Текст книги "Темный оборот луны"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Послышалось какое-то Максово бормотание ("там Комаров приперся...") и хихиканье, но тут зазвонил телефон.

– Что, Леша? – спросил Толя громко. – Что? Опять большая и чистая любовь? Да-да, Лех, ты все-таки только выпроваживай ее скорее и приезжай. По дороге возьми хлеба... и ветчины какой-нибудь... мяса по-татарски возьми! И еще возьми на вечер... Ну... Урсуса возьми, и шампанское. (Толя, – сказала Таня, щелкая чем-то, кажется, клавишами на калькуляторе. – Шампанское у нас есть.) Вот меня тут поправляют – два Урсуса и шампанское...

– Пусть мне журнал "Огонек" привезет, который у него в туалете лежит! – закричал Макс. – Я не дочитал.

За перегородкой еще послышались шаги, кто-то переходил из одного помещения в другое, где-то рядом пискнул компьютер, в другом месте затарахтел факс. Из дальнего угла послышались негромкие голоса, и Инна отчаянно напрягла слух.

– Вадик что-то поторопился... – говорил Толя задумчиво. – Взял бы кого-нибудь из наших... А то гляди: аспирантка ему понадобилась. На отгрузки... Свихнулся совсем на этом образовании. Сам до десятого класса был двоечником, это его отец потом с репетиторами вытащил. Нужно оно? Я сейчас пять дипломов себе куплю. Я вон уборщиц найму с двумя высшими образованиями, и рассекать будут как миленькие... – А кого? Ну кого наших? – отвечал Влад. У него был низкий рокочущий басок. – Не знаю. Кольку хотя бы. – Да не возьмет он Кольку. Что он, ненормальный? Мало мы с ним – и с тобой, кстати – этого Кольку вытаскивали из ментовок, из притонов, отмазывали от суда, лечили от триппера... И где он сейчас? Я о нем уже полгода не слышал. Может, он уже на зоне, или у бандитов, да мало ли где... – Зато Колька, – возразил Толя, – когда в здравом уме, он тебе все, что надо, сделает, и спокоен будешь... – А много он пробудет в здравом уме? Недельку продержится, потом сорвется, месяц мы останемся без отгрузок, и Аркадий потом на пересылке будет рассказывать, как у него обстоятельства сложились. – Да Аркадий-то... Он и так сидеть будет столько, что сидеть устанет. – А кого еще? – Ну, может, вон, Ладу, мало ли, вдруг она бы захотела...– Влад как-то странно рассмеялся. – Да брось ты. Здесь она будет меньше получать, чем в своей дизайнерской студии. И зачем?.. Да и не пойдет она. Прошли те времена...

Инна про себя уже возненавидела Толю. Новая работа ей совершенно не нравилась, но попытки лишить ее этой работы она уже воспринимала болезненно.

