Текст книги "Темный оборот луны"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Эй, – сказала она тихо и насмешливо. Машина мягко остановилась, словно ткнувшись бампером в подушку.

На Виталика вслед за испугом нахлынуло дикое раздражение, скопившееся за весь тяжелый день, и он почувствовал, что сейчас выместит все именно на Людмиле Павловне.

– Уйди, – проскрежетал он, отвернулся и пошел дальше. Даже не боковым, а каким-то затылочным зрением он понял, что автомобиль двинулся следом за ним, и одновременно поймал себя на том, что пошел, подлаживаясь под скорость движения автомобиля. Тогда он остановился.

– Ну, – спросил он, когда полуоткрытая дверца поравнялась с ним. – Что за фокусы? Что тебе надо?

– Выпить хочешь? – спросила вместо ответа Людмила Павловна, извлекая откуда-то из рукава, как царевна Лебедь, плоскую фляжку. Словно бы для того, чтобы до Виталика быстрей дошел смысл, она сама запрокинула голову и приложилась к горлышку. – Тебя замерзнешь, пока ждешь, – проговорила она и вытерла губы, пахнущие водкой.

– Давай, – сказал Виталик уже спокойно. Он взял у нее отдающую духами фляжку, не сомневаясь, что в ней будет что-либо качественное – дешевой выпивки она не употребляла даже при Советской власти. Но внутри оказалось всего несколько глотков.

– Что ж ты предлагаешь, – сказал он разочарованно, перевернув фляжку вверх ногами.

– Есть еще, – сказала Людмила Павловна с готовностью. – Залезай.

Она отодвинулась, Виталик забрался в машину, на гладкое кожаное сидение и тихо прикрыл дверцу. Людмила Павловна вложила в его руку бутылку и, обнаружив, какая у него холодная рука, принялась ее энергично тереть, и Виталику показалось, что ему действительно становится теплее.

– Устал я, – проговорил он, откинув голову и закрывая глаза. Он только сейчас ощутил, что так устал, что не может даже вылезти из машины и дойти до дома, хотя оставалось всего несколько шагов.

– Так немудрено, – согласилась Людмила Павловна. Она уже грела его кисть своим нетрезвым дыханием.

– Куда едем? – спросил Виталик обреченно.

– Домой едем, – сказала Людмила Павловна негромко. – А ты куда думал? Домой... Хорошо только дома может быть, правильно?

Она плавно тронула шофера за плечо.

– Поехали.

Машина тронулась. Печально, поймав фонарный блик, качнулся на цепочке плоский крестик, привязанный к зеркалу. Еле слышно хлюпнули и опустились запирающие кнопки на дверцах.

– Хлоп, – сказала Людмила Павловна, рассмеявшись. – Попался.

Виталик тоже рассмеялся ей в тон.

– Да, – проговорил он. – С тобой надо держать ухо востро.

– Попался, – весело подтвердила Людмила Павловна и снова тронула шофера. – Потеплее сделай, я смотрю, он закоченел совсем. – Она распахнула шубу на груди. – А мне тут жарко... Ну-ка дай, – она отняла у него бутылку.

Машина незаметно катилась по сухой, в коридоре невысоких сугробов, улице, в салоне стало тепло, почти жарко, и Виталик, глядя, как Людмила Павловна пьет из горлышка, не мог понять, то ли она действительно пьяная, то ли притворяется, и это очередная ее уловка – впрочем, он готов был мириться уже и с уловкой.

– Эй, – сказал он удивленно. – Да ты совсем наклюкалась, матушка? Может, хватит тебе?

Людмила Павловна радостно залилась визгливым бабьим смехом.

– Какая я тебе матушка? – захохотала она. – Какая я – тебе – матушка? Нашел матушку! Ты в зеркало на себя посмотри!

Она обняла его и попыталась поцеловать, но Виталик, покосившись на водительскую спину, осторожно отстранил ее.

– Тихо, тихо, тихо, – сказал он. – Тут неизвестно, кому надо в зеркало смотреть.

И он действительно посмотрел в зеркало – водительское – где ему была видны только глаза водителя с выражением, которое ему, однако, не понравилось. Сидящий за рулем детина молчал, но молчал совершенно не как чужой человек, а как свой, который тоже принимает участие в действии, но просто в данный момент занят, а может, просто ему говорить ничего не хочется.

