Текст книги "Инженю, или В тихом омуте"
Автор книги: Ольга Ланская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– В общем, вам так лучше будет – если мы все сделаем тихо. – В голосе уже не было убежденности. – Понимаете, эти же, бандиты его, Никитенко, – они ведь подумают, что вы запомнили того, кого видели. Чего скрывать, у них зачастую возможностей побольше, чем у нас. Подумают так и телефон ваш найдут и адрес – да тех же телевизионщиков прижмут, они и расколются. И начнут к вам приставать – на кого был похож, опиши, нарисуй портрет, все такое. Я-то могу понять, что вы его не запомнили, – а они-то не поймут, решат, что вы специально скрываете. В общем, такое может быть… Не хочу вас пугать, Марина, – но с такими лучше дел не иметь. Им что мужчина, что девушка – понимаете?
– Да, да, конечно! – Она изобразила живейший интерес. – Значит если они мне позвонят – я тут же вам. Вы ведь меня защитите, правда? Вы же смелый, Андрей, – не стесняйтесь, пожалуйста, зачем этого стесняться? Вы мужчина, вы смелый – и мне так приятно, что вы меня защищаете. Они такие злые, с оружием, на меня кричат, требуют ответа, может быть, даже угрожают. И тут вы – и… И они убегают, вы в них стреляете, а на мне может быть даже разорвана одежда. И я вам шепчу: «О, мой спаситель…»
Больше можно было ничего не говорить – с ним что-то случилось такое, словно он был будильник на батарейках и вдруг батарейки сели. Он застыл, глядя на нее тупо, а потом кивал с каменным лицом – и когда она уходила, кажется, продолжал кивать, как этакий китайский болванчик.
Он был не в ее вкусе, но все равно было бы приятно подумать, что он кивает вот так, на самом деле представляя себе описанную ей сцену спасения – в которой была опущена лишь концовка, акт любви между спасителем и спасенной. Однако она не стала вводить себя в заблуждение – ей показалось, что он думал совсем о другом. О своей работе – и о встрече со своим начальником.
Наверное, ему все-таки не хватало воображения. Он был слишком приземленным и никак не мог от этой земли оторваться. Пока. Но она знала, что они встречаются не в последний раз, а значит, у него есть шанс развить свои способности. И ему лучше его не упускать. Потому что обретенное воображение как минимум оживит его наверняка пресную супружескую жизнь – и она будет совсем не против, если в нечастые ночи секса с женой он будет представлять в темноте, что обнимает ее, Марину.
Если ему так будет приятнее жить – то она не против…
4
– Слушай, я телевизор включу – пять минут, а? Чемпионат мира же, и так не поехал, шеф не отпустил, так хоть увидеть, что там. О'кей?
Она кивнула – ну разве она могла не согласиться с тем, что хочет мужчина? Она всегда соглашалась – это входило в ее образ. И ее не смутил тот факт, что она прекрасно знала, что ее согласие не требуется, – он и говорил-то, повернувшись к ней спиной, и, не дождавшись ее ответа, плюхнулся в кресло и нажал на пульт.
– Марин, ты открой там себе шампанское, о'кей? А мне водку принеси – все там, в пакете, в коридоре. Посуда на кухне, найдешь. Заодно в холодильнике пошуруй – в плане легкой закуски…
Шампанское было абсолютно теплым, и она засунула его в морозилку, туда же отправив и водку. И коробку с конфетами, которую он тоже купил для нее, – она не просила, но в его понимании это, видимо, был джентльменский набор, шампанское и конфеты. Она не любила ни то, ни другое – когда-то шампанское казалось ей очень порочным, греховным напитком, но она тогда не очень разбиралась в спиртном. И с огромным удовольствием пила сладкую спиртсодержащую газировку с громким названием «Ив Роше».
А потом начала кое-что понимать – ей достаточно было что-то увидеть или услышать один раз, она быстро училась. Не химии и не физике, конечно, – но вот таким вещам. И стала предпочитать сухое вино. Но когда полчаса назад, притормозив по пути из ресторана у супермаркета, он спросил, что ей купить, она пожала плечами – даже в таких мелочах она не любила просить. И он купил то, что счел нужным. И она собиралась это выпить – хотя ему было бы безразлично, если бы она отказалась.
