Текст книги "Все бури (СИ)"

Автор книги: Ольга Зима

Соавторы: Ирина Чук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14. Кто качает Колыбель

Когда Мэллин произнес свою безумную идею о спуске, Майлгуир даже не очень удивился. В Черном замке брат всегда находил проходы, так почему бы и тут не найти? Антэйн кивнул согласно, и король подумал, что раз этому волку известны подобные места, значит, он не такой уж и зануда. Как хорошо бы они смотрелись вместе с Мэренн, отчаянно красивой хрупкой, льдистой красотой. Волчий король подавил ревность, полыхнувшую в душе, и полез вверх самым последним.

Выждав оговоренное время, Майлгуир упал в темный, отвратительно скользкий лаз, к тому же невероятно узкий, решив не рисковать и уменьшить скорость падения двумя кинжалами. Правда, стенки оказались твердыми настолько, что где-то к середине клинки треснули, а сами рукояти окончательно вырвались из рук. В паре весьма неприятных поворотов Майлгуир живо ощутил, что его плечи шире, чем у прочих волков, а Змеиный зуб явно вознамерился уменьшить их до стандартных размеров, стесывая уже не кожу, а мышцы. До утра заживет, главное, не напугать и не расстроить Мэренн. Уже вылетая из до зубной боли надоевшего останца и падая на растянутую материю, волчий король подумал, что ничем особо не выделял жену среди прочих, словно она была всего лишь одной из многих волков или волчиц. Ей это должно было быть обидно, но она молчала, слишком гордая для просьб о милости или повышенном к себе внимании. И Майлгуир, поднявшись с земли, первым делом подошел к жене. Бледная до синевы, она вглядывалась в него потемневшими серо-зелеными глазами, кусая вишневые губы. Внезапно потеряв дар речи, он просто поцеловал ее, вложив в это прикосновение все, что мог. И щемящую душу нежность, и стремление защитить от всего, и то, что он не хотел бы обозначать – о, как бы сильно не хотел! – но это притяжение тела, уважение ума и тягу сердца можно было назвать одним почти забытым словом. Но произнести его Майлгуир не успел, потому что обнявшая его Мэренн поднесла к глазам свои ладони, испачканные в его крови, закатила глаза и тихо осела на землю.

* * *

Антэйн отвел руки Лагуна, что-то бурчавшего о его поведении, глядя, как их король подхватывает упавшую Мэренн.

– Все хорошо, все хорошо, – донесся оттуда голос лекаря, которого сразу закрыли спины волков. – Просто переволновалась. И вы, мой король, выпейте…

Раздался шум – видимо, король решил сначала отнести жену, а потом принимать лекарство и дозволять до себя дотрагиваться.

Антэйн опустил глаза. Если у него и были какие-то сомнения в том, что связывает Майлгуира и Мэренн, то они растаяли окончательно. Как она смотрела на волчьего короля! Как он смотрел на нее!..

– Эй, ты вроде цел, да? – раздался с другой стороны развеселый голос. – И не покалечен. Это Майлгуиру придется ночку вылежать на земельке.

– Я в полном порядке, мой принц, – ответил Антэйн, оборачиваясь к нему.

– Надо кое-что занести Гранье, – весело подмигнул Мэллин. – Проклятье да проклятье иногда дают не два, а ни одного. Скажи-ка мне, новый королевский волк, если вдоль берега да волчьей рысью…

– К утру успеем, – прикинул время и расстояние Антэйн. – Вы хотите успеть, пока не закончился Лугнасад?

– Заодно и подлечимся, – хихикнул Мэллин.

– А король… – начал недоверчиво Антэйн.

– Король одобрит. Наперегонки?..

Обернувшегося волком Антэйна порадовало, что он, устремившийся за легконогим черным зверем с раскосыми глазами, не увидел полный печали и огорчения взгляд Лагуна. А может, начальнику стражи Ллвида и всего Укрывища, занятого потерявшей сознание Мэренн и покалеченным королем, и не было дела до своего подопечного. Бежать днем оказалось не слишком удобно – солнце неимоверно жгло глаза, лапы вязли в песке, однако догнать Мэллина оказалось весьма сложно. Но Антэйн смог, куснул за плечо и порысил чуть дальше от берега, между зарослей невысоких деревьев, и вскоре они очутились на натоптанном тракте, а потом мыслей не осталось. С Мэллином он почти никогда не сталкивался, в походах уж точно, и считал его невыносимо заносчивой родней Майлгуира, балованным отпрыском королевского рода, не соответствующим ни своей должности, ни родству крови.

