Текст книги "Обида маленькой Э"

Автор книги: Ольга Гурьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава десятая
КАК МАЛЕНЬКАЯ Э ПОПАЛА В АБРИКОСОВУЮ РОЩУ

Сюй Сань почувствовала, что ее осторожно ставят на ноги, и низкий голос, как далекий раскат грома, пророкотал над ней:

– Ну как, красавица? Сумеешь дойти одна? Я проводил бы тебя, но меня ждут.

– Благодарю вас, господин, – прошептала Сюй Сань. – Я дойду.

– Обопритесь на меня, – заговорила Маленькая Э. – Я сильная, вы не думайте. Я понесу узел, если вы позволите.

– Я сама понесу! – сказала Сюй Сань, подняла узел, выпрямилась и оглянулась.

Далеко позади виднелись розовые стены монастыря, и человек, спасший ей жизнь, входил в красные, с круглыми медными гвоздями ворота. Сюй Сань отвернулась и поправила тяжелый узел на руке. впереди была большая дорога.

Сюй Сань попробовала ступить – ноги держали ее. Тогда она пошла вперед.

Сколько времени она шла, она не понимала. Маленькая Э что-то бормотала, она не слышала. Ноги ступали по мягкой пыли, поднимались, опускались, один шаг, второй шаг, один шаг, второй.

Кто-то дернул ее за халат, она отмахнулась головой, как лошадь от докучливого овода. Кто-то настойчиво дергал халат. Ее тело качалось взад-вперед. Ноги остановились, а сама она как будто еще шла. Может быть, это казалось ей. Голова клонилась вниз, вбок.

– Матушка, матушка! – кричала Маленькая Э и дергала ее за рукав.

Сюй Сань села на землю, спросила сердито:

– Что тебе?

– Вы не слышите меня, матушка? Мы идем с самого утра. Я устала и хочу есть.

– Что тебе? – повторила Сюй Сань и закрыла глаза.

– Матушка, вы слышите меня? – кричала Маленькая Э.

Но Сюй Сань больше не отвечала. Она сидела прямо на дороге, упав головой на узел, и молчала.

Тогда Маленькая Э закричала не своим голосом. Она бежала по дороге и кричала:

– Помогите, помогите, добрые люди! Моя матушка умерла! Помогите кто-нибудь, услышьте меня!

Из небольшого домика у дороги вышла пожилая грузная женщину и расставила руки. Маленькая Э с размаху ударилась о ее теплый мягкий живот и заплакала.

– Ну, ну, не плачь, вытри глазки! – заговорила женщина. – Ай-я! Какая хорошенькая девочка! Какие бровки, как у мотылька! Какие щечки, как цветок сливы! Идем, я угощу тебя пельменями. – При этом она нежно поглаживала Маленькую Э по волосам, ущипнула ее за щеку, двумя пальцами взяла за подбородок и подняла ее лицо. – Ай-я! Какой ротик, коралловое колечко!

– Моя матушка умерла и лежит на дороге, – рыдала Маленькая Э. – Помогите ей!

– Как же я ей помогу, когда она умерла, – сказала женщина. – Идем ко мне, я дам тебе пирожок с начинкой из сладких черных бобов.

Но Маленькая Э вырвалась из ее сильных рук и закричала.

– Если вы не хотите мне помочь, я побегу за другими людьми. Пустите меня!

– Постой, постой, – заговорила женщина. – Я тебе обязательно помогу, незачем звать других. Может быть, у тебя есть немного денег, чтобы было на что похоронить твою матушку?

– У матушки есть деньги, – ответила Маленькая Э. – У нее много денег в халате за пазухой.

– Что же ты раньше не сказала? – воскликнула женщина. – Идем скорей, пока ее кто-нибудь не подобрал!

Она взяла Маленькую Э за руку, и они бегом вернулись к тому месту, где все так же неподвижно полусидела, полулежала Сюй Сань, Женщина присела около нее, сунула ей руку за пазуху, тотчас выдернула, засмеялась и сказала:

– Ну и дурочка же ты! Сердце у твоей матери бьется, она жива, и незачем было тебе кричать. Так, говоришь, у вас много денег? Здесь всего сто вэней.

– Нет, у нас много. Купец заплатил ей целых два гуаня.

– Это тоже не много. Но так и быть, сотворю доброе дело.

