Текст книги "Быть подлецом (СИ)"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

  -Миледи, а что, по-вашему, случилось с мисс Кэтрин?

  Миссис Бреннан точно очнулась от сна.

  -С кем? А ... эта девочка... не знаю. Девичья глупость. Девицы, за редким исключением, все глупы, склонны мечтать о невозможном, самоодурачиваться. Тут ничего не попишешь, – тон миссис Бреннан, холодный, спокойный и бесстрастный, напомнил Доновану мисс Элизабет.

  -А мистер Хэдфилд?

  Миссис Бреннан пожала плечами.

  -Нэд всегда был странным, ещё ребенком. Не знаю, что взбрело ему в голову.

  -А мисс Шарлотт?

  Миссис Бреннан вздохнула.

  -Мне бы не хотелось дурно говорить о мёртвых, мистер Донован, но девица, распутничающая по подвалам, лучшего не заслуживает. Я не одобряла их приезд сюда и ещё меньше – несчастное увлечение моего сына Патрика этой девицей. И посмотрите, к чему это привело...

  -Ваш сын...

  -К несчастью, – холодно откликнулась она, – кроме Райана, все мои сыновья были не очень неразумны. Но Патрик был воплощением непростительного безрассудства и глупейшего сумасбродства.

  Миссис Бреннан выглядела старше своих шестидесяти пяти, была в траурном черном платье. Миледи пожелала, чтобы он писал её с Библией в руках, и Чарльз выполнил это желание заказчицы. Сейчас Донован внимательно вгляделся в лицо этой женщины. Сухая, изборожденная тонкими морщинами кожа. Властный, обтянутый бледной кожей нос с тонкой горбинкой. Глубоко запавший рот. Темно-карие глаза, спокойные, ко всему безразличные.

  Роберт Корнтуэйт говорил, что в юности эту женщину называли Медузой Горгоной. При первой встрече спокойствие и ум миссис Бреннан импонировали ему, но сейчас – Донован испугался. Было что-то безжалостное и беспощадное во взгляде этих безмятежных глаз, что-то удивительно бесчувственное проступало в чертах старухи, а переместив лампу ближе к лицу, Чарльз и вовсе содрогнулся.

  Перед ним сидела ведьма. Спокойная, сытая, старая ведьма. И если внешне она выглядела вполне респектабельно и даже перелистывала Писание, это ничего не меняло по сути. Эта женщина запросто могла бы взлететь на помеле. Именно так, подумал Донован, в чёрном платье с Библией в руках, она каждую ночь полнолуния вылетает из каминного дымохода на крышу и оголтело носится с товарками в ночном воздухе.

  Воображение Донована не страдало скудостью и перед его мысленным взором нарисовались колдовские картины, он представил себе как вдали от калиток, стогов и оград, лишь в нефритовом повечерии застрекочет цикада и зазвенит кузнечик, у овечьего источника, у мельничных жерновов собирается окрестная нечисть пить напиток чёрной скверны. Он видел почти шекспировских ведьм, ждущих Макбета, помешивающих в котле жуткое варево. В нем – ягоды волчьи, могильные черви, тлетворные гиблые травы да жабья зеленая печень. В его ушах мерзейшие твари гнусаво распевали славу правителю преисподней и в содомском угаре свивались на изодранных антиминсах. Свечи из жира младенцев освещали древние свитки с рецептами изуверской порчи, зловещих искусов, – а на троне сидела Она, зловещая и хладнокровная, как змея, Медуза Горгона, Геката, повелительница преисподней...

  Донован опомнился, только когда случайно уронил мелок сангины. Он вздрогнул, с ужасом поглядел на набросок и содрогнулся. И примерещится же... Игра воображения. Чарльз торопливо убрал эскиз, вздохнул и сосредоточился. Взглянул на миссис Бреннан и снова принялся за работу. Теперь под его рукой проступала спокойная пожилая леди – воплощение респектабельности и чувства собственного достоинства.

   Утром следующего дня мисс Энн Хэдфилд была обнаружена у себя в спальне мертвой, а на столе лежало предсмертное письмо, написанное четким почерком мисс Энн на лучшей гербовой бумаге. Рядом валялись тюбики с реальгаром и аурипигментом, подтверждая догадки Донована и мистера Джозефа Бреннана о личности вора.

