Текст книги "Темный оборот луны"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Она провела его на кухню и усадила за стол. На газовой плите в чугунной сковородке грелись макароны по-флотски. Виталик оглядел кухню. Практически все – полки, посуда, даже занавески – было ему хорошо знакомо. Новыми были только микроволновая печь и пластмассовый электрический чайник.

– Ты ничего не поменяла, – сказал он удивленно. – Что ж так?

– А зачем? – сказала Людмила Павловна, вываливая содержимое сковородки на тарелку перед ним. – У меня нет такого зуда – все менять. Я спокойно живу, себя не дергаю. Что сломается, то меняю. А что работает, то работает. Здесь еще мамины вещи есть, они меня переживут.

– Не круто по нынешним временам, – сказал Виталик. – Вон у нас шефов партнер себе квартиру купил и всю мрамором отделал. Эксклюзив... Говорят, входишь, как на станцию метро Краснопролетарская... Живет теперь в этой гробнице Тутанхамона...

– Я же не новый русский, – сказала Людмила Павловна с той же, что у него, еле заметной иронией в голосе. – Я русский очень уже старый. У меня и есть-то может меньше, чем у тебя. Все так... декорация одна. У тебя вон хоть родители живы.

Виталик взялся за вилку, чтобы не отвечать.

– Звонила тут маме, – продолжала Людмила Павловна, усаживаясь напротив на табуретку и массивно облокачиваясь на стол. – Не рассказывала она?

– Нет, – сказал Виталик удивленно. – Не рассказывала.

Он мимолетом поднял на нее глаза и снова уткнул их в тарелку. Людмила Павловна улыбнулась.

– И о чем говорили? – спросил Виталик.

Людмила Павловна разгладила бархатистую ткань на коленке.

– О своем, – проговорила она. – Мало ли о чем нам есть поговорить? Есть о чем... – она вздохнула. – Ты чего-то любопытный стал? Вопросы задаешь...

Виталик уткнулся еще глубже в тарелку.

– Обложили со всех сторон... – пробормотал он вполголоса.

Людмила Павловна усмехнулась и, полуобернувшись назад, к плите, плавно поправила сковородку, установив ее точно по центру газовой конфорки.

– Кому ты нужен, – сказала она. – Обкладывать тебя. На себя-то посмотри.

Виталик жевал и накалывал макаронины на вилку одну за другой. Потом, не доев, он положил ее на край тарелки и нервно провел рукой по лицу.

– У тебя выпить есть? – спросил он.

– Есть, чего ж не быть, – ответила Людмила Павловна охотно и полезла в кухонную полку. – Замерз, что ли?

Она достала хрустальную стопочку и поставила перед ним на стол.

– Не замерз, – сказал Виталик устало. – Может, просто выпить с тобой хочу. На брудершафт...

– Ааа, – сказала Людмила Павловна глубокомысленно.

Она поставила вторую стопку рядом с первой и вышла. Вернулась из комнаты с пузатой коричневой бутылкой "Бейлиса" и свернула крышку.

– Что ты делаешь, – сказал Виталик изумленно. – Что я, старшеклассница, что ли? Что, кроме этого нет ничего?

– Аристократ нашелся! – воскликнула Людмила Павловна со смешком. – Весь мир пьет, и радуется, а ему плохо. Знаешь, какая вкуснятина! Ты сам-то что пьешь? Водку самопальную из ларька? Уж извини, этого не держу, – она попыталась разлить ликер, но Виталик, горестно махнув рукой, отнял у нее бутылку, пробормотав "отдай уж..." и разлил сам.

– Может, я хочу, – проговорила она, садясь, – чтоб ты был сладкий и липкий.

Виталик тяжело вздохнул.

– Я уже давно жесткий и несъедобный, – сказал он. – Твое здоровье.

Выпив, он неприятно поморщился и снова взялся за вилку. Людмила Павловна наблюдала за ним.

– Господи, всегда от Витьки такой измочаленный, – проговорила она. – Ты от него и из соседнего подъезда точно такой приходил... Где он обретается, беспокойная душа?

– Не скажу, – ответил Виталик мрачно.

Людмила Павловна издевательски хмыкнула, всем своим видом показывая, что ее знания настолько велики, что глупо скрывать подобную мелочь.

– Ох, да, забыла! Ну, храни, храни...

