Текст книги "Шпионская сага. История семнадцатая. «Звезда сезона» (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Глава 1. Да пристанет моя душа. ==========

Шарджа готовился ко сну. Уже отзвучала вечерняя молитва в многочисленных мечетях, окна домов одевали парчовые одежды, чтобы скрыть происходящее в них до утра, вечернее море ласкало ноги немногочисленных туристов. Шарджа не была в отличие от Абу-Даби или Дубаи местом паломничества заокеанских гостей. Да и вообще человек европейский был относительной редкостью в этих местах. А уж обосноваться здесь для европейца было крайне непросто, не говоря уже о том, чтобы быть приближенным к эмиру. И лишь принятие этой земли, как второй родины, уважение и почитание ее и ее правителей дарило нашедшим здесь пристанище новую жизнь.

Белоснежные стены виллы «Амадисс» на самом берегу океана озарились бордовыми всполохами заходящего солнца. Двое мужчин замерли у парапета, смотря на скрывающееся за линией горизонта светило.

– Да благословит Аллах ночь и день, что дарят этой земле красоту и гармонию.

Высокий пожилой мужчина с улыбкой на губах наблюдал за заходящим солнцем.

– Да благословит Аллах эту землю, уважаемый шейх Султан.

Стоящий за его спиной мужчина уважительно склонил голову. Белоснежная свободная кандура не могла скрыть его стройной фигуры, струящаяся от легкого вечернего ветерка ткань, казалось, только подчеркивает стать и, как это часто говорят, породу. Молочного цвета гутра поверх кружевной гафии определяла его более низшее, чем у собеседника, положение. Впрочем, шейх Султан, несмотря на свой солидный возраст, был человеком современным и к окружавшим его людям обращался как к равным.

– Воистину так, саид Камал, воистину так, мой друг. – Шейх обернулся, еле заметным жестом приглашая собеседника подойти ближе. – Эта земля благословенна. Истинный рай.

– Дарящий покой и гармонию, – останавливаясь рядом с шейхом, произнес гость, промелькнувшая в его голосе едва заметная грусть не осталась незамеченной шейхом.

– Однако ваше возвращение на эту землю после стольких лет в Европе все же иногда омрачается воспоминаниями, не так ли? – повернув голову, шейх посмотрел на замершего возле него мужчину.

– Воспоминания, мой господин, как ветер, – облокотившись руками о белоснежные перила, тот смотрел вперед, где за тысячами километров был другой берег, одни только мысли о котором вот уже год заставляли его глаза каждый вечер смотреть туда, на запад, а сердце сжиматься и кровоточить, – залетят, разбередят и… – его вздох слился с налетевшим дуновением ветра.

– Однако, несмотря на радушие чужой земли, вы все же вернулись, – кивая головой, снова повернулся к уже почти скрывшемуся за линией океана солнцу шейх. – И проведенные на чужбине года, обретенные там привязанности не остановили ваше верное Аллаху сердце на пути домой. Сколько лет вы прожили в Европе? – снова посмотрел он на собеседника.

– Родители увезли меня туда еще в младенчестве. Мне было чуть более четырех лет. Дипломатические обязанности вынудили их покинуть эту благословенную землю и взять меня с собой.

– Земля не в обиде, – улыбнулся шейх. – Умные, образованные сыны всегда были отрадой для нее. Мы гордимся нашими детьми, что славят эту землю за ее пределами, и радуемся, когда они возвращаются домой.

Мягкий свет загоревшихся фонарей осветил террасу, в их свете белоснежные стены виллы заиграли по-новому. Проводив взглядом последний всполох солнца, шейх склонил голову и, обернувшись, медленно пошел к дому. Его собеседник почтительно шел на небольшом отдалении.

– Однако, еще один благословенный день подошел к концу. Я благодарю вас, что приехали. Я искренне надеюсь на вашу помощь в намечающихся переговорах. Знающий европейские особенности человек не будет лишним в нашем деле. И я, и шейх Ахмад Хассан надеемся на вас. Торги предстоят серьезные. Со времен «Звезды сезона» наш эмир не видел такой красоты. Она должна украсить эту землю, и я надеюсь на вашу помощь.