Игра продолжалась всю дорогу по залитым огнями улицам, вплоть до подъезда Людмилы Павловны – якобы пьяная она, якобы трезвый и корректный Виталик и молчаливо присутствующий водитель.

Машина легонько заехала на обледенелый тротуар, Людмила Павловна вылезла, кивком набросила на голову капюшон, выпрямилась и посмотрела наверх, на освещенные окна с разноцветными шторами и цветами на окнах.

– Ну вот, – сказала она, покачнувшись. – Люди посмотрят, чего скажут. Надрались на ровном месте.

Виталик поспешил поддержать ее за локоть. Он не удивился бы, если водитель последовал бы за ними, но тот опустил кнопки и уверенно уплыл вместе с машиной, не ожидая никаких других инструкций.

В подъезде она, снова залившись смехом, повисла на шее у Виталика, с громким чмоком поцеловала и, развевая полы шубы и топая каблуками, пешком побежала по лестнице. Виталик тоже засмеялся и отправился за ней. Дверь распахнулась как-то неожиданно быстро, и они оказались в квартире. Шуба полетела куда-то в сторону, сапоги в другую, зажглось неяркое бра в коридоре, и Людмила Павловна, без тапок, в одних колготках, побежала по паркету к спальне. Виталик, задержавшийся с ботинками, настиг ее в дверях, и тут его с визгом встретила подушка. Виталик со смехом швырнул эту подушку в Людмилу Павловну, разбив ей прическу, потом подобрал с большого матраса еще одну подушку, и тоже швырнул, потом вдруг схватил следующий предмет – это оказалась небольшая хрустальная вазочка, стоящая на полке – и, словно не контролируя себя и видя себя как бы со стороны, в замедленной съемке, расчетливо и метко отправил вазочку прямо в Людмилу Павловну.

Очевидно, она была все-таки не так пьяна, какой хотела казаться, потому что без крика, без единого возгласа, не удивившись, молча бросилась ничком на матрас. Вазочка, медленно описав дугу, проследовала по воздуху, врезалась в противоположную стену и рухнула вниз, за кресло. Почти в тот же миг Виталик опустился, почти упал на пол, прислоняясь к косяку и схватившись за сердце. Людмила Павловна, не поднимаясь на ноги, вдруг сразу оказалась рядом с ним – как будто подползла – и, приподнимая его голову одной рукой, другой помогала расстегнуть воротник рубашки.

– Что, что? – сказала она. – Валерьянки? Валидола?

– Воды дай, – выдохнул Виталик.

Она быстро метнулась на кухню и тут же вернулась, поднеся к его губам стакан воды. Виталик сделал глоток и сдавленно выдохнул.

– Валерьянки... – проговорил он, отводя глаза от Людмилы Павловны. – Вы меня достанете сегодня этой валерьянкой... На меня скоро коты кидаться будут...

– Тише, тише, – проговорила Людмила Павловна, подсовывая ему подушку под голову. – Это ничего. Это переживаемо...

– Да все, все, – сказал Виталик, приподнимаясь, отталкивая подушку и уже сидя прислоняясь к стенке. – Со мной все в порядке.

На самом деле сердце у него билось как бешеное, и руки дрожали, и ему отчаянно хотелось их чем-нибудь занять, и он взялся ими за виски.

– Ох, – проговорил он, словно этим движением брал в руки не только голову, но и самого себя.

Людмила Павловна поставила стакан рядом с ним, немного отдалилась и присела, опираясь на груду бархатных подушек, лежащих прямо на покрывающем пол матрасе.

– Ну что, Виталька, – проговорила она немного погодя. – Квиты мы с тобой.

Виталик не ответил. Людмила Павловна закинула руки за спину, поправила в прическу выбившиеся пряди и поднялась.

– Не волнуйся, – сказала она совершенно трезвым и спокойным голосом. – Сейчас домой поедешь.

Виталик слышал, как в другой комнате она звонила по телефону и говорила кому-то:

– Слышишь? Дело еще сегодня есть. Возвращайся. Нет, недалеко... Я сказала: возвращайся. Вот видишь. Раз принять не успел, считай, сегодня не повезло. Да вообще сегодня день не легкий...

Трубка легла на рычаг.