– Мало ли... – продолжал Толя, не спеша. – Может, Павлик сам бы захотел... – Слушай, ну чего ты, – пророкотал Влад. – Я, конечно, понимаю, любимая, и все такое... – Да где там... – Ну вот. Она же к тебе всегда тянулась больше, чем к остальным. Только ты не женился на ней, а Павлик женился. А ты женился бы?... – Да что я, дурной? И потом брак... брак это святое. Я когда Ленку увидел, то сразу понял, что это раз и навсегда. Это на небесах совершается. – Вот видишь, а он не испугался. И жили себе хорошо. И не надоедали друг другу, и все друг про друга знали... и иногда разнообразили себе жизнь. – Я знаю. – Ну и я тоже знаю. Самое главное, парень у них хороший растет. – Хороший парень, – подтвердил Толя. – Правильный парень, и никаких подробностей он о родителях не знает, да и твои дети тоже не знают, и никаким детям о родителях лучше подробностей не знать... Ну, так какая разница тогда?.. Из Вологды звонил кто с утра? – Из Вологды нет, из Юхнова звонили, я им долго пытался объяснить, что такое диэйчэль, они не поняли, потом спросили тебя... они тебя вообще сильно зауважали, с тех пор как я им сказал, что ты в Макдональдс обедать поехал, – Толя захихикал, – для них это верх шика... – Когда это я в Макдональдс ездил? Я такого не помню. – Может, и не ездил, а кто-то по телефону сказал. – Да я вообще не езжу в Макдональдс! Чтоб я платил свои деньги за бутерброд с котлетой, пусть он даже черт знает как зовется? Из него вечно все высыпается... и еще рот открывать надо... не барское это дело. А этот их Геннадий Андреевич он вообще с приветом, он тогда приезжал, все Макса норовил за талию обнять, потом в ванную к нему чуть не залез... – захихикали оба, Таня крикнула: "Влад, будешь с автобазой разговаривать?", Влад взял трубку и принялся так ругаться, что Инна вздрогнула и со всей силы постаралась не прислушиваться к тому, что говорят. Потом еще кто-то ходил, хлопал дверью, еще звенели телефоны, а Инна собралась с мыслями и, стараясь не обращать внимания на окружающее, как заведенная принялась забивать данные в компьютер. Накладная... еще накладная... еще накладная... Она оптимизировала свои действия до самого легкого движения. Пачка бумаг на телевизоре быстро таяла, в то время как пачка на подоконнике – прошедшая через Иннины руки – росла. Часа через полтора у нее заболела правая рука – та самая, которую она протягивала, чтобы взять очередной листок. Инна взглянула на часы и выделила себе десять минут на отдых. За окном уже не было ни собаки, ни ее наблюдателей, на скамейке мирно сидела бабушка в сером платке, а ребенок лет пяти в двух метрах от нее со всей силы топтал ногой алюминиевую банку. Банка не поддавалась, но ребенок был терпелив. Входная дверь открылась – как-то неуверенно – и Инна мельком заглянула в зеркало. На входе стояла бледная молодая женщина в коричневой нутриевой шубе, без шапки, с темным коротким каре, и покусывала обветренную нижнюю губу. Лицо у нее было спокойное, под глазами и в уголках губ – темные тени.

– О! – раздался радостный возглас Макса. – Лада пришла!

Женщина сделала шаг вперед и пропала из вида.

– Привет, – послушался ее хрипловатый голос. – На, возьми. Это Пашин. Он виноват перед тобой...

– Эээ... – сказал Макс и что-то испуганно забормотал, но тут деловито вступил Толя: – Лада, здравствуй! Проходи. Таня, поставь чай. И к телефону подойди.

– Там факс... – робко проговорила Таня.

– Потом, – сказал Толя с нажимом. – Садись. Шубу снимай, дай, я повешу.

Стало тихо – совершенно тихо. Инне стало любопытно, что там происходит, она встала, подравняла оставшуюся на телевизоре пачку и как бы мельком заглянула за пределы перегородки. Толя и Лада сидели рядом на мягком офисном диване, едва не соприкасаясь лбами – а может, и прикасаясь, Инна не успела разглядеть.

– Что я могу сделать? – сказал Толя. Лада молчала. – Хочешь, я к тебе приеду? Или кто-нибудь из ребят?

– Нет, – ответила Лада, встала и задумчиво повернулась к окну. – Я сейчас должна сама с этим справиться.

– Как Денис? – спросил Толя (Лада ответила молча, каким-то жестом). – Хороший у вас парень, только сейчас с Владом говорили... Ни у кого из нас бы такой не получился...

Ответ снова был молчаливый.

– Нда... – продолжал Толя. – Мне кажется, я тебя понимаю... Давай выпьем немного. Может, шампанского открыть?

– Нет, – сказала Лада.

– Хорошо. Таня, дай нам водку и две рюмки.

– Таня? – спросила Лада, как будто ей представили давно знакомого понаслышке человека. – Выпей с нами, – попросила она.

– Возьми себе рюмку, – скомандовал Толя. Звякнуло стекло, дверь со всего размаха раскрылась, и на пороге возник невысокий круглый запыхавшийся человек, еще в облаке морозного пара.

– Ла-ду-сик! – заорал он с порога. – Ла-доч-ка! – тут же он обратился к кому-то другому, потрясая пакетом: – Не было Урсуса, я Гжелки кристалловской взял.

– Где брал? – спросил Толя придирчиво, сразу отвлекаясь от Лады.

– На набережной, – сказал человек, удивленно разводя руками.

– Врешь все. Небось, паленая.

