Текст книги "Карты в зеркале"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

Слуги со смехом ответили, что царица похожа на гору, на луну и даже на целую планету.

Но вдруг на голову старой служанки села бабочка, и смех мгновенно стих.

– Бабочка, – зашептались слуги.

Глаза старухи затуманились, и она сказала:

– Знай, блаженный Амаса: для тех, кто способен видеть, царица восхитительно прекрасна.

– Слышите? – перешептывались слуги. – Бабочка говорит с новеньким, который явился сюда нагим.

– О блаженный Амаса, из всех святых, что являлись сюда из большого мира, из всех мудрых и изможденных душ ты самый мудрый, самый изможденный и самый святой.

Слушая голос бабочки, Амаса трепетал. Он вдруг вспомнил, как перебирался через Экдиппскую пропасть, чувствуя, что в любую секунду она может разверзнуться и поглотить его.

– Мы привели тебя сюда, чтобы спасти ее, спасти ее, спасти ее, – говорила старуха, глядя в глаза Амасы.

Тот покачал головой.

– С меня достаточно подвигов, – сказал он.

Изо рта старухи хлынула пена, из ушей потекла сера, из носа – слизь, глаза переполнились сверкающими слезами.

Амаса протянул руку к бабочке на голове старухи – к хрупкой бабочке, доставившей несчастной служанке столько страданий. Он взял бабочку в руку, сложил ее крылышки, прикрыл левой рукой и… раздавил! Раздался громкий хруст, точно надломился прутик, но из бабочки не вытекло ни слизи, ни раздавленных внутренностей. Она была сделана из чего-то прочного, как металл, но ломкого, как пластик. Между половинками мертвой бабочки заплясали электрические искорки и быстро погасли.

Старуха упала. Слуги осторожно вытерли ей лицо и унесли. Никто не заговорил с Амасой, только старший конюшенный ошеломленно поглядел на него и спросил:

– И с чего это тебе захотелось жить вечно?

Амаса пожал плечами. Как он мог объяснить, что просто решил облегчить страдания старухи и поэтому убил бабочку? К тому же его отвлекло странное жужжание в голове. Там словно щелкали крошечные переключатели, открывались и закрывались крошечные задвижки, а микроскопические контакты без конца меняли свою полярность. Перед глазами мелькали картины, но он не успевал к ним приглядеться.

«Теперь я вижу мир глазами бабочки, – подумал Амаса. – А громадный механизм, который называется разумом Иерусалима, видит мир моими глазами».

Серый в ожидании замер у окна. Здесь! Каким-то чудом (не важно каким) он это понял. Он знал, что рожден для этого мгновения, что цель всей его жизни – по ту сторону окна. Он был голоден, но сейчас не время было отвлекаться на добывание пищи. Его разбухшая тычинка дрожала от вожделения. Серый знал: нынче ночью он удовлетворит свои желания.

Он терпеливо ждал у окна. Солнце спряталось, небо потемнело, но он продолжал ждать. Погасли последние лучи света. Внутри было тихо. Серый скользнул в темноту и осторожно двигался до тех пор, пока его длинные пальцы не нащупали каменную кромку. Он стал заползать внутрь, а разбухшая тычинка тащилась между ног; шершавый камень больно царапал ее. «Уже скоро, – твердил себе Серый. – Уже скоро».

Он двигался к гигантской живой горе, вздымавшейся среди простыней. Гора дышала. Ее дыхание было судорожным и частым; глыбы, которые были ее грудями, с трудом вздымались и тут же опадали. Но Серый не думал об этом; он полз по стене, пока не оказался над головой живой горы. Ее мясистое лицо не вызвало у него интереса, его интересовало лишь то место у ее плеч, где простыни, одеяла и покрывала лежали не так плотно. Там были щели, ведущие под одеяла. Складки простыней чем-то напомнили ему древесные листья. Серый прыгнул на кровать и юркнул в щель.

Да, это тебе не камень! Серый елозил из стороны в сторону, нигде не находя твердой поверхности, за которую мог бы зацепиться. Тычинка вздрагивала; он чувствовал жжение и покалывание, изнутри уже сыпались крупинки пыльцы. Нельзя медлить, нельзя останавливаться только потому, что ему трудно передвигаться.

