Текст книги "Пламя"
Автор книги: Оливия Уэдсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА XVII
Я взял тебя – разве мог я иначе? И ты стала для меня целым миром и даже более того.
Р. Броунинг
В течение всей дороги никто не разговаривал с Тони. Фэйн прислушивался к мнению тети и совершенно игнорировал ее. Она уехала в наемном моторе вместе с Мэннерс на Гросвенор-стрит. Смутные, призрачные мысли таились в ее мозгу. Она убежит и будет сама зарабатывать на жизнь, – но куда она может убежать и что она умеет делать? Важность момента дала ей передышку от беспрестанных мыслей о Роберте. Но, когда она очутилась снова в городе, там, где бывала с ним, ее мысли вернулись к нему с прежней силой.
Они проехали мимо его квартиры, и она заметила цветы на подоконниках. Неужели он вернулся? А если вернулся, может ли она рассказать ему всю историю с тетей и Фэйном?
Известная лояльность по отношению к ним обоим удерживала ее от обсуждения домашней жизни. Единственный раз, когда она некоторым образом пожаловалась Роберту, – это когда она просила его заступничества перед Фэйном, чтоб получить разрешение вернуться домой.
Она чувствовала, что не может рассказать Роберту об этой ссоре. Это будет некрасиво. Она знала одно: она должна его повидать во что бы то ни стало.
Настал вечер. Перед обедом Фэйн вошел к ней и коротко сообщил, что через неделю она уезжает в Германию.
– Ты бы лучше купила себе платьев, – прибавил он, бросив ей через стол кредитный билет.
– Спасибо тебе за твое учтивое великодушие, – сказала ему Тони.
Когда он вышел, неожиданная мысль пришла ей в голову. Она побежала вниз к телефону. В книге она нашла номер телефона Роберта.
Мужской голос ответил ей:
– Алло!
– Это квартира лорда Роберта?
– Да. Кто говорит?
Она уклонилась от ответа.
– Лорд Роберт уже вернулся?
– Лорд Роберт приезжает сегодня вечером около половины девятого. Как о вас доложить?
Она дала отбой.
Итак, сегодня вечером в половине девятого. Было около восьми часов. Только что прозвенел гонг к обеду. В течение всего обеда она не могла ни есть, ни говорить. Как только обед кончился, она удалилась под предлогом того, чтобы лечь спать, и тотчас улизнула в свою комнату.
Было около десяти часов, когда она добралась до квартиры Роберта.
В ответ на ее звонок слуга показался в дверях.
– Могу я видеть лорда Роберта? – спросила она робко.
Он смотрел на нее с каким-то удивлением.
– Я не знаю, мисс, – сказал он и после короткой паузы прибавил: – Я пойду спросить. Подождите тут, пожалуйста.
Она села на одно из кресел в передней. Итак, это дом Роберта. Передняя была выкрашена в желтоватый цвет с черными панелями из дерева. В углу стоял целый ряд чемоданов и сундуков, увенчанных сверху футляром с ружьем. Человек вернулся и попросил ее пойти за ним.
Он не спросил ее имени, так как долгое знакомство с женщинами, которые желали видеть его хозяина, научило его той мудрости, что, чем узнавать их имя, лучше описать их наружность.
Когда Тони вошла, Роберт стоял у камина. Как только дверь закрылась, он протянул к ней руки. Тони перебежала комнату и бросилась в его объятия. Он поднял ее и прижал к груди. Все решения последних недель, все твердые намерения закончить игру – все улетучилось, как только он увидел ее лицо.
– Боже мой, как я жаждал тебя видеть, – сказал он хриплым голосом. Он поцелуями покрыл ее лицо. Она подняла руку и пригнула его голову ближе к себе.
– Я не могла дольше этого вынести, – шептала она. – О Роберт, скажи, что любишь меня.
– Я люблю тебя, – выговорил он сквозь зубы, и его горящие глаза жгли, как ласка. Он опустился на кожаный диван, держа ее на руках.
Высшая радость от сознания, что они снова держат друг друга в объятиях, делала их молчаливыми. Они разговаривали поцелуями, страстным сжиманием друг друга и частым дыханием. Тони просунула руку в рукав Роберта и чувствовала, как дрожит его рука, когда она его гладит.
– Чем все это кончится, Тони? – бормотал он. Она нежно улыбнулась ему.
– Я вовсе не хочу, чтобы это кончилось, – ответила она, и, пока она говорила, она силилась вспомнить причину своего прихода. Она все забыла из-за невыразимого счастья, что они снова вместе.
