Текст книги "Доминирующая раса"
Автор книги: Ольга Онойко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
6
Первое воспоминание: по колонии идут экстрим-операторы.
Тебе ещё не понятны эти слова, не известно, кто это такие; ты совсем маленький и воспринимаешь мир главным образом через запахи. Ребятня возится посреди улицы, мальчишки постарше затеяли какую-то игру, но ты ещё и игры этой не разумеешь, ты просто сидишь, смотришь, чувствуешь, как пахнут разгорячённые тела, азарт и веселье. И вот в этот славный запах вплетается запах х’манков – молочный, безобидный, запах вкусного мяса, в которое хочется впиться зубами. Их ужасающее оружие, клацающее когтями по выщербленному дорожному покрытию, не пахнет ничем. Вообще. Поэтому ты не можешь понять, отчего все разбегаются, жмутся к стенам, почему от взрослых вместо благожелательного внимания веет страхом и задушенной злобой…
Все попрятались. А вы – не успели. Ты сидишь посреди двора вместе с совсем маленькой девочкой, которая ещё не может сама встать.
Одна из х’манок останавливается рядом. Её нукта нюхает вас и оскаливает клыки – каждый длиной в твою руку.
Это потом ты узнаешь, что х’манкам несвойственно вот так покачивать головой из стороны в сторону, вот так ходить, словно пронося за собой хвост, равный по длине собственному телу. Перед тобой не обычный х’манк, – это страшная тварь, экстрим-оператор, одно существо в двух телах. И они двигаются одинаково: маленькая слабая х’манка с огромным крепкобронным чудовищем.
Ты не боишься. Ещё не умеешь.
Потом ты узнаешь, сколько сил взрослые кладут на то, чтобы дети воспитывались так же, как тысячу лет назад. Чтобы истинное положение дел открывалось только тогда, когда угрюмое знание уже не сломает молодых, а породит ярость в сердцах…
Тебе не понять, о чём говорят самые страшные враги человечества, глядя на вас.
А одна из х’манок сказала товарке:
– Смотри, вот враг и мать врагов.
– Брось, – со смехом ответила ей другая, – смотри, какие славные котята.
И эта другая х’манка погладила тебя по голове.
Ладошка х’манки нежная, как лепесток. Она вкусно пахла, ты с удовольствием нюхал её. Х’манка ждала, не отнимала руку.
И крохотный враг лизнул её пальцы.
Ты сделал это вовсе не из желания приласкаться. Ты пробовал на вкус, и тёрка на языке ободрала тонкую кожицу х’манки мало не до крови. Но зрелище так насмешило всех х’манок, что и эта простила глупого малыша.
Они ушли, веселясь.
Это потом ты узнал, что в тот раз они никого не убили.
Я даже очнулась – от потрясения и страха.
Их было трое. В скалах. Посреди пустыни. Конечно, они же намного выносливее людей… Они стояли, неподвижные, и смотрели.
Мгновение назад их там не было. Аджи не почуяла их. Наверное, она тоже начала уставать… Она остановилась метров за двадцать от скал – и от них. Ужасающе опасная близость.
Вот теперь нам обеим точно конец. И страшный. Потому что мы не просто ненавистная х’манка и злобная нуктиха. Потому что я совершила ошибку, очень глупую, очень большую и страшную ошибку, непростительную, смертельную. Я не сняла ожерелье Экмена.
У самого высокого из ррит не хватало клыка.
Левого.
Верхнего.
Аджи издала боевой клич. Я с муками пыталась думать. Когда Аджи бросится в битву, я прыгну с её плеча назад… как же высоко! Нет, надо слезать сейчас. Но она же всё равно не сможет защитить меня от троих сразу! Она готова драться, и она даже уставшая и голодная разорвёт троих ррит, – но кто-нибудь из них успеет достать меня. Убежать?
Ррит смотрели, не двигаясь с места. Точёные мускулистые фигуры, похожие на человеческие. Если не смотреть на жуткие морды, – словно изваяния древних мастеров. Проклятые статуи. Сильнее, выносливее, отважнее, умнее и благороднее человека. Побеждённые. Как же они нас ненавидят.
Чего они ждут?!
В эту секунду нас настигла «крыса».