В холодильнике царили бардак и запустение – почти как в ее собственном. Она уже бывала здесь – тоже когда его мама уезжала в отпуск – и наблюдала эту картину. Какие-то открытые и испортившиеся банки, закаменевший хлеб, вздувшиеся пакеты с кефиром, якобы таким полезным для его изношенного журналистской запаркой желудка.
Но на сей раз хоть отыскалась банка красной икры – которую вопреки обыкновению пришлось открывать самой. Его сейчас трогать было бесполезно – а ее навыков ведения хозяйства для открывания банки как раз хватило, хотя и то чуть не порезалась.
Она аккуратно вывалила икру на блюдце, извлекла из застекленной полки рюмку и бокал, на удивление чистые – то ли мама уехала совсем недавно, то ли уже какая-то девица наводила тут порядок, – и отнесла все это в комнату, ставя на журнальный столик. Он даже не обернулся – он был весь в футболе. Но ее это нисколько не задевало – он всегда был такой, даже в тот первый раз, когда она у него была. Кончил, причем в нее, даже не спросив, можно ли, – и она поспешно убежала в душ, а когда вышла, он сидел и смотрел футбол или хоккей, в общем, спорт какой-то, в котором голы забивают. И кажется, не заметил, что она вернулась, – хотя у них это было в первый раз.
Она его знала уже почти полтора года. Можно сказать, что Вика их свела – когда загорелась идеей устроить ее на хорошую работу. Она как раз после того лета, в которое познакомилась с Викой, перевелась на вечерний, но, естественно, никуда не устраивалась и в институт толком не ходила. А Вике хотелось помочь, ей хотелось быть к Марине как можно ближе, проявить в деле свои чувства, показать свою полезность – вот через какое-то время она и предложила идею с газетой.
Марина ей сама ее подала – признавшись, что если бы и хотела кем-то быть, так это актрисой, ну а в крайнем случае телеведущей или журналисткой, но такой, которая на виду. Чтобы писать о чем-нибудь типа моды или кино, чтобы светское общество посещать, вечера всякие и презентации и просмотры. Вот Вика и начала искать – и через пресс-службу банка, в котором работала, нашла телефон некоего Саши Бреннера, заведующего отделом одной из крупнейших московских газет.
Она, правда, тогда заметила Вике, что писать не умеет, не пробовала никогда и у нее скорее всего не получится – но Вика ее убедила в обратном. Это то ли такой воспитательный был момент – убеждать прекрасно знающую себя Марину в том, что у нее высочайшие способности, – то ли она сознательно вводила себя в заблуждение.
Если бы Вика предвидела, что из этого выйдет, она бы этот самый телефон разорвала и сожгла клочки, а пепел съела бы – она жутко была ревнивая. Но видимо, не предполагала, что за тип этот Бреннер, – да к тому же она совершенно не знала мужчин. И настояла, чтобы Марина позвонила, и пришлось позвонить – просто потому, что неудобно было перед так старавшейся Викой.
Причем ведь дозвонилась еще только на третий, что ли, день – . то занято, то никого нет, прямо горит человек на работе. А когда он наконец снял трубку, то долго не мог понять, от кого ему звонят. И голос у него был странный – наглый, но в то же время тихий, словно у них в газете все давали обет не нарушать тишину. Она уже позже поняла, что он в тот момент выпивал у себя в кабинете, запершись и делая вид, что в комнате никого нет, – а может, затащил очередную девицу и пользовал прямо на рабочем столе.
Он ей понравился, когда она его увидела, – вроде ничего особенного в человеке в плане внешности, но наглость и самоуверенность привлекали. Сразу понятно было, что он жуткий бабник и любитель выпить, – но наглость его окружающими воспринималась легко и с улыбкой. Она это заметила, когда они шли по редакционному коридору и он при ней и еще куче народа ущипнул какую-то блондинку за зад, бросив ей что-то вроде «когда отдашься?» – а та отмахнулась, смеясь, под понимающие улыбки тех, кто был рядом.
Но в кабинете – крошечной комнатушке, прокуренной насквозь и заваленной подшивками газет и компьютерными распечатками, – он стал очень серьезен. Какое-то время рассуждая о роли их газеты и ее значении, о том, каким должен быть журналист и что должен делать, чтобы подняться, – он все это время рассматривал ее. Она тогда сняла пальто и сидела перед ним в обтягивающих джинсах и водолазке, как всегда выгодно подчеркивая все свои достоинства. И он их, видимо, оценил – потому что вдруг прервал важную беседу, предложив продолжить ее в ресторане.
