Текст книги "Тайный фронт (сборник)"

Автор книги: Орест Пинто

Соавторы: Джордж Мартелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

В июле 1944 года я был назначен главой голландской контрразведывательной миссии при штабе верховного главнокомандующего союзными войсками и отправился на континент вслед за войсками. Утрехт был освобожден только в апреле 1945 года. Тогда-то я и воспользовался случаем, чтобы лично поговорить с дядей Рибека и узнать о судьбе его племянника.

Оказалось, что дядя Рибека был не менее нас удивлен неожиданным исчезновением своего племянника. Он рассказал мне, что Рибек вернулся в Утрехт около полутора лет назад. С большим трудом удалось устроить его официантом в офицерскую столовую. После работы Рибек часто подолгу не возвращался домой, и дядя начал подозревать, что племянник связан с движением Сопротивления и выполняет какое-то секретное задание. Тогда не было принято интересоваться делами людей, тем более, если речь шла о подрывной деятельности против немцев. И дядя не стал расспрашивать племянника.

Однажды вечером Рибек сказал дяде, что собирается встретиться с другом и вернется домой поздно. Кто этот друг, Рибек не сказал. Он ушел и больше не вернулся. Дядя был очень взволнован и считал, что с племянником случилось несчастье. Ведь если бы Рибек предполагал исчезнуть надолго, он наверняка сказал бы об этом. Если бы его схватили гестаповцы, то они, видимо, стали бы наводить о нем справки. Исчезновение Рибека так и осталось тайной.

Я поблагодарил дядю Рибека за информацию и пообещал сообщить ему, если мне удастся что-либо выяснить о его племяннике. В последующие несколько месяцев я часто задумывался над тем, что же могло случиться с Рибеком, и мне не раз в голову приходила мысль, что он скрывается от английского правосудия, так же как старался когда-то не попасть в лапы гестаповцев.

Загадка была разгадана уже после окончания войны. Однажды за чашкой кофе я беседовал со своим старым другом, который во время войны долгое время успешно руководил группой Сопротивления в районе Хилверсюма. Мы разговорились о том, как часто приходилось в военное время принимать решения экспромтом, не будучи уверенным в их правильности. Мой друг сказал тогда:

– Однажды я допустил серьезную ошибку из-за своей поспешности. Мы разоблачили предателя в своей группе, но он как-то узнал об этом и успел сбежать в Утрехт.

Название этого города заставило меня насторожиться, и я спросил:

– Что же произошло?

– Мы должны были быстро уничтожить этого предателя, – ответил мой друг. – Иначе он всех нас выдал бы гестаповцам. Это дело поручили одному из членов нашей группы, которого предатель не знал.

– Как же выглядел этот предатель? – поинтересовался я.

– Это был высокий широкоплечий человек, видимо, профессиональный боксер, со следами операции на лице.

И вдруг я все понял. Очевидно, по своей внешности после операции Рибек стал удивительно похож на разыскиваемого предателя из Хилверсюма.

– Чем же кончилась вся эта история? – поинтересовался я.

– Наш человек отправился в Утрехт и убил предателя, но вскоре выяснилось, что он ошибся. Убитым оказался совершенно ни в чем не повинный официант офицерской столовой.

– Да, ошибки на войне неизбежны, – заметил я. – Что же касается невиновности официанта, то об этом лучше всего спросить в английской полиции. Может быть, у нее на этот счет иное мнение.

КОНТРАБАНДИСТ

Однажды осенним утром 1943 года мне неожиданно позвонил голландский военно-воздушный атташе и попросил немедленно выехать на базу английской бомбардировочной авиации в Восточной Англии. Я поинтересовался, в чем дело, но вразумительного ответа не получил. Атташе только сказал мне, что сам посол интересуется делом и ждет от меня подробного доклада в кратчайший срок.

За долгие годы службы я уже привык к тому, что большие начальники любят пустяковое дело превращать в вопрос государственной важности и окутывать все тайной. Однако этот военно-воздушный атташе был другим человеком. Его никак нельзя было назвать бюрократом. Раз он сказал, что дело важное, значит, действительно нужно было поскорее разобраться во всем.

