Текст книги "Темный оборот луны"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Покровская Ольга Владимировна
Темный оборот луны

«ИПЦ Маска», Москва, 2007

ISBN 978-5-91146-101-0

Џ Ольга Покровская

Снег был хлопчатый и липкий, слепил глаза, и то ли потому, что прохожие смотрели вниз, то ли потому, что не удивлялись, но на человека, стоящего посреди Садового кольца с расстегнутыми штанами, никто не обращал внимания. Правда, в стеклянной будке на Зубовской смутно угадывались могучие ватные плечи и фуражка представителя дорожной власти, но он видимо никуда не собирался вылезать в такую погоду, да и развернулся в другую сторону, туда, где из-под машинных колес вылетали на обочину брызги бурой каши.

Молодой человек в нахлобученном на голову капюшоне двуцветного китайского пуховика, с навигационными целями изучающий снежную грязь под ногами, чуть было сослепу не влетел в тот сугроб у колоннады, где страусино изогнувшись и мучая брючную застежку, возвышалась фигура в куртке. Рядом с фигурой, накреняясь в снегу, стояла пустая пивная кружка. Больше ничего.

–Оп-па, – негромко произнес молодой человек, удивляясь, скорее всего, больше собственному отсутствию бдительности. Только что он благополучно пересек переход на светофоре, где водители лезли, как дальтоники, не разбирая цветов, а какой-то старик в старом драповом пальто и седыми клоками волос из-под шапки, не выдержав наглого великолепия, плюнул на мерцающий капот проплывшего Альфа Ромео; прошел мимо продуктового, обогнув грузчика в замызганном халате, который волок мимо по снегу, оставляя за собой широкую мокрую борозду, огромный бидон, набитый синеватыми курицами; бросил мимолетный взгляд наверх, туда, где в темноте, в густой снежной крупе светилась высотка МИДа: внизу палевая, с зеленоватыми русалочьими окнами, а сверху розовая, с проблеском красных огоньков – и, стоило на минуту отвлечься от дороги, как на ней возникло такое неожиданное препятствие. Он отшатнулся в сторону, и на него сзади чуть не налетел парень, шерстяной варежкой прижимавший к груди банан – но вовремя увернулся и пошел дальше. То ли движение, возникшее в пределах бокового зрения, напугало фигуру, то ли возглас, хоть и негромкий – но только, не меняя позы, он начал тихо и невозмутимо заваливаться на спину.

– Э, – сказал молодой человек, на всякий случай выставив руку. – Осторожней.

Хозяин куртки обернулся и прозрачными пьяными глазами неподвижно уставился на собеседника.

– Чего? – сказал он хмуро.

– Ничего, – ответил молодой человек, уже жалея, что подал голос, и, пытаясь избежать непрошеного конфликта, тут же придумал отговорку. – Закурить есть?

Куртка продолжала смотреть, непонимающе сдвинув мокрые брови. В его глазах призрачно вспыхнула, отражаясь, мигалка, пронесшаяся на чем-то угольно мерцающем, в левом ряду, гордо рассекающем грязную топь, по направлению к Крымскому мосту, и в синей вспышке утонуло выражение глаз.

– Ты ж бросил, – сказал он оторопело.

Молодой человек даже вздрогнул от неожиданности. Это была правда – он бросил курить недели две назад. Гадая, с кем его перепутали, он пожал плечами и собирался идти дальше, как вдруг пьяный жалобно пробормотал ему в спину:

– Виталик, руку дай. Сейчас башмак потеряю...

Молодой человек резко остановился, потому что пьяный назвал его имя.

– Мы где виделись? – спросил он, но вместо ответа пьяный как-то легко сделал широченный шаг и оказался рядом с ним. Странная восковая голова с очень близко посажеными глазами, с кожей, усеянной мелкими морщинками, на мгновение приблизилась из-под кепочного козырька. Сильные вполне координированные пальцы сдавили запястье и тут же отпустили.

– Погода, а? – проговорил пьяный, снова исчезая под козырьком, стряхивая снег и топая ботинком, из-под которого тут же полетели жидкие ошметки. – Тут маму родную не вспомнишь... – проходящая мимо девушка испуганно шарахнулась в сторону. Мелькнуло в фонарном свете ее возмущенное бледное лицо, обрамленное синей шапочкой, и вдруг пьяный резко наклонился, клюнув головой вперед.