Серый из последних сил полз по узкому проходу между мокрым от пота телом и белой стеной простыней. Вперед, только не останавливаться! Кое-как он перебрался через огромную ветку и вдруг понял, что достиг цели. Пора! Да, пора. Вот он, великолепный цветок, готовый распуститься. Цветок призывно раскрыл свой пестик. Цветок ждет его!..

Серый прыгнул и приник к телу горы, как в давние времена приникал к ветвям своих огромных жен-деревьев, а позже приникал к безжизненному камню. Едва проникнув в пестик, тычинка запорошила его стенки пыльцой… Дело всей жизни Серого свершилось. Когда тычинка выбросила последние крупицы пыльцы, Серый замертво упал на простыню.

Царице снились буйные сны.

Часы бодрствования налагали на нее множество ограничений: ее чудовищно тучное тело быстро уставало и противилось каждому движению. Но зато во сне царица была неистова и неутомима. Иногда ей снилось, что она мчится на коне по холмам и оврагам. Иногда во сне она летала. А в эту ночь ей снились любовные наслаждения. Разумеется, они тоже были буйными и необузданными. Но, находясь на вершине страсти, она вдруг увидела чье-то лицо, и от нее грубо оторвали возлюбленного. Царица испуганно посмотрела на невесть откуда взявшегося незнакомца – и тут сон оборвался.

Царица проснулась, все еще трепеща от сладостных воспоминаний. Ей было так тяжко и тоскливо возвращаться к действительности и вспоминать, какая она на самом деле! Царица позволила реальности проникнуть в нее по капле, словно принимая горькое лекарство. Она вспомнила, что заблудилась во дворце, что жир давит на нее и свисает складками, делая ее похожей на распухшее больное дерево. Царица вспомнила, как она несчастна. А тут еще странный человек, ворвавшийся в ее сон!

Царица шевельнулась – и вдруг почувствовала между ног что-то холодное и сухое. Она испуганно застыла.

Горничная, увидев, что царица проснулась, тут же склонилась над ней с вопросом:

– Не угодно ли вам позавтракать, ваше величество?

– Помоги мне встать, – прошептала в ответ царица. Горничная удивилась, но позвала других слуг. Когда они выкатывали царицу из постели, та вновь почувствовала это и, едва оказавшись на ногах, тут же приказала сбросить с кровати все постельное белье.

Он лежал в складках простыней: сплющенный, пустой, похожий на тонкую пластинку серого камня. Слуги вытаращили глаза, но, разумеется, не поняли того, что сразу поняла царица. Сон оказался слишком правдивым, и большой стебель, торчащий из мертвого тельца, живо напомнил ей о призрачном возлюбленном. Царица поняла: это существо явилось к ней не высасывать все соки, не забирать. Оно пришло, чтобы отдать.

Царица не закричала, но почувствовала, что ей нужно как можно скорее бежать отсюда. Она сама, без помощи слуг, засеменила к двери и, к своему большому удивлению, не упала. Желание покинуть это место как будто придало силы ее ногам, и они не подогнулись.

Царица не знала, куда ей идти. Все равно куда, только прочь отсюда.

Она побежала. Мелькали распахнутые двери комнат, сзади бежали удивленные слуги. Миновав дюжину комнат, царица вдруг поняла: она убегает вовсе не от маленького уродца, оказавшегося ее любовником. Она бежала, потому что он оставил что-то внутри нее. Даже на бегу царица чувствовала, как во чреве ее что-то шевелится. Она должна, она просто обязана как можно скорее от этого избавиться.

Царица бежала, испытывая не тяжесть, а облегчение. Ее жир таял буквально на глазах, исчезали ненавистные холмы и бугры плоти: их уносила внутренняя буря, и царица вновь становилась похожей на женщину. Там, где раньше был необъятный живот, остались складки обвисшей кожи, они ударяли ее по ляжкам.

Слуги догнали царицу и подхватили, чтобы, как всегда, поддержать. Но что это? Царица уменьшилась в объеме почти вдвое! Слуги ничего не сказали, тем более что их мнения никто и не спрашивал. Поэтому они просто бежали, глядя на болтающиеся складки усыхающей плоти ее величества.

И вдруг охваченная страхом царица увидела, что попала в знакомые места. Она узнавала ковры, мебель, окна и двери. Теперь у нее появилась цель. Она знала, куда именно бежать. Скорее, скорее туда, где ей помогут и защитят. Скорее в тронный зал, где сейчас должен быть ее муж! Церемония Моления уже наверняка началась. Царица чувствовала, что силы ее иссякают.