С этими словами она одной рукой схватила узел и, обхватив Сюй Сань за талию, дернула, подняла, взвалила на плечо, как мешок с овощами, и поспешила обратно. Маленькая Э бежала следом, с ужасом глядя, как голова и руки матери беспомощно болтаются за спиной чужой женщины.

Как только они добрались до дома, женщина уложила Сюй Сань на чистую циновку и сказала:

– А теперь беги за врачом. Наш город совсем близко. Не успеет свариться каша к обеду, а ты уже будешь в Абрикосовой Роще.

– А оттуда далеко до города? – спросила Маленькая Э.

– Это и есть в городе, – ответила женщина. – Абрикосовая Роща вовсе не роща, и никаких абрикосов там нет. Можешь не облизываться! Абрикосовой Рощей называется наша аптека. Ты придешь туда, все расскажешь, и они пришлют сюда бесплатного врача, Если спросят, где тьг живешь, ответишь: за северными воротами, у тетушки Мей.

Городок действительно был совсем близко и такой небольшой, что первый же встречный, к которому обратилась Маленькая Э, сейчас же указал ей дорогу.

– Совершенно верно, – сказал он. – «Абрикосовая Роща согрета весной» – это вывеска нашей аптеки. Прямо над входом висит доска, и на ней четыре иероглифа! Абрикос, роща, тепло, весна. Написано очень красиво, в старинном стиле.

– А как же пройти туда? – спросила Маленькая Э.

– Пойдешь все прямо по этой улице и дойдешь до торговли углем. Там продают и уголь, и шарики из угольной пыли для тех, кто победней. Но от этих шариков тоже довольно жару. Только ты не останавливайся около этой торговли, потому что вокруг угля всегда вьются злые духи, которые могут убить человека. Так что ты сразу поверни за угол и беги, пока не увидишь поперек дороги каменного единорога. Когда я был мальчишкой, их еще была пара, а после войны только один остался. Но ты не пугайся его, хотя у него злобный вид и открытая пасть. Наши ребятишки ездят на нем верхом и стреляют в него из луков, так что он не страшный. Обогни единорога и поверни на восток. Тут ты дойдешь до человека, который сидит на перекрестке и чинит глиняную посуду. Ты с ним не заговаривай, потому что, с тех пор как монгольский всадник сбил его с ног и проскакал по нему, он очень сердитый. Он может снять туфлю с правой ноги и ударить тебя по голове. Так что ты пройди мимо него молча и вежливо, и тут неподалеку «Абрикосовая Роща согрета весной». Ты узнаешь ее, потому что она вся в резьбе и позолоте.

Маленькая Э поблагодарила и поскорей побежала по указанному пути. Она свернула около угольной торговли, обогнула единорога и издали увидела человека, который, сидя на земле, латал глиняный котел железными скобочками. Он сверлил в глине маленькую дырочку, пропускал сквозь нее тонкую железку и загибал ее. Скобочки ложились ровным рядом, будто стежки вышивки, и это было очень красиво. Но ноги у него были большие, а туфли еще больше, и он что-то бормотал и бормотал себе под нос, так что Маленькая Э cpазу перешла на другую сторону, чтобы не задеть его. Тут она увидела аптеку.

Аптека снаружи была вся в резьбе и позолоте. Над входом висела доска с четырьмя иероглифами. Рядом с вывеской свисал с шеста плетеный шнур, на котором были нанизаны деревянные квадраты и треугольники с черными кружками в середке. Такие шнуры Маленькая Э видела уже раньше на аптеках в Ханбалыке и знала, что деревяшки поражают пластырь, намазанный черной мазью, которая помогает от всех болезней. Сверху шнур был украшен цветком лотоса, а внизу в виде кисточки болталась пара деревянных рыб.

Маленькая Э открыла дверь и вошла.

После жаркой и солнечной улицы ее охватил прохладный полумрак, и она не сразу увидела почтенного старика, сидевшего за высокой конторкой. Перед стариком лежала длинная бумага, придавленная камнем, чтобы ее не унесло сквозняком. Старик медленно передвинул по бумаге деревянную линейку, поднял голову и закричал:

– Тонкая бамбуковая стружка!

– Тонкая бамбуковая стружка! – ответил голос из глубины лавки.