Она села прямо. Он пытался снова ее привлечь к себе.
– Нет, не надо, я должна что-то тебе сообщить. Они меня отсылают на будущей неделе за границу на целый год.
– Ты думаешь, что Гетти догадалась? – быстро спросил он.
– Нет, просто потому, что я им не нужна. Они недоумевающе смотрели друг на друга.
– Ты не поедешь, я поговорю с Фэйном об этом.
Она покачала головой:
– Это ни к чему не приведет. Тетя решила окончательно.
– Глупости, мы еще посмотрим – я тебе говорю. Я всегда добивался, чего хотел.
Его дерзкая уверенность казалась такой сильной. Тони вздохнула с облегчением и снова прижалась к нему.
– Ты скучал по мне? Почему ты ни разу не написал?
– Я не смел, но твое дорогое письмо я всегда ношу с собой.
– Покажи его мне.
Он вынул письмо и подал ей.
– Что ты со мной сделал, что ты сделал? – шептала она, прижимаясь к нему губами.
Она уклонилась от его нежданного поцелуя и двигала головой, пока губами не нащупала его шею, где бешено стучала кровь под ее продолжительными поцелуями.
– Я никогда не любил так, как ты заставила меня полюбить, – услышала она хриплый голос Роберта. Его руки страстно ее сжимали. – Тони, не надо, я не могу дольше этого выносить.
Смеясь, она снова целовала его. Судорога, как электрический ток, потрясла его. Он схватил ее в объятия. Она тесней прижалась к нему.
– Я испытываю невероятное счастье, – безумно шептала она.
К ее невыразимому удивлению он вдруг выпустил ее, встал, и его лицо совершенно побелело, а на лбу выступили влажные капли.
– Не смотри на меня, – сказал он сдавленным голосом. Он прислонился к двери, закрыв лицо руками. Наконец он повернулся.
– Тони, – сказал он мягко, – мы должны расстаться, моя ненаглядная; дольше мы не можем так продолжать.
– Расстаться? – слова застряли на ее губах. – Ты, значит, не любишь меня?
Глаза его на момент снова заблестели ярким пламенем.
– Я слишком сильно тебя люблю, – сказал он тихо, – но ради твоей и моей чести…
– Не понимаю, – и она протянула к нему руки со страстным призывом. Он подошел и стал рядом с ней.
– Я не могу тебе этого объяснить, родная. Позже ты сама поймешь, Тони, – и он неожиданно опустился около нее на колени, – я вел себя, как подлец, во всем, что касалось тебя. Я должен был порвать все тогда, когда я еще мог, но тогда я не хотел. Всю мою жизнь я добивался того, что хотел, делал так, как мне нравилось, а ты меня занимала и привлекала. После, когда ты вернулась в город, я не мог уже порвать, но я пытался. Клянусь тебе, что я не думал увидеть тебя снова, и тогда эта ночь… Бог знает, как я боролся, – но я не мог не прийти. Ты ребенок, я на двадцать лет старше тебя. Я вел себя, как негодяй и собака. – Он склонил к ней голову. – Можешь ли ты простить меня?
Простить его? За что? За то, что он дал ей дивную радость, за то, что он ее научил жить…
Она мягко прижала его голову к себе.
– Роберт, мой дорогой, обожаемый, я не понимаю, я не могу понять, что плохого в нашей любви? Ты женат. Но ведь я не отнимаю тебя у твоей жены. Разве мы не можем таким образом любить друг друга? Не можем? Если бы ты мог только убедить тетю Гетти позволить мне остаться дома, мы могли бы быть так счастливы. Никто не должен вовсе знать об этом. Мы могли бы гулять в парке после чая и, вероятно, иногда покататься в моторе. О Роберт, правда, что в этом будет плохого?
Он грустно рассмеялся.
– Тони, все это очень плохо, моя дорогая. И то, что ты ночью у меня, и вся наша любовь в общем. И во всем этом только я виноват.
Она склонилась над ним, пока не нашла его губы.
– Ты не должен оставлять меня, – страстно шептала она. Она смотрела на него с невыразимой нежностью. Его глаза были закрыты, он выглядел бесконечно усталым. – Роберт… – сказала она с тревогой.
Мгновенно он улыбнулся ей, встал и, держа ее за руки, поднял ее.
– Ты должна пойти домой, Тони. – Он обвил ее рукой. – Какая ты худенькая! Идем, я усажу тебя на извозчика. Что ты скажешь, если они спросят, где ты была?