, Все кончилось в постели у него дома. Они посидели где-то, и он не умолкал ни на секунду. А потом предложил поехать к нему и продолжить вечер – хотя был день, часа три. И она согласилась, понимая, о чем идет речь, и когда приехали, практически сразу пошла в душ – хотя он не говорил комплиментов и ей по большому счету ничего от него не было нужно, что-то в нем было.
Причем совершенно непонятно что – потому что в постели он был хотя и опытен, но жутко ленив, и даже в тех редких случаях, когда был здорово возбужден, делал это бурно и активно максимум один раз. А потом уже активность должна была проявлять женщина – садиться сверху или делать ему минет. Ей иногда даже казалось, что женщины ему вообще неинтересны – устал он от них, переимев огромное количество, – а секс для него примерно то же, что еда и сон, и даже если не особо хочется, но вроде надо.
А тогда, в первый раз, все шло по классическому его сценарию. Когда только приехали, он сделал это бурно, а когда она вышла, он смотрел футбол или хоккей, а потом они снова пошли в его комнату и он усадил ее сверху. А потом заявил, что в семь возвращается с работы его мама и он бы довез ее до метро, но уже выпил. А что касается ее сотрудничества с газетой – так он ее ждет завтра в двенадцать у себя и познакомит с тем, кто ей нужен.
Естественно, пропуск на нее заказан не был, а он отсутствовал – только через час объявился. Но и вправду свел ее с редактором отдела информации – заявив ему фамильярно, что привел ценного кадра, очень профессиональную журналистку, прекрасно разбирающуюся в моде, кино и всяких светских делах. Тот, жутко занудный урод, долго выяснял, о чем она предпочитает писать, тут же сообщив, что специалисты в области кино у него есть и по светской хронике тоже, но дав ей в итоге задание.
И она честно сходила на показ какой-то московской модельерши и даже с ней побеседовала – а еще через пару дней отловленный с трудом Бреннер бесцеремонно скомкал принесенные ей листочки с беспомощным бредом и за пятнадцать минут написал за нее обе статьи прямо у себя в кабинете. После чего, естественно, снова пришлось поехать к нему.
В общем, журналистки из нее не вышло – слишком много было суеты. Дозвониться до редактора отдела и выбить из него задание, куда-то пойти и с кем-то разговаривать, потом искать Бреннера, который все за нее перепишет, и с ним переспать потом или сделать ему минет прямо в кабинете. Будь она амбициозной и полной планов – ее бы это устроило. Но она таковой не была.
А Вика была за нее счастлива – не зная, во что ей обошлись эти статьи. По поводу выхода первой целый праздник устроила. А когда Марина через три месяца решила, что с нее хватит – семь опубликованных заметок, максимум сто пятьдесят заработанных долларов, неделя на телефоне в поисках Бреннера и неизбежный секс после каждого приезда в редакцию, такой вот итог, – Вика даже обиделась. На что она, зная Вику, грустно признала, что ей приходилось как минимум раз отдаваться за каждую заметку, а это, на ее взгляд, уже слишком. Потому что когда-то у нее было много мужчин и это ее не смутило бы – но теперь, когда они с Викой вместе…
Бедной Вике необязательно было знать, с кем она проводит время, – и она ей об этом, естественно, не рассказывала, это была ее личная жизнь. Но здесь пришлось – и ту чуть удар не хватил. Дошло до того даже, что она начала Марину жалеть – даже расплакалась. И просила прощения за то, что подсунула такой вариант, не зная, чем он чреват, а несчастной Марине пришлось ложиться с кем-то в постель, лишь бы ее, Вику, не огорчить. А она успокаивала Вику, говорила, что это не страшно – ей противно было, но она ведь и вправду стеснялась ее подвести, – и та плакала еще сильнее. И на том все разговоры о журналистской карьере и завершились.
