Текст книги "Тайный фронт (сборник)"

Автор книги: Орест Пинто

Соавторы: Джордж Мартелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

ОТСУТСТВУЮЩИЙ ДРУГ

В конце 1944 года после неудачи англичан с внезапной высадкой десанта у Арнема военные действия снова приняли позиционный характер, и с наступлением зимы продвижение союзных войск замедлилось. Линия фронта почти замерзла в буквальном и переносном смысле. Пока наступавшие колонны союзников продвигались вперед в других странах, народ Голландии должен был ждать своей очереди освобождения. Когда фронт стал более или менее стабильным, голландским патриотам, находившимся в немецком тылу, пришлось самим проявлять инициативу, если они не хотели сидеть сложа руки. В тот период до шестидесяти человек ежедневно пробирались через позиции немецких частей и сдавались первому попавшемуся английскому или канадскому патрулю. Независимо от места пересечения линии фронта все перебежчики проходили проверку.

По прибытии каждый перебежчик после обыска подвергался тщательному допросу. Многие перебежчики были в высшей степени возмущены таким обращением, И действительно, это было обидно патриотам, рисковавшим головой ради оказания помощи союзникам. Мне приходилось объяснять им, что работа разведки подобна решению задачи со многими неизвестными. Каждый перебежчик мог обладать крупинками информации о немецких воинских частях и их оборонительных позициях. Перебежчику и в голову не приходило, что подобные сведения представляют ценность и что их следует сообщить кому следует. Тем же из нас, кто из обрывков пытался создать общую картину, часто не хватало небольшого факта, известного незадачливому перебежчику.

Я сознавал, что немецкая разведка все еще функционировала, но подчеркивать это в беседах с перебежчиками мне представлялось не очень уместным. И все же среди множества беженцев, являвшихся подлинными патриотами, могли быть немецкие шпионы. Абвер в начале войны часто прибегал к такому методу засылки шпионов в Англию, а ведь тогда сделать это было гораздо труднее, чем сейчас. Не было сомнений в том, что немецкое командование попытается использовать в своих интересах такую возможность для проникновения в тыл союзников.

В тот день, когда началась история, о которой я хочу рассказать, прибыло более трех десятков перебежчиков. Моему помощнику и мне пришлось потратить немало времени, чтобы выполнить намеченную нами программу. Полдень наступил раньше, чем мы успели просмотреть личные вещи перебежчиков. Это были самые обычные мелочи, которые человек, как правило, носит с собой, – помятая фотография жены или ребенка, ручка, карандаш, перочинный нож, часы. У некоторых беженцев при себе не было ни гроша, но у большинства среди скромных пожитков мы обнаруживали мелкие суммы.

Две кучки вещей выделялись на общем фоне. В одной был бумажник с двадцатью хрустящими кредитками по двадцать пять гульденов каждая. На противоположном конце стола красовалась другая коллекция вещей, и среди них тоже бумажник, который на этот раз содержал пятнадцать новеньких двадцатипятигульденовых ассигнаций. Это обращало на себя внимание. Обладая хорошей памятью на детали, я запомнил серийные номера банкнот первой пачки и был крайне удивлен, увидев, что номера второй являлись продолжением.

Этим открытием я поделился со своим помощником и сказал, что хочу допросить обоих владельцев. Чтобы не возбудить подозрений, я решил допрашивать одного из них четвертым по списку, а другого много позже. Первые три перебежчика, которых я допросил, оказались кристально честными людьми. Они прибыли из одного района, были хорошо знакомы друг другу, а рассказы их подтверждали и дополняли один другой. Я пожал им руки, пожелал успеха в борьбе против нацистов и организовал доставку их в штаб бригады принцессы Ирены, как называлась воинская часть «Свободной Голландии», сражавшаяся в составе войск 21-й группы армий.