Вскоре я уже был на авиабазе. Машина остановилась у серого кирпичного здания, где размещался штаб эскадрильи голландских военно-воздушных сил, находившихся в Англии. Начальник штаба эскадрильи встретил меня и проводил в заранее подготовленную комнату. На мой вопрос о причинах столь срочного вызова он ответил так: лучше подождать командира, который сам объяснит, в чем дело.

Ждать пришлось недолго. Дверь отворилась, и в комнату вошли два молодых офицера. Один из них назвался подполковником Денкером, а другой – капитаном Бергеном. Сначала разговор зашел о новостях лондонской жизни, событиях на фронтах и нехватке продуктов, но вскоре мне это надоело, и я решил перейти к делу.

– У вас, наверное, много дел, – сказал я, – и мне тоже не приходится скучать в Лондоне. Меня срочно вызвали сюда, и по важному делу, но до сих пор я ничего не знаю.

Подполковник Денкер улыбнулся, посмотрел на капитана и ответил:

– Простите. Сейчас мы все вам расскажем. Речь идет о защите нашей чести. Я просил атташе прислать нам опытного следователя, чтобы разобраться в происходящем. Если наши подозрения окажутся правильными, вы, несомненно, примете надлежащие меры.

Если же мы ошибаемся, то пусть никто не узнает о нашем разговоре.

– В чем же состоят ваши подозрения? – спросил я.

– Капитан Берген сейчас вам все расскажет. Это по его части, – заметил подполковник.

Капитан откашлялся и начал:

– Наша эскадрилья укомплектована летчиками-голландцами. Я пилот и командир одного из бомбардировщиков. Кроме меня в экипаже имеются еще четверо – штурман, радист и два стрелка. Экипаж бомбардировщика должен действовать слаженно, и каждый из нас всегда полагается на помощь остальных членов экипажа. Кроме штурмана, все давно уже летают вместе и хорошо знают друг друга. Наш прежний штурман по состоянию здоровья недавно был отстранен от полетов, и вместо него прислали другого – человека пожилого возраста, который нам, юнцам, годится в отцы. Зовут этого человека Ван Вааль. Это опытный штурман, много лет работавший на самолетах авиакомпании KLM.

Вы знаете, что к новому человеку в коллективе привыкают не сразу. Я должен признаться, что мы сделали все, чтобы Ван Вааль чувствовал себя равноправным членом нашей дружной летной семьи. Но он оказался довольно замкнутым человеком и отказывался от участия в наших вечеринках, хотя у него было больше денег, чем у всех нас, вместе взятых. По-видимому, KLM хорошо платит летчикам.

– Заработок летчиков в KLM не так уж велик, – заметил я. – Во всяком случае, они получают немногим больше, чем военные летчики.

Капитан рассказал, что поведение Ван Вааля раздражало остальных членов экипажа. Он слишком часто заводил речь о превосходстве немецких летчиков, их высоком профессиональном мастерстве. Сначала члены экипажа расценивали эти высказывания Ван Вааля как неумную шутку, но позже стали все чаще воспринимать его колкие замечания как насмешку.

Вскоре после прибытия Ван Вааля в эскадрилью с нашим экипажем стали происходить какие-то странные случаи. Каждый из них в отдельности можно было объяснить, но вместе они приобретали довольно неприятную окраску. Однажды во время боевого вылета Ван Вааль допустил серьезную ошибку в прокладке курса, и экипаж не выполнил задания. В другой раз Ван Вааль, являвшийся штурманом-бомбардиром, не сбросил бомбы в положенном месте и свое поведение объяснил тем, что, дескать, отказал бомбосбрасыватель. Самолет возвращался на базу с полной бомбовой нагрузкой, и Берген решил освободиться от бомб, когда самолет пролетал над морем. Один из стрелков был специалистом по электрооборудованию, и Берген попросил его занять место Ван Вааля у бомбосбрасывателя. Тот нажал кнопку – и бомбовый люк сразу же открылся. Подобные случаи с Ваалем были не единичны, и в конце концов Берген решил посоветоваться с командиром эскадрильи.

