Текст книги "Крест Евфросинии Полоцкой"

Автор книги: Ольга Тарасевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

***3

– Гора Кайлас, находящаяся в Тибете, почитается как святыня всеми религиями близлежащих стран…

Гаутама почти не прислушивался к голосу гида в традиционной одежде тибетского монаха.

От красоты величественной горы, возвышающейся среди снежных вершин над долиной, захватывало дух.

Он жадно смотрел на сияющие в лучах солнца снежные склоны. На вечных кочевников, равнодушно пасущих стада овец. На зеленые и красные полотнища трепещущих на ветру молитвенных флагов. Рога яков, чортен-пирамида, сложенная из камней со священными мантрами, к юго-западу от Кайлас. Все это лишь оттеняло чистоту снегов, рождавших чистоту чувств. А высота и безграничность небесного свода, подсвеченного янтарными облаками, вызывали ощущение божественного присутствия.

– Это магазин «Манеки-неко»? Мне нужен Александр Рубинов.

Горько вздохнув, Гаутама выключил диск с виртуальной экскурсией в Тибет и закрыл ноутбук.

Возвращение в реальность показалась ему слишком жестоким. Друзья и знакомые всегда называли его не иначе как Гаутама, в честь Сиддхартхи Гаутамы. Или Будды Шакьямуни, что в принципе одно и то же, так как является именем божества, покорившего его своим учением очень давно.

Еще и это название магазина, «Манеки-неко». Манеки-неко никакого отношения к любимому буддизму не имеет. Это японский талисман удачи, кошка с поднятой лапкой. Если поднята правая лапа, кошка приманивает деньги и удачу, левая – покупателей и гостей. Этот магазин приобретался уже как зарегистрированное предприятие. С перерегистрацией, как выяснилось, столько геморроя, что Гаутама решил не портить себе карму лишней нервотрепкой. За что бороться, если все равно понятно, что в магазинчике он будет торговать дешевой сувенирной ерундой. Модные деревца счастья в духе остромодного фэн-шуй, древнегерманские руны, кельтские амулеты, немного индуизма, чуть-чуть буддизма, Япония… Русскому человеку в принципе не важны значение и смысл приобретаемого сувенира. Главное – чтобы было не понятно и не очень дорого. Конечно, есть салоны, где продаются настоящие вещи, эксклюзивные раритеты, где нет места китайскому ширпотребу от эзотерики. Но для налаживания работы такого предприятия нужны значительные оборотные средства – а их пока нет…

– Это Александр Рубинов. Слушаю вас.

– Саша, не узнал, богатым будешь.

– Я вас тоже не узнал, – смущенно заметил Гаутама.

– Игорь, оптовик твой!

Выслушав информацию о новых поступлениях на склад, Гаутама собирался продолжить увлекательное путешествие по Тибету, но звонок телефона опять бесцеремонно прервал виртуальную экскурсию. Однако на сей раз Гаутама даже обрадовался.

– Конечно, дорогая, сейчас я закрываюсь. И заеду за тобой.

Ради своей жены Инги продавец и владелец магазина «Манеки-неко» и торговал до ночи.

Они живут в Жуковском – не ближний свет. А Инга недавно устроилась в Художественный музей. Освобождается в связи с переписыванием экспонатов фондов, как правило, около полуночи. Нечего ей на электричке добираться, на станции всякое может случиться. Жизнь и так полна страданий. И не надо повышать их концентрацию в тех случаях, когда этого можно избежать…

***4

– Отпуска не будет! Отпуска не будет! Не будет отпуска, следователь Седов. Прр-р-еступность наступает!

Амнистия, зеленая вредная попугаиха, презентованная друзьями на День юриста, с годами становилась все более и более болтливой. В общем и целом, это следователя Владимира Седова совершенно устраивало. Есть повод повеселиться в перерывах между рутинной работой.