Наступил черед владельца двадцати свеженьких, хрустящих бумажек. Это был крепкий, свирепого вида мужчина немногим старше тридцати лет. Одежда и общий вид выдавали в нем крестьянина или чернорабочего. Его поломанные ногти и заскорузлые ладони свидетельствовали о том, что орудовать лопатой ему было легче, чем считать деньги.

– Ваше имя? – спросил я, хотя знал его по наклейке на мешке.

– Бакуис-Флинт, сэр.

Для рядового сельскохозяйственного рабочего Голландии было необычно иметь двойную фамилию, но я решил пока оставить этот факт без внимания.

– Откуда прибыли?

– Из Ээмнеса, сэр. Это небольшой город в провинции Утрехт.

– Кем работаете?

– Сельскохозяйственным рабочим, сэр.

– Сколько вам лет?

– Тридцать шесть.

Я продолжал задавать ему обычные вопросы о вероисповедании, месте учебы, принадлежности к той или иной политической партии. Попросил назвать девичью фамилию матери, место ее рождения, рассказать о братьях, сестрах и так далее. Иногда удавалось поймать человека, спросив, например, имя сестры отца. Если он имел быструю реакцию, то, не раздумывая, изобретал имя. Если же допрашивающий ставил этот же вопрос спустя пару дней, то испытуемый, ответив уже на сотню или более вопросов, забывал имя, названное им в первом случае. Шпионы часто попадаются на простых, избитых вопросах.

Узнав прошлое Бакуис-Флинта, я спросил его:

– Вы сочувствуете немцам?

Он поспешил выразить свое возмущение:

– Это я-то, сэр? Сочувствую немцам? Да я ненавижу всех их!

– Вы говорите, как настоящий патриот, – заявил я. – А скажите, Бакуис-Флинт, что вы сделали, чтобы доказать свою ненависть к врагам?

– Я вас не понимаю, сэр.

– Тогда ответьте на другой вопрос. Вы были связаны с движением Сопротивления?

– О да, сэр. Теперь я вас понял. Я не люблю хвалиться, но я не был бы здесь, если бы не стремился внести свою лепту в борьбу с бошами.

– Конечно, – сказал я. – Но перед тем как бежать от преследования нацистов, вы помогали движению Сопротивления?

– Конечно, помогал.

– Каким же образом?

Флинт ответил не сразу.

– Видите ли, сэр, – начал он, – мне приходилось работать в поле, близ железнодорожной линии. Случалось, что после прохода поезда я опрометью бежал к полотну и ослаблял пару креплений. В результате следующий поезд сходил с рельсов.

– А что, если это был обычный пассажирский поезд с честными голландцами, а не германский военный транспорт?

– Я об этом думал, сэр, – Флинт усмехнулся. – И как правило, заранее убеждался в том, что следующим поездом едут немцы.

– Как же вы выясняли это?

– У меня были свои способы, – проговорил он, снова помедлив с ответом.

– Что же это за способы?

Флинту опять пришлось ломать голову, чтобы найти подходящий ответ. Наконец он сказал:

– Сигнальщик на соседней станции – мой приятель. Он обычно заранее извещал меня.

– Как далеко было до этой станции от того места, где вы работали?

– Километров пять, сэр, может быть, шесть.

– Каким же образом он передавал вам эти сообщения? Ведь он не мог оставить своего поста?

– Я полагаю, что нет, сэр, если вы так считаете.

– Как же вы хотите, чтобы я считал?

– Не знаю, сэр. – Бакуис-Флинт выглядел очень несчастным.

В таком же духе допрос продолжался и дальше. Я пришел к мысли, что немцы, должно быть, испытывали крайнюю нехватку в людях, если превращали в своих агентов подобных болванов. Рассказ Флинта был полон несуразности, каждая из которых могла послужить основанием для подозрений. Если бы он был единственным перебежчиком, имевшим при себе крупную сумму денег, то я немедленно арестовал бы его, но я хотел использовать Флинта как возможную приманку для разоблачения его друга, если последний оказался бы более ловким, чем эта мелкая рыбешка.

Решив закончить допрос, я указал на кучу денег на столе и спросил:

– Это ваши?