Однако даже когда Антэйн, с тайной гордостью считавший себя одним из лучших волков в Укрывище, начал подумывать об остановке, Мэллин оборачивался, вываливая язык, и всем своим видом говорил: что, слабо? Антэйн порыкивал, радуясь, что в облике волка может это делать без вреда для своей чести и выдержки, и бежал вперед с новыми силами, пока солнце не сменила луна. Тогда он рыкнул посильнее, и Мэллин понял, остановился. В ши они перекидываться не стали, сберегая силы, но от души напились из чистого ключа, где вода считалась целебной. Мэллин пил быстро и как-то смешно, словно торопясь, а потом махнул лапой по воде в сторону Антэйна. Он, не терпевший брызги, ощерился грозно, а юркий волк, казавшийся серебряным в свете луны, разулыбался довольно от уха и до уха и вновь рванулся вперед – а ведь Антэйн надеялся на привал! Но не тут-то было. К середине ночи, когда кусты, деревья и тени сплелись в один усталый серо-черный комок, они уже были у выхода из Укрывища. Антэйн еле сдерживал свои невыносимо кровожадные мечтания укусить этого верткого, быстрого и вредного волка. Мэллин будто не знал слова «усталость», умудрялся бежать быстрее него, порыкивать что-то и, оборачиваясь, скалиться на ходу с самым довольным видом. Правда, собственные обреченно-печальные раздумья о погубленной судьбе и порушенной чести тоже остались где-то позади. Хотелось жрать, кусаться и жить.

Мэллин и в облик ши умудрился обернуться самым невероятным образом: не замедлив движение, перекувырнулся через голову, ударился о землю – и поднялся уже развеселым принцем Дома Волка. Посмотрел на луну – и не успел Антэйн его остановить, как переливчато и вдохновенно взвыл. Выбежала стража, и Антэйн утащил Мэллина за кусты.

– Ты что творишь?

– Расчищаю дорогу, – теперь Мэллин дернул за собой не успевшего даже толком отдышаться Антэйна. – А ты, походу, решил дождаться Ллвида, нижайше попросить разрешения навестить Гранницеллу, наткнуться на отказ, проторчать до вечера в ожидании Майлгуира и зазря потратить целый день?!

– Ну-у-у, – пока Антэйн придумывал достойный ответ, они уже торопились по темным переходам, освещенным только бликами факелов, в самый центр, туда, где обитала несчастная дочь старейшины.

– Угу, привыкли, что король все решает, – в сторону бросил Мэллин.

В особо темных местах, где даже Антэйн не сильно помнил, куда сворачивать, Мэллин шел не глядя, словно повинуясь внутреннему компасу, и вскоре они очутились перед покоями Граньи, откуда неожиданно запахло так, что молодой и очень голодный волк сглотнул слюну. Принц толкнул дверь и вошел внутрь, не захотев расслышать: «Куда вы?» от Антэйна.

В углу лежала до блеска начищенная кираса, горка песка и полоски жесткой кожи для правки клинков. В лезвие меча и кинжала определенно можно было смотреться или ловить солнечные зайчики. На столе лежала кабанья нога и дивно пахла. А еще стояло вино и целиком поджаренный барашек, все совершенно нетронутое.

– Дорогая госпожа Гранья, привет вам от того, кого вы чуть не сгубили своей опрометчивой и неверной любовью, – раскланялся Мэллин и вошел туда, где ни разу не был сам Антэйн и никогда не осмелился бы зайти вот так, сам, без приглашения.

– Что вам нужно? – недовольно прохрипел ворох тряпья, из которого показался острый нос, а потом блеснул один глаз, оглядел Антэйна и прищурился. – Поди прочь!

