Текст книги "Перекресток семи дорог (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

- Спасибо… - В полете врачи ЦЕНТРОСПАС рассказали ей о, как они его точно назвали, подвиге Космоса. - За что? – Искренне не понял Кос. - За Витю… за шахту… за… - Это было самое малое, что я мог сделать. И зачем они остановили меня? – Вспомнив сжавшие горло Каверина пальцы, вздохнул Кос. Поймав удивлённый Ольгин взгляд, пояснил, все равно рано или поздно узнает. – Это все Каверин. Насмешка судьбы… Шокированная Ольга, от услышанной новости лишившись последней возможности говорить, просто молча закрыла лицо руками. - Но я уверен, Леонидыч его закроет. - Не допуская иного варианта, произнес Кос. – Сейчас важнее Витя. Можем мы что-нибудь сделать? - Может, врачей найти? – Белов присел на подлокотник. – Я могу поднять все свои связи и знакомства. – Он уже потянулся за телефоном, но Ольга, не поворачивая головы, решительно остановила его. - Не стоит. С ним Томочка, а ей я верю, как никакому другому врачу. – Ольга снова перевела взгляд на замершие двери реанимационного блока. – Верю, что она откроет дверь и скажет, что он… Слова резко застряли в горле, потому что дверь вдруг открылась, и они увидели медленно идущую к ним Тамару. - Олюнь… - Она остановилась напротив поднявшейся ей навстречу Ольги. - Нет… - Ольга отчаянно замотала головой. – Нет! - Оль. Оля! – Тамара с трудом поймала Ольгу, ноги которой вдруг подкосились и, если бы не стоящая рядом Тамара, она бы рухнула прямо на холодный кафельный пол. - Сюда. – Космос положил поудобнее небольшую диванную подушку, пока Белов, приняв у Тамары полуживую Ольгу, осторожно укладывал ее на диван. - Оль, - Тамара села рядом, сжав ее руку, - я врать не буду, ситуация не просто критическая. Но мы сделаем все возможное, ты меня знаешь! Сейчас готовят операционную. – Дождавшись, пока немного успокоившаяся Ольга, пока еще придерживаемая Космосом, сядет, Тамара продолжила. – Сколько продлиться операция, что нас может ждать и чем все закончится, тебе сейчас не скажет никто. – Тома сжимала задрожавшие руки Ольги, Белов, Космос и Кир молча стояли рядом. Вообще-то, - продолжила Тамара, подняв на Ольгу глаза, - это запрещено, но я знаю, как это бывает важно и порой решающе. Я могу пустить тебя к нему. Минут на пять, не больше, извини… - Томочка… - Ольга закивала головой, вцепившись в руки Тамары парализованными страхом пальцами. - Но ты должна успокоиться и взять себя в руки. Я понимаю, тяжело, но Вите сейчас нужна твоя сила, вера и любовь. Закрыв глаза, Ольга сделала несколько глубоких вдохов. - Не волнуйся, я справлюсь. Только дай мне увидеть его… - Пошли. - Тамара поднялась, помогая встать и Ольге. Когда они подошли к дверям реанимационного отделения и вошли в небольшой предбанник, то даже видавшие многое Белов и Космос замерли, увидев сквозь толстое огромное стекло увешанного проводами и капельницами Пчелкина, цвет лица которого ничем сейчас не отличался от простыни, на которой он лежал. Ольга вздрогнула, но на вопросительный взгляд Тамары уверенно кивнула и пошла следом за ней. Кир подошел к стеклу и, прислонившись лбом, замер, что-то шепча губами. - Слушай… - мрачно шмыгнув носом, сказал Космос, не сводя глаз с Пчелкина и замершей около него Ольги, - я тебя никогда ни о чем не просил. - Что надо сделать? – Так же не поворачивая головы, спросил Белов. - Отмазать меня от убийства. - В очередь. - Ответил, почему-то прекрасно поняв, о ком идет речь. Космос повернул на Белова голову, хотел было что-то сказать, как вдруг… - Отец! Большая лампа над дверью реанимационного блока вдруг загорелась красным и заверещала так, что, наверное, была слышна по всему Склифу. Рванув к стеклу, Белов и Космос увидели бегущую по монитору толстую прямую линию, забегавших вокруг Пчелкина врачей, Тамару, пытавшуюся отвести от кровати словно парализованную Ольгу. Какая-то медсестра приняла ее из рук Тамары, та бросилась обратно к кровати. Спокойно, уверенно она отдавала распоряжения, словно не замечая выворачивающего душу наизнанку звука. Снова и снова опуская на грудь Вити сложенные замком руки, одна за другой повторяла она попытки снова завести его