  Предсмертное письмо озадачило полицию и смутило мистера Райана Бреннана, ибо было адресовано именно ему. Было чем озадачиваться и от чего смущаться: Энн через строчку называла мистера Райана 'любимым', а строчкой ниже 'исчадьем ада'. Письмо состояло из невнятных обвинений и странных упреков, однако даже полицейские не решились ни в чем обвинить адресата.

   'Будь проклят тот день, Райан, когда я впервые увидела тебя. Нельзя смотреть на солнце и не ослепнуть. Я полюбила тебя, едва увидела. Как скоро я поняла, мой любимый, что ты вовсе не способен любить? Как скоро я поняла, кто ты? Наверное, я и сейчас этого не понимаю, ибо сердце почти не бьется. Ты – исчадье ада и мое наказание, крест мой и моя смерть. Я ухожу, потому что не могу жить без тебя и не могу быть с тобой, человеком без сердца. Перед любовью бессильны мрак и ужас смерти. Я даже не знаю, люблю ли я тебя или ненавижу. Но самое страшное, что я знаю, – тебе это все равно. Я даже знаю, что ты назовешь это женской глупостью. Да, я глупа, как глупы все, кто не хотят жить без любви. Энн'

  Надо сказать, что мистер Райан, прочтя это экстатическое и страстное письмо, не назвал его 'женской глупостью', но вежливо ответил на все, заданные ему полицией вопросы.

  Нет, он не знал, что мисс Хэдфилд решила покончить с собой.

  Да, он знал, что у мистера Донована похищены яды, ему сказал об этом сам мистер Донован.

  Да, он знал, что мисс Хэдфилд питала к нему нежное чувство, но сам он посватался к мисс Грант и ныне обручён с ней. Причина в том, что мистер Хэдфилд отказался жениться на его сестре, тогда как предполагалось, что обе ветви семьи должны породниться.

  Да, вчера он уведомил мисс Хэдфилд, а также всех членов семьи о том, что помолвлен с мисс Дороти Грант.

  На вопрос доктора Мэддокса, имело ли нежное чувство мисс Хэдфилд продолжение, доводилось ли им когда-нибудь бывать наедине, мистер Райан Бреннан обиделся. Подобный вопрос оскорбителен, заявил он, однако уверил полицию и медика, что никогда не имел с мисс Энн Хэдфилд тайных встреч.

  Допрос домочадцев тоже ничего не дал, однако мистер Тимоти Мэддокс был уверен, что осмотр тела породит дополнительные вопросы. Он торопливо уехал в полицейское управление, обещая вскоре вернуться.

  Но каково же было изумление доктора Мэддокса, когда оказалось, что его скепсис в отношении безупречного поведения мистера Райана Бреннана по отношению к мисс Энн Хэдфилд был ошибочным!

   Девица оказалась непорочной.

  Сведения эти, переданные поздно вечером мистером Мэддоксом мистеру Доновану, породили в обоих молчаливую задумчивость. Первый при этом тяжело вздохнул, второй же – вздохнул с облегчением.

  ________________________________________________

  1. Черт находит злые дела для праздных рук (англ.)

  2. Деньги бывают плодом зла так же часто, как и его корнем.(англ.)

  Глава 20. Прямые вопросы.

  Каждый дурак может говорить правду,

   но нужно кое-что иметь в голове,

   чтобы толково солгать.

   Сэмюэл Батлер

  В субботу Чарльз ожидал приезда епископа Корнтуэйта. К прибытью главы епархии готовилась и миссис Голди: из кухни с самого утра доносились прельстительные ароматы пирога с патокой и шоколадного пудинга.

  Донован закончил изготовление витражей, их осталось смонтировать в оконных пролетах. Совсем скоро ему предстояло проститься с Шеффилдом. Донован присел на табурет в мастерской и задумался. Он не зря провел здесь время. Хорошо заработал. Пребывание в доме Бреннанов не давало скучать, жаль только, что он так и не смог ни в чем толком разобраться.

  Однако именно там была написана его лучшая работа.

  Чарльз улыбнулся, окинув взглядом портрет Райана Бреннана. Сейчас, когда лак просох, портрет засиял новой красотой. Темной зеленью отливали глаза, царственный взгляд смотрел гордо и чуть высокомерно. Донован задумался, вспомнив свой недавний ужас перед лицом матери этого человека. Не странно ли? Некрасивая женщина становится женой красавца. Один за другим на свет появляются дети, запечатлевая на своих лицах то красоту отца, то – уродство матери. Двое сыновей – копия Ральфа Бреннана, остальные – миссис Эмили. Сама мать, как прозревал художник, подлинно любила только двоих – Райана и Мартина, самых красивых, похожих на отца. Любила ли миссис Бреннан супруга? Видимо, да, если так обожала тех детей, кто имел сходство с мужем.