– Берген действительно приходил ко мне, – вставил подполковник, – и, откровенно говоря, мне с самого начала не понравился этот Ван Вааль. Когда Берген рассказал мне о его поведении, я хотел было отстранить Ван Вааля от полетов, но потом передумал – ведь каждый летчик и штурман у нас на счету. Если же он не трус, а предатель и шпион, то оставлять его в части так или иначе опасно. Вот почему я и решил вызвать вас. Вы должны помочь нам решить эту задачу. Мне лично кажется, что дело вовсе не в трусости. Прежде чем обратиться к нашему атташе, я внимательно изучил прошлое Ван Вааля. Он – выходец из Роттердама и еще молодым человеком поступил на службу в авиакомпанию KLM. Сдав экзамены, Ван Вааль вскоре стал штурманом и работал на линии Амстердам – Лондон. Ван Вааль был со своим самолетом в Лондоне, когда немцы вторглись в Голландию. До последнего времени он работал на линии Лондон – Лиссабон, а затем добровольно вступил в наши военно-воздушные силы.

– Вы говорите, что он летал в Лиссабон? Это интересная деталь, – заметил я. – Но вас сейчас, по-видимому, тревожит другое: откуда у Вааля деньги, ведь он не из богатой семьи. Не так ли?

– Нас беспокоит все: и его деньги, и все то, что стало происходить в эскадрилье после его прихода к нам, – ответил подполковник.

– Но, как уже заметил Берген, – продолжал я, – каждый случай с Ваалем в отдельности может быть объяснен. Ведь мог же он случайно допустить ошибку в расчете курса. Мог не сработать и бомбосбрасыватель.

– Это должны решить вы, – возразил Денкер. – Мы готовы помочь вам.

– Прежде всего, мне нужно поговорить с Ван Ваалем, и тогда, может быть, все станет ясно.

Вааль оказался одним из самых неприятных людей, с которыми мне приходилось встречаться за свою долгую службу в контрразведке. Я приучил себя не поддаваться первому впечатлению о человеке, но чувство неприязни к нему не покидало меня с первых же минут после того, как Вааль вошел ко мне в кабинет.

Чтобы не вызвать у Вааля подозрений, мы с Денкером и Бергеном заранее условились, что я представлюсь ему голландским журналистом, собирающим материал о героях-соотечественниках. Я должен был сказать Ваалю, что собираюсь написать статью о летчиках голландских военно-воздушных сил.

Вааль попался на эту удочку. В ярких красках он рассказал мне о своей короткой службе в военной авиации. Из его рассказа получалось, что он настойчиво добивался выполнения каждого задания, не считаясь с опасностью для жизни, а это, по-видимому, не нравилось остальным членам экипажа. Вааль несколько раз подчеркнул, что недружелюбное отношение к нему является, по-видимому, следствием зависти. Вместе с тем Вааль высказал сожаление, что раньше не попал в военную авиацию, – ведь он мог бы уже командовать эскадрильей.

Слушая Вааля, я внимательно наблюдал за ним. Он курил одну сигарету за другой и ни разу не предложил мне закурить. Золотой портсигар и дорогая зажигалка, которыми пользовался Вааль, напомнили мне о подозрениях Бергена.

Наша беседа продолжалась около часа, и, когда самореклама Вааля наскучила мне, я прервал разговор, сославшись на необходимость срочно возвратиться в Лондон. Я пообещал Ваалю снова встретиться с ним, как только будет готов набросок статьи.

Вернувшись в Лондон, я сразу же послал запрос в авиакомпанию KLM. Выяснилось, что в последние три года Вааль неоднократно бывал с рейсовым самолетом в Лиссабоне. Хотя экипажи на этой линии часто менялись, мне удалось найти человека, хорошо знавшего Ван Вааля, и он многое рассказал мне о нем.

Несколько дней спустя я послал телеграмму на авиабазу, где проходил службу Ван Вааль, и попросил разрешения снова встретиться с ним. Вааль явился буквально через пять минут после моего прибытия на базу. Он был очень удивлен тем, что для участия в беседе я пригласил и Бергена, но мне удалось быстро развеять его подозрения.

– Дело в том, – пояснил я, – что министерство авиации требует, чтобы я быстрее опубликовал свою статью, а для этого необходимо ваше согласие, а также согласие вашего непосредственного начальника. У меня только один экземпляр статьи, и, если вы не возражаете, я зачитаю ее. Статья короткая, и я задержу вас ненадолго.