– Поди спроси, – обиделся пришедший. – Тебе продавец подтвердит. Что я, себе враг, что ли... А вы тут уже пьете? А сами приезжай, приезжай... работать надо. Вот так вы и работаете.

– Уйди, Леша, – сказал Толя раздраженно. – Вообще: позовите этого дурака из туалета! Он уже полчаса как туда пошел. Что он там делает, моется, что ли? Скажите, Лада пришла.

– Это ты кому? – спросил Макс с любопытством.

– Тебе, например.

Макс вздохнул и подошел к двери.

– Влааад! – закричал он куда-то в коридор.

Издалека раздался голос Влада, постепенно приближаясь.

– Что ты орешь, и так тут люди жалуются, молодой бизнес, говорят, у Вас тут больно голосистый... Здравствуй, Лада. Сейчас пойдем. Таня, набери.

– Н-не трогайте Ладу вашими грязными лапами, – сказал новоприбывший Леша. – Лада – лучшая женщина...

– Успокойся, никто не трогает, – сказал Влад. – Алло, Вадим. Здесь Лада. Сейчас придем.

Делегация из трех человек – Лада, Толя и Влад – куда-то ушла. Из-за перегородки послышалось оживленное хихиканье новопришедшего Леши.

– Ну, как она? – спрашивал он. – Ничего, я смотрю, она держится... молодцом! А я представляешь, сегодня просыпаюсь, ну ничего не помню, слышу, в ванной шумит, я думаю, кто это у меня в ванной моется, и не помню, хоть убей, представляешь... Ну, так я же тоже старался, я даже причесочку сделал на одном месте...А этот сразу работать, работать... прям он тут над всеми начальник. Пальцы он тут будет мне раздвигать... А я еще сейчас все палатки обошел, там одни черные торгуют, а ты же знаешь, я только у русских покупаю из принципа...

– Она мне отдала его крест, – сказал Макс скорбно и явно не слушая, что ему говорят.

– Какой крест? – не понял Леша. – Кто она?

– Лада, – пояснил Макс еще более упавшим, чуть не рыдающим голосом. – Она мне сейчас отдала его крест. Представляешь, что за шутки? Я прям чуть не упал. С покойника крест... и что мне теперь с ним делать?

Леша активно думал. Даже через перегородку, флюидами передавались его мысленные усилия.

– А чего с ним делать, – сказал он наконец. – Не знаю... на шею повесь.

– А свой я куда дену?

– Не знаю... я весь этот ритуал как-то... свой на могилу положи.

– Как это на могилу? Чтобы он бомжам достался? Он золотой! Кстати, а этот какой...

Леша еще подумал.

– Ну, в землю там зарой.

– Спасибо! Спасибо тебе, Леша! Чтоб я там в могиле ковырялся, да? Ну, молодец, спасибо тебе.

– Да, а Пашка как чуял, – проговорил Леша задумчиво. – Крестился-то...

– Ты чего говоришь! – чуть не закричал Макс. – Чего он там чуял? Он крестился год назад! А я – полтора! Скажешь, я тоже, да?... Ну, спасибо тебе, Леша, спасибо на добром слове...

– Чего ты психуешь, – сказал Леша добродушно. – Выпей вон там чего... валерьянки вот выпей.

– Нет уж, – сказал Макс мрачно. – Я с нее только хуже дергаюсь. Мне бы сейчас мозги замутить конкретно, но эти же все командиры большие, мы же негры для них, работать и все...

Дверь распахнулась, и на косяке повис, не заходя, Вадим Александрович собственной персоной.

– Памятник на шоссе поставили? – рявкнул он.

– Нет... – протянул Макс удивленно. – Какой там памятник... Там снегу два метра... и земля мерзлая.

– Ничего не знаю. Это друзья называются! Чтобы послезавтра на двадцать седьмом километре памятник стоял, что хотите делайте, хоть зубами землю ковыряйте. И венок чтобы повесили! Хороши...

Он хлопнул дверью и исчез.

– Во, видал, – сказал Макс возмущенно. – Он крутой. Вот сам бы бригаду и послал. На что он нужен вообще, этот памятник, я не понимаю? Удивили кого. Да в Подмосковье на каждом километре дороги по памятнику, и так на дачу еду, как по полю битвы, дергаюсь. И еще мы тут добавим.