– Прочь мы не пойдем, вот никак не пойдем, ни я, ни этот волк. А нужна нам, знаете ли, веревочка, – продолжая балабонить, подошел к постели Мэллин. – Вернее, ее конец. Знаете ли, я очень люблю плести узелки, а вот тут не хватает…

– Мэллин, прекрати, – поморщилась волчица, и Антэйн мимоходом удивился, откуда она его так хорошо знает. А потом разозлился, потому что Гранья добавила: – Притащил на этот раз самого скучного волка из Укрывища.

«На этот раз», – ладно, мало ли что принц мог принести до этого. Но титул «самого скучного»!..

Кровь все еще бежала по венам бурным огненным потоком, не желая стихать или прекращать гореть, и Антэйн расхохотался. Мэллин лениво похлопал, а Гранья вылезла из своих бесчисленных накидок и уставилась так, словно увидела нечто забавное и определенно новое.

– Разрешите представить вам нового королевского волка, – отвесил принц изящный поклон.

– С чего это наш король Майлгуир, – Гранья произнесла это имя с придыханием, – раздает подобные почести?

– Хм-хм, дай-ка подумать, – возвел Мэллин глаза горе и потер подбородок. – Может, с того, что Антэйн помог спасти Кайсинна, который благодаря твоему эгоизму чуть было не кинулся со Змеиного зуба? – бросил быстрый взгляд на заинтересованную Гранью, сразу обиженно поджавшую губу.

– Мэллин, – предостерегающе произнес Антэйн, намекая, что многие подробности не для ушей дочки лэрда.

– О, нет! – замахал на него руками Мэллин и тут же сверкнул глазами с новым задором. – Наверное, когда он спина к спине отбивался с ним от баа-ван ши?

– Баа-ван ши?! – глаза волчицы расширились.

– Конечно же, нет! Верно… – взгляд раскосых глаз смерил Антэйна, и не успел молодой волк задохнуться от негодования, как принц выдал: – Видно, когда этот юный волк выкрал королеву, чтобы украсть у мира ночь любви!

– Да ладно! – Гранья присела на край постели, а Антэйн уже не знал, куда деваться от стеснения.

И он еще смел обвинять Гранью в том, что она чуть было не послужила причиной смерти всеми любимого Кайсинна! Можно подумать, сам поступил лучше.

И как ему в голову вообще пришла мысль выкрасть Мэренн?

Кроме того, на волчице была надета лишь камиза, и тонкая рубашка оставляла открытыми бедра, стройные и очень… Антэйн отвел взгляд. Да, обнаженные бедра определенно вызывали самые низменные желания.

– Правда-правда! – Мэллин прижал обе руки к груди и часто-часто покивал головой. – Ну… и уже после этого Антэйн схватился с ледяным драконом.

– Что-о-о?! – подскочила на ноги Гранья.

– Вообще-то это вы, мой принц, смогли его одолеть, – поправил Мэллина Антэйн, а тот лишь отмахнулся.

– Видите, сколько всего интересного произошло буквально за неделю? Так стоит ли лишаться жизни, получив ночь удовольствия и разрушив при этом чужое счастье? А ведь Кайсинн и Гедрис любят друг друга.

– А колец у них нет! – вздернула носик Гранья. Очаровательный и немного курносый.

С чего это Антэйн вообще разглядывает дочь самого Ллвида так тщательно?

– Кольца, – пренебрежительно произнес Мэллин. – Кольца – это еще не все.

– А рассказать-то можете? – заинтересованно спросила волчица.

– Чуть позже. А теперь, Гранья, потерпи… – принц с кошачьей грацией в три шага подобрался к ней, ухватил что-то, невидимое для Антэйна, привязал к вытащенной из кармана веревке и дернул.

– Ей же больно! – бросился вперед Антэйн, увидев, как исказилось ее лицо и услышав отчаянно тихий стон.

– Стоять! – рявкнул Мэллин не хуже короля волков, Антэйн замер неожиданно для себя, а принц резко дернул еще раз. – Вот теперь лови ее. Сейчас ей очень захочется есть, да и нам подкрепиться бы не мешало.

Потом посмотрел на Антэйна, подхватившего Гранью, накинул на обоих невидимую петлю и улыбнулся молодому волку, без затей показав на пальцах, чем ему нужно заняться с волчицей в Лугнасад.

