Текст книги "Все бури (СИ)"

Автор книги: Ольга Зима

Соавторы: Ирина Чук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Ольга Зима, Ирина Чук
Все бури

Глава 1. Подарочек на Лугнасад

Горячка боя понемногу отпускала Майлгуира.

Виверн оказалось так много! Злобным порождениям старого мира пришлись по вкусу мечтательные ши Дома Неба. Да и добыча словно сама напрашивалась на зуб: небесных тянуло к чащобам Дома Волка как в поисках вдохновения, так и в поисках колоритных пейзажей для своих странных картин. Вот и принц Фаррел, переброшенный сейчас через королевское седло, не стал дожидаться полагающейся ему охраны и решил самолично исследовать окрестности Черного замка. Самые-самые дикие окрестности подле еще более диких Вороновых гор.

И ведь наверняка предупреждали об опасности, но тридесятый наследник Сокольей высоты только плечами пожал. По упрямству небесные ничуть не уступали волкам! Вышколенная королевская стража тоже лишь вздохнула: перечить не могла, запирать высокого гостя в подвалах цитадели не стала, владыке о подобной мелочи доложить не посмела. И вот результат.

Верный Громушка легко нес двойной груз, дорога становилась все ровнее, шире, натоптаннее. Две высокие башни приближались на глазах, и Майлгуир отвел взгляд.

Полдень только минул, а небосвод сереет, словно близится вечер. Даже снег, летящий из-под копыт коней, кажется грязным. Белый снег, черные горы, пепельные облака… Весь Нижний мир словно в трауре. Хотя почему «словно»? Нет ни магии, ни любви – всего того, что когда-то составляло саму сущность ши. Есть по чему тосковать тем, кто помнит мир до…

Майлгуир мотнул головой, выбрасывая ненужные мысли.

Рука ныла все сильнее, бедро саднило от столкновения с рогатой скотиной, но все залечит за ночь родная земля. Главное, волки-стражи во главе с королем успели вовремя. А то, что самого короля вела на помощь толика магии, не знал никто, хм, почти никто. Догадываться об остатках былой силы у владыки Благих земель мог лишь советник.

Фаррел, лежащий в седле, охнул, а Гром всхрапнул и рванулся вперед – король, углубившись в раздумья, стиснул коленями конские бока.

Художник из Дома Неба сидеть пока не мог. Злую виверну, что вцепилась ему в задницу, с трудом оторвали уже после того, как отсекли голову от тела. Небесные ши королевской крови неплохо владели клинком, но не в тот момент, когда их помыслы уносились в туманные дали, руки хватали кисти, а глаза выискивали подходящие краски.

– Лучшей наживки для виверн не сыскать! Вы нарочно, что ли, лезете к ним в пасть? Обязательно кого поуродливее подавай? Может, и этот дуб отразите на вашем полотне?! – Майлгуир окинул сердитым взглядом громаду давно засохшего ствола, вздымавшего кривые ветви к хмурому небу. Кое-где сверкал снег, словно деревянные ладони хранили упавшие звезды.

Фаррел поднял голову, чудом не свернув шею, и загорелся взглядом.

– О, какая красота! Владыка, умоляю!

– Сделаем перерыв, – устало махнул рукой король, досадуя на собственную насмешливость и приглашая спешиться небольшой отряд.

Спрыгнул с вороного сам, а волки-стражи помогли спуститься небесному принцу, протянули кожаную тыкву. Тот хлебнул терпкого вина, не сводя завороженного взгляда с кряжистого дерева, посеченного молнией еще в далекие времена Первой эпохи и окончательно засохшего после падения Проклятия.

Майлгуир опустился на колено, подхватил снег, вытер горевшее лицо – и не ощутил прохлады. Поднялся и, встретив напряженный взгляд сотника, покачал головой. Начальник отряда волновался вдвойне: десяток вершников сторожевого отряда – это вам не королевская стража, не так следует сопровождать владыку Благих земель!

Но Майлгуир решил по-своему. И сейчас решил не торопить небесного: пусть Фаррел порадуется, а потом расскажет в Сокольей высоте о хорошем приеме. Заодно порадуется этому и хитромудрый советник, слишком хмурый последние пару сотен лет.