– Распорядился, – подтвердил Леша. – А сам хоть бы с нами вчера посидел, хоть рюмку выпил. Западло ему с братвой... Этот его Дима, лицо приближенное, квартиру себе на одних откатах построил, а старым друзьям черта лысого... И Надька его, стерва, вообще не здоровается. С кем он там сейчас? Что там у него за авторитеты?

– Говорят, Комаров сегодня, – сказал Макс и захихикал, Леша тоже засмеялся.

– Во-во. Нашел себе партнера. Это ты чего делаешь?

– Да фуру ищу с утра!

– Ну-ну, валяй, ищи. Мне никто не звонил?

– Не знаю. По-моему, никто... Подожди, Лех, у меня с утра голова...

– Да у тебя всегда голова больное место, – Леша опять тихо захохотал чему-то своему. – И главное, представляешь, совсем уже, в собственной квартире просыпаюсь и думаю: я где?..

Инна вздохнула и поднесла замерзшие руки ко лбу. Снова сосредоточилась и принялась за накладные. От строчек на компьютерном экране у нее уже рябило в глазах, но она была так разозлена всем виденным, слышанным, и главное, обижена тем, что у нее теперь такая идиотская работа, и похоже, что возврата к нормальной работе уже не будет. Ей хотелось плакать, но она попыталась справиться с собой. Откуда-то запахло кофе. Она не обращала внимания, не обращала внимания больше на входную дверь, и только протягивала руку, брала листок, набивала данные, сохраняла, перекладывала листок на подоконник, опять за новым... Она позволила себе расслабиться только когда вся стопка на телевизоре закончилась. Инна потянулась и выгнула затекшую спину. Руки устали, ноги устали, хотелось есть и хотелось в туалет. Из еды у нее был в сумке бутерброд, который положила мама, но ей неудобно было есть прямо здесь, за рабочим столом, всухомятку. Она прислушалась – было тихо. Она осторожно выглянула из-за перегородки – никого не было. Прикрыв за собой дверь, она вышла в коридор, подумала, не следует ли запереть дверь, и решила, что ключей у нее все равно нет, а выходить из помещения ей никто не запрещал.

Она прошлась по этажу, исследовала весь – довольно обшарпанный – коридор, выяснила, что где находится, нашла крохотный и традиционно грязный туалет, с наслаждением вымыла руки, постояла у окна, глядя на переулок (мимо, не торопясь, проехала машина с посольским флажком, Инна покопалась в памяти, флажок не идентифицировала и решила, что бразильский, из теплых стран). Делать больше было нечего, сидеть на туалетном подоконнике глупо. Инна вышла, поднялась на третий этаж, к отправной точке – приемной. В приемной по-прежнему пахло парфюмерией – только уже другой, загорелая Надя грызла яблоко, а какая-то женщина средних лет стояла у факса и изучала длинный, не спеша выползающий оттуда свиток. На ней был темный джемпер с большой блестящей брошью – то ли стекла, то ли бриллианты, Инна не отличала одно от другого. Обе повернули головы к Инне в безмолвном вопросе.

– Мне к Вадиму Александровичу... – проговорила Инна.

– Вышел, – ответила Надя равнодушно.

Инна, не ожидая приглашения, уже уверенно опустилась на диван, где утром помещался зеленый Комаров.

– Врут, все врут! – возмущенно говорила женщина, разглядывая факс. – Ладно они налоговой врут, но чтоб нам так врали... Ну вот платежи... откуда? У них денег-то таких на счете нет.

– Да они по привычке, – сказала Надя.

– Вадим им устроит привычку, – сказала женщина.

На пороге возникло нечто – молодой человек с красным, как свекла, лицом, растрепанными волосами, в желтой шелковой рубашке, малиновой жилетке, с галстуком, сбитым набок. Молодой человек ожесточенно смотрел в одну точку, и было видно, что ему очень плохо, настолько плохо, что даже двигать глазными яблоками ему трудно и не хочется.

– Здрассте... – хрипло выдохнул он. Женщина у факса ахнула.

– Дима! Что с тобой? – спросила она.

– Ох... – проговорила Дима заплетающимся языком. – Вчера Федю провожали... Прровались... – он замолк, не закончив фразы.

