Текст книги "Темный оборот луны"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Одну минутку, – важно сказала официантка усиленно приветливым тоном, который, видимо, давался ей непривычно и с трудом. – Я сейчас вызову менеджера, и он все вам покажет.

Через пять минут официант, сомнамбулически явившийся со счетом, сообщил, что менеджер уже вызван, только пройдите через кухню. Расплатившись, они нырнули за перегородку, мимо проволочных ящиков, упаковок с соками и картонных коробок с водкой, и через услужливо распахнутую боковую дверцу попали в темный, низкий, выкрашенный зеленой масляной краской по бугристому бетону, коридор с редкими голыми лампочками, висящими на проводах под потолком. Пахло грибком и сыростью.

– Тут что, шампиньоны разводят? – спросил Виталик с любопытством. – Ты куда меня привел?

Тем временем появился менеджер, который оказался местным электриком, в грязной полукуртке-полутелогрейке и с угрюмо сморщенной малиновой физиономией. Не хватало ему только папиросы, приклеенной в уголке рта, и, скорее всего, она когда-то была, но его вынудили с ней расстаться, произведя в ответственный чин. Суровый менеджер откликался на имя Алексеич.

– Боже мой, – проговорил Виталик негромко, развернув Сергея вполоборота к себе, пока менеджер перекидывался парой слов с кем-то на кухне. – Ну и морда у него. Ты только посмотри внимательней. С ума сойти! Это такой наш менеджмент по-российски. Спорим, он до сих пор думает, что это бранное слово. Обижается, наверное, когда его так называют.

Сергей хмыкнул. Алексеич приблизился и, старательно пожав гостям руки внушительной шершавой пятерней, повел по коридору.

– Сейчас все покажем, – приговаривал Алексеич, ведя их куда-то в чернеющие недра. – Вы не смотрите, что так... У нас все по первому разряду. Это вот все скоро тоже переделаем. Никак не соберемся еще. А так все будет...

– Это что, секретное метро? – негромко поинтересовался Виталик. – Или это такой развлекательный комплекс для макшейдеров и проходчиков? Или как они там еще называются?..

– Не обращай внимания, – бросил Алексеич. – Это тут лампочка в потолке перегорела.

Они приближались к очагу странного шума: откуда-то доносились громкие удары, истошные взревывания и хруст, точно какой-то исполинский дракон метался по подземелью, натыкаясь на стены. Виталику несмотря на иронический настрой стало не по себе. Ему показалось, что кого-то убивают и вспомнились рассказы о шашлыках из человеческого мяса.

– Как ты думаешь, что это может быть? – проговорил он так же негромко, в плечо, так, чтобы слышал только Сергей. – Тебе не кажется, что это развлекательный комплекс для садистов?

"Мда..." – пробормотал Сергей удивленно. Они завернули за угол. Под очередной тусклой лампочкой, за дощатым столом четверо мужиков в спецовках самозабвенно резались в домино.

– Это не обращай внимания, – бросил через плечо Алексеич и рявкнул на играющих. – Тише вы! Здесь люди ходят! Вы мне людей напугаете!

За столом что-то зарокотали, хрустя костяшками, но тише не стало.

Они углубились дальше в катакомбы. Наконец менеджер нашел где-то в стене низенькую дверь, куда можно было войти только, сильно нагнувшись.

– Это вот бильярд, – пояснил провожатый, ныряя под дверную раму и обводя рукой внутренность открывшегося помещения. – Все по евростандарту... Русский есть, американка... Вон все, пожалуйста, что хочешь.

В большом, неожиданно уютном зале яркими травяными лужайками зеленели биллиардные столы, жирно блестели яркие шары, словно смазанные маслом, лампы, как и положено, нависали над бархатистым сукном, и у одного стола двое играли аппетитный крепыш в темно-синей футболке, обтягивающей мощное тело, с ярким сосудистым пятном на щеке, и молодой худощавый парень в пиджаке, с седыми висками, а девушка в кожаных брюках оседлавшая стул, задумчиво курила и наблюдала за партией.

Постояв немного и подождав реакции, которую посетители попридержали, Алексеич повел их дальше.