А с Бреннером она еще встречалась несколько раз – по его изредка проявляемой инициативе, причем нетрезвой. Но в течение последнего года они не общались – вообще. Она ему не звонила, он ей тоже – тем более что она жила то у Вики, то снимала квартиру, так что он не мог ей дозвониться все равно. А может, и не пытался. По крайней мере мать, когда передавала, кто ее спрашивал, его фамилии не называла. Однако когда она набрала ему вчера утром, он ее сразу узнал. И кажется, даже обрадовался.
Она бы не стала звонить – она не привыкла звонить по делу мужчине, с которым у нее что-то было. Но пришлось – впервые в жизни. Просто ей не слишком понравился тот разговор в милиции – она не обвиняла Мыльникова, она понимала, что он передает чужие слова, но вот эта просьба не высовываться и не давать никому никаких интервью ей не понравилась. Ради чего она, спрашивается, тогда вообще во все это влезла, зачем решила стать свидетелем?
Она ужасно пожалела, что не взяла телефон у этого парня с телевидения – может, он бы еще сделал сюжет, она бы еще что-нибудь ему рассказала. Она как раз после похода в милицию специально эту передачу посмотрела, записала телефон. Короче, проявила совсем несвойственную ей активность. А наутро позвонила: «Добрый день, меня показывали в вашей передаче про взрыв машины в центре Москвы. Могу я поговорить с тем, кто ее снимал, только фамилии не помню?» А какая-то девица на том конце провода ей заявила, что не знает, о каком именно сюжете идет речь – у них тут таких историй по несколько штук в день. Так что на деревню дедушке получился звонок.
Она огорчилась. Она вовсе не собиралась следовать советам Мыльникова – в смысле его начальника-хамелеона, с такой готовностью и легкостью меняющего естественный цвет на багровый, а потом на фиолетовый. Значит, ей надо было самой привлечь к себе внимание телевидения и газет. Но через Вику она действовать не могла – а звонить во все газеты подряд представлялось безумием. Она, впрочем, и на это, наверное, решилась бы – если б не вспомнила про Бреннера.
Странно, но он ее узнал, хотя они не виделись уже год. За который у него наверняка было столько женщин, что он из них, может, помнил десяток. Однако он ее узнал, стоило ей только назвать свое имя, – и даже обрадовался. Не слишком искренне, конечно, – ведь было утро, значит, в данную секунду она ему была не нужна, он никак не мог ее использовать.
И у него в голосе сразу нотки появились знакомые. Она у него уже слышала такие, когда он при ней разговаривал с кем-то из своего кабинета – он почти всем звонившим радовался, но буквально через пару минут заявлял, что жутко занят, столько работы, кошмар, и очень был бы рад встретиться и пообщаться, но вот сейчас разговаривать никак не может. И это при том, что он все равно ничего не делал – и никуда не убегал.
Она поняла, услышав его голос, что ни разу в жизни не использовала мужчину. Вообще никогда. Стольким отдавалась просто так – или благодаря телом за проявленное желание и приятные слова, или испытывая симпатию, или просто из интереса, – но никогда из корысти. А вот сейчас готова была изменить своим привычкам – потому что ей это было очень надо.
Она не стала объяснять ему все по телефону – просто сказала, что хотела бы с ним встретиться. И вообще, и заодно поговорить. И что она готова подъехать прямо сейчас – разговор не слишком долгий, а потом он мог бы куда-нибудь ее пригласить…
Естественно, оказалось, что он ужасно занят – был час дня, и он был трезв, и планы на вечер у него, видимо, отсутствовали, равно как и желание, рано для этого еще было. И они договорились на следующий день – то есть на сегодня. И поэтому когда она вчера вечером разговаривала с Викой, то сказала ей, что завтра, сегодня уже в смысле, может, и не позвонит, может, поедет к родителям и останется у них ночевать. Потому что она предвидела, чем это закончится.
Он, правда, достаточно скептически отнесся к тому, что у нее есть сенсационный материал для его газеты – в которой он был теперь заместителем главного редактора. Но тем не менее отвел ее к корреспонденту, ведущему криминальную рубрику. И тот, выслушав ее, загорелся. Причем настолько, что она не сомневалась уже, что статья выйдет. И не просто статья – суперстатья. С ее фотографией вдобавок – даже с двумя…
– Ну, Зидан! Ну, бля, красавец! – Она вздрогнула от дикого вопля, тут же уставившись в телевизор, который как раз повторял в замедленной съемке, как какой-то мужик забивает мяч в ворота. – Нет, ты видела, а? Ты видела? А чего не пьешь-то, Марин? Давай неси себе и мне. Двадцать минут осталось – надо досмотреть…
Она кивнула, выходя и быстро возвращаясь с бутылками и конфетами. Терпеливо подождала, пока он откроет шампанское, – слава Богу, что была рекламная пауза, – и чокнулась с ним, делая глоток. Возвращаясь в тот недавний разговор.