  Однако – что представлял собой Ральф Бреннан? Епископ Корнтуэйт сказал, что это был умный и деятельный человек. Видимо, также весьма практичный и расчетливый. Но где пролегает граница между расчетливостью и стяжанием? Что могло прельстить молодого человека в девице, которая была пугающе некрасива и к тому же – на одиннадцать лет старше его самого, кроме богатейшего приданого? Но что удивительно – его сын повторяет его судьбу: Райан тоже выбирает невесту с огромным приданным, при этом – твердит слова о чувствах к девице. Мисс Грант не красавица, но мистера Райана Бреннана это так же не останавливает, как не остановило когда-то его отца.

  И отец Райана как-то обмолвился, что хотел бы заговорить сына от бунта черни, от разорения семьи и от великой любви. Странно. Бунт черни? Да, Донован слышал, что в этом городе лет тридцать назад был бунт, его называли 'шеффилдскими бесчинствами', хоть причин его не знал. Не во время ли этого бунта семья Ральфа Бреннана потеряла имущество? Мальчишка мог, что и говорить, хлебнуть тогда горя. Но великая любовь?

  ...Роберт Корнтуэйт появился днём, его приветствовали священники и викарий, он пробыл с ними в храме около часа. Донован сидел в мастерской, ожидая, что его преосвященство захочет осмотреть уже готовые фрагменты витражей. Однако прибежала миссис Голди и вызвала его в столовую.

  Роберт Корнтуэйт сидел у окна и ждал его, заметив, поднялся навстречу и поприветствовал. За столом, уставленном закусками, никого не было. Рассказ Донован о случившемся в доме занял около получаса. Епископ сидел молча, слушал, прикрыв глаза.

   -Сэр Роберт, – осторожно обронил Донован, – мы с доктором рассчитывали, что вы на основании того, что знаете от исповедника, и, собрав все сведения, что удалось узнать в доме Бреннанов нам, сможете что-то понять, обобщить...

  -Вы многое сумели, – отозвался Корнтуэйт, – куда больше, чем я ожидал, но, увы, моё понимание не прояснилось. Я, разумеется, согласен с Мэддоксом, что всё, что происходит в доме – не случайно и направляется чьей-то злой волей.

  -Мне кажется, – робко заметил Донован, – что мисс Элизабет... я говорил об этом мистеру Мэддоксу, она... иногда способна... натравить людей друг на друга. Но я не верю, что она способна на низость. Её, если предположить, что именно она виновна, все же можно оправдать. Конечно, она была оскорблена пренебрежением мистера Хэдфилда. А эта лаборатория Джозефа... там может и не быть ничего недозволительного. Он мог просто занять удобное помещение, на том момент пустовавшее. Он так умён, его суждения разумны, и я не могу поверить... Не буду скрывать, меня немного напугала миссис Бреннан, но и ее заподозрить в стремлении убить сыновей – безумно.

  Корнтуэйт вздохнул.

  – Подлецы потому столь часто и преуспевают, что ведут себя как честные люди, а честные люди потому и не понимают подлецов, что судят о них, как о честных людях... Тем временем подлецы улыбаются... Кто он, этот улыбающийся подлец? – утомленно пробормотал Корнтуэйт. – Помните, в 'Гамлете'?

  O villain, villain, smiling, damned villain!

   My tables! Meet it is I set it down

   That one may smile, and smile, and be a villain...– епископ помрачнел и вяло продолжил, – семерых погибших нам уже не воскресить. И боюсь, не поймать и подлеца. Подлость безбожна, но сильна умением плевать на совесть и забывать о чести. Стыд и честь – как платье: чем больше потрепаны, тем беспечнее к ним относишься. Но семь трупов... Мир подлеет. И старомодная подлость Ловеласов уже не выдерживает конкуренции.

  Донован растерялся. Он не ждал таких слов.