– Это вот зал тренажерный, – сказал он, демонстрируя другое помещение. – Дорожка есть, качаться если надо, то пожалуйста... Инструктор бывает два раза в неделю, заниматься можно. Потом каждый день будет. И велотренажеры сейчас тоже покупаем. Вон, – он указал на бритый круглый затылок, мерно вздымающийся с правильностью маятника над снарядом. – Людям нравится.

Аккуратно закрыв дверь, он отправился дальше, к мокрым черным пятнам на стене.

– Это вот сауна у нас, – сказал он, хозяйски ударяя пятерней в очередную дверь. Среди сплошной темноты подвала вспыхнул в теплых клубах пара яркий четырехугольник, и глазам наблюдающих предстал просторный предбанник, обшитый золотистым деревом, с гладкими деревянными скамейками, кожаными диванчиками и с живописными пластичными группами из голых розовых тел во всевозможных позах и комбинациях.

– Однако попали... – пробормотал Сергей.

– Бассейн есть, – продолжал Алексеич, ни минуты не смущаясь представшей перед ними картиной, так, как не смущался бы гид в зоопарке, застав подопечных за не зрелищными действиями. – Клиенты у нас... вип-клиенты, – он ткнул указующим пальцем в вип-клиентов, словно род их занятия подтверждал несомненную исключительность. – Парилка... Массажист будет... Хотим сделать, чтобы двадцать четыре часа в сутки. Приходи и парься, когда хочешь...

Непрошенные туристы стояли на пороге – один в пуховике, другой в дубленке – и с глупым видом, пряча глаза, притворялись, что слушают своего экскурсовода. Сидящая за столом напротив девушка, распаренная, закутанная в простыню, с мокрыми, зачесанными назад волосами, подняла голову от блюдца с чипсами, которые деликатно, по одному, отправляла в рот. В размытых чертах ее лица промелькнуло что-то знакомое, медленно сгустившись в непривычный, но, несомненно, Галин облик.

– Подожди... Галка! – возмущенно вдохнув, заорал Сергей и попытался было войти, но Алексеич выставленной ногой вовремя преградил ему путь. – Ты что тут делаешь?

На Галином лице отразились одновременно испуг и досада от надвигающегося неприятного скандала.

– Попали, называется... – продолжал Сергей, от избытка эмоций издавая шипящий звук наподобие сдутого мяча. – Галка! Ну-ка пойди сюда!

Галя поспешно облизала пальцы, вытерла их о простыню, извиняюще оглянулась на свою компанию и семенящим шагом приблизилась. Перешагнув через порог, она, ежась от холода, стала у притолоки.

– Чего тебе? – сказала она со страдальческим от незванного вмешательства вздохом и переступила с ноги на ногу.

– Ты чего тут делаешь? – напустился на нее Сергей, энергично покрутив пальцем у виска. – Ты... ты соображаешь, нет?

Галя невозмутимо пожала голыми плечами. На Виталика она вовсе не смотрела, как будто его не существовало.

– Не твое дело, – сказала она и снова лизнула палец, недовольно отведя взгляд. – И не кричи. Что вы все время орете?...

Из бани тем временем раздавались голоса: "А не фига... Пусть он того... справку... паспорт пускай предъявит... что он ей муж. Я с любовниками вообще разговаривать не буду... Тут сейчас сто человек припрется... и что, мне с ними со всеми – как с людьми разговаривать?.. Не фига... – Тихо, тихо, Леша. Уйди от греха, драться все равно не тебе... Таня, уведи его... в парилку уведи. – Он только что оттуда, – ответил рассудительный голос. – Для сердца вредно. – Ну, в туалет его запихни... и лучше запри его там вообще. – А не фига...".

– Тихо, тихо, ребят, – авторитетно вмешался Алексеич. – Не надо.

Он закрыл дверь, в которую Галя быстро проскользнула, оттеснил Сергея подальше в коридор и стал поперек двери, загораживая вход и раскинув в стороны руки толщиной с батон вареной колбасы.

– Вип-клиенты! – закричал он хрипловатым голосом, почему-то скакнувшим на несколько тонов выше обычного. – У нас тут того... скоро охрана будет!

– Тьфу, да пропади! – в сердцах сказал Сергей, плюнув.

Увидев, что сауну не собираются брать штурмом, Алексеич несколько успокоился.