Прокашлявшись, я начал:

– «Мне не раз приходилось встречаться с выдающимися людьми, людьми, полными отваги и проницательности. Но ни один из этих людей не может сравниться с человеком, которого я встретил недавно среди голландских военных летчиков. Познакомившись с этой статьей, он, вероятно, не будет рад тому, что я назвал его фамилию и имя. Но я не могу не сделать этого. Его зовут Ван Вааль.

Выходец из простой семьи, Ван Вааль еще до войны стал летчиком гражданской авиации. Долгое время он служил в прославленной авиакомпании. Наконец принял важное решение – добровольно перешел на службу в голландские военно-воздушные силы.

Что же заставило человека отказаться от обеспеченной жизни и взяться за дело, связанное с опасностью и трудностями? Патриотический долг? Стремление не отстать от соотечественников, смело вступивших в борьбу с врагом? Романтические побуждения? Нет. Вот что сказал по этому поводу один из старых знакомых Ван Вааля, долгое время летавший с ним на самолетах авиакомпании KLM: «Ван Вааль поспешно оставил службу в гражданской авиации. Почему? Потому что спекуляция алмазами, которой занимался Вааль в Лиссабоне, стала опасным делом».

Я посмотрел на Ван Вааля. Моя статья была, конечно, самым настоящим блефом, но трюк удался. Вааль побледнел, вскочил и хотел было что-то сказать, но я помешал ему.

– Послушайте, Вааль! – крикнул я. – Не спорьте со мной! У меня достаточно доказательств и имеются даже письменные показания вашего знакомого. Кроме того, он передал мне коробку из-под сигарет, в которой вы обычно прятали алмазы. На этой фотографии вы видите вашу коробку. Вы покупали алмазы в Лондоне и продавали их в Лиссабоне по спекулятивной цене. Вас не волновало то обстоятельство, что алмазы попадали в руки врагов, которые использовали их в войне против страны, предоставившей вам убежище.

Вааль не выдержал. Пять минут спустя он признался во всем, назвав фамилии и адреса лиц, с которыми поддерживал связь в Лондоне и Лиссабоне.

По приговору суда военного трибунала Ван Вааль был отчислен из рядов голландской военной авиации. После этого он сразу же был арестован английской полицией по обвинению в контрабанде и содействии противнику. Ван Вааля приговорили к четырем годам тюремного заключения. Если бы он не оказался иностранцем, суд вряд ли был бы так снисходителен к нему.

КОЛЛЕКЦИЯ ЛИНДЕРА

Как-то в конце войны мне довелось присутствовать на приеме, устроенном в Гааге по случаю освобождения города от немецких оккупантов. Среди гостей были представители союзного командования и дипломаты. Мне не очень хотелось идти на этот прием, но отказаться было нельзя.

На приеме все было так, как вы не раз видели в довоенных фильмах голливудского производства. Слуги в нарядных ливреях разносили на подносах бокалы с шампанским. Женщины были в вечерних туалетах, а мужчины во фраках. Я старался держаться в стороне. Вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо незнакомого мне человека. Но он назвал меня по фамилии и представился полковником Ван Астеном. Мы поболтали о разных мелочах, а затем полковник обратил мое внимание на огромную картину, висевшую напротив нас. Живопись, особенно произведения голландских художников шестнадцатого и семнадцатого веков, была моим увлечением, поэтому я обрадовался, когда мой собеседник завел разговор на эту тему. Оказалось, что он также неплохо знает живопись, любит изобразительное искусство и является тонким ценителем его.

В ходе беседы Астен пригласил меня побывать у него дома и обещал познакомить со своей коллекцией картин. Полковник жил неподалеку от того места, где проходил прием, и я с удовольствием согласился отправиться к нему, не дожидаясь конца приема.

Квартира Астена была обставлена с большим вкусом. На стенах гостиной висели картины учеников Рембрандта. Одна из картин привлекла мое внимание. Она висела отдельно, в небольшом алькове. На ней был изображен улыбающийся юноша в одежде семнадцатого века. Мне уже приходилось однажды видеть эту картину, но теперь я никак не мог вспомнить, где именно.

– А вы, оказывается, настоящий знаток, – проговорил Астен, заметив мой интерес к картине. – Это ведь лучшая из моих картин, не правда ли? Знаете, кто ее написал?