– Да вот как раз... – радостно рявкнул он, протягивая руку. – Здррасте... – и, когда он выпрямился, девушку как ветром сдуло. Пьяный поднял припорошенную голову. Снова возникли его водянистые неживые глаза, и он, разлепив губы, проговорил: – А ты не здороваешься?

– Знаешь, командир, давай спокойно, – сказал Виталик, отстраняясь. – Не будем народ пугать.

Пьяный вдруг перестал качаться и замер в бесформенной позе, будто его повесили на невидимый крюк. В тишине прозвучал негромкий звук – хлоп от падения мокрого снежного клока с ветки.

– Какое сегодня число? – спросил он в воротник, не поднимая головы.

– Двадцать первое, – ответил Виталик безмятежно.

– Зима, – пробормотал пьяный. – Страшное время, – он с хрустом двинул плечом и начал загибать наполовину вынутые из рукава пальцы. – Сначала католическое рождество, потом Новый Год, потом наше рождество, потом старый новый год, а еще впереди день советской армии... Хоть не работай вообще. Скорей бы весна, – он повернулся и медленно направился к Зубовской площади, но через несколько шагов снова завис на одном месте и, выкинув руку назад и не оборачиваясь, проговорил, пытаясь быть внятным: – Это... это твое...я, собственно, зачем тут... догоняй, давай.

Виталик проводил его взглядом. Пьяный не шатался. Его горбатая спина, все менее различимая в снежной метели, проплыла, по-тюленьи отливая кожей, мимо магазинных витрин, потом его заслонили два разлапистых подростка, пихающих друг друга локтями. Один из них поскользнулся и уцепился другому за рукав. Оба чуть не полетели в снежный кисель, замахали руками для сохранения равновесия, как ветряные мельницы, и, когда они, наконец, исчезли, кожаной куртки уже не было ни на улице, ни дальше, на площади, где стояли человек пять у перехода.

Виталик перевел взгляд на сугроб. Чуть завалившись набок, в нем лежала забытая пивная кружка с неразборчивой, наполовину утонувшей в снегу надписью. Наверное, из "Хамовников" вынес, решил Виталик. К нам в контору, что ль, когда приходил? Не помню... Внезапно он обнаружил, что его каким-то образом пронесло вслед за пьяным с десяток метров, и сейчас он стоит у дверей продуктового. У Мишки жрать нечего, подумалось ему. Купить хоть чего... хоть колбасы вареной. Тут в него почти врезался пошатывающийся мужик, бормотавший "где тут это... слушай! улица Руслимова где?..", и Виталик удивился снова. Вроде сегодня была не пятница. Пока он размышлял на эту тему, заблудившийся, перехваченный какой-то сердобольной гражданкой, уже был направлен в нужную сторону и тоже исчез в снежной падалице, а Виталик, избавившись, наконец, от нетрезвых приставал, зашел в магазин.

Пока он, войдя, толкался у прилавков, изучая худосочный ассортимент, девушка в синей шапочке прошла мимо подземного перехода, в котором, как тараканы в щели, просматривались бурые спелые бомжи, мимо черного зева Неопалимовского переулка, дальше, свернула во двор и, оглянувшись на всякий случай по сторонам, открыла тяжелую железную дверь подъезда. Из темноты, пахнувшей кошатиной и чем-то кислым, на нее чуть не налетела морщинистая неопрятная тетка с мусорным ведром в руке и с крупными янтарными бусами на морщинистом, являемом из ситцевого халата декольте. Тетка посмотрела на девушку с недобрым подозрением, а та проводила ее взглядом, недоуменно соображая: неужели тут мусоропроводов нет? Никогда не думала... В гулком лифте она поднялась на нужный этаж, позвонила в нужную дверь и вошла в квартиру, весело поздоровавшись с открывшим ей дверь весьма мрачным мужчиной в бесформенном сером свитере и с непричесанными серыми волосами. (А, Галка, – проговорил он равнодушно). Войдя, она первым делом направилась к зеркалу, стянула с головы синюю шапочку и энергично встряхнула упавшими на плечи золотистыми кудряшками.

– Ну и погода! – проговорила она, аккуратно, об колено, стряхивая с шапочки растаявшие капли. – Миша, в такую погоду точно никуда выходить не хочется!