– Люди отдыхают, – пояснил он, возвращаясь к обычному тембру. – У людей дома проблемы. Вот у тебя дома проблемы, ты там их решай. А здесь люди отдыхать приходят. Все живые. Всем отдыхать надо. По работе там... или в семье какие неприятности. А охрана будет... не сомневайся.

Силясь придать своей речи как можно больше убедительности, он положил одну свою клешню Сергею на рукав, в то время как тот, пораженный, все еще не мог прийти в себя.

– Нет, мне вообще-то дела нет, – выдохнул он, наконец, стряхивая с себя Алексеичеву лапку. – Мне что? Я ей, слава богу, ей никто вообще. Пусть делает, что хочет!

Виталик, пришедший словно в какое-то легкое состояние ступора, вздрогнул и проснулся.

– Слушай, – сказал он удивленно. – Красивая ж девка... Кожица тонкая, прозрачная... как у виноградинки.

– Кто? – закричал Сергей. – Вот эта вот? Да в гроб такую красоту... тьфу, смотреть противно. Ну да, красивая, конечно... И главное, прилично вроде выглядит... – и, подталкиваемый сконфуженным от собственной оплошности Алексеичем, он повернул обратно, бормоча под нос что-то разочарованное.

– Главное, никогда с виду не поймешь, – ворчал он вполголоса, пока они плутали по совершенно одинаковым коридорам, которые Алексеич почему-то отлично различал. – Пользуются, что некому стало их убивать... И вечно они все такие несчастные, и судьба-то у них тяжелая... А что же ты, милая, хочешь? За замком, за замком, за семью печатями, и не пускать к интеллигентным людям... Слушай, может, это я так набрался? Может, у меня глюки, мне все чудится?..

Он бормотал и бормотал, пока они вдруг не оказались на сизой улице среди сугробов и стылой капели, падающей под ноги, где Сергей, который о чем-то уже сам с собой договорился и, следовательно, отошел частично, внезапно обнаружил, что шел совсем не в ту сторону, и, увлекшись внутренними переживаниями, покорился твердой руке Алексеича, который постарался сплавить его от греха подальше. Шмыгающие мимо переулка машины и хлынувший на них поток холодного воздуха поначалу вызвали у Сергея удивленное внимание, но через минуту он пришел в себя.

– Э, чего-то мы здесь... – начал он, оборачиваясь к Виталику. – А вообще, ну их с их притонами... Тут, может, вообще где-нибудь людей режут. Нет... на воле легче дышится. Пойдем к метро... я там боулинг знаю.

Зайдя в душный подъезд дома, недалеко от Садового кольца, Инна сперва содрогнулась от температурного перепада и внезапного жара, а потом, распахнув пальто, обнаружила, что ее то ли знобит, то ли трясет, безотносительно к климатическому режиму. Она сжала в одной своей руке другую, точно это движение могло унять дрожь, но это, как и следовало ожидать, не помогло. Она боялась. Страх у нее нарастал последнее время все больше и больше, но когда ей позвонила с ее новой работы Надя и сообщила, что Вадимова партнера убило подмашинным взрывом, и пока до распоряжения надо сидеть дома, страх достиг апогея. Она оглянулась, но в подъезде было тихо. Вызвала лифт – с лязгом вздрогнув, он взвыл, доехал и хлопнулся перед нею в положенное ему гнездо. Инна оглянулась еще раз – вроде бы снова ее не преследовали. Тогда она быстро ломанулась внутрь, захлопнула двери и поспешно нажала кнопку. Лифт, подрагивая, приполз на нужный этаж. Сквозь окошечко, затянутое проволочной сеткой, Инна попыталась разглядеть, нету ли кого на лестничной клетке или даже прислушаться к наличию дыхания. Нервная имитация слуха и зрения – нормальные органы чувств в такой обстановке не работали – подсказала, что все спокойно, и Инна выбежала, путаясь в многочисленных лифтовых дверях, наружу и нажала звонок. Эхо от собственных движений ее напугало, она приникла к двери, которую как раз раскрыл хозяин дома.

– Извините... – проговорила Инна, одновременно вглядываясь, тот ли это знакомый человек, или посторонняя засада. – Я к Гале... Можно Галю подождать?