Виталик помолчал как бы в знак того, что действительно хранит.

– У Витьки все в порядке, – протянул он. – Даже не переменился... Только вместо Высоцкого и "Машины времени" слушает Шевчука и группу "Любэ". .. А так все такой же...

Он оглянулся по сторонам, словно ища чьего-то присутствия.

– Твой-то тебя не ревнует? – спросил он.

– Который? – спокойно сказала Людмила Павловна.

Виталик снова вздохнул.

– Господи, – сказал он. – Я и забыл, что тебя лучше ни о чем не спрашивать. Только наступи, сразу куда-нибудь вляпаешься...

– Да никто меня не ревнует, – сказала Людмила Павловна, разглаживая халат на колене. – Меня вообще никто не ревнует. Никогда, – последнее слово она подтвердила легким хлопком ладони.

– Неправда, – сказал Виталик задумчиво. – Я ревновал...

Людмила Павловна рассмеялась и махнула на него рукой.

– Врешь ты все. Что это за ревность, коли я даже не замечала.

– Я к дяде Васе ревновал, – сказал Виталик. – По глупости... Не показывать же.

– Да уж действительно по малолетству, – сказала Людмила Павловна и посерьезнела. – К мужьям и женам не ревнуют, – проговорила она, поглядев прямо на Виталика.

– Да, – согласился Виталик и повторил за ней. – К мужьям и женам не ревнуют...

– А ты-то, – Людмила Павловна издалека уставила указующий палец на Виталикову руку. – На память по своей, что ли, кольцо носишь?

Виталик усмехнулся.

– Второй раз подряд меня об этом спрашивают. Да ломает меня его снимать. Я привык. Очень удобно. Никаких истерик, лишних претензий, посягательств на свободу...

– А что, – спросила Людмила Павловна иронически. – Много посягают?

– Не много, – сказал Виталик. – Но бывает...

– Зараза ты, – сказала Людмила Павловна равнодушно. – Заразой был, заразой и остался. Хотя... я и сама не люблю ничего менять.

Виталик, наконец, оторвавшись от тарелки, поднял на нее глаза.

– И в спальне, – спросил он. – Ты тоже ничего не меняла? Там по-прежнему весь пол в матрасах и ничего кроме шкафа нет?

Он уставился на нее, вертя вилку в руке, и Людмила Павловна ответила ему таким же взглядом, уперев руки в черный бархат халата.

– Ты ешь пока, – сказала она. – Там увидишь.

Через несколько дней на фирме случился второй взрыв – на этот раз под машиной Вадима Александровича, которой оторвало бампер, и которую пришлось сдать в дорогой ремонт (где обнаружили, что дно совсем прогнило от соли, и работа затянется). В тот же день Надя объявила, что всем сотрудникам надлежит сидеть по домам, и на работу не ходить. Инне в тот день все равно нужно было ехать в центр – она хотела поздравить Галю с днем рождения. Сперва ее мама, благодарная Гале за устройство дочери, приготовила ей подарок – несколько мотков шерсти и куклу для Насти, но когда на новом месте, сперва казавшемся таким привлекательным, стали происходить страшные вещи, мамин энтузиазм несколько приутих. Но подарок все равно уже был приготовлен, и Инна настояла, что должна его преподнести, не дожидаясь оказии – в тот самый день, какой нужно.

Тем не менее, сперва она поехала не к Гале, а на работу.

На этаже была тишина. Было довольно холодно от отсутствия людей и бездействия электрообогревателей – старом здании штатное отопление работало не слишком эффективно. Без деловой активности светло-серые стены, цвета снятого молока, казались особенно безжизненными, и черные дверные проемы – чередой – усиливали неприятное впечатление. Инна осторожно заглянула в приемную. Надин стол был абсолютно пуст, на нем стояла прозрачная стеклянная ваза, а за столом сидел незнакомый охранник – без формы, в джинсовой рубашке. Дверь в кабинет была распахнута, и оттуда слышался голос Вадима Александровича.

– ...я вижу, – говорил он. – Но в этом во всем нету логики, понимаешь? Обычно всегда все побудительные причины видны, они на поверхности, да? Сделал какое-то действие – получай противодействие...

– Тело, выпертое в воду, – продекламировал в ответ незнакомый голос. – Выпирает на свободу. Оно прется оттуды весом выпертой воды...

Охранник, подозрительно глядя на Инну, усмехнулся одним уголком рта.