Но! Копировать голос шефа, Карпа! Подвергать сомнению возможность уехать с женой и сынишкой куда глаза глядят! Это уже все-таки перебор…

Володя быстро сложил из черновика какого-то документа самолетик и пустил его в свою любимицу. Она, перелетев с сейфа на шкаф, жизнерадостно продолжила:

– Отпуска не будет!

«Это было бы действительно слишком жестоко, – подумал следователь, открывая лежавшую перед ним папку. – Неприятности сыплются, как из худого решета. С утра проходило совещание, пришлось напяливать на себя форму. Пред очи начальства в джинсах и свитере не предстанешь. Прокурору города и другим шишкам, конечно, абсолютно наплевать, что я все совещание думаю о том, будто мне на плечи надели шкаф. Еще и это ночное дежурство вне очереди. Людка рвет и мечет. Я сегодня вечером обещал к Саньке в детский сад сходить. Там что-то вроде первого спектакля намечалось. Не получилось, пришлось выйти на замену. И Амнистия разоралась. Вот уж не везет так не везет. Да и дело это, по Лилии Полыкиной, кстати, тоже далеко не из разряда счастливых случаев…»

Почему уходивший на пенсию следователь Егор Михайлович Розанов сам не закрыл это уголовное дело, Володя вначале так и не понял.

Труп женщины (личность сразу же установили, так как тело нашли соседи) обнаружили висящим на крюке массивной люстры. Как можно предположить, невысокая Лилия вытащила в центр комнаты журнальный столик, и…

Мнение эксперта, проводившего вскрытие, было сформулировано предельно четко: «Смерть гражданки Полыкиной Л. О. наступила от механической асфиксии вследствие сдавливания органов шеи петлей. Об этом свидетельствуют следующие признаки: наличие в верхней части шеи одиночной замкнутой странгуляционой борозды, полнокровие внутренних органов, острое вздутие легких, жидкое состояние крови и переполнение ею правых отделов сердца». Черным по белому. Самоубийство. Не выявлено ни единого, даже легкого телесного повреждения. Ни ссадины, ни царапинки, ничего.

Показания свидетелей тоже говорили в пользу версии о добровольном расставании с этим бренным миром. Никаких посетителей и гостей к двадцатипятилетней девушке не приходило.

Выходит, сама?

Но все же Егор Михайлович не закрывал дело, упрямо продолжая получать санкции на продолжение расследования.

Володя зашелестел протоколами допросов.

«Да, понятно, – подумал он, откидываясь на спинку стула. – Судя по беседам с лицами, входившими в круг общения покойной, у девицы просто не было причин лезть в петлю. Хорошая должность в банке. Своя квартира, за которую почти выплачен кредит. Любимый мужчина. И – она долго выбирала курорт для отдыха. Да разве человек, оплативший турецкий пятизвездочный отель, станет накануне отдыха сводить с жизнью счеты? Розанов прав: здесь что-то не так. А разобраться не мог, возраст, болячки постоянные. Так что придется мне. С одной стороны, правильно это. Убийца не должен разгуливать по свободе, неотвратимость наказания и все такое. С другой – у меня в последнее время одни „висяки“ идут. А здесь тоже быстрого результата ждать бессмысленно. Так что Карп всю душу вымотает, прежде чем хотя бы на две недели отпустит».

– Отпуска не будет, – в унисон мыслям следователя снова заверещала Амнистия. – Не будет!

Внезапно она прервала свое щебетанье, нахохлилась, искоса поглядывая на стоящий рядом со следователем трещавший телефон. Этот аппарат с громкой связью Амнистия явно недолюбливала.

– Володя, на выезд, эксперты и криминалисты уже уехали, – передал дежурный. – «На высотках» два трупа. Обнаруживший тела мужчина вызвал милицию, дожидается приезда на месте происшествия. Из местного отделения все уже там.

Седов негромко выругался. «На высотках» —это неофициальное название квартала, который строится в его округе на месте некогда ярко освещенной и совершенно не криминогенной березовой рощи.