– Да, сэр.

– Как случилось, что вы имеете при себе столько денег?

– Это мои сбережения за всю жизнь.

– Вы, видимо, копили ваши сбережения не очень-то долго.

– Что вы хотите этим сказать, сэр?

– Деньги выглядят совершенно новыми.

– Видите ли, сэр, – ответил Бакуис-Флинт, – я хранил деньги в надежном месте.

Продолжать эту цепочку вопросов не имело никакого смысла. Рассказ Флинта звучал настолько неубедительно, что в какой-то момент я даже подумал, не может ли все оказаться правдой. Немецкий разведчик, рассуждал я, который завербовал его, без сомнения, снабдил бы его более надежной легендой. Наконец я спросил:

– Знаете ли вы лично кого-либо из тех тридцати – сорока перебежчиков, которые прибыли вместе с вами?

– Нет, сэр, – ответил он без запинки.

– Вы уверены в этом?

– Да, сэр.

Выслушав этот ответ, я повернулся к охране и приказал увести Бакуис-Флинта в соседнюю комнату и запереть его там одного. В голове у меня уже созревал план дальнейших действий. Во всяком случае, два-три часа раздумий в одиночестве дадут моему придурковатому собеседнику возможность поразмыслить над собственной глупостью.

Допрос следующих нескольких человек прошел без инцидентов. Никто из допрашиваемых не испытывал трудностей, доказывая свою честность и объясняя причины перехода линии фронта. Наконец настал черед девятого человека, который, как и Бакуис-Флинт, захватил с собой «сбережения всей своей жизни».

Когда он вошел под конвоем ко мне в кабинет, я сразу понял, что это человек иного склада как в физическом, так, очевидно, и в умственном отношении.

На мои вопросы он давал быстрые и убедительные ответы. Этого человека звали Ван дер Аа. Он родился в небольшом местечке неподалеку от Ээмнеса в провинции Утрехт, являвшемся также местом жительства Бакуис-Флинта. Ван дер Аа было тридцать два года. Работал он на машиностроительном заводе мастером. Ван дер Аа не был женат, но у меня создалось впечатление, что он постоянно вращался в женском обществе, имел вид самоуверенного человека, а это, как правило, производит впечатление на женщин.

– Ради чего вы рисковали своей жизнью, пробираясь сюда? – спросил я его.

– Чтобы вступить в бригаду принцессы Ирены, сэр.

– Но почему все-таки вы пошли на такой риск? Ведь война кончится через несколько месяцев.

– В том-то и дело, сэр, – поспешил ответить Ван дер Аа. – Откровенно говоря, я мало помогал союзникам. В движении Сопротивления участвовал мало и фактически не совершил ничего существенного. Я думал, что это моя последняя возможность принести движению какую-то пользу.

Ответ был вполне логичный. Обычно человек, критически оценивающий собственные действия, вызывает у допрашивающего симпатию.

– Какую же роль вы играли в Сопротивлении?

– О, сэр! – Он усмехнулся. – Я не был героем. Некоторым моим знакомым ничего так не нравилось, как шляться по ночам, вступая в стычки с немецкими патрулями или ломая их машины. Но я был далек от этого. Я предпочитаю спокойную жизнь. Мальчишкой я очень любил играть в паровозики. Вы понимаете, сэр, что я имею в виду?

– Кажется, понимаю.

– Я поселился у одной вдовы. Дом ее как раз выходил на основную железнодорожную магистраль. Мне удалось добиться того, что она отвела мне самую дальнюю комнату. В свободное от работы время я садился к окну, но на достаточном расстоянии, чтобы никто из прохожих не мог видеть меня, и наблюдал за поездами. В этом месте имелся небольшой подъем, и поезда замедляли ход до такой степени, что я мог сосчитать число вагонов и даже разглядеть, едут ли в поезде военные или гражданские лица. Я делал соответствующие заметки и передавал их одному из товарищей по Сопротивлению.

