355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Онойко » Доминирующая раса » Текст книги (страница 2)
Доминирующая раса
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 16:25

Текст книги "Доминирующая раса"


Автор книги: Ольга Онойко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

2

Я знаю, что должно произойти. Это неприятно, но не смертельно. Я очнусь на полу, с жуткой разламывающей болью в ушибленном при падении затылке. Возможно, в луже остывшей крови. Возможно, рядом с несколькими обезображенными трупами. Скорее всего, я увижу над собой морду Аджи, пускающего слюни от счастья и волнения, – и пойму, что я отвратительно липкая и склизкая, но зато живая.

По крайней мере, здесь было чисто.

Такие чуланы я видела в кино. Обычно они изображали тюремные карцеры. Железная дверь с окошком, голая лампочка, топчан, отгороженный угол и отверстие воздуховода – не такого, по которому ползают на четвереньках, а такого, в который голову не просунешь. Стены – дешёвый бетон, который сыплется от сырости… на Фронтире сырость – непозволительная роскошь, и здешний бетон просто потрескался.

Я лежала на топчане. Из воздуховода шёл ознобный холод, но не вонючий искусственный, а с характерным запахом фронтирской растительности. Значит, сейчас ночь.

Как хорошо было сопровождать геологоразведочную партию в лесах Терры-5… Там нас было четверо, на привалах мы разговаривали о своих операторских делах, а крепкие душой и телом разведчики приударяли за нами, не пугаясь даже ревнующих нукт. Аджи так красиво охотился на тамошних «тигров», которые были в два раза крупнее его. Конечно, на тигров эти звери были похожи только издалека и в сумерках, но издалека и в сумерках их первый раз и увидели. Здоровенные твари были исключительно травоядны, а пушистая полосатая шкура служила им для защиты от хищников почти так же, как иным земным ящерицам – хвост. Легко отпадала лоскутами. Поначалу наши нукты очень удивлялись, падая с крутых «тигриных» боков с клочьями шерсти в зубах. Аджи первым придумал бить в ухо хвостовым шипом. Снять шкуру было легче лёгкого, и чистить не приходилось, только промыть хорошенько. Скоро мы все сменили казённые пледы на кое-что получше, а потом и полы вездеходов шкурами выстелили…

А на Урале, в степи, мы устраивали гонки. Я ни разу не выиграла. Ещё бы, Лимар ниже меня на пятнадцать сантиметров и тоща как смерть. Её Кинг веса и не чувствовал. Вообще-то Урал – это Терра-7, но планета принадлежит русским, а они назвали её Урал.

Я села, привалилась боком к стене и заплакала.

Понимаете, я ведь не спецназовец. Не коммандо. Конечно, слабой женщиной меня не назовёшь, но только в голливудском боевике лихая девица, амазонка-феминистка может выбивать двери ногами и уделывать десятки вооружённых мужчин. А я всего лишь оператор. Я управляю, а не действую.

Где Аджи?

Мне стало жарко.

Где Аджи?!

Вопрос «где я?» пришёл только потом.

Меня привезли сюда определённо не за тем, чтобы получить выкуп. Всё невеликое население Фронтира знает, что денег у меня нет. Идея продажи меня в проститутки тоже нелепа. Что и кому от меня понадобилось настолько, чтобы рисковать жизнью, связываясь с экстрим-оператором?

Я предполагаю – что. Собственно, оператор. Я и Аджи – боевой расчёт.

И поэтому мой мальчик жив. Если бы нас убивали, то убили бы вместе. Одна я никому не нужна. Скорее всего, нас хотят использовать по прямому назначению. Натравить на кого-то. Это хорошо. Рано или поздно они спустят нас с цепи, и тогда посмотрим.

Кто – они?

На планете есть только две опасные силы. Первая – нелегальные туроператоры, которые устраивают сафари в землях, по-прежнему принадлежащих ррит. Иногда, по особому желанию клиента, сафари устраивают на самих ррит, и порой ррит делают из экстремалов симпатичные полированные скелеты. Не могу сказать, чтоб меня это возмущало. За такого туроператора меня, кажется, приняла местра Арис.

