Текст книги "Тайный фронт (сборник)"

Автор книги: Орест Пинто

Соавторы: Джордж Мартелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Была у Мишеля и специальная группа добровольцев, которая собирала только сведения о перебросках немецких войск и военной техники. Все эти люди работали на железных дорогах и своей деятельностью помогали Мишелю уточнять сведения о дислокации войск противника.

Такова была организация, созданная Мишелем во второй половине 1941 года. С незначительными изменениями она просуществовала в этом виде до ноября 1942 года, когда оккупация немцами всей территории Франции потребовала расширения ее деятельности.

Мишель создавал организацию постепенно, не имея заранее составленного плана и руководствуясь одним лишь здравым смыслом. Каждый шаг его был экспериментом. Знания же его росли с ростом опыта.

Возможно, это было даже полезным. Не получая советов со стороны и не придерживаясь никаких правил, кроме тех, которые он сам установил для себя, Мишель подходил к каждой задаче без предвзятого мнения и решал ее по-своему. Все его решения основывались только на его собственной оценке положения.

Не меньшее значение для успеха группы имело то обстоятельство, что она была совершенно самостоятельной. Группа не получала никакой посторонней помощи и не полагалась на нее. Не было ни радиосвязи, ни системы «почтовых ящиков». Все эти атрибуты тайной деятельности, так часто приводившие разведывательные организации к провалам, не были даже известны Мишелю.

Конечно, отсутствие радиосвязи вело к потере времени при передаче сообщений в Лондон. Однако на самом деле разведывательные донесения редко бывают срочными, за исключением случаев, когда они касаются немедленно начинающихся операций. А то, что выгадывается во времени с помощью радиосвязи, не покрывает сопряженных с этим опасностей. Перехват радиопередач и засечка места, откуда они велись, являлись самым эффективным методом в руках гестапо в работе по выявлению разведчиков союзников. Кроме того, по радио можно передавать только очень краткие сообщения. Мишель, пересылавший свои закодированные донесения по швейцарской почте, имел возможность писать подробно. Через нейтральные страны можно было переслать в Лондон документы, чертежи, фотоснимки и другие материалы, которые нельзя передать по радио.

И наконец, самой главной гарантией безопасности была строгая личная конспирация Мишеля. Во всей его группе (а к концу своего существования она насчитывала более ста человек) единственным человеком, который знал всех ее членов, был Мишель, а каждый член группы знал только Мишеля. Таким образом, в случае ареста одного из членов группы опасность грозила одному Мишелю. Позднее Мишель назначил себе трех заместителей.

Все донесения передавались лично ему. Либо агент приезжал в Париж, либо Мишель сам выезжал в провинцию. Эти встречи, происходившие, как правило, регулярно, имели огромное значение. Они позволяли Мишелю непосредственно руководить всей работой.

Единственным недостатком такой системы была необходимость часто разъезжать. К счастью, коммерческая деятельность Мишеля служила надежным прикрытием. Большинство «штатных» помощников Мишеля также имело прикрытие – справки с места работы, в которых говорилось, что они коммивояжеры фирмы «Газожен».

АРЕСТ ОЛИВЬЕ

После того как в январе 1942 года Оливье Жиран стал курьером Мишеля, он регулярно, раз в три недели, ездил в Берн. Оливье отлично знал Швейцарию, установил хорошие отношения с Б., и к тому же у него не было затруднений с швейцарскими властями, которые свободно пропускали Мишеля или его курьера в любое время в обмен на доставляемые ими сведения.

Однако в июне случилось несчастье.

У Оливье был приятель – молодой голландец, с которым он познакомился в голландской торговой палате в Париже. Как-то в начале весны этот голландец спросил Оливье, не может ли тот организовать переброску из Франции в Швейцарию группы молодых голландцев, которые недавно бежали из Голландии.

Оливье, который постоянно искал приключений, ухватился за эту просьбу, и они договорились, что он, Оливье, выедет из Парижа в тот же вечер вместе с этой группой.