Отличная была роща, прекрасное место для отдыха. Но вот все никак не успокоятся чиновники от градостроительства. Округ – не самый центр, где на месте исторических зданий уже давно стоит много офисных имитаций с современными стеклопакетами. Но и не окраина, двухкомнатная квартира в более-менее приличном доме здесь обходится минимум в триста тысяч долларов. Поэтому кому-то в голову пришла не то чтобы гениальная, но коммерчески выгодная идея. «Уплотнить» рощу. И возвести на ее месте пару больших жилых домов.

– Вот придурки! Все денег хотят урвать. А потом еще удивляются, почему Москва под землю проваливается, – ругались следователи прокуратуры, узнав новость. – Да не резиновый же город!

Протесты жильцов ни к чему не привели, их просто оттаскивали от деревьев, и сминали жалкие, от руки написанные плакатики, и рубили гулко стонущие березы.

На сегодня от рощи осталась куцая просвечивающаяся белая полоса вдоль дороги. Она упрямо напоминала Седову жидкую прядь, которой при советской власти какой-нибудь председатель районного парткома маскировал лысину.

Дома строятся по-богатому. И как-то по-дурацки. Еще не закончена работа над фундаментом, а повсюду уже высятся горы кирпича, блоков. Охрана на стройке есть, но это почему-то не спасает от происшествий. То алкоголики там соберутся попьянствовать, а потом при помощи ножей выясняют, кто кого уважает. То в яму, под фундамент раскопанную, какой-нибудь горемыка угодит. Наверное, по давней русской традиции, охранники на ночь глядя «закладывают за воротник».

В роще сроду ничего подобного не происходило! А теперь вот и еще одна новость – «на высотках» два трупа…

Несмотря на ночь возле стройки, слабо освещенной светом залепленных грязью прожекторов, толпилось много людей. Володя сразу понял: милиции приходится прикладывать усилия для того, чтобы преградить доступ толпы на место происшествия.

– Была драка? Огнестрельное ранение? – поинтересовался Володя у визуально знакомого милиционера.

Тот пожал плечами:

– Насчет драки не знаю. Стреляли с глушителем, звуков выстрелов не было. Ну да вон тот мужчина в камуфляже, Алексей Адамов, вам все расскажет. Тут другое. Дед близнецов – крутой чин в ФСБ. За лентой полно ребят из этого ведомства. А простой народ поглазеть вышел. Дед-то у Грековых – человек старой закалки, правильный, принципиальный, морали всем читал. А тут такая беда – внуков не уберег.

Упоминание о ФСБ неприятно царапнуло.

«Спокойной работы не видать», – с тоской подумал Володя и перешагнул через желто-лимонную ленту ограждения.

На земле лежали двое парней. Смерть разворотила одному грудь, второму череп, но все же с первого взгляда было понятно – действительно, близнецы, очень похожи. Одежда на них разная. На том, что ближе, – джинсовая куртка, на втором – короткая кожанка. Но темные вьющиеся волосы, скуластые лица, подтянутые фигуры – как две капли воды.

Возле тел работали эксперты и криминалисты. Первый порыв – присоединиться к коллегам, так проще составлять протокол осмотра места происшествия.

Но Седов решил вначале поговорить с человеком, обнаружившим трупы. Протокол, схема – это минимум пару часов занимает. На часах уже три ночи, что свидетеля задерживать.

Он приблизился к сидящему на кирпичах мужчине, одетому в камуфляж. И сразу же удивился резкому диссонансу между крепкой, массивной, похожей на спецназовскую фигурой и заплаканным лицом.

«Переигрывает, – решил Володя, устраиваясь рядом и извлекая из портфеля протокол допроса. – Смерть – это всегда трагедия. Но такие мужики, с явно военной выправкой, слезами обычно не заливаются. Переигрываешь, дорогой ты мой человек. Зачем? Почему? Буду разбираться».

Записав фамилию, имя, отчество, а также адрес, Володя пристально посмотрел на покрасневшее лицо свидетеля. Губы Алексея Адамова дрожали.

