Текст книги "Сын детей тропы (СИ)"
Автор книги: Олли Бонс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Глава 26. Схватка
Дорога текла неверной рекой.
Ноги, обычно чуткие, находили теперь то камень, то полную воды колею. Земля и небо кружились, как после гретого вина – но тогда было весело и легко, не давила боль.
Шогол-Ву остановился, пережидая слабость. Выставил руку на случай, если упадёт. Не упал.
Нептица обошла его кругом, подтолкнула в спину. Зебан-Ар оглянулся, но ничего не сказал и не сбавил шаг.
Шогол-Ву положил руку на шею зверя и побрёл дальше – так быстро, как мог.
Когда показались далёкие огни, старый охотник остановился.
– Медлишь, – сказал он. – Доберёшься, когда они перебьют друг друга!
– Не перебьют... У Клура мало людей. У Вольда больше. Только глупец нападёт сразу.
– Клур и есть глупец. Сунулся к нам в одиночку. Только за дерзость его и не убили, выслушали. Лучше бы убили. Сказал, нам не жить, если откажемся помочь. Сказал, за лесом ждут его люди. Мы ходили смотреть: целое поле костров. Поверили.
Зебан-Ар ненадолго умолк, а когда продолжил, голос его звучал гневно:
– Он провёл нас, мы поверили обману. Позор для племени! Людей с ним было лишь чуть больше, чем теперь. Я отправил бы чёрного пса к ушам богов, если бы не Ашша-Ри. Мы утратили силу, порченый сын. Теперь мы племя трусов, племя глупцов! Это и твоя вина: накормил нас падалью... Мы ждали от тебя всякого, но не предательства. Племя этого не простит.
Он сплюнул и пригляделся.
– Они ещё говорят. Скоро сцепятся. Смотри, как тянутся их руки к топорам! Где Ашша-Ри, видишь её?
Шогол-Ву покачал головой, и мир закружил его, как речной водоворот. Потянул на дно. Он закрыл глаза и сглотнул подступивший к горлу ком.
– Пойду туда, – донёсся издалека голос старого охотника. – Зайду сзади. Когда всё начнётся, я не стану жалеть никого из брехливых пёсьих сынов. И ты, порченый сын, если помнишь, откуда берёт начало твоя тропа, вернись на неё и умри с честью!
Когда мир остановился, когда на сером его полотне вновь разгорелись точки фонарей и проступили чёрные фигуры всадников вдоль дороги, старика уже не было рядом. Только нептица толкалась под локоть, тёрлась макушкой.
– Идём, Хвитт, – прошептал Шогол-Ву. – Нельзя спешить... опоздать тоже нельзя.
Они брели вдоль обочины, где тени были гуще. Ветер крался следом, раскачивая ветви кустарников и порой касаясь лица холодным дыханием. Постоялый двор лежал в двух десятках шагов.
Доносились уже голоса, но слов не разобрать. Люди спорили, перебивая друг друга. Стояли порознь: те, что с Вольдом, ближе к дому, всадники у дороги. У края двора телега, в которую ещё не впрягли рогачей, и на телеге трое. Вольд Кривой Оскал и Клур Чёрный Коготь высились друг против друга – один закрывал пленников собой, не пуская другого.
Шогол-Ву замер, осматриваясь.
– Туда, Хвитт, – указал он рукой через дорогу, где чахлые деревца подступали к ограде, а сорную траву никто не выпалывал.
Они остановились там, откуда хорошо была видна телега и люди на ней. Двоих связали, а тётушку Галь не тронули – может, подумали, слепая и так никуда не денется. И теперь она пыталась нащупать узлы верёвок, стягивающих руки Ната. Действовала осторожно, не поворачиваясь, и со стороны казалось, просто сидит рядом.
Толку, правда, было мало: пальцы, тоже слепые теперь, скользили по узлам беспомощно, дёргали, тянули, но ничего не выходило.