– А тут же логики нет! – продолжал голос Вадима Александровича, не заметившего стихотворной реплики. – А у кого у нас еще нет логики? Это или маньяк, чего я не допускаю... Маньяк сейчас в нашем бизнесе и шагу не сделает, да? Или государство. Вот чего я и боюсь. Оно у нас как обезьяна с гранатой, никогда не знаешь, что в следующий момент будет. Но зачем?.. Вот это я...

– К кому? – произнес охранник угрюмо, сверля Инну глазами. Вадим Александрович оборвал фразу на полуслове и выглянул из кабинета. Он сменил костюм с отливом на темную водолазку.

– Ты чего? – спросил он, не здороваясь, увидев Инну. – Сегодня не работаем. Что, Надя не предупреждала?.. Иди домой!

– Она предупреждала, – поспешно пробормотала Инна, стремясь выгородить невиновного. – Я просто...

– Забыла чего? – сказал Вадим Александрович резко. – Давай быстро, забирай и уходи.

– Нет, я... – проговорила Инна и поежилась. – Мне страшно дома сидеть...

Вадим Александрович резко выдохнул.

– Ей страшно, – сказал он и крикнул невидимому собеседнику вглубь кабинета. – А что тогда про меня говорить? – он снова повернулся к Инне. – Тебе-то чего страшно? Да еще дома?

– Не знаю... – пробормотала Инна. – Говорят, могут приехать... забрать... – она осеклась и жалобно посмотрела на Вадима Александровича.

Охранник перевел любопытный взгляд на своего шефа и усмехнулся двумя уголками рта.

– Кто? – заорал Вадим Александрович. – Ты тут даже не работаешь! Ты еще не оформлена! Твоих документов тут нет, какие к тебе вопросы? В гости зашла, и больше ничего... Кстати, – он постучал пальцем по столу. – Трудовую книжку потом принесешь, не забудь. Когда вся эта бодяга закончится. Иди давай. До свиданья.

Он сделал движение корпусом, собираясь повернуться к Инне спиной.

– Извините, – проговорила Инна. – Я хотела вам еще сказать...

– Ну? – проговорил Вадим Александрович нетерпеливо, останавливая в зародыше вращательное намерение.

– Я... – сказала Инна и покосилась на охранника.

– Игорь, – велел Вадим Александрович. – Пойди на внешний пост.

Охранник крякнул, не торопясь, с китовой грацией поднялся, вылез из-за стола и проследовал мимо Инны в коридор. Дорогой он занял собой весь дверной проем, и Инне пришлось отскочить в сторону, чтобы он не снес ее.

– Садись, – Вадим Александрович показал рукой на диван. – Ну?

Инна присела и снова поежилась.

– Я... – она понизила голос, чтобы ее не слышали в кабинете. – Вы мне нравитесь, – выдавила она.

– Так, – сказал Вадим Александрович нетерпеливо. – Ну-ну?

Он явно счел это заявление прелюдией к какому-то важному сообщению и ждал, в чем оно будет заключаться.

– Вы мне очень нравитесь, – пролепетала Инна с отчаянием.

Последовала пауза. Потом Вадим Александрович вздохнул, сделал шаг в сторону, грохнул дверью в кабинет, сел на Надин стол и поковырял ногтем в зубе.

– Ну, – сказал он, глядя на Инну. – И что мы будем делать? Что ты от меня-то хочешь?

– Не знаю... – выдавила Инна, готовая провалиться сквозь землю.

– У меня семья есть, ты знаешь? – проговорил Вадим Александрович.

Инна, не поднимая глаз, помотала головой. Она действительно не представляла, что у Вадима Александровича зачем-то может быть семья.

– А у тебя есть какой-нибудь друг близкий, знакомый? – спросил Вадим Александрович.

Инна снова помотала головой.

– Нет... – пролепетала она.

Вадим Александрович присел рядом на диван и похлопал ее по руке, лежащей на коленях.

– Ничего, – сказал он. – Все будет хорошо. Ты, главное, успокойся. Успокоишься?

– Угу... – проговорила Инна.

– Ну вот, успокойся, подумай... отдохни. Благо, время есть. Все будет хорошо. Главное – не волноваться. У меня тоже видишь какие вещи происходят, и то я не волнуюсь. Не будешь волноваться?