  -Но, мистер Корнтуэйт, если всё же всё взвесить? – он заторопился, – в феврале погибает Уильям Бреннан. Это явное самоубийство, вызванное отчаянием. Кому выгодна его смерть? Мисс Элизабет? Она была не очень высокого мнения о брате, считала, что он 'воспринимает жизнь излишне драматично', но она ничего не выиграла от его смерти и явно сожалела о ней. Мистеру Джозефу эта смерть тоже не нужна, что ему-то за резон? Матери? Нелепость. Затем погибает Мартин. Но и его смерть совершенно не нужна ни мисс Бреннан, ни Джозефу Бреннану, ни миссис Эмили. Она вообще никому не нужна, он не стоял ни у кого не пути. Затем внезапная гибель Кэтрин. Незадолго до смерти с ней говорит Эдвард Хэдфилд, он укоряет её за то, что она не сохранила чести. Это ранит девушку: возможно, она надеялась, что он простит ей ошибку молодости, но... И в отчаянии она решает покончить с собой. Ни мисс Элизабет, ни мистеру Джозефу от её гибели нет никакого прока и ни малейшей выгоды. Миссис Эмили – тоже. Потом следует ссора мистера Райана Бреннана и Эдварда Хэдфилда, и Райан просит его покинуть дом. Но что в том пользы Джозефу? Элизабет могла радоваться этому, но она уже просватана за другого. Но мистер Хэдфилд непонятно почему бежит на болота... – епископ прикрыл глаза и молча слушал Донована. – В смерти мисс Шарлотт мистики нет, это просто несчастный случай, спровоцированный злополучным Патриком, который и сам за это поплатился. А смерть мисс Энн Хэдфилд – это просто любовное помешательство... Что мешало её уехать, успокоиться, прийти в себя? Все это ... похоже на случайность.

  -И все эти беды – случайно собрались в одном доме? – в голосе епископа не было иронии, только бесконечная усталость. – Слово 'случайность' бессмысленно, мистер Донован, люди придумали его, чтобы выражать свое непонимание закономерности определенных явлений.

  Донован осторожно поинтересовался тем, что занимало его самого нынешним утром.

  -А скажите, сэр Роберт, вы говорили, что мистер Ральф Бреннан был человеком достойным, – Корнтуэйт повернул к нему голову. – Меня интересует, насколько близко вы его знали?

  Епископ с удивлением взглянул на Донована и задумался. Потом рассудительно ответил:

  -Хочу думать, что это не праздный интерес... Ральф Бреннан. Я учил его, потом многие годы знал довольно близко. Это был умный, рассудительный человек, человек дела и слова, не фанфарон, не распутник, не пустышка. Если вы спрашиваете, мог ли я заблуждаться на его счёт, – епископ закусил губу и несколько секунд молчал, потом продолжил, – пожалуй, нет. Иногда я ловил его на довольно жестких и пуританских высказываниях, но они были неизменно верны. Следовал ли он им сам? Не был ли лицемером? Ну, мне кажется, нет... А почему вы спрашиваете?

  -Райан, когда позировал мне, сказал, что его отец однажды сказал ему, что хотел бы заговорить его от мятежа черни, от банкротства семейства и... от великой любви. Почему? Вы говорили, что семья мистера Ральфа Бреннана была разорена. Не надо объяснять, почему отцу хотелось бы, чтобы сын не был вовлечен в бунты и восстания, но любовь? Знал ли мистер Ральф Бреннан великую любовь?

   Доновану показалось, что он чем-то задел епископа. Корнтуэйт побледнел, однако, вздохнув, проговорил:

  -Любовь... – он вздохнул, – я точно не знаю этого, однако слышал, что Райан в колледже подлинно был влюблён. Но девица была бедна, и им просто было не на что жить. Кажется, был разрыв, но я не смогу сказать, кто был его инициатором. Была ли это великая любовь? – епископ пожал плечами, – однажды я видел его с этой девушкой, она приезжала в колледж. Красавица. Но ведь не исключено, что она сама...

  -Разлюбила самого красивого мужчину из всех, кого вы только видели? Такого же, как Райан?

  Корнтуэйт снова пожал плечами.

  -Вы хотите спросить, не пренебрег ли он девушкой из-за её и своей бедности?

  Донован кивнул.

  -Не знаю. Но он подлинно был нищ, как Иов. Возможно, он просто не мог позволить себе обречь девушку на нищету.

  -А что с ней сталось?

  -Не знаю. Я о ней-то самой не вспоминал, пока вы не спросили.