– Леночка, доченька. Четыре года всего. Как мы с женой ее ждали, как хотели, чтобы родилась именно девочка, – всхлипнул Адамов. – Уже три недели, как пропала. Таня, это жена моя, буквально на пару минут ее возле магазина оставила.

– Я помню, – следователь нахмурился и стал покусывать кончик ручки. Ему сразу же стало нестерпимо стыдно за свои подозрения. – По сводке проходило. Девочка объявлена в розыск. Какой-то кошмар творится. В последнее время столько детей исчезло. Не понимаю, как земля носит этих ублюдков! У меня, уже ко всему привычного, от печальной статистики мороз по коже. Три года, пять лет. Ужас…

Адамов отвернулся, промокнул украдкой глаза. Потом заговорил, отстраненно, как робот.

– Сам майор. Знаю: все, что может, милиция делает. Претензий нет. Но мне постоянно кажется: где-то здесь наша Леночка. Голос ее слышу: «Папа, папа!» Могу полночи по улицам ходить. Понимаю, бессмысленно. И все равно ищу.

– Надо надеяться, – вырвалось у Володи. – Даже если кажется, что ничего не исправить.

– Только поэтому и живу. Ищу, надеюсь. А на стройке этой дурацкой, мне сначала показалось, драка. Что двое одного метелят. Я довольно далеко был, еще возле дороги. Но здесь прожектора. Бросился, закричал. Еще не добежал – упали те двое.

– Вы видели того, кто стрелял?

– Лица – нет, не разглядел. Фигура, кажется, худощавая. Время я упустил, неправильно сориентировался. Бросился к парням, один еще стонал. Но то, что не жильцы, понял. Сам первую чеченскую прошел. Знаю, что к чему. Но все равно – «Скорую» вызвал, милицию. Бегал здесь как сумасшедший. В одной руке мобильник, в другой – арматуру какую-то нашел. Никого. Убийца как сквозь землю провалился.

– Негусто, – пробормотал Седов и стал уточнять, в котором часу произошло убийство.

– Нет! Вы не имеете права изымать вещественные доказательства без санкции следователя! Что вы мне свое удостоверение показываете!

Отложив недописанный протокол и прижав его к портфелю кирпичом, Володя побежал к экспертам. В руках Сергея Бояринова белел клочок бумаги.

– Вот, Володя, нашли в кармане парня, Никиты, кажется. А товарищи из ФСБ требуют отдать им эту записку.

Седов почувствовал, как его сканируют две пары глаз. Потом мужчины презрительно переглянулись. Не Апполон, да, брюшко, подбородок двойной, простодушная физиономия, явственно читалось на их лицах.

– По какому праву вы находитесь на месте происшествия? – холодно поинтересовался Седов. – Нет, меня не интересуют ваши «корочки». Пожалуйста, предъявите документы, предписывающие совершать выемку. Не можете? Тогда прошу вас отойти в сторону.

– Послушайте, у вас ведь тоже есть коллеги. Дедушка близнецов, Федор Борисович, в реанимации! – нервно воскликнул один из чекистов с роскошными восточными усами. – Мы хотим помочь нашему начальству. Такая страшная трагедия произошла. Хорошие пацанята были, до сих пор поверить не могу… Федор Борисович сказал, что в его сейфе с документами кто-то покопался.

Седов почувствовал: еще немного, и сорвется. Нашли дурака! Неужели они думают, что он им поверит. Ага, как же, просто не Лубянка, а проходной двор какой-то. Прыткие при жизни внучки были! Пришли на режимный охраняемый объект, забрались в служебный сейф…

– У Федора Борисовича и дома сейф стоял, – пояснил второй фээсбэшник с довольно симпатичным, невозмутимым лицом.

Володя сделал глубокий вдох, потом резко выдохнул воздух. Это помогло справиться с соблазном помахать кулаками.