сердце, линия вздрагивала, но упрямо возвращалась в свою обреченную прямоту. Когда в предбанник стремительно вбежал врач, навстречу ему из дверей реанимационного блока пулей вылетела медсестра: - Остановка сердца! Обширное внутренне кровотечение! Нужна кровь! Срочно! - Мне только что звонили, вертолет с кровью будет через десять минут. Из-за спины медсестры вдруг раздалось прерывистое, словно на последнем издыхании, пищание приборов. - У нас их нет. – В дверях появилась Тамара. – Мне удалось запустить сердце, но какое-то сильное внутреннее кровотечение убьет его, если он в течение двух минут не получит кровь. - Третья отрицательная? Врач и медсестра повернулись на голос Белова. Тот уже передавал в руки остолбеневшего Космоса куртку и часы, подойдя к Тамаре, замер напротив нее. - Иди за мной. - Коротко сказала она и скрылась за соседней дверью. Не оборачиваясь, Белов поспешил за ней. Он не видел ни слепящего света операционных ламп, не почувствовал входящую в вену иглу, не сразу даже ощутил неожиданно накатившую тошноту. - Так бывает в начале, - заметив резко побледневшее его лицо, склонилась над ним Тамара, - должно отпустить. Если будет совсем плохо, скажи. - Я справлюсь, - тихо ответил Белов, - только вытащите его. Не сводя глаз с лежащего на расстоянии протянутой руки Пчелкина, он даже смог дотянуться до него и слегка сжать его руку прежде чем Тамара попросила его лежать спокойно и не двигаться. ========== Глава 15. Не смей. ========== — Давление? — Восемьдесят на пятьдесят. Падает. Тахикардия. — Сто миллиграмм лидокаина внутривенно. Повторить атропин. — Пульс падает. Аритмия! — ИВЛ! Быстро! Где-то хлещет. Черт! Понять бы — где?! Белов лежал, уже не обращая внимание на ватность тела и постоянно плавающие перед глазами очертания предметов. Впрочем, это его сейчас мало волновало. Все его мысли, эмоции, силы были в данный момент с людьми в голубых халатах, что окружили Пчелкина. Вместе с ними он, вцепившись в него изо всех сил, пытался вырвать его из костлявых лап смерти, уже склонившейся над ним. Сквозь круги перед глазами Белову казалось, что он даже видит занесенную над Пчелой косу. — Сереж, большое скопление крови в брюшной полости. Потеря стремительная! — Слишком хладнокровно, слишком спокойно посреди всего этого безумия звучал голос Тамары. — Либо селезёнка, либо почка. Необходимо обеспечить постоянное снабжение органов кровью, пока мы будем выяснять. Уже прилично потускневший свет операционных ламп стал подобен мерцающей на последнем издыхании лампочке, когда над Беловым склонилось лицо Тамары. — Как ты? — Нормально. Да, соврал, и, конечно, она это поняла. Но спасибо ей, сделала вид, что поверила. Потому что, скажи она, что ему уже хреново, прекратят тут же. Но тогда Пчел умрет. А он, Белов, не может этого допустить. И не из-за Ольги, и даже не из-за гложущего его чувства вины, а потому, что он — его друг. — Сильное кровотечение сводит на нет все усилия. Пока мы его не обнаружим и не устраним, все остальное бессмысленно. Но для этого необходимо обеспечить постоянную циркуляцию крови. Простыми словами… — Тома, — прервал ее Белов, накрыв рукою ее лежащую на простыне ладонь, — просто делайте, что надо, просто вытащите его. Все остальное не имеет значения. Пара секунд на принятие решения. — Плазму и постоянный контроль давления. — Подняв голову на медсестру, Тамара кивнула в сторону Белова. Почти тут же в другую руку вошла игла. — Семьдесят на сорок! — Взорвали воздух слова ассистирующей медсестры. Тамара метнулась назад к операционному столу. — Фибрилляция предсердий! - Второй врач схватил электроды дефибриллятора в тот момент, когда график на мониторе забился в агонии. — Витюшь, держись, родной... — Тамара склонилась над Витей. Пока медсестра закрепляла вторую капельницу, а Сергей готовил электроды, она искала вену под прозрачной, почти фарфоровой кожей. О том, каких усилий ей сейчас стоило сохранять спокойствие и выдержку, можно было только догадываться. — Разряд! Едва Тамара ввела иглу в вену и отошла от стола, второй врач опустил электроды на грудь Пчелкина. Не сводя глаз, словно парализованный, Белов смотрел, как снова и снова вздрагивало