Аджи развернулась к новоприбывшим. У меня мурашки побежали по коже. Нукте-то всё равно, с какой стороны враг, чувство пространства работает лучше зрения, а хвостом можно ударить и назад. Вот я, между прочим, к ррит спиной. И мне от этого очень худо. Но спиной к людям ещё хуже: у воинов пустыни могли сохраниться прежние понятия о чести, а у моих соплеменников их никогда не было.
Носом к нам, остромордая, с маленькими «ушами», машина как никогда напоминала настоящего помоечного зверя. Задняя дверь поднялась, будто «крыса» по-собачьи задрала лапу.
– Ну, здравствуйте, девочки, – нежно сказал Экмен.
Он снова изображал нездешнее величие. Он был во фреонном костюме, блистающем медицинской белизной, и походил на привидение. Шлем он широким жестом снял, показывая, что не боится фронтирского солнца.
Из машины выбрались ещё четверо таких же, только пониже и в шлемах. Так, значит, ещё один за рулём – и готов врубить резаки. Больше в маленькую «крысу» просто не влезет.
Песчаник и соль неимоверно древнего моря, когда-то плескавшегося здесь. Скала, отделяющая «крысу» Экмена от ррит. Он их не видит. Он на них не смотрит и вообще чересчур расслаблен. Зато они его видят.
– Назад! – сказала я негромко, но с нажимом. – Аджи, назад!
Она мотнула тяжёлой головой и отступила. Теперь воинов ррит от Экмена отгораживала только скала.
Точно, видят. Вон как уставились. Мимика ррит мне непонятна, но что они о нём думают, я могу представить. Психология ррит не так уж сильно отличается от человеческой.
– Янина, ты солгала мне, – с холодным неудовольствием высшего существа изрёк Экмен. – Как я вижу, ты прекрасно умеешь обращаться с самками. Но я тебя прощаю.
Ха!
«Вернись, я всё прощу!»
– Ты уже поняла, что не выживешь, – почти любовно сказал он. – Ну, не упрямься.
Ублюдок. Так он специально не отправился за нами в погоню сразу же. Наверняка следил через спутник. Ждал, когда я окажусь на грани гибели. На грани отчаяния. Умно, ничего не скажешь.
Но сейчас он не думает об опасности.
– Эй!
Экмен развёл руками, лучезарно улыбаясь.
– Девочки, мы же поладим!
Не сомневаюсь. А дверь-то «крысиная» поднята, идиот. Смерть водителю.
Привет, Экмен. Ты хотел, чтобы тебе снесли яйца? Готовься. Потому что ты не справишься с ррит без биопластика. Будь ты хоть трижды Лучший Самец Человечества.
Ррит молчали и не шевелились, как высеченные из песчаника. Надеюсь, они сообразят, что я хочу сказать.
Я сняла ожерелье. Меня передёрнуло от прикосновения к нему, – рядом стояли ррит, и один из них был изувечен, и мне до жути реально представилось, как Экмен добывал свои страшные бусины.
Он заслуживает того, что я сейчас сделаю.
Ожерелье полетело в Экмена. Я почти попала. Он – ну, идиот же! – поднял его, послал мне воздушный поцелуй и, сложив втрое, надел бусы на запястье.
Тогда я сняла одну из биопластиковых лент, велела ей принять псевдоживую форму и высоко подняла.
Ррит одновременно повернули морды. Лента судорожно извивалась в моей руке. Высокий знает, – слишком хорошо знает, – что это такое. Когда до него дойдёт, что х’манк вооружён только автоматом? Я медленно вернула ленту себе на плечи. Вроде, должны соображать быстро…
Они ненавидят Экмена куда сильнее, чем я.
Их трое, людей вдвое больше, но человек без активированного резака или нукты-защитника для ррит…
Правильно.
Мясо.
Я, наверное, действительно нелюдь. Я смотрела, как ррит убивают моих соплеменников, смотрела с высоты плеча стоявшей на задних лапах Аджи, и спокойно любовалась этим. Аджи нервно стучала хвостом по земле. Ей хотелось, чтобы я сказала, на кого ей кидаться, но я не собиралась участвовать в драке. Я ждала, чтобы забрать из экменовской «крысы» обязательный запас воды.