– В тронный зал, – велела она окружившим ее слугам. – К мужу!

Слуги бережно подняли ее и понесли. Плод во чреве царицы подпрыгивал от радости. Время его появления на свет стремительно приближалось.

Амаса не видел того, что происходит в Небесном Зале. Едва он туда вошел, все пространство заполонили бабочки. Они порхали под куполом, роспись которого изображала небосвод летней ночью, и их крылышки закрывали звезды. Бабочки облепили расписные колонны, и живопись едва проступала сквозь живое покрывало. Амаса видел бабочек повсюду, даже там, где другие не могли их увидеть. В его голове по-прежнему открывались и закрывались крошечные задвижки, и микроскопические контакты меняли свою полярность, подчиняясь движениям бабочек.

«Спаси царицу, – звенело в голове Амасы. – Мы привели тебя сюда, чтобы ты ее спас».

Живая пелена застилала его глаза, и он ничего не видел, пока в Небесный Зал не внесли царицу. Тогда пелена перед его глазами рассеялась.

В зале наступила тишина, церемония прервалась, взоры собравшихся обратились к царице. Амаса увидел нечто, похожее на громадный, наполовину спущенный воздушный шар с женским лицом. Широко раскрытые беззащитные глаза царицы смотрели испуганно и доверчиво. Она нетвердо держалась на ногах, и слуги делали все возможное и невозможное, чтобы не дать ей упасть. Ее лицо заворожило Амасу. В этом лице соединились лица всех женщин; надежда в ее глазах была ответом на чаяния всех мужчин.

– Муж мой! – воскликнула царица.

Но взгляд ее, как и слова, были обращены не к царю. Она пристально смотрела на Амасу.

«Она смотрит прямо на меня, – в ужасе подумал Амаса. – Она несет в себе все великолепие Бесары, все могущество Кафр-Катнея. Она – пропасть Экдиппы. Она – все, что я любил и оставил в прошлом. И я не хочу вновь распалять огонь желания».

– Что с тобой, жена моя? – крикнул ошеломленный царь.

Царица протянула к нему руки. В ее горле забулькало, лицо исказила гримаса боли и удивления. Потом она задрожала, как легкая деревянная изгородь под напором ветра.

Вокруг тревожно зашептались. С царицей явно творилось что-то неладное.

Царица качнулась и отпрянула.

На полу лежал новорожденный младенец. Совсем маленькая девочка с серой кожей, вся сморщенная и перепачканная кровью. Глаза младенца открылись. Девочка выпрямилась, огляделась по сторонам, схватила ручонками пуповину и перекусила ее.

Над головой ребенка тревожно кружились бабочки. Амаса знал, чего они от него ждут. Он слышал их шепот: «Подобно тому, как ты переломил бабочку, ты должен сломать шею этому ребенку. Мы – Иерусалим, построенный ради великого свершения. Существо, явившееся в наш мир, подобно богу. Мы приветствовали ее рождение. Теперь тебе надлежит ее убить. Каждая минута ее жизни несет опасность. Ты – самый святой из всех людей. Мы привели тебя сюда, ибо ты один обладаешь властью над этим ребенком».

«Я не могу убить ребенка!» – подумал Амаса.

Даже не подумал, а просто вздрогнул от негодования и отвращения. То не было разумным решением – убийству воспротивилась его человеческая сущность.

«Пойми, перед тобой – не ребенок, – шептали ему бабочки вместе с Иерусалимом. – Думаешь, драконы исчезли потому, что мы уничтожили их деревья? Ошибаешься, драконы изменились и нашли новый способ плодить себе подобных. Они не оставили надежды вновь править миром».

Весь механизм города с его переключателями, задвижками и контактами требовал, чтобы Амаса подчинился. И тысячи раз Амаса решал покориться судьбе и делал несколько шагов вперед, чтобы схватить девочку и сломать ей шею. И столько же раз он слышал свой крик: «Я не могу убить ребенка!»

Крик этот эхом отозвался в Небесном Зале, когда Амаса прошептал:

– Нет.

«Зачем я стою здесь, посреди Небесного Зала? – спрашивал себя Амаса. – Почему царица с таким ужасом смотрит на меня? Может, она меня узнала? Да, узнала и потому испугалась. Испугалась, потому что я должен убить ее ребенка. И еще потому, что я не могу этого сделать».