Она страшно возмутилась этими шаблонными, бесцветными словами. Это было таким скучным финалом их огромной радости.
– Почему ты со мной разговариваешь так, как будто тебе все равно, куда я еду и когда? – спрашивала она. – В самом деле, я тебя не понимаю. Один момент ты как будто любишь меня, в следующий ты говоришь, что нам надо расстаться, что я не должна была прийти сюда, что я должна идти домой и что ты меня усадишь на извозчика. – Она коротко рассмеялась. – Такой романтический конец, не правда ли? Роберт, – она сильно сжала его руку, – действительно ли ты меня любишь или только, как ты недавно выразился, я забавляю и привлекаю тебя?
У Роберта явилось большое искушение солгать ей. Это положит конец всему, это будет самый простой исход для нее. Если он ей скажет, что он только играл ею, что весь их роман был только мимолетным увлечением, она будет его презирать и забудет его.
Он совершенно отчетливо сознавал, перед чем они оба стояли в этот вечер. Нельзя было избежать неизбежного, поскольку он знал жизнь, если они не расстанутся. Тони была молода, совсем дитя, но она не была ребенком ни в своей способности чувствовать, ни в своей требовательности, ни в своем умении давать. Он должен уйти, оставить ее, заставить ее забыть его, если он только может. В конце концов, несмотря на силу своей любви, она еще так молода. Горячая волна стыда залила кровью его шею и лицо. Он до того имел бесчисленное количество любовных увлечений, но это, по крайней мере, всегда было с женщинами, знавшими каждый ход игры.
Внушить любовь Тони было все равно, что дать ребенку играть с огнем, не сказав ему, что он жжет.
Роберт вдруг почувствовал, что глаза Тони устремлены на его лицо. Они смотрели напряженно, с тревогой, страшные тем ужасом, который они выражали. Он хотел заговорить, когда она вдруг скользнула и упала на колени.
– Теперь ты должен меня любить, – говорила она, запинаясь, – ты должен. Я ужасно тебя люблю. Это разрывает мою душу, преследует меня, не оставляет меня ни на минуту. Утром, только я открываю глаза, ты уже со мной. Ночью, перед тем как лечь спать, – я измучена от мыслей о тебе. Я… я… ты не знаешь, что я испытывала в Уинчесе, не получая от тебя писем! Не можем ли мы уехать, я и ты, куда-нибудь и быть совершенно счастливы вместе?
Роберт нагнулся и сжал ее в своих объятиях.
– Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь ничего. Я люблю тебя. Я только что хотел попробовать сказать тебе, что не люблю, чтобы ты могла скорее меня забыть, но я не мог этого сделать. Даже из любви к тебе я не могу отказаться от тебя. Тони, ты не понимаешь, что такое любовь между мужчиной и женщиной, да и как ты можешь это знать? Она состоит, дорогая, не только из одних поцелуев и слов. Любовь, это – Боже мой, как это мне объяснить тебе?.. Любовь, это – настолько же физическое единение двух человеческих тел, насколько и божественное единение двух человеческих душ. Одно без другого, если люди действительно любят, невозможно. А мы не можем быть физически близки: я женат.
Тони прямо взглянула на него.
– Я понимаю… немного, – прошептала она. – В Париже Симона всегда говорила о любви, но я обыкновенно не очень прислушивалась; теперь я вспоминаю кое-что. Роберт, неужели ты думаешь, что мне было бы не все равно, что бы со мной ни случилось, если бы это только случилось через тебя? Я не знаю, как другие любят, но я чувствую, когда ты целуешь меня, что я любила бы и боль, которую ты бы мне причинил: я так жажду тебя!
– Ты меня искушаешь так, как никогда еще в жизни меня и не искушали, – сказал он резко.
– Я хочу тебя…
– Тони! – с отчаянием крикнул он. – Не говори мне таких вещей; помоги мне уйти. Из-за тебя же, моя родная. Разве ты хочешь, чтобы я скверно поступил с тобой? Тебе только кажется, что ты этого хочешь, но потом будешь жалеть. Моя любовь, я уступаю в одном. Ты должна остаться здесь, в городе, и мы будем встречаться. Я заставлю Гетти оставить тебя здесь. Идем, дорогая, я тебя отвезу теперь домой.
– Теперь мне все равно, я могу пойти, теперь, когда я знаю, что ты меня любишь.