– Я с уважением отношусь к вам и к вашему начальнику. Честное слово, у меня работы – выше крыши и без этого расследования. Если здесь все так серьезно. Если речь идет о каких-то документах, обнародования которых вы опасаетесь, – нет проблем. Забирайте дело в свое производство. У вас всегда был хороший следственный аппарат. Но пока этого не произошло, здесь распоряжаюсь я. Это понятно?!

Все-таки сорвавшись на крик, Седов успел заметить: тот, что с усами, явно старается прочитать уже запечатанную в прозрачный пакет записку через плечо Сергея Бояринова. И кажется, у него это получилось. Лицо определенно стало менее напряженным.

Володя тоже подошел ближе, взял в руки обнаруженную бумагу.

«Крест Евфросинии Полоцкой находится:

всечестная, Евфросиние, наша, мати, всехвальная, о, твое, смирение, явися, искушений, от, крепкою, стеною, странник, еси, молила, Небесного, врача, укрепленная, Вышняго, силаю».

М-да… Ничего не понятно. Абракадабра какая-то. Придется разбираться. Но назвался груздем – полезай в кузов.

Зато с оружием все более-менее ясно. В разложенных на земле пакетиках – две гильзы, судя по виду, выпущенных из пистолета Макарова.

– А ствол нашли? – поинтересовался Седов у Сергея, который, натянув перчатки, снова склонился над телами.

Тот покачал головой.

– Нет. Но ты же видишь, какое здесь место. Рассветет – имеет смысл поискать. Может, в яму зашвырнул или в кучах стройматериалов спрятал.

– Выстрелы были произведены с близкого расстояния, – отметил Сергей, соскабливая с джинсовой куртки следы пороха. – Обрати внимание, отметки характерные на одежде. Форма ран. Он расстрелял их в упор.

«Скотина, – подумал Володя и бросил взгляд за заграждение. Количество стоявших там людей уменьшилось, но незначительно. – И те, кто таращится, – тоже скоты. Никогда не понимал этого жадного любопытства. Ну ладно, двоих понятых пригласили. Но остальным-то что не спится? Смотрят, разговаривают. Видать, дедушка этих ребяток – и впрямь что-то вроде местной достопримечательности».

В первых лучах солнца убитые парни стали выглядеть особенно жутко. Седов весь извелся: осмотр давно закончен, надо забрать залитые кровью тела и отвезти их в морг. А спецмашина все не приезжает. Только трещат милицейские рации: «Объявлен план „Перехват“, разыскивается особо опасный преступник». И – до сих пор никаких результатов, хотя район фактически оцеплен. Логичное завершение дня, в котором с самого начала все пошло шиворот-навыворот…

Усталость валила Седова с ног, нашептывала: все, основная работа сделана, можно ехать домой и хоть немного поспать.

Но настойчивость и педантичность выиграли у усталости.

Следователь снова и снова осматривал место происшествия, говорил с экспертами, допрашивал свидетелей. Хотя и понимал – в большинстве своем эти допросы – напрасный труд, очень редко даже очевидцы дают подробное описание реальной внешности преступника. А тут – стройка, ночь. Скорее всего, никто ничего не видел. Однако всем кажется: видели, подозревали, как чувствовали. Внушают себе, путают следствие. Но все же минимальный шанс приблизиться к преступнику есть. А значит, надо терпеть и плевать на уже едва ворочающийся язык, на слипающиеся глаза.

В девять часов следователь набрал номер оперативника Паши. Не то чтобы он не доверял местным милиционерам, повода не было усомниться в их компетентности. Зато было много возможностей понять: на Пашу можно положиться, у него интуиция, и хватка, и энергия через край бьет. Потому что занимается человек тем делом, которое ему по душе.

Занятый оформлением бумаг, Володя не заметил, как возле стройки притормозил небольшой светло-голубой «Форд» Лики.

Поднял глаза от схемы – а перед ним побледневшее лицо Вронской, протянутая для рукопожатия Пашина ладонь.