К счастью, при проезде в «красную зону» не было проверки документов, и Оливье со своими попутчиками благополучно прибыл в Понтарлье. Оттуда они шли пешком, незаметно пересекли границу и прибыли в Ла-Кот-о-Фе.

Окрыленный успехом, Оливье вернулся в Париж, где его встретили с поздравлениями друзья из голландской торговой палаты.

Мишель узнал обо всем этом лишь несколько недель спустя. Понимая, насколько это опасно, он попросил Оливье больше не делать таких вещей. Но, к несчастью, к этому времени Оливье уже пообещал провести еще одну группу из девяти человек. Делать было нечего, и Мишель с неохотой дал на это свое согласие.

В одиннадцать часов утра 30 июня Оливье, прибыв в Дижон накануне вечером, пошел на вокзал встретить парижский поезд, на котором должны были прибыть голландцы. С ним пришел его школьный товарищ Жан Буэй.

Они ждали голландцев у выхода, через который проходили сошедшие с поезда пассажиры, однако никто из их группы не появлялся. Тогда Оливье решил поискать их на платформе, а Жану поручил вести наблюдение на улице.

Жан с тревогой ждал Оливье минут десять. Затем он увидел немецкого солдата с винтовкой. За ним вышли еще несколько солдат, конвоировавших группу людей в наручниках. Среди них был Оливье. Поняв, в чем дело, Жан поспешил скрыться.

Мишель узнал об этом три дня спустя, когда вернулся из очередной поездки. Ему сообщили об этом родители Оливье, которых поставил в известность Жан.

Мишель был потрясен и во всем винил себя[3]3
  Оливье был выдан немецким агентом Энгбертом. Впоследствии предатель был разоблачен и казнен. – Прим. автора.


[Закрыть].

Мишель порекомендовал матери Оливье съездить в Дижон и попытаться выяснить, не находится ли ее сын в местной тюрьме. Предположения Мишеля подтвердились: Оливье действительно находился в этой тюрьме. С помощью одного священника матери Оливье удалось передать сыну посылку с продуктами и записку. Через несколько дней она получила от Оливье ответ.

В результате Мишель узнал, что, несмотря на многочисленные допросы, Оливье никого не выдал. Он признался только в незаконном провозе денег. Немцы не считали это серьезным преступлением, и поэтому появилась надежда на скорое освобождение Оливье.

Однако в октябре произошло новое несчастье. Отец и мать Оливье были арестованы гестаповцами и оказались в одной тюрьме с сыном. Старики пробыли в тюрьме недолго ввиду отсутствия улик против них. Их освободили, но Оливье остался в заключении. Теперь ему уже были предъявлены более серьезные обвинения. Причина ареста родителей и резкого изменения отношения гестаповцев к самому Оливье долго оставалась неизвестной. В апреле 1943 года родители были извещены о казни их сына.

Тюремный священник переслал родителям последнее письмо Оливье и рассказал, как погиб их сын.

«Утром 16 апреля 1943 года, – писал священник, – примерно минут за двадцать до казни, его и двух других осужденных на смерть вывели из тюрьмы и посадили в крытый грузовой автомобиль. Я сидел рядом с вашим сыном. Он попросил меня уговорить солдат снять брезент с кузова грузовика, сказав при этом: «Такое чудесное утро, и все вокруг так красиво, что хочется смотреть и смотреть… Даю вам честное слово, что мы будем вести себя хорошо».

Дорогой он спросил меня, хорошо ли я знаю Францию. Я ответил утвердительно. «Тогда, – сказал он, – вам понятно, почему не жалко умереть за такую страну. Она так прекрасна, и люди замечательные».

Когда мы прибыли на место, осужденным завязали глаза. Приговор был зачитан по-немецки и по-французски.

Все кончилось за несколько секунд. Я слышал, как Оливье воскликнул: «Да здравствует Франция!»