– Каким образом вы связывались с ним?

– Мы работали на одном заводе. Его станок, как это ни странно, часто ломался, и мне, как мастеру, приходилось налаживать его. Вот так я и передавал эти сведения.

– Вы делали очень важную работу, – заметил я.

– Вам, сэр, вероятно, виднее, как это назвать, – проговорил Ван дер Аа, – но я не хочу, чтобы вы думали, что я стараюсь представить свои действия как нечто выдающееся.

Пока этот человек отвечал на мои вопросы довольно убедительно. Может быть, он только немного перестарался в отрицании своих положительных качеств, но после беззастенчивого хвастовства Флинта это было даже приятно слышаться начал требовать более подробных сведений о количестве поездов, проходивших в час мимо его наблюдательного поста в обоих направлениях, о среднем числе вагонов в составе, проценте товарных поездов и так далее. Я был знаком с данными о движении немецких воинских эшелонов по территории Голландии, и ответы Ван дер Аа соответствовали действительности.

К этому моменту допроса мое мнение о Ван дер Аа раздвоилось. Он мог быть или настоящим голландским патриотом (и в этом случае наличие у него бумажника с новенькими банкнотами могло оказаться случайным совпадением), или хорошо подготовленным шпионом, который совершил роковую ошибку, взяв с собой крупную сумму денег. Сейчас, оглядываясь назад, будет справедливым заметить, что, не будь у Ван дер Аа бумажника с деньгами, я, наверное, принял бы его за патриота.

Я решил изменить направление допроса.

– Скажите, Ван дер Аа, приблизительно сколько времени вы работали в группе движения Сопротивления?

– Немногим более трех лет, сэр.

– За это время вам пришлось встречаться с видными участниками Сопротивления или хотя бы слышать о них?

– Конечно, сэр.

– Назовите, пожалуйста, несколько фамилий.

Ван дер Аа задумался.

– Ну, так что же?

– Видите ли, сэр, это не так-то просто сделать. Некоторые из них известны только по кличкам. Есть парень, который называет себя Вильгельмом Теллем. Другой носит прозвище Кинг-Конг. Однако настоящих имен их я не знаю.

– Это не имеет значения. Назовите те имена, которые вы помните.

– Пожалуйста, сэр. Барон ден Текс, Вербек, Флекс, Сандерс, Шунт, Ролафс, Ван Дайк.

Ван дер Аа назвал еще с полдюжины имен. Я знал некоторых из них, и особенно первого – ден Текса, истинного патриота и известного руководителя движения Сопротивления.

Я снова изменил тактику допроса и пустил в ход свой основной козырь:

– Как получилось, что при вас оказался толстый бумажник с новыми банкнотами?

После едва уловимой паузы Ван дер Аа улыбнулся, и лицо его порозовело.

– А-а, чтоб им пусто было! Вы можете назвать меня вором, сэр. Откровенно говоря, я украл эти деньги, перед тем как отправиться в путь. Но, видите ли, сэр, я украл их у самого большого мошенника в нашем городе и к тому же самого активного коллаборациониста, более крупного вы не найдете. Он сотрудничал с немцами с самого их прихода. Когда все мы умирали с голоду, его лавка ломилась от мяса, которое он продавал по цене, доступной лишь только таким, как он сам. Вот я и пришел к выводу, что не следует уходить с пустыми руками. Он нечестно наживал деньги, и я думал, что не погрешу, если избавлю его от какой-то части их.

Ответ был довольно ловким. Человеческая натура такова, что мы скорее верим фактам против человека, нежели фактам в его пользу. Если бы за стеной не было Бакуис-Флинта со второй пачкой денег, я, пожалуй, принял бы объяснение Ван дер Аа без каких-либо сомнений.

– Вам кто-нибудь помогал взять эти деньги «взаймы» у мясника? – спросил я.

– Нет, сэр. Я все сделал один.