– Всегда ваш, мой господин, – склонив голову, произнес собеседник шейха.

На первый взгляд скучающий шофёр тут же встал в почтительную стойку, едва шейх и его гость появились на верхней ступеньке лестницы.

– Мои искренние пожелания здоровья Джамиля-ханум. Надеюсь, увидеть этот великолепный во всех смыслах цветок на грядущем вступлении на престол Его Величества, принявшего сею ответственную миссию от покинувшего нас короля Абдаллы. – Шейх остановился, подняв руки к небу, губами прошептал выдержку из молитвы.

– Я обещаю доставить этот цветок, чтобы мы вместе могли выразить Его Величеству наше почтение. – Его гость остановился рядом, склонив голову.

– Ловлю вас на слове, мой друг, – улыбнувшись, посмотрел на него шейх. – Легкой дороги вам и мягкого сна.

Еще раз на прощание чуть склонив голову, гость шейха Султана сел в машину. Сияющие двери виллы отворились перед правителем одновременно с искрящимися драгоценными камнями воротами «Амадисс».

Машина еле слышно шуршала шинами по дороге, сидящий в ней мужчина не сводил глаз с ровной линии океана, воспоминания мягкими волнами накатывали на него, заставляя снова и снова сглатывать этот предательский комок в горле. И лишь показавшаяся на вершине серпантина вилла вырвала его из этого плена. День выдался непростым, просьба шейха обещала сложные переговоры. Торги, на которые через две недели будет выставлен, пожалуй, самый дорогой за последние десять лет алмаз, пройдут в Дубаи во дворце эмира и обещают потрясти мир очередной рекордной ценой, что будет объявлена за умело обработанный кусок камня.

– Да благословит Вас Аллах, мой господин, – управляющий открыл перед ним дверь, склонившись в поклоне, дождался, пока он войдет. – С возвращением, саид Камал.

– Добрый вечер, Мусаид. Все в порядке? Как Джамиля-ханум?

– Госпожа днем принимала супругу главного визиря, обсуждали организацию грядущего празднования.

Мужчина кивнул, вступление нового короля на престол обещало грандиозные мероприятия во всех эмиратах.

– Хорошо, – тронул стоящую на придверном зеркале фигурку раскачивающейся обезьянки хозяин этой небольшой по меркам эмирата виллы, – день был тяжелый. Я пойду отдыхать. Ты свободен.

– Прошу простить, мой господин…

Уже вставший на нижнюю ступеньку лестницы хозяин обернулся.

– Вас ожидают.

– Ожидают?

Сдвинувшиеся брови могли показаться управляющему проявлением негодования, что он допустил в дом постороннего в отсутствие хозяина. Но тот не обратил внимания на вздрогнувшего Мусаида. Его реакция была вызвана даже не удивлением, а, скорее, тревогой. Только один человек мог позволить себе такую по местным меркам дерзость, как прийти в дом, когда там нет хозяина и оставаться в нем вместе с госпожой.

– Да будет справедлив ваш гнев… – покорно сглотнул управляющий, готовый к любому наказанию.

– Где он? – сойдя со ступеньки, подошел к нему хозяин дома.

– В большой кальянной…

Даже зная мягкий характер хозяина, Мусаид не надеялся избежать кары за ненадлежащее выполнение своих обязанностей. Ну не выволакивать же было этого настойчивого гостя. Да и его ранг не позволял Мусаиду применять не то, что силу, а даже повышать на него голос. Поэтому его шея чуяла знатный нагоняй, и вполне миролюбивая реакция хозяина стала полной неожиданностью.

– Хорошо. Передай Джамиля-ханум, что я вернулся. Я переговорю с гостем и приду к ней.

– Да, мой господин, – с трудом сдержав шумный вздох облегчения, управляющий склонился в поклоне и выпрямился, лишь когда хозяин скрылся за дверью кальянной. Обернувшись на небольшой шум, увидел показавшуюся в двери кухни горничную. – Ну, чего встала, как истукан! – шикнул на нее так, что девушка вздрогнула, – иди к госпоже, передай, что саид Камал вернулся. Закончит дела и придет к ней.