Пока Амаса колебался и терзался сомнениями, серая девочка повернула личико к царю.

– Папа, – произнесла она.

Потом девочка встала и потопала к трону. С каждым шагом ее походка становилась уверенней, на ходу она ловко ковыряла в ухе.

«Пора. Пора!» – торопили бабочки Амасу.

«Да, – мысленно ответил им Амаса. – Нет».

– Доченька! – обрадованно вскричал царь. – Наконец-то у меня появилась наследница! Ответ на мое Моление пришел раньше, чем мы закончили молиться. И каким удивительным ребенком наградили меня небеса!

Царь сошел с трона, подхватил девочку на руки и подбросил вверх. Она засмеялась и, перекувырнувшись в воздухе, упала ему в руки. Царь вновь подбросил ее и…

Девочка осталась парить в воздухе. Она плавала над головой царя. Собравшиеся застыли, изумленно раскрыв рты. Девочка обратила свой взор к матери, из чрева которой недавно появилась. Царица и сейчас оставалась невероятно грузной и была похожа на гору. Девочка плюнула, ее слюна сверкнула в воздухе, как маленький бриллиант, неслышно подлетела к царице и ударила ее в грудь. Послышалось шипение, все бабочки вдруг почернели, съежились и упали.

Всем людям их падение показалось беззвучным, только Амаса слышал, как трупики бабочек ударяются о мраморный пол. Потом в его голове перестали щелкать переключатели, все задвижки закрылись, и Амаса вновь стал самим собой. Но было поздно. Девочка обрела силу, и уже ничто не могло спасти царицу.

– Убейте это чудовище! – закричал опомнившийся царь.

Его слова еще звенели в воздухе, когда девочка пустила радужную струйку мочи прямо ему на голову. Царь скрылся в языках пламени.

Теперь окончательно стало ясно, кто отныне правит во дворце, и серая тень навсегда покинула его стены. Девочка взглянула на Амасу и улыбнулась.

– Ты – самый святой из всех людей, потому я и позвала тебя сюда.

Амаса попытался покинуть город, но забыл, каким путем сюда пришел. Увидев паломника, склонившегося над фонтаном, что бил из расселины в камнях, он спросил:

– Как мне уйти из Иерусалима?

– Разве ты не знаешь, что никто отсюда не уходит? – удивленно воскликнул паломник.

Отойдя на несколько шагов, Амаса обернулся и увидел, что паломник не один: нагнувшись над водой, он сосредоточенно отмывал ручки младенцу.

Амаса пробовал найти путь по звездам, но куда бы он ни направился, он неизменно выходил на одну и ту же дорогу, которая приводила его к воротам. А у ворот его ждала серая девочка. Впрочем, она давно уже была не девочкой, а взрослой женщиной с блестящим, как сланец, серым телом и большой тяжелой грудью. Она улыбалась, протягивала к Амасе руки и не выпускала его из объятий.

– Я – Далмануфа, [98]98
  Далмануфа – упоминаемое в Новом Завете место на западном берегу Галилейского озера, где фарисеи искушали Иисуса (см.: Марк 8:10). – Примечание переводчика.


[Закрыть]– шептала она, – и ты все время идешь по моей дороге. Я – Акразия, [99]99
  Интересно, что в кельтской мифологии Акразией называли персонифицированное вожделение, безудержную страсть. В психологии термином «акразия» обозначается состояние бездействия (или невозможности действия), когда человек знает, что и зачем ему нужно делать. – Примечание переводчика.


[Закрыть]потому научу тебя радости.

Она уводила его в хижину в дворцовом саду и учила сладким мукам блаженства любви. Всякий раз их слияние заканчивалось зачатием, и спустя несколько часов у нее рождался ребенок. На глазах у Амасы серые дети взрослели, уходили в город и врастали в людей: кто в мужчину, кто в женщину, кто в ребенка.

– Там, где погиб один лес, – шептала ему Далмануфа, – обязательно вырастет другой.

Напрасно он повсюду разыскивал бабочек.

– Их больше нет, Амаса. Они исчезли все до единой, – говорила Акразия. – В них была сокрыта вся мудрость, которую люди сумели перенять у моих предков. Но этой мудрости оказалось мало, потому что тебе не хватило мужества убить дракона. Он принял облик прекрасного ребенка, и ты дрогнул.