– Я не могу! – прошипел Антэйн сквозь зубы, а Мэллин вздернул бровь. – То есть могу, но… – но тут сухие губы Граньи прикоснулись к его губам, и пропал Мэллин, пропало Укрывище, пропал весь мир, только тихо-тихо и еле слышно донесся голос уходящего принца, поющего что-то задорно и невпопад.

Боевые барабаны волков, гордое торжество Змеиного клыка, сумасшествие схватки с девами смерти и еще более смертоносным духом дракона – все отступало перед этими дикими темными глазами. Мысль, что не его сейчас любила эта волчица, поднялась откуда-то из бездны и туда же и канула. Антэйн пил свое хмельное счастье Лугнасада и не желал отдавать ни капли. Сухое, жилистое тело Граньи хотелось попробовать на вкус, и он с трудом прятал клыки, а потом она простонала:

– Смотри на меня.

И он смотрел, хотя не понимал зачем. Но для нее было важно, и Антэйн не сводил с нее глаз, шепча:

– Моя волчица, – и только потом спохватился, что никаких ритуальных слов они не произнесли. Хотел уже остановиться и спросить, и чуть было вновь не рассмеялся. Явно было поздно спрашивать, желает ли госпожа быть его волчицей, если она уже его, он – ее, а весь мир внезапно съежился до двоих и расширился до невообразимых пределов бытия, где, говорят, живут не ши, а люди.

Антэйн любил Гранью, любил жизнь, ощущал ее каждой клеточкой тела…

– Куда собрался? – спросила Гранья позднее, вытащила из-под одеяла встрепанную голову и подозрительно его осмотрела, не собираясь прикрывать наготу. Антэйн уставился на низковатую крепкую грудь с небольшим шрамиком над соском и слова о том, что где-то должна быть ванна или хотя бы лохань, замерли на языке. Слишком прекрасна и желанна была волчица. Вселенная вновь кружилась вокруг, а потом начала пульсировать, словно сердце.

Потом внезапно волшебство пропало, странная пульсация превратилась в отчаянно громкий стук, а знакомый голос, полный ледяной ярости, вопросил:

– Гранья! Что творится?! Открывай немедленно!

– Отец! – неожиданно испуганно вскрикнула Гранья.

– Только не говори, что меня сейчас женят, – усмехнулся Антэйн больше в отместку за «самого занудного волка».

– Глупый! – фыркнула она, сверкнув глазами. – Прибьют! А ну быстро одевайся – и бежим!

* * *

Мэренн пришла в сознание и сразу же рассердилась на себя. Право слово, меньше всего на свете она хотела походить на изнеженных и жеманных дам при Благом дворе, что обмахивались веерами, томно строили глазки и выверенно лишались сознания для того, чтобы нужный мужчина отнес их до ближайших гостевых покоев. В желании овладеть воинской наукой они с Граньей были схожи, и хоть дочка лэрда и самого старейшины была резка на слово, а Мэренн всегда тщательно выверяла свои слова, они почти подружились. К тому же они попали в то благословенное время триста лет назад, когда дети после длительного перерыва стали рождаться вновь – и в Укрывище на свет появилось много мальчиков и всего две девочки.

Волчица, помня о своем положении, не подскочила, а осторожно выпростала ноги из-под трех одеял, уселась, осмотрела высокие свечи и поняла: она находится в том же помещении при банях. А по высоте и подтекам янтарного воска осознала, что пролежала не меньше нескольких часов. Потрескивали в жаровне заботливо принесенные угли, теплым персиковым огнем горели свечи – и никого не было рядом. Мэренн вспомнила покорение Змеиного клыка, собственный испуг и решила сходить на разведку. В конце концов, может жена узнать о состоянии супруга? При мысли о Майлгуире краска залила щеки, а в груди потеплело. Как ни любила она его издалека, собирая по крупицам все, что было известно о его взлетах и падениях, о его подвигах и ошибках, вблизи оказалось все иначе. Оказалось, что она не может поделить этого ши, не может вычленить его недостатки, как ей казалось раньше. Он нравился ей весь – его яростность и вспыльчивость, его порывистость и властность.

Мэренн накинула лежащий рядом плащ, миновала широкую гостиную, где сидел Лагун, указавший ей на нужную дверь, и вышла наружу.