Девушка молча кивнула и словно взлетела по лестнице, едва касаясь ступенек. Управляющий прошептал губами благодарность Аллаху за миновавшее его наказание и скрылся в длинном коридоре. Надо на ночь проверить весь дом.

– Либо ты совершенно спятил от долгого пребывания здесь, либо… – войдя в кальянную, хозяин дома подошел к креслу, в котором сидел ожидавший его гость.

– Он здесь… – раздалось из кресла.

Два слова, заставившие оперевшегося о спинку кресла мужчину замереть. Сколько длилась эта тишина, нарушаемая лишь размеренным биением огромных напольных часов, никто из них двоих не знал.

– Ты… уверен…? – наклонившись к уху гостя, произнес хозяин дома.

– Так же, как и в том, что наше с тобой пребывание здесь вступает в совершенно новый этап.

Резко повернутое кресло, глаза в глаза, взгляды, говорящие сейчас громче любых слов. Гость медленно поднялся и подошел к столу.

– На вступлении на престол нового короля помощник иракского министра обороны будет представлен советнику эмира Шарджа Камилю аль-Ратини и его супруге.

Гость перевернул стоявшие на столе песочные часы и повернул голову к стоящему у кресла и тяжело дышащему хозяину дома. Казалось, замершее время пошло.

Стройная женщина стояла у окна. Мягкий свет фонаря проникал в полумрак комнаты. Ее темно-синяя кандура подчеркивала мягкую линию плеч, струясь по рукам. Несмотря на свободный крой, подчеркивала ее стать. Расшитая золотом абайя еле заметными бликами бриллиантов играла в свете отблесков камина.

В дверь постучали.

– Войдите… – она слегка повернулась к двери.

– Прошу прощения, моя госпожа, – вошедшая в комнату горничная склонила голову, – саид Камал вернулся. Его ожидал какой-то господин, он сказал, что придет к вам, как переговорит с ним.

– Хорошо, Азра, – отойдя от окна, женщина подошла к стоящему у камина диванчику, села на него, повернула голову к девушке, – ты свободна, – улыбнулась ей, опираясь локтем о спинку диванчика.

– Что-то еще, моя госпожа?

Хозяйку любили все. Сразу видно, сильный характер, но при все при этом мягкая, добрая, справедливая. И хозяин ее боготворит, это сразу было видно. За весь год, что Азра прослужила в этом доме, она ни разу не слышала, чтобы хозяйка повысила голос или наказала кого-то. Каким бы ни был с точки зрения Мусаида проступок, от хозяев прислуге не доставалось ни разу. Источником всех тумаков был исключительно управляющий.

– Нет, ничего. Иди…

Азра склонила голову, пятясь почти до самой двери, развернулась, лишь коснувшись спиной ручки.

Прикрыв глаза, она слушала трещание дров в камине и тишину. Откуда-то издалека доносился шум бьющих о скалы волн. В легкой полудреме она улыбнулась движению воздуха. Густой ворс ковра сгладил его шаги, но она всегда чувствовала его приближение. Его руки легли на плечи, горячее дыхание обожгло шею.

– Мое сердце не билось без вас, мой господин… – прошептала она, откидывая голову на подголовник и чувствуя, как его губы касаются ее губ сквозь вуаль абайи.

– Как и мое…

Мягкая ткань, выпущенная на свободу его руками, соскользнула с ее лица, и вот уже его теплые губы дарят ей свой сладкий вкус, заставляя сердце бешено стучать в груди. Первый пока еще приглушенный стон вырывается из нее, когда он, опускаясь все ниже и ниже, касается впадины на шее. Открыв глаза, она посмотрела на него. Обреченная, принявшая судьбу быть всегда рядом с ним, она жила светом этих глаз.

Пока он обходит диван, она поднимается навстречу ему. Его пальцы касаются ее лица. Запущенные в его волосы руки, нашедшие его губы ее губы лишь начало, прелюдия перед тем, как она всецело растворится в нем, каждой клеточкой своего тела будет принадлежать ему. Кандура падает к ногам, тепло камина касается ее обнажившихся плеч. Она обхватывает его за шею, когда он берет ее на руки и несет в спальню. Прохладный шелк простыней не в силах остудить охвативший их пыл.