– Нет... – проговорила Инна, не понимая, чего от нее хотят.

– Водички выпьешь?

– Нет... – выдавила Инна. – Я не... Мне не надо...

– Вот и хорошо, – он снова похлопал ее по руке. – Давай, иди. Иди, иди. Не надо здесь находиться. Игоря позови там обратно, – он вскочил, исчез в кабинете и снова хлопнул дверью – на этот раз с другой стороны.

У Инны все оборвалось внутри. Она чувствовала, как горят у нее лицо и руки. Она уронила на пол выскользнувшее пальто, рассеянно подобрала – сейчас она, как никогда, чувствовала себя никому не нужной уродиной, и пальто ей лишний раз об этом напомнило – набросила его на плечи и, пряча лицо, хотя никто не мог ее видеть, пошла к выходу. На улице она обнаружила, что ее всю трясет, и что слезы ползут у нее по щекам. Совершенно замороженный троллейбус, с отогретыми пятачками на стеклах и торчащими в них любопытными глазами проехал мимо. Будущего не было. Она понимала это, и все же постаралась взять себя в руки. Вспомнила, что мама просила ее купить газету с программой, подошла к киоску, постояла немного, успокаиваясь, и по привычке ковыряя ногой снег в поисках монеток. Потом нагнулась к окошечку и почувствовала, как вздрогнула киоскерша, услышав ее убитый голос. За стеклом большими буквами красовался газетный заголовок "Конец света наступит в марте", но Инна даже не обратила внимания на предсказание грядущей катастрофы. Она отошла с газетой в сторону, и тут же продавщица у ларька, приняв ее остановку за внимание к своему товару, предложила: "Женщина, возьмите грибы жарить". Инна шарахнулась в сторону, и ей подумалось, что ей не для кого жарить грибы, и никогда не будет уже того человека, для которого она могла бы жарить грибы.

В мозгу все повторялся и повторялся, назойливо, как заевшая пластинка, недавний разговор. Инна болезненно поморщилась, вошла в метро и сунула нос в газету. В глаза бросилась какая-то очередная сплетня не то об актере, не то о певце – Инна не знала, кто это такой. Ей пришло в голову, что о ней никогда, никогда и никто не будет сплетничать, и она захлопнула газету. Ехать до встречи с Галей ей было недалеко, но так как считалось, что она едет из дома, то и свидание пришлось назначить на собственной ветке, а туда пришлось переправляться через две пересадочные станции. На эскалаторе несколько мальчишек, чуть выше ее, пускали вниз по желобу мелкие монетки, и Инна подумала, что у нее никогда не будет детей. На пересадке неподвижно стоял внушительный представитель церкви, в рясе, в накинутой поверх рясы кожанке, с ящиком на шее, и равнодушно изучал ногти, поднеся их к глазам, и, глядя на его красивое уверенное лицо, Инна подумала, что ее, наверное, даже в монастырь не возьмут. На другом эскалаторе женщина с расплывшимся лицом, в белом берете, игриво махала кому-то на прощание полусогнутыми пальчиками, и Инна раздраженно подумала, что ей некому игриво махать. Она вышла на Площадь Революции, из-за ее спины вышли двое, один со скрипкой, другой с гитарой. Оба вошли в открытые двери вагона, грянули что-то разухабистое, двери закрылись, и поезд двинулся, разгоняясь и унося отголосок мелодии. Тут Инна увидела Галю. Та стояла на середине пустой станции, у металлической девушки с курами, опустив плечи, и задумчиво разглядывала лестницу, уводящую вниз. Инне пришло в голову, что все-таки имениннице не стоит в такой день знать об Инниных проблемах, и она постаралась исказить свое лицо в подобии улыбки.

– А, – сказала Галя меланхолично, в ответ на ее приветствие. – Здравствуй.

Она явно не замечала Инниного состояния – видимо, ей самой было не слишком весело, хотя на щеках блуждал неверный румянец от выпитого.

– Поздравляю, – сказала Инна, вручая пакет.

– Да, – пробормотала Галя. – Спасибо...

Она заглянула внутрь, и лицо ее прояснилось.

– Ооо... – восхищенно проговорила она, округляя губы характерным для нее колечком. – Я как раз Насте хотела вязать свитер... тут много, можно и шапочку, и на шарф хватит... спасибо, – она стала сворачивать пакет. – Вот хорошие люди всегда что-нибудь полезное подарят, – проговорила она с чувством и свернула пакет с намерением засунуть его в сумку.