Дочь леса глядела в темноту, стискивая губы, и по щекам её текли слёзы. Если бы Двуликий пришёл и сделал мир цветным и светлым, она увидела бы запятнанного и белого зверя. Но она не видела, и Шогол-Ву не мог подать ей знак.
Слёзы были слабостью, но он не в силах был её винить.
– Ты должен понять, – донёсся голос Клура. – Вы все должны! Проклятье нужно извести, пока не поздно.
– Ты ошибаешься! – воскликнула дочь леса, пытаясь обернуться. – Если сделать, как ты хочешь, мир погибнет!
– Умолкни! – перебил её Клур, стискивая кулак. – Думаешь, здесь поверят такой, как ты? Это ваше поганое племя всему виной. Не зря вы белы, как могильные черви! Это вы вскормили проклятие, из-за вас расползается гниль и мертвечина. Камень нужно зарыть там, где никто не найдёт, а ваш лес вырубить и сжечь до последней щепки!
Людские голоса зашумели, как ветер.
– А ну, тихо! – рявкнул Вольд, багровея и озираясь. – Без него решим, что делать! Я сказал, как только камень обретёт полную силу, всё наладится. Проваливай, Клур, пока не погнали в шею. Зря ты встал на моём пути!
Люди загомонили, расступаясь и оглядываясь. Сквозь толпу пробирался кто-то. Вольд обернулся на шум.
Мужик из местных, что шёл впереди, попятился, наступая на ноги идущему следом.
– Позвали нас, – виновато забормотал он, вскидывая руки. – Сказали, горит...
И посмотрел на дом.
Шогол-Ву пригляделся тоже. Не видно было огня, и дым не поднимался.
Поселенца толкнули в плечо, он охнул, едва устоял. Другой, тоже из местных, выступил вперёд, сжимая кулаки и выпятив жидкую бороду. Ноздри его раздувались.
– Под полом, значит, – пробормотал он.
– Да погоди ты, погоди! – донеслось из-за людских спин. – Может, я понял не так. Этот-то напился вдрызг, мало ли что нёс!
Вперёд протолкался и хозяин, прижался спиной к двери, выставил руки.
– Не нужна мне помощь! – воскликнул он. – Видите, само потухло. Уходите!
– Юлишь, Спенне! – прорычал бородач.
Он бросился на трактирщика, сгрёб его и ударил о косяк.
– А ну, прекратите! – рявкнул Вольд. – Пошли прочь, там и разбирайтесь!
– Пойдём, пойдём, Спенне, – процедил сквозь зубы мужик, вталкивая хозяина в дом. – Сейчас ты мне покажешь, что прячешь. И если ошибся я, перед богами и людьми...
Дверь затворилась, и стало тише. Местные, боязливо кивая, потянулись к дому и тоже исчезли за дверью. Вольд проводил их взглядом и развернулся.
– И ты поди прочь, не стой на пути!
– Я не уйду, пока не отдашь человека с камнем. Как ты мог предать брата? Ты видел, как он страдал, как угасал медленно. Он просил тебя о помощи, просил узнать, как снять проклятие. А ты? Предатель, жадный, трусливый предатель, ты действовал обманом, чужими руками...
– Заткните ему глотку! – вскричал Вольд. – Слышите меня?
И сам потянулся к топору.
– Попробуйте заткнуть, – оскалился Клур, сжимая рукоять ножа. – Только подумайте сперва, за тем ли идёте. Тот, кто не пожалел родного брата, не пожалеет и своих людей! Тот, кто жаден до власти и золота, не любит делиться!..
– А ты не жаден? – перебил его Вольд. – Что-то ты не спешил мне говорить о смерти Свартина! Думал, пока я сижу в глухом углу, прибрать земли и власть? Кто ещё знает, зачем тебе камень! Сам захотел его силу?
В дверь что-то ударило, она приотворилась и снова захлопнулась. В доме закричали. Вольд повернул голову на шум.