Последнее письмо Оливье начал писать за несколько дней до смерти и закончил утром перед казнью.

Этот глубоко трогательный документ слишком длинен, чтобы его воспроизвести здесь целиком, но следующие ниже выдержки дают представление о характере героя.

«Понедельник, 12 апреля 1943 года

Меня приговорили к смерти. Что теперь делать? Подать просьбу о помиловании? Я уже объяснил, почему не строю иллюзий на этот счет. Надежда слишком слабая, чтобы за нее цепляться. Остается только ждать.

В голове у меня сумбур. Мелькают обрывки мыслей. Но мне хочется, чтобы вы знали, что это за мысли.

Мне хочется, чтобы из всего того, что я пишу, вы запомнили две вещи: мою вечную благодарность за полную огромного и постоянного счастья жизнь, которую я прожил благодаря вам обоим, и силу моей любви к вам.

Больше об этом ничего говорить не буду. Есть вещи настолько великие, прекрасные и священные, что попытка говорить о них может только испортить их.

Пятница, 16 апреля

Я ничего не писал во вторник, среду и четверг – не располагала обстановка. Вчера мне вернули мой чемодан. А сегодня в семь утра объявили, что казнь назначена на девять часов.

Дорогие родители, простите меня! Боюсь, что вам перенести все это будет труднее всего. Должен сознаться, что до сегодняшнего дня я все еще не терял надежды.

Смерть уже близка, но столько еще нужно сказать вам!

При жизни я делал то, что считал своим долгом, и делал это с радостью в сердце. Идет война, и я пал, как пали другие. Я видел их на Марне, в длинных рядах могил. Теперь наступил мой черед. Вот и все.

Должен признаться, что нелегко оставаться спокойным. Эти последние минуты на земле бегут так быстро…

О, мои горячо любимые родители, как я переживаю за вас в эти минуты! У вас в жизни уже было столько печали и страданий! А теперь еще это… Но помните, что жизнь продолжается, и я вижу солнце, свободное и прекрасное, вечный символ света.

Можете быть уверенными, что я никого не выдал. Я никогда не был предателем. Сейчас, когда опускается занавес моей жизни, я могу сказать, что совесть моя чиста.

Остается всего несколько минут.

Франция будет жить! Франция непорочна, чиста и полна сил!

Я счастлив. Я умираю во имя служения моей родине.

Я счастлив, что люблю вас.

Прощайте!

Оливье».

Причину гибели Оливье Мишель узнал несколько позднее. Выяснилось, что весной 1942 года, когда Оливье уже работал курьером у Мишеля, он познакомился с молодым человеком по фамилии Карне, который жил в Морто вблизи швейцарской границы. Думая, что Карне может оказаться полезным, Оливье в какой-то степени посвятил его в свою деятельность и познакомил с родителями.

Вскоре после ареста Оливье на вокзале в Дижоне Карне был арестован при попытке перейти границу. Тогда ему предложили свободу в обмен на согласие работать на немцев. В то же время ему пригрозили, что в случае отказа будет арестована и его мать.

Под таким двойным давлением Карне принял предложение гестаповцев. Свою новую карьеру он начал с того, что предал Оливье, в то время находившегося в тюрьме. Читатель помнит, что сначала немцы поверили Оливье и полагали, что он занимался контрабандой валюты. Теперь же они знали гораздо больше, включая тот факт, что Оливье поддерживал связь с союзниками.

Не довольствуясь тем, что он обрек Оливье на смерть, Карне затем донес на его отца, и того вторично арестовали и заключили в концлагерь. В 1944 году он умер в Бухенвальде.

Как часто случается, человек, ставший на путь предательства, работает на врага усерднее, чем работал на своих. Так было и с Карне. Завоевав доверие немцев, он развернул свою деятельность и в Швейцарии. Выдавая себя за участника движения Сопротивления, он заманивал во Францию патриотов и выдавал их немцам.