– «…Он сидел за рулем роскошного сверкающего „мерседеса“ и жмурился от яркого солнца, весело улыбаясь и махая рукой красивой девушке. Не зная, что улыбаться ему осталось совсем недолго – а девушка будет последней, которую он увидит в своей жизни…» Как вам такой вход? По-моему, супер.
– О, конечно, – у вас так это получается! – воскликнула восхищенно. – Но… Вы знаете – там вообще была тень в переулке, он стоял в тени…
– Да бросьте, Марина, – это ж мелочи! – Он был, кажется, так доволен, что она оценила его писательский талант, что на ненужное буквоедство не обратил никакого внимания. В принципе ему, кажется, даже не нужно было ее подтверждение – кажется, он не сомневался в собственной гениальности. А глядя на нее, видел только статью в газете, пусть еще не написанную и не опубликованную, – и любовался ею. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын» – в таком вот духе. Правда, он был не Пушкин, Кочкин была его фамилия, но ей было все равно – да и Пушкин ей в любом случае не нравился. – Нам же что надо – чтобы вкусный материал получился. Молодая красивая девушка идет по улице, ей машет из дорогой машины приятный молодой человек, улыбается, кричит – он же вам кричал что-то, я правильно понял?
– Да, кажется, да… Мне показалось… – Она наморщила лоб, всем видом изображая, что силится вспомнить. – Мне показалось, он хотел, чтобы я остановилась. В смысле задержалась. То есть он крикнул что-то вроде «подожди».
– Ну и класс – то, что надо. В принципе все, что угодно, можно написать – хоть что он вам в любви объяснялся. Ему же все равно – а вам главное, чтобы статья внимание привлекла. Ну и мне тоже. Я как-то материал один написал – вся Москва читала взахлеб, почище детектива вышло. Мне интервью у шерифа из Штатов надо было взять – приезжал он сюда зачем-то, по правоохранительной линии, – а там фуршет, ну я расслабился немного, забыл про него. А он, гад, на следующее утро улетел. Так я такое интервью накатал заочно – кровь и слезы. Сериал помните про рейнджера Уокера – Чак Норрис играл? Ну как не помните – да точно помните! Я так и написал во входе: «Рейнджеру Уокеру я не доверил бы даже мыть свою машину…» Полный отпад получился. Шериф прочитал бы – его удар бы хватил. А Чак Норрис его по судам бы затаскал… Она нахмурилась, и он спохватился:
– Да нет, вы не волнуйтесь – не будем мы вам ничего придумывать. Ну, может, приукрасим чуть-чуть – так, для пользы дела. Ну давайте вкратце. Он был занят, он сидел в машине с другим человеком, не догадываясь, что это убийца, – а смотрел на вас. И убийца воспользовался этим и оставил там что-то в машине и быстро попрощался и ушел. Реально? Реально. Я ведь там выяснял по своим каналам на следующий день после взрыва – у меня связи везде есть, – так вроде они нашли там следы взрывного устройства, хотя сами не знают какого. Может, действительно тот, кто с ним сидел, в салоне оставил – как думаете? Да даже если заранее мину подложили – раз человек за несколько минут до взрыва ушел, значит, знал, что взрыв будет, значит, причастен…
Она пожала плечами, не сводя с него восхищенных глаз – показывая, что поражена его связями и талантом и обширностью знаний. И способностью дедуктивно мыслить тоже.
– Что ж, это будет супер. А если еще вашу фотографию дать… Представляете – просто фантастика! У вас нет, случайно, с собой фотографии?