Вторая – сборщики кемайла. Вещества, официально не существующего. Его продают под видом пресловутого нектара местных цветов и под химическим названием, которое нормальный человек запомнить не может. «Кемайловые» не такие рисковые, как охотники, и они гораздо богаче. Им нужно брать добычу живой и общаться с ррит на расстоянии контакта, а это без «умного» оружия чистое самоубийство. Но я знаю всех кемайловых воротил Фронтира, в остальном они вполне положительные и законопослушные люди. У одного из них я и сняла старый ангар. Если охотники часто – отчаянные головорезы, готовые однажды порадовать какого-нибудь особо доблестного ррит своими костями, то кемайловые глупостей не делают. Значит, охотники? Сдуревший толстосум хочет поохотиться с нуктой? Почему не использовать для этого домашнего зверя покрупнее? Зачем ему Аджи, который слушается только меня?

Я обозвала себя дурой. Я так ошалела от волнения, что забыла, зачем вообще нахожусь на Фронтире. Точнее, я ещё не знаю, зачем – но ведь догадываюсь. И тот, кого нам предстояло убрать – тоже наверняка догадывался…

Но зачем ему я? Глупо думать, что я знаю какие-нибудь тайны. Я даже разведданных не получила.

И если так, то Аджи мёртв…

Эту мысль я не могла держать в голове. Как горячую картошку – в руках. Она прыгала, выскальзывала, и вместо неё приходили какие-то другие соображения, идиотические и бессмысленные. Что это всё-таки охотники. Или не охотники. Или кто угодно, но только не…

Пятнадцать лет. Сорок шесть забросов, из них четыре – предельной категории опасности, уже после приговора. Сколько раз он спасал мне жизнь – я давно перестала считать. Даже если я каким-то чудом выживу и вернусь, и меня не уберут за ненадобностью, а дадут маленького… Аджи нельзя заменить. Человек, с собакой проживший пятнадцать лет, горюет по ней, а нукта – не собака…

Но я не выживу и не вернусь.

Нукту не так легко убить. Они малоуязвимы. Они так стремительны, что попасть в слабое место почти невозможно. Только если обездвижить, но это сама по себе сложная задача.

Узкий ход. Полутёмный гараж. Аджи волновался, а я не поверила его чутью. Я не слышала цоканья его когтей, когда шла по коридору. Это я виновата.

Голова заболела. Я свернулась в клубок на узком топчане. Стена леденила поясницу, я повернулась и прижалась к ней лбом. Даже когда судья объявил, что меня ждёт эвтаназия, мне не было так страшно. Суд прошёл быстро, я не успела поверить в происходящее. А через пару часов родилась Янина Лорцинг, и моя жизнь снова зависела только от меня и Аджи.

Лишь бы не мучили сильно…

И когда я собралась умереть прямо здесь, не дожидаясь пыток, ко мне прорвались не мои эмоции.

Сначала я решила, что у меня галлюцинации. Аджи никогда прежде не признавался, что боится.

…ему едва ли не хуже, чем мне, он дуреет от бессилия и одиночества, мечется по замкнутому пустому пространству, где даже сломать нечего. Он готов атаковать любого, кого увидит. Ни одно из чувств, включая отсутствующие у человека, не может найти выхода из клетки. Перенапряжённый мозг даёт сбои, Аджи обманывается, бросаясь на мнимый запах, неслучившееся движение… Он не знает, где я.

Я ощутила, какое немыслимое опустошение чувствует нукта, потерявший оператора.

Такую зависимость не может создать генетическое программирование… Оно – не акт творения, всего лишь коррекция. Из-за него я занимаю в сознании Аджи место доминирующей самки, главы стаи и матери рода. Но даже для диких нукт потеря матриарха не так мучительна.

…Аджи готов погибнуть в самом бессмысленном и безнадёжном сражении, лишь бы избавиться от разъедающего два его сердца одиночества. Под сводом массивного черепа, в слабом, но гибком и восприимчивом разуме пульсирует одна, вполне осязаемая мысль…

Как только я поверила, что слышу его, дикое перенапряжение нервов, позволившее нам войти в контакт, спало.

И всё кончилось.

– Местра Джанарна?

Я так и подпрыгнула на койке.

– Доброе утро.

Твою мать!

– Ваш завтрак.

Я даже выругаться вслух не смогла.