Всё-таки психология ррит отличается от человеческой. У них было нормальное оружие, я видела. Но воины не стали стрелять, взялись за метательные ножи. Ритуальные, насколько я понимаю.
Экмен может быть польщён. К нему проявили редкое уважение.
Высокий, уже украшенный свежими костями, обернулся ко мне. Вряд ли он сказал мне что-то хорошее… а может, и хорошее. Судя по тому, что я знаю о ррит, по их понятиям я поступила благородно. Теперь унизительная отметина этого воина превратится в почётное боевое ранение.
А вот сотням других ррит не повезло.
Я подумала, что победи ррит в войне – а они могли, они едва не победили – они бы тоже устраивали на Земле сафари. И украшали себя костями.
Так что всё честно.
7
Я вошла в ангар и без сил рухнула на диван. Вот не думала, что он покажется мне настолько родным.
Всё остальное я думала уже после того, как проснулась.
Хорошо, что деньги за помещение перечисляются с моего счёта автоматически. Очень удачно, что хозяину на самом деле совершенно всё равно, как используются ненужные ему площади. Как здорово, что я сняла не гараж в городе и не квартиру, а именно старый ангар. Он же очень просторный и находится на отшибе. Я раньше отгораживала кусок пространства щитами, а теперь Аджи как могла аккуратно смяла оставшиеся от прежних времён металлические конструкции и устроила себе гнездо. Места ей хватило с лишком.
Глядя на это, я улыбнулась, и внезапно меня пронзила жуткая тоска.
Я всё-таки потеряла Аджи… Пусть он – она – жива и рядом. Всё равно.
Аджи вытащил меня из смерти. Это последнее, что сделала его любовь. Теперь самка родит и выведет прайд, свою собственную семью. Наверное, она будет помнить меня, как Джеки помнила Кесуму. Но служить мне она не станет.
Действительно, если вы женщина и отложили яйца, зачем вам маленькая бесшёрстная обезьянка?
Что теперь будет? За три с лишним месяца наверняка пришло уже опоздавшее задание. Я не смогу его выполнить. Зачем я вообще, безоружная, официально казнённая?
Я вздохнула и пошла на кухню. Есть хотелось зверски. Аджи, думаю, уже натрескалась какой-нибудь органики. Гнездо начала строить. С голоду бы не стала. А я не могу абы какую органику кушать. Кажется, были консервы… буду питаться консервами без хлеба. И кофе. Хоть кофе есть, и то хлеб.
Приняв душ и переодевшись, я села за компьютер.
В моём почтовом ящике обнаружилась куча спама и просто бессмыслицы вроде уведомлений от муниципалитета и записок о пришедших открытках.
Я криво усмехнулась.
После обработки я узнала, какого рода задание должна была выполнить. В частности, оказалось, что агентом Центра на Фронтире является Александер М. Дарикки. Вот не ожидала от милейшего местера Санди.
Как бы это мне написать отчёт, если я только что получила данные? Уведомление о принятии задания поступило в местную сеть и готовится к отправке на Землю с ближайшим сеансом галактической связи. А сеанс будет… – я глянула – через десять часов. Многовато. Тянуть время не собираюсь. Так что отчёт они получат одновременно с уведомлением.
Интересно, что они на это скажут?
Вот веселье начнётся.
Ха! Не суетись Док Андерс, если подумать, – как бы я добралась до него?
И ещё раз «ха!» Я думаю, что пять «смертных» заданий – достаточный повод, чтобы дорожить агентом. Я эффективна. Экономически выгодна.
Я буду жить.
Это местер Санди когда-то написал картину «Человек-победитель», которая висит в холле Мраморного Дома. Мимо неё проходят члены Объединённого Совета по пути в зал заседаний.
Он всегда предпочитал реалистическую манеру, но эта картина – более символ.
Палитра невелика: красный, жёлтый и чёрный. На фоне оранжево-алого света, скрадывающего все очертания – не то закат, не то пламя, – силуэт вооружённого мужчины на склоне холма. Оружие напоминает гипертрофированный автомат. Ничего подобного на вооружении войск человечества нет.