Маленькая Э оглянулась и увидела, что все стены аптеки сплошь покрыты маленькими ящичками. На каждом ящичке крест-накрест были написаны иероглифы. Молодой человек то приставлял к стене лестницу и лез под самый потолок, то проворно спускался, садился на корточки и открывал нижний ящик. По мере того как старик диктовал, он из каждого ящика доставал лекарство, взвешивал на безмене, высыпал на бумажку и подавал старику.

– Сушеная шкурка скорпиона! – читал старик, передвигая линейку.

– Сушеная шкурка скорпиона! – повторял молодой человек, открывая новый ящик.

– Одну раковину «зуб дракона».

– Одну раковину «зуб дракона».

– Для основания три ломтя имбиря.

– Для основания трн ломтя имбиря.

Основание – это главная составная часть лекарства и пишется всегда в самом конце. Поэтому старик кончил диктовать, посмотрел на Маленькую Э и спросил:

– Что тебе нужно, маленькая девочка? Где у тебя рецепт? Почему ты молчишь? Может быть, ты играла на улице и потеряла рецепт? Или, возможно, ты сложила его вчетверо и сделала из него подкладку для шапки твоей куклы?

– … подкладку для шапки твоей куклы, – повторил молодой человек, взобрался вверх по лестнице и начал быстро открывать и закрывать ящики. Со стуком захлопнув последний ящик, он сел на ступеньку лестницы и с недоумением посмотрел сперва на своего хозяина, потом на Маленькую Э.

– Моя матушка больна, и у меня нет рецепта, – сказала Маленькая Э. – Но мне велели идти к вам, чтобы вы прислали бесплатного доктора.

– Тебе правильно сказали, – важно промолвил старик. – Милостью императора, который озабочен здоровьем китайского населения, сейчас в каждом городе при аптеках имеются списки всех врачей, и они обязаны бесплатно лечить неимущих. Где ты живешь?

– За северными воротами, в доме тетушки Мей.

– Дом тетушки Мей хорошо известен в этом городе, потому что она очень добрая женщина. Удивительно добрая. Да! Впрочем, не моя забота, если с тобой случится что-нибудь нехорошее. Можешь идти. Врач придет.

Глава одиннадцатая
КАК ВСАДНИК УКРАЛ ПАРУ ТУФЕЛЬ

Послав Маленькую Э в Абрикосовую Рощу, тетушка Мей вскипятила воду, приподняла голову Сюй Сань и влила ей в poт несколько капель кипятка. Сюй Сань поперхнулась, выплюнула воду и открыла глаза. Тетушка Мей тут же подала ей вторую чшчечку. Мл этот раз Сюй Сань протянула руки, взяла воду и с жадностью выпила. После этого она попыталась сесть, но тетушка Мей сейчас же уложила ее обратно и сказала:

– Лежи, отдыхай и ни о чем не думай. Все твои несчастья кончились с той поры, как ты попала в мой дом. Я буду заботиться о тебе, как о своей родной дочери. Скоро придет врач, и ты опять будешь здорова и весела.

– Ах, тетушка, – возразила Сюй Сань. – Никогда уже не я веселой. Были у меня и дом и работа, но император выгнал меня из Ханбалыка, я всего лишилась и теперь бреду по дорогам, иссохшая, как песчинка, гонимая ветром.

– Я слышала, что китайцев выселили из Ханбалыка, – сказала тетушка Мей. – И, конечно, это горе, и разорение, и великая обида, и несправедливость. Но все это ты уже пережила и осталось это позади, а вскоре – уж поверь мне, старухе! – ждет тебя богатство и счастье. Ты только будь мне покорна, и уж я о тебе позабочусь.

– Ах, тетушка, – сказала Сюй Сань. – Я вижу, вы женщина доброжелательная и исполненная сострадания к несчастным. Но, боюсь, я буду вам в тягость.

– Об этом ты не беспокойся, – ответила тетушка Мей, – и поменьше думай о своих горестях. Не одну тебя разорил иноземный император. Едва ли найдется в стране хоть один китаец, который не пострадал бы от проклятых монголов. Вот, скажу о себе… Но ты, может быть, хочешь поспать?