– Сейчас поедешь, – повторила из комнаты Людмила Павловна. Виталик не видел, что она там делала, только было тихо, и она не появлялась.

– Извини, – выдавил он, не отнимая рук от головы.

– Ерунда, – тихо проговорила из комнаты Людмила Павловна, почти прошелестела. – За такое ж прощения не просят. Все, квиты, квиты! Я же сказала. Одевайся, сейчас поедешь. Сейчас тебе машину подадут... и помчишься домой с ветерком... там уже ждут...

Виталик не отвечал.

– Встанешь? – спросила Людмила Павловна, появляясь рядом. – Или помочь?

– Встану, конечно, встану, – встрепенулся Виталик, делая такое движение руками, словно отстраняясь от нее. Людмила Павловна отвернулась и отошла. Виталик медленно натянул пуховик и, пока он одевался, в дверь позвонили, и Людмила Павловна немногословно поручила его все тому же недовольному, но органичному, как тень, водителю, в глазах которого не было никакого стороннего выражения, вроде вопроса или злорадства по поводу того, что здесь произошло. Тот хмуро обозначил свое прибытие и затопал вниз по лестнице. Виталик послушно пошел следом за ним.

На следующий день Сергей позвонил в Виталикову дверь около часу дня. Была суббота. У соседей заливалась дрель и, пока Серей ждал открытия, какой-то мужик с засученными рукавами телогрейки пронес по лестнице вниз ведро с водой и струйками пара, вьющимися над поверхностью. Мужик дорогой мрачно и неприветливо изучил Сергея от макушки до пяток, Сергей ответил ему тем же, и на том расстались. Где-то громко гавкнули и замолчали. Тут, наконец, раскрылась дверь, и Сергея встретил Виталиков отец, Евгений Михайлович – в довольно ветхой рубашке и растянутых тренировочных брюках.

Первым делом, не успел Сергей еще и рта раскрыть, Евгений Михайлович внушительным жестом поднес палец к губам.

– Тссс... – проговорил он. – Тише. Спит. Ты давай раздевайся и на кухню проходи.

Сергей послушно, в темной прихожей, сбросил куртку и в носках отправился на кухню, где на столе в тарелке стояли остатки яичницы с луком, а на окне в банках рос пучками тот самый лук, что был в яичнице, а Виталикова мама, Раиса Николаевна, негромко воскликнула: "Сережа, а тапочки-то!" Сергей принялся объяснять, что он в шерстяных носках, ему не холодно, не стоит волноваться, не надо и чаю, и наконец он добился, что его оставили в покое, а Раиса Николаевна ушла куда-то в комнату.

– Спит, и боюсь будить, – пояснил Евгений Михайлович, тыкая пальцем вглубь квартиры. – Приехал вчера в таком виде... мы перепугались, что сам кончится. Аж черный. Лица нет. И валокордином несет за километр. Как уж он там был, не знаю... даже спрашивать не стали. Мать этой... мадам его бывшей с утра звонила, а ее дома нет, уже где-то шляется. Той-то все как с гуся вода...

– Похороны, – глубокомысленно объяснил Сергей, разводя руками. – Это не праздник.

Он обвил одну ногу вокруг табуретной ножки и принял какую-то довольно замысловатую позу. Долго беседовать с Евгением Михайловичем изначально не входило в его планы, он надеялся застать именно Виталика.

– Похоже, и ночь не спал, – продолжал Евгений Михайлович, вгоняя Сергея в тоску этим заявлением: все шло к тому, что Виталик проснется часа через два, а может, и позже.

– Мм-да... – промямлил Сергей неопределенно.

– Я говорил ему: не езди, – продолжал Евгений Михайлович. – Нет, завелся: друг детства, видите ли. Я с лучшим другом прощаюсь. Нашел, тоже, лучших друзей...

– Ну, так ведь это... – сказал Сергей неопределенно. – Вроде как действительно...

– Что действительно? Ты-то вот не поехал?

Сергей снова развел руками.

– Да я и знал его меньше... и на работе б меня не отпустили...

Евгений Михайлович взял в руки вилку и недовольно швырнул ее в тарелку с яичницей.

– Самому ведь, может, скоро уезжать, – пояснил он. – Лучше б с родителями лишний день побыл. Нет... поедем уголовников хоронить... у нас друзья такие... Так ведь у друзей-то это ж в порядке вещей, образ жизни такой, а он потом больной приезжает.