– А что тебе на работе подарили? – спросила Инна.

– А, – Галя махнула рукой, но все-таки достала из сумки зеленоватую коробочку. – Вот... ну вообще-то они ничего... девчонки постарались.

– Это что? – поинтересовалась Инна, так как ничего не понимала в такого рода коробочках.

– Духи, – пояснила Галя.

– Французские? – спросила Инна с уважением. Ей пришло в голову, что многие ее беды происходят от того, что она ничего не понимает ни в духах, ни вообще в этих загадочных дамских коробочках. Она старательно понюхала упаковку, но запаха не почувствовала. Галя там временем, заталкивая пакет в сумку, вытащила что-то яркое, оказавшееся шелковым платком.

– Не то, что некоторые, – проговорила она дрожащим голосом. – Нужна мне эта тряпка... Я ее сейчас... – и она, сделав движение в сторону и вверх, попыталась повязать платок на могучую шею девушки с курами, но тут испуганная Инна повисла у нее на руках. Ей уже панически виделось, как к ним спешат милиционеры.

– Ты что, ну ты что, – заговорила она, вернув Галю на предыдущую позицию. – Чего ты хулиганишь, нас сейчас заберут... И вообще, смотри, какая вещь славная, – она разгладила платок на руке, сама удивившись, насколько приятна руке его струящаяся прохладная поверхность. – Пригодится потом. Убери, мало ли...

Галя мрачно смяла платок в горсти, засунула в сумку и задернула молнию.

– Это кто тебе подарил? – спросила Инна.

– Козлы, – пояснила Галя, глядя в сторону. – Сборище козлов.

Она потрясла головой, словно приходя в себя.

– Ладно, – проговорила она и вдруг улыбнулась. – Нечего об этом думать. Пойдем, – она потянула Инну за руку. – Пойдем в ЦУМ, съедим мороженого, что ли... День рождения, как-никак. Надеюсь, там сейчас не холодно...

Она повела Инну на эскалатор, в сторону Театральной площади.

– Как тебе сейчас, – сказала она. – Не работаете?

– Дома сижу, – сказала Инна. – Даже не знаю, что делать.

Ей опять вспомнилась сегодняшняя сцена, и она неприятно поморщилась.

– В таких случаях зарплату продолжают платить, – утешила ее Галя. – Это же их проблемы в конце концов, они сами их решать и должны.

– Кого "их"? – спросила Инна.

– Ну, начальства, кого еще.

– Ааа... – проговорила Инна. – А что, такое часто бывает?

– Нет, – Галя покачала головой. – Такого никогда не было. Один раз было, когда налоговая серьезно наехала, тоже несколько дней все по домам сидели, а они там сами расплачивались... То есть для Вадима, конечно, все эти наезды не новость, но они обычно все там сами решали... а чтоб так реагировали, это впервые.

– Страшно, – выдавила Инна, поежившись.

– А, чего страшно, – сказала Галя. – Ты-то при чем? Тебе главное рядом не случиться, если что, так тебя и так домой отпустили. Чего страшно? А за Вадима – так ты не страшись, он, если что, за границу, и только его ищи. У него в Вене квартира... в Чехии тоже вроде что-то есть... не знаю, ну тут меньше знаешь, лучше спишь. Так что ты за них не волнуйся. Они не пропадут, эти ребята. Они-то в последнюю очередь...

Они плавно ползли вверх вместе с эскалатором, и Инне вдруг пришло в голову, что она, скорее всего, знает, откуда взялся шелковый платок, потому что пару дней назад она слышала, как ее коллеги обсуждали проблемы подарка кому-то, и Леша орал на всю комнату Владу: "Да господи, подари ты ей букет цветов, счастлива будет до соплей!"

– К семье лишний раз съездит, – продолжала Галя. – А то, небось, жену на улице увидит, не узнает. И детей не помнит, сколько их есть. Так что не волнуйся за него.

– Кто? – удивленно спросила Инна, отвлекаясь от своего открытия.

– Да Вадим.

– А что, у него жена есть? – спросила Инна.

Галя что-то ответила, но они как раз сошли с эскалатора. Они вышли на улицу, побрели под руку к Метрополю, и Инне пришлось повторить вопрос, выдавая свою заинтересованность.