– Вы можете меня здесь оставить, – радостно провозгласил небесный и оглянулся на волков с неприкрытой надеждой. – Ведь можете?..

Перевел глаза с каменной физиономии сотника на мрачный лик короля, вздохнул, не надеясь на приязнь.

– Четверть часа, – изрек Майлгуир. – Не знаю, как вы, уважаемый Фаррел, но мои волки еще хотят успеть к Лугнасаду.

Принц кинулся к дубу почти не прихрамывая. Огладил нервными пальцами кору старого великана, растрескавшуюся почти до сердцевины, пробормотал что-то о душе дерева, оглядывая иссохшие ветки, на которых не было видно ни единого листка.

– Давно спилить пора этот сухостой, – бросил Майлгуир.

Ему этот дуб навевал лишь дурные воспоминания и сравнение с собственной персоной.

Горизонт затянулся свинцовыми тучами, закружились снежинки, но художник не замечал ничего.

– Древо живо, владыка, – прошептал небесный. – Я знаю, я чувствую, дуб вот-вот очнется… И может быть, тогда проклятие…

– Хватит! – рявкнул Майлгуир. – Достаточно бредней!

Фаррел осекся, опустил голову.

– Не к лицу спасителю мира говорить подобное, – пробормотал он, обращаясь к собственным сапогам.

Сотник настойчиво похлопал по крупу своего коня, давая понять небесному, что время вышло. Мольберт был мгновенно заброшен за спину сотника, а разнокалиберные баночки с красками, наверняка замешанные на пыльце феечек, ссыпаны в поясную сумку.

Волчий король наблюдал за этим, поглаживая гриву Грома, и отмечал, что вспыльчивость, свойственная волкам и неприемлемая для носителя короны благих Домов, все ещё при нем. Что делать, если подданным ведома только половина правды. Он еле спас мир, который сам чуть было не погубил.

Фоморов небесный! Майлгуир не единожды пожалел, что поддался на уговоры Джареда, решившего обновить портрет владыки Светлых земель. Но кого, как не детей Неба, тонко чувствующих красоту и гармонию, можно привлечь для подобного?

Фаррел все никак не мог закончить картину. Милый сердцу Майлгуира сосновый лес оказался недостаточно светел, камень цитатели – чересчур темен, пока замершие в оскале морды Черного замка как достойный фон его наконец устроили. Теперь художник трудился над глазами владыки. Майлгуир, когда Фаррел совсем утомил его «приданием невиданной глубины и сияния лику», заметил не без ехидства, что неблагие могут изобразить даже летний зефир, и художник из Дома Неба решил догнать их в мастерстве. Сверкнув глазами, он поклялся, что у него все получится: и нарисовать воздух над цитаделью, и передать черный блеск очей Майлгуира – тоже! Поклялся и продолжал часами сопеть за своим мольбертом.

Проклятия и клятвы штука серьезная, нарушать не след. Откровенно говоря, и выгонять принца из Черного замка в Соколью высоту Майлгуиру не хотелось, как и лишний раз ссориться с Джалрадом, правившим Домом Неба вот уже два тысячелетия.

К тому же сегодняшнее спасение непутевого, сующего свой нос во все опасные места волчьих угодий небесного принца было хорошей возможностью для владыки всех Благих земель избежать очередного Лугнасада.

У кованой решетки подвесного моста подъезжающих встречал, разумеется, Джаред. Черная фигура советника, маячившая на входе, внушила подспудное желание сбежать от его пронизывающего взгляда.

– Я никому не нужен? – как можно более небрежно бросил Майлгуир на въезде, отдавая поводья конюху.

– Мой король, вы сами говорили: есть время для долга и есть время для любви, – склонил светловолосую голову Джаред.

Майлгуир понял: если он сейчас не решит сам – решат за него, и процедил, опережая всяческие поползновения советника относительно Лугнасада, все более и более настойчивые с каждым годом.

– В моей жизни осталось только одно. Мое слово: я проведу сегодняшний вечер в своих покоях.

– Мой король, – укоризненно начал Джаред.

– И никто до рассвета ко мне не войдет и не выйдет! – озлился Майлгуир.

Зашуршало и стихло, словно мгновенно опало множество листьев. Видно, Черный замок ответил королевской воле, принимая данное слово.