– Кто приезжал? – обретя способность говорить после почти двухчасовой идиллии, она повернула к нему голову, положила руку на грудь.

– Совсем скоро, – не отвечая конкретно на ее вопрос, он откинулся на подушку и посмотрел вверх на замысловатую лепнину потолка, – мы встретимся с тем, из-за кого оказались здесь.

Он четко почувствовал, как дрогнула ее рука, повернув голову, посмотрел в глубину ее глаз. Знакомая поволока тревоги овладела ими, ресницы дрогнули. Но, как и прежде, он увидел в них верность ему, готовность быть рядом.

– Вместе и навсегда… – наклонившись, она прошептала в его губы, коснувшись их, легла ему на грудь, обняв. Как и год назад слушала биение его сердца, такое же громкое, такое же взволнованное, но вместе с тем уверенное в том, что так надо. Вместе и навсегда…

========== Глава 2. Свет памяти моей. ==========

Подняв голову вверх, он подставил лицо первым снежинкам этой зимы. Странная все-таки в этом году в Париже зима. Конец января, а только первый снег. Весь декабрь и половину января стояла такая теплынь, что было больше похоже на золотую осень, даже платаны снова зацвели. Не то что год назад…

Вздохнув, Леон опустил голову и открыл глаза. Саша все так же сидела возле двух гранитных плит, касаясь дрожащей рукой то одной, то второй. Он не торопил. Каждый месяц двадцать третьего числа она приходила сюда и сидела, до тех пор, пока он не поднимал ее и не уводил, продрогшую насквозь, прочь. Она так и не смогла примириться с тем, что видела собственными глазами. Как и он. И Макс. До сих пор ему часто снилось то утро, взлетающий в небо столб огня, крик Макса, его раздирающие лица спасателей руки, когда он пытался вырваться из их рук. И все кричал:

– Они же там! Там! Там!

Он помнил все, каждую секунду. Помнил нахлынувшее отрицание и пустоту, помнил замершую Сашу, качающую головой. Потом ее накрыл такой стресс, что она почти два месяца не разговаривала, всерьез задумывались о психиатрической клинике. Вытащила ее приехавшая на несколько месяцев Людмила Николаевна. Помнил подошедшего полицейского, после слов которого: «Обнаружены останки трех тел» Макс рыдал, уже не скрывая, стуча по пыльной мостовой кулаками, сбивая их в кровь.

Он помнил то утро, но почти не помнил весь следующий год. Жили, как в тумане, просто потому, что надо было поднимать детей. Вики ничего толком не понимала, Леа сказали, что папа и мама вместе уехали в длительную командировку. Боялись за Рона, но тот не плакал, как после первой «смерти» отца, просто переехал в спальню родителей. И часами мог сидеть, перебирая фотографии, разговаривая с ними. Волновались за него не меньше, чем за Сашу, но понаблюдавший за ним друг Жана – один из лучших психиатров Франции – сказал, что угрозы психике нет, сильный шок, но мальчик в полном адеквате. И тем более было жутко наблюдать, как он каждый вечер за ужином обязательно ставит две лишние тарелки, раскладывает комплекты приборов. Но никто и слова ему не говорил. Для него отец и мама были живы, и это было его право так думать, если это помогало ему принять и пережить боль.

Кристиана и Джоанну похоронили рядом, недалеко от его родителей. Этьена отвезли в Леон. Доверив Сашу Максу, Леон посчитал своим долгом съездить на его похороны, поддержать Кати и их с Этьеном годовалого сына.

И жизнь потекла. Ну, как жизнь… ежедневное существование, которое не приносило радости. Макс полностью ушел в работу, оставшись в ДГСЕ по просьбе президента, и стал первым в истории этой структуры иностранцем и даже больше, бывшим разведчиком, помощником Директора по оперативной работе. Брошан принял предложение вернуться на пост Директора, но занимать свой прежний кабинет не стал. Ему оборудовали новый. А в тот они иногда заходили, прячась друг от друга, как мальчишки, чтобы просто посидеть в темноте и поговорить с ним. С начальником, коллегой, другом… Леон не знал, как у остальных, но ему иногда казалось, что Кристиан отвечает ему. Впору уже было самому к психиатру обращаться.