безжизненное тело друга, а график на мониторе грозил выскочить за его пределы. — Его сердце сейчас просто разорвется. Разряд! — Десять минут, Сереж. — Глухой голос анестезиолога. — Еще разряд и увеличьте мощность! Ну, давай же, давай, парень! Не порть мне статистику… Пчелкин снова вздрогнул, голова его обреченно скатилась на бок, обескровленные, почти прозрачные веки, синие губы. — Партизан хренов! Тебе говорю! Слышишь?! — вдруг заорал Белов так, что даже перекрыл сирену монитора. Тамара, не дрогнув, повернула голову в его сторону. — Не смей! — Восемнадцать минут. Сережа… — Анестезиолог подошел и коснулся локтя врача. Тот, тяжело дыша, на мгновение опустил электроды. — Ты слышал?! — Тамара вдруг выхватила их из рук второго врача и склонилась над Пчелкиным. — Не смей! — Повернулась к медсестре, та понятливо кивнула головой. — Разряд! — Тома! Двадцать минут! — Разряд! — Не слыша никого, Тамара снова коснулась груди Пчелкина. Умом она понимала, что с каждой минутой шансы Вити тают быстрее, чем выступают капли пота под светом операционных светильников. Но снова и снова опускала электроды на его грудь, пытаясь вернуть нормальный ритм сердцу. Когда график вздрогнул и обреченно выпрямился, Белов даже не сразу понял, что произошло. — Время смерти... - Сергей медленно поднял взгляд на часы. Вдруг в операционной воцарилась тишина, на какие-то доли секунды время словно замерло, как в фантастических фильмах превратившись в студень, который тут же словно растворился, когда послышалось робкое пищание. — Продолжаем. — Восхищённо выдохнув, Сергей моментально сконцентрировался вновь. Сжав плечо Тамары, вернулся к операционному столу. Да, от такой женщины не уходят, такая хрен отпустит. И любую соперницу, даже если она — смерть, пошлет в нокаут. — Здесь! Похоже на разрыв селезенки. Скальпель! Белов ничего не видел, спина врача как раз заслоняла собой операционный стол. Но все равно продолжал неотрывно смотреть туда. Собственное состояние отошло даже не на второй, а на двадцать второй план. Вернувшийся с того света Пчелкин мобилизовал всех, словно обретя второе дыхание, снова бросившихся в бой. — Придется удалять. — Голос Тамары оставался спокойным и уверенным, не хуже, а то и лучше любого лекарства, придавал сил. — Зажим. Еще зажим… Скальпель. Еще зажим… Слова врача уже давно шли фоном где-то на границе сознания. Белов же смотрел на вновь открывшееся его глазам лицо Пчелкина, смотрел и, словно мантру, повторял: «Не смей… Не смей… Не смей…» Поправив плед, Космос поднял глаза на Кира. Почти одного цвета со стеной, что-то среднее между белым и серым, тот сидел на диване в голове матери и, казалось, смотрел на нее. На самом же деле его стеклянный отсутствующий взгляд просто замер в пространстве. Ольга всхлипнула во сне, заставив и его, и Космоса вздрогнуть и придвинуться к ней. — Спит. — Прислушавшись к ее дыханию, тихо произнес Кос. Характерный запах валокордина до сих пор витал в воздухе. Первое время он еще смотрел на часы, но потом просто сидел и переводил взгляд со спящей Ольги, сжимающей в руках переданные ей часы Вити, да так, что никто не смог разжать ее пальцы, на Кира, который старался держаться, и только дрожащие колени выдавали его детский страх потерять отца. Промелькнувший в окне свет фар солнечным зайчиком пробежал по стене, высветив циферблат висевших над диванчиком часов. Когда Ольгу удалось буквально выволочь из реанимационного блока, Космосу пришлось немалыми усилиями сдерживать ее, вырывающуюся из его рук и стремящуюся за огромные белые двери, захлопнувшиеся за ее Витей. И только благодаря подоспевшей медсестре, сначала сделавшей ей какой-то укол, а потом протянувшей стакан с успокоительным, Ольгу удалось довести до одной из комнат отдыха персонала, где она и уснула. Сон ее, как и их с Киром состояние, был тревожным, то и дело в ночной тишине раздавались ее стоны, всхлипывания. Дрожащие руки цеплялись за воздух, пальцы сжимали Витины часы, голос рвал сердце на части: «Витя… Витенька…». Брошенный Космосом на стену взгляд уловил перевалившую за цифру восемь маленькую стрелку часов. Утро. Уже утро. Эта длинная во всех смыслах зимняя ночь