– Дима, к тебе какой-то парень приезжал, – сказала Надя официальным тоном. – Оставил пакет. Сказал, что в нем двадцать тысяч долларов. Он там, в шкафу лежит, на полке.

– Проверила? – выдохнул Дима, напряженно поднимая руку и массируя затылок.

– Что? – не поняла Надя.

– Проверила, что доллары? Может, там бомба.

Надя испуганно подскочила на месте, и вся ее официальность разом исчезла.

– Нет... – пролепетала она. – А может...

– Она такого цвета... – проговорил Дима женщине, указывая рукой на Надю. – Я торчу... Двадцать тысяч... – он полез в стенной шкаф и вытащил полиэтиленовый пакет. – Этот? – открыв пакет, он попытался поднять его содержимое на уровень глаз, чтобы не шевелить головой.

– Ну что? – проговорила Надя тревожно.

Дима смотрел в пакет и шевелил бровями, пытаясь сфокусировать взгляд. Получалось с трудом. Надя вытянула шею и не сводила с него глаз.

– На этот раз не обманул, – ответил наконец Дима, опустил руку и поволокся обратно к выходу.

– Хочешь, я тебе алка зельцер дам? – предложила женщина ему вслед.

– Ааа... – прохрипел Дима, махнув рукой с пакетом. – Мерртвому припарки... – выйдя в коридор, он ногой распахнул дверь напротив, и оттуда послышался его голос: – Девки! Баксы принимайте... – видно было, как он вытряхнул содержимое пакета на чей-то стол, повернулся и медленно потащился куда-то по коридору, охая и помахивая пустым пакетом. Деньги остались лежать кучей – там было несколько пачек, перетянутых резинкой, но какие-то пачки, видимо, еще и развалились, доллары разлетелись россыпью (часть, наверное, улетела и на пол, но этого Инна не видела).

– Печень убьет, – сказала женщина печально, проводив Диму взглядом. – Господи, что за работа? И молодые совсем...

Она оторвала от факсового аппарата бумажную ленту и ушла. Успокоившаяся Надя выбросила в корзину огрызок, скучно посмотрела на Инну и углубилась в компьютер. Только сейчас Инна по ритму нажатия мышиной кнопки поняла, что та играла в какую-то игрушку.

– Что, деньги принесли? – раздался голос Вадима Александровича. – Ну-ка дай мне.

– Сколько, Вадим Александрович? – спросил женский голос.

– Не знаю. Сколько-нибудь дай.

Заглянув напротив, Инна увидела, как Вадим Александрович сгреб рассыпавшиеся из пачки деньги, засунул их в карман и направился в приемную. Инна поднялась ему навстречу.

– Ты что тут делаешь? – спросил он.

– Я... я хотела узнать, что дальше делать, – проговорила Инна. – Я все закончила.

– Это ты не ко мне, – сказал Вадим Александрович, следуя мимо. – Ты по всем вопросам к Владиславу обращайся, он тебе все скажет, что делать. Видела Владислава? Вот к нему, – он без остановки прошел к себе в кабинет, и Инна услышала, как он там кому-то говорил: – Вот так работать надо, понятно? А то только и ноют: я не успеваю, я не успеваю... Там отгрузки были за неделю! Вот так! Бездельники!

Дверь с грохотом захлопнулась. Инна осталась стоять как столб. Надя посмотрела на нее с сочувствием.

– Позвонить Владу? – спросила она.