– А я и в хорошую не выхожу, – флегматично ответил Миша, повернулся и пошел куда-то по длинному коридору.

– Можно, я тапки возьму? – крикнула Галя ему вслед и, получив в ответ подобие мычания, нырнула в огромные мужские тапки и, косолапо шаркая, засеменила по коридору вслед за ним. В дверях, отделявших коридор от кухни, ей встретилась пожилая женщина, которая, неприязненно глядя на нее, сказала, обращаясь на кухню:

– Ну, я пошла. Сегодня, Миш, они еще не очень, а завтра вкусные будут. Щи со временем созревают. Но ты кушай все равно.

– Спасибо, Мария Тимофеевна, – не слишком убедительно раздалось с кухни.

– Кушай, – продолжала Мария Тимофеевна, неприветливо разглядывая гостью. – Что ж тебе, голодному сидеть?

– Здравствуйте, – вежливо сказала Галя.

– Здрасте, – сказала Мария Тимофеевна и добавила в сторону кухни. – Я сама захлопну, ты не волнуйся.

Проследовав по коридору, она хлопнула входной дверью, как и предупреждала. Галя прошла на кухню, где Миша сидел, наклонившись над тарелкой, за столом, обтянутым липкой клеенкой со следами застарелых порезов от кухонного ножа.

– Приятного аппетита, – вежливо сказала она. – Можно я сяду? – получив что-то вроде пригласительного мычания, она опустилась на краешек табуретки.

– Извини, – проговорил Миша, звучно прихлебывая щи. – Тебе не предлагаю.

– О, ничего страшного, – поспешно заверила его Галя, делая успокоительный жест, чтобы Миша, не дай бог, не волновался. – Я привыкла, ты не беспокойся.

– К чему привыкла? – спросил Миша непонятливо и вытер уголок рта.

– О, – Галя огорченно махнула рукой, округляя губы на разочарованном "о". – Я не так выразилась. Просто я хотела сказать, что я же не в гостях, ты же меня не приглашал, ты и так был очень любезен, что разрешил мне у тебя встретиться с сестрой... Просто понимаешь, ехать друг к другу это целая история, все равно что в другой город – она в Перово, а я в своем Паскудниково... собственно, она мне не сестра, а четвероюродная, это даже родней не считается, но все-таки, и наши мамы дружат... А идти куда-то дорого, и к тому же ей надо кое-какое барахло примерить, я вон целый пакет приволокла. Так что спасибо тебе большое...

– Не за что, – сказал Миша, прерывая ее монолог. – И так тут у меня проходной двор. Сегодня еще Серега хотел прийти, Сашка... Виталик тоже. Как будто у меня тут дом свиданий, – сказал он с обидой. – Как будто меня тут вообще нету.

– Что же удивительного, центр, всем удобно, – дипломатично сказала Галя, пожимая плечами. – Да к тому же тебе, наверное, веселее, когда к тебе приходят?

– А мне и так не скучно, – сказал Миша. – Общаться с самим собой мне интереснее всего. Слава богу, я могу себе позволить, никто над душой не дудит. А то вечно кому-то был должен: то пионерской организации, то обществу, то еще какому-нибудь хрену... Сейчас наконец-то никому.

– Я бы так не смогла, – сказала Галя. – Впрочем, у меня нет и возможностей.

– Как кому, – сказал Миша вяло. – А чего твоя сестра делает?

– С ума сходит, – сказала Галя, сожалительно вздыхая. – Получает в своем НИИ десять долларов – да и от НИИ одни воспоминания, все разбежались, одни пенсионеры остались. У нас в головной конторе место появилось, я его отвоевала с большущим трудом – так ее нужно было еще уговаривать. Господи, почему меня никто не уговаривает? Теперь ее нужно хоть как-то одеть, там же не станут держать такое пугало, посмотрят и скажут: до свиданья, дорогая. Я принесла ей костюм. Мне он маловат, а ей будет в самый раз. Начальство тоже любит, когда ему радуют глаз. У нас была одна секретарша...

– А у вас-то сколько платят? – снова перебил ее Миша.

– Ну... – протянула Галя, как бы решая, говорить, или не говорить. – Ей сразу дадут триста. Если понравится.

– Чего триста? – спросил Миша. – Долларов?

Галя кивнула.