В самых тяжелых случаях ши лежали просто на земле. Правда, вспомнила Мэренн рассказы, бывало такое, что воины не могли восстанавливаться больше, и тогда лишали себя жизни, не в силах жить калекой и терпеть жалостливые взгляды окружающих. Ее супруг когда-то лишался руки, да и тонких линий на теле, обозначающих старые шрамы, было не счесть. А вдруг этот раз станет последним? Мэренн остановилась, выдохнула, приказав себе не волноваться, огляделась и сразу увидела запрокинутый к ночному небу чеканный профиль Майлгуира. Он лежал навзничь на очень тонкой ткани, чтобы не прерывалась связь с матерью-землей, и не шевелился. Руки его были обмотаны бинтами, уже намокшими от крови, веки – плотно сжаты, брови сошлись в линию, а вертикальная морщинка перерезала высокий лоб. Мэренн прикусила губу, кивнула метнувшемуся к ней стражу, жестом приказав вернуться на место, и улеглась рядом. Майлгуир не очнулся, лишь вздохнул глубоко, погруженный в свою грезу и в свои заботы. Мэренн обняла его руками и положила голову на грудь, шепча слова любви и верности. Может быть, для него, может быть, для себя, а может, для далеких холодных звезд, качающихся в чернильном небе.

* * *

Это же небо, эти же звезды светили Черному замку. Далекие Вороновы горы и синяя лента Айсэ Горм словно замерли, а по главному тракту молча, словно тени, следовала кавалькада всадников, направляясь в цитадель волков. Джаред, разглядывающий лунный мир через занавесь, увидел золотые навершия стягов лесовиков и вздохнул. Уже очень и очень долго все, связанное с этим Домом, обозначало интриги, коварные ловушки и борьбу за очередной кусок Светлых земель, даривших жизнь, мир и крохи магии. Этот Лугнасад, принесший потрясения всему Благому Двору, никак не хотел закончиться.

Советник проверил, насколько выглядывает из рукавов серебряное шитье, насколько закрыто выглядит его сюрко, на котором неимоверное количество крючков, по мнению Алана, превращало край одежды в металлический, и заторопился вниз. Алан определенно помог, раз, выйдя из собственного кабинета, Джаред мгновенно оказался у входа в Черный замок.

– Пусть солнце вечно светит вашим лесам. Что привело вас, лорд Фордгалл, в Черный замок… – Джаред лишился дара речи, впился взглядом во всадника за спиной лесного короля, не доверяя ни зрению, ни нюху. Вернее, во всадницу.

– Многоуважаемый советник, – отвечал, спешиваясь, владелец деревянного трона, – вы будете удивлены. Привело меня не дело и не безделка, скорее, долг дружбы.

– Я рад приветствовать вас и ваших друзей в нашем Доме, – склонил голову советник.

– А как я рада тебя видеть, Джа-а-аред! – откинула сиренево-серебристый капюшон всадница.

Дыхание прервалось, а язык советника приморозило. Джаред словно во сне наблюдал, как солнечная королева, счастливая мать и жена, опираясь на руку лорда Фордгалла, спускается с кобылицы персиково-серебристого цвета. Спускается изящно, как все, что делает Лианна. Переменчивые волосы, отражающие настроение дитя солнца, переливались золотым светом, выказывая приязнь своей хозяйки. Нежные черты освещались изнутри, теплые карие глаза смотрели так, что Джаред медленно выдохнул, спрятал руки за спиной, в который раз повторяя про себя, что это лишь дружба, длящаяся не одно тысячелетие.

– Простите мою заминку, – наконец нашел слова советник. – Я не ожидал увидеть вас…

– Мне очень нужно переговорить с тобой, Джаред, – глубоко вздохнула Лианна. – В это трудное время я мало к кому могу обратиться за помощью. Только к друзьям.

И посмотрела при этом на Фордгалла. Джаред сжал и разжал кулаки, утешая себя тем, что его Лианна, по счастью, тоже числит в друзьях. Лесной лорд окинул советника взглядом и улыбнулся тоже, холодно и многообещающе.

Солнечная королева подошла к Джареду, взяла его за руку и прижала ее к груди.

– Джаред, беда. Убили принца Дома Степи. Завтра Степь объявит войну Камню, и мир опять станет на грань. Мы все повязаны договором, и Дом Неба, и Дом Солнца, и Дом Леса. Я в ужасе, Джаред, и не знаю, что делать. Ты ведь поможешь?