– Нет, нет, тетушка, рассказывайте. Мне так хорошо здесь. Тихо и прохладно. Я чувствую, как жизнь возвращается ко мне,

– Ну вот, скажу о себе, – начала тетушка Мей. – Жили мы с мужем хоть и не в богатстве, но в полном достатке. Здесь неподалеку есть бамбуковая роща, и принадлежала она всему городу. Кому была нужда, тот и пользовался ею. Мы с мужем плели из бамбука корзинки. Ай-я, как он был искусен в своем ремесле! Посмотрела бы ты на эти корзинки – ив виде вазы, и круглые, и осьмиугольные, и какие хочешь. Он расщепит бамбук на тонкие пластинки и сплетает их любым узором. Повернешь корзинку к свету, и на гладком плетении выступают и цветы, и горы, и рощицы. Такого второго искусника не найти было во всей стране. Научился он этому от своей матери, которая была родом с юга. Но я думаю, что в самой Линьани никому так не сплести. А до чего плотные были! Положи ты в такую корзинку горячие пышки, прикрой плетеной крышкой и на всю ночь выставь под проливной дождь. А на утро сними крышку, и пышечки совсем сухие и еще теплые и только еще пышней стали. За таким мастером, думала я, нет меня счастливей. Но монголы отобрали эту рощу и теперь берут за бамбук дорогую цену, а с ремесленников взимают такой налог, что работать пришлось бы себе в убыток. Конечно, ни кто не хочет покупать изделия из бамбука, потому что они безмерно вздорожали, так что и не встретишь их теперь на рынке. А те, кто работал, остались без работы, и молодые ребята не хотят уипыи ремеслу, которое их не прокормит. Ты не устала?

– Нет, нет, тетушка, я слушаю. Я только закрыла глаза.

– Мой муж и говорит, что это несправедливо и такого никогда не было. Наши предки пользовались этой рощей, и, значит, и нам можно. Прямо среди бела дня, не крадучись, не укрываясь, пошел он туда и срезал несколько стволов. Но стражники поймали его и стали бить, и от этих побоев он месяц чахнул и зачах и умер. Было у меня два серебряных браслета и к ним весь прибор – сережки, и кольцо, и булавка для волос. Я понесла их в город продавать, чтобы на эти деньги похоронить мужа, а меня тут же, на рынке, схватили и отвели к чиновнику в обменную кассу. Он меня обругал и говорит:

«Что же ты не знаешь, глупая женщина, что по повелению императора запрещено китайцам иметь золото и серебро и продавать его, а обязана ты их сдать и получить за них ту цену, какая назначена но указу». Я ему отвечаю:

«Я ваших указов не знаю, потому что я неграмотна. И золота у меня нет, а серебро мне досталось от свекрови, и не стала бы я его продавать, если бы не мое несчастье. А за вашу цену я продать не согласна». Сказала и повернулась уйти. Но меня задержали, и чиновник объяснил, что моего согласия не спрашивают. По указу обязана я сдать золото и серебро, а не сдам, так отвечу за это. Я ему говорю:

«Что вы пристали ко мне, как муха в летний день? Нет у меня золота!» Но он не стал слушать, а забрал у меня и браслеты, и шпильку, и кольцо, и сережки, выдал мне бумажные деньги и отпустил. А такие хорошие вещи были – на кольце бирюза. Наверно, все потом на свою монголку нацепил. Почему им можно, а нам нельзя? Я тебя спрашиваю, где тут справедливость? Но ты не печалься! Уж поверь мне, старухе, все это у тебя будет и еще лучше! Да, а потом вышел указ, что и медь надо сдавать. Пришли ко мне и медный котел – не успела я спрятать! – забрали, и медные деньги, какие еще были, и даже медные петли и замки от сундука. А тех денег, которые они заплатили, едва хватило, чтобы купить железный котел. И теперь кипяток невкусный – пахнет железом.

– Нет, очень вкусный, – сказала Сюй Сань и вздохнула. – Mой котел тоже отобрали. Я бы выпила еще.

– Пей, поправляйся. Сейчас и каша поспеет.

– Нет, есть совсем не хочется. А чем вы живете теперь, тетушка Мей?

– Живу тем, что помогаю людям. Вот таким, как ты, хорошеньким бедняжкам. Чем бы ни жить, лишь бы не умереть. Ихняя справедливость! Монголы проклятые! И чиновники и судьи-то у них живодеры – все себе и своим. Ты спать не хочешь?

– Нет, я слушаю.