В конце концов швейцарцы разоблачили Карне. На допросе в контрразведке он сознался во всем и рассказал, что выдал Оливье Жирана.

В 1945 году Карне приговорили к расстрелу, но приговор не был приведен в исполнение в связи с окончанием военных действий. По швейцарским законам смертная казнь была заменена Карне пожизненным заключением.

Пока решалась судьба Оливье, у Мишеля возникли неприятности иного плана. Как уже упоминалось, в своей коммерческой деятельности он стремился не вступать в деловые связи с оккупантами и избегал выполнения немецких заказов на газогенераторы.

Весной 1942 года в контору к Мишелю пришли два немецких офицера и передали ему приказ о реквизиции всей продукции фирмы. В соответствии с этим приказом поступающие с дижонской фабрики газогенераторы надлежало передавать оккупационным властям.

Мишель принял этот приказ, но не подчинился ему. Он договорился об отправке газогенераторов с фабрики непосредственно заказчикам.

Так продолжалось несколько недель, и вдруг однажды Мишель получил повестку о явке в суд. Он не пошел на слушание дела, и его заочно приговорили к шести неделям заключения в крепости д’Отвилль в Дижоне. В решении суда было сказано, что Мишель обязан в течение четырнадцати дней явиться к месту заключения.

Не подчиниться этому решению – значило оказаться вне закона и скрываться. Это отрицательно сказалось бы на тайной деятельности Мишеля и могло вызвать неприятности на официальной службе в фирме. Но в то же время казалось, что, подчинись Мишель решению суда, немцы оставят его в покое после того, как он отбудет наказание.

В течение нескольких дней Мишель раздумывал над тем, как поступить, и решил не являться в д’Отвилль.

За несколько дней до истечения срока Мишель почувствовал за собой слежку. Несколько раз ему передавали, что им интересовались в кафе и других местах, которые он часто посещал до инцидента с приказом о реквизиции газогенераторов. Мишель перестал ночевать дома и бывал у себя на квартире и в конторе, только убедившись в полной безопасности.

Однажды к нему на квартиру пришли два немецких офицера. Дома была только жена Мишеля. Она ничего не знала о деятельности мужа, но давно уже подозревала, что он связан с движением Сопротивления. С видом полного безразличия жена Мишеля сказала офицерам, что, по сути дела, уже давно разошлась с мужем, редко видит его и не знает, где он находится. Тут же она упомянула, что муж иногда присылает ей открытки, и выразила готовность сразу же сообщить куда следует, когда получит от Мишеля очередную открытку.

Это, по-видимому, удовлетворило посетителей. Как только они ушли, госпожа Оллар поспешила на улицу и позвонила в контору к Мишелю с просьбой передать ему, чтобы он связался с ней по телефону в известном ему месте. Она имела в виду кафе, куда Мишель обычно звонил ей, когда хотел передать что-нибудь срочное. Так ей удалось предупредить Мишеля о том, что немцы ищут его.

Тогда Мишель решил немедленно уехать из Парижа и распространить версию о прекращении деятельности своей конторы. В ту же ночь он сел на поезд, идущий в Тулузу. Оттуда он послал открытку жене, в которой сообщал, что намерен поселиться в этом районе. Жена Мишеля показала эту открытку гестаповцам, и те даже поблагодарили ее за «помощь».

Одновременно Мишель написал письмо своему секретарю, которое, по его расчетам, также должны были перехватить гестаповцы. В письме он давал указание закрыть контору. Немцы, конечно, не могли знать, что еще до отъезда из Парижа Мишель поручил своему секретарю подыскать новое помещение и открыть контору под другим названием.

После недельного отсутствия Мишель вернулся в Париж и к началу августа устроился в новом помещении на Рю-Бобур под новой вывеской: «Французское бюро газогенераторной техники». Сам он бывал в конторе редко, предоставив руководство делом своему секретарю.