Снег усиливался. Стряхнув его с головы, он подошел к Саше и, обняв ее за плечи, медленно поднял.

– Надо плиту заменить… – тихо сказала она, с трудом отрывая ладонь от гранита, – треснула в углу.

– Обязательно… – тихо ответил Леон, прижимая ее к себе, медленно повернул и повел прочь.

Дом встретил привычной тишиной. Машины Макса не было, значит, в Управлении. Выглянувшая с кухни Одри вздохнула, кивнув на молчаливый взгляд Леона. Пока он в гостиной усаживал Сашу на диван и снимал с нее пальто и шарф, она принесла горячий глинтвейн. Саша вздрогнула от терпких ноток вина.

– Пей, пей… – Одри держала ее руку, пока та не опустошила бокал. После чего Леон уложил ее на диван и прикрыл пледом. Веки ее тут же сомкнулись, руки обхватили подушку.

– Она никогда не примирится… – войдя следом за Одри на кухню, вздохнул Леон.

– С этим сложно примириться, – засовывая утку в духовку, ответила Одри, включила огонь, вздохнув, повернулась к нему. – Ты сам-то привык?

– Нет… – покачал он головой.

– То-то и оно… – она прислонилась к подоконнику, глядя в окно на заметающий землю снег.

– Все врут, время не лечит, – кивнул он, включая кофеварку. Сейчас бы чего покрепче, но так и спиться недолго.

Свет фар за окном заставил его подойти к Одри и посмотреть на улицу. Остановив машину в конце дорожки, Макс дождался пока Рон и Венера выйдут из нее и начал загонять ее в гараж.

– Ужин будет через час. Сегодня утка. – Одри встретила их у двери, приняла от них куртки и шарфы.

– Ты не забыла про апельсиновый сок? – посмотрел на нее Рон. – Ты же знаешь, папа любит не просто с апельсинами, а чтобы сок был.

– Конечно, мой родной, – кивнула Одри, переглянулась с Леоном, пока Рон и Венера поднимались по лестнице на второй этаж.

– Надо поменять резину, – стряхивая с головы снег, Макс вошел в дом. – С этой теплынью совсем расслабился.

– Завтра и поменяешь, – не отлипая от стены, ответил Леон.

– Не получится завтра, – вешая на крючок пальто, Макс проводил взглядом снова скрывшуюся на кухне Одри и посмотрел на Леона. – Перед самым выходом звонил президент. Ждет нас утром у себя, а потом сразу в аэропорт.

– Какой аэропорт? – не понял Леон.

– Я знаю не больше тебя, – развел руками Макс. – Все, что я понял, какая-то суперважная командировка. Едем мы с тобой.

– Куда едем-то?

– Говорю же, не знаю!

– Тогда почему ты так удивлен?

– Президент просил, чтобы мы взяли с собой Рона.

– Рона? – брови Леона взлетели на невиданную доселе высоту. – Нашего Рона?

– Ты знаешь еще какого-то Рона?

– Ничего не понимаю…

– И я… – Макс вздохнул. – Парню я уже сказал, он в курсе. И даже не против. Что бы там ни было, – Макс посмотрел на Леона, – в любом случае хоть развеется. А было бы что-то опасное, президент не стал бы отправлять его с нами.

Леон согласно кивнул.

Привычный ужин, привычные две дополнительные тарелки. Но в этот раз Рон, вместо того, чтобы после ужина, как он всегда делал, запереться на час в кабинете отца, сразу пошел наверх. Собирать рюкзак, понял Леон. Макс прав, пусть парень развеется. А уж они присмотрят за ним.

Утро встретило продолжающимся снегопадом, но, когда они подъезжали к аэропорту, небо начало светлеть и кое-где даже рассеиваться.