У нее случайно была – совершенно случайно и в большом количестве. И он копался долго, даже сбегал в отдел иллюстраций и в итоге отобрал две, обе очень удачные. Хотя, впрочем, у нее все они были удачные, она сразу выбрасывала фотографии, если хоть что-то не нравилось, – но прежде, чем сюда идти, выбрала лучшие из лучших. На одной она была в темных очках, на другой без. На той, что без очков, она сидела в кресле в Викиной квартире – там лицо было крупным планом, а из тела только грудь, прикрытая полотенцем, она как раз из душа вышла, когда Вика попросила разрешения ее снять. А вот на той, что в очках, она была в полный рост – как раз в том наряде, в котором была в тот день в переулке. Тоже Вика ее снимала, месяц назад – они поехали на выходные к ней на дачу, и там она ее и сняла на фоне дома.
– Значит, даем один снимок крупным планом, второй поменьше, в середине где-нибудь. Снимок, а сбоку вход, вывороткой – ну когда белым по черному. Все как я сказал, чтобы красиво и броско, чтобы читатель глаз не оторвал. Я думаю, статью можно будет на полполосы дать – представляете объем? И что-нибудь там такое закрутить – насчет милиции. Они же вам, получается, предлагали дело замять – ну чтобы вы от показаний отказались? Вот и устроим им веселую жизнь. Я им еще позвоню попозже, уточню фамилии и про вас спрошу – и такое устроим!
Лицо его, некрасивое, изуродованное вдобавок немодно длинными волосами, прямо-таки преобразилось, лучась творческим порывом.
– Точно, так и сделаем. Вы представьте – красивое повествование о том, как вы идете, и его видите, и он на вас смотрит, а вы на него, и он вам машет и кричит и хочет побыстрее избавиться от того, кто сидит с ним в машине, чтобы вас догнать и куда-то пригласить. Я материал разобью на несколько кусков, шрифтами поиграю – а между ними информация о Никите и о том, как милиция хочет спустить дело на тормозах, чтобы не связываться с заказухой, и напрягает свидетеля, убеждает, чтобы он заявил, что ничего не видел. И про вас – что вы так потрясены были взрывом, что не испугались дать показания, хотя вас и прогоняли менты, и телевидению дали интервью. Да, а вы, кстати, не боитесь? Ведь тот второй – он вас видел. И по телевидению видел, если смотрел, – и у нас увидит. Знаете, мы вас лучше в темных очках дадим – одну, но покрупнее. Так эффектнее, когда в очках, тайна какая-то есть. Но вообще – не боитесь?
– О… – протянула неопределенно, не ожидая, что он переключится на нее, тут же возвращаясь в роль. – О, конечно, я боюсь – я ведь всего лишь слабая женщина. Но понимаете – он был такой молодой, такой приятный мужчина, и был такой чудесный день, и вдруг… Это ужасно. Это неправильно, что все так получилось. Кто бы он ни был – это все равно ужасно…
– Супер! – Великий писатель, оборвав ее бестактно, встряхнул длинными непромытыми волосами, судорожно заводил ручкой по бумаге. – Так и напишу – как вы сказали. Супер получается – почти состоявшееся знакомство, прерванное бомбой киллера. Уточню только, женат Никита был или нет, – если нет, то вообще супер! Вы ведь не против – ну чтобы про то, что он вам понравился, ну и вообще все в таком духе?
Она не знала. Наверное, ей нужен был бы советчик – но от Бреннера толку было мало, она не сомневалась, что, читая потом материал, о ней и ее интересах он будет думать в последнюю очередь. А больше посоветоваться было не с кем. Да и в любом случае тянуть со статьей не стоило и сомневаться тоже – в конце концов, она не рассказала журналисту ничего нового и абсолютно никакой сенсационности в ее рассказе не было, если не считать того, что она изложила суть совета, данного ей милицией. А он из этого был готов раздуть целый роман – по крайней мере на словах весьма впечатляющий.
– Кстати, если менты вам звонить будут, убеждать, чтобы вы опровержение дали, – вы их не бойтесь. Будут вас пугать – вы мне сразу звоните, такой шум поднимем, что им вообще тошно станет. Да я и так раздую – Листьева вспомню, Холодова, дела всякие громкие и так и не раскрытые. Тут бандит, правда, – но все равно обязаны расследовать. И статью по всем адресам отправлю – МВД, ГУВД, Генпрокуратура, да и в городскую еще. И припишу в конце – что, мол, газета будет внимательно следить за ходом расследования. Как вам?