– Да нет... Я сама... – проговорила Инна и пошла обратно. Она была потрясена таким динамичным стилем поведения, и вообще тем, как легко Вадим Александрович принимает решения. У них в институте давно уже оставались только такие мужчины, которые не могли без долгих мучений решить, на какую ногу первым одевать ботинок. И выглядел он потрясающе. Она представила себе, как со стороны смотрится она сама по сравнению с теми же Надей или Таней, и с горечью поняла, что конечно, такой человек никогда не обратит на нее внимания. Она медленно спустилась по лестнице – уже начинало смеркаться, и в переулке зажигали фонари. Вернулась на свое рабочее место, отыскала Влада и сказала, что порученное ей дело закончено. Влад рассеянно согласился (он изучал инструкцию к какой-то технике – к видеомагнитофону, кажется), предложил выпить без особой настойчивости (на столе была порезана какая-то колбаса, лежали ломтики апельсинов, пахло кожурой, и стояли водочные бутылки) и, когда Инна отказалась, отослал изучать модем, который в ближайшее время должен был понадобиться. Инна медленно пошла и села в свой закуток. Изучать модем она не собиралась – слишком устала, да и помнила возглас Вадима Александровича, значивший, что она и так перевыполнила норму. Она зажгла настольную лампу, нашла в компьютере пасьянс и стала играть. Тем временем пришел откуда-то Толя и доложил: – Проводил, все в порядке. – Замерз? – спросил Влад. – Да почти, согреться надо. – Я тут вот вспомнил... – мечтательно протянул Влад. – Помнишь, ты к нам ее привел? Вам тогда пойти было некуда. У нее ведь тогда уже грудь была размера четвертого... – Да, наверное. – Тише вы, – призвала Таня. – Вас же там слышно, наверное. – Ничего не слышно. – Что-то ты загнул насчет четвертого, – возразил Леша. – Ты откуда знаешь? Ты же с нами тогда не ходил, хочу, говорит, большой и чистой любви, мне ваша грязная не нужна. Ты за этой бегал – лупоглазой. На выпускном вечере еще по кустам за ней гонялся, чуть не изнасиловал. – Я был пьян. Я был так пьян, что не мог никого изнасиловать. И вообще, я от выпускного помню только речь директора, и больше ничего. – Ага. Я зато помню. Хорошо, хоть заранее аттестат дали. – А куда бы делись?.. – Да как же я с вами не ходил? Я ходил. Я помню, мы у нее в квартире презервативы кидали с балкона, а прятали в лифте... – Да тише вы!.. – Это уже на первом курсе было. – Разве? – Ну вот, я ж говорю, склеротик. – Ну что? – раздался громкий всхлип Макса. – Началось. Кто следующий?.. – Озверел, что ли? – возмущенно закричал Леша. – Я спать не мог всю ночь... Прилег... На жену наорал... – А ты задницу меньше подставляй!.. – Не дождешься!... – Да нужен ты мне! – Кончай шуметь! – С ума сошли? (это Таня). – А что он каркает? – Этому больше сегодня не наливать (это Влад). – А чего?.. И вообще – один раз не педерас... – Ох, заткнись ты, ради бога... Ну, все, сейчас он "шумел камыш" петь будет... – за перегородкой так вкусно пахло, и стучали стаканы, что Инна полезла в сумку, вытащила свой засохший бутерброд и принялась есть, отламывая по маленькому кусочку.

Раздались шаги, и кто-то подошел совсем рядом – Инна подумала, что к ней, и привстала. Оказалось, нет – брякнула вешалка о металлическую палку. Кто-то одевался, и уже послышалось удивленное: ты куда это?

– Куда – домой, – раздался Толин голос. – Таня, ты извини, я пойду. Мне жена еще в обед звонила и сказала, что если вечером секса не будет, она меня из дома выгонит.

Инна вспомнила, что действительно был днем какой-то звонок, когда говорящий все время повторял в трубку: да, солнышко, конечно, солнышко, целую, солнышко...

– Да мы тут сами все старые импотенты, – высказался Леша, хотя обращались к Тане. – Водочки попьем и пойдем...

Инна пугалась все больше и больше. Ей представилось, что сейчас в этом помещении будет жуткая пьянка и всяческие безобразия, которые она даже не могла себе представить, поэтому боялась еще больше. Она уже мысленно подбирала те слова, которыми она выскажет Гале свои впечатления о новой работе и новых сослуживцах. Тут Толя заглянул к ней в уголок, вежливо проговорил: "всего хорошего" и исчез, прикрыв за собой входную дверь. Инна посмотрела на часы, на темное окно, и пришла к выводу, что если один кто-то пошел домой, то уже можно уходить и другим. Она поспешно выключила компьютер, набросила пальто и робко выползла на свет к общему столу, за которым уже сидели все присутствующие. Влад посмотрел на нее хмуро и недовольным голосом отпустил, призвав утром не опаздывать, а Леша уже в спину предложил неубедительным голосом составить компанию, но Инна уже с ужасом вылетела в коридор (вот, западло с братвой... – протянул за ее спиной Леша, но беззлобно, и кажется, его осадили).