– Для нее это вполне неплохо, – пояснила она. – У нее семьи нет, кормить ей некого...

– Нормально, – подвел итог Миша, потянулся и взял еще кусок черного хлеба.

– Только бы эта коза не заблудилась, – проговорила Галя озабоченно. – Она же у нас вся в науке, вся в диссертации... Да, кстати... – она нерешительно потерла пальцем драный торец разделочного стола. – Можно тебя спросить?.. Я давно хотела, но...только ты не обижайся, мне это просто очень важно...

– Чего такое? – спросил Миша с беспокойным подозрением, отрываясь от тарелки.

– Ну... правду говорят, что ты голубой?

Миша аж подскочил на месте и с плеском выронил ложку.

– Это кто тебе сказал? – завопил он. – Кто тебе сказал такую гадость? Кто... ну... – он даже захлебнулся от возмущения и замотал косматой головой, чуть не залезая волосами в тарелку. – Кто сказал такое?..

Галя, перепуганная таким неожиданным взрывом эмоций, испуганно заерзала на табуретке.

– Ой, ну извини... – пролепетала она. – Миш, я же совершенно не к тому... Я не думала, что ты так... Миш! Мне на самом деле все равно, кто ты есть, я только хотела совета спросить...

– Нет, ну кто тебе сказал? Кто?

– Миш, никто не говорил, я просто...

– Нет, ну ты же не просто так спросила! Кто тебе сказал? Серега? Я давно...

– Миш, ну никто не говорил, просто ты так живешь... один...

– Ну и что? Кто слухи распускает?

– Да никто, Миш, честное слово, я просто посоветоваться хотела, я, может, сама такой стану, вот я хотела спросить...

Миша оторопело замолчал.

– То есть как? – спросил он после паузы. – То есть какой? Это... зачем?

– Ну, понимаешь, – сказала Галя, облегченно вздохнув тому, что он наконец успокоился. – За мной сейчас женщина ухаживает. Вот я хотела спросить... Но раз ты не в курсе...

Миша усмехнулся издевательски и опять потянулся за брошенной ложкой.

– А ты что, – спросил он, откусывая хлеб. – Любишь женщин, что ли? Лесбиянка, что ли?

– Да нет, – сказала Галя, пожав плечами.

– А на фиг тогда?..

Галя закрутила волчком лежащий на столе нож и мечтательно подняла глаза.

– Я с ней в Интернете познакомилась, – проговорила она. – Она так ухаживает... Она во всем меня понимает. Она мне стихи присылает. Она говорит, что я великолепная, чудесная... Она меня никогда не видела, но все равно приятно.

– А ты ее? – спросил Миша с насмешливым интересом.

– Нет, – Галя покачала головой. – Я тоже. Я только ник ее знаю. Ее зовут Милена.

Миша снова усмехнулся – очень довольно. Тема разговора начала ему нравится.

– Да эта твоя Милена дядя лысый, – сказал он.

Галя продолжала мечтательно изучать треснувший потолок.

– Нет, сказала она задумчиво. – Мужчина так не может... Мужчина никогда так не ухаживает. Она хочет именно меня, никого другого... нет, конечно, это женщина.

– Ну и что? – спросил Миша.

– Ничего, – ответила Галя. – Она мне сказала, что сама меня найдет. На самом деле может, она меня где-то и видела, я не знаю... Но ведь я должна на что-то решиться, правда?

– И все-таки, – процедил Миша. – Кто тебе сказал такую гадость про меня?

Галя огорченно выдохнула.

– Ну, никто, Миш, правда никто... – тут вдалеке послышался звонок. – Ой, в дверь звонят? Может, это Инка? Я открою, Миш?

– Открывай... – проговорил Миша ей вслед. – Лесбиянка...

Галя пролетела по всему длинному коридору, шаркая тапками, до входной двери и, затормозив у самого косяка, открыла замок. Под ее радостные возгласы в квартиру, недоверчиво глядя исподлобья, ступило существо в старом драповом пальто с лисой покроя пятнадцатилетней давности и кроликовой ушанке, достойной вокзального грузчика.

– Ну и трущобы тут, – проговорило существо, которое девушка называла Инкой, в ответ на приветствия. – Ходить страшно...