У президента провели всего каких-то полчаса, испытав за это время несколько удивлений. Удивление первое – едут они в Эмираты, точнее, в Шарджан. Удивление второе – остановятся не в отеле, а на вилле личного помощника эмира, некоего Камаля аль-Ратини, ранее не один год прожившего во Франции. Удивление третье – их задача представлять Францию в составе делегации на вступлении на престол нового короля. Это, понятное дело, для прикрытия. А на самом деле обеспечить безопасность доставленного на планируемые через неделю торги алмаза «Кассиди», который должен стать одним из самых дорогих лотов. Алмаз был творением французских ювелиров, и в случае успеха доход от его продажи мог прилично пополнить казну. Что касалось Рона, то здесь президент объяснил свою просьбу заботой о сыне Кристиана и желанием подарить мальчику поездку в теплую красивую страну, чтобы тот развеялся и хоть немного забылся.

Половину полета они проспали, вторую половину смотрели фильм, что показывали по висящему в салоне телевизору. «Майкл» с Джоном Траволтой. Старый добрый фильм про ангела. Все трое не сводили глаз с экрана. И, наверное, каждому из них хотелось, чтобы и в их жизни появился ангел и вернул им…

Едва прошли финальные титры, как раздался голос стюардессы, сообщающий, что вскоре их самолет совершит посадку в аэропорту Шарджа. Внизу трапа их уже ждал невысокий средних лет араб, представившийся Мусаидом и сообщивший, что он послан лично хозяином встретить их и доставить на виллу.

Всю дорогу они не отводили глаз от окон. Проплывающая за ними красота на какое-то время даже смогла отвлечь от вечных в последнее время грустных мыслей. Лазурная гладь Персидского залива, огромные раскидистые пальмы, невероятной красоты клумбы, пестрящие такими яркими красками, что, кажется, таких-то и в природе не бывает. Бывают…

Шикарный лимузин шуршал шинами по асфальту, и даже съехав на гравийную дорогу, ведущую к вилле, сохранил свой плавный ход. Ворота как в сказке отворились, словно по мановению волшебной палочки. Впрочем, все, что их сейчас окружало, напоминало сказку. «Красоты красотами, а приехали работать», – вылезая из машины, думал Макс. Повернув голову к вышедшему следом за ним Рону, уловил легкую улыбку на его губах. Кажется, президент был прав, поездка благотворно сказывалась на мальчишке.

– Багаж отнесут в ваши комнаты, – склонив голову, подошел к ним Мусаид. – Вы можете немного отдохнуть с дороги. Хозяина все равно сейчас нет. Он очень извинялся, но эмир пожелал обсудить с ним неотлагательный вопрос.

– Ничего страшного, – подходя к Максу и Рону, кивнул Леон. После вспомнившем о зиме Париже нынешняя жара выбила организм из колеи, тело предательски тянуло в горизонтальное положение.

– Бассейн, сад, библиотека, спортзал, все к вашим услугам. Хозяин просил вас чувствовать себя, как дома.

– Спасибо, – надвигая на глаза очки, Макс пока не слишком успешно боролся с ослепляющим солнцем. – Я надеюсь, наши комнаты рядом?

– Да, конечно. Зунал вас проводит. Обед в четыре часа.

Едва оказавшись в комнате, Леон не стал оказывать сопротивление организму, рухнув на белоснежную кровать, закрыл глаза. Райское место… Казалось бы, расслабься, работа еще не началась, есть возможность немного отдохнуть. Но конкретно ему не удавалось это сделать из-за мыслей об оставленной в Париже Саше. И даже то, что Одри присматривает за ней, не сильно успокаивало его. Еле слышный хлопок двери, причем, он даже не понял чьей – Рона или Макса, Леон слышал уже сквозь легкую дремоту.

Макс сначала было хотел последовать примеру Леона. Даже его крепкий организм отреагировал на смену климата слабостью и желанием подремать. Но желание принять душ оказалось сильнее. Выходя из него, он чувствовал себя уже гораздо бодрее. Вытирая на ходу волосы, подошел к чемодану за чистой одеждой и вдруг в тишине двора услышал звук подъезжающей машины. Закинув полотенце на плечо, Макс подошел к окну.

Белоснежный Лексус последней модели остановился напротив главной двери дома, которая тут же распахнулась, словно на ней стоял датчик движения. Выбежавший из дома Мусаид открыл заднюю дверь. Максу было плохо видно с его места, он лишь разглядел колыхнувшийся на ветру подол кандуры, да бело-красную клеточку гутры. И спину. Странное ощущение сквозняком промелькнуло в голове, но тут же покинуло ее одновременно с тем, как хозяин этого шикарного дома вошел внутрь. Почти тут же в его дверь постучали.