– Здорово, – вяло сказал хозяин дома, не проявляя к Инне никакого внимания. – А здесь она.

И развернувшись, ушел, не предложив даже войти, впрочем, Инна этого пренебрежения приличиями и не заметила. Раз она пришла для того, чтобы войти, то все равно бы вошла.

Раздевшись и кое-как набросив пальто на пеструю заполненную вешалку, она обернулась и увидела Галю в той же самой комнатке у входа, с красновато-кирпичной занавеской и голубоватым отсветом абажура на стене, где они в прошлый раз мерили полиэтиленовый костюм. Галя стояла спиной, но Инна все равно бы узнала ее полосатый свитер, светлые кудряшки и голос.

– Ой, Галка... – сказала она, заходя. Галя обернулась, потянув за собой спиральный телефонный провод.

– Ну, – сказала она в трубку, одновременно приветственно кивнув Инне и подняв в воздух палец, прося тишины. – Ну, конечно! А кто бы сомневался, что не спит? Я же просила, мама! Я сама эту сказку с детства терпеть не могу! Зачем ребенку это слушать, я не понимаю? Черти... попы... щелбаны... дичь какая-то! А если Пушкин написал, то ребенку теперь мучиться? Мне бы самой кошмары мерещились! Я же просила, я не знаю...

Она горестно закачала головой.

– Ладно... ну что... не знаю... теперь что-нибудь приятное ей расскажи. Про принцев там на коне, про королев с цветами... Ну, смотри. Ладно, пока, – и она повесила трубку, обращаясь к Инне. – Привет! Ты чего такая растрепанная? Садись...

– Ой, Галка... – начала было Инна, но тут откуда-то пронзительно запищало, и она, еще раз ойкнув, дико вздрогнула, а Галя, покорно вздохнув, достала откуда-то с пояса пейджер.

– Оооо! – сказала она, прочитав сообщение и нахмурившись. – Включи да включи. Дался им этот телефон... Слышишь, – она подняла голову к Инне. – У меня теперь телефон мобильный есть. Как у нового русского. Обвешали побрякушками, как новогоднюю елку...

Здоровый, как кирпич, черный телефон, был тут же извлечен из сумки, нажаты на нем нужные кнопочки, и агрегат тут же загудел. Галя опустилась на желтый клетчатый диван и обреченно поднесла телефонную трубку к уху.

– Здравствуйте, Николай Викторович, – сказала она вежливо и отчетливо. – Извините, пожалуйста, но мне все время посторонние люди на него звонят. Я не виновата, Николай Викторович! Это Надя мой телефон дает всем подряд! Да, конечно. Хорошо, Николай Викторович. Больше не повторится. Да. Помянули. Посуду помыли. Да. Ирина Всеволодовна уберет. Да. Чеки я Ире отдам. Нет... К семье Тимур поехал. Ну, как представитель... от коллектива. А что? А разве он пьет? Нет, Николай Викторович. А что было на седьмое ноября? Нет, не видела. – голос ее упал до полного уныния и стал монотонным. – – Нет, Николай Викторович, не видела, – она тяжело вздохнула. – Нет, как за женщинами гонялся, тоже не видела. Нет, даже и не рассказывали. Что ж тут удивительного, вот если бы он доброе слово кому сказал... Молчу, извините. А что еще происходило? Ох... Так это... Николай Викторович. Это, может, и хорошо. Ну семья хоть отвлечется... от горестных мыслей... Да, им занятие будет... Николай Викторович, ну что ж его, связывать? У него, наверное, генетическая нестойкость. Непьющие предки... мусульманская семья... извините, молчу. Да. Хорошо, Николай Викторович. Будет включенным.

Она со злостью нажала на кнопку и запихнула телефон обратно в сумку, предварительно показав ему язык.

– Откуда я знаю, что он напился и телефон утопил в банке с солеными огурцами! – сказала она возмущенно. – Я что им, нянька? Про все их гадости знать никакой памяти не хватит.

– Это вот про этого... убитого? – проговорила дрожащим голосом проговорила Инна.

Галя кивнула.

– Да, да. Все ж на ушах стоят, хлопот не оберешься...