– Пока каша сварится, я тебе еще расскажу. Это со мной случилось в прошлом году. Как раз через месяц исполнится год. Пошла я стирать на речку. Место тихое, и никого нет. Кругом кусты, прохладно. Ты, может быть, заметила, у меня ноги большие. Я сама деревенская, у нас в деревне этих новомодных обычаев нет, ноги не бинтуют, у всех женщин большие ноги, а уж больше моих не было. Меня так и дразнили: у нашей Мей вместо ног корабли. Каждый сопливый мальчишка, как увидит меня, заорет: куда это наша Мей плывет? Попутного тебе ветра! Да, пошла я стирать на речку и надо бы мне надеть старые туфли. А я только накануне новые туфли сшила, н так мне захотелось их надеть! И пошла я стирать в новых туфлях. Вот и стираю, от кустиков тень, не жарко. Я даже песню запела. Колочу белье вальком, а сама пою на свою беду. Подавиться бы мне этой песней, чем так горланить. Вдруг подъезжает какой-то всадник, верно, услышал мой голос. Соскакивает он с коня, стукает меня кулаком по голове, собирает мое белье в узел, кричит: «Снимай туфли!» Переобулся, вскочил на коня и уехал. А я сижу – белья моего нет, туфель нет, и только его старые ошметки валяются. Я, конечно, завыла и скорей в город к судье. Судья, конечно, монгол, нолицо у него как будто доброе. Он говорит:

«Отчего вы, тетушка, так громко воете?»

Я ему говорю:

«Ах, господин, видать, вы такой добрый, вы меня рассудите», – и все ему рассказала.

Он говорит:

«Вора мы найдем, только вы, тетушка, про это дело молчите, никому ни слова. Утрите ваши слезы и оставьте мне эти старые ошметки. Я по ним обнаружу вора».

Я так и сделала и опять разулась и босиком вышла на улицу.

И сейчас же из суда выходит служитель. В руке у него эти ошметки и гонг. Он бьет в гонг и кричит:

«Сегодня утром около реки разбойники напали на всадника и убили его. Тело они утащили с собой, а на месте преступления остались эти туфли».

Сейчас же набежала толпа и идет за ним. И я тоже иду, посмотреть, что будет. Он опять бьет в гонг и кричит. И вдруг из одного дома выбегает старуха и, как увидела туфли, завопила:

«Это туфли моего сыночка! Он сегодня утром поехал на свадьбу к названому брату. Коия он выпросил у хозяина, чтобы поскорей вернуться. А туфли только эти у него и были. Так и поехал в старых туфлях на свадьбу».

Как только служитель это услышал, он перестал бить в гонг и позвал стражников. Они схватили старуху, а по ней нашли и ее сына и мой узел у него. А как ты думаешь, чем это кончилось? – спросила тетушка Мей.

– Чем же это кончилось?

– Ничем не кончилось. Этот парень, оказывается, служил конюхом у приказчика сборщика податей. Судья его сейчас же отпустил, и белье мое и туфли – все у него осталось. И мне же еще шею накостыляли, чтобы другой раз зря не беспокоила судью.

Глава двенадцатая
КАК СЮЙ САНЬ ЗАПЕРЛИ НА ЗАМОК

Не дожидаясь врача, тетушка Мей куда-то сбегала и вскоре вернулась с курицей, пакетиком темного сахара и несколькими яйцами. Тотчас принялась она готовить обед, a Cюй Сань, услышав соблазнительный запах куриного супа, порозовела и приподнялась на своей циновке. Она с удовольствием съела полную мисочку и попросила еще, но доесть уже не смогла и опять уснула.

Когда она проснулась, тетушка Мей всю ее обтерла смоченным в горячей воде полотенцем и дала ей полную миску очаровательного блюда, которое называется «зелено-белый нефрит» – смесь протертого куриного мяса со шпинатом. Сюй Сань опять поела и снова заснула. На ночь тетушка Мей угостила ее чашечкой «укрепляющего сердце отвара» – густым сахарным сиропом. На дне чашечки лежала маленькая сушеная креветка. Ее есть не полагалось – она была тут для запаха.

На второй день врач опять не пришел, а Сюй Сань ела и засыпала, просыпалась и ела. От непривычно вкусной и обильной еды и она и Маленькая Э поправлялись прямо на глазах. Тетушка Мей убегала, прибегала, хлопотала у печки и рассказывала всякие смешные истории. На ночь она снова обтерла Сюй Сань и расчесала ее длинные волосы, которые от дорожной пыли и пота сбились и свалялись, будто войлок. Делала она это так ловко, что ни одного волоска не выдрала и при этом все время хвалила Сюй Сань.