На мой взгляд, Ван дер Аа совершил первую оплошность. Если он и Бакуис-Флинт, как я подозревал, договорились между собой, мой вопрос давал Ван дер Аа возможность как бы случайно упомянуть, что ему помогал один человек, с которым он и поделил добычу. Я сделал вид, что слушаю его с полным безразличием, и снова спросил:

– Не можете ли вы еще раз повторить имена известных вам участников движения Сопротивления?

– Конечно, сэр. Дайте только вспомнить. Барон ден Текс, Вербек, Шунт, Ролафс, Сандерс и Ван Дайк. Может быть, я назвал их не в таком порядке, как раньше. – Верно, – сказал я вслух, а про себя подумал, что на этот раз Ван дер Аа опустил фамилию Флекс. – А теперь расскажите о немецких соединениях, находившихся в районе Ээмнеса в последние недели.

Ван дер Аа отвечал быстро, но с достаточными паузами, которые делали его ответ естественным. К востоку от города располагалась мастерская по ремонту танков, а рядом с ней – артиллерийский склад. Неподалеку был лагерь, в котором, как полагал Ван дер Аа, находилось не больше одной дивизии или пехотная бригада с приданными ей частями. В пяти километрах от города находился аэродром люфтваффе, но немцы им не пользовались.

Я в знак согласия кивнул. Сведения Ван дер Аа совпадали с уже имевшейся у меня информацией. Тогда я сказал:

– Вас, перебежчиков, сегодня утром набралось около сорока. Среди них, наверное, есть люди из вашего района. Скажите, вы знаете кого-нибудь из них?

– Нет, сэр, – не раздумывая, ответил он. – Одного или двух мог видеть когда-нибудь, но среди них нет не только друзей, но даже знакомых. Вы представляете, сэр, обстановку в движении Сопротивления? Чем меньше знает человек, тем меньше смогут узнать немцы, если схватят его. Была у меня пара близких друзей из Ээмнеса, которые состояли в одной группе со мной, а кто еще оказывал сопротивление врагу в нашем районе, я не знаю.

Ответ Ван дер Аа удовлетворил меня. Я похвалил его и предложил сигарету. Затем, разыграв смущение, добавил:

– Простите, Ван дер Аа, но мне начинает изменять память. Раньше я отлично помнил факты, о которых мне рассказывали один раз, а сейчас… – Я замолк и медленно провел рукой по лбу. – Видимо, нужно сделать передышку в работе. Память стала как решето. Вот вы уже два или три раза называли фамилии известных вам участников движения Сопротивления, а я уже успел забыть их. Вас не затруднит снова повторить их?

– Конечно нет, сэр, – сказал он с сочувствием. – Я представляю себе ваше положение. Вам нужен хороший отдых, сэр.

– Вы правы. Но ведь война не будет продолжаться вечно.

– Так вот, сэр… – И он снова повторил фамилии. Нет нужды говорить, что память у меня была далеко не такой дырявой, как я старался внушить Ван дер Аа. Он повторил те же фамилии, но снова опустил фамилию Флекс.

– Благодарю вас, – проговорил я. – Это пока все, что требуется. А теперь попрошу вас посидеть в приемной.

– Мне не придется ждать очень долго, сэр? Хочется как можно скорее вступить в бригаду принцессы Ирены.

– Я не задержу вас ни секундой больше того, чем необходимо. Нужно исполнить несколько формальностей.

Я улыбнулся и пожал ему руку.

После того как Ван дер Аа вместе с конвоиром ушел, я сидел и курил добрых пять минут. В голове созревал план. Я был уже почти уверен в том, что Ван дер Аа и Бакуис-Флинт – немецкие агенты, знающие друг друга, но нужно было найти доказательства этому, заманить их в ловушку и заставить признаться. Прикинув в уме детали плана, я послал за помощником, рассказал ему о своих подозрениях и познакомил с той ролью, которую ему предстояло играть. После ухода помощника я снова вызвал Ван дер Аа.