Выходит, я уснула от усталости. Из воздуховода тёк расплавленный металл, не воздух: снова пришёл день, и с ним – адская жара.

Передо мной стоял симпатичный паренёк лет двадцати – двадцати трёх. С подносом. Надо же, как куртуазно. Только салфетки на локте не хватает. Парнишка поискал глазами, понял, что стол в камеру поставить как-то забыли, и осторожно опустил поднос на край топчана.

Я села, мрачно глядя на принесённое съестное. И на посуду.

Металлические тарелки, алюминиевые ложки.

Кофе.

В бумажном стаканчике.

С крышечкой.

Люди в походных условиях не пьют кофе из бумажных стаканчиков. И подносов не держат. Я сижу не в сарае посреди пустыни. И это не городской подвал – в городе нет военных столовых, а нормальный человек не станет есть из металлической тарелки. Это база. Достаточно большая, чтобы понадобилась столовая.

Один из гарнизонных форпостов? Но формы на парне не было. Джинсы и рубашка – с длинным рукавом, под фреонный костюм.

База нелегальная?

Чья?

– Мне сказали, что я могу сказать вам, где вы, – волнуясь, сообщил парнишка.

Я взяла тарелку и принялась жевать. Не помню, что.

– Я на вашей базе, – был ответ. – Пустыня, оазис, недалеко от территории ррит. Не думаю, что тебе разрешили назвать точные координаты.

– Откуда вы знаете? – он был потрясён. Э, да я ошиблась. Ему и двадцати ещё нет.

– Я экстрим-оператор, – веско сказала я и продолжила тоном сурового авторитета. – Лучше скажи, чем вы здесь занимаетесь. Это всё равно либо охота, либо кемайл, скрывать нечего. Мне любопытно.

– Всем понемногу. – Я сидела, он стоял и смотрел на меня снизу вверх. А хорошо получается.

– Теперь ещё вопрос, – я взяла бумажный стаканчик и отпила кофе. Растворимый, но не самый паршивый. – На него ты вряд ли ответишь, но я для порядку задам. Зачем вам я?

– Извините, я сам не знаю, – тихо сказал он.

– Что с моим нуктой?

– Он сначала с ума сходил, на стенки прыгал, а потом успокоился и уснул, – не задумываясь, ответил мальчишка.

Надо же, как легко оказалось это узнать…

– Хотите принять душ? – предложил он.

– Я должна буду с кем-то встретиться? – хрипло спросила я.

Он помялся.

– Д-да.

– Сейчас доем и пойдём.

Звали его Лэри, и он преклонялся перед экстрим-операторами. Сестра его матери была одним из первых операторов, она погибла во время войны. Ей было двадцать один год. Её орден лежал у них дома в шкафу, в коробочке, вместе с древними чёрно-белыми фотографиями. Лэри мечтал стать мастером, но для этого нужно было по крайней мере родиться на Земле или Земле-2, она же Терра-без-номера. На планете с питомником. А ему не повезло. Он пытался поступить в земной институт, чтобы потом уйти из него, но для этого нужно было родиться или гением, или сыном большого босса. Ему не повезло.

Он вёл себя даже не вежливо – почтительно. И смотрел влюблёнными глазами. Вот смех. Женщины, бывает, солдат любят, а мужчины, оказывается, экстрим-операторов. Интересно, знает ли здесь кто-нибудь ещё о такой его склонности?

Я вымылась. Жаль, не было другой одежды. Сложись дело немного иначе, я бы сейчас у себя дома оттирала с кожи липкие слюни, шипя, что Аджи не нукта, а свинья…

Лэри вывел меня из подвала. В здании оказалось несколько этажей. Как они его построили, в оазисе рядом с землями ррит?! Пока мы шли по второму, кажется, этажу, с большими окнами, я поняла, что не ошиблась насчёт столовой. Здесь очень много людей. Слишком много для любой обыкновенной цели. Чем они, язви их, занимаются?

Лэри привёл меня в кабинет начальства. Большие окна на север, фронтирское солнце усмирено тонированными стёклами, добротная мебель – словно в офисе какой-нибудь фирмы в городе. Даже цветы в горшках стоят, правда, местные, а не земные. Из тех, что помельче и без запаха.