– Скажите, Сергей, – а когда…
– Сегодня у нас что – четверг? Может, уже в субботу. Вы там Бреннеру намекните, чтоб посодействовал, – прям в субботу и выйдет. Самый читаемый номер, между прочим, – выходной, самое оно газетку не спеша полистать. А тут такое чтиво! Несостоявшееся знакомство между двумя красивыми молодыми людьми, отважная свидетельница, не боящаяся за свою жизнь, и трусливые милиционеры, трясущиеся от страха за свои теплые места, – да убийственный будет материал, вот увидите. А сейчас – вы извините, я писать прямо сейчас сяду…
– А я могу… – начала неуверенно, думая о том, что, наверное, ей все-таки стоило бы прочитать, что он там напишет, – ей бы не хотелось особенно подводить этого Мыльникова, и стоило проконтролировать, что там будет лично о ней, да и не хотелось бы, чтобы он делал из реальной истории полную бреда сказку, ведь достаточно того, что было на самом деле. – Я могу прочитать – ну, вдруг надо будет дополнить или поправить?..
– Да зачем? – Он удивился, и притом безрадостно, она ему, видно-, уже мешала, он уже горел желанием слиться в экстазе с компьютером. – Ну приукрашу немного действительность, читатель такое любит, когда красиво и сентиментальности всякие – сопли, слюни, слезы, кровь. А детали – ну что детали? У вас же фактов новых нет? Нет. А тут мы такое сделаем – читателя наизнанку вывернем. И напишем еще, что продолжение следует. Шум поднимется на всю страну – шутка, что ли, миллионный тираж! Да звонков от читателей море будет. Да еще и все газеты перепечатают – и по телевидению покажут, у них там есть обзоры прессы…
Это было убедительно, и она кивнула. Ей хотелось, конечно, прочитать – все-таки статья была о ней, и первая статья, хоть и не последняя. Но Бреннер ждать не стал и даже обсуждать ничего не захотел, когда она спросила его мнения, – сказал, что утром прочитает. И засуетился – хорошо хоть при ней заявил неготовую еще статью в субботний номер, потребовав под нее полполосы, – и они уехали в ресторан. А потом он притащил ее к себе – и сейчас смотрел свой футбол, оставив ее наедине с воспоминаниями.
Ей нужен был советчик – но его не было. Вика отпадала, Бреннер от этой роли отказался – да и если честно, она не удивилась бы, если бы статья вышла через неделю, несмотря на его обещания, и совсем в другом виде. Или вообще не вышла бы. Это было бы в его стиле.
И глупо было бы рассчитывать на то, что ночь с ним гарантирует, что все будет нормально, – потому что произведет на него такое впечатление, что он будет вспоминать ее минимум несколько дней. С учетом того количества женщин, что у него были, он вряд ли мог сказать, с кем спал на прошлой неделе, а с кем на позапрошлой. Так что лучше было ни о чем не думать и просто верить, что все будет нормально. По крайней мере до сих пор эта вера ее никогда не подводила…
– Ну, Зидан, бля! Ну, красавец! Видала, чего творит, а? – Он повернулся к ней, взбудораженный, с горящими глазами. И она улыбнулась про себя, подумав, что мужчина привел его в куда большее возбуждение, чем могла бы привести женщина – при том что он совсем не голубой. – Бля буду – лучшим игроком чемпионата назовут. Звездой номер один. Давай наливай – махнем за звезду номер один по соточке…
Он подняла бокал, притрагиваясь к его рюмке. Думая про себя, что пьет не за какого-то мужика, пинающего мячик, – а за себя. Всегда упускавшую все шансы стать звездой, отказывавшуюся из принципов и лени воспользоваться человеком или моментом – но вдруг ухватившуюся за ситуацию.
Она еще не знала, что ей все это даст и чем все это закончится для нее, и смутные мысли насчет того, что ее пригласят сняться для какого-нибудь журнала или на работу в модельное агентство или на телевидение, появлялись и уходили, не оформляясь четко и не задерживаясь. И все было непонятно – кроме того, что в ее жизни впервые произошло что-то неординарное и она впервые увидела реальный шанс чего-то добиться. И как бы ее ни пугали, как бы ни отговаривали – она не собиралась его бросать.
Да и, если честно, уже не могла…