Существо сняло, энергично встряхнув, ушанку, пальто и оказалось женщиной неопределенного возраста в самовязанной кофте почти до колен и коричневой юбке. Темные волосы с заметной проседью были собраны в хвост. На лице не было никаких признаков косметики. Скорее всего, женщина была довольно молода, меньше тридцати лет, но на первый взгляд ей можно было дать все сорок. Галя схватила с пола свой пакет и захлопотала вокруг, приговаривая : Проходи, сейчас все расскажу... Я тут тебе принесла, сейчас померяешь...

– Меня родители пилят второй день, – сказала Инна, проходя в маленькую пустую комнату при входе, где Галя тут же зажгла лампочку в голубоватом темном абажуре, оставлявшую темным далекий потолок. – Слышишь? Зачем ты им сказала? Мама чуть не плачет. Я так чувствую, что мне придется соглашаться, – добавила она мрачно.

– Ах ты, несчастье какое, – сказала Галя иронично. – В кои то веки будешь получать, как человек.

– Ну да, диссертацию бросить и в продавщицы податься, – сказала Инна, рассеянно оглядывая высокие стены. – Для этого я высшее образование получала. К тому же не могу я в коммерческих фирмах работать. Там надо с начальством спать, а я этого не люблю.

У Гали на лице ясно отразилась некая мысль, которую она силой удержала при себе, но по одному взгляду можно было прочесть ее мнение о том, что пришлось бы долго искать такое смелое начальство.

– Не надо, – ответила она, обращаясь к собеседнице, как обращаются к людям, которых не хотят волновать. – Ты же не к бандюкам пойдешь, а к приличным людям. Я их знаю. Не будет там тебя никто соблазнять. Хочешь у метро пирожками торговать, в памперс писать? Это редкость, что там кого берут... они б и не взяли, но там несчастье – сотрудник погиб...

– Застрелили? – живо поинтересовалась Инна с оттенком даже какой-то радости.

– Почему застрелили, – сказала Галя оторопело. – Он в машине разбился. Ехал пьяный...

Инна недоверчиво поморщилась.

– Ну вот. На место покойника...

Галя фыркнула.

– Нет, вы видели. Можно подумать, ее в чумной барак ведут. Я в роддоме лежала на койке, где передо мной какая-то баба умерла, и ничего – не жужжу. Жизни ты не бачила, родная. Померяй лучше, ты ж не в таком виде туда пойдешь, – она вытряхнула из пакета темно-красный юбочный костюм из какой-то полиэтиленовой ткани и ярко-желтый шейный платок. Инна даже слегка вздрогнула от неожиданно вспыхнувших на невзрачной клетчатой диванной попонке цветастых пятен.

– Ну что ж я, попугай? – сказала она недоуменно.

– Слушай, – сказала Галя решительно. – Ты там совсем отстала. Одевай и не спорь!

Инна покорно подняла пиджак, держа его двумя пальцами, и несколько боязливо засунула туда руку, словно там сидел кто-то, кто мог укусить. Пока она одевалась, Галя приговаривала: – Будет она там киснуть, даже твой научный руководитель ушел телефонами торговать, ты ж сама говорила.

– АОНами, – поправила Инна.

– АОНами, какая разница...

– Нам зарплату обещали повысить, – сказала Инна.

– На два рубля?

– Нет, ну государство же должно нас обеспечить...

– Должно! Но не обязано. Много ты видала с этого государства? Повернись, – она с видом раздумья подняла одну бровь. – Прическу надо будет сделать.

– Зачем? – запротестовала Инна. – Сама же говоришь, там ни с кем спать не надо.

– Не надо. Но настроение людям портить своим видом тоже не надо. Люди там евроремонт сделали, мебель хорошую купили, картины повесили, и тут ты будешь отсвечивать своей неяркой красотой. Не спорь! И волосы покрасить. (Чем... – начала было Инна.) Чем хочешь. Хоть марганцовкой, хоть чаем... хоть йодом. Хоть краской акварельной. Иди, посмотри на себя в зеркало.

Она вытолкнула Инну в коридор. В коридоре тем временем появились какие-то люди, они здоровались с Галей так, будто хорошо ее знали. Пока они вертелись перед зеркалом, вошел, отряхиваясь, какой-то человек с быстрыми движениями и желтоватым лицом и сразу закричал вглубь коридора:

– Миша, мне доверенность должны подвезти, я твой телефон дал! Мне звонить будут! – и обратился к Гале. – А, Галка, привет! А я машину купил. Пошли, обмоем. (Сережа! – приветственно закричал ему кто-то из комнаты). Угадай, какая.