– Здравствуйте, – встав с кресла, сказал мне пожилой джентльмен располагающего вида. – Очень приятно повидать настоящего оператора.

Я решила сдержаться и не хамить ему. Безумно хотелось поинтересоваться, не для этого ли меня сюда приволокли.

– Генри Андерс, – представился он и неглубоко поклонился. Имя он произнёс на фронтирский манер, Хейнрри, с по-русски жёстким «р», и я подумала, что к слову «местер» нужно прибавлять именно его.

– Я бы снял шляпу перед дамой, – продолжал он тем временем, – но, увы, у меня её, как видите, нет. Меня здесь называют Док.

– Джанарна Лорцинг.

– Вам нет необходимости поддерживать эту легенду, – обаятельно улыбнулся старик. – Рад видеть вас, Янина Хенце. Мне очень понравился ваш теледебют, жаль, что вас не пригласили в кино.

С моим лицом только в кино играть…

– Пожалуйста, садитесь.

Хорошие какие кресла… низкие, глубокие, в рывок из них не уйдёшь, да и сразу видно, что у сидящего на уме. Инстинкт протестовал, но я заставила себя свободно разлечься в обтянутой мягкой кожей колыбельке.

– Хорошо, местер Хейнрри, – я медленно вдохнула и выдохнула. – Вам не нужно успокаивать мои нервы. Пожалуйста, перейдите к делу.

Он огорчённо склонил голову.

– Прошу прощения, местра, я, кажется, ввёл вас в заблуждение. В этом месте не я начальник, моё дело как раз и есть – разговоры, советы да проверка кое-каких гипотез. В будущем я ещё побеседую с вами и предложу несколько тестов…

Я тихо изумилась. Бред. Какие охотники, какой кемайл, тут психбольница на природе… В непосредственной близости к территории недавнего врага человечества номер один. Новый вид терапии… и от чего они собрались меня лечить?

– А о деле с вами сейчас поговорит настоящий владелец этого кабинета, – добродушно продолжал Андерс.

Вторая дверь, замаскированная под одну из украшавших стены цветных панелей, отошла в сторону.

Я подняла взгляд и поняла, что сейчас должна откинуть голову, прикрыть ресницами ослеплённые глаза и застонать от страсти.

Ибо передо мной возвышался Лучший Самец Человечества.

В нём было что-то около двух метров; встань я, то пришлась бы ему под мышку. Светлые волосы, не дурацкого золотого цвета, а сдержанно-русого, коротко остриженные, слегка вились на висках. Породистое лицо англосакса украшали чувственные губы и прозрачные злые глаза. По случаю фронтирской жары он был полуобнажён, и под золотистой кожей выпукло намечались мускулы, – мускулы бойца, а не накачанного манекенщика.

А вот на золотистой коже, поблёскивающей капельками пота, темнело нечто куда более интересное. И благодаря этому нечто я мгновенно узнала вошедшего, хотя ни полиция, ни разведка не могли идентифицировать его кличку и сопоставить с ней досье и фотографию.

– Вы местер Экмен? – мило спросила я. – Это вы носите ожерелье из клыков ррит?

Он улыбнулся мне с высот своего совершенства.

– Правда.

Голос у него оказался низкий, бархатный, с вибрацией. Я пришла в восхищение.

– А правда, что вы выламывали клыки у живых ррит? – я даже постаралась состроить ему глазки, насколько это позволяло моё лицо. – Говорят, у них воин после такого унижения должен покончить с собой.

– Я отучил их от этой привычки. – Лучший Самец излучал обаяние и феромоны. – Теперь они всего лишь дают клятву когда-нибудь украсить себя моими костями. Боюсь, у меня не хватит костей, чтобы украсить всех поклявшихся.

Интересно, что местер Хейнрри сидел в хозяйском кресле, но встать даже не подумал. «Настоящий владелец кабинета» стоял возле собственного стола по правую руку от психического деда и выглядел не то элитным секьюрити, не то – из-за голого торса, декорированного клыками – реинкарнацией Конан-варвара.

Бред какой-то.

– Я рада знакомству с таким незаурядным человеком, – выдавила я, уставившись в пол. – Но вы…

– Вы хотите узнать, зачем нам понадобились?