– Да нет, ну какой же он уголовник... – проговорил Сергей без особого возражения. – У него жизнь так сложилась...

– Конечно. Если людей из окна выкидывать, так жизнь так и сложится, именно так. Чего ж тут удивительного.

– Не, Евгений Михайлович, – Сергей помотал головой. – Там все не так просто было. Тот парень сам из окна выпал. Его никто не выкидывал.

Евгений Михайлович наклонился немного вперед и потыкал пальцем в стол.

– Сережа, – проговорил он в такт движениям пальца. – Люди просто так из окна не падают. Это ж тебе не фрукты с дерева. Вон, смотри, – он показал за занавеску, на девятиэтажный дом напротив. – Вон сколько окон. Кто-нибудь оттуда падает? Ты видел когда-нибудь такое? Нет? И я не видел.

Сергей все мотал головой, избегая смотреть прямо на собеседника.

– Не, Евгений Михайлович, – проговорил он. – Там обстоятельства так сложились. Ну, бывают же обстоятельства...

Евгений Михайлович отодвинул в сторону тарелку.

– Не бывают, – сказал он. – Обстоятельства они тоже, знаешь ли... как в поговорке: где тонко, там и рвется. А если они там все были так наркотиками накачанные, что никто потом не соображал, кто чего делал, так опять же, чего удивляться? Не ходи в такие места, вот и не будет обстоятельств. Что ты головой качаешь? Вот ты же не ходишь?

Сергей изобразил какую-то неопределенную игру мысли на лице и тяжело вздохнул.

Он уже подумывал, не уйти ли от греха подальше, но тут послышался тревожный голос Раисы Николаевны: "Ты как себя чувствуешь?".

– Нормально, – ответил Виталик, выходя на кухню и щурясь. – Привет.

– Здравствуй-здравствуй, – ответил ему Евгений Михайлович неприветливо, а Сергей приветственно кивнул и ничего не сказал. Скоро Виталик уже сидел за столом, и они вместе с Сергеем (за компанию) пили чай и ели блинчики со сметаной, а Виталиковы родители занялись чем-то в комнате и оставили их вдвоем.

– Как там? – спросил Сергей. – Все-таки выяснили, отчего он погиб?

Виталик болезненно сморщился.

– А у кого там спрашивать? – сказал он. – Когда там все одной веревочкой повязаны? Я даже разговаривать не стал... Наверняка они все прекрасно знают. Будут врать. И что за удовольствие, когда тебе врут? Можно было бы, конечно, у этой... сожительницы его спросить... но зачем? Да и не особо приятно с ней, честно говоря. Пусть они там без Витьки теперь хоть синим пламенем горят. Мы свое сделали...

Он задумчиво потянулся за вареньем.

– А родители как? – спросил Сергей.

– Не знаю, – ответил Виталик, пожимая плечами. – Мне кажется, они его уже один раз похоронили... когда с ним это все случилось. Теперь это уже как бы повторение пройденного. Они даже не переживают, по-моему.

– Сам-то как? – спросил Сергей. – Мне тут Евгений Михайлович сейчас расписывал, что ты еле живой приехал.

Виталик потряс головой, словно отгоняя надоедливый кошмар.

– Нет, я вообще на похороны не ходок, – проговорил он. – Не могу я этого выносить. Тем более в нашем исполнении... когда кладбище все кривое, грязи по колено, пьяные уроды за каждый шаг деньги клянчат.... И еще гробики эти с бумажными рюшками, как на первомайской демонстрации... Мерзкая страна. Богом проклятая страна. Нет, я теперь до-олго ни на какие похороны не пойду... бог даст, что долго. Понимаешь, я просто не могу. Я уж молчу. Я ведь вчера был в таком виде, что чуть человека не убил.

Сергей недоверчиво присвистнул.

– Вот именно, – сказал Виталик. – Вот был бы хорош. И был бы мне тогда фиг, а не Америка. Смотрел бы на небо в крупную клеточку. И вся биография. Нет, чур меня. Не иначе как бог сохранил...

– Знаешь что, – сказал Сергей с недоверчивым вздохом. – Тебе, дорогой, лечиться надо.