Казалось, что его след потерян, но Мишель очень беспокоился о судьбе семьи. В сентябре он перевез ее в пансионат, а еще через несколько месяцев нашел для жены и дочери более надежное место в пригороде Парижа. Однако сам он вынужден был полностью перейти на нелегальное положение.

ФАКЕЛ РАЗГОРАЕТСЯ

Рано утром 8 ноября 1942 года Мишель сидел в купе третьего класса в поезде, который шел из Дижона в Безансон. На нем был синий парусиновый пиджак, коричневые вельветовые брюки и берет – его обычная одежда при переходе границы. На полке над ним лежал забрызганный грязью вещевой мешок, наполовину заполненный картофелем, под которым он спрятал документы, предназначавшиеся для английского посольства в Берне.

Кроме Мишеля в купе были еще три пассажира. Двое из них – полная женщина лет сорока и мужчина средних лет – оживленно беседовали. Четвертый пассажир, сидевший напротив Мишеля, казалось, спал.

Разговор шел в основном о житейских трудностях. Мишель обращал мало внимания на беседующих, но когда разговор коснулся политики, он стал проявлять больше интереса.

Вскоре ему стало ясно, что оба беседующих – пораженцы. Хотя это и раздражало Мишеля, он решил не вмешиваться в разговор, но когда женщина заметила, что не имеет значения, кто победит, что, собственно говоря, никакой разницы между немцами и англичанами нет, он не удержался.

– То, что вы говорите, абсолютно неверно. Различие между немцами и англичанами такое же, как между рабством и свободой. И любой француз, думающий иначе, или невежда, или предатель.

Было около шести вечера, когда поезд подходил к Безансону. В конце платформы стояла сторожка, в которой размещалась комендатура немецкой железнодорожной полиции. Когда они проезжали сторожку, четвертый пассажир внезапно оживился, открыл окно и крикнул по-немецки:

– Фридрих! Зайди сюда с кем-нибудь!

Мишель, который достаточно разбирался в немецком, чтобы понять суть дела, почувствовал опасность. Когда поезд замедлил ход, он поднялся, чтобы выйти из купе. Тогда четвертый пассажир, заметив это, прыгнул вперед и попытался закрыть дверь. Мишель едва успел подставить ногу, и в последовавшей вслед за этим борьбе ему удалось просунуть в дверь голову и плечи. Когда же Мишель попытался весь протиснуться сквозь дверной проход, незнакомец, стремившийся раньше прижать его дверью, решил ударить Мишеля по голове. Удар оказался сильным, и над глазом у Мишеля появилась рана. Но незнакомцу пришлось отпустить дверную ручку, что позволило Мишелю открыть дверь. Одновременно он локтем ударил противника в живот.

Пока незнакомец корчился на полу, Мишель пронесся по коридору, открыл дверь и спрыгнул на пути. Через четверть часа он уже был на маленькой станции, где, возвращаясь из Швейцарии, всегда оставлял велосипед в камере хранения.

Рана над глазом кровоточила, и на одежде были следы запекшейся крови. Заметив, что железнодорожник подозрительно смотрит на него, Мишель сказал, что наткнулся на столб, и стал ругать железнодорожную компанию за плохое освещение вокзалов.

Железнодорожник пожал плечами.

– Не надо было так торопиться, – заметил он, возвращая Мишелю велосипед.

На этот раз все кончилось благополучно. Мишеля спасло то, что он ехал в первом вагоне, и поэтому в момент, когда поезд остановился, его отделяла от немецкого поста вся платформа. Если бы не это, Мишеля наверняка арестовали бы и к тому же нашли бы у него компрометирующие документы.

Виноват во всем этом был он сам.

Примерно через восемь часов после случившегося Мишель уже нажимал кнопку звонка у дверей посольства. Как и обычно, его встретил в холле Б., однако, вместо того чтобы проводить Мишеля в свой кабинет, англичанин постучал в соседнюю дверь и через несколько мгновений представил Мишеля своему начальнику, которого Мишель никогда раньше не видел.