Я молча подняла на него глаза.

– Мы некоторое время продержим вас здесь. Месяц, три, сколько потребуется. Док говорит, не больше трёх. Ваш нукта не будет вас видеть. Думаю, вы лучше меня знаете, что случится.

Да. Я знаю.

Аджи действительно считает меня своей самкой. Почему-то кота, который считает своей самкой старую деву-хозяйку, никто не подозревает в стремлении произвести с ней потомство.

Все экстрим-операторы – женщины. Не только потому, что женщины психически устойчивей, а большая физическая сила оператору не нужна.

Когда нукта оказывается в незнакомом мире, один-одинёшенек из всего своего рода, у него включается программа воспроизводства. Стремление заселить новое пространство себе подобными. Нукта запасает внутри тела собственные молоки, а потом метаморфирует.

Самки же нукт, к сожалению, неприручаемы.

Конечно, новоявленная самка никогда бывшего хозяина не обидит. Но согласитесь, если вы женщина и отложили яйца, то у вас достаточно своих хлопот и забот помимо необходимости оберегать маленькую бесшёрстную обезьянку.

Аджи чует рядом с собой самку и его инстинкт молчит – ему нет нужды менять пол. Что самка не то что другого вида, но другого семейства, неважно – он так давно привык ко мне и так любит меня, что его зачаточный разум оказывается сильнее инстинкта.

Но когда он поверит, что меня нет…

– Зачем вам самка? – вполголоса спросила я.

– Не самка, – снисходительно улыбнулся красавец Экмен. – Потомство.

– Армия? – Иногда я бываю догадливой. – Армия, состоящая из живого оружия, так вы это себе представляете? Я не стану спрашивать, для кого, местер Экмен, вы не ответите. Но у вас не будет армии.

– Почему? – вкрадчиво поинтересовался Хейнрри, имея на редкость внимательный вид.

– Вы не умеете с ними обращаться. Вы получите стадо больных, озлобленных и неуправляемых животных.

Я не должна была этого говорить. Но мне так жалко стало будущих детей Аджи…

– Вот за этим нам и нужны вы, – обезоруживающе улыбнулся Хейнрри.

– У меня нет квалификации.

– Не лгите.

– Я оператор, а не мастер. Вам известно, что самки неприручаемы? Самка меня не подпустит.

Экмен пожал плечами.

– Мы отгоним её от яиц.

Я представила себе это и содрогнулась.

– И выведете их в инкубаторе? – мой язык шёл впереди разума. – А чем вы собираетесь кормить маленьких?

– Нукты переваривают любую органику, – на автомате ответил Экмен.

– Взрослые нукты, уважаемый местер. Вам известно, что первый месяц жизни малыши питаются молоком матери?

Вот тут-то у них обоих челюсти и поотваливались. Ну и картина была. Я даже утешилась.

– Они же рептилии! – очумело выговорил Экмен. У местера Хейнрри впали щёки, как будто он зажевал лимон.

– Они протомлекопитающие, – с хорошо скрытым торжеством уточнила я. – Переходная форма.

– Так не бывает!

– Даже у земных животных встречается нечто аналогичное, хотя и в других вариантах. Что вы знаете о нуктах кроме того, что они идеальные машины убийства? У них сложнейшая психика. Я так понимаю, ценность Аджи для вас заключается в том, что он может убивать людей?

– Да, – честно сказал Экмен.

– Он может. Генетическая коррекция у боевой разновидности минимальна. Поэтому их воспитание требует много знаний, времени и души. И к человеку малыши должны привыкать в первый месяц жизни. В месяц питания молоком.

Я бы и ещё могла порассказать. То, что известно операторам – не тайна. Нас целых три года мучили началами ксенологии, и кое-что я знаю. Разум у нукт сформировался в прямой зависимости от их физиологии. Нукта делит бытие на три главных категории – неорганика, органика и свои. Органика делится на вялую, подвижную и опасную, но все три разновидности – это пища. Ювелирная работа мастеров-воспитателей сводится к тому, чтобы немного сдвинуть грань между своими и органикой. Для домашних нукт в число своих входят все люди. Для боевых – не все.