А она и впрямь была прекрасна. И постоянно приходила к нему, ложилась с ним и зачинала все новых и новых детей. Она повторяла Амасе, что недалек тот день, когда она снимет печати с ворот Иерусалима и пошлет своих светлых ангелов в леса, которыми владеют люди. И ее ангелы вновь станут жить на деревьях и совокупляться с ними.

Амаса не раз пытался покончить с собой, но она лишь смеялась, видя его с бескровной раной на шее, с разодранными легкими или проглотившим яд, который лишь оставил отвратительный привкус во рту.

– Мой блаженный Амаса, ты не можешь умереть, – говорила она. – Отец ангелов, ты бессмертен. Ведь однажды ты раздавил мудрую, жестокую, добрую и хрупкую бабочку.

Рай на сто лет

Перевод И. Иванова

Агнес 1

– Возьмите ее.

В голосе отца Агнес звучала мольба, но глаза его были сухими. Мать Агнес стояла позади мужа, машинально выжимая выстиранное полотенце.

– Я не могу ее взять, – ответил Брайан Ховарт.

«Как у меня только язык повернулся отказаться?» – удивился себе Ховарт.

До гибели республики Биафра [100]100
  Биафра – провинция в восточной части Нигерии, населенная преимущественно племенем ибо (или игбо). Руководители этой провинции, считая, что нахождение в составе Нигерии препятствует успешному экономическому развитию Биафры, в середине 1967 г. провозгласили Биафру независимым государством. Правда, независимость Биафры признали лишь 5 государств. В ответ нигерийское правительство экономически блокировало Биафру и повело против нее военные действия. В начале 1970 г., после кровопролитных сражений с нигерийскими правительственными войсками, Биафра пала. В результате войны и голода за эти годы погибло более одного миллиона мирных жителей. – Примечание переводчика.


[Закрыть](вместе с которой, наверное, погибнет большинство ее жителей) оставались считанные дни. Да, уже даже не недели, а дни. Ховарты были в числе последних иностранцев, улетавших отсюда. Брайан успел полюбить людей из нигерийского племени ибо, [101]101
  Ибо (игбо) – одна из крупнейших этнических групп Нигерии, насчитывающая около 15 млн. человек. – Примечание переводчика.


[Закрыть]и родители Агнес давным-давно перестали быть только слугами и стали его друзьями. Да и сама Агнес – смышленая пятилетняя девчушка, можно сказать, подружилась с Ховартами с самого рождения. По-английски она заговорила раньше, чем на своем родном языке. Агнес обожала игру в прятки и целыми днями пряталась в укромных уголках дома Ховартов. Смышленая, подающая надежды чернокожая девочка.

Работа корреспондента приучила Брайана тщательно отделять слухи от фактов, особенно в Африке и во время войны. Однако он вполне доверял известиям о том, что нигерийская правительственная армия в Биафре не щадит даже детей. Солдатам совершенно наплевать, что у тамошних детишек симпатичные рожицы, что они не по годам сообразительны и обладают удивительным чувством юмора. Агнес, как и ее родителей, ожидала смерть от удара штыком, поскольку и она принадлежала к племени ибо.

Ибо сделали то же, что полвека назад сделали японцы: раньше соседних племен приобщились к современной жизни. Выгоды от прорыва к достижениям цивилизации были весьма ощутимы, однако вызвали у соседних народов не желание последовать примеру соседей, а зависть и недовольство.

Японцы на своих островах сумели выжить. Люди племени ибо жили почти в самом центре африканского континента, и здесь подобные дерзости не прощались. Биафру пытались прикончить и экономической блокадой, и силой оружия. Мировое сообщество не вмешивалось, а только наблюдало. Впрочем, не только наблюдало, потому что нигерийская правительственная армия, превосходящая по численности армию Биафры, была вооружена британским и советским оружием.

– Я не могу этого сделать, – повторил Брайан Ховарт и тут же услышал, как жена его прошептала:

– Ты это сделаешь, иначе я останусь здесь.

Его жену тоже звали Агнес, и маленькую Агнес назвали в ее честь. Малышка была у своих родителей единственным ребенком.

– Прошу вас, – сказал отец Агнес.

Его глаза по-прежнему оставались сухими, а голос – почти ровным. Он просил за дочь, но весь его облик говорил: «Я не утратил гордости. Я не стану становиться на колени и умолять, рыдая. Я обращаюсь к вам как равный к равному и прошу: возьмите мое сокровище. Ведь я скоро погибну и не смогу ее защитить».