– Ай-я – это волосы! Словно черная туча! Нежные, тонкие, будто южный шелк.

На третье утро тетушка Мей подала Сюй Сань чашку пустого кипятку, села, пригорюнилась и проговорила:

– Уж не знаю, чем мне сегодня кормить тебя, моя красавица. Все, что в доме было, я продала, чтобы поставить тебя на ноги. И шелковый халат, который мне еще от свекрови остался, и одеяла, и даже мою любимую чашку с узором лотоса на дне. Осталась я ни с чем, как арбузная корка, из которой мякоть выели и семечки пощелкали. Как нам дальше быть, уж и не знаю. Нет ли у тебя немного денег?

– Есть, – сказала Сюй Сань, но, сколько ни рылась в своем халате, ничего не нашла.

– Наверно, обворовали тебя какие-то бездельники, пока ты лежала на дороге, – сочувственно вздыхая, промолвила тетушка Мей.

Маленькая Э очень хорошо помнила, что тетушка Мей сама вытащила эти деньги из-за пазухи Сюй Сань, но не посмела ничего сказать.

– Не огорчайтесь, тетушка! – воскликнула Сюй Сань. – У меня еще есть. Где узел с моими одеялами?

– Я же тебе сказала, что я твои одеяла продала. Откуда бы мне иначе достать курицу, которую ела ты и твоя дочка, а я даже косточку не решилась обсосать, всё тебе берегла.

– Ах, тетушка, что вы сделали? Ведь в одеяле были зашиты все мои деньги!

Тут тетушка Мей позеленела от злости и начала браниться:

– Деньги у нее были в одеяле! Что ж, у меня глаза есть, а зрачков нету? Что же, я разум свой в огороде посеяла, дожидаясь, что на будущий год вдвое вырастет? Не заметила бы я разве, что подкладка подпорота и стежки не те, и нитка другого цвета? Ах, негодная нищенка! Носит вас по дорогам, как пыль по ветру! Прикинулась больной и беспомощной и объела меня, одинокую старуху. Да тем, что ты проглотила в два дня, мне бы целый год прожить без печали! Все-то ты лжешь, и лицо твое обманчивое, и на языке у тебя мёд, а слюна ядовитая. Говори, чем будешь расплачиваться?

Но, так как Сюй Сань молчала, тетушке Мей надоело браниться, и она заговорила жалобным голосом:

– Если у тебя есть стыд и совесть, не посмеешь ты меня, несчастную, обмануть. – Она утерла нос рукавом и вздохнула. – Есть еще средство. Дочка у тебя хорошенькая девочка. Можно бы ее продать и тем рассчитаться.

Сюй Сань в ужасе вскрикнула, но тетушка Мей презрительно посмотрела на нее и сказала:

– Что ж тут особенного? Богатым людям нужны рабыни, а бедным деньги. Вырастет у меня тыква в огороде, а соли нет – я тыкву продам и куплю соль. Что у кого есть, тот тем и торгует. И наши предки продавали своих дочерей, а чем ты лучше их? Случается, даже сыновей продают, если нужда велика.

– Нет! – крикнула Сюй Сань. – Этому не бывать! Лучше я сама себя продам, чтобы удовлетворить твою жадность, но с Mаленькой Э не расстанусь, пока жива. А силой ее возьмешь, я утоплюсь в твоем колодце, и мой дух будет преследовать тебя по ночам.

– Вот еще что выдумала! – сказала тетушка Мей. – Ну не хочешь расставаться, никто тебя не неволит. Как хочешь! Я вас могу обеих продать. Мне же лучше. Сейчас сбегаю к сборщику податей, поговорю с его управляющим. У него большой дом, н ему нужно много служанок. Ай-я, как они живут! У последней кухонной рабыни серебро в ушах и на пальцах. Хорошо живут монголы, ты ке пожалеешь. Я сейчас пойду и договорюсь.

С этими словами она достала большой железный замок.

– К чему этот замок? – спросила Сюй Сань.

– А вот, запру двери, чтобы мои райские птички не улетели.