– Да нам всем лечиться надо, – согласился Виталик. – При такой жизни. От нее и лечиться. Это наш главный диагноз.

– Да нет, ну точно надо. Иначе у тебя крыша поедет.

– Ладно, еще один доктор, – отмахнулся Виталик. – Я уже наглотался всяких таблеток по самые уши. Кто меня только не поил. Разве что ленивый не поил.

Сергей угрюмо отхлебнул чаю.

– Кого мочил-то? – спросил он неуверенно.

Виталик отмахнулся.

– Нет, лучше не спрашивай. Потом расскажу как-нибудь. Сейчас даже помнить не хочу... А ты что, вчера звонил, что ли?

Сергей изобразил какой-то извиняющийся жест, то ли почесав затылок, то ли расправил там волосы, и при этом тоскливо скосил глаза куда-то вбок.

– Нет, вот я поэтому и не поехал, – проговорил он. – Я, знаешь, тоже подумал, как я там буду лазать по этой деревне... и на работе б меня просто по стенке размазали, я еще на той неделе отпрашивался, когда в ГАИ ездил, а если еще теперь, так просто бы уволили, ну просто... Мы с Олегом вечером за упокой души пропустили... Олег, правда, Витьку не знал...

– А я так и тоже не знаю, кто такой Олег, – дополнил Виталик.

– Да парень у нас с работы, студент, молодой, из Алма-Аты сбежал к нам сюда... Тормозов в башке нету... Мы с ним пошли на набережную в клуб, потом я его потерял, потом сам отрубился... очнулся в собственном дворе на детской площадке. Ничего не помню. Знаю, что дрался и вроде что победил...

– Почему? – перебил Виталик.

– Рука, – пояснил Сергей, показывая ссадины на кулаке. – Разбита. Значит, дрался. А морда цела.

– Правильно, – согласился Виталик, усмехаясь.

– Вот... Ну, думаю, геморрой мне сейчас Олега разыскивать, а он тут сам позвонил. Он в общежитии Менделеевского института очухался. Говорит, негры одни кругом, он сперва перепугался, что в Африку занесло, но потом пригляделся – ура, вроде Москва.... В общем, надоели они мне все.... Надоели, – Сергей поежился. – Я уже с утра борща жирного поел, алкоголь в крови связал, сейчас мы с тобой как приличные люди на новой машине куда-нибудь поедем... надо завязывать с такой жизнью, ей-богу.

– ... как она у тебя? – спросил Виталик, указывая на серую переливчатую красавицу, когда они спустились на улицу, к расчищенному пятачку среди сугробов, в котором толкались несколько машин, в том числе и Сергеева, выступая из общего ряда длинным капотом.

– Что ты! Я свет увидел! – довольно проговорил Сергей. – С тем, что было, никакого сравнения. Вот только менты теперь чаще останавливают.

– А ты засунь в багажник доску, – посоветовал Виталик ядовито. – Чтоб вытарчивала на метр. И привяжи к ней красную тряпочку от семейных трусов. Тогда ты никаким ментам не нужен будешь.