Клур оттолкнул его и бросился к телеге.
– Ашша! – крикнул он. – Пора!
Стрела упала сверху. Человек Вольда захрипел, пошатнулся, цепляясь за соседа. Поднялся шум. Люди отступили, завертелись.
Пользуясь их замешательством, всадники спешились и бросились вперёд. Блеснули клинки мечей и лезвия топоров, отражая огни.
– А ну, не лезь ко мне! – зло воскликнул Нат, отпихивая Клура ногой. – Не трожь, понял, не смей!..
Тётушка Галь рванулась вперёд, повисла на руках Клура. Тот попытался её стряхнуть, но она вцепилась крепче. Платок упал, седые кудри рассыпались по плечам.
– Жди, Хвитт, – велел Шогол-Ву. – Жди!
Был бы цел, он добрался бы до телеги за два вдоха. Может, и за один. Теперь он шёл, стиснув зубы, но бежать не мог. Видел, как упал ещё человек, сражённый стрелой. Видел, как расталкивает людей Вольд – его оттеснили от телеги, и он пытался вернуться.
Видел это и Клур.
Нож взлетел и опустился, пронзая грудь тётушки Галь. Раз, другой. Пальцы её медленно разжались, и она упала с телеги вниз головой.
– Тётушка!.. – закричал Нат и забился в верёвках. – Ты ответишь за это, слышишь, падаль? Ты мне ответишь!
Шогол-Ву перевалился через ограду и захромал, сжимая нож.
Вольд налетел на Клура, сгрёб за плечо, оттащил и развернул. Тот замахнулся, но Вольд перехватил его руку и сжал.
Шогол-Ву повис на борту телеги. Сейчас он видел только тьму и резал верёвки почти наугад. Кто-то потащил нож из пальцев. Запятнанный дёрнулся, пытаясь удержать, и понял, что это Хельдиг, что она освободилась и срезает путы с Ната.
Стоны и крики, лязг и звон слились в одно. Рогачи под навесом рвались с привязи, ревели и били копытами. Всадники Клура смешались с людьми Вольда, рубились, рыча и выкрикивая проклятия, топтали упавших. Их звери отбежали и косились, храпя и мотая головами.
Кто-то пробежал мимо, воскликнув:
– Зайдём оттуда, снимем бабу с крыши! За мной, Вилле!
– Уходите, – прохрипел Шогол-Ву, указывая рукой во тьму, где ждала нептица. – Быстрее...
Нат, казалось, не расслышал.
Спрыгнув с телеги, он склонился над тётушкой, поднял безвольное тело, обнимая за плечи. Попытался стереть грязь с лица и волос. Прижал к груди и зарыдал глухо, тяжело, без слёз.
Шогол-Ву взял свой нож, брошенный на телеге, кинул взгляд на Хельдиг. Она уже была рядом с Натом, склонилась над ним, опустила ладонь на плечо.
– Прошу, пойдём! Медлить нельзя, слышишь?
Он не ответил.
Шогол-Ву хлопнул его по другому плечу, затормошил. Нат будто окаменел и не чувствовал.
– Она хотела, чтобы ты жил, – сказала дочь леса. – Прошу, ради неё... Или всё, что она сделала, будет напрасным.
Телега дёрнулась. Двое, сцепившись, налетели на неё.
– Они уйдут, – прохрипел Клур, пытаясь разжать чужую хватку и отворачивая лицо. – Вольд...
– Далеко... не... уйдут... Сперва ты сдохнешь, пёс...
Нат встал на колено. Медленно поднялся, не выпуская ношу из рук, и побрёл прочь. Хельдиг обняла его, поддерживая под локоть.
Шогол-Ву шёл следом, глядя по сторонам и назад.
От сарая кто-то пробирался перебежками, то и дело замирая, глядя со страхом на бурлящий двор. Увидел Ната и бросился к нему, прикрывая голову руками. Это был Йокель, торговец.