– Так у него жена есть?

Галя посмотрела на нее с удивлением.

– Есть, конечно. Чего это тебя так интересует. Где это ты видела мужика, чтобы жены не было? Есть... Это у него вторая. Первая не выдержала. Она у него из одной группы была, студенческая дружба, человеческие чувства... А тут деньги пошли сумасшедшие. Ну, когда его раз из бани принесли в коматозном состоянии, в женских грязных трусах пятьдесят второго размера, она и не выдержала, плюнула и развелась. А вторая уже умная, ей по фигу, в чем его там приносят, она живет себе в Вене в свое удовольствие, и знать ничего не хочет.

До Инны дошло, что ей рассказывают про человека, которому она не далее как два часа назад объяснялась в любви.

– О господи, – сказала она испуганно. – Он что... такой?

– Какой такой? – переспросила Галя, глядя на нее насмешливо. – Они все такие. Уж господа бизнесмены особенно.

– Кошмар, – проговорила Инна. Вадим представился ей каким-то жутким маньяком. Она уже проклинала себя за то, что так поторопилась. Если бы Галя сказала ей это раньше! А вдруг он теперь обратит на нее внимание? Что она ему теперь скажет?

– Страшно, – повторила она.

– Что опять страшно? – спросила Галя.

– Иметь дело с такими людьми, – пояснила Инна побелевшими губами.

– Да тебе-то что, – сказала Галя. – Тебе главное, какой он на работе. А он ничего... нормальный. С ним все любят работать, он к людям хорошо относится. Правда. Ты у кого хочешь из своих спроси.

Привалившись друг к другу, рука к руке, не торопясь, они прошли подземный переход и направились к ЦУМу вдоль стены Малого театра, по легкому снежку, засматриваясь по дороге на угрюмого Островского.

– А ты чего, – спросила Галя. – Глаз на него положила?

Для Инны такая постановка вопроса была немыслимой, она смутилась и что-то отрицательно пробормотала.

– Брось, – равнодушно продолжала Галя, которую это бормотание не обмануло. – Смысла не имеет. Ну, добьешься, ну в постель к нему залезешь, и что? – Инна даже вздрогнула, услышав такое кощунственное предположение, которое для Гали, кажется, было в порядке вещей. – С тебя же пять шкур сдерут. Знаю я таких красавцев как облупленных. Ты же для него не человек... Надька рассказывала... приезжал к нему как-то родственник его из Пензы, этот, как его... Веретенников. Там на него прокуратура наехала, или еще что-то, в общем, он сюда явился, у Вадима в кабинете жил, на улицу носа не высовывал, ждал, когда гроза пройдет. А он тогда незашитый еще был... ну вот, у Вадима дверь открыта, Надька слышит, как Веретенников говорит: ты, говорит, мне пару бутылок оставь, бабу какую-нибудь с улицы сюда приведи, и больше мне ничего не надо. А Вадим отвечает: да ты кого-нибудь из своих подбери, дешевле возьмут... Это тебе не институт, там ты могла хвостом крутить в свое удовольствие... – Инне было лестно слышать такое мнение о себе, потому что она вообще не умела делать ничего похожего на то, о чем говорила Галя, и она немного приосанилась. – Сейчас все либо до хорошей жизни дорвались, либо на обломке мачты спасаются. До тебя дела нет никому. Не обольщайся.

На первом этаже ЦУМа они взяли у лоточницы по хрустящему вафельному стаканчику шоколадного мороженого, встали в уголке у кассы и принялись с наслаждением лизать, слушая мелодичный звон монет о мраморную тарелочку за спиной. Было тепло, и они расстегнули пальто.

– Нет, – сказала Галя, настроение у которой явно улучшалось по мере смакования лакомства. – Надо какого-нибудь приличного человека искать... где только его найдешь, они сейчас все свое приличие в самый дальний карман положили, самоутверждаются... Но это ничего, – она загадочно подмигнула Инне. – У меня запасной вариант всегда есть. Он, правда, не совсем стандартный, этот вариант... Да это ладно... Мы же не пропащие, точно говорю? Я сегодня как раз письмо по Интернету получила... теплое письмо такое, я потом распечатаю... – она что-то вспомнила и мечтательно закатила глаза.

Инна все еще находилась под впечатлением от рассказанного Галей, поэтому информацию о нестандартном варианте и полученном сегодня письме пропустила мимо ушей.