– Я машины только по цвету смотрю, Сереж, – виновато сказала Галя. – Я до сих пор еще Жигули от Москвича не отличаю.

– Серая, металик! – сказал Сережа. – Зверь! (На спине с двумя горбами и с аршинными ушами, – меланхолично подсказали из комнаты). Да сам ты с ушами!

– Переоденешься, подходи, – сказала Галя Инне и пошла вместе с Сережей в другую комнату, побольше. Там уже были трое мужчин и две девушки. Над столом с пивными бутылками, сушеным снетком и еще какой-то вяленой рыбой витал удушливый запах – девушка поджаривала рыбий пузырь на зажигалке, которую ей галантно держал один из молодых людей.

– Она бензином будет пахнуть, – сказал другой. – На свечке лучше.

Разговор, видимо, шел на тему отмечаемого события – об автомобилях.

– Я тут как-то еду в туннеле под Ленинградкой, – рассказывал большой, как шкаф, мужчина, который сидел дальше всех, у окна. – Скорость километров сто двадцать. И смотрю – в левом ряду бульдозер стоит. Ни знаков, ничего. И эти гады, продавцы полосатых палочек, хоть бы почесались, как не надо, так они из каждого куста вылезают...

Перед Галей поставили стакан и налили туда пива, но не успела она протянуть к нему руку, как в кармане запиликало.

– У кого пейджер? – спросил Сережа, но Галя уже схватилась за карман и выхватила устройство, поспешно поднося его к свету. Сообщение гласило:

"Галя, я люблю всех твоих родственников до седьмого колена, открой серверную".

– Ооо... – простонала Галя с ужасом, и пейджер тут же запищал снова.

"Галя, я люблю всех твоих родственников до седьмого колена, открой серверную".

– Телефон, – закричала Галя, метнулась к телефону, стала, ворочая диском, набирать какой-то номер, но адресат не откликался, и Галя бросилась в коридор.

– Подожди меня, – сказала она Инне, как раз принявшей свой привычный облик. – Мне придется на работу сбегать. Я сейчас вернусь! Я быстро, одна нога здесь...

– А что случилось? – спросила Инна удивленно, глядя, как быстро Галя натягивает сапоги.

– Генеральный, – пояснила Инна. – Он в серверной заперт. Наверное, опять напился и там заснул. Я дежурной звоню – не отвечает, зараза, где-то лазает. Алкаш чертов... Я сейчас быстро.

– Ты мимо метро пойдешь? – крикнул один из молодых людей. Возьми мне там мороженое. Там в ларьке хорошее... Крем-брюле возьми.

– Ненормальный, – сказал ему Сережа. – На улице минус, ему мороженое.

– А что ж, если минус, теперь мороженое не есть?..

Галя не слушала, она быстро застегивала пальто. В этот момент раздался звонок.

– Сейчас, сейчас, – пробормотала Галя, открывая дверь. Вошел мокрый Виталик, держа под мышкой пакет с колбасой.

– Добрый вечер, – сказал он, вежливо улыбнувшись. Галю он без синий шапочки после мимолетной встречи на улице не узнал, впрочем, она его тоже. – Михаил дома?

– Кажется, был, – проговорила Галя, посмотрев на него внимательно и замедлив темп действий.

– Спасибо, – проговорил Виталик, снял пуховик, повесил на вешалку поверх других пальто, отряхнул ботинки, еще раз улыбнулся Гале, заметив произведенное им впечатление, и отправился в глубину квартиры, негромко зовя: – Хозяин, где ты есть?..

– Ты чего? – спросила Инна, тоже заметив, что Галя вдруг перестала торопиться.

– Да нет, – сказала Галя, проводив Виталикову спину. – Странно, он вошел, а мне сейчас вдруг детство вспомнилось. Как мы на даче... Лето, светло, у нас яблоками пахнет, и дедушка жив... Что-то похожее... Ладно, – она встряхнулась. – Ты не уходи без меня!

Она опрометью бросилась на лестницу. Тем временем Виталик обнаружил хозяина квартиры, вытащил из теплой компании, привел на темную кухню и хорошо ориентированным в этом чужом пространстве жестом включил маленький ночник на стенке.