Сергей озабоченно осмотрел свою собственность (не открутили ли чего, не нацарапали чего-нибудь гвоздем, не дай бог) и стал оживленно рассказывать о ее существовании. Виталик, который водил иногда отцовскую машину, но никогда не имел своей собственной, слушал с некоторым внутренним удивлением, вспоминая, что каждый раз мамина одинокая полубезумная родственница так же повествует о своей собаке. Впрочем, он слушал несколько снисходительно. Он уже знал, был уверен, что в его новой жизни, за океаном, у него будет машина гораздо лучше, может быть, даже несколько машин, и он сможет говорить о них еще трепетнее, и с большим знанием дела, чем Сергей. Они сели, Сергей, не слишком внимательно глядя на дорогу, тронулся с места, и они стали выруливать по дворам, по узкой дорожке между сугробами и гаражами-ракушками. Один раз перед ними пролетел и врезался в мостовую снежок – невидимые дети играли где-то за гаражами. Виталик слушал Сергеев рассказ с удовольствием – на него все эти механические подробности действовали успокаивающе, и еще он с некоторой завистью думал, что Сергею на любых похоронах, на любом самом страшном действе никогда не стало бы плохо, потому что тот по своей счастливой раздолбайской натуре никогда не принимал ничего близко к сердцу, а думал бы о подвеске или о свечах зажигания, или в крайнем случае беспокоился бы о собственном здоровье, но уж точно бы не переживал, может, даже и рыдал бы, но только от жалости к себе, любимому, попавшему в переплет. Тем временем они с некоторым трудом (не пускали) выехали на мутную размытую улицу и двинулись следом за грузовиком, исторгавшим, как змей Горыныч, черный дым из выхлопной трубы. На лобовое стекло летели бурые брызги, дворники размашисто, с легким шуршанием, перемещались то направо, то налево, с трудом справляясь с погодными условиями. Дальше последовало шоссе со сплошным потоком, и Сергей вылез в левый ряд, покрикивая на тех, кто оставался позади, как будто те могли его слышать – он добродушно кричал что-то вроде: "Урод! Куда лезешь? "Москвич", а туда же..." По всему его виду, и по той солидности, с которой он говорил, было понятно, что ему нравится так беседовать с Виталиком и самому при этом чувствовать себя спокойным солидным человеком, точно он вчера в компании своего Алма-атинского коллеги успел уже основательно разувериться в том, что он спокойный солидный человек и владелец иномарки. В общем, оба были довольны как собой, так и друг другом. Тем временем серые, неровно облепленные балконными надстройками, серые коробки закончились, потянулись широкие безлюдные пространства и прямые линии распластанного проспекта, приближался центр. Обогнав кособокий, немытый, похоже, с осени, троллейбус, они свернули следом за ярко-голубым фордом к Белорусскому вокзалу, где по самому краю проезжей полосы носильщик в фуражке катил к такси тележку с чемоданами. Мимо большущего, почти квадратного милиционера у светофора (голубой форд проскочил на желтый свет, и Сергей видимо подавил досаду и желание проскочить за ним следом), по тесной Брестской улице, на которой было свободно полторы полосы, и поэтому раздражал темно-зеленый Ауди, ехавший в опасной близости, борт к борту, и еще норовивший время от времени подать вправо, чтобы не попасть колесом в выбоину, они въехали сперва в тень гостиницы "Пекин", а потом сразу к широкому прогалу Садово-Триумфальной площади и дальше, на Садовое. Виталик, которому не надо было следить за дорогой (впрочем, ему казалось, что и его водитель не слишком за ней следит), с любопытством рассматривал какие-то новые для него, недавно появившиеся вывески, растяжку над улицей, проплывавшие мимо планетарий в глубине квартала, переход на площади Восстания с заждавшейся толпой народа, улицу, ныряющую к Пресне, башню жилой высотки, желтое посольство с очередью от угла, на которое Виталик возлагал такие большие надежды, и впереди, над зевом тоннеля, голубой шар Нового Арбата и вздымающуюся тень Смоленской площади. Глядя на все эти знакомые пейзажи из автомобильного окна, как экскурсант, Виталик не мог отделаться от мысли, что может быть, он никогда уже не увидит этих мест, и что неплохо бы сейчас просмотреть их сознательно, как будто держа в руках ворох открыток, чтобы потом либо запомнить, либо сразу все забыть, как придется. Вынырнув из тоннеля вверх, они взлетели к Смоленской, Сергей повернул направо, на Плющиху, и чуть погодя, свалился вниз, в хитроумную узкую сеть переулков, круто спускавшихся к Саввинской набережной. Виталик сказал, что они не доехали до Мишки, и ему стукнулось какое-то неясное воспоминание о том, что кроме Мишкиного дома они пропустили в маршруте еще кое-что: пока они ехали низом, в колее набережной, потом на мост, над бурой москворецкой водой, навстречу синим бусинам метропоезда, быстро взмывающего совсем перед глазами, вниз к Киевскому, мимо пугающих, как кошмар, бурых заводских корпусов на Бережковской, Виталик вспомнил, что это было воспоминание о пьяном с пивной кружкой, который встретился ему в снежной пурге на Зубовской и сказал ему что-то непонятное, то ли важное, то ли не очень, но сидевшее крючком где-то в ватных глубинах памяти, а что именно, Виталик не мог припомнить. Тем временем их нахально обогнал красный ржавый Опель с задранным хвостом, и чуть дальше над ними нависли промышленные трубы, а по левую руку мерцали узорчатые кресты и сахарные зубцы Новодевичьего монастыря, потом перелетели на подъем Мосфильмовской, свернули в меланхоличные университетские аллеи, и скоро тихо следовали мимо смотровой площадки на Воробьевых горах, с равнодушными коробейниками, матрешками, гирляндами форменных ушанок и неизбежными свадьбами, которых было несколько, одна как раз выгружалась из черных лимузинов с разноцветными ленточками, женщина в распахнутой шубе махала руками и что-то кричала, а краснолицая невеста, в пальто поверх длинного платья, в фате, мела длинным хвостом снежную грязь на асфальте и хохотала, опираясь на руку подружки. Жених в толпе не идентифицировался. Развернувшись, Сергей выехал на мост, и они, не спеша, по безлюдной дороге, направились прямо к подножию туристической журнальной картинки, где слева, надо льдом Москва-реки уверенно стояла массивная громада стадиона, а за ним, вдоль уверенной линии Комсомольского проспекта, уходили вдаль бесчисленные дома и кварталы, упираясь в венчавшую их, в дымке, сетку строительных кранов на месте бывшего бассейна "Москва" и будущего храма.