Военный атташе полковник Картрайт, хотя и носил, как и Б., гражданскую одежду, несомненно, был настоящим солдатом. У него было обветренное лицо, блестящие голубые глаза и рыжие усы. Отлично сшитый костюм и безукоризненно вычищенные коричневые ботинки свидетельствовали о хорошем вкусе.

Вытянув вперед обе руки, он сердечно приветствовал Мишеля. Однако выражение его лица тотчас же изменилось, как только он заметил ссадину над глазом. Узнав о происшедшем, он стал отчитывать Мишеля и заявил, что не дело секретного агента ввязываться в разговор с незнакомцами, а тем более вступать с ними в спор.

Мишель покорно слушал и всем своим видом показывал, что переживает свою ошибку.

Убедившись, что Мишель глубоко прочувствовал все им сказанное, полковник Картрайт вновь резко изменил свое поведение и обратился к Мишелю, сияя улыбкой.

– А сейчас, – торжественно проговорил он, – я должен объявить вам важную новость. Англо-американские силы высадились в Северной Африке и уже прочно закрепились там.

Полковник подошел к буфету, достал бутылку и налил три стакана. Это было виски, которого Мишель не видел с самого начала войны. Все чокнулись и подняли тост за успех операции «Торч».

– А теперь за работу, – сказал полковник, опорожнив свой стакан. – Я приказал Б. привести вас, потому что мы нуждаемся в вашей помощи. Мы еще не знаем, что предпримут немцы, но они наверняка постараются усилить свои позиции в Африке и, возможно, оккупируют всю территорию Франции. Они могут даже ввести войска в Испанию или Италию. Как бы там ни было, нам необходимы сведения о перебросках войск противника, и эту задачу мы решили поручить вам. Вы уже передали нам много ценной информации, и я думаю, в будущем передадите еще больше.

Мишель впервые получал благодарность за работу и четкое задание на будущее.

Заканчивая беседу, Картрайт сказал:

– Запомните: мы на вас рассчитываем, но в дальнейшем, пожалуйста, никаких приключений в железнодорожных вагонах!

Для Мишеля, как и для большинства французов, высадка союзников в Африке была сообщением огромной важности. Даже оккупация немцами всей территории Франции была расценена как свидетельство готовящейся в ближайшее время высадки союзников на юге Франции. Народ Франции все активнее поднимался на борьбу с оккупантами.

Для Мишеля такой сдвиг в настроениях людей имел огромное значение. Это значило, что сейчас в большей мере, чем раньше, он мог рассчитывать на помощь честных граждан, причем там и тогда, где и когда она ему понадобится.

Оккупация всей территории Франции потребовала от немцев некоторого перераспределения сил. В то время как отдельные дивизии продвигались на юг, на их место прибывали другие. По шоссейным и железным дорогам непрерывно двигался поток войск и техники.

Союзникам, естественно, было крайне важно быстро узнавать обо всех этих изменениях. Войска стран оси уже высадились в Тунисе. Никто не знал, где Гитлер может нанести следующий удар.

Поскольку у Мишеля не было агентов на юге страны, потребовалось срочно найти и завербовать подходящих людей для наблюдения за шоссейными и железными дорогами, которые немцы использовали для переброски своих войск.

Из шоссейных дорог главной транспортной магистралью, ведущей на юг, было национальное шоссе № 7, проходившее из Лиона в Ниццу через Валанс, Авиньон и Э-ан-Прованс. Было крайне важно иметь на этом шоссе хотя бы одного агента. Одной из лучших гостиниц в этом районе был отель «Отейери де Пьерлат», находившийся примерно на полпути между Валансом и Авиньоном. Эта гостиница была излюбленным местом отдыха высокопоставленных немецких офицеров.