Однажды какая-то не очень умная дама возмутилась тем, что человек-победитель – мужчина. На что Санди посоветовал ей присмотреться внимательней и сказать, хотела ли бы она видеть на картине женщину.
Действительно. Этого можно не заметить первым взглядом. Уйдёшь от холста со странным ощущением, что смотрел, но не видел. И на выходе из здания, или на следующий день, или через месяц поймёшь, наконец, что холм, который попирают ноги Победителя, на самом деле – черепа, черепа, черепа… груда костей на выжженной почве и зарево позади.
Все инопланетные делегации видят эту картину. Она неспроста там висит. Послы – не самые глупые представители своих рас.
Люди любят говорить о свободе, разуме, равноправии и цивилизованности. Но в глубине души прекрасно понимают, кто они такие.
И очень этим довольны.
Часть вторая
Янина
1
Я сапожник без сапог.
Я экстрим-оператор без нукты.
Через два часа уходит корабль. Центр по достоинству оценил мою эффективность. Оказывается, Экмен уже много лет назад был признан антисоциальным элементом и осуждён. Мне не дали задания на его устранение, потому что попросту не считали это возможным. А теперь я получила хорошую премию сверх забросных выплат и устное уведомление: ставится вопрос о моей реабилитации под другим именем, и, соответственно, выдаче мне полноценного сертификата.
Я не настолько наивна, чтобы надеяться. Они выразились так: «эффективный элемент персонала на заданиях особой категории». По-человечески это значит – высококлассный киллер на зарплате. Они ни за что не выпустят меня из-под колпака, хотя бы из соображений безопасности.
Но они выдадут мне новое оружие.
Аджи увезли с Фронтира раньше, на грузовозе. Она уже снесла яйца и легла на кладку. Чем дальше, тем она меньше со мной разговаривала. Я успела потрогать и рассмотреть колыбельки её детей прежде, чем она начала на меня рычать. Яйца нукт красивые – розовые, полупрозрачные. К концу срока становится видно, как внутри спит малыш.
Через две недели прилетела команда с Земли, какие-то незнакомые мне люди. С ними был мастер Михаль, моя первая любовь. Он сильно постарел и обрюзг, стал совсем седым. Я почти не разговаривала с эвакуаторами. Кажется, только поздоровалась, впустила и сразу ушла в сторону. Они понимали, что со мной, и не тратили времени зря. Сняли гнездо с пола – целиком, вместе с дремлющей Аджи. Крыша ангара раскрывалась, но её всё равно пришлось разобрать, снять створки, чтобы не побеспокоить самку, поднимая гнездо. Хозяин разрешил. Он был там и смотрел на меня сочувственно. Хотя и не знал, что произошло. У меня был убитый вид.
Много позже я подумала, что один из крупнейших «кемайловых» вполне мог и знать о случившемся. И подозревать, что надето у меня под одеждой.
Я не собиралась сдавать биопластик. Обойдутся. Это мой трофей. За три месяца страданий и потерянного навеки друга – как бы дорого пластик ни стоил, он дешевле.
Когда Михаль стал беседовать с Аджи, в мастере пробудилось что-то прежнее, – задор, солнечная искра, которая светила всем. И я ощутила укол ревности.
Мне было очень тяжело.
Я положила вещи в каюту и вышла на космодром, чтобы в последний раз посмотреть на Фронтир. Попрощаться и поблагодарить. Ррит Кадара, беспощадная, хищная, и вдобавок жестоко оскорблённая людьми планета, но она разрешила мне выжить.
Несмотря ни на что – спасибо. И извини, хотя вряд ли ты сможешь. Постараюсь не возвращаться.
Пока я предавалась таким философским мыслям, ко мне подошёл второй пилот. Я долго не могла понять, чего он хочет, пока не сообразила, что за мной приударяют.
Бывает же такое… Из стройной я стала костлявой, кожа у меня на лице полосатая из-за биопластикового контура, который я носила в пустыне. Даже тональный крем не особо помогает. И глаза на неподвижном из-за дефекта лице красные.