Глава 15. Черный замок, Золотая башня

Лианна вновь накинула тонкую ткань капюшона, скрывшую ее точеные черты.

– Пройдемте, моя королева, – склонил голову Джаред, не обращая внимания на ухмылку Фордгалла.

– Лианна вам все расскажет сама. Признаться, после этой скачки я мечтаю лишь о том, чтобы упасть в мягкую постель. Господин советник, я могу занять гостевое крыло? – поинтересовался лесной лорд, вновь улыбнулся в ответ на кивок Джареда.

Мог ли он называть Лианну своей королевой? Джаред отогнал мысль, что особого права не имел, но кто запретит советнику так обращаться ко второй по значимости особе Благого Двора?

Кто запретит ему носить ее облик в сердце, лишь иногда вспоминая редкие встречи?

Лианна подхватила его под руку тонкими узкими пальцами. Кожа перчаток солнечной королевы была невозможно тонкой, под ней ощущалось тепло и ток крови. Или это у Джареда настолько повышалась чувствительность в присутствии солнечной ши.

И запах. Теплый запах нагретого солнцем луга того времени, когда неистовая весна вот-вот перейдет в знойное лето.

Джаред опомнился, когда они оказались у лазурной гостиной. Он жестом приказал вынести каллы, мягкие для волков, но слишком резкие запахом для чувствительной Лианны, притушил несколько свечей, потрогал котелок над камином, отослал слугу и сам налил горячего вина, добавив каплю патоки и дольку лимона.

– Присаживайтесь, моя королева. Думаю, дорога была долгой и утомительной, – протянул Джаред теплое покрывало.

– Благодарю тебя, – слабо улыбнулась солнечная королева, наконец позволив себе присесть в кресло напротив огня.

Джаред пошевелил кочергой, высекая искры. Постоял, собираясь с духом, и повернулся к Лианне, кажется, готовый ко всему.

Ко всему, но только не к ее слезам.

– Лианна, что случилось? – внезапный порыв бросил его на колено.

– Ничего, Джаред, совершенно ничего, – досадливо вытерла она глаза платком. – Я давно не видела тебя, очень давно. Но не забыла, что есть ши, на которого я могу положиться всегда и во всем. Пожалуй, я забыла только о том, что именно ты всегда помнишь мои вкусы. Быть столь внимательным даже в мелочах…

Протянула ладонь, и Джаред, взяв ее двумя руками, поднес к губам.

– Это не трудно.

«Не трудно, когда любишь», – договорил он про себя, зная, что никогда не произнесет это вслух.

– Вы плачете, моя королева, – встревожился Джаред. – Я не помню, чтобы вы плакали.

– Мне страшно, Джаред. Страшно как никогда. Мы сдерживаем, сдерживаем… мы делаем все, что можем, а что в итоге? Еле-еле удерживаем мир на грани.

Нервные пальцы вздрогнули, но не спешили покидать руки Джареда.

– Я так устала. Я никогда не понимала, как моя мать могла уйти, а сейчас… я сама бы ушла, если бы было кому отдать корону. Дочка счастлива.

– Вы дали ей волю, и она выбрала свою судьбу. Разве можно винить того, кто вышел замуж по любви? – и присел рядом, с трудом отпустив руки Лианны.

– Любовь… – вздохнула она. – Все беды из-за любви, не правда ли?

– И вся радость, все счастье и все, что есть в мире.

– Я потеряла надежду, – мягко положила она руку на сердце.

– Напрасно, – улыбнулся Джаред. – Эта темень – перед рассветом.

– Ты улыбаешься! – встрепенулась Лианна. – Расскажи мне, Джаред!

– Наш король полюбил…

Джаред сбился, не зная, с чего начать, а взгляд Лианны засеребрился печалью.

– Полюбил в ответ на чистую, искреннюю любовь, ту, что ничего не требует взамен. И получает все. Многое, многое случилось в этот благословенный праздник. Розовое и синее зарево. Я видел подобное лишь один раз, – советник запнулся. – Вот только все крайне запутано, юная королева заложила свою жизнь для того, чтобы Майлгуир смог полюбить вновь. Искра ее жизни украдена, и очень похоже, каменной принцессой, имеющей виды на короля. Так что… – закончил рассказ Джаред.