– Ты бы хоть ботинки снял, – проворчал Миша недовольно. – Тапки есть.

– Нет уж, – сказал Виталик, подойдя к окну с широким подоконником. – Свои тапки носи сам. Публики у тебя много бывает, грибок еще какой подхватишь, так что, за океан твою заразу везти... Мне сейчас болеть нельзя. Я тебе колбасы принес – хотя, я гляжу, тебя сердобольные души уже накормили?

– Потом пол после тебя мыть, – продолжал бурчать Миша.

– Ну и мой, – сказал Виталик. – Что тебе еще делать? Полезным трудом займешься. Мускулы атрофируются, а так хоть занятие какое-то будет. А то скоро говорить разучишься, – он засунул руку в треугольный воротник пуловера, к рубашечному карману, и вытащил тонкую пачку, обернутую бумагой. – Пятьсот баксов. Пересчитай.

– Пять сушеных президентов, – проговорил Миша, разглядывая бумажки и пряча в брюки. – Едешь-то скоро?

– Не знаю, – сказал Виталик. – Еще не определилось... Надо еще чтобы родители успокоились, привыкли... Понимаешь. Да и вообще, дел много, – он сел на табуретку и заглянул в окно, на угол гаражей и мокрые деревья, опушенные роскошной снеговой белизной. – Я посижу немного, отдохну.

– Поди пивка попей, – посоветовал Миша. – Ребята собрались, Серега машину купил. Трещит без умолку.

Виталик покачал головой.

– Не хочу сейчас пива. Устал. Весь день по делам бегал. Свободный день выдался, представляешь? Прихожу сегодня на работу, а мои уроды говорят: шеф велел компьютеры не включать. Ну, велел и ладно. Я не включаю. Может, он какой глубокий смысл в это вкладывал. А потом выясняется, что это помощник младшего охранника прочел в газете "Московский комсомолец", что в компьютерах появился новый вирус, вот шеф и приказал. Ну, вирус так вирус. Я и свалил на радостях. Завтра им Касперского принесу, а сегодня весь день свободный... В кои то веки такое счастье.

– У меня все дни свободные, – сказал Миша слегка вызывающе.

– Сплюнь, – сказал Виталик и слабо пошевелил рукой, лежащей на подоконнике, намечая намерение постучать по дереву от сглаза. – Чего стоят твои свободные дни. Сидишь тут в четырех стенах, до того уже дошел, что пенсионерка нищая тебя супчиком кормит. Ты ей хоть помог чем? Вот сгорит твоя хваленая дача в Малаховке, что ты тогда делать будешь, ты работать-то уже не умеешь. Да и не умел никогда.

– А я никому не мешаю, – сказал Миша обиженно. – Хочу не выходить, и не выхожу. Нравится мне так! Спасибо родителям покойным, я наконец могу делать, что хочу. Ты сам едешь черте куда, я ж тебе ничего не говорю. Ну, езжай, езжай. Будешь там пиво из пакета пить. А шампанское – из вазочек для варенья.

– Почему из пакета? – спросил Виталик непонимающе.

– А говорят, в Америке бутылки нельзя по улицам носить. Только в пакете.

Виталик пожал плечами.

– Я, знаешь ли, могу вообще без пива обойтись, – сказал он. – Я работать еду, а не на диване лежать и не задницу лизать уголовникам.

Миша немного помолчал.

– Тебе здесь жениться надо, – посоветовал он. – В Америке с этим делом туго, там бабы ненормальные.

Виталик задумчиво покивал головой, как будто вообще не слушал, что говорил ему Миша.

– Да это есть... – сказал он. – Ну, где ж я тебе сейчас женюсь. Да и на ком? У тебя тут народ шастает, нет подходящей кандидатуры? Вот, кстати, сейчас какая-то светленькая была в коридоре...

– Эта тебе не покатит, – сказал Миша авторитетно. – Она с прицепом, у нее дочке четыре года. Вот там скорее сестра при ней, та может быть – одинокая, и аспирантка вроде, там зарабатывать может, карьеру, глядишь, сделает.

Виталик фыркнул.

– Это пугало огородное? Ты ее видел при свете-то?

Миша развел руками.

– Нет некрасивых женщин, знаешь ли...

