в Красноярске.

Его сын, КОТУЛЬСКИЙ Александр Владимирович (1920—1941), разносторонне одаренный юноша, которого ждала «блестящая научная деятельность и не менее заметное место в нашей поэзии» (С. Маршак), едва окончив 3-й курс Горного института, вступил в июне 1941 г. в ряды Народного ополчения и спустя три месяца был смертельно ранен под Петергофом. Отдельные стихи А. Котульского публиковались при жизни поэта в газете «Ленинские искры», в сборнике «Стихи детей» (1936) под редакцией С. Маршака, в послевоенные годы в книге В. Глоцера «Дети пишут стихи» (1964), в сборнике «День поэзии» (Ленинград, 1964). Хранятся в личном архиве.

ЛИХАЧЕВ Иван Алексеевич (1903—1972)

Переводчик, литературовед. Родился в Петербурге. Учился в Горном институте, окончил отделение романо-германской филологии Петроградского университета (1925). Ученик В. М. Жирмунского и А. А. Смирнова. С 1927 г. служил в ВМФ, преподавал английский, немецкий и голландский языки в вузах Ленинграда, заведовал кафедрой иностранных языков Высшего военно-морского училища им. Ф. Э. Дзержинского. Активно занимался переводами с романских и германских языков. В 1937 году арестован и осужден по стандартному обвинению в шпионаже. После освобождения из лагеря в 1946 г. отбывал ссылку в Вольске и Фрунзе. В 1949 г. вторично арестован, находился в лагере до 1955 г. По возвращении в Ленинград после реабилитации вступает в Союз писателей (1960), руководит семинаром молодых переводчиков при ЛОСГ1. В его переводах вышли стихи и проза Д. Лоренса, Ж.-А. де Баифа, Ш. Бодлера, Э. Дикинсон, Стендаля, В. Скотта, Г. Мелвилла, Ф. де Кеведо и других выдающихся мастеров. Им переведены также либретто опер К. Монтеверди и Г. Пёрселла, дневник М. Петипа, несколько книг по музыке. Ему принадлежат публикации и комментарии в ряде пушкиноведческих изданий.

ДИФИРАМБ РУКЕ МАСТЕРА

Верные весы и весовые чаши – от Господа;

от Него же все гири в сумé. КНИГА ПРИТЧЕЙ СОЛОМОНОВЫХ. Гл. 16.

Как известно, каждая местность имеет своего демона, связанного тайной формулой с пунктом своего пребывания. Формула Санкт-Петербурга двойственна: силы воды и камня то уравновешивают, то стараются преодолеть друг друга.

Устойчивая определенность камня хлюпает в замшелой болотной влаге. Гранитная мускулатура города вторжена в подвижную и изменчивую стихию. Вода разверзлась, но и обняла, уступила, но и просочилась. Санкт-Петербург – урбанистический иероглиф убийства и любви. Камневидная энергия города омывается влагой смерти и жизни. Кирпич, как хлипкий материал построек, обозначает фактом своего крошева итог сопротивления воде. Но все же Санкт-Петербург крепко уперся в небесную твердыню и противостоит водной стихии. У камня все надежды только на вечность. Воде же помогает беспокойное и бестолковое время.

В этом городе сошлись крайности, желающие поглотить друг друга. Объятия противников крепки: они порождают гениев и монстров. Сущность города глубоко спрятана в лабиринтах уличного текста, в сокровенной символике минувшего.

Одной из характерных художественных тенденций в духовной жизни города был символизм. Поиск вечных формул – этих тайных имен всего, что нас окружает. По словам Вяч. Иванова, художник движется «от реального к реальнейшему».

Андрей Геннадиев

Диоген. Пастель

Спокойная. Пастель

Летящая Рыба. Офорт, акварель

Поцелуй. Гобелен

Натюрморт с плодами. Офорт, акварель

С домом. Живопись

Творчество Андрея Геннадиева – явление чисто петербургское. Это вовсе не означает, что каждая его работа посвящена городу. Геннадиев создает метафизические живописные картины, пишет утонченные натюрморты и психологические портреты, занимается книжной иллюстрацией и гобеленом. Но во всем этом тематическом разнообразии чувствуется Санкт-Петербург. Как будто незримый демон набросил прозрачную вуаль на все работы Геннадиева, сведя многообразие значений в моносимвол.

В современном искусств, как правило, тщетны попытки совмещения символического образа этого «странного» города с его истинной природой. Современный город-идол, как блудница вавилонская, пестрит лукавой личиной, маня и обманывая. Выход один, как у Алисы,– нырнуть в Зазеркалье. Проводником в этом путешествии не может быть человек непосвященный. Путь небезопасен, и лучшим оружием является осененная убежденность. Я много раз удивлялся той несокрушимой уверенности, которая сопровождала многие поступки Андрея Геннадиева, как будто, сотворив молитву, он вручал себя высшей силе. Было бы также неверным полагать его фаталистом: его мысль отточена, как боевое копье. Он часто говорит афоризмами и рассчитывает свои поступки, как опытный шахматист.