– Что же такое творится! – запричитал он. – Боги оставили нас! Оставили!..
– Молчи, – сказал ему запятнанный. – Помоги им.
Нептица не усидела, бросилась к ограде. Встала передними лапами на перекладину, вытянула шею. Перебралась ближе к Нату, когда тот подошёл, и ткнулась в плечо, ничего не понимая, радуясь. Тронула безвольную ладонь тётушки Галь, потёрлась макушкой, ожидая, что её погладят.
Йокель догадался перелезть, боязливо подставил руки:
– Давай, давай мне!
Но Нат ещё крепче обнял тётушку, не желая выпускать.
– Ты не переберёшься так, – сказала дочь леса. – Доверься нам, мы поможем.
Дверь трактира отворилась, и наружу повалил дым. Теперь и окна светились ярко, будто весь дом заставили лампами.
Во двор вылетел человек с окровавленным лицом, побежал, не разбирая пути. Только по длинной бороде и тёмным жидким волосам, давно не стриженым, и можно было признать в нём трактирщика.
– Стой, падаль, стой! – рявкнул кто-то ещё, возникший на пороге. – Жгите всё, ребята! Жгите!.. Так ему и надо!..
Он кинулся следом с лопатой наперевес и настиг трактирщика у ограды. С силой ударил в спину, тот охнул и сполз на землю. Попытался ещё закрыть лицо руками.
– Малых не пощадил!.. Моя Верена... себя не простила, жить не захотела, а ты! Каждый день в глаза смотрел, язык поганый ещё поворачивался нас жалеть! Как они умерли, как?
– Говорю же, упали... открыто было, не уследил... Как такое скажешь!
– Врёшь, падаль! С чего бы они зашли сюда? По-людски схоронить не дал, ещё искать ходил со всеми, хотя знал уже...
– Пощади!.. Не хотел я их смерти, не хотел!.. Я ничего не делал!..
Лопата взлетела и опустилась. Взлетела опять, испачканная грязью и кровью. Трактирщик завыл, как зверь. Ещё удар – захрипел. Полетели алые брызги.
– Идём, – взмолилась Хельдиг, потянула запятнанного к себе дрожащими руками. Трое уже перебрались, только он остался по эту сторону ограды.
Огонь поднялся над домом, треща, взвился высоко. Искры полетели на навес, под которым бесновались привязанные рогачи.
Кто-то поджёг и сарай, и оттуда бежали овцы, крича. Их пугнули, они понеслись на ограду и с треском её проломили. Куры метались, бросаясь людям под ноги.
– Уходите, – сказал Шогол-Ву. – Я нагоню. Идите!
Сжимая нож, он огляделся, выгадывая путь.
Клур и Вольд, оба взмокшие, в крови, ещё сражались. Огонь упал с пылающей кровли, и Чёрный Коготь дёрнулся, тряхнул головой. Вольд, скалясь, оттолкнул его, занёс топор – но тут же пошатнулся и вскрикнул, бледнея. Рука повисла, пробитая стрелой с синим оперением. Топор выпал.
Шогол-Ву двинулся мимо них, туда, где навес разгорался, где рогачи кричали и бились, раня друг друга, не в силах уйти от летящих искр. Чем больше они рвались, тем сильней сыпался огненный дождь.
С земли поднялся человек с разбитой головой, окровавленный и грязный. Ощупал себя дрожащими руками. Нашёл рану. Медленно отвёл пальцы, уставился на них и закричал. Кричал до хрипа, не умолкая. Когда Шогол-Ву добрался до навеса, он всё ещё слышал этот вой.
– Тише, – сказал он, выставляя ладони, упрашивая рогачей не биться. – Тише, я помогу вам.
Звери Хельдиг узнали его, притихли, фыркая, и запятнанный взялся за ремень, крепко затянутый теперь. Решил резать.
– Сюда! – закричал кто-то рядом. – Убейте выродка!