По дороге они уже решили, какая будет конечная цель на сегодня. Фирма, где работал Сергей, арендовала помещение у дышавшего на ладан академического института, который большинство своих площадей таким же образом сдавал заведениям различного профиля. Сергей знал большинство из них, и в первую очередь ресторан "Дядька Черномор" в полуподвале. Рядом с рестораном на пятачке выкроили охраняемую, обнесенную драной рабицей стоянку, где можно было оставить машину, а завтра вечером спокойно уехать на ней после работы. Сергей довольно часто так и поступал.

В "Дядьке Черноморе" они засиделись надолго. Ресторан, располагавшийся то ли в бывшей лаборатории, то ли на складе, не отличался обстановкой, и требовательная публика сюда не ходила. Все, что смогли себе пока что позволить хозяева, это поставить при входе деревянную усатую скульптуру (судя по стилю, унесенную с детской площадки) и закрыть потеки на стенах разухабистой росписью, изображавшей каких-то неопределенных тварей в чешуе. Обслуживающий персонал был многочислен, бестолков и нетороплив. Но кормили вкусно, цены были невысокие, и Сергей охотно рекомендовал ресторан всем знакомым.

Сейчас народу в полутемном зале почти не было. Негромко поигрывала запись группы "Дюна". Мимо, не обращая на вошедших никакого внимания, прошла объемистая официантка в белой кофточке навыпуск и обтягивающих коротких штанишках наподобие рейтуз. Прошла и скрылась в недрах кухни. Долгое время никто не показывался, и Виталик отпускал издевательские замечания, вертя пепельницу в центре стола. Потом откуда-то вышел коренастый южный человек в рубашке с засученными рукавами. Человек задумчиво оглядел зал. Посетители для него не существовали так же, как и для официантки. Человек озабоченно поправил занавеску на окне, смахнул крошки со стола, после чего на его озабоченность на его лице сменилась довольным любованием. То, что он видел перед собой, ему нравилось. Затем он снова нахмурился, и на его лице появилась какая-то мысль. Он неторопливо ушел за перегородку, вышел оттуда в пепельницей в волосатой руке, приблизился, убрал со стола, за которым сидели Сергей с Виталиком, абсолютно чистую пепельницу и заменил на точно такую же принесенную. После чего снова видимо успокоился и удалился. Изумленный Виталик проводил его глазами.

– Видишь, спокойно, – пояснил Сергей. – И братков здесь никогда почти не бывает. А как-то мы сидели в гостинице "Севастополь", туда какие-то отморозки ворвались, из автомата начали стрелять. Все сразу на пол, и я сам ловлю себя на мысли, что и на пол ложиться вроде как несолидно, ну взрослый вроде бы человек, и сидеть тоже вроде как очень неуютно...

– И что? – спросил Виталик с интересом.

– Пришлось лечь, – сказал Сергей со вздохом. – Хорошо, они в другой угол целились.

Из-за перегородки наконец-то появился тощий официант в болтающемся костюме и с отсутствующим лицом, неся под мышкой поздравительный адрес с вложенным листком лаконичного меню. Виталик через стол швырнул папку Сергею.