Я чувствовала, что Экмен злится. На меня, на липового «Дока» Андерса, на себя. На свою некомпетентность.

– Мы решим это опытным путём, – сплюнул он. – И если самка вас сожрёт, я буду разочарован, но не огорчён.

Спасибо. Весьма благодарна.

3

Ночью мне приснился заброс на SJA-35/8. Первой категории опасности, и хуже того – карательный. Какие-то идиоты сочли планету пригодной для жизни, хотя высокого звания Терры она не удостоилась. Логика тех, кто сидит в тёплых кабинетах на своих жирных задницах: если атмосфера кислородная и климат приемлемый, значит, планета пригодна для жизни. Счастье, что у разведчиков нашлись для нас запасные респираторы и защитные костюмы.

Нас было двое, я и Лимар. Аджи и Кинг. Мы должны были найти человека по имени Ронге, скрывшегося на SJA, найти и казнить. Его было за что казнить, поверьте, даже простое перечисление того зла, которое он совершил, ужасало нас, операторов, повидавших на своём веку всякого. И мы нашли его, с тремя его братьями крови, они были вооружены, здоровы и сыты, и мы с Лимар, оставшись стоять в стороне, сделали самое простое – отпустили нукт убивать…

Но приснилось мне не это, а то, как Аджи за день до отлёта домой насвинячил в жилом модуле. Мне пришлось всё экстренно прибирать и мыть. И я орала на него и пинала его ногой в живот.

А ещё я могу дёрнуть его за хвост. Запросто. Да что там – я могу засунуть руку ему в глотку по локоть, и Аджи обомрёт и будет валяться на полу с раззявленной пастью, тонко попискивая и больше всего на свете боясь случайно сомкнуть челюсти.

Кому-то понадобилась армия… Поначалу нукт использовали как живые мины, но это нерентабельно и просто глупо. Кто-то не озабочен рентабельностью. В собаководстве и то уйма секретов, а воспитание управляемых боевых псевдоящеров – слишком долгое и сложное дело, и учебников по нему, в отличие от кинологии, не написано. Не Экмен всё это затеял и не местер Хейнрри, определённо, у них на это ума бы не хватило, они оба – исполнители.

Кто?

Утром ко мне пришёл Док. И принёс, как и обещал, тесты. Наивный человек. Я прошла в своей жизни такое количество экспертиз на психическое здоровье и уравновешенность, что могу обмануть не только одного старого идеалиста, – а он определённо был идеалистом, только какого-то странного толка, – но и авторитетный консилиум. Но я не стала его обманывать и честно ответила на все его неновые уже вопросники, которые видела насквозь. Милому местеру Андерсу предстояло обнаружить удивительную вещь: я психически нормальна. Небольшие девиации не в счёт и не мешают мне работать по специальности.

Но на тестах исследование не кончилось. Док рассыпался в извинениях, предложил мне хорошего молотого кофе и стал задавать какие-то незначащие вопросы, которые я поначалу сочла предназначенными усыпить моё внимание. О моей семье, о семьях моих подруг, была ли я замужем, какой я ориентации… И вдруг я поняла, что его на самом деле интересует. Природа эмоциональной связи человека и нукты. Больше всего старого дурака волновало, нет ли в нашей связи сексуального аспекта. Когда я это поняла, всё обаяние его благородных седин в моих глазах сошло на нет. Ещё один урод.

Я ему рассказала.

Сначала я рассказала ему одну легенду, которая мне неожиданно вспомнилась. Отчего бы и нет, если мне хочется? О принятии капитуляции ррит. Этого нет в записях, но говорят, что один боевой нукта из почётного эскорта увидел ррит и зарычал на них. А те были безоружны. Не поняв, в чём дело, они решили, что люди сейчас будут развлекаться травлей, и приготовились погибнуть с честью. Но оператор врезала своему оружию кулаком по черепу и рявкнула: «Заткнись!» И он заткнулся. Тогда главный ррит сказал: «Сначала х’манки вывели таких нукт, которые не убивают х’манков. А потом х’манки вывели таких, которые убивают х’манков, если другие х’манки им прикажут. Что ещё можно сказать о х’манках?»

Хейнрри насупился. Но ничего не ответил. Он явно не знал этой легенды, потому что меня легко было окоротить, напомнив её окончание. Потому что та же оператор бросила в ответ рритскому генералу: «Х’манки побеждают».