– Ну как же мы ее возьмем? – беспомощно прошептал Брайан жене.

В самолете было ограниченное число мест, и иностранным корреспондентам строго-настрого запрещалось брать с собой жителей Биафры.

– Просто возьмем, и все, – шепотом ответила жена. Брайану ничего другого не оставалось, кроме как протянуть руки и подхватить девочку.

Отец Агнес кивнул и сказал:

– Спасибо, Брайан.

Ховарт не удержался от слез.

– Мне очень жаль. Если какой-нибудь народ и заслуживает свободы…

Но родители Агнес уже бежали к лесу, ведь с минуты на минуту могла появиться нигерийская армия.

Ховарты повели девочку к отрезку бывшей автострады, служившему последним аэродромом в свободной Биафре. Там стоял транспортный самолет, совершенно не приспособленный для перевозки пассажиров, но набитый иностранными корреспондентами и их багажом. Агнес оказалась не единственным местным ребенком на борту.

Весь полет Агнес сидела с широко раскрытыми глазами. Она не плакала. Даже в раннем детстве она плакала мало. И сейчас она молчала, вцепившись в руку Брайана Ховарта.

Когда самолет приземлился на Азорских островах, где Ховартам предстояло пересесть на пассажирский лайнер, летящий в Америку, Агнес наконец спросила:

– А как же мои родители?

– Они не смогли с нами полететь, – ответил Брайан.

– Почему?

– На самолете было мало места.

Агнес обвела глазами пространство салона, где другим взрослым парам вполне хватало места, чтобы стоять, сидеть и лежать, и поняла: ее родители не полетели вместе с Ховартами по другим причинам. Более серьезным.

– Теперь ты будешь жить вместе с нами в Америке, – сказала миссис Ховарт.

– Я хочу жить в Биафре, – возразила Агнес, и ее звонкий голос разнесся по всему самолету.

– А с нас довольно, – сказала женщина, сидевшая впереди. – Мы по горло сыты тамошней жизнью.

Больше Агнес не произнесла ни слова – сидела и безучастно смотрела на проплывавшие внизу облака. В Нью-Йорке Ховартам нужно было сделать еще одну пересадку, чтобы добраться до родного Чикаго.

– Вот мы и дома, – произнес Брайан, когда их путешествие закончилось.

– Дома? – повторила Агнес, глядя на двухэтажный кирпичный дом за деревьями и на яркое пятно уходившей к улице лужайки. – Это не мой дом.

Брайан не пытался ее переубедить. Родной дом Агнес остался в Биафре, а у человека не может быть второго родного дома.

Спустя несколько лет Агнес уже плохо помнила свое бегство из Африки. В памяти осталось лишь несколько ярких эпизодов: когда они приземлились на Азорских островах, она проголодалась и Брайан дал ей два апельсина. Еще эпизод: обстрел транспортного самолета из зениток. Агнес помнила, как самолет качнулся, когда в опасной близости от борта разорвался снаряд. Но сильнее всего в ее память врезался белый человек, сидевший напротив. Белый человек в полутемном салоне транспортного самолета. Он все время смотрел то на Агнес, то на Ховартов. Брайан и его жена тоже были чернокожими, но их предки не раз вступали в браки с белыми, поэтому цвет кожи супругов отличался от цвета кожи чистокровных африканцев. Сообразив, что маленькая Агнес не их дочь, белый человек не выдержал и спросил:

– Девочка, ты из Биафры?

– Да, – тихо ответила Агнес.

Белый сердито поглядел на Брайана.

– Это противозаконно.

– Думаю, из-за этого земной шар не сойдет с орбиты, – спокойно ответил Брайан.

– Вы не имели права брать ее с собой, – не унимался белый, словно маленькая Агнес могла лишить его жизненного пространства и даже воздуха.

Брайан промолчал. Белому ответила миссис Ховарт:

– Я знаю, почему вы сердитесь. Ваши друзья тоже просили взять их детей, но вы отказались.

Лицо этого человека перекосилось, словно от боли. Потом он со стыдом отвел глаза.

– Я не мог этого сделать. У них трое детей. Ну кто поверит, что это мои дети? Я не мог их взять. Понимаете, не мог!

– Но вместе с нами летят белые, не побоявшиеся взять чернокожих детей.