– Ну, я столько не выпью, – сказал Виталик, движением кисти отметая даже возможность такой мысли. – А в комнате я там видел, костикова... Скучную ты публику собираешь, Мишк, ей-богу. Ты бы нарезал колбасы, тебя все жаба душит, а я ж тоже есть хочу.

Пока они в полутемноте шуршали бумагой, раздался звонок в дверь, и Сережа выскочил из комнаты, прокричав в сторону кухни: – Это ко мне, это доверенность привезли, я открою!

Распахнув входную дверь, он замер, наткнувшись, словно на преграду, на спокойный, насмешливый и несколько наступательный взгляд неподвижно стоящей за дверью женщины. Женщина была далеко в среднем возрасте, небольшого роста, с круглым лицом и гладкой черноволосой прической, открывающей лоб. На ее плечах небрежно лежала длинная, почти до пят, норковая шуба, оставляя открытой ее коренастую фигуру в простом черном платье. На ногах были туфли, не тронутые снегопадом. Общее впечатление необычности не портили даже золотые корундовые сережки – кондовый ширпотреб советского ювелирпрома – красными огоньками горевшие в мочках ушей. Сережа сперва открыл рот от неожиданности открывшегося ему зрелища, а затем пролепетал: – Эээ... проходите, пожалуйста.

Женщина переступила порог, весело посмотрела Сергею в лицо, потом бегло скользнула взглядом по бумаге в прозрачной пластиковой папке, которую держала в руке.

– Сергей Александрович? – спросила она отчетливо.

– Да, да, это я. Вы проходите пожалуйста, – говорил Сергей. – Вы... знаете что... вы водку пьете?

Женщина рассмеялась, нисколько не удивившись.

– Пью, чего ж не пить, – сказала она и протянула ему папку, положив верхний край ему на плечо, и закончив прокурорским голосом. – Доверенность проверьте.

– Сейчас, – проговорил Сергей, мельком заглядывая в доверенность и тут же, судорожно поискав вокруг глазами свободное место, отложил ее на галошницу. – Вы проходите. Мы как раз сейчас машину обмываем. Знаете... за одно колесо, за второе... Не обмоешь, ездить не будет. Примета такая. Вы сами не за рулем?

– Нет, я с водителем, – сказала женщина равнодушно. – Он ждет.

– На минуту, – настаивал Сергей. – Одну рюмочку. Ездить не будет, в аварию попаду, кого винить тогда? Не шутите святыми вещами. Вас как зовут?

Женщина продолжала спокойно стоять на месте и смотреть веселыми глазами.

– Людмила Павловна, – сказала она.

– Отлично, Людмила. Я Сергей. Да, – он суетливо махнул рукой, – вы же знаете. Проходите, водитель отдохнет пока. Он же тоже человек. Вести ему, наверное, в такую погоду трудно...

Не дрогнув ни единым мускулом лица, женщина рассмеялась одними глазами, сделала какое-то змеиное движение изнутри шубы, и шуба плавно поползла вниз. Сергей поспешил подхватить ее и повесить на вешалку, совмещая поспешность избавления от лишней вещи и одновременно демонстрацию бережного с ней обращения, декларативно распространяемого и на вещи хозяйки. Людмила Павловна приподняла каблук, проверяя, не пачкают ли туфли, выпрямилась и, не дожидаясь подсказок, куда идти, направилась именно в ту комнату, откуда раздавался шум застолья. Сергей побежал за ней следом.

– Там кто-то пришел, – сказал Виталик, обращая Мишино внимание на то, что происходило за пределами полуосвещенной кухни.

– Там все время кто-то приходит, – сказал Миша зло, оборачиваясь на яркий прямоугольник дверного проема. – Приходят, приглашают, кого хотят. Ладно вечером еще. А то еще по утрам продолжение. Николай Васильевич тут как-то изволили сильно набраться на ночь глядя, поздно пошли, загремели в обезьянник. У нас тут срочники ходят, им все равно, кого брать. Утром звонок. Открываю, стоит на пороге Коля, рожа бурая, каменная, на меня не смотрит, молча идет мимо. Идет, идет на автомате, проходит к моему холодильнику, лезет внутрь, достает банку пива – моего пива, между прочим – открывает зубами, выпивает половину, розовеет, выдыхает и говорит: "Ну, здравствуй, Миша". Вот прямо так и открыл – зубами.