Мишель бывал в этой гостинице еще до войны и немного знал хозяйку – мадам Симону Буарель. Гостиницу она унаследовала от своего отца и теперь управляла ею вместе с мужем. Живая и энергичная, всегда улыбающаяся, она была отличной хозяйкой, умеющей расположить к себе гостей и позаботиться о нуждах каждого.

Через несколько дней после возвращения из Швейцарии Мишель появился в этой гостинице. Он уже проследил за переброской танковой дивизии из Лиона в Марсель и выяснил, что штаб дивизии разместился в гостинице «Ноэй». Мишель предложил мадам Буарель участвовать в работе его группы и информировать обо всех воинских перевозках по национальному шоссе № 7 и обо всех важных немецких офицерах, останавливающихся у нее в гостинице. Мадам Буарель сразу же согласилась.

Так началось сотрудничество, которое оказалось исключительно плодотворным в последующие два года. Симона Буарель сумела успешно сочетать свою официальную работу с тайной. Чем популярнее становилась она среди немецких офицеров, чем выше была репутация ее гостиницы в глазах немецкого генералитета, тем успешнее действовала она в качестве агента Мишеля.

Мадам Буарель легко заводила знакомства, и высокопоставленные гости с удовольствием выполняли ее просьбу прислать открытку с нового места службы. Обычно немецкие офицеры выполняли свое обещание, а иногда вместе с воспоминаниями о хорошо проведенном в гостинице времени сообщали о своих перемещениях по службе.

Поскольку Мишелю было опасно останавливаться в гостинице, его встречи с мадам Буарель происходили в поезде, когда он возвращался из поездки по югу. Поезд прибывал в Пьерлат в три сорок ночи. Мишель всегда ездил в последнем купе и по знаку Симоны открывал ей дверь. Пока они стояли в коридоре, беседуя, как случайные попутчики, она передавала Мишелю собранную информацию. На следующей станции Симона выходила из поезда и возвращалась в Пьерлат к пяти утра. О ее отлучке из гостиницы никто, кроме мужа, не мог и подозревать.

Организовав наблюдение за шоссе, Мишель занялся железной дорогой. Из Лиона на юг шли две основные магистрали, соответственно по левому и правому берегам Роны. К югу от Авиньона они объединялись в одну линию, которая через Тараскон шла на Марсель, Тулон и Ривьеру. Тараскон был, таким образом, узлом, где сходились все пути, ведущие к Средиземному морю.

Осторожно расспросив железнодорожных рабочих, Мишель узнал, что помощник начальника станции по фамилии Лемо мог бы стать полезным ему. И действительно, тот согласился работать в организации Мишеля, правда, после сравнительно долгих размышлений и уговоров.

Через неделю Лемо вручил Мишелю подробный отчет о каждом немецком воинском эшелоне, прошедшем через станцию за этот период. Свои первоначальные колебания он объяснил тем, что как раз перед появлением Мишеля был получен строгий циркуляр из Виши, в соответствии с которым всем железнодорожным служащим предписывалось под страхом сурового наказания оказывать полное содействие вермахту в железнодорожных перевозках.

Вскоре Мишель по предложению Лемо завербовал еще двух железнодорожников, занимавших важные посты на станциях Ле-Тей и Порт-ле-Валанс. Эти стратегически важные товарные станции контролировали все перевозки к югу по обоим берегам Роны.

От четырех новых агентов Мишель еженедельно получал полный отчет о немецких перевозках в южном направлении и все сведения передавал в Берн.

Все это, однако, было только началом. После того как противник оккупировал всю Францию, сфера действия Мишеля увеличилась почти вдвое, а это требовало расширения группы, которая теперь должна была охватывать территорию от Па-де-Кале до Средиземного моря и от Альп до Атлантического океана.

Сначала Мишель увеличил число постоянных членов организации с шести до десяти человек. Затем завербовал еще восемнадцать железнодорожников – начальников станций, ревизоров, диспетчеров. Они сообщали в основном о передвижениях немецких войск, хотя часто давали и другую ценную информацию.