Он вошел и сел. Его поведение говорило о том, что он насторожен. Видимо, ему показался странным столь быстрый вторичный вызов. Чтобы заставить его отбросить настороженность, я сказал:

– Не согласитесь ли вы помочь мне? Вы, очевидно, настоящий патриот, но у меня есть сильные подозрения в отношении одного парня, который прибыл в одной группе с вами. Вы должны помочь мне разоблачить его.

– Я был бы рад помочь вам, сэр, но, как я говорил, я не знаю никого из тех, кто прибыл в одно время со мной. И все же скажите, что я должен сделать. Я постараюсь вам помочь.

– Ну и прекрасно. Я был уверен, что вы согласитесь. Неприятно обвинять друга, но ведь вы только что снова напомнили мне, что среди прибывших у вас нет друзей. К тому же даже среди друзей долг остается долгом. Оказаться немецким агентом куда неприятнее.

– Вы чертовски правы, сэр, – согласился Ван дер Аа. – Что же мне предстоит сделать?

– О, это очень просто. Прежде всего, посмотрите в смотровую щель в этой стене. Вы увидите человека, сидящего в соседней комнате, но он вас не увидит. Скажите, вы его не знаете?

Ван дер Аа хорошо играл свою роль. Очевидно, и для него было неожиданностью увидеть Бакуис-Флинта, но он ничем не выдал себя.

– Можете положиться на меня, сэр.

Я провел Ван дер Аа в соседнюю комнату, охраняемую снаружи часовым. Бакуис-Флинт вскочил. Наблюдая за выражением их лиц, я произнес:

– Вы оба прибыли из одного района, и, пожалуй, настало время вам познакомиться. Бакуис-Флинт, разрешите представить вам господина Ван дер Аа.

Они пожали друг другу руки, и мне оставалось только восхищаться их самообладанием.

В душе я лелеял надежду, что менее сообразительный Бакуис-Флинт выдаст себя при неожиданной очной ставке, но он проявил лишь умеренный интерес к Ван дер Аа. Я предложил обоим сесть и снова задал Бакуис-Флинту несколько обычных вопросов, касающихся возраста, вероисповедания, образования и политических взглядов. Ван дер Аа внешне казался спокойным, но взгляд его умных глаз то и дело перескакивал с моего лица на Бакуис-Флинта.

Через несколько минут я прекратил вопросы. Найдя в кармане сигареты, я довольно громко спросил, обращаясь к обоим:

– Не хотите ли закурить?

Это был условный сигнал для моего помощника, который все это время стоял за дверью. Он широко распахнул дверь и крикнул:

– Господин Флекс!

Бакуис-Флинт резко вскочил со словами: «Да, сэр!» Комедии пришел конец. Я громко рассмеялся и повернулся к Ван дер Аа, который, несмотря на все свое самообладание, вздрогнул.

– Так, – заметил я, – появляется недостающий Флекс – человек, фамилию которого вы сначала упомянули, а потом почему-то опускали в перечне знакомых.

– Глупая свинья! – злобно прошипел Ван дер Аа. Он понял, что игра окончена.

– Нет, – перебил я, – глупцом оказались вы. Нельзя недооценивать противника. Если уж вы упомянули Флекса один раз, то должны были повторять эту фамилию. Не сделав этого, вы только возбудили у меня подозрение. Во всяком случае, вам нужно было хотя бы ради любопытства сравнить свое снаряжение до прибытия сюда. Вы поделили деньги, полученные у ваших немецких хозяев, и было в высшей степени неостроумным и неосторожным хранить их в бумажниках, тем более что серии банкнот совпадают. Ну-с, джентльмены, кто первый готов сделать полное признание?

Ван дер Аа и Бакуис-Флинт, или, если называть его настоящей фамилией, Флекс, были направлены в штаб и вскоре предстали перед судом. Я не знаю их дальнейшей судьбы, но надеюсь, что они получили по заслугам. Человек недорого стоит, если он готов продаться сам и продать свою родину за пятьдесят английских фунтов или того меньше, даже если они выдаются новенькими, хрустящими банкнотами.