Сын леса – белые волосы растрёпаны, в руках чужой топор – налетел, пугая рогачей. Шогол-Ву смог удержать его руку. Перекладина ударила в бок, плечо задели рога.
– Я не хочу... твоей смерти, – сказал он и оттолкнул противника. Отошёл на шаг от копыт, бьющих по грязи. – Уйди.
Сын леса замер напротив, как зверь перед прыжком. Оскалил зубы.
– Ты умрёшь здесь, – сказал он. – Умрёшь, выродок. Как ты посмел думать, что лучше меня? Как ты посмел!..
И бросился, неумелый, но злой. Сытый, не уставший, не избитый, он был сильнее сейчас.
Шогол-Ву отступил на полшага, развернулся, пропуская его мимо себя, и мир тут же поплыл. В спину ткнулась перекладина, выбивая дыхание. Рогач закричал совсем близко. Запятнанный перехватил чужую руку с топором, перехватил вторую.
В глазах темнело, но поддаваться было нельзя. Нельзя уходить в сумрак, обещающий покой. Нужно если не видеть, то чувствовать, где враг. Всё ближе его рука... всё ближе...
Искры посыпались, обжигая. Показалось, громче стали людские крики, и треск огня, и рёв и храп рогачей. Шогол-Ву наклонил чужую руку к перекладине, медленно, вложив всю силу. На миг ослабил хватку – и последним рывком рубанул по ремням.
Этого хватило, чтобы напуганный бурый рогач оборвал повод и прянул в толпу.
Сын леса зарычал и навалился, придавил к бревну. Он положил все силы, чтобы опрокинуть запятнанного туда, где метались и били копытами обезумевшие звери. Шогол-Ву пытался устоять, но ноги ехали по грязи, а в голове от каждого толчка всё мутилось.
Что-то ударило в спину – не больно, мягко, – голова рогача нависла над плечом, и сын леса вскрикнул и отшатнулся.
Шогол-Ву обернулся, цепляясь за перекладину, успел полоснуть по ремню, и тут беловолосый бросился на него опять. Потянул на себя, толкнул. Запятнанный не устоял, но крепко обхватил противника, и на земле они оказались вместе.
– Я убью тебя! – яростно прокричал Искальд. – Убью, даже если сам умру!
Вцепившись руками и ногами, он тянул запятнанного туда, где бесновались рогачи. На миг Шогол-Ву оказался сверху, придавил руки сына леса, но тут же дёрнулся. Зверь тяжело ступил туда, где только что были их ладони.
Сын леса навалился, и запятнанный упал боком в грязь. Над головой взлетело мохнатое копыто. Он перекатился дальше, оказался под брюхом рогача, поджал ноги.
Зверь над ним замычал и рванулся в сторону. Головы коснулось тёплое дыхание, сверху упал оборванный повод. Шогол-Ву вцепился в него, и его поволокло по грязи. Шаг, другой и он сумел встать. Рогачи Хельдиг остановились, качая головами.
Сын леса был теперь по ту сторону перекладины. Грязный, потерявший топор, он поднимался с колена.
Шогол-Ву подобрался и ударил по натянутому ремню, не выпуская из глаз и врага, и рогачей. Ещё удар – ещё один зверь освободился и ускакал во тьму.
– Ты умрёшь! – воскликнул сын леса и вскочил на перекладину.
Рогачи – привязанных оставалось трое – рванулись, столбы затрещали, и пылающий навес полетел вниз. Шогол-Ву отпрыгнул, ударившись спиной о мохнатый бок. Схватившись за белую гриву, устоял.
Последние рогачи кинулись прочь, храпя, роняя пену, волоча за собой горящие остатки навеса. Сын леса закричал. Шогол-Ву видел, как он пытался выбраться из огня, но его сдавило брёвнами. Люди у дороги зашумели, и рогачи, напуганные, повернули, не разбирая пути. Спутавшись поводьями, влетели в огонь, забились, размётывая куски горящей кровли.