Тогда я рассказала о Кинге и Лимар. Как Лимар на Терре-без-номера случайно оказалась возле захваченной экстремистами школы, и как полицейские долгих двадцать минут не могли решить, пускать Кинга на захват или нет, потому что спецназовцы могут позволить социально альтернативному гражданину реализовать своё право на жизнь, сдавшись властям, а нукты пленных брать не умеют. Как эти минуты стоили жизни ребёнку. Как отчаянная Лимар выхватила пистолет со снотворным и приставила к шее Кинга, крича, что он у неё нервный и либо пусть ему позволят атаковать, либо она сможет остановить его, только усыпив. И как Кинг, который нервным отнюдь не был, а в предчувствии драки вообще лишался эмоций, понял, зачем ему суют эту штуковину, с ювелирной точностью покорёжил зубом пистолетное дуло и рванулся вперёд.

Её бы тоже приговорили к эвтаназии, но сепаратисты захватывали не просто школу, а ту, в которой учились дети высших чиновников Земли-2. Лимар получила выговор.

А потом я рассказала ему о Даниэле и её семье. У Даниэлы муж Мэтт и двое детей, Николь и Дэнни, но когда в детском саду маленькую Николь спросили, как зовут её папу, она ответила: «Рекс». Угадайте, местер Хейнрри, кого звали Рексом?

Мэтт раз и навсегда заявил Рексу, что не желает иметь с ним ничего общего, и здорово на этом выгадал. Он время от времени давал своим детям деньги, требуя от них взамен тишины и успехов в учёбе. Но когда Дэнни избили в школе, драться его научил Рекс. Даниэла чуть с ума не сошла, когда поняла, что её чада, пяти и семи лет, прыгают, лазают и плавают как нукты, а драться лезут с совершенно нечеловеческим и очень знакомым воплем.

Единственный раз в жизни Рекс впал в настоящую панику, когда Даниэла застряла на кухне с пирогом, а её малыши тем временем радостно полезли тормошить хвостатого. Эмоции бедняги тогда были оформлены чётче некуда – детёныши дёргали его за хвост и это ещё ничего, дёрнуть больно они просто не могли, но они лезли ему в рот и вытаскивали наружу язык! Это было ужасно, потому что от такого обращения у Рекса могли непроизвольно щёлкнуть челюсти. Скрыться от мелких людей не удавалось, а пугать их ему было стыдно.

Вот Даниэла-то и говорила, что будь Рекс человеком, она бы вышла за него замуж.

Местер Хейнрри покивал. Не знаю, какой вывод он сделал. Уже попрощавшись и осчастливив меня обещанием зайти ещё, он, словно вспомнив о чём-то, спросил:

– Извините, а что у вас с лицом?

– Атрофия мимических мышц. Это врождённое.

Док остановился, держа ладонь на ручке двери, моргнул и мотнул головой. Ужаснулся, что ли? Или ожидал другого ответа?

Было что-то около полудня, я проснулась не больше четырёх часов назад, но снова вытянулась на узкой койке и закрыла глаза. Док задаёт дурацкие вопросы, я несу в ответ какую-то чушь, а Экмен просто ждёт. Ждёт, когда у Аджи начнётся метаморфоза. Может, мне жить осталось ещё месяца три. Самка, да ещё в двойном стрессе от потери оператора и потери привычного пола… Нукты не так безмозглы, чтобы легко переносить последнее. Только слишком мощное природное вооружение помешало им стать разумной расой. На родной планете они вырастают до двадцати метров, самки до тридцати. У них нет естественных врагов. Все животные крупнее их – травоядные и служат им добычей. Фактически, нукты занимают в пирамиде биосферы положение, которое на Земле в мезозой занимали тираннозавры. Или велоцерапторы, не помню…

Сбежать отсюда я не могу. Слишком много совпало невозможностей – от засова на двери до чужой планеты за стенами базы. Да и как я сбегу без Аджи?

Янина Хенце умерла быстро и безболезненно… Мне это всё только кажется в последний миг перед угасанием сознания, в вене у меня игла, сейчас я засну – и не проснусь.