Что ж, хоть какое-то человеческое общение… Я невпопад ответила на пару комплиментов, постаралась улыбнуться и не напугать при этом кавалера своей атрофией. В конце концов, он посоветовал мне идти внутрь, потому что сейчас начинают тестировать генераторы, и удалился сам, очень довольный, что напал на настоящую глупую блондинку. Пообещал, что во время полёта мы обязательно встретимся в кают-компании…
А вдруг мне всё-таки выдадут сертификат? Я ещё могу родить.
Я проводила пилота взглядом и почему-то вспомнила про Экмена. Надо же, у нас было много общего. Голубоглазые блондины, приговорённые к эвтаназии. Лучший Самец Человечества вызывал у меня раздражение и гнев, но галантный пилот так безнадёжно не тянет на призового самца…
Корабль ходил транзитом с Фронтира через DFG-99/6, Терру-2 и RTG-50/1 на Терру-без-номера. Обычными пассажирами на нём были коммерсанты. Агенты «кемайловых» – они даже не таились, их легко было узнать по неповторимому аромату. Хозяева грузовозов, торговавшие фруктами и овощами, которые выращивались на Терре-без-номера. Ещё кто-то. Иногда туристы.
Раньше звездоплавание было пыткой. Даже медкомиссия требовалась. Некоторые пассажиры могли не выдержать перегрузок. Тесный и опасный челнок, который к тому же наносил жуткий вред окружающей среде, с натугой прорывался сквозь атмосферу к огромному космическому крейсеру. Эти крейсера строились прямо на орбите и стоили неимоверных денег. Когда-то, ещё в школе, нас водили в Музей звездоплавания, там был пассажирский отсек такого корабля, после демонтажа спущенный на землю и оставленный для истории. Помню, мне там страшно стало. Живи я лет на семьдесят раньше, ни за что бы не полезла в космос. Да тогда и незачем было. Ничего интересного. Но летали, летали – даже на Луну и Марс когда-то летали туристы. Там сохранились брошенные корпуса отелей. И зачем, спрашивается, летать на безжизненные планеты?
Гипертехнологичный корабль поднимается прямо с земли на таких же генераторах, что и у «крыс». А потом переходит в другие отношения с пространством. В «состояние мерцания». Помереть мне, если я хоть что-нибудь в нём понимаю. В школьном учебнике физики про это только научно-популярно. Мерцающему кораблю всё равно, в какой среде перемещаться, хоть сквозь планету или звезду. Он некоторым образом не существует.
Но это ещё можно представить, если поднатужиться. А вот почему у этих кораблей определённая скорость?
Ладно, на то есть физики.
Полёт длился пять земных суток. Я могла позволить себе каюту VIP-класса, но взяла билет в двухместную. Лети я с Аджи, конечно, поселилась бы без лишнего соседа. А так… Я представила, насколько мне будет одиноко и плохо. Лучше уж стану молча злиться на безвинного человека, чем впаду в клиническую депрессию.
Но до Терры-2 никаких соседей у меня не было. Приходилось развлекаться встречами за ужином со вторым пилотом по имени Саймон. Ужас, до чего имя ему подходило. Если учесть, что оно всегда казалось мне дурацким. Чернявый Саймон оказался фетишистом, обожавшим светлые волосы. Всё остальное его мало интересовало.
На Второй Терре, во время шестичасовой посадки, я вышла из корабля. Единственная планета угасающей красной звезды, она славится изумительной красотой. Даже обычные съёмки завораживают, но они, по рассказам, только жалкое подобие, – эту Терру обязательно нужно увидеть глазами. Я надеялась немного развеяться. Может, сходить в кино, посидеть в кафе. И выкинуть, наконец, из памяти проклятую фронтирскую пустыню, сожравшую всё, что у меня ещё оставалось.
Я вышла на крышу здания порта, на смотровую площадку. Полдень только что миновал. Дул пронизывающий ветер. Я была легко одета, на Фронтире я привыкла к постоянной жаре. Здесь оказалось холодно. Я поёжилась, и биопластик, лелеявший моё тело под одеждой, начал вырабатывать тепло.
Никакими словами не передать. Все говорят «розовая жемчужина в перламутре», это уже избито. Солнце Терры-2 действительно нужно увидеть своими глазами. Иначе не представишь. Минуту спустя я поняла, что стою как ребёнок, с открытым ртом. Облака – синие, голубые, розовато-лиловые, сиреневые, полупрозрачные, быстрые, как шёлковые платки…
Я смотрела в новое небо, любуясь и замирая. И я вытянула руку, чтобы опереться о загривок Аджи, стоящего рядом со мной.
После этого мне расхотелось куда-либо идти.
В каюте меня встретила соседка. Совсем юная и смешная.
И в парадной форме.
Мы считали, что парадная форма существует для парадов и только. И что женщине не следует демонстрировать выправку. Меняются времена…
– Эльса, – представилась она. – А это Ирлихт. Ничего, что мы? Вы извините, что я взяла в двухместный, но у меня денег не хватило, а в четырёхместный вообще брать нельзя, там тесно очень.
Ей было не меньше восемнадцати, но она показалась мне совсем ребёнком. Может, из-за манеры речи. Точно горох сыпался.
Ирлихт, имея глубокомысленный вид, смотрел в окно и успел напустить в задумчивости целую лужу слюней. Бедная Эльса, стюардессы её убьют. Конечно, это было не окно совсем, а просто телещит, на котором медленно плыло звёздное небо. Для разрядки пассажирских нервов. Комната без окон многих людей вгоняет в стресс. Удивительно – знаешь, что иллюзия, а всё равно действует…
– Конечно, Эльса, ничего. Я сама экстрим-оператор, – я старалась говорить ласково. У меня сорвался голос. Я столько раз за последнее время обдумывала эту фразу, и так давно не произносила вслух…
– Вы? – она хлопнула глазами и оглядела комнату, не забыв про потолок. Попыталась выглянуть в коридор через моё плечо. Правильно, девочка… вот только нет его здесь.
– А где? – по-детски непосредственно спросила она.
Я замялась.
Ей не понадобился ответ. Она села на кровать, глядя расширенными глазами. Ирлихт подошёл, понюхал меня с уважением, а потом что-то тихо сказал и осторожно ткнулся мордой мне в живот. И я машинально запустила руки под его нижнюю челюсть.
Оказывается, я всё это уже успела забыть… Насколько нукты красивы и грациозны. Какова на ощупь непробиваемая шкура. Их дивную, дикую, хищную, инопланетную пластику. Ирлихт даже позволил мне приподнять его верхнюю губу и провести пальцем по влажным зубам.
– Вы… не плачьте, – шёпотом сказала Эльса.
…Она собиралась навестить родственников перед началом нового учебного года. Она летела на Терру-без-номера с Земли. Это самый оживлённый маршрут, без пересадок, но Эльса решила повидать ещё какие-нибудь планеты. Она впервые покинула Землю. Заказала два билета – первый с Земли на Терру-2, привлечённая рассказами о волшебной красоте здешней природы, а второй – транзитным кораблём на Терру-без-номера. Конечно, все билеты были дешёвыми, но – насколько возможно. Компания четырёхметрового псевдоящера не позволяла селиться в многоместных каютах.
Соседка Эльсы на корабле с Земли устроила отвратительный скандал, увидав их. Эльсу едва не выгнали. К счастью, на корабле обнаружилось пустое хозяйственное помещение, и Ирлихта заперли там. Ему было очень плохо и обидно, а Эльса втихую ревела в подушку, ненавидя весь космос вообще.
Моё имя она спросила только после того, как всё это выпалила. Спохватилась… Странно, но болтливость Эльсы совсем меня не раздражала. Может, потому, что рядом молчаливо присутствовал Ирлихт.
– Янина, – ответила я. – Эльса, называй меня на «ты». Экстрим-операторы не говорят друг другу «вы», никогда.
Она улыбнулась так ясно и солнечно, что я не смогла не ответить тем же.
– Эльса, почему ты в парадной форме?
– Ну… – она немного удивилась. – Я думала, так надо. Так красиво. Нам её только что выдали.
О! Тогда понятно.
– Эльса, парадную форму экстрим-операторы надевают только на парад. Полевую форму – только если заброс проходит в условиях дикой природы. Мы ходим в штатском. Мы слишком откровенно вооружены, понимаешь?
Девочка кивнула.
– А я-то думала, почему на практику к нам все в спортивных костюмах приходят… – вздохнула она. – Ладно… мне снять?