– Люблю, – и он привлек ее к себе. – Если бы я когда-либо раньше любил так, как я люблю тебя, моя жизнь сложилась бы иначе.
Они вместе спустились вниз и вышли на улицу. В моторе никто из них не произнес ни слова. Тони конвульсивно приникла к нему.
– Я завтра приеду, моя любовь, мое сердце, – прошептал он. – Будь дома около пяти. Спокойной ночи!
Парсонс открыл двери, и Тони проскользнула на лестницу, никто, казалось, не заметил ее отсутствия.
На момент она с горечью подумала о том, как абсолютно безразлично ее тете или Фэйну то, что она делала или куда она ушла. Значит, ей не следует думать о них. Но затем она вспомнила о Роберте, и мысль о нем затмила все остальное.
ГЛАВА XVIII
Пламя в груди. Я между адом и небом.
Д. Г. Россетти
Леди Сомарец встретила Роберта с излияниями.
– Ты выглядишь не очень хорошо, – сказала она недовольным тоном. – Ты выглядишь так, как будто плохо спал.
На момент Роберт и Тони встретились глазами: оба знали, что последняя ночь проведена без сна.
– Я совершенно здоров, спасибо, дорогая, – сказал он, накладывая себе пирога. – Как тебе жилось?
– В Уинчесе было очень тихо, разумеется. Это так естественно.
– Я думаю, что Фэйн действительно хорошо хозяйничает. Мне сказал приказчик, что он уже совершенно овладел делами по имению. А каковы успехи Тони? – спросил Роберт, улыбаясь.
– Тони на будущей неделе уезжает в Германию, – сказала леди Сомарец непререкаемым тоном.
– Действительно, почему?
– Почему? Ясно, что для ее блага, мой дорогой Роберт.
– А что Тони скажет на все это?
– Мой дорогой Роберт… – леди Сомарец кивнула ему головой.
Он обратился к Тони.
– Я не хочу ехать, – ответила она, и глаза ее прыгали.
От сознания близости Роберта к ней вернулась веселость.
– Веселое занятие: быть всегда либо в школе, либо вне дома.
– Это самое лучшее для Тони, – сказала леди Сомарец решительным тоном. Роберт действительно становился бестолковым и надоедливым. Она обратилась к Тони: – Пойди, пожалуйста, к Мэннерс и попроси у нее носовой платок.
Девушка тотчас же вышла.
Как только дверь за ней закрылась, леди Сомарец посмотрела на Роберта.
– Ты был очень докучлив, – с упреком сказала она.
– Я? А что я сделал?
– Было много лишних неприятностей по поводу этой поездки в Германию. Тони в конце отвратительно себя вела. Она кричала в моей комнате, отказывалась ехать и излила целый поток ругани. Уверяю тебя.
– Почему не дать ей остаться немного дольше? Действительно, она никогда, кажется, не жила домашней жизнью. Я полагаю, она хочет повеселиться. Все девушки хотят этого.
– Я надеюсь, что она хорошо и с пользой проведет время за границей.
Роберт закурил папиросу.
– Можно курить? Спасибо! Действительно, знаешь, я чувствую, что это не мое дело, – но неужели ты думаешь, что умно держать Тони так долго вдали от дома? Только на днях один господин сказал мне, что Фэйна Сомареца встречаешь всюду, а его сестру – нигде. Кузина этого господина или другая какая-то его родственница училась с Тони вместе в монастыре. Эта девушка теперь выезжает в свет и надеется, конечно, встретить школьных подруг и так далее. Ты знаешь, как люди любят сплетничать.
Это был новый и неприятный довод.
Леди Сомарец начинала чувствовать себя положительно расстроенной.
Фэйн, который пришел к чаю, был ловко втянут в разговор.
– Тони так молода и глупа, – сказал он с неудовольствием. – Если бы мы ее пустили в свет, я не думаю, чтобы она от этого выиграла. Она действительно совершенная дубина.
– Дружище, у нее не было случая. Вы сами знаете, как девушки преуспевают, когда осваиваются со светом.
Этот тонкий намек на то, что он является судьей в вопросе о женщинах, доставил Фэйну удовольствие.
– Это верно, – согласился он. – Ладно. Что вы на это скажете, тетя Гетти? В конце концов, за вами последнее слово.
– Мой милый Фэйн, это ты внушил мне мысль отправить ее на год за границу.
– Да, но вам придется ее вывозить.