– Мне кажется, Фердинанд Боль[12]12
  Фердинанд Боль (1616—1680) – известный голландский живописец и гравер, излюбленный портретист голландской буржуазии. – Прим. ред.


[Закрыть], – ответил я.

– Правильно. Это картина Боля. Между прочим, очень немногие знают автора картины, хотя она всем нравится, – заметил Астен.

– Благодарю вас за комплимент, но у меня есть одно преимущество перед другими вашими гостями: я не впервые вижу эту картину. Я видел ее примерно лет пятнадцать назад, кажется, в коллекции Линдера.

– Совершенно верно. Эта картина и сейчас принадлежит бедняге Линдеру. Я просто взял ее напрокат.

– Почему же Линдер бедняга? – поинтересовался я. – Что с ним случилось?

– Разве вы не знаете? – удивился Астен. – Мне казалось, что это давно всем известно.

– Только не мне. Последний раз я слышал о Линдере незадолго до начала войны. Тогда он был богат и преуспевал.

– О, с тех пор многое переменилось для Линдера. Если хотите, я расскажу вам о нем, – предложил Астен, и я с готовностью согласился.

Астен рассказал, что до войны Линдер был одним из ведущих коллекционеров произведений живописи в Голландии. Он нажил огромное состояние, умело ведя торговлю картинами.

Но в личной жизни Линдер не был столь удачлив. Он за большие деньги купил дворец и чуть ли не каждый день устраивал там попойки с постоянно окружавшими его дамами полусвета и разного рода прихлебателями. Постепенно богатства Линдера начали таять. Ему нужно было принять какие-то кардинальные меры, чтобы поправить свои финансовые дела.

Однажды, примерно за год до начала войны, во дворце Линдера, где он хранил свою коллекцию, случился пожар. Коллекция была застрахована, и страховая компания, конечно, тщательно расследовала причины пожара. Расследование показало, что Линдер устроил пожар преднамеренно, с целью получить страховую сумму. Линдер был осужден и находился в тюрьме почти до оккупации Голландии немцами.

Сознавая, что в Голландии ему не удастся восстановить престиж, Линдер переехал в Гамбург, где и жил в течение всей войны.

Когда союзники заняли Гамбург, их контрразведка заподозрила Линдера в сотрудничестве с немцами. Линдера арестовали. Сейчас он находится в тюрьме, ожидая завершения следствия по его делу.

– Именно поэтому я и назвал его беднягой, – закончил свой рассказ Астен. – До войны он совершил преступление и понес наказание. Но разве можно винить Линдера в том, что он решил уехать в Германию? Судьба сложилась так, что он оказался в стране, ставшей нашим врагом.

– Печальная история, – заметил я. – Я мало знал Линдера, и было это давно. Я никогда не слышал, что он был осужден. Но зачем вы все это мне рассказали?

– Но ведь вы заинтересовались картиной, принадлежавшей Линдеру. Ну а кроме того, я считал, что его история будет интересна вам и как контрразведчику. Я хочу помочь Линдеру, и, может быть, вы в свою очередь поможете мне.

Я промолчал, а Астен, увидев мое смущение, продолжал:

– Я был у Линдера в тюрьме. Чувствует он себя очень неважно и готов хорошо отблагодарить любого, кто поможет ему.

– Вы имеете в виду картину? – У меня захватило дух. Ведь все началось с беседы двух культурных людей о живописи и теперь вдруг приобретало характер сделки, прямого подкупа. – Если я вас правильно понял, вы считаете меня способным пойти на служебное преступление? Вы думаете, что меня можно купить?

– Да что вы! Речь идет не о подкупе, а только о небольшом подарке за оказанную услугу, – произнес Астен, улыбаясь.

– Но ведь этот «небольшой подарок» стоит около четверти миллиона гульденов?

– Да. Такова рыночная цена. Я не вправе интересоваться вашими финансовыми делами, но мне кажется, вы небогаты, не так ли? Но оставим этот вопрос и трезво посмотрим на вещи. Во-первых, я не предлагал вам совершать преступление и искать пути к незаконному освобождению преступника. Я только прошу вас заняться делом Линдера и ускорить его освобождение, если его невиновность будет установлена.