– Тебя-то сюда каким ветром? – простонал Володя, неприязненно разглядывая Лику. – Если ты опять за консультацией по книге, я тебя урою. Всю ночь глаз не сомкнул. Умеешь ты выбрать момент, ничего не скажешь.

– Володь, мне есть что тебе рассказать, – решительно заявила Вронская, присаживаясь на сложенные горкой красные кирпичи. – Так получилось, что на днях я познакомилась с потрясающим человеком. Священником, отцом Алексеем. И случайно услышала его разговор…

Седов слушал Лику и хмурился. Получается, близнецы учились на факультете журналистики Института социологии, политологии и предпринимательства. А что, если их смерть – следствие не антипатии со стороны такого же юного однокурсника, а расплата за излишне острую публицистику?

Версии, версии…

Их много, но пока они ничуть не помогают в ответе на главный вопрос. Где найти того ублюдка, который хладнокровно отправил на тот свет двоих девятнадцатилетних мальчиков?

Глава 3

***1

Полоцк, 1161 год

– Не получается! Ничего не получается!

Ювелиру Лазарю Богше хотелось разрыдаться от отчаяния. Он швырнул на пол кисть, но гнев не отпускал. Наоборот, сделался еще сильнее. Тогда Лазарь разодрал кожаный ремень, стягивающий льняные волосы, бросил его в печь. Следом полетели испорченные иконки.

…Как он радовался, когда игуменья Спасского монастыря Евфросиния заказала в его мастерской крест для своей обители! Такая честь! Матушка – святая, слава о ней идет по всей земле полоцкой. Не иначе как сам Господь ей благоволит.

Непонятно, непостижимо, чудно. В считаные годы возникла в Сельце обитель для невест Христовых. Дивный храм вознесся до небес на берегу Полоты, светлый, красивый. Все стены его, и своды, и купола украшены фресками. И так покойно на сердце становится, когда глядишь на те фрески. Лик самой Евфросинии можно различить справа от входа. Люди говорили, гневалась игуменья, когда увидела свое изображение среди святых да апостолов. Распоряжалась убрать фреску. Но не исполнили мастера ее волю. Считали, что красотой духовной и телесной, великим подвигом ради веры заслужила себе Евфросиния место в храме Божьем.

Не знает покоя игуменья. Вслед за женским мужской монастырь построила. Послала слугу своего Михаила в Царьград,[24]24
  Константинополь.


[Закрыть] к византийскому императору Мануилу Комнину и патриарху Луке Хрисовергу. Послала с дарами да с просьбой – прислать список с иконы Богородицы Эфесской, написанной апостолом Лукой с самой Пресвятой Девы Марии. И еще одно задание дала игуменья Михаилу. Доставить в Полоцк святыни: капли крови Иисуса Христа, частицу креста Господнего, камень от гроба Богородицы да мощи святых. Разместить эти реликвии надлежит в кипарисовом ковчеге в форме креста.

Славный крест вышел у Лазаря, шестиконечный, обитый золотыми и серебряными пластинами, выложенный жемчугом.

…Вот – ювелир покосился на лежащий на столе подле печи крест – в красных отблесках огня сверкает золото. А как камни горят – изумруды, рубины, сапфиры.

Но нет на сердце покоя. Решил Лазарь украсить крест эмалью. Красиво это очень, византийские мастера давно так делают.

А не получается ничего!

Все, все уже давно придумано. На верхних концах должно разместить иконки с ликами Христа, Богородицы и Иоанна Предтечи. В центре нижнего перекрестья – евангелисты, а по концам – архангелы, Гавриил и Михаил. В честь игуменьи – лик святой Евфросинии Александрийской. Святой Георгий, святая София – во славу родителей игуменьи. И оборотную сторону, обитую серебром, обязательно надо украсить.

Да только трудна эта работа. Лик – с ноготок, не хотят крепиться перегородки, расплывается эмаль, нечетко изображение…

– Доброго здравия, Лазарь!