– Войдите. – Макс успел накинуть рубашку и даже застегнуть пару пуговиц, прежде чем дверь отворилась.

Слуга-араб вошел в комнату, замерев на пороге, почтительно склонил голову:

– Саид Камал приглашает вас принять по бокалу освежающего мятного лимонада перед обедом.

Кажется, сон накрывается медным тазом, но хозяина надо уважать.

– Спасибо, иду. – Бросив полотенце на кровать, Макс вышел следом за пареньком.

Соседнюю комнату отдали Рону, Макс лично попросил. Комната Леона находилась чуть поодаль, и ее дверь открылась как раз в тот момент, когда Макс со слугой подошли к ней. По лицу Леона было видно, что ему пришлось применять срочные реанимационные мероприятия для придания ему более-менее свежего вида.

– Ну, что, познакомимся с хозяином? – сравнявшись с их верным «Санчо», приобнял его за плечо Макс.

– А где Рон? – повернулся тот к сопровождавшим их слугам.

– Мальчик спросил, можно ли ему погулять по территории, – склонив голову, ответил один из слуг. – Хозяин говорил, что его гости могут быть вольны в своих передвижениях.

– Мы слышали, ваш хозяин приехал из Франции? И как давно? – следуя за слугой, спросил Макс.

– Я начал служить в этом доме, когда хозяин уже жил здесь. И, да простит меня сиятельный господин, я не вправе обсуждать жизнь хозяина.

– Да, извини.

Парень был прав, Макс совсем забыл о тонкостях восточного этикета в вопросах взаимоотношений слуг и хозяев.

Украшенные множеством матовых камней двери распахнулись перед ними, пропуская внутрь кальянной. Комната была оформлена в лучших традициях сочетания настоящей роскоши и истинно восточного богатства красок.

– Прошу вас, господа, располагайтесь, – протянув руку к нескольким невысоким диванчикам, произнес один из слуг, – хозяин скоро будет.

– Умеют все-таки на Востоке жить красиво… – оглядываясь по сторонам, Леон сел на один из диванчиков, мягкий шелк подушки приятно ласкал руки.

– Только кто-то обладает этим по праву рождения или иным заслугам, а для кого-то все это оплачено кровью и жизнью других людей… – мрачно произнес Макс, занимая соседний диванчик.

Леон бросил на него взгляд, прекрасно понимая, о ком сейчас говорил Макс. Но ни он, ни Макс не знали, что в только что приоткрывшуюся дверь эти слова слышал и замерший на пороге хозяин дома.

Тонкие лепестки даже под дуновением легкого, почти неощущаемого, ветерка, казалось, были готовы покинуть стройный стебель и улететь к белым облакам, что размеренно плыли над его головой. Бесцельно бродящий по территории виллы Рон сам не заметил, как забрел в какой-то садик. На небольшом участке, размером не больше, чем их оранжерея в Париже, яркими красками блистали множество цветов, названия большинства из которых Рон даже не знал. Но этот цветок он узнал сразу. Подойдя совсем близко, присел на корточки, осторожно наклонился. Затаив дыхание, наблюдал за ним, пока слева не упала тень.

Обернувшись, он увидел стоящую рядом высокую стройную женщину в длинном восточном платье, полностью скрывающем ее фигуру. Шелковый платок закрывал ее лицо, оставляя открытыми лишь глаза. Она подошла так бесшумно, что Рон даже не услышал ее приближения.

– Простите, – Рон поднялся, осторожно отходя от цветка, – я был аккуратен.

Вновь повернувшись к женщине, он совершенно явственно почувствовал, как она улыбнулась. Ее глаза улыбались, из них струилось такое тепло, что ему впервые за последний год вдруг захотелось прильнуть, почувствовать ласку рук, по сути, незнакомого человека. Взяв на себя ответственность за семью, в неполных шестнадцать став ее главой, он в душе оставался ребенком, все равно мечтающем о любви и заботе. И эта женщина… Ее глаза манили, притягивали, звали в свой плен. Наверное, хозяйка… И тоже мать, поэтому так смотрит на него.