– Ты лучше знаешь, как они готовят, – сказал он. – Выбери что-нибудь коронное. Чтоб не отравиться сразу.

– Чтоб не отравиться... – пробормотал Сергей, щуря глаза. – У них тут только повар тут с закосом. Все никак с гор родных не спустится. Берешь хачапур какой-нибудь – во рту тает, долма – великолепная, борщ простой – никакой, пельмени – тоже никакие, холодец – вообще голимый желатин... Ну вот смотри: салат столичный...

– Боже сохрани! – отмахнулся Виталик. – Мы же не дома новый год встречаем.

– Ага. Квашеная капуста с клюквой... Свекла с чесноком... Ты сегодня целоваться будешь?

– Не исключено.

– Не исключено. На фиг свеклу... Корейская морковь... (О нет... – простонал Виталик.) Да не убивайся, она у них не острая. (Тогда вообще смысла нет, – проговорил Виталик). Сельдь в горчичной заливке... (С костями, – подсказал Виталик. – Это мы уже много раз проходили. Полчаса тратишь на то, чтобы вытащить из нее все кости!)

Сергей прыснул.

– На тебя не угодишь. Рисовый салат с крабовыми палочками... (Знаю, знаю, при из рыбной трухи.) Заливное с хреном... (Заливное что? ) Не что, а с хреном! (Да нет, кого заливали?) Ну тебя! (Да нет, это ну тебя! Читай что-нибудь порядочное!) Ну, хорошо: куриные крылышки фри...

После долгих споров набрали много пива – в виде компромисса – и взяли к нему креветок и куриные крылышки. Официант попался феноменально рассеянный и постоянно путал, что ему говорили. Виталик отпускал в его адрес бесцеремонные замечания, и Сергей каждый раз принимался извиняться, как будто официант приходился ему родственником. Тем временем в зале появились еще две молодые пары. День был облачный, темный, и поэтому, как только занялись сумерки, все тот же южный человек, неторопливо возникнув белым рубашечным пятном, зажег плоские свечи на столах. Стало уютнее. Несколько раз появлялась в своем полустиптизерском наряде официантка, стремительно пролетала по залу, но ничего заметно не делала, и поведением никак не оправдывала форму одежды, подходящую больше для притона.

Они обсудили много важных тем. Виталик рассказал подробно про вчерашнюю поездку, которая под пиво, крылышки, нелепых официантов и присутствие Сергея, словно при другом освещении или при смене угла зрения, уже не казалась такой невыносимо страшной. Умолчал он только о Людмиле Павловне, о которой никто из Виталиковых друзей вообще ничего не знал. Сергей в свою очередь рассказывал о своих планах. Он намеревался заняться бизнесом. На этот счет у него было несколько идей, и он убеждал Виталика войти в долю и никуда не ехать, а Виталик вздрагивал, вспоминая, что еще совсем недавно один такой бизнесмен, еще живой и здоровый, тоже делался с ним своими планами на будущее, а теперь от него даже фотокарточки не осталось.

– Это тебе с моей Иркой на эту тему говорить надо, – сказал он, вспомнив свое вчерашнее впечатление от бывшей жены. – Вот уж кто любой бизнес поднимет одной левой. И глазом не моргнет.

– А потом зарежет, – воскликнул Сергей, отмахиваясь. – Шутишь, что ли?

Таким образом, Иркина кандидатура была отвергнута. Когда их беседа плавно перетекла с деловой тематики на более легкомысленные вопросы, Сергею пришло в голову осмотреть развлекательные оазисы, невидимо для посторонних глаз внедренные в научную среду. От кого-то из сослуживцев он слышал, что зарплату здесь, как и в других аналогичных заведениях, подолгу не платили, и местный коммерческий директор тихо и неуклонно расширял институтский плацдарм для деньгодобычи под предлогом необходимости внедрения рыночных отношений. Вряд ли самому институту доставались хоть капли из этих источников, но в том, что они скрыто существовали, сомневаться не приходилось. Когда дело клонилось к завершающим аккордам в виде требования счета, Сергей резким выбросом руки тормознул официантку, которая в который раз, покачивая, как флагами, полами кофточки, амплитудно колыхавшейся в такт ее шагам (Виталик облегченно вздохнул, увидев, что Сергей по крайней мере не стал хватать руками объект, несмотря на вызывающе удобные очертания).