Для одного из своих каталогов он взял эпиграфом слова Ф. Тютчева: «Молчи, скрывайся и таи...» Исповедуя эти принципы, Геннадиев провозгласил духовный уход в сокровенное бытие, имеющее главной целью слияние с тайной.

Именно путь тайножития, тайномыслия, тайнописания является надежным условием проникновения в сущность символа, этого ключа в мир невидимый. Недаром византийские исихасты, Сергий Радонежский, Андрей Рублев искали путь в истину через безмолвие, сосредоточенное и одинокое, через молитву, «умную» и молчаливую. Сокровенность, как условие творчества, как приближение к Творцу. Однако таинство постижения и художественного осмысления момента бытия остается тайным.

В ограничении премудрости сокрыта великая мудрость. Надежным убежищем одинокой души является Дом, Град. Геннадиев часто обращается к теме надежного убежища, которое, как рыцарский панцирь, сможет защитить от вероломного удара. Удобный Дом как условие духовного взаимопонимания. Дом Геннадиева полон масок и манекенов, птиц и рыб, старинной одежды и оружия. Порой в нем появляются люди со средневековыми ухмылками и с остротами времен Петра Великого. Здесь реет андреевский флаг и пахнет мальвазией. В картинах Геннадиева Дом может быть надет на голову, опущен на дно озера или предстает одиноким храмом. Дом таков, каков его владелец. Являясь продолжением человека, а часто символическим прибежищем его души, Дом окутывается одеждами, обретая лицо или личину. В облике Дома можно угадать тайный привет, жесткое устрашение или обманный жест. Подвижность образа Дома противоречит устойчивой определенности быта и выступает намеком на непостоянство своего обитателя, его блуждания и странствия.

Идея странничества – одна из органичных идей русской культуры – постоянно встречается в картинах художника. Этимологически «странник» близок «странному», «необычному», то есть выпадающему из привычного контекста поведения. В то же время странничество, как образ существования, связано с поиском истинного пути, мимо поросячьего благополучия обывателя. Странник всегда путник. Но если «путник» запутан, как Агасфер, в своем вечном блуждании-блудении, то СТРАнник СТРАдает СТРАстными муками Христа, СТРАшится нарушить закон Божий. Путь Странника увенчан одновременно терновником и лавром. Путь Странника непредсказуем. Он влачится по долам и топям. Его путь то по колено в воде («Стрелец») – неясно, куда ступать, то нацеленно устремлен («Диоген»), то катится, закованный в колесо. Перед Странником открывается легендарная лестница в небо либо разверзается бездонная яма. Идея Странника – это идея человека, идущего от Адама к Христу.

Санкт-Петербург тоже Странник, как стоящий у пристани корабль, готовый пуститься в кругосветное плавание.

Образ корабля, плывущего сквозь «море житейское», является парафразой Странника. Яснее вырисовывается берег как желанная пристань, как конец пути к Земле Обетованной. Корабль всегда нацелен. Недаром он своей формой напоминает стрелу или копье. Корабль «Санкт-Петербург» нацелен на Европу, и его мачты уже скребут небо. Остается только перерубить якоря. Над Адмиралтейством уже взвился флаг Андрея Первозванного. Странный город отправляется в кругосветное плавание. Капитаном, боцманом, а также единственным его матросом остается Андрей Геннадиев. Рыцарское служение осуществляется в творчестве.

Пространство произведений художника может быть обозначено координатами хризмы. Ясно очерчены направления вертикали и горизонтали, усложненные андреевским перекрестием. Эта своеобразная роза ветров колеблет и направляет стрелку духовного компаса Геннадиева.

Абсолютно уникальным образом для всего современного искусства является «Рука Мастера». По своей пространственной структуре рука напоминает дерево и в творчестве современного художника выступает заместителем древнейшего изображения мирового дерева – этой важнейшей мифологемы архетипного сознания. Именно Рука Мастера соединяет пространства и миры. Рука Мастера как универсальный принцип, объединяющий искусность с искусством, мастерство с творчеством. Если мировое дерево открывало дорогу в подземный и воздушный миры, то Рука Мастера отмыкает эти пути деянием и крестным знамением. Рука также знак посвящения и вечной клятвы. Узор на «Руке Мастера» изменчив, поскольку путь жизни неповторим. Мгновение как условие вечности; деяние как залог судьбы. Метафизические пейзажи в картинах Геннадиева обостряют ощущение универсальности события предустановленным постоянством ценного и ценимого. В то же время Мастер – ловец лишь такого момента бытия, в котором выражается «акме» предмета или человека. В этом смысле, в символе объект обозревается в единстве его начала и конца. Символотворчество – и возвышение (одухотворение земного объекта), и также раскрытие и сокрытие его тайны, явленной в символе. «Граница между земным и небесным зыбка, и стоит только остановить взгляд на каком-нибудь явлении, как оно уже начинает двоиться»,– писал Томас Манн. Эта двойственность сходится в единой точке – равновесие весов единственно. Точный символ как меткое попадание в мишень.