– Дети, Джаред! Как бы я хотела еще раз… – Лианна опустила глаза, но не смогла скрыть слез.

– Вы прекрасны, как и всегда.

– Джаред! Ты помнишь и это! Я так плохо выгляжу?

– Слишком прекрасно.

– Так прекрасно, как выглядят солнечные королевы перед смертью?

– Нет-нет! – встрепенулся Джаред, хотя Лианна и правда выглядела именно так.

– Мы получили кольца в год проклятия. Год, другой, сто лет… – покачала головой Лианна, намекая, какая это мелочь для ши. – А ведь прошло почти два тысячелетия!

– Знаете, моя королева, как это много для людей! Знаете, сколько они успевают прожить за это время.

– А эта девочка, эта храбрая девочка!..

– Мэренн. Ее зовут Мэренн.

– Если ты думаешь, что искра ее жизни у детей Камня, то это невероятно жестоко – не отдать ее.

– Смерть наследника, внезапная смерть, явная рука другого Дома. Или кто-то опять хочет, чтобы все обратили внимание на очевидное, забывая о главном… – Джаред осекся, поняв, что произносит мысли вслух. – Спасибо за новости, Лианна, – глубоко вздохнул, отошел и долил еще вина для королевы. – Не стоит вам огорчаться из-за мелочей. Мужчинам свойственно помнить главное. Например, то, что вы – свет его жизни.

– Жизнь он ради меня готов отдать, – мягко улыбнулась Лианна. – А вот вспомнить, что я не люблю каллы… К тому же то, что Джилрой оставил свой Дом, свой мир… Это его боль и моя вина.

– Это его выбор, – холодно произнес Джаред. – Не надо корить ни его, ни себя. Многие поступили бы также. Не раздумывая, не сомневаясь.

Желание отписать Джилрою, солнечному королю, обо всех явных и тайных пристрастиях Лианны, написать подробно и основательно, было в очередной раз задушено на корню.

– Что мы сделаем сегодня причиной вашего визита в Черный замок? – спросил Джаред. – Постойте, погодите! Лианна! А давайте сделаем подарок вашему супругу! Ваш портрет! Думаю, Фаррел с удовольствием возьмется на работу.

– Насколько я знаю, – тихо ответила Лианна, – он берется только за то, что ему очень нравится… я не уверена, что…

Голова ее склонилась к плечу, веки сомкнулись.

– Конечно, вы ему понравитесь. Вы не можете не нравиться.

Джаред поддернул повыше покрывало, зная, как дитя Солнца любит тепло. Надо было давать команду отрядам, идти общаться с лесным лордом, наверняка прибывшим не просто так. Но Джаред тихо просидел рядом, не сводя взгляда с Лианны, пока розовый свет не залил лазурную гостиную.

* * *

Свет раннего утра еще не касался Майлгуира, владыки Благого Двора и Дома Волка – острые горные отроги, служившие защитой Укрывищу, забирали себе тепло солнца, накапливая его и отдавая долгой студеной зимой. Сквозь сон Майлгуир припоминал, что когда-то, очень и очень давно, на этом месте взметнулся вулкан, и тогда тушил лаву и собирал пепел Нуаду, веселый обладатель двух рук. А лишившись правой руки, он оставил любимую. Интересно, а как ей жилось без него?

Неожиданные и не слишком приятные мысли свербили голову. Мидир, став Майлгуиром, проживал каждый день как последний, очень надеясь, что его жизнь, вернее, его смерть, желательно как можно более мучительная, станет расплатой и избавлением. Но этого не происходило. О том, что можно просто жить, о надежде на счастье он не думал и не гадал, зная, что его любовь может принести лишь смерть. Но Мэренн готова была делить его не слишком веселую, подчас трудную жизнь. Да, если бы он был Нуаду, он бы тоже ушел, чтобы его любимая не делила его смерть.

Вот только жизнь свою Мэренн уже отдала! Стоило подумать о дерзкой, раздражающей волчице, как пришел ее запах, нежный и горький аромат подснежников. После ночи на земле тело восстановило цельность, а вот обычной после этого усталости и потери духа не было и в помине. Сколько же времени провела с ним Мэренн? Щеки ее были розовыми, глаза блестели. Она определенно жила, что радовало.