  Вечером оба они направились в Кэндлвик-хаус, пришли в преддверии ужина и были весьма любезно встречены миссис Бреннан. Она рассыпалась в благодарностях сэру Роберту за его рекомендацию: мистер Донован – настоящий мастер, истинный живописец.

  Епископ рассказал о делах в Ноттингеме, потом заговорил о последних событиях в доме.

  -Я был просто в ужасе, когда узнал о гибели ваших кузин, мистера Хэдфилда, Патрика, Энн. Это безумие какое-то. Что происходит в доме?

  Его слова не произвели особого впечатления на присутствующих.

  -Может быть, я чего-то не понимаю, но этот дом полон одержимых, – заявил мистер Джозеф Бреннан епископу Корнтуэйту.

  -Мне так не показалось, – холодно заметил Корнтуэйт.

  -Любой самоубийца одержим объявшей его тьмой, – спокойно пояснил Джозеф, – это проявление малодушия, отказ выдержать испытание, измена жизни и ее Творцу. Это всегда обида на жизнь, на других людей, на мир, на Бога. Но это чувство раба... и сколько в этом безнадежности, потери веры.

  Епископ молча кивнул, внимательно глядя на Джозефа.

  – Метафизика самоубийства – это дьявольщина, – продолжал Джозеф, – допустим, девица переживает муку несчастной любви. Она ни в чем не видит никакого смысла, все окрашивается в темный цвет безнадежной бессмыслицы, все осмысленное вытесняется. – Он прожевал кусок ростбифа и продолжил, – самоубийца – человек ни во что не верящий, ни на что не надеющийся и ничего не любящий. Самоубийство же из-за любви более всего свидетельствует об одержимости и грехе идолопоклонства.

  Мисс Элизабет подняла глаза на дядю. Взгляд её был достаточно красноречив и содержал просьбу умолкнуть.

   'В доме повешенного не говорят о веревке', наконец тихо обронила она.

  -А в доме палача? – тихо осведомился епископ Корнтуэйт.

  -В самоубийстве палач и жертва слиты неразделимо, – спокойно парировал Джозеф.

  -В жизни людей есть опасные темные точки, где сгущается бездонная тьма, – тихо заметил епископ, – если человеку удастся вырваться из этой точки, он спасен, вот почему в иные минуты так важна помощь, может спасти вовремя сказанное слово или даже взгляд, дающий почувствовать, что человек не один на свете. Вот почему так страшно одиночество для человека. И мне жаль, что в этом доме не нашлось никого, кто смог бы поддержать отчаявшихся...

  Его упрёк не был воспринят, по крайней мере, Донован не заметил, чтобы кто-то принял его на свой счёт. Мисс Элизабет сидела в тёмном траурном платье, но время от времени с улыбкой поглядывала на обручальное кольцо на пальце, Джозеф Бреннан лакомился красной икрой, запивая её белым вином, Райан Бреннан тихо беседовал с управляющим о делах на конном заводе, миссис Бреннан молчала.

  -Мисс Элизабет, – Корнтуэйт обернулся к Бесс Бреннан, – а вам жаль мисс Хэдфилд?

  Элизабет подняла на него спокойные глаза.

  -Да, я относилась к ней с уважением. Энн была истинной леди. Жаль, что она выбрала такой путь.

  -А мисс Шарлотт?

  Мисс Бреннан ни не миг не утратила хладнокровия.

  -Мне было жаль и её. И мисс Кэтрин тоже.

  -Но как вы узнали, что мисс Шарлотт в подвале?

  Элизабет покачала головой.

  -Я и не знала, но Джеймс Фокс уже несколько недель досаждал мне жалобами: по его мнению, в подвале поселилось привидение, оттуда слышались стоны и шорохи. Я тщетно пыталась внушить ему, что это вздор, но он, хоть не боится ходить с рогатиной на медведя, до дрожи страшится призраков. Он и в этот раз был в левом крыле, услыхал шум в подвале, бросился к Джейн Лидс и ко мне. Я была уверена, что всё вздор, но, подойдя ближе, тоже услышала шум.

  -Но как же с вами не встретился Лорример?

  В разговор вмешался Райан, добродушно уточнивший:

  -Мэтью рассказал, что удрал на третий этаж, не став выходить в галерею. Он был напуган. Он знал Патрика и боялся его, в гневе тот был способен на любую необдуманную глупость.

  -Но почему мистер Хэдфилд направился в дождь на болота?

  Райан пожал плечами.