– Погоди. Ты неправильно надела аксельбант.
Она обиженно заморгала.
– Как неправильно?! Тут два сантиметра и тут на пуговице…
Эльса годилась мне в младшие сёстры, но я видела в ней дочь. Я вдруг почувствовала себя совсем старой и умудрённой. Прожившей свой век. И с этим осознанием пришло безнадёжное какое-то веселье. Давай сюда, дочка, я научу тебя правильно носить аксельбант…
– Во-первых, он тебе сейчас вообще не положен. А во вторых… Под погон пришит или пристёгнут?
– Пристёгнут.
– Давай сюда.
Эльса послушно сняла шнуры, – две тугие золотые косички, одна подлиннее, другая покороче. Протянула мне.
– Экстрим-оператор носит аксельбант не на груди, – назидательно сказала я.
– А где?
Вместо ответа я окликнула Ирлихта, который вновь пустился в размышления у телещита. Он с некоторым удивлением посмотрел на нас и неторопливо подошёл.
Я повязала золотые шнуры где положено. Сошлось идеально.
– На шее нукты, – безмятежно изрекла я. Глаза Эльсы округлились.
– Я всегда так думала! – воскликнула она.
– Вот почему он именно такой длины, – сообщила я. – У всех остальных родов войск короче.
Мы сидели и говорили. Вернее, говорила по большей части Эльса. Я слушала её с наслаждением. Я много лет не была в Джеймсоне, даже не слышала ничего о внутренних делах Академии. Я не имела права сообщать подругам о своём существовании. Но Эльса не знала, кто я. Она видела во мне только старшего оператора, одну из сотен, если не тысяч. И я выспрашивала у неё всё. Дотошно. Эльса не видела в этом ничего удивительного и болтала с удовольствием.
– А кто сейчас ведёт практику?
– Лимар.
– Лимар?! Та, что с Кингом?!
– Ну да.
С ума сойти. Лимар преподаёт.
– Жутко злющая, – по-детски искренне сообщила Эльса.
Неудивительно. Дикая кошка Лимар, чей любимый приказ – «детка, откуси ему голову»… кто только додумался пригласить именно её?
– А что с Даниэлой?
– Какой Даниэлой?
– Ну… – Я растерялась. И почему я думала, что всё останется прежним? Раньше Даниэла вела практику… Конечно, ей теперь шестьдесят пять, она ушла на покой, Эльса о ней и не слыхивала.
– Даниэлой Лемуш, которая с Рексом? – вдруг спросила девочка.
Я невольно улыбнулась.
– Да.
– Рекс погиб. И она развелась с мужем, – Эльса стала говорить быстрее, выплёскивая сплетню. – В шестьдесят пять лет. Сказала: «Я не понимаю, почему в моём доме до сих пор живёт этот человек. Я не хочу доживать рядом с ним».
Я сидела и моргала. Рекс погиб? Но Даниэла не могла в её возрасте уйти в опасный заброс. Да и в безопасный – вряд ли. Как на мирной Земле мог погибнуть неуязвимый нукта? Эльса болтала и болтала что-то по поводу свадеб, разводов и новорождённых, а я всё не могла собраться с духом и перебить её.
– …а Эрик сказал, что Линда грациозней и вообще женственнее…
– Эльса. Пожалуйста, скажи мне, как погиб Рекс?
Она осеклась и воззрилась на меня удивлённо.
– А вы не знаете?
– Откуда?
– Из новостей.
– Что? Эльса, я три месяца провела в пустыне и не видела никаких новостей.
– А-а, – Эльсу впечатлила глубина моего последнего заброса. Знала бы она… – Это наци.
– Наци?!
– Ну да. Ужасный скандал был. Они уже давно появились, завелись чуть ли не во всех столицах Земли. Они кричали, что на Землю всякие подонки тащат инопланетную мерзость, и скоро настоящей Земли уже не останется, а надо хранить Землю чистой. Сначала просто кричали, а потом оказалось, что у них есть резаки. В Риме, Бонне и Филадельфии были погромы. И ещё, кажется, в Москве. Бросали камни в инопланетян, убивали животных. Даниэла шла по улице с Рексом, и ей начали кричать гадости, и Рекс зарычал на них, и тогда они взяли и выстрелили. А он не мог увернуться, потому что за ним стояла Даниэла, и тогда заряд бы попал прямо в неё. И вот, – Эльса грустно приподняла брови.