Неясно откуда возник старый охотник. Одним прыжком взлетел на спину зверя, безумного от боли. Тот тряхнул головой. Казалось, тяжёлые рога смахнули непрошеного седока в огонь, он исчез из виду. Но вот один рогач кинулся прочь, свободный, и прянул в сторону второй. Потом и третий рванулся от огня так быстро, что едва устоял. Всадник, вцепившийся в гриву, встал на спину зверя и спрыгнул на ходу.
Он подошёл к навесу и потянул что-то из-под брёвен: тело, изломанное, обгоревшее. Освободил наполовину и вонзил нож в грудь.
Потом Зебан-Ар поднялся, кинул напоследок долгий взгляд и отступил туда, где край двора таял в чёрных тенях.
Шогол-Ву похлопал белого рогача по шее. Тот дрожал и мотал головой, его сосед был спокойнее. Запятнанный рванул рубаху, отрезал кривую полосу и завязал рогачу глаза, как мог.
– Идём, – прошептал он, не слыша собственного голоса. – Идём.
Вольд ещё бился, удерживая топор в левой руке. Клур теснил его к дому.
Там под окном лежал одноглазый, ещё живой, скрёб пальцами по земле. Грязь под ним смешалась с кровью.
Вольд шагнул, не видя, запнулся о ноги лежащего, и противник свалил его, наступил на грудь.
И тут кто-то рассмеялся хрипло и негромко. Слепой бродяга шёл, переступая мёртвые тела, держа у горла почерневшие пальцы. Клур дёрнулся при звуках этого смеха.
Бродяга снял капюшон.
– Спорите, кто из вас предатель? – спросил он. – Кому я зря доверял? Клур, что ж ты не сказал, что убил меня?
Вольд отполз, раскрыл рот, но сказать ничего не сумел.
– Я освободил тебя! – воскликнул Чёрный Коготь. – Думал, покончу с проклятием. От тебя осталось лишь тело, а разум ушёл. Будь ты в своём уме, сам бы велел прервать это жалкое существование!
– Чего? – пробормотал Вольд, приглядываясь. – Свартин?..
Все, кто ещё стоял на ногах, прекратили сражаться. Не сразу, но остановились. Кто шагнул вперёд, кто отступил. Зашептались.
– Да разве ж это он?
– Быть не может! Не похож совсем...
– Он, точно он, ток отощал до костей!
– Я доверял тебе, Клур, – прохрипел бродяга. – Поставил первым над Дланью. Верил больше, чем брату, а ты убил меня!
– Для тебя осталась только эта свобода. Ты жил как зверь, взаперти, разве не помнишь? Из-за проклятого камня не мог даже выйти к людям. Каждый день ты терпел эти муки, и мне было больно смотреть. Я не знаю человека сильнее тебя, никто из живущих не продержался бы так долго, но ты сломался, Свартин! Проклятье тебя сломило.
Бродяга издал хрип, но ничего не сказал.
– Разве не ты бросался на стражей, стоило им сказать поперёк хоть слово? Не ты убил двоих? Одного мы так и не настигли, ушёл, и только боги знают, куда. Чего было ждать – чтобы слухи поползли? Или чтобы ты сбежал, показался людям в таком виде?
Чёрный Коготь помолчал, не дождался ответа и продолжил:
– Вся твоя слава тут же превратилась бы в дым. Да что слава – думаешь, после такого мы удержали бы земли? Я хотел, чтобы тебя хоть запомнили достойным. Чтобы знали: умер, сражаясь. Хотел покоя для тебя!
В голосе его звучала мука и отчаяние.
– Не было уже иного пути. Даже если бы Вольд не солгал, если бы нашёл выход, как обещал, – ты перестал быть собой. Даже не тень прежнего – безумец, которого до последних дней пришлось бы прятать. Долго можно скрывать такое, как по-твоему? Бояться, что у кого-то из наших язык развяжется, легко? Или что задумаются, для чего им оставаться на нашей стороне. Уже наверняка задумывались. Я устал...