Мужчина сердито встал.

– Я привык слушаться закона. Я поступил правильно!

– Тогда незачем так волноваться, – тихо, но властно сказал Брайан. – Сядьте и заткнитесь. Утешайтесь вашим законопослушанием. А те дети… Ну, насадят их на штыки, невелика важность.

– Тише, – вмешалась миссис Ховарт.

Белый мужчина сел и больше не вступал в спор, но Агнес запомнила, что потом он долго и горько плакал. Он рыдал почти беззвучно, только вздрагивала спина. Агнес слышала, как он шептал:

– Я ничего не мог поделать. Целый народ погибал у меня на глазах, и я ничего не мог поделать.

Агнес запомнила эти слова и иногда повторяла их сама: «Я ничего не могла поделать».

Поначалу она верила, что так и есть, и плакала по своим родителям в тишине дома Ховартов в пригороде Чикаго. Брайан и его жена старались заменить Агнес отца и мать, но не могли отгородить ее от окружающего мира. Происхождение, раса, пол… Пробираясь через воздвигнутые обществом барьеры, Агнес постепенно научилась говорить другие слова:

– Я обязательно что-нибудь сделаю.

Спустя десять лет Агнес вместе с Ховартами полетела в Нигерию. Теперь она была американской гражданкой. Все трое добрались до города, откуда десять лет назад спаслись бегством. Здесь Агнес буднично сообщили, что ее настоящие родители погибли. Из ее близких родственников тоже никого не осталось в живых, а троюродных братьев и сестер, которых удалось разыскать, она совершенно не помнила.

– Я тогда была слишком мала и ничего не могла поделать, – сказала Агнес приемным родителям.

– Ты была слишком мала, а мы были слишком молоды, – ответил Брайан.

– Но в будущем я обязательно что-нибудь сделаю, – пообещала Агнес. – Я что-нибудь придумаю.

Брайан решил, что Агнес хочет отомстить, и потратил несколько часов, пытаясь отговорить ее от возмездия. Но Агнес никому не собиралась мстить.

Гектор 1

При виде света Гектор возликовал. Еще бы: у света были как раз нужные спектральный состав и яркость. Поэтому Гектор собрал все свои «я» (которых, само собой, тоже звали Гекторами) и устремился за светом, вволю насыщаясь им.

А поскольку Гектор любил танцевать, он нашел подходящее местечко и начал кланяться, кружиться, изгибаться, достигая вершины самого себя. До чего же прекрасным было его громадное темное тело!

– Почему мы танцуем? – спросил у своих «я» Гектор.

– Потому что мы счастливы, – ответил он своим «я».

Агнес 2

К тому времени, как открыли Троянца, Агнес сделалась одним из лучших пилотов исследовательских космических кораблей. Она дважды летала на Марс, а ее полеты на Луну исчислялись десятками. Чаще всего она летала в обществе бортового компьютера, но иногда ей приходилось брать на борт высокопоставленных пассажиров, позарез нужное кому-то лекарство или сверхважную секретную информацию. Короче, такой живой или неживой груз, ради которого стоило поднимать с Земли и гнать в космические просторы исследовательский корабль.

Агнес работала пилотом в корпорации Ай-Би-Эм—Ай-Ти-Ти [102]102
  Ай-Би-Эм (IBM) – английская аббревиатура названия международной корпорации International Business Machines, возникшей в 30‑е годы прошлого века и ныне занимающей лидирующее положение в разработке и производстве компьютеров.


[Закрыть]– одной из крупнейших корпораций, вкладывающих средства в исследование космоса. В некотором роде именно благодаря Агнес Ай-Би-Эм—Ай-Ти-Ти получила выгодный правительственный контракт на исследование Троянца, и корпорация пообещала, что пилотом экспедиции назначат именно ее.

– Мы получили контракт, – сказал ей Шерман Риггс.

Агнес была так поглощена модернизацией оборудования своего корабля, что не сразу вникла в его слова.

– Контракт, – повторил он. – Понимаешь, контракт. На исследование Троянца. И экспедиционный корабль поведешь ты.

Агнес всегда отличалась сдержанным нравом и редко выказывала свои чувства, радостные или грустные. Но разумеется, она прекрасно понимала, что Троянец – это космическая загадка номер один.