Я прикрыла глаза. Безукоризненный джентльмен, отважный воин и нежный отец. Он правильно погиб, Рекс. Я знаю, что Даниэла стреляла ночью трассирующими пулями в небо. Слава и память. Он был не более чем оружием…
– Но это-то ладно, – донеслось сквозь мои мысли.
Я подняла взгляд. Глаза Эльсы нехорошо сверкали.
– Они убили кормящую самку!
Социально альтернативные граждане прилетели в Кайенну. Целый день «крысы» шли над амазонскими джунглями. Нуктам практически безразличны природные условия, у них даже дыхательная система перестраивается на разные составы воздуха. Но для малышей корм и окружающая среда очень важны. Им нравятся жара и сырость. Да и огромную площадь для питомника можно найти только в малопригодных для человека местах.
Социально альтернативные граждане не собирались убивать. Боевые нукты могли ответить агрессией на агрессию, а против целого питомника никакие резаки бы не спасли. Замысел состоял в том, чтобы взорвать стену и выпустить нукт на волю. Чувство пространства мигом сообщило бы тем, что оград нет. В благоприятных условиях у псевдоящеров просыпается инстинкт достижения максимальной численности, и достигается она ускоренными темпами – для того, чтобы защитить доставшуюся прайдам террииторию. Здесь условия были на редкость благоприятны. Оказавшись среди дикой природы Земли, нукты, созданные куда более суровой планетой, могли нанести вред, – да хотя бы вызвать панику в СМИ, – и доказать тем самым свою опасность.
Под стеной, в самом укромном уголке вольера, мирно спала нуктовая женщина по имени Лана. У неё заканчивалась лактация. Её дети, обросшие первой бронёй, носились по лесу, впервые оставив мать в покое.
Взрыв не убил её быстро. Страшно искалеченная, она несколько часов мучилась, пока один из её мужей не привёл мастера. Но спасти её люди не смогли. Они могли только позволить мужьям Ланы выследить и взять убийц.
Кого успели выхватить из когтей разъярённых нукт – арестовали. И в тот же миг началась кампания по защите прав социально альтернативных граждан. Наши адвокаты вступили в бой под знаменем жестокого обращения с животными, но неожиданно выяснилось, что нукты юридически вообще не являются живыми существами. Жестокое обращение с биологическим оружием – это бред даже для наших дней.
И возмещения урона не смогли потребовать. Питомники принадлежат Объединённому Совету. То есть, всему человечеству. Некому возмещать урон…
Но на этом безумие не окончилось.
– Достали из архивов старые фильмы, – бледнея от гнева, рассказывала Эльса. – Совсем старые, ещё доконтактные, дурацкие боевики про инопланетных монстров, крутили их по телеканалам целыми неделями, судебные процессы достали по нападению инопланетных животных на людей. Помнишь, был суд над Яниной Хенце? Они опять начали всё то же, что тогда!
Я молчала. Хорошо, что Эльса много говорит. О, как я помнила этот суд…
Оказалось, главой альтернативно настроенной группы была женщина. Уже пожилая. Кадры, где она, едва не плача, говорила, что её единственный сын погиб от зубов «этой мерзости» крутили чаще, чем когда-то рекламный ролик с моим участием.
Эльса назвала её фамилию. Я помнила эту фамилию лучше, чем собственную. Выучила во время суда. Её сын был одним из тех троих, что пытались меня изнасиловать.
Самки нукт живут очень долго, около двухсот лет. Дети Ланы во время войны сражались бок о бок с людьми, в последний миг заслоняя их собой. Её дети – покрытые шрамами ветераны, солдаты, которым не положено орденов.
Прощай, мать героев. Думаю, нашлось, кому стрелять для тебя трассирующими пулями в небо. В звёзды, принадлежащие людям.
Эльса говорила быстрее, чем я размышляла. Для неё-то это всё уже не было новостью. Я думала о Лане, когда услышала эльсино шипение: «Я бы этой суке выдернула ноги, вставила в её вонючие дырки и пустила бегать!»