* * *

«Что же на твой вопрос об одном дорогом нам обоим волке…»

Рука белошвейки невольно дрогнула. Дженнифер посадила жирную кляксу на письмо. Поразглядывала очертания, увидела профиль Алана и с досадой сжала бумагу, о чем тут же пожалела. Бумага эта была специально для пересылки, плотная и непроницаемая для воды. Нечего выплескивать на нее собственное огорчение. Дженнифер взяла письмо от Мэя, решив перечитать еще на раз, хотя знала его мало не наизусть.

«Моя несравненная Дженнифер!» Так к ней всегда обращался Мэй. Послание от сына можно было бы счесть посланием от любовника, да и восхищение королевского офицера собственной матерью, скрывать которое он не собирался, многие принимали за чистую монету.

Дженнифер обернулась, взглянула на свой портрет и не сдержала улыбки. Она бы убрала его, если бы двое ее мужчин – да, именно двое, вся ее семья, смахнула она сердитую слезу – не настаивали, что эта тщательно выписанная красавица с нежными, словно ласковыми чертами лица, со светло-серыми звездочками в темных волчьих глазах и есть она сама.

Сыновье обожание отпугивало кавалеров и позволяло Дженнифер не переживать, что ее, одинокую мать, не связанную узами семьи, постараются увлечь в забавы Лугнасада. Ведь тот, кого она хотела бы видеть рядом с собой всегда, обходил стороной ее покои все время праздника любви и свободы.

– Дженни, – прозвучало чарующе, невыносимо мягко, и Дженнифер уронила перо услышав голос того, к кому обращались ее мысли. – Я зашел без стука, но мне показалось, ты расстроена.

– Дописываю письмо для Мэя.

Дженнифер подхватила перо, поднятое Аланом, быстро закончила пожеланием удачи и просьбой не лезть в опасные места, решив поведать смутные и тревожные мысли про начальника замковой стражи со следующей оказией, свернула бумагу и протянула ее.

– Это слишком любезно с твоей стороны – самому приходить за сущей мелочью.

– Все, что касается тебя, не мелочь, Дженни. Ты всегда можешь положиться на меня, во всем…

Лугнасад, в этот раз особенно жаркий, может, из-за того, что у короля наконец появилась королева, заканчивался.

Дженнифер встала, оказавшись вровень с Аланом. Темно-серые, почти черные глаза были привычно непроницаемы, жесткая морщинка у рта, всегда манившая Дженнифер, очертилась резче. Сердце отчаянно застучало, она сделала еще один шаг вперед, и тут Алан закончил:

– Как на друга.

Ожидаемо, но как же больно! Дженнифер отвернулась, не в силах скрыть разочарование, и завела разговор о Мэе.

– Мне кажется, ему все-таки нужно узнать, кто его отец, – ответил Алан, и Дженнифер обернулась.

Начальник замковой стражи, сведя руки за спиной, разглядывал портрет, когда-то нарисованный Фаррелом. Небесная любовь, больно ударившая по ней и заставившая бежать из столицы…

Дженни указала на угольные наброски, буквально выцарапанные у Алана, где маленький Мэй смеялся на руках у совсем тогда юной Дженнифер.

– Мне кажется, нам всем известно, кто его отец.

Волчица набрала в грудь побольше воздуха, желая преодолеть привычную робость и сказать уже, что отец – тот, кто воспитал Мэя, кто на протяжении многих и многих лет заботился о них обоих, и благодаря кому Мэй в столь юном возрасте безо всякой протекции стал сначала королевским волком, а потом и офицером, но Алан еще сильнее закостенел лицом и вновь произнес словно бы для портрета:

– Наследный принц Дома Неба Фаррел ищет себе волчицу для очередного портрета. Он не женат, прекрасен, знатен, и думаю, что…

– Я думаю, что он найдет, обязательно. Алан, во имя нашей… – Дженнифер прокашлялась, – во имя нашей дружбы, умоляю, не говори ему обо мне. Когда-нибудь, обещаю, я расскажу ему о Мэе. Но не сейчас. И уж совершенно не надо предлагать мне позировать Фаррелу!