– Я услышал вас, мой король, – Джаред выпрямился, застыл, сложив руки за спиной. Но опечаленным отчего-то не выглядел.

Майлгуир, миновав широкую площадь перед дворцом, пошел короткой дорогой, ловя взгляды тех несчастных, коим довелось сторожить Черный замок в канун праздника любви и свободы. Насторожился единожды, поймав ухом разговор о том, что уж Майлгуир-то без пары не останется. Оборвать бы длинные языки… Но кровь, на миг разгорячившаяся от схватки, быстро охладела.

Близ своих покоев на гладкой поверхности стены, зеркальной от глубинной темноты замка и полного отсутствия света, поймал свое отражение и мрачно усмехнулся. Ярко-белая прядь в волчьих смоляных волосах, идущая от виска, непроглядно-черные глаза на жестком, подернутом тонкими морщинами лице. От того прекрасноликого, вечноюного Майлгуира, которого помнил Верхний, почти ничего не осталось. После потери сына и смерти Этайн, после бесконечной борьбы с Проклятием и гибели многих, кто решился открыть сердце любви… надо признаться хоть самому себе – он утратил вкус к жизни.

Старение для ши равно мукам совести, а этого добра у короля Благих, когда-то Пресветлых земель имелось в избытке.

Женщин не должны были бы привлекать подобные мужчины, однако он привлекал, его просили разделить ночь каждый Лугнасад. В праздник бога любви отказ равен оскорблению, и он соглашался. Но ни одна из прекраснейших дев, с кем он делил постель, не могла подарить ему даже намека на ту полноту чувств, на ту бесконечную нежность и страсть, что он испытывал к Этайн.

Именно в этом месте она кружилась от счастья, думая, что он – ее муж, любя и желая только его. И злобные птицы света слетались к ее ладоням, а хмурые волки улыбались и преклоняли перед ней колени…

Рыжеволосая смертная с хризолитовыми глазами улыбнулась ему из прошлого.

Он зажмурился, выдохнул, открыл глаза – и увидел лишь холодный шелк черной стены.

Скрипнул зубами, тряхнул головой, сбрасывая морок – настолько реально увиделась земная красавица, чьи останки давно истлели в Верхних землях.

Слишком часто в последнее время его одолевали видения прошлого, слишком много раз он бросался за ними вслед – и ловил лишь пустоту.

Был бы он смертным – жизнь в Верхнем мире давно бы притушила его скорбь. Был бы он смертным – просто умер бы, и тогда вечная мука милосердно отпустила бы его душу. Перестало бы болеть расколотое сердце, что держат лишь скрепы долга и чести…

Каждый день каждого года, каждого тысячелетия он был королем дома Волка, владыкой трети Нижнего мира, всех Благих земель. И только Лугнасад, день, когда он встретил Этайн, он был просто ши. Возможно, даже просто человеком, отчаянно любившим и потерявшим свою любовь…

Майлгуир припомнил высохший дуб и принял решение отправить стражей его спилить. Мертвые должны тихо спать в могилах, а не тревожить память и сон ныне живущих.

– Мой король… – неуверенно обратился к нему стражник, определенно желая что-то сказать, но Майлгуир повел рукой в медленном плавном движении, замыкая уста, отстраняя его и весь этот мир.

Тяжелыми шагами вошел к себе, сам захлопнул дверь и замер, прижавшись спиной и затылком к холодной створке. Потер ладонями все еще горевшее лицо, успокаивая дух, утишивая боль, отгоняя воспоминания.

Нужно только пережить эту злосчастную ночь. Дальше все пойдет своим чередом, бесконечные дела отвлекут от тяжких мыслей и горьких сожалений.

Майлгуир сдернул испещренный зеленым ихором шлем, скинул плащ, заляпанный грязью и разорванный когтями виверн так, что его оставалось только выбросить. Или все же отдать в чистку? Ткань ведь теперь еще и ткут, а костюмы – шьют. Светлые земли дарили ши лишь еду. Слава Лугу, исправно нес свою службу золотой горшок у Вогана, хоть главный повар и ворчал, что вся еда из него одного вкуса, тем не менее именно он спасал благих ши в годы неурожая и суховея.

От расплаты же за истинную любовь не спасало ничего.

Но что же костюм? Вздор. Ерунда. Как же мелочны его раздумья!