  -Должен признаться, что это я попросил его забрать сестру и уехать из моего дома. И не раскаиваюсь, – глаза Райана Бреннана сверкнули, – я не позволю в моем доме оскорблять тех, кто мне дорог. При этом, – заметил он, опустив глаза, – если вы, сэр, полагаете, что я чем-то обидел мисс Энн Хэдфилд, тем паче, как намекал доктор Мэддокс, соблазнил её, то уверяю вас, это просто вздор.

  -И вы никогда не были к ней жестоки?

  -Hard words break no bones.(1)

  -Смотря кому...

  -Об этом надо было думать её братцу, – не похоже было, что Райана Бреннана мучила совесть. – По-моему, прецедент увековечивает принцип, а договор – всегда был дороже денег.

  -Но почему она вас в предсмертном письме называет вас исчадьем ада?

  Корнтуэйт не сумел смутить Райана Бреннана.

  -Я, полагая, что наши семьи породнятся, позволял себе ухаживать за ней. Она приняла мои слова слишком всерьёз. Она вообще всё принимала всерьёз. Но я не шутил и женился бы, если бы её брат всё не испортил.

  Донован слушал этот разговор с двойственным чувством. Он считал, что Райан прав, хоть и полагал, что он рассуждает излишне жестко. Но Чарльз думал, что и сам Хэдфилд, по меньшей мере, поступил не по-джентльменски. Если ему не по душе была мисс Элизабет, он мог сказать об этом сразу, ведь отказ жениться он объяснял тем, что она некрасива. Но едва ли мисс Элизабет была иной полгода назад, когда они с Энн только приехали в Кэндлвик-хаус. Почему он оставался здесь так долго? Ведь он не мог не замечать, что его сестра влюбляется в Райана Бреннана. Почему он не уехал сразу? Чего ждал?

  При этом для самого Донована было большим облегчением, что теперь было твердо известно, что Райан Бреннан вел себя по отношению к мисс Энн Хэдфилд безупречно, как истинный джентльмен. Да и мисс Элизабет в её обиде на Хэдфилда Донован тоже понимал.

  -Хорошо. Нелепо спрашивать, почему наложил на себя руки Патрик, можно понять его боль и потрясение. Он, видимо, подлинно любил мисс Ревелл. Но что случилось с мисс Кэтрин? Кто соблазнил её?

  Джозеф ухмыльнулся.

  -Стоит ли говорить дурно о мёртвых, сударь?

  -А что, ничего доброго о ней сказать нельзя?

  -Ну почему? – Джозеф пожал плечами, – она была доброй девочкой. Не менее доброй, чем её сестрица Шарлотт.

  -Я понял, – кивнул епископ, – семь смертей – а виновного нет?

  -Я тоже иногда хочу повеситься. Но не нахожу подходящей веревки и приличного повода. Кто в этом виноват? – в Джозефе Бреннане снова промелькнул гаер. – Это логично. Не можешь жить – займись чем-нибудь другим. Если прав этот ботаник из Шропшира, и мы точно – потомки мартышек, то неужели подлинно надо было подниматься с четырех лап на две, чтобы наложить на себя освободившиеся руки?

  Донован молчал. Он понимал, что эти, сидящие сейчас за этим столом, умны и сдержанны, хладнокровны и бесстрастны. Корнтуэйту ничего не добиться. Они едва ли лгали, что не чувствуют вины, – они и впрямь ее не чувствовали.

  Да и была ли вина?

  ___________________________________________

  1. Тяжелые слова костей не ломают (англ.)

  Эпилог.

   Правда всегда побеждает.

   Точнее то, что побеждает, всегда оказывается правдой.

   Г. Лауб.

  Если бы я держал в руке все истины мира,

  я бы поостерегся разжать ее, чтобы показать их людям.

   Бернар Фонтенель.

  В течение следующей недели Донован завершил установку витражей в храме, снял копию с портрета Райана Бреннана и дописал портрет миссис Эмили Бреннан. Бреннаны ничуть не поскупились, заказав к новым портретам богатые позолоченные багеты. Щедро расплатились они и с живописцем: за каждый портрет мистер Райан Бреннан отсчитал двадцать гиней, за свой же – дал тридцать.