– Делай как знаешь, – сказала Сюй Сань. – Но куда я пойду, когда ты у меня все отняла? И не могу я уйти, не рассчитавшись с тобой. Запри меня, если хочешь, но выпусти Маленькую Э, чтобы она могла поиграть на солнышке. Что делать ребенку в пустой комнате? Плакать вместе со мной, чтобы соседи услышали?

Тетушка Мей, подумав, выпустила Маленькую Э, запретив ей уходить далеко от дома, повесила замок на дверь и ушла. А Маленькая Э села на ступеньки, печально глядя перед собой.

Вдруг она увидела, что по дороге едут три тележки с красными сундуками. Не долго думая Маленькая Э вскочила и побежала им навстречу. И действительно, это были те самые тележки, и на второй из них сидел, болтая ногами, не кто иной, как Цзинь Фу.

– Старший братец! – закричала Маленькая Э. – Остановитесь, прошу вас! Помогите нам, дорогой Цзинь Фу!

Тележки тотчас остановились. Со всех сундукон спрыгнули люди.

– Ах, добрый господии Грохочущий раскат грома! – закричала Маленькая Э. – Ах, старший братец Цзинь Фу! Нас с матушкой хотят продать в рабство!

– Мы выкрадем твою матушку! – воскликнул Цзинь Фу.

– Мы ее похитим! – крикнул Лэй Чжень-чжень, и от его голоса у осликов подогнулись ноги, а у мулов задрожали уши.

Маленькая Э указала домик тетушки Мей. Лэй Чжень-чжень уперся плечом в дверь, и створки с треском распахнулись, а замок оторвался и слетел вниз по ступенькам. Сюй Сань от страха закричала и закрыла лицо рукавом.

– Не пугайся, красавица, – пророкотал Лэй Чжень-чжень. – Я тебя уже раз избавил от беды и второй раз не поленюсь. Едем с нами. Мы довезем тебя, куда хочешь.

– Ах, добрые господа, – ответила Сюй Сань. – Благодарю вас. Но как мне уйти, когда я не рассчиталась с хозяйкой?

Тут неожиданно выступила Маленькая Э:

– Хозяйка украла у тебя из халата сто вэней, и продала наши одеяла, и вытащила деньги, зашитые в них. Разве это не плата?

– Правильно, младшая сестричка, – воскликнул Цзинь Фу. – Это достаточная плата!

– Это достаточная плата! – рявкнул Лэй Чжень-чжень, и от его голоса покачнулся колченогий столик, с него скатилась чашка с узором лотоса на дне и, звеня, раскололась на части.

В это мгновение вернулась тетушка Мей. Увидев сломанную дверь, она с криком ворвалась в комнату и кинулась прямо на Цзинь Фу. Он ловко наподдал ее ногой, и она отлетела к Лэй Чжень-чженю, Тот подхватил ее, приподнял в воздухе и крикнул:

– Ты кормила женщину два дня, а украла все, что у нее было. Это ли недостаточная плата? Сколько денег было в одеяле?

– Не было там денег, – завизжала тетушка Мей.

– Сколько там было? – рявкнул Лэй Чжень-чжень и встряхнул тетушку Мей.

– Не кричите, мой дом обвалится! – завопила тетушка Мей и вцепилась ему в волосы.

Но он сжал ее руку так, что она тотчас выпустила полосы, и закричал в третий раз:

– Сколько там было денег?

– Немножко меньше полгуаня, – ответила она и зарыдала.

– Это достаточная плата, – сказал Лэй Чжень-чжень и выпустил тетушку, так что она с размаху села на пол.

– Вполне, – сказал Цзинь Фу и дал ей подзатыльник.

– Раз господа говорят, что это достаточная плата, я ухожу, – сказала Сюй Сань, взяла Маленькую Э за руку и вышла.

Лэй Чжень-чжень и Цзинь Фу вышли следом за ней и так в последний раз хлопнули разломанной дверью, что бумажная картинка с изображением охранителя входа, приклеенная на двери, чтобы предохранить дом от несчастий, разорвалась пополам и улетела по ветру,

Тетушка Мей повалилась на пол и разодрала на себе ворот платья. Вдруг она услышала строгий голос:

– Болезнь познают глядя, слушая, спрашивая и щупая пульс. Положи твои руки на подушечку, женщина, чтобы я мог проверить все твои шесть пульсов.

Это наконец-то пришел бесплатный врач.