Через несколько минут она уже была на свободе и шла по темной Остоженке к метро, вдыхая морозный воздух, спокойно ощущая сильный голод и оплакивая про себя свое нынешнее положение, свой полумертвый институт, в котором ей так нравилось, свою диссертацию, которая никому не была нужна, своего научного руководителя, ушедшего торговать АОНами, научных сотрудников, разбежавшихся кто куда... На углу, закутанная пуховым платком, стояла женщина и торговала мерзлой, твердой, как булыжники, хурмой, покрытой изморозью, и Инне подумалось, что и кто-нибудь из ее института может сейчас вот так стоять, и она могла бы... Что ей делать и как ей существовать в новом коллективе, как и на каком языке с ним общаться, она не представляла. Велика была вероятность того, что эти люди ее попросту выгонят. Работа не нравилась тоже. Как может вообще нравиться такая работа? У машинистки и то осмысленней... В общем, все было плохо. Мороз стоял такой, что руки мерзли даже сквозь перчатки. В полиэтиленовом костюме было холодно. Одно только светлое пятно виделось ей в данной ситуации – это Вадим Александрович. Чтобы совсем не расстраиваться, Инна стала думать о нем. Вадим Александрович, следуя ее мечтаниям, выплыл из вороха недавних впечатлений и зримо предстал в памяти, отливая мышиным пиджаком и благоухая духами, с пачкой долларов, небрежно смахнутых со стола в карман. Похоже, это и правда было нечто стоящее, способное хоть как-то заместить в ее стремлениях образ кандидатского диплома. Инна вздохнула, понимая, что задача на этот раз сложнее, но ей столько раз говорили в аспирантуре, что она способная, что она может добиться своего... Ничего, решила она, тут наверняка существует какой-то алгоритм... надо посоветоваться с Галкой, она опытнее... И, рассеянно глядя на грильмастера, мирно спящего в окружении своих куриц с поджаренной, налитой соком корочкой, которые плавно вращались вокруг вертельной оси, (очень хотелось курицу, но денег не было) она перешла улицу и спустилась в метро.

Виталик, не торопясь, бродил по переделанному в большой магазин павильону ВДНХ. Все пространство под крышей было поделено стойками на множество отсеков, каждый из которых специализировался на своем собственном направлении. Виталик уже посмотрел на очки (ему ненужные, так со зрением у него было все в порядке), на швейные машинки (не нужные тем более, так как в семье даже мама шить не умела), на сувениры из поделочных камней (топорные ониксовые вазы и малахитовые часы с державной претензией), и задержался в отделе, торгующем фотоаппаратами. Народу в середине буднего дня было очень немного, продавец, нахохлившись в куртке, скучал и елозил металлическими ножками стула по мраморному полу. Виталик наклонился над аппаратом, который его привлек его внимание. Напротив, по другую сторону стойки замерло нечто бежевое, но Виталик не проявлял интереса к посторонним зевакам, и поднял голову, только когда женщина в шубе внятно и иронично произнесла: – Привет, дорогой.

Виталик выпрямился. Женщина в длинной норковой шубе стояла за разделяющим их фотоаппаратом и слегка покачивалась на каблуках. Капюшон шубы был откинут, корундовые сережки в ушах покачивались в такт ее движениям. Нахмурившись, Виталик поздоровался и остался молча стоять, показывая, что раз она заговорила, то пусть и продолжает разговор.

– Прицениваешься? – спросила женщина, указывая глазами на фотоаппарат. – Покупать собираешься?

– Нет, – ответил Виталик. – Просто смотрю. Мне незачем покупать. Я скоро уезжаю.

– Далеко? – поинтересовалась женщина.

– В Америку.

– Аа, – сказала женщина, не удивившись, и только чуть приподняв бровь в знак того, что информация услышана. – А в Америке такими штуками что, не пользуются?

– Пользуются, – сказал Виталик. – Их там даже продают. Что с собой барахло тащить за океан?

– Ясно, – сказала женщина. – Выходит, ты, наконец, исправил свою тройку по английскому?

– У меня четверка была, – сказал Виталик.

– Ну, какая там четверка, – сказала женщина, кидая взгляд на соседний аппарат и делая вид, что он ее интересует. – С большой натяжкой, друг мой, с большой натяжкой...