– Я думаю, что Тони должна уехать за границу, но если люди об этом говорят, то это действительно становится неприятным. Я уверена, что сделала для Тони все, что можно было только сделать. Если бы люди только знали! Но добрые дела никогда не бывают признаны. Люди только того и ждут, чтобы обнаружить какую-нибудь ошибку. Мы можем, разумеется, отложить отъезд Тони до весны. Вы одобряете этот план?
– Прекрасно, – сказал Роберт. Он был слишком мудр, чтобы настаивать на большей отсрочке. Для данного момента было достаточно добиться и такого успеха.
Он испытывал некоторую неловкость от того, что обошел свою сестру, но он был вынужден поступить так, как считал лучшим.
Тони вышла из каморки вестибюля, когда он спустился вниз.
Они поцеловались.
– Завтра вечером я хочу взять тебя погулять, – сказал он. – Я устроил так, что ты останешься, до весны во всяком случае.
– Мой дорогой, любимый! – Она поцеловала его пальто.
Он взял ее, смеясь, за подбородок.
– Не будь так расточительна, дитя.
Она видела, как он быстро удалился, и затем снова поднялась в гостиную.
Фэйн стоял и разговаривал с леди Сомарец. При ее появлении он прекратил разговор.
– Твой брат и я решили разрешить тебе остаться дома до весны, – сказала леди Сомарец ледяным голосом. – Мы находим, что так лучше для тебя.
Тони молчала, тут, казалось, нечего было возражать.
– Ты можешь хоть сказать спасибо, – добавил Фэйн.
– Спасибо, тетя Гетти, – повторила Тони.
– Я попрошу мою кузину, миссис Гесри, вывозить тебя. Я, разумеется, не буду принимать в эту зиму. Я только верю и надеюсь, что ты с нею будешь себя вести лучше, чем вела себя со мной.
Тони поднялась в свою комнату и принялась танцевать от одного ощущения радости жизни.
О, как хорош, прекрасен мир, если Роберт в нем существует!
Впервые за все время своей любви она была в состоянии радоваться этой любви. В конце концов, она не уезжает, остается здесь, часто будет видеть Роберта. Они будут только любить друг друга. Буря вчерашнего вечера рассеялась сама собой; веселое настроение Роберта в вестибюле рассеяло последние грустные мысли и всякие опасения. До поздней ночи она раздумывала над откровениями Симоны. Она не была глупа и благодаря объяснениям настоятельницы не отличалась той вульгарной наивностью, которой так восхищаются люди с узким кругозором.
Естественные вещи воспринимались ею всегда совершенно естественно, следовательно, ее внимание не задерживалось на них слишком долго. Никто ведь не думает о том, что он ежедневно моется, ложится спать или просыпается.
При воспоминании о словах Роберта горячая волна разлилась по ней в темноте. «Настоящая любовь бывает столь же физической, сколь и духовной». Тони не докапывалась до смысла этих слов и старалась немного привести в порядок свои скудные знания о вещах; но после нескольких попыток все оставалось для нее таким же непонятным.
В конце концов, какое ей дело до этого? Она и Роберт любят друг друга, счастливы, и этого, конечно, ей совершенно достаточно.
Следующий день принес ей то, что она назвала «приятной неожиданностью». Дафнэ Бейлис приехала навестить ее. Тони радостно ее приветствовала. Она не имела других подруг, кроме Дафнэ, а разлука переставала для нее существовать с того момента, как она снова встречалась с людьми, которых любила.
Дафнэ была в меру скромна. Тони не очень выросла, как ей кажется, а она, Дафнэ, выросла.
Хвалебные гимны Тони полились, как встарь. Дафнэ была безусловно красива – никто не мог бы этого отрицать, и ее пребывание в Индии не повредило ее красоте.
Она была стройна и обладала тем своеобразным невыразимым очарованием, которое свойственно, кажется, только англичанкам. Его нельзя определить словами, и оно скорее вызывается объективным впечатлением, чем действительной сущностью, в полное отличие от живой грации француженок, представляющей соединение задора с очаровательностью форм.
Обе девушки беседовали до чая, пока не явилась леди Сомарец. К удивлению Тони, она очень любезно поздоровалась с Дафнэ. Тони не знала, что со смертью отца личный доход Дафнэ выражался в весьма солидных четырех цифрах.
К дальнейшему изумлению Тони, тетя и ее втянула в разговор.
Чай прошел очень весело, а восхищение Фэйна Дафнэ было совершенно очевидно.
Было решено, что Фэйн повезет обеих девушек завтра вечером обедать в Рейнела.