Троянцем называли огромное космическое тело, полностью поглощающее свет (в официальных документах он фигурировал под названием Троянского Объекта). Никто не знал, откуда он взялся в пределах Солнечной системы. Он появился внезапно – да-да, внезапно, другого слова не подберешь. Еще вчера там было пусто и сияли звезды. И вдруг откуда ни возьмись появился Троянец, поглотив свет звезд и наделав среди астрономов Земли не меньше шуму, чем какая-нибудь новая планета или комета. В конце концов, как можно допускать, чтобы крупные космические тела внезапно появлялись в относительной близости от Земли – всего-то на расстоянии трети ее околосолнечной орбиты. И теперь не кому-нибудь, а Агнес предстояло повести первый исследовательский корабль, который вплотную приблизится к Троянцу.

– Дэнни тоже назначен? – спросила Агнес.

Дэнни Линер был инженером и возлюбленным Агнес, и они часто летали вместе. А в таком долгом полете никакая женщина-пилот не смогла бы обойтись без своего Линера.

– Разумеется, – ответил Шерман. – И еще двое – Роджер Торн и Розалинд Торн. Врач и астроном.

– Я их знаю.

– С какой стороны? С хорошей или плохой?

– Скорее с хорошей. Что ж, если нам нельзя заполучить в спутники Слая и Фриду…

Шерман закатил глаза.

– Слая, Фриду и их родную Джи-Эм-Тексако [103]103
  Тексако (Texaco) – американская нефтеперерабатывающая компания, созданная в 1902 г. – Примечание переводчика.


[Закрыть]в придачу? Так недолго и экспедицию провалить.

– Шерман, я терпеть не могу, когда ты закатываешь глаза. Мне все время кажется, что у тебя припадок. Я понимаю: о Слае и Фриде не может быть и речи, но я должна была спросить.

– Ты получишь Роджа и Роз.

– Ладно.

– Теперь скажи: сколько ты знаешь о Троянце?

– Я знаю больше, чем ты, но меньше, чем следует знать.

Шерман постучал карандашом по столу.

– Это поправимо. Я быстренько сведу тебя со специалистами.

Спустя неделю Агнес, Дэнни, Родж и Роз, обустроившись в исследовательском корабле, стартовали с космодрома Кловис в штате Нью-Мексико. Ускорение было чудовищным, особенно когда корабль принял вертикальное положение. Но очень скоро они вырвались за пределы земного притяжения, и трехмесячный полет к Троянцу начался.

Гектор 2

– Я хочу пить, хочу пить, хочу пить, – объявил своим «я» Гектор, и все Гекторы вволю напились. Утолив на некоторое время жажду, Гектор затянул беззвучную песенку. Все остальные Гекторы услышали ее и тоже запели:

 
Плещется Гектор в море пустом,
И Гекторы рядом с ним.
Насвистывать любит он ночью и днем,
Но свист его неуловим.
 
 
Порой проглотит Гектор весь свет
И в сумерках зябко дрожит.
Гектору сто миллионов лет —
Он нынче себя родит.
 
 
Гектор тщательно пыль сметет
И, в думы свои погружен,
Хлеб на дорогу из пыли печет
И Гекторов лепит он.
 

И все Гекторы смеялись, пели и танцевали, потому что после долгого путешествия наконец-то оказались вместе. Им было тепло и уютно. Гекторы собрались послушать истории, которые расскажет им Гектор.

– Я расскажу вам, – пообещал он своим «я», – историю про Массы, потом историю про Управляющих, а потом – историю про Создателей.

Гекторы окружили его тесным кольцом и приготовились слушать.

Агнес 3

За день до подлета к Троянцу Агнес и Дэнни занялись любовью, чтобы потом было легче работать. По той же причине Родж и Роз любовью не занялись.

Первая неделя исследований показала, что Троянец гораздо меньше, чем казалось с Земли, но намного загадочнее.

– Его диаметр около тысячи четырехсот километров, – сообщила Роз, получив более или менее надежные данные. – Однако тяготение почти такое же, как на крупном астероиде. Мощности маневровых двигателей на скафандрах вполне достаточно, чтобы опуститься на его поверхность.

Дэнни первым сформулировал вывод, который напрашивался сам собой:

– Итак, перед нами – необычайно крупное, прочное и легкое небесное тело. Вывод очевиден: Троянец – объект искусственного происхождения. Иначе и быть не может.

– Искусственный объект диаметром почти в полторы тысячи километров? – усомнилась Роз.