– Ты такие жуткие вещи рассказываешь, – проговорила она, покачав головой. – Прямо хоть вообще туда не ходи.

– А ты и так не ходишь, – сказала Галя. – Да и какие жуткие вещи? Нормальные. Ты просто глаза давно не разевала. А ты разуй. Я ж тебе говорю, он с деньгами еще никого вроде не кидал. Ты вот сейчас дома дурака валяешь, а тебе зарплата идет.

– Только бы мама не узнала, – проговорила Инна убито.

Галя сделала неопределенную гримаску.

– А ты что, все маме рассказываешь? – спросила она.

– Нет, – сказала Инна почему-то виновато.

Галя кивнула.

– И то слава богу.

– А если это... – проговорила Инна обеспокоено.

– Что это?

– Ну... приставать начнет?...

Галя посмотрела на Инну сожалеющими глазами и, выдержав паузу, громко хрустнула стаканчиком.

– Ты чего, с ума сошла? Ой, ты ему нужна. Сдались ему... – она запнулась, подбирая выражение, и наконец подобрала, – аспирантки, прости господи, – она тихо вздохнула и посмотрела куда-то поверх Инниной головы, на стойку с косметикой. – Зачем ему с его деньгами приставать? Он покупает...

– Еще не легче! – переполошилась Инна. – А если...

– А ты ему чего предложить можешь? – спросила Галя задумчиво. – За деньги-то?

– За деньги ничего... – пролепетала Инна.

– Вот именно, – проговорила Галя. – Мы с тобой гроша не стоим. Кому мы нужны...

Она вздохнула, о чем-то еще подумала, потом выпрямилась, тряхнула головой, повесила на лицо улыбку, и улыбка эта прямо на глазах прирастала к ней, и, наконец, стала искренней и веселой.

– Мы еще за себя поборемся, – сказала она задорно и пихнула Инну в бок. – Нам рано жить воспоминаньями! Правильно?

Инна кивнула, но она все находилась под впечатлением Галиного рассказа, и, кроме того, она успела за день устать от обилия событий и полученной информации. Она доела мороженое, распрощалась и поехала домой. По дороге в метро она забилась в дальний угол вагона, сжалась и в ужасе думала о том, какие жуткие люди ее теперь окружают, и что же будет, если Вадим решит использовать ее сегодняшнее признание, как это будет страшно, и что ей тогда делать. У нее было чувство, что она сама себя загнала в ловушку.

Вечером она, засыпая, лежала в постели, и в темном невнятном преддверии сна ей мерещилась шелковистая гладкость Галиного нового платка, гибко извивающегося и летящего в глухую, кишащую сновидениями воронку.

Галя, подозрительно оглядываясь в темноту подъезда, на маячившую где-то внизу долговязую фигуру, шедшую следом за ней, позвонила в знакомую Мишину дверь. Ей открыл веселый оживленный Сергей, источавший смесь винного перегара с ментолом жевательной резинки.

– А, это ты, – сказал он разочарованно. – Привет.

Галя возмущенно рассмеялась.

– Послушай, – сказала она. – Ты меня второй раз уж так встречаешь. Обнаглел совсем. Что это ты за принцесс ждешь, интересно знать?

– Да он совсем умом тронулся, – сказал насмешливо у него из-за спины другой Галин знакомый, Коля. – Мишку забодал. "Кто мне звонил?", "Кто мне звонил?" Президент Российской Федерации тебе звонил, сказал "Да-ра-гой Ссе-рео-жжа..."

– Отстань, – отмахнулся Сергей, в дверь позвонили, он снова оживился и воскликнул: "Вот это ко мне!", а Галя поспешно стала искать под галошницей тапки, пока не появился еще один претендент. Сергей открыл дверь.

– Во, я ж говорю, ко мне, – сказал он.

Из темноты лестничной клетки в квартиру вошла как раз та самая фигура, которая двигалась вслед за Галей, и которую она так опасалась в подъезде.

– Здорово, – сказал вошедший сипло и закашлялся, а Галя поспешно шарахнулась от него в сторону, чтобы не заразил.