В своем отчаянии он не заметил, как отворилась дверь мастерской и на пороге возникла игуменья.

Очнулся лишь от звонкого голоса. И так покойно и светло было лицо Предславы, что жгучий стыд снова затерзал ювелира.

– Подвел я тебя, матушка. Не выходит ничего с эмалью, как ни бьюсь, не выходит.

– Красота-то какая! – восхищенно выдохнула Предслава, приблизившись к ковчегу. – Не кручинься, Лазарь. Коли сподобил тебя Господь такое диво создать, то завершишь ты работу. Непременно завершишь. Просто тяжкие испытания выпали тебе на пути сем. Нести этот крест надобно покорно.

– Покорно, покорно, – забормотал Лазарь. Наступил на кисть, поднял ее с пола. – Да как покорно, если не выходит ничего!

– А ты молись. Призывай милость Божью. Проси о помощи. И воздастся тебе. Сложно бывает волю Господа выполнить. Великое усердие надобно.

– Эх, игуменья. Мне бы твое усердие да смирение!

Предслава слабо улыбнулась.

– И мне приходится тяжко. Знаю, что Господь призвал меня. В трудах я, днем и ночью, в посте, в молитве. А как придут в школу при монастыре детки сестер, невольно заболит сердце. Все думаю: и у меня могли бы быть такие детки. Не жалею я, что оставила мирскую суету. Но кручина – она все равно находит. Молюсь, пощусь. И становится легче.

Благословляя ювелира, Предслава подняла висевший поверх рясы крест. Потом попрощалась, тихо затворила за собой двери.

Лазарь опустился пред иконой на колени.

Он и не помнил, как снова взял кисть. Работал, наверное, долго.

А когда загорелась за окном мастерской утренняя заря, то понял ювелир: первая эмалевая иконка готова. Лик Христа вышел именно таким, как в его снах. Прекрасным, светлым. Лик – с ноготок величиной. А все четко-четко прописано – глаза, волосы, губы. Да каждый пальчик на руке Спасителя можно различить!

Через месяц вдоль всего креста вывел Лазарь надпись: «В лето 6669 кладет Евфросиния святой крест в монастыре в церкви Святого Спаса. Святое дерево бесценно, окова же его золото, и серебро, и камни, и жемчуг на 100 гривен. Да не выносят его из монастыря никогда, и не продают, не отдают. Если же не послушает кто и вынесет из монастыря, да не поможет ему честный крест ни в жизни этой, ни в будущей, да проклят он будет Святой Животворящею Троицей и святыми отцами, и да постигнет его судьба Иуды, предавшего Христа. Кто же осмелится совершить такое, властелин, либо князь, либо епископ или игуменья, либо другой какой человек, да будет на нем это проклятие. Евфросинию же, рабу Христову, заказавшую этот крест, ждет жизнь вечная со всеми святыми…».[25]25
  В. Орлов. Евфросиния Полоцкая. Упоминаемый 6669 год – 1161-й по новому летоисчислению.


[Закрыть]

Как только было закончено последнее слово обращения, мастер вздрогнул.

Да, отделка креста поразительна. Крупный, чуть розоватый жемчуг, как роса, окаймляет золотую пластину. Зеленее травы изумруды, краснее крови рубины, синее неба сапфиры.

Эмалевые иконки. Их двадцать. И от каждой дух захватывает. Ярчайшие краски – голубые или зеленоватые нимбы над святыми, синие и красные одеяния, светлые лики, белоснежные руки. Различима каждая прядь волос, каждый пальчик, кресты в руках, даже повязки, стягивающие кудри.

Но все эти мельчайшие детали, привычные для очей ювелира, никак не объясняют непостижимого чуда, неописуемой красоты, исходящей от ковчега нетлетворной благодати.

– Слава тебе, Господи, – прошептал Лазарь, истово крестясь. – Не я этот крест сделал, но появился он по воле Божьей…