Майлгуир приподнял полу безнадежно испорченного плаща, сбросил его на каменный пол и рассмеялся недобро, надтреснуто.

Дублет, надеваемый владыкой на все вылазки, простой и удобный, обычная одежда стражей – безо всяких отличий – полетел следом за плащом. Звякнуло о каменный пол снятое оружие.

Майлгуир дернул шнуровку сапог, позволяющую самому снимать ботфорты, скинул штаны, мечтая поскорее помыться, залечь в постель и проспать до утра. Обернуться бы зверем и забиться в какую-нибудь нору в ожидании, пока минует эта эпоха…

И тут громом среди ясного неба прозвучало:

– Добрый вечер, мой король, счастливого вам Лугнасада! Да будет светел ваш день и полна звездами ночь.

Черный, искрящийся шелк балдахина – его, между прочим, балдахина! – приподнялся, и в проеме показалось юное женское личико. Бледное, неулыбчивое, скуластое, которое очень украшали серо-зеленые глаза и крупный вишневый рот.

– Простите, – зевнула она. – Я что-то притомилась в ожидании. А! – заинтересованно оглядела Майлгуира и спохватилась, деловито зашуршала за спиной: – Вот же! Это вам от отца!

Она показала корзину, в которой сонно заворочался крупный дымчатый щенок.

Изо всей одежды на Майлгуире оставалась лишь рубашка, не самый лучший костюм для выпроваживания очередной дамы, жаждущей его объятий.

Пока король в ошеломлении замер, незнакомка безо всякого стеснения продолжала:

– Тут все есть, и бутылочка с молоком, и еда на первое время. Побоялась я его на вашу псарню отдавать, он хоть и крупный, а от матери не так давно отлучен.

– Ты? Кто? – только и смог вымолвить Майлгуир.

– Мэренн. Я Мэренн! – видя, что имя ничего не сказало королю, соскочила с постели и добавила внезапно сердито, откинув за спину тяжелую иссиня-черную косу: – А говорил, приезжай, коли будет нужда! Говорил, завсегда приму тебя в охрану! А еще обещал показать Черный замок. Правда, – губы девушки дрогнули в преддверии улыбки, но она так и не появилась, – вы тогда называли меня Мэр. Я Страж Укрывища! Неужели для того, кому открыты все души и подвластны все помыслы, есть разница между юношей и девушкой?

– В чем-то есть, – усмехнулся Майлгуир, приходя в себя. – Хотя бы в том, что юноши не делят со мной постель. Вернись в нее, дитя.

– Дитя?! – оскорбилась Мэренн, но послушно скрылась за балдахином вместе с корзинкой, щенком и собственным негодованием.

Майлгуир, проскрежетав зубами, прошагал до ванны, обернулся подозрительно, услышал приглушенное: «Я не смотрю!» – и плюхнулся в горячую воду, не снимая рубашку.

Странно, что вода не закипела от его присутствия. Право, не стоит ли наложить заклятие на собственный рот? Коварство сказанных слов в очередной раз сыграло с ним злую шутку. Теперь до утра ни он, ни щенок, ни эта девушка, увиденная в первый – хорошо, во второй! – раз в жизни не смогут выйти из его покоев.

Майлгуир окунулся с головой, подождал, пока грудь не сожмет в нестерпимости вдоха, и только тогда вынырнул из воды. Да как его посмела обмануть какая-то девчонка? Впрочем, он сам виноват. Не следовало раздавать глупые обещания! Однако юный, тонкий в кости волк в одежде стражей, встреченный однажды по дороге в Укрывище, не был похож на девушку.

Сложные отношения с Ллвидом, старейшиной Укрывища и главой второй по значимости крепости Дома Волка, не позволили владыке Благого Двора взять охрану на переговоры. Не хотелось давать и намека на опасение или тревогу. Просто визит одного ши к другому.

И ведь чутье волка не подсказало Майлгуиру, кто перед ним, ни когда он вытаскивал попавшего под горный обвал Мэра, ни когда собирал остатками магии его раздробленную ступню. Хромой воин – что может быть печальнее?