заканчивалась, но он пока еще не знал — чем. И, смотря на вновь вздрогнувшую во сне Ольгу, больше всего боялся, что откроется дверь и… Слова застряли в горле, они с Киром молча смотрели на стоящую в дверях Тамару. Наконец, она подкашивающимися ногами дошла до диванчика и села рядом с Ольгой. — Мы сделали все, что могли… Детский всхлип заставил ее поднять голову и посмотреть на Кира. Тот молча стоял, и только крупные слезы катились по его щекам. А он даже не пытался прятать их. — Операцию твой отец пережил. Дважды уходил, буквально выцапрапывали. — Но? — Космос видел, что Тамара отчего-то не слишком радуется. — Сейчас он в коме, в интенсивной реанимации. — Переведя взгляд на Космоса, вздохнула она. Космос молча сжал руки в кулаки, подперев пухнущую от переживаний голову. — Мы удалили селезенку, установили шунты на поврежденный участок сердца. Сейчас он полностью на ИВЛ, слишком серьезные повреждения правого легкого. Словно мозаику, собрали колено по кусочкам. Наблюдаем ноги, есть опасность распространения инфекции. Тогда придется принимать решение об ам… — Я убью его! — Космос вдруг вскочил, с силой ударив кулаком по стене так, что часы перекосило. — И что это изменит? — спокойно подняла на него голову Тамара. — Но он же выживет? — робко подал голос Кир. Тамара перевела на него взгляд, смотрела в полные веры и надежды детские глаза, дрожащие ресницы намокли от накатывающих слез. — Не знаю. — Как бы ей хотелось сказать ему сейчас совсем другие слова. Опустив голову, она мягко коснулась рукой Ольгиного плеча, поправляя плед. — Когда она проснется, наберите меня. Я пока попрошу принести вам поесть. — Саша? — вопрос Космоса остановил Тамару уже в дверях. — Он отдыхает, плюс капельницы. Он молодец. Если бы не он, мы бы Витю точно не вытащили. Она слышала. Все. Каждое слово. Сжав зубами подушку, гася вырывающийся из сердца стон. «Не знаю.» Если и Тома так говорит, значит… Впрочем, в этих стенах Тамара была прежде всего врач, а потому уже друг. И как врач она была обязана доносить до них реальную ситуацию. Но Ольга знала — что бы там ни говорили, просто так она своего Витю не отпустит. — Я присмотрю, не переживайте… — Тихий голос старенькой медсестры проводил выходящих из комнаты Космоса и Кира. Ольга была сейчас бесконечно благодарны Космосу, что он взял на себя заботу о Кире. Все ее мысли, чувства, силы были сейчас с Витей. Она не могла позволить ему уйти. Она должна быть с ним. И даже холодящие сердце слова «интенсивная реанимация» не могли остановить ее. Когда устраивающаяся в кресле медсестра притихла, Ольга выждала немного, прежде чем тихо повернула голову. Та спала, пристроившись в стареньком большом кресле. Ольга осторожно поднялась с дивана, сжав в ладони Витины часы, вышла из комнаты. Долго искать нужную ей дверь не пришлось, в самом конце коридора над дверьми во всю его ширину светилась большими буквами табличка: «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Ольгин путь проходил мимо других палат и сквозь не до конца закрытые жалюзи одной из них она увидела лежащего на кровати Белова, возле него стоял Космос, а чуть поодаль у окна — Кир. Кос протянул Саше руку и, когда тот подал в ответ свою, одобрительно пожал ее. Кир пока еще осторожничал, держась на расстоянии. Положа руку на сердце, Ольге сейчас было совершенно все равно, почему Саша это сделал. Его порыв не удивил ее, но и не вызвал тех первых благоговейных чувств, что она когда-то испытывала к нему. Если цветок растоптать, то как потом не ухаживай, чем не поливай и не сдабривай, а прежней красоты уже не вернуть. Саша был ее первой любовью, ее юношеским восторгом. Он усыпал ее путь розами, в итоге она уходила по шипам. Витя стал ее крепостью, ее стеной, которая дала ей такую необходимую опору. Он отогрел ее душу и вылечил сердце, не говоря красивых высокопарных слов, не закидывая охапками цветов, как когда-то Белов. Но когда он прижимал ее к себе, в его сильных крепких руках она чувствовал себя по-настоящему счастливой. И его слова, сказанные, когда он одевал ей кольцо: «моя Оленька»… Два слова, которые говорили больше, чем десятки написанных Сашей писем после каждой их очередной ссоры.