– Тебе откуда знать, – сказал Виталик, двигаясь за ней. – Ты вообще ни слова не знаешь.

– Не груби, – сказала женщина. – Не я же еду.

– И вообще мне там язык на первых порах не понадобится, – сказал Виталик. – Я буду работать в конторе, где русских больше, чем аборигенов. У нас там сейчас почти вся группа институтская сидит.

– Ясно, – сказала женщина, продолжая медленное движение вдоль стойки. – Но не обольщайся. Все равно придется активно учить местный и так же активно забывать родной...

– Ну, родной забывать необязательно, – сказал Виталик.

Женщина быстро подняла на него темные глаза и посмотрела в упор пристально, с каким-то отсутствующим выражением.

– А иначе какой смысл? – спросила она. – Зачем тогда ехать? Зачем груз за собой волочить. Нет, тогда уж надо быть американцем на все двести процентов...

– Необязательно, – сказал Виталик агрессивно.

Женщина вяло отмахнулась.

– Ох, опять этот детский лепет...

– Чтобы жить по-человечески, – сказал Виталик. – Здесь я не нужен. А там нужен. Там для меня даже целую проблему двухтысячного года придумали, слышала?

– Для тебя? – спросила женщина с интересом.

– Не для меня лично. Для таких, как я.

– Для таких, как ты, нужно ремня хорошего и соску, – возразила женщина невозмутимо. – И проблем никаких не надо, ни двухтысячного года, ни трехтысячного... А что за проблема? Без вас двухтысячный не наступит?

– Не наступит, – сказал Виталик, разозлившись. – И еще хочется жить в нормальной стране, – он сделал акцент на прилагательное. – Где нормальные люди живут.

– Ну, с нормальными людьми ты не договоришься, – сказала женщина. – С ними тебе делать нечего... Нда, ничего я не понимаю в этих стекляшках – сказала она с сожалением, попытавшись прочесть данные об аппарате, написанные на прислоненной к нему картонке. – Для меня все это темный лес... Понапишут, сами не знают чего. Да и дорого, по-моему. Пятьсот убитых енотов – за какую-то фитюльку... Это хороший агрегат? – она ткнула пальцем в стекло на уровне объектива.

– Нормальный, – сказал Виталик. – Я сам не знаю, я не фотограф.

Женщина рассмеялась сама себе и снова подняла глаза на Виталика.

– Значит, ты сейчас сидишь на чемоданах? – спросила она.

– Да нет пока, – сказал Виталик. – У меня еще и документов нет. Пока работаю.

– Здесь? – женщина указала пальцем на потолок и описала дугу.

Виталик отрицательно покачал головой.

– Нет, я тут в одной фирме компьютерами занимаюсь. Двадцать машин и сетка небольшая. Не бог весть что, но зарплата зелеными, и в конверте. Родители поэтому думают, что я в мафии... Я сюда за комплектующими приезжал – здесь дешевле. Взял, – он похлопал себя по нагрудному карману. – Память, пару мышей... в общем, мелочи всякие.

– Хорошо, – сказала женщина, задумчиво кивнув. Виталик скептически пожал плечами.

– Ничего особо хорошего. Вечный анекдот на тему "мартышка и очки". Только мартышек полна фирма, а очки чинить труднее. А ты как? – он демонстративно провел взглядом по ее шубе, от воротника до пяток. – Я смотрю, у тебя все в порядке?

Женщина снова подняла бровь.

– В общем, – сказала она. – Более или менее.

– Ты бы как-нибудь маме позвонила, – сказал Виталик. – Она почему-то питает к тебе достаточно теплые чувства. Ей было бы приятно.

– Позвоню, – согласилась женщина равнодушно. – Как она себя чувствует?

– По-всякому, – сказал Виталик. – Давление, ревматизм...

– Все мы такие, старики, – сказала женщина, пожав плечами. – А папа?

– Тоже по-всякому, – сказал Виталик. – Им зарплату не платят уже полгода, поэтому, сама понимаешь, какое настроение.

– Тогда имеет смысл... – протянула женщина. – Как же они тебя отпускают? – она остановилась и обернулась к Виталику. Тот вздохнул и помедлил с ответом.