Печальнее может быть разве что глупый король, зашевелились в голове дурные мысли. Хотя… он не представился. Тогда они просидели до утра у костра, Майлгуир забавлял бледного до зелени юношу рассказами о Черном замке, где тот никогда не был, а утром доставил его до Укрывища и обо всем забыл, тем более что переговоры прошли не так уж и успешно. А сейчас зеркальная память ши подсказывала: да, обещал и покровительство – уж больно тот переживал из-за ступни! Обещал молодому, упрямому ши и место среди королевских волков, и самое ужасное, обещал показать Мэру красоты Черного замка. Фомор его – ее! – раздери!..

Ложь любого ши опасна в первую очередь для него самого, ложь мага может быть смертельной для многих.

Воспоминания о Мэре перетекли в воспоминания о сложностях политики Домов, о постоянном недовольстве Ллвида, о новых и старых проблемах Светлых земель…

Видимо, Майлгуир заснул, потому как разбудил его писк, шум легких шагов, возня у входа и сердитый шепот: «Да что же это такое!»

– Это дверь. Куда-то собралась, Мэр… Мэренн? – не поворачивая головы, громко спросил Майлгуир.

– Домой, владыка, – отчетливо проворчала девушка, явно пытаясь приоткрыть пудовую створку. – Собачку вам оставила, вы уж будьте так добры, присмотрите за Вьюном.

И, несмотря на слово владыки, дверь начала поддаваться! Майлгуир выскочил из воды в чем был. В пару прыжков очутился у входа и захлопнул приоткрывшуюся дверь перед самым носом незваной гостьи.

– Ты сама пришла в мои покои. И покинешь их тогда, когда я разрешу тебе! – прорычал он, тряхнув девушку за плечи, обтянутые темно-серым бархатом Северного рода, мгновенно потемневшие от его мокрых рук. – Это ясно?!

– Да куда уж яснее, мой король, прямо как небо без тучек, – вежливо ответила она. Так вежливо, что еще немного – и это можно было бы счесть оскорблением.

С мокрой рубашки натекла лужа, тонкая материя неприятно холодила тело, босые ступни мерзли на каменном полу, что было совершенно несвойственно любому волку, тем более их владыке. Майлгуир поежился, а Мэренн вздрогнула.

– Что, испугалась?

– Да нет, просто не хотела вам мешать, – потупила она взгляд, а щеки заалели.

– Ты не мешаешь.

Сердце не кольнуло – значит, сказанное было правдой. Странно. Все было странно. Пока Майлгуир мешкал с решением, щенок вылез из корзинки, подбежал к двоим взрослым, тявкнул и принялся жадно лизать воду с пола.

– Не стоит тебе пытаться выйти, Мэренн, – устало проговорил король. – Тебя не выпустят двери. В лучшем случае ты пробудешь тут до утра, в худшем же…

Король отошел к очагу, сердито одернул душеледенящую рубашку, накинул поверх нее халат и подвязал его поплотнее.

– В худшем? – переспросила Мэренн заинтересованно.

– В худшем тебя сплющит этими створками. И родится очередная байка про короля, от любви которого умерла еще одна женщина.

Щенок, видно, замерзший, заскулил. Мэренн присела, взяла его на руки.

– Про байки не знаю… Но ходят легенды о том, что от вашей любви остаются самые сладкие воспоминания.

– Это не любовь, – Майлгуир разжег бересту, подбросил под дрова. – Не та любовь. Присаживайся рядом. Я не кусаюсь.

– Вам не холодно? Стоит переодеться.

– Мне не бывает холодно, – раздраженно произнес Майлгуир и тут же разозлился от собственной раздражительности.

– Вам виднее.

Король обернулся проверить, не таит ли Мэренн усмешку? Но нет, девушка выглядела спокойной и немного печальной, огонек ее души мерцал чистым серебром.

Толстый щенок с очень крупными лапами, свернувшийся у нее на коленях, лизнул ее ладонь, и она слабо улыбнулась. Личико осветилось от блеска серо-зеленых глаз, на щеках появились очаровательные ямочки, а уголки губ, показавшихся мягкими и нежными, приподнялись, обрисовывая столь красивую линию рта, что Майлгуир поймал себя на вполне недвусмысленном желании прижаться к ним, попробовать их вкус – правда как вишни, или это лишь видимость?