В то же время Мишель обеспечил себе помощь со стороны новой категории осведомителей – гостиничной и домашней прислуги. Это были люди, обслуживавшие немецких офицеров в реквизированных гостиницах и частных домах. Они часто давали полезную информацию. Хотя немцы применяли обычные меры предосторожности, лакею было не так уж трудно узнать фамилию генерала, чьи брюки он гладил каждый день, а затем установить, чем этот генерал командует. Если же это ему не удавалось, он, по крайней мере, мог узнать владельца брюк на фотографиях, которые ему показывал Мишель.

Вскоре организация Мишеля начала действовать в шестнадцати городах юга. Она не только хорошо работала, но и сохраняла своих членов в относительной безопасности. Мишелю не было необходимости проникать в логово противника: он просто договаривался с осведомителем встретиться где-нибудь в городе в часы, когда осведомитель не был занят по службе.

К концу 1942 года в состав организации входило уже более шестидесяти человек, разбросанных по всей Франции.

Кроме того, в различных стратегических пунктах Мишель организовал так называемые надежные дома. Это были жилища патриотов, которые, зная, что Мишель находится вне закона, могли в любой момент предоставить ему или его агентам убежище, предупредить об опасности или просто передать донесение. Некоторые из этих надежных домов были в пригороде, где Мишель останавливался на пути к границе, другие – в городах, в которых он время от времени появлялся. Они были абсолютно необходимы и ни разу не подвели его.

Наконец, у Мишеля была «стоянка» около Компьена. Это были заброшенные, но частично оборудованные торфоразработки в Марест-сюр-Матц, в болотистой пойме Уазы, которые купил по настоянию Мишеля один из его богатых друзей.

Формально считалось, что здесь добывается газ для газогенераторных двигателей, но в действительности это было место, где мог укрыться человек, скрывающийся от гестапо, уклоняющийся от принудительных работ, и вообще любой, у кого были какие-либо неприятности с властями.

На торфоразработках действительно получали некоторое количество газа (с большими убытками для владельца-патриота), но все рабочие были снабжены необходимыми документами, свидетельствующими о том, что они занимаются законным производством газа.

«Стоянка» эта оказалась на редкость ценной и функционировала, причем без единого налета полиции, вплоть до ухода немцев из Франции. Она давала убежище и средства к существованию не только членам организации «Действие» (так Мишель решил назвать свою группу), но и лицам, которым надо было на какое-то время исчезнуть из поля зрения гестапо.

После ноября 1942 года произошло еще одно важное изменение в деятельности организации, о котором следует упомянуть. Вскоре после встречи Мишеля с полковником Картрайтом Б. познакомил его еще с одним англичанином, с которым они условились поддерживать связь по определенному адресу в Лозанне.

Это явилось большим событием в жизни Мишеля. Как представители военного министерства, военный атташе и его помощник интересовались прежде всего военными вопросами. Теперь же у Мишеля появилась связь с секретной службой, для которой интерес представляла информация по значительно большему кругу вопросов.

Хотя личные отношения Мишеля с Б. всегда были дружескими, Б. никогда не выходил из официальных рамок и всегда принимал донесения Мишеля несколько холодно. Он тщательно избегал их оценки и, за исключением своей первой директивы, никогда не высказывал никаких пожеланий, которые могли бы помочь Мишелю в работе.

Такая сдержанность была вполне оправданной, поскольку от атташе требовалась крайняя осторожность во избежание обмана со стороны двойника, то есть агента, работающего на обе стороны или притворяющегося, что он работает на одну сторону, в то время как в действительности он работает на другую. Агент должен доказать свою преданность, чтобы ему стали доверять. До этого от Мишеля принимали все, что он мог предложить, но ничего не давали взамен. Лишь после того, как англичане убедились, что Мишель полностью предан делу союзников и может внести в это дело свой вклад, они начали по-настоящему сотрудничать с ним.