– Если ваша просьба состоит только в этом, – заметил я, – то зачем предлагать мне взятку? Вы могли бы просто попросить меня заняться делом вашего друга лично, и побыстрее. Теперь же вы поставили меня в трудное положение.

– Эта идея принадлежит Линдеру, – смущенно проговорил Астен. – Когда я был у него в тюрьме, он сказал мне, что знаком с вами. Он ведь коммерсант и привык к сделкам. Такой уж он человек. Помогите ему, и он не останется в долгу. Он по-прежнему очень богат. Для вас или для меня такой подарок – целое состояние, а для него – сущий пустяк…

– Послушайте, Астен, – прервал я полковника. – Мы зашли слишком далеко. Я ценю ваше искусство оратора, но о взятке не может быть и речи. Линдеру придется подождать. Я теперь ничего не могу сделать, чтобы помочь ему.

Несколько дней спустя после этого разговора мне пришлось не раз недобрым словом вспомнить о своей излишней гордости. Ради любопытства я поинтересовался делом Линдера, и оказалось, что расследование ведется уже давно и дело близится к концу. Следователь, занимавшийся делом Линдера, был моим старым знакомым. Он сразу же сказал мне, что Линдер, по-видимому, будет полностью реабилитирован. Судя по материалам следствия, Линдер в течение всей войны жил в Гамбурге и с немцами не сотрудничал, хотя от своих коммерческих операций не отказался. Мой знакомый выразил уверенность, что в самое ближайшее время Линдер будет освобожден.

Таким образом, если бы я согласился принять предложение Астена, то стал бы обладателем чудесной картины стоимостью двадцать пять тысяч гульденов, ни на йоту не отступив от буквы закона. Конечно, мое личное вмешательство не повлияло бы на исход дела, но ни Линдер, ни Астен и не подумали бы об этом. Во всяком случае, моя совесть была бы чиста, и к тому же нет закона, запрещающего офицеру принимать подарки от своих друзей.

И тем не менее в деле Линдера был один сомнительный момент. Я долго не мог понять, в чем суть этих сомнений, но какой-то инстинкт, казалось, оберегал меня от принятия предложения Астена. Ответ на мои сомнения, наконец, нашелся в документах по довоенному делу Линдера в связи с обвинением его в стремлении незаконно получить страховую сумму.

Среди моих знакомых был издатель одной из голландских газет, и он с готовностью предоставил мне комплект вырезок, посвященных делу Линдера. Я потратил целый день на изучение этих материалов и познакомился с делом Линдера во всех деталях. Упорство и настойчивость дали свои плоды.

Неделю спустя мне довелось снова встретиться с Астеном на одном из служебных совещаний.

– Ну, как дела в мире искусства? – приветствовал я Астена. – Какими картинами сейчас интересуетесь?

– Я вам очень обязан, – ответил Астен, улыбаясь, – очень сожалею, что не имел возможности поблагодарить вас раньше.

– За что?

– Вы, конечно, помните ту чудесную картину Боля, которую отказались принять в подарок? Так вот, после освобождения Линдер подарил мне эту картину, причем он так настаивал на принятии этого подарка, что я не смог ему отказать.

– Рад, что картина досталась вам, – произнес я с усмешкой.

– В чем дело? Почему вы усмехаетесь? – нервно спросил Астен.

– Дело в том, дорогой Астен, что вы обмануты. Подаренная вам картина не оригинал.

– Этого не может быть! Откуда вы это знаете? Вы наверняка говорите это из зависти, – взволнованно проговорил Астен.

– Человека, который устроил поджог, чтобы получить страховые деньги, нельзя считать простаком. Им всегда движет холодный расчет. Он способен пойти на обман, даже делая подарок другу.

– Пустые слова! – выкрикнул Астен.

– Хорошо, – ответил я. – Вы можете мне не верить. Но обратитесь к документам и почитайте показания эксперта страховой компании на суде. Вы узнаете, что Линдер потребовал тогда уплаты страховых сумм за картины, которые якобы сгорели, а на самом деле хранились в надежном месте. Но чтобы добиться цели, Линдеру пришлось уничтожить несколько ценных картин. Среди них была и картина Боля. У вас сейчас копия этой картины, копия прекрасная, но все же копия. Она стоит около тысячи гульденов, но никак не четверть миллиона. В общем, снова подлог, и только подлог.