  Они простились накануне Троицы, и в последний день, который Донован провёл в Кэндлвик-хаусе, он стал свидетелем скромных свадебных приготовлений: планировалось только двойное венчание и тихий семейный ужин, после которого мисс Элизабет Бреннан предстояло стать хозяйкой Грант-Холла, а мисс Дороти Грант – войти молодой госпожой в Кэндлвик-хаус. Слуги суетились и готовили спальню молодых, взбивали перины и прикрепляли новые парчовые занавесы к балдахину огромной двуспальной кровати новобрачных.

  Донован счёл свой приезд в Шеффилд удачным. Он заработал вполне достаточно, чтобы при скромной жизни не знать нужды в течение целого года, кроме того епископ Корнтуэйт снабдил его рекомендательными письмами в соседнюю епархию в Солфорд, к епископу Герберту Вону, тоже искавшему витражного мастера.

  Чарльз простился с городом, побродив напоследок по ставшим уже знакомыми улицам, простился и с миссис Голди, на прощание по-матерински расцеловавшей его. Загрузил свой саквояж новыми вещами, а большой, купленный в Шеффилде сак – портретом Бреннана, папками с набросками и живописными принадлежностями.

  Выехал он из Шеффилда утром, почти на рассвете.

  К своему немалому удивлению, на станции Донован увидел знакомого человека: безошибочный глаз живописца уловил знакомый абрис спины и густой рыжеватой шевелюры. Тот обернулся – и Чарльз узнал Мэтью Лорримера. Мэтью, надо сказать, тоже узнал художника, хоть видел его в Кэндлвик-хаусе не более двух раз. Они поздоровались. Физиономия камердинера лучилась довольством, он сообщил Доновану, что отпущен господином к себе в Холлингворт – жениться.

  -Но уже в среду – назад, господин долго без меня не обойдётся.

  -А как же ваша жена?

  Лорример улыбнулся.

  -Мистер Бреннан сказал, она будет горничной у его супруги, леди Дороти Бреннан, и обещал, что будет платить ей, как платил Джейн Лидс. А та уедет в Грант-Холл с госпожой Элизабет.

  Донован вежливо поинтересовался:

  -А вы давно служите у Бреннанов?

  -Без малого десять лет.

  -В последний год в Кэндлвик-хаус было невесело, – заметил Донован.

  Однако его собеседник с ним не согласился.

  -Почему? Старого хозяина, мистера Ральфа жаль, конечно, но мистер Райан ему не уступит. Настоящий хозяин. Истинный джентльмен.

  -Но смерть несчастных братьев мистера Райана, мисс Ревелл... Хэдфилдов...

  Лорример пожал плечами.

  -Это вина мистера Ральфа, так я полагаю, – деловито бросил он уверенным голосом, появляющемся, как заметил Чарльз у самых вышколенных слуг, когда им случается обсуждать господские дела, – но и господа, конечно, разумны не были, – спокойно отметил Мэтью, – ведь поначалу твёрдо было договорено, что мисс Элизабет выйдет замуж за мистера Хэдфилда, а мистер Райан – женится на мисс Энн. Хорошо все задумано было. Умно. Сами посудите: мистер Хэдфилд приобрёл бы к своим трём тысячам годовых ещё две с половиной тысячи – доход с приданого мисс Бреннан, а потом, лет через пять-десять, после смерти графа Хэдфилда – и титул получил бы, и ещё добрых пять тысяч годовых. Живи да радуйся! И мисс Элизабет – она ведь влюбилась в мистера Хэдфилда, нравился он ей очень.

  Так нет же! – на физиономии Лорримера обрисовалась тень презрительного недовольства, – тут, откуда ни возьмись, прибыли эти сестренки Ревелл. Вы ж, я понимаю, не знаете тетку Винни, мамашу их, а она спала и видела пристроить одну из своих дочурок-нищенок в жены мистеру Райану, она и мистеру Ральфу вечно досаждала, деньги клянчила, то на фортепьянах девочек обучить, то по-французски. Да зачем этим девицам в Уистоне французский, помилуйте? – глаза Лорримера иронично блеснули, – с сороками картавить?

  Донован не знал, что на это ответить, просто развёл руками. Мэтью Лорример же оживлённо продолжал рассуждать о господских делах.

  -И что же вы думаете? Девицы эти, как приехали, проходу мистеру Райану не давали: то в коридоре попадутся, то в холле, в парк он выйдет – они тут как тут, пойдет на конюшню – а они уже там вертятся. Видимо, мамаша им указание дала – обольстить мистера Райана во что бы то ни стало.