– Как хорошо для Тони, что вы вернулись, – сказала с улыбкой леди Сомарец, прощаясь с Дафнэ.
– Тони – первый человек, которого я навестила, – ответила Дафнэ.
– Я выиграла один процент за твой счет, – сказала ей Тони, хитро улыбаясь в передней.
Дафнэ ответила кроткой неопределенной улыбкой. Она никогда не понимала того, что не было элементарно выражено.
Парсонс доложил, что лорд Роберт просит леди Сомарец к телефону.
– Очень внимательно со стороны Роберта, – сказала она, возвратившись. – У него ложа в оперу на сегодняшний вечер. Он не может сам воспользоваться и предлагает, чтобы вы оба пошли, захватив кого-нибудь из ваших друзей.
– Я бы пригласила Дафнэ, – сказала с жаром Тони.
– Я ей позвоню, – предложил свои услуги Фэйн. Он тотчас же пошел к телефону. – Все хорошо, – сказал он, вернувшись, – мисс Бейлис поедет вместе с матерью – мать в качестве провожатой. Нас будет четверо – вполне достаточно. Ты можешь заняться мамашей, Тони.
– Благодарю тебя, – язвительно ответила Тони, но внутренне она счастливо смеялась. Роберт придет, она знала, она была уверена в этом.
Ставили оперу «Богема». По окончании первого акта дверь ложи щелкнула, и вошел Роберт.
– Мне удалось уйти на час, и я подумал, что могу зайти посмотреть, как вы туг поживаете. – Он повернулся, чтобы повесить пальто, и посмотрел на Тони.
– Я обожаю тебя, – беззвучно прошептали его губы.
Он сел позади нее, положив руки на спинку ее кресла.
Когда потушили огни, она откинулась назад. Его прикосновение вызвало в ней сильную дрожь. Она еще больше откинулась, было так удивительно, что они были тут, среди всех этих людей, и что одно и то же чувство наполняло их обоих. Роберт дотронулся рукой до ее маленьких завитков на затылке около шеи. Она страшно хотела очутиться в его объятиях, хотела, чтобы он целовал ее, а темнота и закрытые глаза еще больше способствовали ощущению, что она с ним наедине.
Музыка и новые дивные ощущения, вызванные прикосновением Роберта, наполнили ее страстью. Она взглянула на Роберта и заметила, что он смотрит на ее губы. Она почувствовала его взгляд, как поцелуй на своих устах.
Раньше чем она все это осознала, опера кончилась. Они все вместе вышли в фойе.
Миссис Бейлис, более толстое и грубое издание Дафнэ, хотела поехать с друзьями к знакомым. Она нерешительно повернулась к Роберту.
– У меня мотор, – быстро сказал он. – Я отвезу Тони и Фэйна. Разрешите мне раньше завезти домой мисс Бейлис?
– Если вы будете так любезны. Мне неприятно беспокоить вас, – бормотала миссис Бейлис.
Роберт уверил ее, что ему это не составит никакого труда.
Мотор имел два кресла спереди на широком сиденье и два места внутри. Роберт быстро усадил Тони внутрь мотора и указал ей на заднее кресло.
Дафнэ вошла вслед за Тони и, к великому удивлению ее, села на одно из передних кресел.
Роберт сел рядом с Тони, а Фэйн около Дафнэ.
Мотор двинулся. Роберт сразу обвил Тони рукой. Впереди вторая пара весело беседовала.
– Ты меня еще любишь? – прошептал Роберт.
Тони беспокойно зашевелилась. Ей хотелось так много выразить – больше, чем она могла.
Она поставила свои маленькие ножки словно на скамеечку на одну из ног Роберта.
Через открытое окно дул легкий ветерок. Он развевал пряди ее мягких волос, и на момент они легли на лицо Роберта.
– Я бы хотел зарыть свое лицо в твои волосы… Эти слова вызвали сладкое, удивительное чувство интимности.
– Посмотри на меня.
Она послушно повернулась. Он снова смотрел на ее рот.
– Не надо, – прошептала она, – это заставляет меня желать того, чего я не могу сейчас получить.
– Разве не можешь? – прошептал он в ответ. И на момент она почувствовала его губы на своих. Губы его пылали.
– Твои губы – это ворота в рай, – сказал он тихо, – через них я проникаю в царство радости.
Мотор остановился, чтобы высадить Дафнэ, а после этого Фэйн повернулся к ним и все время болтал.