Портреты Геннадиева – это поиск совпадения духа и его облика, символа индивидуальной души. Но глядя в себя – видишь другого, а глядя в другого – видишь себя. Кому известно типичное выражение собственного лица? Портрет способен превратиться в печать, в клеймо, застывая в диапазоне ухмылки-усмешки. Портрет может вобрать в себя многообразие состояний, выглядя непроницаемой маской, но одновременно излучая энергию взрыва.

Многие почитатели творчества художника отмечают произведения его календарного цикла как особенно удачные. Недаром Геннадиева так привлекает астрология. Если с помощью алхимии осуществляется постижение «земляных» элементов и их скрытого существования, то в астрале открывается сфера мистических влияний небесных тел на человеческую судьбу. Рука Мастера обретает космический размер. Безграничность пространства придает исключительную монументальность всем работам Геннадиева. Даже в небольших экслибрисах разыгрывается великая мистерия мироздания. Хтонические чудовища пытаются поглотить вечные светила. Как будто в открытое окно подул ветер тысячелетий мировой культуры.

Одним из часто повторяющихся образов в произведениях Геннадиева является Рыба. Она шагает, летает и плавает, вплетается в арабеску или вдруг видится в каком-нибудь предмете. Рыба вездесуща. Рыба как воплощение первозданной стихии, как молчаливая мудрость и сокровенная жизнь, как свидетель и участник ступеней творения, как один из первых христианских символов. Рыба также иная чаша весов, против которой располагается чаша земного бытия. Рыба являет собой идеальную форму устремления, повторяя своим телом каплевидность слезы и крови, стремящихся к исходному началу. Узорчатая чешуя как живое светило, рассеивающее надземный свет в подводном мире. Холодом своего тела Рыба намекает на бесстрастность и ледяное спокойствие вечности. В Рыбах Геннадиева читается предельный вариант бытия.

Картины Андрея Геннадиева герметичны. От них веет какой-то алхимической тайной. Странник повторяет путь Фауста, останавливая мгновенье жизни с помощью магической формулы.

Николай Суворов, кандидат философских наук

ГОВОРИЛИ ТОЛЬКО О СТИХАХ

ЭДУАРД ШНЕЙДЕРМАН

Такое случается нередко, но по-настоящему поражает, лишь коснувшись тебя самого, И ты задумываешься: как же произошло, что твой друг и единомышленник, «сподвижник», как он говорил, вдруг оказывается с теми, кого он еще недавно считал противниками в литературе, кого называл «унылыми и сытыми «поэтическими» рылами»^[25]. Задумываешься, но всякие другие заботы отвлекают тебя, и, только встречая на страницах журналов^[26] подписанные им стихи, уже совсем чужие, испытываешь горечь. Он выпускает сборники, читая которые ты окончательно убеждаешься, что пути ваши разошлись. Ну что ж, такова жизнь, говоришь ты себе, как будто эта расхожая фраза может что-то объяснить, хотя объяснить она, конечно, ничего не может – ведь он был тебе друг... Но внезапно он уходит навсегда – слишком рано, видимо, не успев высказаться до конца. И тогда издатели начинают чуть не ежегодно печатать его книги, критики – хвалить его все настойчивей, поднимать все выше, друзья, десятки закадычных друзей вспоминать все восторженней... Случайно ты сталкиваешься на улице с вашим общим знакомым, и тот говорит тебе: «Что же это ты? Ведь вы так дружили! Твой долг – написать о нем воспоминания. Я помогу их пристроить», а есть люди, и это один из них, которые и в пятимиллионном городе умудряются постоянно попадаться нам навстречу, как будто дело происходит в крохотной деревушке, хотя другие, с кем бы мы рады были встретиться, не попадаются никогда – но такова особенность пятимиллионного города,– и при каждой встрече он заводит разговор о твоем долге и упрекает тебя, и вот наконец ты вяло соглашаешься попробовать и, грызя себя, что это будет выглядеть, точно ты пытаешься примазаться, все же берешься за перо, но через двадцать лет много ли можешь припомнить?..– ни ваши многочасовые диалоги, ни его монологи не восстанавливаются, а ведь столько было переговорено! – но что-то конечно припоминается, какие-то фрагменты, черточки и детали, и ты записываешь их, но видишь, что своего знакомого не порадуешь, поскольку все это не подольет масла в огонь и без того ярко пылающей посмертной славы. А бросить жаль – тебя уже захватывает,– и ты продолжаешь – теперь уже для себя, но словно бы и для него, для Рубцова, тоже, помня, как вы раньше, бывало, говорили о стихах – дотошно, въедливо, всегда начистоту,– и тебе уже необходимо выговорить все, что накопилось за эти годы, тема накрывает тебя с головой, ты убеждаешься, что одними воспоминаниями здесь не отделаться, что должен будешь пройти и понять весь его путь, ты вглядываешься в его стихи, во все написанное о нем. И вот что-то начинает проясняться.