– Проходи, – сказал Сергей. Вошедший снял куртку и повесил ее на вешалку, повернувшись к Гале боком. У него был забавный для такого детины профиль: пухлые круглые щечки, из которых торчала пуговка носа. Увидев эту пуговку, Гале смутно что-то вспомнилось, и она стала думать, где она могла это видеть. Наконец вспомнила – антрацитовый Вольво у подъезда, женщину в норковой шубе и тусклый свет в салоне, очертивший два тихих силуэта.

– Где тебя так прихватило? – спросил Сергей тем временем. – Голос как из трубы.

– Ну, так погода, – прохрипел детина. – Туда-сюда... Утром жарко, вечером холодно. Не угадаешь... И главное, не болит ничего, только во... – он издал что-то похожее на ультразвук.

Они вдвоем направились в комнату. Гале проходить не хотелось.

– Ленка пришла? – спросила она негромко у Миши, который маячил где-то вдали, в районе кухни.

– Не, – ответил Миша односложно.

– Я ее тогда подожду, – сказала Галя, подмигнув. – Я тихонечко.

И она осторожно, на цыпочках, пока ее не хватились, прошла в маленькую комнату рядом с дверью. Ей вовсе не хотелось разговаривать с Леной, которую она ждала, при свидетелях.

– Я пока позвоню, – проговорила она, как бы извиняясь за свое отсутствие. Пройдя в комнату, она действительно сняла телефонную трубку, но у Миши был параллельный телефон, и кто-то уже говорил. Галя даже определила, кто именно – по сиплым обрывкам слов. Она уже хотела повесить трубку обратно на рычаг, но вдруг ее поразил необычный женский голос, отвечавший сиплому. Он был глухой, очень четкий, как бы звенящий, и было в нем что-то зловещее. Галя даже вздрогнула – ей показалось, что именно таким голосом страшнее всего читают приговоры – не металлическим, а глухим, теплым, но безжалостным.

– Кончай заливать, – проговорил голос повелительно. – Или лучше лечись. Если хочешь, я тебе меда пришлю.

– Вот я и пойду, – ответил сиплый, изо всех сил вкладывая в свой немелодичный хрип все старания соблазнителя, какие возможно. – Лечиться. Мы сейчас знаешь куда идем? В "Зеленую змеюку". Есть осетрину с гранатовым соусом. (Галя сглотнула слюну).

– Счастлива за тебя, – сказал женский голос холодно.

– Может с нами, а? – сказал сиплый просительно. – Мы потом в баньку...

– Что ты пристал, – сказала женщина досадливо.

– Ну, запал на тебя мужик, – сказал сиплый извиняющимся тоном. – Что тут сделаешь?

– Не говори глупости, – сказала женщина. – Я с ним расплатилась. Что ему еще надо?

Сиплый громко вздохнул, а Галя тихонько, стараясь не стучать трубкой об аппарат, повесила ее на место. Почти сразу в прихожей раздался шум, вездесущий Сергей появился уже там, скоро возни и сиплый, и они начали громко собираться. "Сейчас сразу на Садовом тачку берем", – возбужденно говорил Сергей. – "А ты не за рулем предусмотрительно..." – "Все равно в ремонте" – прошелестел сиплый. – "Дверь битую меняют". – "Что ж ты поторопился, мы б ее пару раз подставили сейчас на Садовом, бабок бы настригли... Я свидетелем, или вот кого... вот Галку хотя бы взяли..." – "А чего тачку? Может, на рогатом поедем?" – "Да несолидно, что ж мы, не белые люди?.." Галя, воспользовавшись моментом, снова взялась за телефон, наконец-то свободный, позвонила домой и передала, что задержится. Мама подозвала Настю и Галя радостно увлеклась беседой с ребенком. Когда она слышала нежный неразборчивый голосок дочери, ее невольно терзали угрызения совести от того, что она могла бы сидеть дома на мягком, местами протертом, таком уютном диване, рядом с ребенком и любимым ребенкиным мишкой, читать сказку, и Настя бы радовалась, и от того, что Настя ждет ее так, как никто другой не ждет и ждать не будет, а она, Галя, зачем-то тратит время на посторонних людей и бессмысленное времяпровождение. Но она постаралась справиться с возникшим настроением, и сказала самой себе: "Ничего, у ребенка должна быть счастливая мать", и это придало ей уверенности в себе. Тем временем Сергей с сиплым уже ушли, пришла Ленка, веселая рыжая Ленка, и сразу же с заговорщицким видом и радостным хихиканьем скользнула к Гале.