– Он у вас работал? – пролепетала Инна в ужасе.

– Да... Это ж наш генеральный директор. Хороший был мужик, кстати сказать... А ты чего такая напуганная? – она пригляделась было к Инниному лицу, но в сумке снова загудело.

– Ну, я не могу! – воскликнула Галя раздраженно. – Как тут его держать включенным?

Она рывком извлекла телефон и приспособила к уху. Теперь ее голос был совсем другим – нетерпеливым, скучным, в общем, крайне неприятным.

– Да, – говорила она, устало вымучивая слова. – Ну и что? Нет. Нет, извини. Завтра тоже. Я не хочу. Нет. Извини, но я не хочу. Ну и что? Я не твоя девочка. Не звони, пожалуйста, по этому телефону, это рабочий. Это мобильный телефон, он чертовых денег стоит. Хорошо, в данный момент я у Миши. Ну, кто он тебе, я не знаю – одноклассник, что ли? С Инной. С сестрой моей! Да проверяй, пожалуйста...

Резко сжав напоследок телефонный аппарат, как эспандер, она швырнула его в сумку.

– Тебя тут только не хватало... – проговорила она вполголоса, адресуясь к отключенному собеседнику.

– Кто это? – спросила Инна подозрительно, так как в самом факте Галиного отпора ей уже виделись бритые бандиты на другом конце линии.

– Да, – Галя махнула рукой. – Был тут один... Слова-то какие придумал, когда надо... Люблю, говорит, обожаю... жить не могу... – каждое слово расцветало в ее объемистых жестах, словно пион. Инне, которой никогда никто не говорил таких слов, стало завидно.

– А что? – переспросила она, уточняя, чего именно она не поняла, и чем Гале все это не нравится. – Может, действительно любит?

Галя на излете последней дуги плавно опустила руку, утверждая окончательный приговор невидимому оратору.

– Слушать их больше, – проговорила она равнодушно. – Еще одному бесплатная проститутка понадобилась. Любовь выдумали русские, чтоб не платить. Надоели...

Инна растерянно помолчала, не зная, что говорить.

– Да ты ж видела его, наверное! – сказала Галя, что-то вспомнив. – Он был здесь. Пегий такой. Показалось на минуту... сказка какая-то в глазах была. Да бог с ним. Садись, – она похлопала рукой по обшарпанной, в дырках из-за смещенных нитей переплетения, диванной ткани. – Чего ты такая всколоченная?

– Ох... – выдавила Инна.

– Чего ох? – спросила Галя участливо, как, наверное, спрашивала свою дочку.

– Страшно... – проговорила Инна, не глядя на Галю и с хрустом разминая сильные короткие пальцы. – Страшно, не могу. Спать перестала... в голове аж звенит.

– Да чего тебе страшно? – Галя даже снисходительно рассмеялась, наклоняясь к сестре.

– Знаешь, – Инна подняла глаза, словно что-то увидев. – Сны снятся. Жуткие такие, знаешь, сны. Подробные. Абсолютно связные. Вот позавчера сказали, что убили этого... Аркадия. А я сон видела, как я его убиваю. Все в деталях, и как я взрывчатку делаю, и как под машину запихиваю... Все вижу. Просыпаюсь – понимаю, что не я. А как засну, так точно знаю – все моих рук дело. Все, как происходило, в деталях знаю. Утром, правда, детали забываю, как в тумане все... вот и сейчас не помню. Я думаю, может и взрывы там же происходят, только во сне? Так ведь нет, они-то здесь. А я их там делаю.

– Господи! – Галя всплеснула руками. – Вот аспирантка-то ты наша... Да если б я знала, что ты так будешь реагировать... Подумай: что ты. Ведь разумный же человек. Мало ли какие потрясения в жизни бывают. Ты себя убеждай. Ну, подумаешь, взорвали кого – их каждый день взрывают, они уж и сами-то внимания не обращают. Вон в газетах ты каждый день читаешь, так не волнуешься. Кто они тебе, братья, сватья... ты о своем здоровье в первую очередь думать должна, а уж если время лишнее останется, то тогда про них. Нельзя же так...

Инна затрясла головой мелко-мелко, опуская ее на руки, и чем ниже опускала, тем меньше была качательная амплитуда, постепенно затухавшая.