Начать мне следует с рассказа о событии, предшествовавшем нашему знакомству, предопределившем его.

24 февраля 1960 года в Малом зале ДК им. А. М. Горького состоялся городской турнир поэтов, происшествие необычайное. Зал был переполнен. Читало человек тридцать, каждый – по два стихотворения. Жалею, что сразу не записал фамилии всех участников. Запомнились В. Соснора, А. Кушнер, Г. Горбовский, Р. Вдовина, О. Тарутин, Н. Кучинский, И. Бродский, А. Морев. Первых трех жюри признало победителями и наградило томиками стихов.

Турнир был уникален и в том отношении, что происходил без предварительной цензуры. Выступить мог каждый желающий – надо было только записаться перед началом у устроителей. Но за это и поплатились как организаторы – выговорами, так и двое участников – запрещением сроком на два года выступать публично. А как раз они – Бродский и Морев – произвели на меня, да и на очень многих, наиболее сильное впечатление. Бродского, читавшего «Пилигримов» и «Еврейское кладбище», обвинили в национализме («сионизме» в современной терминологии), Морева – «Есенистое» и «Рыбий глаз» – в порнографии. Если в стихах Морева, которые многим в зале по тем пуристским временам показались слишком откровенными, как-то неудобно откровенными, я оценил прежде всего смелость и только потом разглядел моревски смелую чистоту, то у Бродского этого приклеенного ему «изма» ни тогда не заметил, ни сейчас, хоть убей, не вижу. Еврейское кладбище в Ленинграде – оно действительно существует... Нет в этом стихотворении ничего «этакого» – есть в нем только глубокая правда и щемящая человеческая печаль.

Рубцов, как вскоре выяснилось, в тот вечер тоже был в зале. А знакомство наше произошло в следующую среду, 2 марта, около семи часов вечера, когда мы оказались сидящими на монументальном сооружении сталинских времен – потертом дерматиновом диванище в фойе того же ДК в ожидании начала занятия функционировавшего там ЛИТО «Нарвская застава».

Разговорились. Прежде всего, конечно, о турнире. Оказалось, что обоим запомнились, понравились одни и те же поэты, что оба как раз ищем подходящее ЛИТО, и «Нарвская застава», где устраивают та-а-кие турниры, обоим приглянулась. Обнаружилось и нечто общее в наших судьбах: оба недавно демобилизовались – он с Северного флота, я из сухопутных войск; оба – заводские работяги: он кочегарит на Кировском, я фрезерую на Станков-автоматов; оба пишем стихи. Так что точек соприкосновения нашлось предостаточно.

И вот мы стали регулярно посещать ЛИТО. Руководителем его тогда состоял Николай Кутов, мало что (или совсем ничего не) дававший начинающим и полностью изгладившийся из памяти – ни мысли, ни фразы, ни хотя бы внешности, только фамилию и помню. Вскоре его сменила Наталия Иосифовна Грудинина, энергичная, резковатая в оценках, прямая. Занятия пошли живее.

Поначалу Рубцова восприняли настороженно. Ребята у нас подобрались горячие, критиковали «по большому счету», т. е. «били в зубы прямо и под дых». Впервые стихи Рубцова обсуждались 14 декабря. Оба оппонента, заранее подготовившиеся, набросились на стихи с такой энергией, столь яростно принялись расправляться с ними, будто те сплошь состояли из ошибок и дефектов. Меня точно кипятком обожгло от несправедливости оценок, и, несмотря на абсолютное неумение выступать экспромтом, я взял слово. Говорил довольно долго, построчно разбирая стихи, тыча в яркие строки, свежие образы. Говорил о наличии у Рубцова собственного голоса, об оригинальности стихов, их простоте и цельности, о ценности присутствующего в них юмора. Читал он тогда «Желание», «Я забыл, как лошадь запрягают...», «Есенину», что-то еще. Выступившие следом стали высказываться «за». Н. И. Грудинина, подводя итоги обсуждения, в общем одобрила прочитанное и сказала, что, если автор будет упорно работать, как поэт он «состоится». Стихи Рубцова обсуждались на ЛИТО еще дважды и уже принимались положительно.