Рубашка вмиг просохла, тело непривычно заныло, позабыв о встрече с виверной. Со своими эстетствованиями он подзабыл, что избегал силков Лугнасада уже достаточно давно.

Но эта девушка, хрупкая в кости, с белой, слабо светящейся кожей, округлостями во всех нужных местах и грацией олененка – еще совсем ребенок! Пусть кого помоложе выбирает своим волком на эту ночь.

Тут же вспомнил, что дверь запечатана, так что выбора у нее особо нет.

Мэренн облизала губы, хрупкими пальчиками заправила за ухо упавшую на бледную щеку черную прядь и вздохнула. Майлгуир втянул воздух. Подснежники, полынь и немного – дикий шиповник. Неужели духи? И ресницы – такие длинные, невероятно темные, как угольком обведенные. Магия, краска?

– Я не пользуюсь духами, – твердо произнесла она, глядя ему в глаза.

– Как поняла?

– Вы понюхали, а потом поморщились, решив, что перед вами подделка. Вы ошибаетесь, – с горечью произнесла Мэренн.

Огонь в камине разгорелся ярче, затрещал, в трубе загудело.

Майлгуир прищурился, глянул недобро:

– Разве король может ошибаться?

– Разумеется нет. Но…

Губы ее дрогнули, ресницы затрепетали, но глаз она не опустила. И за одно это заслуживала награды, не все короли домов выдерживали подобный взгляд.

– Но?

– Но вы думаете, что я заявилась к вам, потому что молода и глупа. Вы думаете, что я чего-то хочу от вас, как и многие. Как почти все.

– А это не так?

– Нет. Я не крашу губы и ресницы. Не лгу. Не предаю. И не попрошу вашу милость ни должности, ни мужа, ни покоев Черного замка, ни места при Благом дворе.

– Но что-то все же попросишь?

Мэренн молчала. Майлгуир подхватил с девичьих колен пузатого щенка, сладко пахнущего материнским молоком; навевая сон, уложил в корзинку. Обернулся и рявкнул от души, порядком устав от недомолвок:

– Так что же тебе нужно?!

– Эту ночь, – Мерэнн вскинула ресницы, встала, выпрямилась гордо. – Все женщины, которых вы осчастливили, помнят ночь с королем. Только одну. И я прошу только об одной ночи.

Соблазн был слишком велик, и от этого Майлгуир покачал головой.

– Я выбрала вас своим волком! – Мэренн прикусила губу. – И я не отступаю от своего слова, как и вы, мой король.

– Я уже жалею, что сразу не выгнал тебя.

– Есть одно пожелание.

– Ты смеешь понуждать короля?!

– Этой ночью все равны. Не старайтесь сделать хорошо мне, как вы делаете обычно. Делайте лишь то, что хочется вам.

Сказала и гордо вздернула подбородок.

– Оставим в покое твою дерзость и примем во внимание природу-мать. Ты не знаешь, о чем просишь.

– Могу лишь догадываться, – верхняя губа, дразня, приподнялась в полуулыбке-полуоскале, обнажая два передних, крупноватых зубика.

Мэренн переступила с ноги на ногу, тонкие складки словно погладили гибкую женскую фигуру.

– Но… как ты оказалась в моих покоях? Кто те двое, что дали тебе разрешение на вход? – оттягивая время принятия окончательного решения, Майлгуир продолжал жадно рассматривать ее.

– Принц Мэллин сказал, что вы меня сожрете, но мне понравится, а господину советнику я передала ему письмо от Ллвида. Мы разговорились, и он проводил меня в гостевые покои, – впалые щеки слабо заалели.

– Джаред может, – усмехнулся Майлгуир.

Мэренн вздохнула – высокая грудь с нежно-розовыми сосками поднялась под прозрачной тканью и медленно опустилась. Майлгуир засмотрелся на белоснежную кожу с играющими на ней бликами очага – а затем поднял глаза на тихий всхлип. Взгляд серо-зеленых глаз был сердитым, ресницы – мокрыми, губы – закушенными, по щеке текла слеза.

– Да, я буду твоим волком в этот Лугнасад, – торопливо произнес король условленную ответную фразу.

Добавил, ухмыльнувшись на ее неподдельную радость:

– На твоих условиях.

Майлгуир принялся за гостью. Коснулся серебра фибулы, скрепляющей платье Мэренн. Она хлебнула воздух, словно холодную воду, распахнула глаза…

Всей одежды – хитро завязанный под грудью отрез полупрозрачной синей ткани, легкой, как осенняя паутина. Дёрни – и девушка останется обнаженной. Но торопиться не хотелось.

Тонкая, но не худая. Изящная и гармонично сложенная. Крепкие мышцы, прелестные очертания бедер и груди. Майлгуир не мог не признать: его гостья была очень и очень привлекательна. Так, что в ушах зашумело, сердце застучало, а огонь разлился по венам, пробуждая давно уснувшие желания.

Майлгуир расстегнул фибулу, развязывая узел под грудью. Материя соскользнула, и Мэренн, перешагнув через нее, встала совсем рядом, положила руки на его грудь, шепнув: «Не холодно, потому что холодный», и подставила губы для поцелуя…

Они и правда отдавали вишней. Не сказать, чтобы король любил фрукты, но этот вкус спелых ягод оказался изысканно-сладким, не приторным, необычным, с горчинкой. Он оторвался от них, давая Мэренн вдохнуть, и снова накрыл своим ртом полные, нежные губы. Опять пахнуло подснежниками и самым чистым снегом, остро и свежо. Не леденящей стужей, нет – тем живительным холодом, от которого кровь лишь горячее бежит по венам.

Прозрачные серо-зеленые глаза оказались совсем рядом, в них мелькнул испуг, тут же сменившийся радостью. Пушистые ресницы затрепетали, губы слабо дрогнули, отвечая на поцелуй. Но давать волю своей волчице Майлгуир пока не собирался.

За стрельчатыми окнами загремела гроза; вторя ей, сильнее завыл огонь. Майлгуир отшатнулся от девушки, сбрасывая халат. Стянул через голову все еще мокрую рубашку, не желая возиться с завязками.

– Вы не… – начала Мэренн, но он перебил ее:

– Ты. Майлгуир. Или «мой волк» – и никак иначе.

Впрочем, что она хотела сказать, было неважно. Идти до постели показалось немыслимой тратой времени, а шкура горного медведя была совсем рядом. Внезапно время словно бы остановилось и свернулось в теплый кокон вокруг двоих, отгородив от прошлого, будущего и настоящего.

Удивительно теплая, подхваченная под спину и ноги, шепнувшая: «О, мой волк!», Мэренн легла на мягкую густую шерсть. «Моя волчица», – пророкотал Майлгуир, прикусив мочку ушка. Втянул ставший более резким запах подснежника, спустился поцелуями до ключицы, поймал губами сосок и ощутил, как девушка развела в стороны бедра, приглашающе двинулась к нему. Сейчас бы отвлечься, обласкать её всю, найти те места, прикосновение к которым вызовет дрожь и негу, довести сначала ее до блаженства… Но холодные глаза манили, губы шептали: «Возьми…», тонкие пальцы, огладив его плечи, неожиданно впились острыми ноготочками, куснули вседозволенностью тьмы – и Майлгуир сорвался.

Она подавалась вперед, вскрикивала от его резких движений. Он брал ее, не думая ни о ней, ни о ее удовольствии. Краем глаза отметил на груди и плечах красные следы, что неминуемо потемнеют, и тут же забыл о них.

Пахла она невыразимо свежо и желанно, и мир сжался до ее хриплых стонов, до ее хрупкой северной красоты, до острого, почти невыносимо прекрасного наслаждения, потом и вовсе померк.

Мэренн шевельнулась в тщетной попытке освободиться, и Майлгуир, не желая раньше времени выходить из блаженной истомы, разлепил один глаз.

– Куда собралась?

– Там щенок, – прошептала она низким, хриплым голосом.

– А тут волк.

– Но… – двинулась она еще раз в его руках.

– Замок присмотрит. Лежать!

– Слушаюсь, мой волк, – фыркнула она.

Освободил одну руку и повернул к себе лицо Мэренн. Под прозрачными, как весенние грозы, глазами залегли темные круги, на висках проступили синие жилки. Припухшие губы были красны от…

Майлгуир отстранился, рассматривая свою волчицу.

Да, он хотел попробовать, какая она на вкус везде. Где пахнет полынью, а где – шиповником. Целовал ее жадно, исступленно, пил ее нежную женскую сладость, а потом опять возвращался к губам. Но точно не кусал ее, из всех следов – только припухшие губы, синяки на плечах, несколько царапин и отметины от слишком глубоких и яростных поцелуев. Нет, не может быть! Но запах не оставлял сомнений. «Могу лишь догадываться», – вот о чем она говорила, а он не понял, не разгадал ее!

– Ты… – выдохнул он зло, словно она обманула его. – В северном клане что, не учат любви?

Мэренн, заметив его взгляд, торопливо облизала губы.

– Я не хотела учиться.

– А чего ты хотела?!

– Тебя. Только тебя.

Какая-то ее неправильная, невероятная искренность пронзила Майлгуира, погасив злость.

Волчица прижалась крепким боком, и от нее опять повеяло обжигающим теплом, запахом первоцветов и жаждой жизни. Такой сильной, что Майлгуир рассмеялся, решив отложить все вопросы на потом, и вновь притянул ее к себе. Погладил по плечу, снимая боль и оставляя на ее коже мелкие белые цветы о девяти лепестках.

– Но магии ведь нет… – завороженно прошептала Мэренн. Развернула его руку ладонью вверх, потянула за торчащий стебелек и вытащила подснежник. Кожа сошлась в точку, только зачесалась немного.

– И любви. И меня тоже нет, – со вздохом вырвалось у Майлгуира, он потер кисть о шерсть рядом с Мэренн. – Перед тобой ходячий артефакт Второй эпохи.

– Неправда! – куснула она его за руку. – Обманщик! Вот же – и ты, и магия, и любовь…

– Ах ты, дерзкая девчонка! Что ты знаешь о любви?

Она не отвечала, но смотрела хмуро и так высокомерно-вызывающе, как будто знала побольше него. А потом подхватила его руку, поцеловала ладонь и прижала к своей щеке.

В этот раз он донес ее до постели. Потому что хотелось терзать ее до своих и ее криков, хотелось сильнее мять в ладонях ее тело, целовать до боли и любить – как же фальшиво это слово! – любить, соединяясь в одно, толкаясь в тесное лоно. И знание о том, о чем эта глупышка смолчала, понимание, что это только его женщина, неожиданно распаляло желание еще сильнее, теснило грудь, жгло глаза, отдавало терпкой горечью во рту.

– Уже утро, мой король, – низкий, хрипловатый голос вырвал из сна.

Просто сна – не кошмаров прошлого и не обжигающих душу видений. Пожалуй, так хорошо король себя не чувствовал очень давно, слишком давно, чтобы помнить об этом.

– Выпустите меня. Дверь не открывается, а ведь Лугнасад прошел.

– Зачем ты опять встала? – не открывая глаз, произнес Майлгуир. Солнце нежило веки, переливалось ярко-розовым, ласковым светом, тело наслаждалось сытой истомой, даже с души словно приподняли вечную тяжесть.

– Сначала Вьюна проверить, мало ли что щеночек за ночь мог успеть.

Щеночек довольно урчал в углу.

– Как вы это сделали? Лужи и… и прочее пропало! И вода в ванной все еще теплая.

– Что еще заметила, глазастая?

– Что Вьюнок косточку грызет, да не сгрызает, и что молоко у него в миске вновь появляется.

– Я же сказал, замок проследит. Кое-что не исчезает, сколько ни трать. У Вогана – это наш королевский повар…

– Мы знакомы, владыка. Он приветил меня в первый же день.

– Да? Хорошо, это хорошо. Кто Вогану не нравится, того он не замечает. У Вогана есть Горшок, из которого можно накормить все Благие земли. Был еще Рог, но в Укрывище он сейчас нужнее. Так что немного магии есть.

– Мне говорили о подобных магических вещах как о не существующих. Но я верю. Вам верю.

Девушка сидела подле постели на корточках, положив острый подбородок на узкие запястья, и внимательно смотрела на него.

– Так я пойду? – спросила неожиданно.

Отпускать не хотелось. Правда, сколько же пересудов придется услышать Черному замку! Девушка, оставшаяся у короля волков дольше одной ночи!

– А как же столица? Я обещал показать тебе столицу.

– Не стоит, если вам в тягость. Я уйду тихо, вы меня никогда больше не увидите и…