Он покачал головой, усмехнулся невесело.
– Я думал, проклятый камень ещё с тобой, поспешил, не проверил. Думал, схороню тебя и проклятье заодно...
– Проклятье? – рассмеялся бродяга, подходя ближе. – Проклятье! Боги шепчут... Боги кричат! Боги говорят без слов! Ты глупец, Клур. Дай сюда нож.
И он протянул чёрную ладонь, крупную, обуглившуюся до костей.
– Давай, я покажу, или ты не поймёшь.
И добавил насмешливо и хрипло, склоняясь к лицу Клура, щуря белые глаза:
– Боишься?..
Чёрный Коготь вложил нож в костлявую ладонь, и быстрее, чем можно сделать вдох, Свартин полоснул его по шее. Клур отступил, прижимая к ране пальцы, сквозь которые тут же проступила кровь.
– Теперь слушай богов! – воскликнул бродяга, отбрасывая нож и вскидывая руки. – Слушай, и услышишь!
Он повернулся к Вольду, уставился мёртвым взглядом.
Тот уже поднялся и стоял, пошатываясь, выставив перед собой здоровую руку. Пробормотал:
– Видишь, брат, кому ты доверял? А он, пёс такой, тебя же укусил...
– И это говоришь мне ты, брат? Это ведь ради тебя я пошёл на другие земли. Думал, нам двоим будет тесно в Междулесье. Тебе было мало? Я просил помощи с камнем, просил узнать, что мне делать, как спастись – и ты узнал, но выжидал, пока спасать меня не станет поздно! Хотел забрать себе всё!..
– Я не хотел, я не сразу узнал, как быть! Поверь... Если ты здесь, ещё не поздно! Я не оставлю тебя, мы будем вместе!..
– Так тому и быть, – усмехнулся Свартин.
Бросившись на брата, он обхватил его и потащил в огонь. Тот отбивался, но пламя становилось ближе на шаг... ещё на один... ещё...
– Матьес, помоги! – надрывно закричал Вольд, забыв о том, что одноглазый лежит на земле с распоротым брюхом. – Кто-нибудь!..
Горящая дверь упала, волна жара хлынула наружу. Двое, сцепившись, застыли на миг на пороге, чёрные на рыжем – и исчезли в беснующихся волнах огня. Долгий надрывный крик взлетел и утонул в шуме и треске пламени.
Ни один во дворе не сделал и шага. Никто не пытался помочь.
Шогол-Ву потрепал по шее белого рогача, храпящего, несмотря на повязку, взялся за повод и потянул к ограде.
Там, у телеги, сидела Ашша-Ри, сидела и держала Клура на коленях. Пыталась зажать рану алыми ладонями.
Он улыбнулся ей, поднял руку, коснулся щеки, пачкая кровью.
Рука упала.
Зебан-Ар стоял рядом, прислонясь к борту, и следил за двором. На этих двоих, казалось, он и не смотрел, но теперь обернулся.
– Пора, – сказал он. – Пора, или чёрный пёс встанет. Дай мне, если не можешь сама.
Ашша-Ри оскалилась.
– Только сделай шаг! Только посмей, и я вырежу твоё сердце из груди. Он мой, и я больше никому не дам его тронуть, никому!
Пламя взвыло и поднялось, закружилось вихрем, заревело. Разгорелось так, что больно смотреть. Налетел ветер, раздувая огонь, разбрасывая белые искры. Пылающий столб потянулся к чёрному небу.
Люди отшатнулись, закричали, побежали, прикрывая головы. Рогачи замычали, беснуясь. Шогол-Ву стряхнул со шкуры огненные капли, навалился на повод, подтаскивая зверя к ограде.
Огонь достиг неба и весь ушёл туда, оставив на земле чёрный и мёртвый дом, и небо просветлело медленно и неохотно.