– Извините, если я позволил себе лишнего, – Рон прошел по узкой дорожке до ее конца, остановился у небольшой скамейки, возле которой как раз и стояла женщина. Она присела на нее, мягким движением руки приглашая его сесть рядом. – Спасибо, – опускаясь на скамейку, произнес Рон. – Просто точно такая же орхидея растет в нашей оранжерее. Папа привез ее как раз из вашей страны несколько лет назад. Она долго не цвела, как мы за ней не ухаживали. А чуть больше года назад… вдруг зацвела, как раз тогда, когда мы думали… что папа… Мама случайно… шла мимо и…

Рон не ожидал, что ему так тяжело будет вспоминать пережитый получается дважды шок от потери отца, второй раз уже вместе с мамой. Наверное, только их глаза, всегда полные любви друг к другу и к ним, их детям, да слова отца, как он всегда гордился им, помогли ему тогда не сойти с ума. Он научился жить, не плача по ночам, не выглядывая каждый раз, когда в вечерней мгле мелькали фары под окном, не теша себя в этот раз уже напрасной надеждой. Но все равно ставил им каждый вечер за ужином тарелки. И разговаривал с ними перед сном. С ними он мог говорить, а вот этой протянувшей к нему руки поддержки женщине не получается…

– Простите… – заикаясь, теряясь в словах, он смущался, робел, но что-то мешало ему сейчас вскочить и убежать от нее.

Вдруг она протянула к нему руку, ее ладонь коснулась его руки. Рон почувствовал, как она дрожит. От удивления он не сразу нашелся, чтобы поднять на женщину голову.

Повинуясь ветру, шелк с ее головы послушно упал на согретый ласковым солнцем асфальт. Ее рука коснулась его лица. Его губы дрогнули. Сквозь заполнявшую глаза влагу он смотрел на нее и медленно сходил с ума…

========== Глава 3. Обрети меня вновь. ==========

Шарджа встретила ее удивительным сочетанием динамичности современного мегаполиса и колоритом истинного восточного базара. Строгие костюмы ценой с хорошую машину соседствовали с кандурами из простой небеленой ткани, последние модели телефонов вполне гармонично смотрелись на фоне неторопливо проплывающих повозок, которые тянули за собой отрешенного вида ослы.

Очередь на паспортный контроль двигалась в ритме застывшего в воздухе полуденного зноя. Она в очередной раз посмотрела на присланное ей накануне сообщение. Впервые за последний год она согласилась уехать так далеко от сына. Но обратившийся к ней с предложением человек был из числа тех, кому не принято отказывать. Не каждый день президент Франции просит тебя возглавить организационную сторону одного их самых важных событий года в ювелирном мире. Да, и в конце концов, немного развеется. В том, что Элен и Николя справятся с ураганчиком по имени Эдвин Пру, Кати не сомневалась. Вернувшись на главный экран телефона, она не смогла сдержать грустной улыбки. На нее смотрели огромные, глубокие глаза, маленький носик вздернут в гордом порыве, ровная линия пухлых губ. Копия, маленькая двухлетняя копия. Сердце снова сжалось. Год. Год без Этьена. Без Кристиана. Без Джо. Как бы странно это ни звучало, но она иногда даже завидовала ей. По крайней мере, она ушла со своим Кри-Кри. Они вместе. Там, где нет этой ежедневной изматывающей боли. Все врут… время не лечит…

– Госпожа… – голос паспортистки вывел ее из задумчивости. Кати протянула паспорт. Несколько минут и пункты протокола позади, паспорт лег обратно в ладонь. – Всего хорошего, госпожа Пру. Счастливого пребывания в Шардже.

– Спасибо.

Выйдя в зал прилета, Кати оглянулась. Президент предупредил ее, что жить она будет в доме руководителя секретариата посольства Франции в ОАЭ и встретит ее скорее всего он лично. Либо его водитель будет ждать ее с табличкой у главного выхода. Не успела Кати подумать об этом, как увидела среднего роста молодого араба, который стоял у стойки местной сети сотовой связи с небольшой табличкой, на которой ровным почерком было написано «Кати Пру».