  -Но мистер Райан на такое не способен, – пробормотал Донован.

  -Конечно, – с готовностью согласился Лорример, брезгливо сощурившись, – попасться в сети к трём провинциалкам – это кем быть надо? У мистера Райана – голова на плечах, а не горшок с отрубями, как у некоторых, – твёрдо кивнул Лорример, – однако тут эта вертихвостка, мисс Кетти, начала крутиться вокруг мистера Хэдфилда, видимо, хотела, чтобы мистер Райан взревновал, – глаза Лорримера иронично блеснули, – умно, ничего не скажешь. Да только, воля ваша, мистера Райана это взбесило: не для того он в Кэндлвик-хаус Хэдфилдов принимал да расшаркивался перед ними, чтобы судьбу нищих кузин устраивать. Да и мисс Элизабет как заметила это – тоже разгневалась. Вы только подумайте: бедная родственница из Уистона пытается перебежать дорогу госпоже! Это мыслимо ли? – чувствовалось, что Лорример всерьёз возмущён подобным нахальством.

  Донован внимательно слушал, одновременно ощутив, как в груди резко заколотилось сердце.

  -Однако мистер Райан сестрицу-то успокоил. Слово ей дал истинного джентльмена, что не допустит, чтобы мистер Хэдфилд женился не на ней. Слово он своё держит! Истинный джентльмен. В ту же ночь он мисс Кетти на сеновал опрокинул, на следующий день – мисс Летти оприходовал. Стал им обеим безделушки дарить, шляпки там, цепочки да кулончики. Заметив это, взбесилась мисс Шарлотт. Она-то себе цены сложить не могла, старшая она к тому же, а тут сестрички её обошли в битве за принца-то на белом коне. Ну, мистер Райан не стал обижать мисс Шарлотт. Переспал и с ней.

  Донован молча слушал. Сказать ничего не мог. Язык его прилип к гортани.

  -Тут, однако, конфликт у мистера Райана случился с дядюшкой Джо. Тот, не будь дурак, заприметил, что Райан девицу эту, Летти, на конюшне в хвост и в гриву отделывает...

   С трудом сглотнув, Чарльз спросил:

  -Мистер Джозеф шантажировал его?

  -Что? – опешил Лорример, – Джо? И не думал даже. Мистера Райана? – он покачал головой, – его не пошантажируешь. Клянчить Джо начал, ныть и канючить, и всячески досаждать мистеру Райану. 'Почему это у него, мистера Райана, три бабёнки, а у него, дядюшки Джо, кроме перезрелой горничной Мэйбл, – ничего? Где справедливость, мол? Где честь и совесть, где уважение к старшим? И это, мол, поведение истинного джентльмена?'

  Донован нашёл в себе силы продолжить разговор.

  -И что мистер Райан?

  -Мистер Райан – не скаред какой-нибудь, он и о справедливости, и о чести, и о совести тоже, уверяю вас, представление имеет. Говорю же, истинный джентльмен. Да и мистера Джозефа он уважает, родственник ведь. Он и говорит дядюшке: 'Да подавись ты, мол, козёл старый, бери любую, только отвяжись, и чтобы тихо всё было'. Ну, мистер Джозеф, надо сказать, тоже не промах. Он недаром-то все ночами в своей лаборатории сидел-то. Образованный человек. Он и сам сказал: 'Money spent on the brain, is never spent in vain'(1)Есть у него пара-другая настоек, сам их он изобрёл, – закачаешься. То мерещиться невесть что начинает, то голову начисто сносит. А уж всякие снадобья да травки – любую хворь залечат. Ну, мистер Джозеф, натурально, мисс Летти одну такую травку и подсунул. Той так понравилось, что она – не поверите, мистера Райана совсем позабыла и всё время кувыркалась с мистером Джозефом в его спальне. Впрочем, мистер Джо, когда заметил, что мистеру Райану мисс Шарлотт опостылела, так он и её оприходовал, а мисс Летти отдал пока груму – Майклу Блэкмору и его конюхам, а после и Кетти, – они сначала вдвоём с мистером Райаном её делили, а после она целиком в ведение мистера Джозефа перешла. Но та всё бунтовала, пока её Джозеф порошком заморским не приручил. Но, вы не думайте, – отметил Лорример, – разумеется, приоритет мистера Райана Джо всегда соблюдал: как только тот любую из девок требовал, – её тут же в ванной отмывали и ему приводили.