– Ты не знаешь, – тихо сказала она, помолчав. – Ты только не говори никому. Тот первый взрыв, который в шкафу был, тот я сделала. Действительно я.

На Галином лице изобразилось неподвижное недоумение, как будто она, будучи не в силах решить, какое выражение изобразить, заморозила все мышцы.

– Ты что... – нерешительно спросила она. – Ты с ума, что ли, уже сходишь? Или правда?

Инна молчала. Галя вскинула руки к разом покрасневшим щекам и ахнула.

– Да ты что?.. – выдохнула она. – Зачем?..

– Ну... – Инна совсем согнулась и принялась ожесточенно тереть уши. Голос ее еле долетал откуда-то из-под мышек. – Я когда пришла... мне Вадим очень понравился... это ты потом мне сказала... что он такой... я подумала, что сама ему никогда не понравлюсь... я решила, что должно что-нибудь такое произойти... чтобы его из колеи выбить. Чтобы он на меня внимание обратил.

Галя поражено замерла.

– Да ты и вправду сумасшедшая, – выдавила она. – Клиника. Господи. А я-то ее рекомендовала. Ооо, господи, что же мне теперь делать? У меня же Настя....

– А что делать? – испуганно сказала Инна, поднимая голову. – А мне чего? Я думала: так... Ну я же химик все-таки. Меня этому пять лет учили. Что же – все зря?..

– Замолчи! – Галя ткнула ее обратно, лицом к коленям, и огляделась по сторонам. – Я ничего не слышала! Тебе приснилось это, поняла? Уродина ты химическая... Забудь! Не было ничего! И я ничего не знаю!.. Язык проглоти, поняла? – Инна, плаксиво скривившись, кивнула и заканючила что-то о том, что ее вырвали из привычной обстановки.... – Чтоб ты из дома вообще никуда не вылезала! Ясно? Рот пластырем заклей! Все, все... – она вскочила и, все еще держась за щеки, попыталась успокоиться. – А я тебя вообще не знаю, – тихо бормотала она, медленно приводя себя в норму и как будто прислушиваясь, насколько нормален собственный голос. – Мало ли родственников... седьмая вода на киселе. Я ничего не знаю. Я с тобой не общаюсь. Я не к тебе сюда пришла.... У меня свидание... важное свидание, между прочим, – она поправила волосы, глядясь в черное стеклянное отражение окна. – Потому и нервничаю. Меня по телефону достают, у меня свидание... все в порядке, – она схватилась за сердце. – Ох, господи. Выпить, что ли... нет, хуже будет. Сейчас... сейчас мы себя в порядок приведем, – она поправила свитер и неуверенной походкой пошла из комнаты. В дверях она обернулась. – А ты домой! И не чирикать! Ты меня не видела!

Оставив на месте Инну, которая правда, не послушалась приказания и, как сидела, никуда с дивана не сдвинулась, она удалилась в соседнюю комнату, пройдя мимо Сергея, который демонстративно старался на нее не смотреть, впрочем, она его вообще не заметила. В комнате что-то отмечали, пили вино, чай, и Ленка, которая не так давно одалживала Гале ключи, старательно мазала один за другим бутерброды со сгущенкой и раздавала присутствующим. Общее внимание привлекала интересная личность, которую все звали Максом: это был молодой человек в драной и сильно засаленной трикотажной робе, порванной на плече, и протертых на коленках брюках. На шее висело, продетое, через веревку, обручальное кольцо. Макс был небрит, его бесцветные волосы торчали перьями, а глаза смотрели куда-то глубоко в обратную сторону, внутрь личности.

– Макс, – подзадоривали его присутствующие. – Скажи тост! Ну, скажи тост!

Скоро уже вся команда почти что кричала хором:

– Макс, пожалуйста, скажи тост!

Макс, сжимая в ловких, тренированных на какой-то постоянной работе пальцах стопку водки, неторопливо поднялся. Глаза его смотрели на прозрачную капельку, стекавшую по стеклянному краю, но взгляд был обращен по-прежнему в одному ему ведомые дали. Все затихли, ожидая злорадно ожидая речи, которая, судя по кровожадности взглядов, не могла быть произнесена в принципе, по каким-то органическим показателям. Даже Ленка, пряча улыбку, замерла с ложкой в руке.

– Ну, – сказал Макс, наконец выдохнув. – Энтер!

С этим коротким тостом он решительно опрокинул содержимое в рот и спокойно сел на место. Общество тоже вздохнуло и весело зашевелилось. Возобновилась прерванная беседа, шкафообразный Костик передал Гале стакан с отколотым краем, предварительно дунув в него, так что Галя, взяв в руки предложенный предмет, внимательно и придирчиво рассмотрела его изнутри (могли использовать в качестве пепельницы). Потом Галя оглянулась по сторонам – в кресле у двери развалился Миша, еще в комнате были две знакомых пары, и еще двое незнакомых мужчин разговаривали у темного незанавешенного окна с широким подоконником, причем по их разговору нельзя было понять – знают ли они друг друга с детства, или познакомились десять минут назад.

На улице тихо мелькали огоньки, несколько раз по очереди взвыли разноголосые сирены автомобильных сигнализаций (Это у нас школьники, – пояснил Миша, – машины раскачивают. Мимо пройти не могут, детки фиговы...), кто-то из гостей вспомнил собственное детство, и Гале, незаметно устроившейся среди подушек на диване, тоже вспомнилось собственное мирное детство, и она с удовольствием слушала рассказы о школьных подвигах и пионерских лагерях, узнавая, как в зеркале, уютные картинки собственного прошлого. На их фоне ей было легче себя успокаивать и убеждать, что все в порядке, и ничего особенно страшного не происходит.

– Я свой родной пионерлагерь завода имени Орджоникидзе, – рассказывал Костик. – Два раза покидал раньше срока. Один раз, когда мы пошли ночью в соседний отряд, унесли у них всю обувь и на дереве у столовой развесили – они тогда утром на линейку не вышли, а это ЧП. Мы на них злы были, потому что они, сволочи, мазались не пастой, а зеленкой. Один у них как-то нашему парню одному ночью зеленкой на лбу, извините, неприличное слово написал – мы ему утром этот лоб еле оттерли, красный был, как будто кирпичом по нему скребли. Я под раздачу попал, потому что меня накануне ночью поймали в туалете с тюбиком зубной пасты. Я ее в горячей воде размягчал. Решили, раз я по ночам мазать хожу, то с обувью тоже я балуюсь. В общем-то правильно решили, да и вообще у меня репутация была еще та... А с пастой мы садисты были, нам же не просто намазать, а самое интересное, если спящему в руку пасты напустить, а потом по щеке соломинкой провести. Он тогда спросонья по щеке рукой хрясь! Бабах! А второй раз, когда мы с одним парнем поспорили, он выпил на спор одиннадцать стаканов кефира. И выиграл. Но на следующий день загремел в изолятор с подозрением на дизентерию, и весь лагерь закрыли на карантин. А когда выяснили, что почему, нас обоих из лагеря вышибли. И в третий раз тоже хотели выгнать, когда я уже большой был, в первом отряде. У нас был конкурс инсценированной песни, а мы поставили запрещенную – у нас в лагере такие запрещали – "Где среди пампасов бегают бизоны" – а я изображал молодого ковбоя, который с креолкой на песке. Так мы это дело хорошо изобразили, что наш воспитатель глаза свои запойные протер и в крик. Но директор у нас был политик известный, обострять вопрос не стал. Зачем ему за амораловку отвечать? Так нас и оставили, хотя мы тогда уже совсем распустились. Помню, я как-то у вожатой парик утащил, и мы пошли девок пугать...

Все по очереди стали обмениваться подобными историями, которые было так приятно вспоминать.

В таком расслабленном состоянии компанию застал Виталик, ворвавшийся в квартиру с нетерпеливым повторением трелей звонка. Открыл ему Миша.

– Ааа... – протянул он без особого интереса (Виталик горячо дохнул на него, разогретый быстрой ходьбой). – Как там погода?

– Не знаю, – отрывисто сказал Виталик, сам удивляясь справедливости того, что говорит. – Не заметил.

– У тебя часом хлеба нету? – спросил Миша. – А то еды вроде принесли, а хлеб кончился.

– Нету, – сказал Виталик, сбрасывая пуховик, хотя Миша пока не предлагал ему ни раздеваться, ни проходить (по забывчивости).

– Ну, тогда сейчас за ним пойдешь, – сказал Миша.

– Угу, – ответил Виталик, резкостью тона подчеркивающий невозможность подобного предложения. Он окинул взглядом вешалку, убедился, что свободные крючки придется искать, далеко засунув руку в ворох чужих одежд, и свалил свой пуховик Мише в руки. – Галка здесь?

Миша разочарованно пожал плечами.

– Здесь вроде... Вон, в комнате, – он оглянулся, чтобы на всякий случай проверить. – Рыбий плавник лопает.

Виталик направился в комнату, оставив Мишу с пуховиком в руках. Миша подумал, зашел в маленькую комнатку, где до сих пор неподвижно сидела Инна, и, словно вовсе не замечая ее, положил пуховик рядом с ней на диван. Он проявлял минимальное вмешательство в то, что происходило в его квартире: нравится людям сидеть в одиночестве без движения на диване – пускай сидят.

Виталик стал у косяка. Галю он увидел сразу – она задумчиво, склонив голову и уронив на синее шерстяное плечо светлые кудряшки, обсасывала какую-то кость из пивного набора и слушала сидящего напротив толстяка. При виде Виталика она неприятно вздрогнула и отвела глаза – но с места не сдвинулась, и Виталик не стал подходить ближе, чтобы не напугать. Кроме того, он надеялся, что ее сейчас сильно напоят, и разговаривать станет легче. Он опустился на скрипнувший массивный подлокотник Мишиного кресла и принял из чьих-то чужих рук наполненный стакан и мятый кусок сала с налипшими на него черными хлебными крошками.

– Тост, тост! – закричала Ленка, а за ней все остальные. – Виталик, скажи тост!

Виталик уже намеревался было произнести какие-то слова из своего дежурного репертуара, все замолчали, стало тихо, и в возникшей тишине, за дверью, на лестничной клетке, со звоном, отдавшимся резонансным дрожанием по всей высоте пролета и в проволочной шахте, грохнула лифтовая дверь.

– Ого, – сказал кто-то. – Как круто. Может, это ОМОН идет?

Не успели все посмеяться этой шутке, как резко и отчетливо прозвучал дверной звонок.

– Кто бы это такой? – озабоченно спросил Миша, кажется, успевший напугаться. Но поскольку никто не пошевелился, он нехотя встал и пошел открывать, продолжая бормотать по дороге: "Ничего себе... вроде наши все дома..."

Когда он открыл дверь, у него отчасти отлегло от сердца. Не ОМОН, не милиция, не бандиты – за дверью стояла черноволосая невысокая женщина в норковой шубе и весело смотрела прямо на него.

– Добрый вечер, – сказала женщина приветливо. – Можно?

– А вы к кому? – нагло сказал Миша, решивший, что перед ним аферистка, но женщина уже аккуратно переступила туфелькой через порог и прошла мимо него, уверенно следуя в нужном направлении.

– Я на минутку, – пояснила она, на ходу полуоборачиваясь к хозяину дома. – Меня, кажется, ждут, – и она прошла в комнату, где Виталик, услышав ее хорошо знакомый голос, застыл от ужаса со стаканом в руке. Он даже не подумал, зачем она пришла, и как его разыскала, он судорожно представлял, как ему сейчас трудно будет сейчас отвязаться от нее и выкинуть вон из квартиры, как вдруг он заметил, что Сергей напротив с каким-то странным выражением лица проворно сполз с подоконника навстречу Людмиле Павловне и словно ждал того, что она ему скажет.

Людмила Павловна, войдя, остановилась и, спокойно улыбаясь, обвела глазами собравшихся.

– Добрый вечер, – дружелюбно, и в то же время равнодушно повторила она. – Извините...

Глаза ее, вопросительно блуждающие по лицам, остановились на Гале, которая вдруг медленно, завороженно, как кролик перед удавом, поднялась с дивана и рассеянно опустила стакан на стол (Полную не ставить! – скомандовал было Костик, но осекся). Лицо у нее пошло красными пятнами от волнения, а губы дрожали, не решаясь складываться вопросительным колечком.