Я шла по узкой тропинке в джунглях. Лианы тянулись отовсюду, касались моих плеч и цеплялись за меня, как щупальца. Было ужасно жарко и очень сыро. Хорошо, что меня предупредили, и я надела закрытый купальник и шорты. И правда, самая удобная одежда.

Я подняла голову и посмотрела наверх. Там не было голубизны, только смутный свет между кронами.

Джунгли шуршали, пищали и хрустели ветками, но ни одного тёмного вытянутого силуэта, даже мельком, я не заметила. Думаю, они надо мной смеялись – шумели, но не показывались. Могли бы и не шуметь, если бы не хотели.

Когда прямо передо мной сверху нагло свесился хвост, я поняла, что надо мной точно смеются. Ну что же, если хвост висит, значит, надо с этим что-то делать.

Ух, сколько было визгу! Я сама завизжала и отскочила, когда он свалился с ветки – нарочно свалился, конечно, он мог и втянуть меня на этот сук. Он был ростом с меня, не считая хвоста, и в хвосте – ещё столько же.

Мне было пятнадцать лет.

Он упал на спину и прикинулся дохлым. Тогда я медленно села на корточки, нашла его шею за нижнечелюстными лезвиями и стала чесать. На теле нукты это самое нежное место, но я всё равно удивляюсь, как они чувствуют прикосновение слабых человеческих пальцев. Впечатление вообще-то, как фанеру чешешь.

Он шевельнул пальцами на всех четырёх лапах, изогнулся и замурлыкал.

У меня отлегло от сердца. Это не оператор выбирает себе нукту, а наоборот. И иногда случается, что девчонка целый день ходит по вольеру, но ни одного даже не увидит. И уходит вечером домой в слезах и истерике, потому что это значит – всё.

Профнепригодность.

Почему так, никто не знает.

Нукта под моими пальцами решил ожить. Ожил он интересно: хвост в два витка лёг вокруг моей талии, меня оторвало от земли и едва не поцеловало с мокрой хулиганской мордой.

– Привет… – сказала я сипло, потому что он держал меня на весу. – Аджи.

Я давно придумала ему имя. Лет в шесть, когда впервые решила, что буду экстрим-оператором.

Донёсся топот мастеров. Они примчались все трое, и ещё Даниэла была с ними. Её дочь Николь должна была идти после меня, я шла первой. Даже часа не прошло, как я связалась со своим будущим оружием. Хорошая примета – значит, никого сегодня не отчислят.

Аджи увидел их, отпустил меня и сиганул в листву. Я обиженно открыла рот.

– Он вернётся, Янина, – засмеялась Даниэла, помогая мне встать.

– Вернётся, – подтвердил Михаль, пряча улыбку в густых усах. – Теперь подойди к их маме. Пусть она тебя понюхает.

Мне и сейчас не нравятся мужчины с усами, а в пятнадцать лет – тем более не привлекали, но наш мастер казался мне ужасно красивым. Я поправила купальник и пошла за ним в глубь вольера.

Тогда я и увидела самку, первый и единственный раз. В дикой природе их немногим меньше, чем самцов, примерно одна к десяти. Но в питомниках столько не нужно. Во время войны было больше, конечно. Сейчас есть девять самок боевой модификации и около двадцати – домашней.

Мастер Михаль проламывался сквозь джунгли как носорог. Никогда не видела носорога, проламывающегося сквозь джунгли, но, наверное, так это и выглядит. Я шла за ним и думала, неужели он не боится встревожить матриарха? Хотя она, наверное, давным-давно учуяла знакомый запах.

Наконец мы вышли на длинную поляну. Откуда-то доносился плеск воды.

Ой, мамочка!

Да. Точно мамочка.

Ой-ой…

– Подойди, – мастер сгрёб меня в охапку и чуть ли не силком повёл вперёд. Руки у него были сильные и большие. Я в них тонула. В другое время я бы одурела от такого обращения, но сейчас смотрела только на огромную, ощеренную заострёнными выростами брони чёрную тень. Ящеричьи лапы. Толстый подвижный хвост, удар которого может искорёжить броневик. Несокрушимая шкура, лезвия на шкуре, лезвия в пасти, лезвия на лапах, лезвия, лезвия…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю